Следите за нашими новостями!
 
 
Наш сайт подключен к Orphus.
Если вы заметили опечатку, выделите слово и нажмите Ctrl+Enter. Спасибо!
 


...Ужа с ежом

Толерантность против ксенофобии Толерантность против ксенофобий. Зарубежный и российский опыт. М.: Academia, 2007 — 188 с.

О чередное издание Московского бюро по правам человека (МБПЧ) формально представляет собой коллективную монографию, но по сути является сборником статей, отобранных по загадочному принципу. Например, в качестве источников зарубежного опыта выбраны США, Испания и Германия. Почему именно они? Бог весть. Если по признаку перехода от тоталитарных режимов к режимам представительной демократии, то при чем тут США? Если по признаку многонациональности государств, то при чем тут Германия? Мало ли где есть какой опыт? Полезен нам не вообще всякий опыт, а лишь такой, какой мы можем применить дома. В этом смысле концепцию книги никак нельзя признать удачной. Странности, впрочем, начинаются уже с названия: «Толерантность против ксенофобий». Если «толерантность против», то это, простите, уже не толерантность, а интолерантность. Но вообще дебютная идея плодотворна. Предвижу появление названий «Толерантность против ислама», «Толерантность против равенства» и т.д.

Странен и подбор авторов. Первое, что бросается в глаза — это присутствие в сборнике Виктора Витюка и Светозара Эфирова (это не шутка, его действительно так зовут). В недалеком прошлом — в середине гнилых 80-х годов — В. Витюк и С. Эфиров выступали в качестве советских «террорологов», специализировавшихся на «разоблачении» левого терроризма. Сегодня сильное впечатление производят выпущенные ими тогда книги — «Покушение на будущее», «Под чужими знаменами», «“Левый” терроризм на Западе: история и современность»: огромное количество цитат из Ленина (где надо и где не надо, по делу и не по делу); ссылки на такие «источники мудрости», как отчетные доклады на XXVI и XXVII съездах КПСС; немаленькие цитаты из такого выдающегося представителя мировой политической науки, как К.У. Черненко; «объяснения», что за спиной левых террористов стоит, конечно же, ЦРУ (которое ими и управляет); гневные инвективы в адрес американского империализма (а заодно и международного сионизма, «израильской разведки и других сионистских террористических организаций», действующих «по рецептам фашизма»[1] — вот бы узнать, как относится к изданию на деньги МБПЧ такого рода авторов Объединение комитетов по защите прав советских евреев (UCSJ), учредитель МБПЧ г-на Брода?); «разъяснения», что «марксизм-ленинизм», разумеется, всегда и везде решительно отрицал террористические методы борьбы, и даже сам К. Маркс («ленинист», надо полагать) писал, что предпочтительнее откупиться от капиталистов, чем применять к ним революционное насилие (ей-богу, не вру: см. с. 67 в книге «Под чужими знаменами»). Поразительно, до каких вещей дописывались в середине 80-х Витюк и Эфиров, выполняя социальный заказ советской номенклатуры! Оказывается, левые террористы, покушаясь на буржуазных министров, генералов, банкиров и фашистов, целились… правильно, в коммунистов! Доказательства? Пожалуйста: в 1979 году «Красные бригады» застрелили коммуниста Г. Росси. «Вот оборотная сторона псевдокоммунистической фразеологии!» — гневно восклицал С. Эфиров[2]. Хотя Росси застрелили вовсе не потому, что он был членом ИКП, а потому, что оказался полицейским агентом-провокатором…

В книге «Под чужими знаменами» есть удивительный раздел (состоящий из трех глав) «Блудные дети буржуазии»[3] (понимаете, раз террористы, то, конечно же, «дети буржуазии», никого другого!). А в книге ««Левый» терроризм на Западе» целая глава «Уроки «левого» терроризма в России» была посвящена «доказательству» того, что большевики, безусловно, были против террористических методов в отличие от их конкурентов в революционном лагере («всяких там» анархистов и эсеров)[4], — так, словно ни Камо с Кобой не было на Кавказе, ни Лбова на Урале, ни большевистских боевиков в Москве, Иванове, Ростове и т.п., ни массовых боевых операций в Прибалтике и Польше, ни даже «красного террора» 1918 года. Там же, выслуживаясь перед номенклатурой, Эфиров и Витюк довирались до вещей прямо постыдных — до «теоретических» рассуждений о принципиальной разнице между народовольческим и эсеровским террором[5]. Так у нас становились докторами философских наук.

Интересно, сохранили ли Витюк и Эфиров такую же твердость убеждений и такую же преданность партии при антикоммунистической власти? Ничуть не бывало! Теперь в числе почитаемых авторов у Эфирова, как и полагается, Хантингтон, Бердяев и Поппер. А СССР — это «тоталитарная мега-империя».

Вообще-то, такая идеологическая гибкость (или, называя вещи своими именами, проституированность) не только не прибавляет авторитета, но и заставляет заранее усомниться в научной состоятельности всего ими написанного. И действительно: в книге «Толерантность против ксенофобий» читаем у Эфирова панегирики заведомо нереалистичной концепции изменения мира ненасилием (вы Бушу-младшему расскажите о ненасилии, господин Эфиров!), «подтверждаемой» удивительными открытиями из области исторической науки: оказывается, «Индия, Филиппины, Португалия, Испания, Чили, страны Восточной Европы и др.» именно «ненасильственным путем освободились от колониальной зависимости или авторитарных режимов» (с. 13).

Между тем любому мало-мальски грамотному специалисту известно, что Великобритания вынуждена была пойти на предоставление независимости Индии только под воздействием восстаний в Бенгалии, в Бомбее, на Индийском флоте и в местных ВВС — то есть тогда, когда англичане убедились, что туземные войска вышли из-под контроля и страну не удержать. Между прочим, в одном лишь Бомбее в боях — в ходе «ненасильственного освобождения» — погибло до 700 человек. «Ненасильственное освобождение» от американской колониальной зависимости Филиппин в 1946 году состоялось только потому, что янки не видели другого способа избежать военного столкновения с 400 тысячами партизан. «Революция гвоздик» в Португалии была осуществлена восставшими воинскими частями. Про румынскую бойню я уж и не говорю. Всё это — элементарные знания. С. Эфиров, между прочим — профессор. Такие у нас теперь профессора.

С другим профессором — В. Витюком — сложнее: он решил написать об Испании, взяв в себе в качестве соавтора Инессу Данилевич — в прошлом известную латиноамериканистку, в последнее время занявшуюся темой федерализма в Испании. И хотя совместный текст Витюка-Данилевич не соответствует своему названию («Проблемы толерантности, национализма и ксенофобии в политической жизни современной Испании»), являясь довольно поверхностным обзорным очерком просветительского характера, содержащим информацию об Испании как о многонациональной стране аж начиная со времен арабского владычества, можно довольно уверенно предположить, что содержательная часть в основном принадлежит перу И. Данилевич, а нелепо-оценочная — В. Витюка. Результат способен много раз поставить читателя в тупик. Например, соображением, что есть «хороший» национализм — каталонский и «плохой» — баскский (с. 96). Или тем, что политические партии, оказывается, должны играть роль «посредника между государством и обществом» (там же) — то есть сами они не относятся ни к государству, ни к обществу (а ведь это просто сенсационное открытие в политической науке!). Или положительной оценкой отказа Компартии Испании от своей теоретико-политической идентичности (что и привело партию к краху!).

Но самое главное все-таки то, что заявленная тема не раскрыта! И я убежден, что произошло это именно по вине «терроролога» В. Витюка, поскольку в конце его совместного с Данилевич текста мы видим удивительную формулировку темы материала: «проблема соотношения толерантности и терроризма» (с. 103). То есть неважно, что от авторов требовалось писать о толерантности и ксенофобии, Витюк все равно свернул на свой любимый терроризм!

Потому особенно впечатляют столь знакомые по предыдущим — еще советским — работам Витюка «объяснения» (заимствованные, конечно) причин вооруженной борьбы ЭТА: члены ЭТА, дескать, неадекватны — «живут где-то на Марсе» (с. 98), и вообще все это — «эротические сны импотентов» (там же). Объяснение про Марс еще можно было бы принять, если бы речь шла о какой-то крошечной группке ветеранов, которые как ушли в подполье при Франко, так и не вылезают оттуда и потому не осознают, что ситуация изменилась. Но все многочисленные аресты последних лет показывают, что бойцы ЭТА — это почти поголовно молодые люди, которые уже не жили при франкизме и пришли (и до сих пор приходят) в подполье из легальной среды. Следовательно, рассказ про Марс — это не объяснение (тем более научное), а грубая пропаганда вроде той, которой занимался г-н Витюк в черненковские времена. Еще в большей степени это относится к «импотентам».

