Cобибор — концлагерь, организованный на востоке Польши в рамках программы «окончательного решения еврейского вопроса». Его производственной специализацией было уничтожение людей и утилизация того, что от них осталось — волосы, золотые коронки. Общее количество жертв — около 250 тысяч человек, включая детей. В книге упоминаются, например, три спортсменки, победительницы Олимпиады 1928 года: Анна Дрезден была убита в Собиборе вместе с шестилетней дочерью, Хелена Клоот с десятилетней дочерью, Юдике Теманс с 15-летней дочерью и трехлетним сыном. Большинство погибали сразу же: по показаниям гауптшурмфюрера Ф. Штангля, на ликвидацию транспорта из 30 товарных вагонов с тремя тысячами человек нужно было три часа (29). Рабочие команды из заключенных рассматривались как сугубо вспомогательные, назначение туда давало, как правило, непродолжительную отсрочку (31), потому что рабочих не берегли и убивали по любому поводу, просто для развлечения.

«Однажды мы перевозили песок, чтобы украсить дорожки лагеря и выложить их кирпичиками. Френцель посмотрел на нас, вытащил из кобуры пистолет, прицелился и выстрелил в голову моего товарища… Почему — я не знаю (184)… Шульц и Мюллер сопровождали команду узников в лес рубить деревья. По пути Мюллер для удовольствия наносил топором раны кому-нибудь из узников. Раны кровоточили. Раненые не могли уже выполнять работы» (38)

— и их отправляли в могильную яму, которая в Собиборе называлась «лазарет». Когда один из узников, голландский моряк, попытался организовать побег, были расстреляны все его соотечественники, 72 человека, кроме художника Макса Ван Дама, который еще не закончил рисовать портреты охранников. Когда дорисовал, его тоже убили (47).

Кроме обычного для таких мест ограждения: четыре ряда колючей проволоки (три метра высотой), ров с водой, вышки с пулеметами, лагерь окружало ещё и минное поле.

Какое уж тут сопротивление.

Тем не менее, летом 1943 года в лагере появилась подпольная организация во главе с Леоном Фельдгендлером из Жулкевки. Требовался человек с военным опытом. И вот привезли советских пленных. Среди них был лейтенант Александр Печерский, сразу обративший на себя внимание: он не испугался главного садиста обершарфюрера Френцеля.

И всего за три недели лейтенант подготовил и реализовал план восстания на «фабрике смерти», в результате было перебито почти всё лагерное начальство, и 320 живых мертвецов вырвались на свободу.

В этой истории, действительно, уникальной, фиксируется ряд моментов, важных для общего правильного представление о Второй Мировой войне.

Вопрос. Палачи в Собиборе — кто они? Командный состав — немцы или так называемые «фольксдойчи» (кто записался в высшую расу на оккупированных территориях). Однако подавляющее большинство лагерных охранников другого происхождения. Печерский в своих воспоминаниях называет их «власовцы». Составители поправляют: ошибка (23), но у нас после войны принято было называть власовцами всех предателей, которые перешли на сторону Гитлера. А в западных документах те же охранники фигурируют как «украинцы». И действительно, я цитирую, «значительная их часть была украинцами», прошедшими «обучение в тренировочном лагере СС Травники». То есть украинскими нацистами. На той же странице книги приведено напутствие одного из лидеров Организации Украинских Националистов Романа Шухевича:

«К жидам относиться так же, как к полякам и цыганам: уничтожать беспощадно... Беречь врачей, фармацевтов, химиков, медсестер; держать их под охраной… Жидов нежелательных использовать для рытья бункеров и укреплений, по окончании работы без огласки ликвидировать» (187).

Теперь о том, как сложилась судьба участников восстания. С чем столкнулся на Родине Александр Аронович Печерский? Нет, публицистический штамп «из немецкого лагеря в советский» в данном случае не работает. Формально всё сложилось благополучно: он достойно сражался в белорусском партизанском отряде, в штурмовом батальоне (такая политкорректная разновидность штрафного), демобилизовался капитаном, работал администратором в театре, и даже собиборский его подвиг был, вроде как, официально признан центральной прессой. Но никакой награды, соразмерной подвигу, он от своего государства так и не получил.