Очевидно, есть объективные и более чем серьезные причины, позволяющие ЭТА так долго и так методично противостоять испанскому государству несмотря на всю несопоставимость сил (Давид против Голиафа). Но Витюк и Данилевич не захотели даже попытаться выявить эти причины. Зачем тогда написан текст?

Я уже не говорю, что как-то плохо верится в нарисованную ими радужную картину «толерантности испанского государства» по отношению к баскам. Если постоянные запреты общественных и политических организаций и внесение их активистов в «черные списки» работодателей; закрытие газет, вся вина которых заключается в том, что они выходят на баскском языке; закрытие издательств; жестокие разгоны мирных демонстраций; провозглашение «пособниками террористов» родственников политзаключенных только за то, что они добиваются облегчения режима содержания осужденных, прекращения пыток и перевода политзаключенных-басков из кастильских тюрем в басконские; осуждения на длительные сроки подростков, расклеивавших листовки, по обвинению в «пропаганде терроризма» — это толерантность, то что же тогда называется репрессиями?

Ладно Витюк — с ним давно всё ясно. Но за Данилевич мне стыдно: на старости лет так портить себе репутацию…

Рассказать об американском опыте преодоления ксенофобии с помощью толерантности должен был профессор Академии внешней торговли Марк Лапицкий, защитивший некогда диссертацию о рабочем движении в США и профессионально разоблачавший «язвы американского общества», а в постсоветское время моментально переключившийся на «культуру предпринимательства» и подобные темы (впрочем, он с готовностью пишет о чем угодно: о Ф. Степуне и Л. Якокке, В. Ключевском и Х. Арендт, глобализации и религии и т.д. и т.п.).

Подобно В. Витюку и С. Эфирову, свежий текст М. Лапицкого построен на отрицании всего того, что он утверждал в советский период. США в его изложении предстают страной, изначально основанной на толерантности — поскольку это страна иммигрантов, представителей разных национальностей и разных конфессий, прибывших в Новый свет из Старого.

Текст М. Лапицкого называется «Зарубежный опыт профилактики и противодействия ксенофобиям и дискриминации на основе распространения установок толерантности. Терпимость по-американски». И вновь, как и в предыдущих случаях, тема не раскрыта. Радужная картинка США в виде «плавильного котла», уже несколько столетий с неизменным успехом превращающего представителей разных рас, конфессий, национальных и этнических групп в единую сплоченную американскую нацию, где все уважают всех на основе толерантности и мультикультурализма, не только не содержит никакого рассказа о преодолении ксенофобий, но и просто не имеет отношения к реальности.

Стыдно напоминать профессору о том, что «изначально толерантное» американское общество осуществляло геноцид индейцев, что в США существовало рабство по расовому принципу — и потребовалась гражданская война (очень толерантная мера!) для преодоления одного только юридического неравенства белых и черных. Стыдно напоминать профессиональному американисту, что возможность реализовать даже чисто юридическое равноправие негритянское население США вырвало у Системы в 60-е — начале 70-х годов XX века путем массовых движений против сегрегации и путем восстаний в черных гетто. Аналогично обстояло дело и с индейским населением, породившим тогда же движение за права индейцев, создавшим Движение американских индейцев (ДАИ) и другие организации и неоднократно вступавшим в жесткое противостояние с белой Америкой — вплоть до восстания в Вундед-Ни. Говоря иначе, сегодняшнее формальное (внешнее) соблюдение правил толерантности американские меньшинства вырвали у Системы путем многолетней борьбы, борьбы с многочисленными жертвами, своими героями и мучениками.

Ни словом не обмолвился профессор Лапицкий ни об антисемитизме 20-30-х годов и эпохе маккартизма, ни о дискриминации в течение десятилетий испаноязычных американцев (он проблему "чиканос" вообще свел к массовой иммиграции латиноамериканцев — и особенно мексиканцев — в США в последнюю пару десятилетий). Наконец, ни слова не сказано о том, что внешняя толерантность и формальный мультикультурализм никак не сказались на дискриминации определенных групп граждан. Например, известно, что в современной Америке атеисты часто вынуждены скрывать свои убеждения: во многих местах человек, написавший в анкете при поступлении на работу в графе «вероисповедание» «атеист», не имеет никаких шансов получить рабочее место. Формальное расовое равенство не отменило реальной дискриминации афроамериканцев, безработица среди которых (по сравнению с белыми) за последние годы выросла, а разрыв в средних доходах увеличился. Это — результат не прямой дискриминации при найме на работу, а, в первую очередь, неравноправного доступа к квалифицированному и качественному образованию. Никуда не исчезли в «успешно работающем» «плавильном котле» национальные кварталы и замкнутые национальные и религиозные общины. Последние десятилетия мы наблюдаем в США резкое (вплоть до захвата руководства страной) усиление крайне нетолерантного протестантского христианского фундаментализма. Число ксенофобий в современном американском обществе не стало меньше, просто публичное проявление некоторых из них — таких, с которыми готовы бороться массовые общественные организации (например, негритянские) — стало юридически небезопасным. Но зато появились такие виды ксенофобий, которых раньше не было. Раньше, например, никто не взрывал клиники, в которых производятся аборты, не дискриминировал при приеме на работу толстых и не проповедовал агрессивного поведения по отношению к мужчинам вообще.

Ничего этого из текста М. Лапицкого вы не узнаете. Как, впрочем, не найдете в нем и примеров «профилактики и преодоления».

Немецкий опыт должен был представить читателям Борис Столповский. Опять же загадочен мотив выбора автора: Столповский — специалист по профсоюзам и, как раньше писали, «международному рабочему движению», но никак не по проблемам ксенофобии. В результате в книгу оказался включен текст, в котором никакого внятного рассказа ни о каком опыте нет, а есть лишь перечисление и изложение разных западногерманских законов и подзаконных актов (которые распространить на Россию невозможно), сведения о численности и динамике прибывавших в ФРГ гастарбайтеров, да определенное количество сведений о росте влияния и активизации правых радикалов после объединения Германии. Даже там, где приводимая информация могла бы оказаться для российского читателя полезной — при наличии соответствующих комментариев, этих комментариев-то как раз и нет! Скажем, из приведенного на с. 75 списка запрещенных в ФРГ неонацистских организаций легко увидеть, что после запрета в 1952 году Социалистической имперской партии ни одна фашистская организация в стране не была запрещена до 1980 года, когда пришлось поставить вне закона «Военно-спортивную группу Гоффмана», устроившую кровавый теракт на Октоберфесте в Мюнхене, и что, в разрыв с предыдущей практикой, в объединенной Германии за короткий срок было запрещено свыше десяти ультраправых организаций. При этом, правда, Б. Столповский забыл упомянуть, что в годы «холодной войны» — до 1960 года — в ФРГ было запрещено свыше 200 левых и антифашистских организаций, включая представленную в бундестаге КПГ (1956 год), а крупнейшая организация антифашистов — Объединение лиц, преследовавшихся при нацизме — была запрещена задолго до компартии. Но это сегодня, конечно — «неудобная» информация. Однако главное другое — то, что существует два различных объяснения такого поведения западногерманского государства. Первое утверждает, что подобная разница в поведении связана с тем, что ультраправые настроения, вырастающие из этноксенофобии, не имели твердой почвы до периода глобализации с ее массовой миграцией и появлением массового же ощущения утраты национальной идентичности — и потому вполне естественно, что только в последнее время ксенофобская угроза в Германии дошла до такого уровня, что потребовались многочисленные запреты ультраправых организаций. В соответствии с другой точкой зрения, это объясняется исчезновением «красной угрозы»: в эпоху противостояния «двух мировых систем» власть в ФРГ рассматривала ультраправых как сторонников в борьбе с «мировым коммунизмом» и не склонна была запрещать их организации (а наоборот, включала их в тайные программы вроде пресловутой «Stay Behind»[6]), в то время как после краха Восточного блока нужда в таком союзнике отпала — и власть стала куда менее снисходительно относиться к ультраправым.

Для целей книги «Толерантность против ксенофобий» принципиально важно, какая из этих точек зрения верна: если первая — то рост этноксенофобии в России является естественным и закономерным и его нельзя пресечь никакими законодательными мерами (можно в лучшем случае лишь затормозить, ограничить); если вторая — то определяющим фактором является позиция власти, ее желание бороться с правой опасностью. У Столповского об этом — ни слова. Таким образом, и этот автор оказался не в состоянии выполнить поставленную перед ним задачу.

Наконец, еще одна деталь. С 1948 года Борис Столповский работал главным редактором и заведующим отделом иновещания Гостелерадио. Но именно в 1948-1949 годах там (и не только там) имел место форменный еврейский погром, или, если угодно, этническая чистка — в рамках кампании по борьбе с «космополитизмом». Как этот погром проходил именно на иновещании, очень впечатляюще описала в своих мемуарах Раиса Лерт, основатель известного самиздатского журнала «Поиски»[7]. Б. Столповский не был в ходе этого погрома «вычищен», напротив, он был одним из тех, кто его проводил. Самый подходящий автор для статей о толерантности!

Текст под названием «Российские практики в сфере профилактики ксенофобий и дискриминаций: достижения и новые вызовы» написал Владимир Мукомель, специалист по миграционным процессам. За последние годы В. Мукомель дважды обратил на себя внимание общественности до такой степени, что удостоился обсуждений его высказываний даже в частных беседах. Первый раз — весной 2000 года, когда он решительно высказался против той точки зрения (сегодня общепризнанной), что население страны катастрофически сокращается за счет экстраординарной смертности, ухудшения социальных условий и сокращения в связи с этим рождаемости, быстрого роста социальных заболеваний и тотального развала системы здравоохранения и что в обозримом будущем это вызовет серьезные экономические проблемы. Корреспондент ABC News Питер Зейхан справедливо назвал эти заявления «позицией отрицания очевидных фактов» и злорадно сообщил, что Мукомель «не привел ни единого факта, который опровергал бы доводы его оппонентов»[8]. Нет никаких сомнений в том, что В. Мукомель занимался защитой «чести мундира» и самооправданием: в 1993-1999 годах он работал на разных должностях в Президентском совете, Администрации президента и Совете безопасности РФ — и, безусловно, несет личную ответственность за сложившуюся катастрофическую ситуацию.

Второй раз В. Мукомель обратил на себя внимание в апреле 2006 года, когда в интервью радио «Свобода», комментируя рост ксенофобии в России, он заявил, что не российская власть несет за это ответственность, а во всем виновато общество: «Власть не может игнорировать общественные настроения. Если электорат выказывает ксенофобские настроения, то идти против электората для власти достаточно сложно, в определенном смысле просто самоубийственно»[9]. То есть опять оправдал любимую власть. Хотя что-то незаметно, чтобы власть шла на поводу у общества, начиная, например, войну в Чечне, проводя приватизацию (считающуюся обществом грабительской), навязывая монетизацию льгот или постоянно урезая демократические свободы.

В своем тексте в книге «Толерантность против ксенофобий» В. Мукомель также выступил как типичный правительственный чиновник. Заявленные «практические действия» у него вылились в перечисление принятых властями программ и документов, милых сердцу бюрократа — вне зависимости от того, имеют они какое-то практическое содержание или нет. Особенно забавное впечатление производит перечисление В. Мукомелем всевозможных «программ толерантности». На с. 168 автор даже поместил таблицу — в каком регионе какого типа программы приняты! Однако принятие всех этих программ, разумеется, прекрасно сочетается с постоянным ростом в стране ксенофобии, в том числе в агрессивных формах, с ростом численности наци-скинхедов, в частности. Бюрократы пишут бумаги, принимают программы, возводят «потемкинские деревни» толерантности, а реальная ситуация (это наглядно показывает в той же книге Эмиль Паин) развивается в прямо противоположном направлении. В школах вводят «уроки толерантности», которые вызывают дружную ненависть у школьников в силу своей непонятности, заумности и явной оторванности от жизни. Правительство насаждает через подконтрольные ему СМИ (телевидение в первую очередь) неприязнь то к чеченцам, то к грузинам, то к украинцам, то к прибалтам, то к американцам — параллельно с отчетами чиновников о «программах толерантности».

В качестве выдающегося примера внедрения толерантности В. Мукомель рекламирует Пермскую область, «где наряду из одной из лучших комплексных программ реализуется — единственная в своем роде — «Программа развития политической и правовой культуры населения (2002-2006)», ориентированная на формирование толерантности не только в сфере межнациональных отношений, но и в сфере политики» (с. 169). В Пермской области, действительно, уже не первый год ведется активная работа по обучению толерантности, но только делает это не власть, а сотрудники местного отделения «Мемориала», отделения, вообще известного своей активностью. И делают они это не только в Перми, но уже и в других регионах — например, в Поволжье, где ведут программу толерантности для сотрудников МВД. И делается это на грант Еврокомиссии. А от местных властей, как известно, пермский «Мемориал» хочет лишь одного — чтобы не мешали. Что вполне логично, поскольку именно пермский губернатор Олег Чиркунов печально прославился в январе 2006 года тем, что на открытом форуме молодежи он пригласил в президиум, посадил рядом с собой и дал слово лидеру местного отделения неофашистской Национальной народной партии (ННП), по совместительству — лидера местного отделения ДПНИ[10].

Но главное не это. Главное — то, что несмотря на всю активность пермского «Мемориала» именно «за отчетный период» субкультура скинхедов в Пермской области развилась от нуля до весьма заметной — вплоть до того, что ксенофобскими идеями прониклась часть обыкновенной шпаны, которая теперь гордо именует себя «скинхедами» (о чем мне уже приходилось писать[11]).

Интересно также прочитать об «успехах Москвы» (с. 173) — единственного субъекта Федерации, который может «похвастаться» не одним, а несколькими крупными ксенофобскими погромами, прошедшими на его территории.

Совсем уже анекдотическое впечатление производит похвала в адрес Краснодарского края, где, оказывается, «немало» («на фоне иных регионов») позитивного делается в области «политики по формированию установок толерантного сознания»: «образовано 160 НКА и НКЦ, три центра национальных культур, 57 национальных образовательных учреждений, создана Межведомственная комиссия по вопросам межнациональных отношений, в конце 2004 года принятая краевая целевая «Программа гармонизации межнациональных отношений и развития национальных культур в Краснодарском крае на 2005 год»» (с. 171). А затем (на с. 171-172) приводится обширная цитата из этой программы — совершенно ксенофобская и изобилующая языком вражды!

На с. 178 у В. Мукомеля обнаруживаются рассуждения об «этнофобии зависти» — в развитие хорошо известных из истории представлений о существовании «более талантливых, более способных» и «менее талантливых, менее способных» наций!

Наконец, свернув на тему дискриминации (в частности, дискриминации при приеме на работу), В. Мукомель оказывается вынужден привести мнение специалистов о распространенности в России «дискриминации по полу, возрасту, даже национальности» (с. 180). Это — массовое явление, но, упомянув об этом проявлении ксенофобии, Мукомель сразу же меняет тему. И нетрудно понять почему: потому что в этом месте происходит переход к теме социальных ксенофобий, социальной дискриминации, а разговора на эту тему автор стремится избежать. Хотя социальная дискриминация распространена в России шире, чем национальная — и проводится гораздо откровеннее. Во всяком случае, объявлений о найме на работу, где фигурировало бы условие «европейской внешности», давно уже никто не видел, а вот объявления с ограничениями по признаку пола и возраста встречаются на каждом шагу — хотя это прямое нарушение закона и покушение на конституционные права граждан.

Если бы все материалы были такими — книгу можно было бы смело выбрасывать в мусорную корзину. Но в книге есть два текста, которые не являются ни халтурой, ни болтовней, ни конъюнктурщиной.

В первую очередь, это текст Александра Верховского, одного из лучших в современной России специалистов по отечественной ксенофобии (и, не в пример эфировым, витюкам и прочим, никогда не менявшего убеждений в угоду власти). Верховский на большом материале и более чем наглядно показывает, что существует прямая связь между хорошей проработанностью и рациональной обоснованностью законодательства, ограничивающего наиболее радикальные проявления ксенофобии, и способностью сдерживать радикальный национализм в странах Западной Европы — и непроработанностью и необоснованностью (судя по нелепым формулировкам «Закона о противодействии экстремистской деятельности», вполне сознательной) такового в России и расцветом ксенофобии в последние годы в нашей стране.

Он же специально обращает внимание на то, что именно «политический класс», слой статусных политиков в России делает все возможное для ползучей легитимизации ксенофобии: «Ксенофобия распространена очень широко именно в этом слое. То, что в Западной Европе считается радикальным, у нас считается умеренным. … Таким образом, постепенный приход национал-радикалов в мэйнстрим становится просто неизбежным и ограничивается преимущественно степенью их готовности к такому переходу. … Можно … выражать уважение Жириновскому, мирно беседовать с Прохановым, в качестве экспертов привлекать Дугина или Джемаля… Чем меньше люди, не являющиеся этно-националистами, отделяют себя от таковых, тем более легитимным становится этно-национализм» (с. 126, орфография источника сохранена). Правда, содержащиеся в тексте рекомендации, с учетом реальных тенденций в развитии современного российского государства, выглядят несколько утопичными (или, во всяком случае, запоздалыми — именно потому, что властвующая элита очевидным образом ведет страну в противоположном направлении).

Тему продолжает Эмиль Паин, который показывает различие в подходах в деле борьбы с ксенофобией в развитых западных странах (политические элиты которых явно заинтересованы в гражданском мире у себя дома) и в России (где таким элитам, похоже, на всё, кроме собственного благосостояния, плевать). И приводит, в частности, такой убийственный пример: «По данным Министерства внутренних дел Германии, в этой стране только в 1999 году за … ксенофобию, антисемитизм, насилие на национальной почве были осуждены 10037, из них лишь 746 преступлений были связаны с применением насилия, остальные относились к преступлениям идеологического характера. В России же на все 15 лет ее существования не наберется и сотни случаев осуждения преступников за насилие на этнополитической почве, не говоря уже об идеологических преступлениях» (с. 150). Стоит ли после этого удивляться, что в Германии волна этноксенофобских погромов рубежа 80-90-х годов успешно сошла на нет, а у нас, наоборот, Кондопога стала именем нарицательным?

Но когда на целую книгу, посвященную столь актуальной, больной и важной для сегодняшней России теме, набирается лишь два достойных текста, это нельзя назвать иначе, как полным провалом.

И дело здесь, видимо, во-первых, в состоянии российской академической гуманитарной науки, унаследовавшей от советского периода вместе с кадрами и присущую этим кадрам рептильность, неспособность к самостоятельному мышлению и конъюнктурность (напомню, что автор лучшего текста в книге — А. Верховский — представитель неакадемической науки), а во-вторых, в социальном заказе. Не случайно, думаю, Александр Брод, глава МБПЧ, удостоился недавно высочайшей милости — президент ввел его в Общественную палату, смысл существования и политическое лицо которой всем очевидны.

Опубликовано (с незначительными редакционными изменениями) под названием «…Скрестить ужа с ежом» в журнале «Свободная мысль», 2008, № 5.

Статья опубликована на сайте www.saint-juste.narod.ru [Оригинал статьи]


По этой теме читайте также:



Примечания:

1. Эфиров С.А. Покушение на будущее. Логика и футурология «левого» экстремизма. М., 1984. С. 37.

2. Там же. С. 75.

3. Витюк В.В. Под чужими знаменами. Лицемерие и самообман «левого» терроризма. М., 1985. С. 105-148.

4. Витюк В.В., Эфиров С.А. «Левый» терроризм на Западе: история и современность. М., 1987. С. 64-93.

5. Там же. С. 85-90.

6. Гансер Д. НАТО. Секретные армии в Европе. М., 2006. С. 46-51.

7. Лерт Р.Б. На том стою. М., 1991. С. 244-288.

8. http://vesti.lenta.ru/pressa/2000/05/19/demography/

9. http://www.lentacom.ru/comments/777.html

10. См., например: «Газета». 5.02.2006.

11. «Свободная мысль». 2006. № 5. С. 19-32; «Индекс/Досье на цензуру». № 22. С. 58-65.

Имя
Email
Отзыв
 
Спецпроекты
Варлам Шаламов
Хиросима
 
 
«Валерий Легасов: Высвечено Чернобылем. История Чернобыльской катастрофы в записях академика Легасова и современной интерпретации» (М.: АСТ, 2020)
Александр Воронский
«За живой и мёртвой водой»
«“Закон сопротивления распаду”». Сборник шаламовской конференции — 2017