И сейчас я держу в руках брошюру «К 100-летию Александра Печерского» — самиздатовская полиграфия, такая же скромная, как и вся его жизнь.

Но многие его товарищи по восстанию так и не добрались до своих. Здесь следует уточнить понятие «свои». Лагерь — в Польше, до белорусских партизан, не говоря уже о Красной Армии, нужно было еще идти и идти лесами через оккупированную территорию. А польское антифашистское подполье делилось на два враждующих крыла: левое — Гвардия Людова, правое — Армия Крайова (боевая организация эмигрантского правительства в Лондоне) Встреча с польскими националистами стоила жизни многим беглецам (114 и далее).

Трагично сложилась судьба второго организатора восстания, Леона Фельдгендлера. Он попал к «правильным» партизанам, «вместе с советскими войсками вошел в освобожденный Люблин», но до конца войны не дожил: его убили члены Армии Крайовой. Дальше я цитирую: «имена его убийц известны (перечисляются четыре имени). Некоторые… были арестованы и казнены в Люблине 12 апреля 1945 года… Позднее, когда режим в стране изменился, они были реабилитированы» (161).

С чем и поздравляю этот изменившийся режим.

Что касается палачей Собибора, которым повезло в день восстания и они смогли продолжить свою эсэсовскую карьеру. Обершарфюрер Губерт Гомерски, который казнил голландцев, был приговорен в Германии к пожизненному заключению, но освобожден по состоянию здоровья. 10 лет спустя выступал на очередном эсэсовском процессе уже как свидетель «и выглядел вполне здоровым» (181). Комендант Собибора Франц Штангль, переведенный потом в Треблинку, с помощью Ватикана бежал в Сирию, оттуда в Бразилию. Но Симон Визенталь до него всё-таки добрался, и он умер в тюрьме (186). Наконец, садист Френцель — в книге приводится ещё эпизод, когда он разбивал ребенку голову о железнодорожные рельсы — так вот, этот персонаж был приговорен к пожизненному сроку, но приговор пересмотрен. Потом снова приговорен, но освобожден от наказания (185).

В книге отмечается, что «немецкий персонал в Собиборе (а также в Белжеце и Треблинке) полностью состоял из представителей нижнего слоя среднего класса. В мирной жизни это были торговцы, ремесленники, фотографы, работники сельского хозяйства, средние медицинские работники, мелкие полицейские чины… Они руководили уничтожением сотен тысяч мужчин, женщин и детей, оставаясь полностью лояльными к политике государства и не задавая себе никаких вопросов. Более того, они постоянно вносили «усовершенствования» в процесс уничтожения… собственные «новшества» в разные формы мучений узников, что служило им развлечением» (176, ср.: «Душа нацистского почтальона»).

Средний класс у нас, как известно, опора демократии и прав человека.

Кое с чем в книге хотелось бы поспорить: по отдельным источникам, по проявляющемуся в некоторых местах, на мой взгляд, чрезмерному вниманию к пресловутому национальному вопросу. Стоит ли объяснять оскорбительное недоверие к Печерскому «пятым пунктом» (138), когда имеются более очевидные объяснения политического, а не этнического характера, и так ли это необходимо — самого героя книги поправлять, если он в мемуарах назвал «голландцем» того, кто на самом деле голландский еврей (33). Ведь и самого Печерского эсэсовец называл «русский зольдат», а польский товарищ ему писал после войны: «Великий русский народ должен гордиться тем, что Вы, один из его сыновей…» — и тут же оговаривался: «Израильского народа» (90). Не мудрено запутаться. Руководитель восстания был вынужден объясняться со многими товарищами через переводчика, потому что не владел идишем (51). Слава Богу, хоть Фельдгендлер понимал по-русски. И сам Семен Самуилович Виленский, главный составитель книги о Собиборе, сказал в интервью, что «вырос в сугубо русской среде» и с еврейским вопросом сталкивался тогда, когда государство устраивало борьбу с «безродными космополитами», «убийцами в белых халатах» и пр. (К 100-летию Александра Печерского, с. 6).

А, в общем, новая книга издательства «Возвращения» будет полезна — и как дань признательности героям войны, и как помощь тем, кто сегодня пытается в этой войне разобраться, понять реальную расстановку сил и извлечь уроки на будущее.

По этой теме читайте также: