Следите за нашими новостями!
 
 
Наш сайт подключен к Orphus.
Если вы заметили опечатку, выделите слово и нажмите Ctrl+Enter. Спасибо!
 


Предыдущая | Содержание | Следующая

Управление экономикой в период с июля 1972 года до сентября 1973 года

Карлос Матус, назначенный после совещания в Ло Курро министром экономики, пользовался репутацией решительного человека; он сразу же пришел к выводу о необходимости проведения болезненной меры, осуществление которой, как он считал, уже невозможно откладывать, то есть повысить твердые цены и провести еще одну девальвацию эскудо. Цены необходимо было повысить, чтобы сократить дефицит в доходах государственных предприятий, которые в результате прямого или косвенного финансирования за счет займов Центрального банка содействовали резкому увеличению инфляции. А эскудо необходимо было девальвировать из-за несоответствия обменного курса быстрорастущему уровню внутренних цен. Как повышение цен, так и девальвацию необходимо было провести в больших размерах.

Конечно, было бы лучше, если бы правительству не пришлось прибегать к осуществлению таких жестких мер. Если бы правительство обладало большинством в конгрессе и имело возможность повысить налоги на доходы состоятельных слоев населения, оно смогло бы с самого начала справиться с бюджетным дефицитом и прежде всего предотвратить рост инфляции. Но даже при всей серьезности проблемы, какой она была в середине 1972 года, когда правительство стояло перед лицом растущей инфляции и огромного дефицита как в своем бюджете, так и предприятий, увеличение прогрессивного налога, если бы существовала такая возможность, все еще могло изменить ход событий. У правительства в таком случае не было бы необходимости полагаться только на повышение цен с целью сокращения дефицита и ограничения роста денежной массы. Однако все эти «если бы» не интересовали Матуса. Он должен был выбирать — и немедленно — между реально существовавшими альтернативами: или повысить твердые цены и установить контроль за дефицитом, или позволить инфляции продолжать расти астрономическими темпами, что привело бы к дальнейшему перемещению все большего количества товаров с легального рынка на черный; /195/ или внести коррективы в нереальную структуру цен, или наблюдать, как фермеры будут скармливать пшеницу и молоко скоту; или девальвировать эскудо, или наблюдать, как по сравнению с другими товарами цены на импортные товары становятся нелепо низкими, способствуя росту импорта и нелегальному вывозу его из страны.

Политика Матуса состояла в том, чтобы осуществить повышение цен на откровенно дискриминационной основе. Резко увеличились цены на предметы роскоши, например автомобили. Плата за телефон особенно возросла для тех, кто жил в богатых районах. А цены на потребительские товары массового спроса повышались настолько, насколько это было необходимо. Такая система цен могла бы частично заменить ту налоговую систему, которую конгресс не разрешал правительству ввести.

Однако политика выборочного повышения цен имела пределы. Повышение цен на предметы роскоши не могло привести к существенному увеличению доходов, поэтому необходимо было увеличить цены и на другие товары. Кроме того, существовали особые причины для значительного повышения цен на многие товары, включая товары массового потребления. Например, цены на продукты питания необходимо был повысить в таких размерах, чтобы можно было обеспечить достаточные доходы чилийским фермерам и возместить расходы в связи со значительным увеличением цен на продовольствие на мировом рынке.

Поскольку новое повышение цен, которое вводилось с августа, серьезно подрывало покупательную способность населения, правительство обсудило с Единым профсоюзным центром трудящихся Чили вопрос о сохранении уровня реальной заработной платы трудящихся. Была достигнута договоренность о том, что ежегодный пересмотр шкалы заработной платы и окладов будет перенесен с января на октябрь. Заработная плата и оклады с 1 октября будут повышены на 100% от роста стоимости жизни в период с начала года по конец сентября.

Чтобы не допустить дефицита в бюджете государственных предприятий в результате пересмотра размеров заработной платы и окладов, правительство решило провести достаточно высокое повышение цен и за счет этого компенсировать увеличение зарплаты. Чтобы финансировать повышение зарплаты для государственных служащих, правительство намеревалось внести в конгресс предложения об увеличении налогов. Матус знал, что большое повышение цен, проводимое в течение определенного периода, вызовет потрясение в экономике. /196/ Однако он надеялся путем ликвидации дефицита в бюджете государственных предприятий поставить под контроль основную проблему — увеличение денежной массы. Он надеялся, по его собственным словам, что после периода лишений наступит приемлемая степень стабильности.

Решение о девальвации вступило в силу 5 августа. Цена доллара в отношении эскудо возросла при импорте сырья на 58%, продовольствия и горючего — на 64%, а при покупке машин, оборудования и предметов роскоши — еще больше. Некоторые экономисты подсчитали, что только одна девальвация приведет к увеличению цен на потребительские товары на 15%[214].

При пересмотре цен следовало учитывать не только девальвацию и планируемое повышение в октябре заработной платы и окладов, но и инфляционный рост других расходов с момента предыдущего установления шкалы цен. Пересмотр цен осуществлялся в течение августа и начала сентября. Практически каждый день объявлялось о новом крупном повышении цен. 1 августа были повышены на 100% цены на сигареты; 12 августа — на безалкогольные напитки и пиво от 85 до 100%; 13 августа — на автомобили на 220%; 16 августа — на ткани от 60 до 90%; 19 августа — на говядину на 200%; 20 августа — на молоко на 40%, на хлеб на 75%; 9 сентября — на обувь на 100%.

Рост индекса потребительских цен в течение семи месяцев — с января по июль — составил 33,2%. Однако только в августе индекс подскочил на 22,7% и в сентябре — на 22,2%. Гигантски возросли цены не только на предметы роскоши, но и на товары первой необходимости. Например, индекс цен на продукты питания вырос в августе на 38,1% и в сентябре — на 30,4%.

Оппозиция не упускала ни одного случая, чтобы усугубить трудности. «Меркурио» подогревала настроения неуверенности в связи с ростом инфляции. В то время как представители правительства заявляли о том, что по окончании периода перестройки экономики в результате девальвации и повышения цен наступит период стабильности, «Меркурио» утверждала, что проведенная девальвация не является последней, что повышение цен не разрешит проблему контроля над массой бумажных денег. Публикуя фотографии очередей в магазинах, газета всячески обыгрывала тему о нехватке товаров, которая усилилась в связи с тем, что торговцы утаивали их в ожидании нового повышения цен. Профсоюзные лидеры из числа христианских демократов, стремясь вызвать недовольство среди трудящихся, обратились к национальному /197/ руководству КУТ с призывом предотвратить повышение цен. Христианско-демократическая и национальная партии организовали марши протеста в Консепсьоне, Вальпараисо и Сантьяго. Президент Общества содействия развитию производства Орландо Саэнс опубликовал заявление, в котором говорилось:

«Возрождение экономики Чили необходимо начинать с восстановления порядка, дисциплины и налаживания четкой работы, однако у нас есть основания сомневаться, что нынешнее правительство способно это осуществить»[215].

Не дремал и конгресс. Хотя правительство стремилось уменьшить свою зависимость от конгресса, пытаясь поставить безудержную эмиссию денег под свой контроль путем повышения цен, а не налогов, которые являлись юрисдикцией конгресса, тем не менее оно оставалось уязвимым перед саботажем со стороны конгресса. Увеличение заработной платы и окладов для государственных служащих нельзя было осуществить за счет повышения цен, как рабочим государственных предприятий. В решении этого вопроса правительство зависело от конгресса. Если бы конгресс отказался проголосовать за новые налоги, необходимые для указанного повышения, увеличился бы дефицит правительственного бюджета. Правительство могло преуспеть в своих усилиях сдержать поток бумажных денег, текущий в экономику от предприятий, и оказаться перед новой проблемой — безудержным усилением этого потока в результате своих собственных расходов.

Рост индекса потребительских цен в августе и сентябре привел к тому, что общий рост цен за период с января по сентябрь достиг 99,8%. Поэтому заработная плата и оклады государственных служащих при пересмотре, намеченном на октябрь, должны были бы быть увеличены в два раза. Такое увеличение, если бы не удалось найти соответствующие источники его финансирования, без сомнения, привело бы к невиданному росту дефицита правительственного бюджета. Оппозиция в конгрессе была, естественно, заинтересована не в том, чтобы остановить рост дефицита и инфляции, а в том, чтобы вызвать экономический хаос, это она и делала с момента прихода правительства Народного единства к власти: утверждая расходы, оппозиция отказывалась голосовать за соответствующее финансирование этих расходов.

Правительственные экономисты не ожидали, что рост общего уровня цен в связи с повышением твердых цен будет таким гигантским, каким он оказался в действительности. Они надеялись, что дефицит в бюджете государственных предприятий удастся ликвидировать, не прибегая к столь резкому повышению /198/ стоимости жизни и к такому массированному увеличению заработной платы и окладов.

Осуществленное повышение цен потрясло народ, и, пройдя только половину намеченного пути пересмотра цен, власти стали выражать беспокойство по поводу целесообразности доведения его до конца. Дальнейшее повышение цен могло бы привести к еще большему росту стоимости жизни, к необходимости еще большего повышения заработной платы и окладов. В условиях, когда конгресс отказывался финансировать увеличение заработной платы и окладов государственных служащих, дальнейшее повышение цен вызвало бы еще больший дефицит в бюджете административных расходов правительства. Мог ли кто-нибудь быть уверен в том, что повышение цен не приведет к такому увеличению дефицита государственных расходов, который превысит сокращение бюджетного дефицита предприятий?

Правительство приостановило дальнейшее повышение цен, несмотря на то, что цены на продукцию некоторых предприятий еще не были пересмотрены. В результате расходы этих предприятий необычайно возросли, а бюджетный дефицит достиг небывалого уровня. Сохранялся дефицит и государственного бюджета. И хотя новые экономические меры правительства носили радикальный характер, они не привели к установлению контроля над ростом денежной массы.

Некоторые круги в Народном единстве, а также ультралевые подвергли критике политику девальвации и пересмотра цен, утверждая, что она усилила инфляцию и вызвала экономический кризис. При этом они обходили вопрос о том, что произошло бы, если бы правительство отказалось от осуществления своей новой политики. Фактически условия для усиления инфляции и кризиса были созданы чрезмерным ростом денежной массы задолго до ее осуществления. Этот рост, если бы его оставили без контроля, в любом случае привел бы к кризису. И чем дольше откладывалось бы решение этого вопроса, тем тяжелее был бы кризис, тем болезненнее были бы меры по его ликвидации. Действия правительства в таких условиях представляли собой, по меньшей мере, попытку найти выход из создавшегося положения.

Могли ли новые меры правительства, хотя они и не позволили поставить под контроль выпуск денег, привести, по крайней мере, к замедлению роста инфляции и улучшению ситуации в этой области? На такой вопрос невозможно дать ответ. Политика правительства была рассчитана на несколько месяцев, в течение которых девальвация и пересмотр цен должны были оказать благоприятное воздействие на экономику, /199/ и оно надеялось, что затем наступит ослабление роста инфляции. Однако на третий месяц после начала осуществления указанных мер оппозиция нанесла по экономике сокрушительный удар — она организовала октябрьскую забастовку.

Октябрьская забастовка была направлена против правительства и явилась попыткой парализовать экономику. Забастовку начала Конфедерация владельцев грузовых машин, к которой затем присоединились Конфедерация владельцев магазинов, ассоциации врачей, инженеров, адвокатов, многие автобусные компании, таксисты, служащие банков, некоторые средние школы, университеты и часть крестьян, входивших в профсоюзы, контролируемые христианско-демократической и национальной партиями.

За организаторами забастовки стояло ЦРУ. Газета «Нью-Йорк таймс» 20 сентября 1974 года писала: «Центральное разведывательное управление, как признался сегодня источник из разведывательных органов, в течение 18 месяцев, предшествовавших свержению президента Сальвадора Альенде Госсенса, тайно финансировало бастующие профсоюзы и другие профессиональные организации...

Этот источник сообщил, что среди тех, кто получал особенно большую финансовую помощь, были и организаторы забастовки владельцев грузовиков. Эта забастовка осенью {В Чили в это время была весна.} 1972 года длилась 26 дней и нанесла серьезный ущерб чилийской экономике...»

Бастующие владельцы грузовиков нанимали террористические банды для борьбы против тех водителей, которые не хотели участвовать в забастовке. С этой целью они разбрасывали на дорогах мигулитос — остроконечные стальные шипы, легко прокалывающие шины автомашин. На многих владельцев магазинов, которые пытались продолжать торговлю, организовывали нападение с применением оружия. Предпринимались попытки вывести из строя дорожные туннели, железнодорожные линии и нефтепроводы. Правительство вынуждено было ввести чрезвычайное положение в 21 из 25 провинций Чили.

Врагам Народного единства не удалось парализовать экономику. Рабочие брали под свой контроль предприятия, владельцы которых по призыву Общества содействия развитию производства намеревались остановить производство и даже предлагали рабочим выплачивать заработную плату за нерабочие дни. Многие врачи, не считаясь со временем, заменяли тех, кто присоединился к забастовке. Продолжали торговать /200/ некоторые магазины, особенно в бедняцких районах. По инициативе КУТ и других организаций бригады рабочих и молодежи занимались транспортировкой и распределением продуктов питания и других товаров первой необходимости.

Тем не менее забастовка нанесла большой ущерб. Она привела к большим финансовым потерям как для самого правительства, так и для предприятий, обострив тем самым проблему дефицита и инфляции. Эти убытки легли тяжелым грузом на государственный бюджет, уровень доходов которого продолжал оставаться очень низким в течение нескольких месяцев даже после окончания забастовки. Министр финансов в середине ноября сообщил, что поступления в бюджет от торгового налога и налога с оборота — наиболее важный вид налогов в Чили — составят только 50% от обычного уровня[216]. Потерпели убытки многие предприятия.

Забастовка не только привела к потерям скоропортящейся сельскохозяйственной продукции, которую не смогли доставить на рынки, но и отрицательно сказалась на проведении весеннего сева и на заготовке кормов для скота, что вело к сокращению выпуска сельскохозяйственной продукции в будущем. Во время забастовки было потеряно десять миллионов литров молока и огромное количество овощей. Поскольку из-за сильных дождей в предшествовавшую зиму затянулись сроки проведения посевных работ, была возможность наверстать упущенное время весной. Однако забастовка вызвала значительные перебои в обеспечении сельского хозяйства семенами, удобрениями, пестицидами, горючим для автомашин и тракторов. В результате оказались незасеянными пять миллионов гектаров плантаций сахарной свеклы. С запозданием были доставлены семенной материал для посадки картофеля, бобов и кукурузы, удобрения для картофеля, медный купорос для опрыскивания виноградников. Из-за перебоев в снабжении скота кормами много животных было забито раньше установленных сроков.

Забастовка привела также к значительной потере остродефицитной иностранной валюты. Недостаток некоторых видов сельскохозяйственной продукции пришлось восполнять за счет увеличения импорта. Сокращение посевов сахарной свеклы на пять миллионов гектаров привело к дополнительным расходам валюты на импорт, составившим шесть миллионов долларов. Снизился объем экспорта. В результате сокращения производства было потеряно пять тысяч тонн меди на сумму пять миллионов долларов[217].

Забастовка вызвала сокращение до опасного уровня товарных запасов во всей стране, начиная с предприятий, ферм, /201/ компаний по импорту и кончая магазинами розничной торговли. Страна осталась без достаточных резервов растительного масла, пшеницы, муки и многих других товаров.

С точки зрения ЦРУ, время для проведения забастовки было выбрано удачно. Если до забастовки и существовала для правительства какая-то возможность реализовать некоторые свои планы, ради которых оно провело в августе и сентябре пересмотр цен, то забастовка свела ее на нет. Последовавшая сразу же за отказом конгресса выделить необходимые ассигнования на повышение заработной платы и окладов государственным служащим, эта забастовка привела к дальнейшему усилению дефицита, инфляции и нехватки товаров.

В течение октября-декабря индекс потребительских цен повысился на 32%, а за весь год это повышение составило 163,4%. Все чаще возникала необходимость прибегать к повышению заработной платы, чтобы компенсировать рост цен. Когда правительство приняло решение провести с 1 октября 1972 года радикальное повышение заработной платы, оно надеялось, что необходимость осуществлять пересмотр заработной платы, по крайней мере, в течение года не возникнет. Однако, в связи с тем что покупательная способность заработной платы и окладов, установленных 1 октября, к концу года сократилась на 32%, стало очевидно, что следующее повышение заработной платы придется проводить гораздо раньше.

Нехватка потребительских товаров после забастовки стала еще более острой.

В то же время у предпринимателей, оптовых и розничных торговцев росли запасы различных товаров. Правительство и партии Народного единства призвали народ развернуть борьбу против попыток предпринимателей и торговцев утаивать запасы товаров. Правительственные инспекторы и представители местных комитетов по снабжению и контролю над ценами (ХАП) часто в сопровождении корреспондентов и фотографов из левых газет проводили обыски на предприятиях, подозреваемых в сокрытии товарных запасов. Когда такие запасы обнаруживались, об этом сообщали газеты и их владельцев заставляли передавать товары в продажу. Деятельность указанных инспекторов и ХАП приносила определенную пользу, однако поток, который они пытались сдержать, был слишком сильным, чтобы его можно было укротить.

В связи со стремительным ростом инфляции и нарушением существовавшего рыночного механизма некоторые представители Народного единства предложили, учитывая сложившиеся обстоятельства, забыть об инфляции, отказаться от использования обычного рыночного механизма, а вместо этого ввести /202/ нормирование и гарантировать каждому «корзину товаров с народного рынка» по твердым ценам. Кое-кто видел в этой идее подлинно «революционный» путь решения экономических проблем Чили. Обеспечение каждого равной долей потребительских товаров явилось бы, конечно, самым справедливым методом распределения в условиях всеобщей нехватки. Однако сама идея игнорировать инфляцию была опасной, и большинство из тех, кто выступал за нормирование, не задумывались, насколько эффективна она в условиях Чили.

В апреле 1973 года Хайме попросил меня подготовить меморандум по указанной проблеме, основные положения которого приводятся ниже {Я не смог, когда покидал Чили, взять с собой меморандумы, которые я там подготовил. Однако каким-то образом «Меркурио» получила копию данного меморандума и, опустив некоторые параграфы, опубликовала его через несколько недель после переворота. Меморандум первоначально был написан на испанском языке. — Э. Б.}:

«Тема: Нехватка товаров и инфляция.

Важно ясно представлять, от чего зависит функционирование системы нормирования, и не предаваться иллюзиям относительно возможностей ее успешного осуществления в конкретных условиях Чили. Мы также должны иметь в виду, что не сможем разрешить проблему только путем установления прямого контроля над распределением (“корзина товаров с народного рынка” и т. д.). Мы должны одновременно вести активную борьбу с инфляцией.

Экономика страны находится в довольно тяжелом состоянии. Во-первых, сложилось критическое положение с иностранной валютой. Анализ, проведенный недавно отделом исследований Центрального банка, свидетельствует, что, если даже Чили не будет расходовать ни одного цента на выплату процентов по долгу США, все равно дефицит валюты составит 300 миллионов долларов или больше... Если на экономике страны еще не отразилось в полной мере сложившееся положение с иностранной валютой, то только потому, что мы использовали резервы... Однако ситуация такова, что, возможно, нам придется сократить также импорт товаров, не являющихся предметами роскоши, включая не только промышленное оборудование, но и потребительские товары и сырье для промышленности.

Во-вторых. Не обнадеживают и перспективы в сельском хозяйстве... Мы не можем исключать возможность значительного падения уровня сельскохозяйственного производства.

Однако еще большее значение, чем эти два фактора, имеет инфляция. Мы не должны вводить себя в заблуждение тем, /203/ что, поскольку производство с 1970 года увеличилось на х%, то в стране не существует нехватки товаров. Увеличение производства является большим достижением, и в политическом отношении важно подчеркивать это обстоятельство. Однако, если фактический спрос растет быстрее, чем производство, может появиться нехватка товаров, и люди ощущают это самым непосредственным образом, делая покупки в магазинах. Представляется очевидным, что рост инфляции на 160% оказывает не только сильнейшее непосредственное воздействие на возникновение нехватки товаров, но и вносит дезорганизацию в производство и распределение, играет на руку саботажникам и тем, кто утаивает запасы товаров, ложится тяжелым бременем на и без того тощие резервы иностранной валюты и т. д.

Очевидно, видимо, что при таком экономическом положении система нормирования (“корзина товаров с народного рынка” и т. д.) вызовет сильное сопротивление. Насколько эта система способна выдержать такое сопротивление?

Ведь за нами не стоит население, объединенное таким патриотическим чувством, которое, например, вызывает война.

В частности, не все крестьяне на нашей стороне. Даже в том секторе сельского хозяйства, на который распространилась реформа и который охватывает 40% обрабатываемой земли, имеются асентамьенто и федерации, контролируемые христианскими демократами и даже национальной партией.

Не на нашей стороне многие частные торговцы, а государственный сектор торговли контролирует только часть распределения, в его руках только 65% импорта и 25% промышленного производства {Эта цифра отличается от цифры “40”, приведенной выше, вследствие того, что в нее не вошла горнорудная промышленность. — Э. Б.}.

Короче говоря, значительная часть звеньев той цепи, которая связывает производство или импорт с потребителем, находится в частных руках. Многие из тех, кто контролирует эти звенья, не поддерживают нас, а часть населения предпочитает закупать товары, минуя легальные каналы.

Нетрудно понять, что при существующем экономическом и политическом положении проблема нехватки товаров — это не просто проблема арифметических цифр, подсчета и т. д. По сути дела, это — проблема политической экономии.

Решение частных проблем в значительной степени зависит от решения этой главной проблемы. Например, если крестьяне не получат тех материалов, которые они просят, или тех промышленных товаров, которые их интересуют, или возникнет черный рынок этих товаров, на какой успех мы можем /204/ рассчитывать, призывая их продавать свою пшеницу государственным организациям по официальной цене? Другой пример: спросите вашего лавочника, почему он продает товары по нелегальным ценам, и он ответит: “Потому что я сам плачу такие цены”. Я не защищаю нечестных лавочников, однако необходимо признать, что даже честные и симпатизирующие правительству торговцы могут оказаться в трудном положении. Чтобы призывать их продавать свои товары по официальным ценам, мы должны обеспечить им возможность покупать эти товары по таким же ценам.

Политический аспект проблемы очевиден. Мы не хотим терять свои позиции прежде всего среди крестьян, но и среди владельцев магазинов тоже. Наша политика по отношению к ним должна быть реалистичной, учитывающей наше положение и их проблемы.

Помимо того что не все население идет за нами, мы не обладаем и всей полнотой власти. Это ограничивает нашу возможность использовать меры принуждения со стороны государства против тех, кто не выполняет своих экономических обязанностей, кто нарушает правила нормирования и т. д. Оппозиция утверждает, что введение нормирования, создание ХАП и т. д. являются незаконными мерами и что суды поддерживают ее в этом. При применении санкций мы можем и должны опираться на действия масс. Однако, не пользуясь поддержкой всего населения, не всегда легко или возможно сделать это. Например, если значительная часть асентамьенто не будет сотрудничать с нами при реализации системы экономических мер, привлечь массы к оказанию давления на них будет нелегко.

Чтобы заставить функционировать систему распределения, можно использовать три главных рычага: 1) рынок; 2) политические и моральные стимулы; 3) принуждение. Если один из этих рычагов не сработает, придется в большей степени использовать другие.

Очевидно, есть люди, считающие, что серьезное отношение к инфляции — это не дело революционеров, что денежный фактор не имеет реального значения и т. д. Однако, если страна будет наводнена бумажными деньгами, это приведет к вполне реальным последствиям. Чем-то в области экономики придется поступиться. Если даже удастся установить контроль над распределением и предотвратить появление черного рынка, все равно инфляция повлечет за собой самые серьезные последствия. Многие, имея избыток денег, будут меньше работать, увеличится количество прогулов и т. д. В условиях Чили введение системы распределения не будет иметь необходимого /205/ эффекта. Мы можем оказаться в таком положении, когда все чаще и чаще нам придется прибегать к мерам принуждения даже к тем, кто симпатизирует нам, что нанесет нам политический ущерб. В идеях, которые не только не могут нам помочь, но и наносят политический урон, нет ничего революционного».

Если найти аргументы в подтверждение серьезности положения с иностранной валютой и инфляцией не представляло трудности, совсем другое дело найти решение для этих проблем. Хайме попросил меня подготовить для Совета директоров Центрального банка рекомендации относительно решения проблемы иностранной валюты. Беседы в банке с теми, кто отвечал за операции с иностранной валютой, убедили меня, что за этими операциями установлен жесткий контроль. Несмотря на это, по моему мнению, можно было бы получать дополнительную экономию валюты по двум или трем менее важным статьям расходов, таким, как выплата процентов по займам и туризм. Вот что написано по этому поводу в моем меморандуме, опубликованном в «Меркурио»:

«Мы не должны делать ставку на оптимистические прогнозы относительно ситуации с иностранной валютой — вместо этого необходимо сокращать до минимума расходы на выплаты по займам, на туризм, на содержание чилийских дипломатических представительств за рубежом. (Я несколько раз ездил с чилийскими представителями за рубеж и должен отметить, что их нормы командировочных расходов были чересчур высокими. Было бы целесообразно пересмотреть размеры окладов чилийских работников за рубежом; критерии для установления этих окладов были выработаны еще до прихода к власти правительства Народного единства.)...Мы также должны пересмотреть запланированные расходы иностранной валюты на покупку промышленного оборудования и определить, какие закупки можно отложить. Мы вступаем сейчас в решающий период развития. Более важное значение имеет состояние экономики в данный момент, чем результаты наших инвестиций в будущем...»

Хайме передал рекомендации Совету директоров банка. Решение сократить выплаты по иностранным займам было уже принято. Совет принял также рекомендацию сократить расходы на туризм. Эти меры были полезны, однако они не могли решить всей проблемы иностранной валюты, положение с которой оставалось критическим.

Мы с Хайме много раз обсуждали вопрос, как установить контроль над инфляцией. Проблема казалась неразрешимой. Правительство не могло бороться с инфляцией методами, к /206/ которым прибегали буржуазные правительства, то есть за счет рабочего класса, путем снижения реальных доходов и безработицы. Однако могло ли правительство, имевшее меньшинство в конгрессе, бороться с инфляцией за счет тех, кто был способен за это платить? Все проблемы, связанные с инфляцией — кредитная политика, финансовая политика, политика цен, политика в области заработной платы, — следовало рассматривать в комплексе. Их нужно было решать все вместе так, чтобы обеспечить функционирование производства и занятость, сохранить систему перераспределения доходов, осуществленную правительством Народного единства, и в то же время как-то замедлить рост инфляции.

Сокращение кредита не могло быть главным оружием в борьбе с инфляцией. Попытки контролировать рост массы бумажных денег, которая увеличивалась в Чили с невероятной быстротой, с помощью ограничения всех видов кредита привели бы к тому, что промышленные и торговые предприятия, а также фермы лишились бы фондов, необходимых для поддержания производства. Такие попытки вызвали бы резкое падение выпуска продукции и огромное увеличение безработицы. Если кредит рос темпами более быстрыми, чем этого требовала экономика, их нужно было сдерживать, допуская только такие темпы его роста, которые были необходимы для ее функционирования. Однако в одной или двух сферах можно было ввести строгие ограничительные меры в отношении предоставления кредита. Например, некоторые виды кредита, предоставляемого фермерам, вышли из-под контроля и могли быть ограничены.

Самым эффективным потенциальным оружием для борьбы с инфляцией, если бы его можно было применить, являются налоги. С помощью увеличения налогов дефицит государственного бюджета — главная причина роста инфляции — можно было бы сократить. Увеличить налоги можно было бы только на зажиточные слои населения, не затрагивая бедную его часть.

Другое средство уменьшения бюджетного дефицита — сокращение правительственных расходов. Некоторое сокращение было даже желательно. В бюджете еще содержались статьи расходов, которые достались в наследство от предыдущих администраций и которые для правительства, ставившего своей целью построение социализма, не были необходимы, например статьи расходов на строительство ненужных дорог. Однако возможность уменьшения бюджетного дефицита с помощью сокращения правительственных расходов была довольно ограниченной. Поскольку 90% расходов правительства /207/ шло на выплату заработной платы и окладов государственным служащим, любое сокращение этих расходов привело бы к безработице.

Рост массы бумажных денег можно было бы также ограничить путем уменьшения финансового дефицита государственных предприятий, для чего надо было поднять цены на выпускаемые ими товары. В определенных масштабах использования этого метода нельзя было избежать. Дефицит у предприятий был огромный и продолжал расти, поэтому сдержать этот рост было необходимо. И все же, как показали события в августе и сентябре 1972 года, этот метод следовало применять с крайней осторожностью. Повышение указанных цен повлекло бы за собой либо еще большее повышение зарплаты, что привело бы к еще одной спирали в росте цен и зарплаты, либо — если отказаться от увеличения зарплаты — снижение реальных доходов трудящихся.

Программа борьбы с инфляцией, защищая реальные доходы трудящихся, должна была предусматривать какие-то меры по ограничению роста цен и заработной платы. Нельзя было избежать периодических пересмотров заработной платы в связи с необходимостью приведения ее в соответствие с ростом стоимости жизни. Для низкооплачиваемых категорий работников это повышение заработной платы и окладов не могло составлять менее 100% от роста стоимости жизни. Меньшее увеличение привело бы к ухудшению их положения, было бы несправедливым и неразумным в политическом отношении. Однако, подобно всем другим доходам в Чили, доходы в форме заработной платы и окладов были очень неравными. У 85% получающих заработную плату и оклады они составляли менее трех прожиточных минимумов в месяц, в то время как у некоторых оклады достигали двадцать или более прожиточных минимумов. Те, кто получал заработную плату и оклады в размере, скажем, пяти прожиточных минимумов или больше, могли довольствоваться меньшим повышением, чем 100%.

Из всех методов борьбы с инфляцией главным было налогообложение. Он не страдал теми недостатками, которые имели другие. Могло быть проведено такое увеличение налогов, которое не повлекло бы за собой роста безработицы, сокращения доходов низших классов и повышения цен и заработной платы.

Значительное увеличение доходов от налогов позволило бы ослабить другие меры по контролю за ростом массы бумажных денег, в противном случае их пришлось бы крайне ужесточить. С помощью таких дополнительных налогов инфляцию можно было бы поставить под контроль, не прибегая /208/ к сокращению занятости и доходов трудящихся, что было неприемлемо для правительства Народного единства.

Хайме и я умышленно пытались составлять наши анализы независимо, насколько это было возможно, от политики, которую проводило правительство. Заканчивая анализ, мы обычно убеждались, что наши выводы и политика правительства совпадали. Правительство постоянно пыталось добиться утверждения решений об увеличении прогрессивных налогов. Оно готовилось к пересмотру цен, но делало это осторожно. В мае 1973 года правительство объявило о большом повышении заработной платы и окладов низкооплачиваемым. Однако правительство оказалось в безвыходном положении: оно не могло бороться с инфляцией за счет трудящихся, а конгресс отказывался санкционировать налоги на богатых. Инфляция продолжала расти.

Что могло сделать правительство, не имевшее контроля над конгрессом? Пытаться использовать все возможности, которыми располагала исполнительная власть? Мы с Хайме считали, что правительству следовало попытаться повысить доходы путем более строгого применения уже существовавших законов о налогах, что ему следовало провести массовую революционную кампанию с целью заручиться поддержкой народа в борьбе с уклонениями от уплаты налогов. Мы также полагали, что в работе аппарата правительства, занимавшегося финансовыми вопросами, было много изъянов. Полномочия и ответственность были поделены между различными ведомствами, что вносило много путаницы. Полномочия вести борьбу с инфляцией следовало предоставить одной организации и одному лицу, которые должны были отчитываться за свои действия. Хайме попросил меня подготовить меморандум с анализом этого вопроса и предложениями, которые он затем направил в канцелярию президента.

В июне 1973 года Карлос Матус стал директором Центрального банка, а Хайме был назначен советником по экономическим вопросам при президенте Альенде. Матус попросил меня работать вместе с ним и Хайме над подготовкой мер по борьбе с инфляцией. Я сказал Матусу, что, по моему мнению, было бы полезным устранить недостатки в деятельности ведомств, занимающихся финансовыми вопросами, хотя это и не решило бы главные проблемы. Я обратил его внимание на унаследованное неразумное разделение полномочий и ответственности между министерством экономики и Центральным банком как на главную причину, ведущую к усилению и без того большого дефицита, создавшегося на государственных предприятиях. Министерство экономики имело полномочия /209/ устанавливать более низкие цены на производимые ими товары, не неся при этом никакой ответственности за борьбу с дефицитом, к которому вели такие цены. Центральный банк нес ответственность за финансирование дефицита, не имея полномочий устанавливать цены, которые вызывали дефицит.

Преимущества и негативные последствия установления твердых цен на низком уровне не были достаточно взвешены; министерство экономики учитывало при этом в основном преимущества, возлагая на Центральный банк обязанность заниматься негативными последствиями. Кроме того, было ошибкой возлагать функцию распределения фондов среди предприятий для покрытия дефицита на банковскую систему под предлогом, что эти фонды являлись займами. Фактически же указанные фонды никогда не возвращались и поэтому представляли собой не займы, а субсидии. Банковские служащие, независимо от своей способности судить об обоснованности заявок на займы, не были достаточно компетентны, чтобы учитывать все «за» и «против» при рассмотрении вопросов о предоставлении субсидий.

Матус согласился со мной и попросил подготовить меморандум по этому вопросу для Комитета по экономическим вопросам при кабинете министров. В меморандуме высказывалось предложение об образовании специального комитета в составе представителей министерств экономики и финансов, Центрального банка и КОРФО, которая руководила деятельностью государственных предприятий; на этот комитет следовало возложить обязанность как устанавливать цены, так и определять размер бюджетных ассигнований на субсидии. Участие представителей указанных организаций в работе комитета позволило бы им согласовывать свои точки зрения по этим вопросам и избегать одностороннего подхода ко всей проблеме.

Если бы комитет принял решение сохранять твердые цены на низком уровне, ему пришлось бы нести ответственность и за предоставление субсидий, чтобы компенсировать разницу между уровнем доходов и зарплатой. Если бы он, с другой стороны, решил сдерживать рост субсидий, чтобы предотвратить чрезмерное усиление инфляции, ему бы пришлось нести ответственность за соответствующее повышение цен. В меморандуме предлагалось также возложить обязанности по определению размера субсидий, предоставляемых отдельным предприятиям, на финансовый отдел КОРФО, который лучше, чем банки, был осведомлен о финансовых проблемах предприятий и мог лучше определить общие экономические потребности. /210/ Комитет по экономическим вопросам одобрил это предложение.

Матус попросил меня также изучить вопрос о возможных мерах по проведению систематического наступления на инфляцию. Я обсуждал с директором по бюджетным вопросам возможность увеличения доходов за счет повышения налогов и сокращения правительственных расходов; с экономистами министерства финансов — проблему сокращения дефицита государственных предприятий за счет повышения цен на товары не первой необходимости; с экономистами из Управления капиталовложений Центрального банка — проблему сокращения правительственных расходов путем отсрочки капиталовложений. Много времени ушло на различные консультации и изучение статистических данных.

Беседа с директором по бюджетным вопросам была далеко не обнадеживающей. Мы знаем, сказал он, что конгресс отказывается санкционировать введение необходимых налогов. Некоторое сокращение правительственных расходов можно осуществить, но не столь существенное, чтобы это имело какое-то значение. Наиболее благоприятное время для организации кампании против тех, кто уклоняется от уплаты налогов, уже прошло. Такую кампанию, конечно, можно было бы еще провести, но потребуется время, чтобы ее организовать. Необходимо в первую очередь сформировать в Бюро внутренних налогов специальную группу для ее проведения. Я настойчиво задавал директору вопросы в умышленно категорической форме и затем пришел к выводу, что, несмотря на малообнадеживающие перспективы, необходимо использовать все имеющиеся возможности для увеличения доходов и сокращения расходов, особенно для проведения кампании против уклонения от уплаты налогов. Определенную пользу это даст. Не существовало какого-то одного магического средства для борьбы с инфляцией, и нельзя было игнорировать ни один фронт этой борьбы, где можно было бы добиться хоть каких-то результатов.

Экономисты министерства финансов с энтузиазмом отнеслись к возможности проведения выборочного повышения цен. Они вручили мне толстую папку со статистическими расчетами того, какой эффект может дать повышение цен на различные товары, к какому увеличению доходов и сокращению дефицита государственных предприятий это приведет, какое влияние окажет повышение цен на индекс потребительских цен. Цены на товары первой необходимости предлагалось повысить в значительно меньших размерах, чем на предметы роскоши. Я не разделял мнения экономистов о возможности /211/ ограничить рост инфляции только с помощью одного повышения цен. Я считал, что, если мы будем вынуждены полагаться только на повышение цен и не сможем остановить рост государственного бюджета, мы окажемся в таком положении, хуже которого трудно себе представить: реальные доходы трудящихся будут сокращаться, а инфляция будет расти.

Во время встречи с экономистами из Управления капиталовложений Центрального банка я обнаружил, что они очень сдержанно относятся к предложению о сокращении инвестиций: «Инвестиции — священны и неприкосновенны, ибо от них зависит будущее». Инвестиции играют важную роль, возражал я, но необходимо что-то делать с инфляцией, иначе она настолько усилится, что приведет к хаосу в экономике. У нас ограниченные средства борьбы с инфляцией, поэтому приходится принимать трудные решения.

Время от времени я докладывал Матусу о результатах своих изысканий. Он соглашался с необходимостью предпринять попытку получить дополнительные доходы от налогов. Как-то в августе он сказал мне: «Сегодня у меня ленч с адмиралом Монтеро (командующий ВМС, только что назначенный министром финансов), и я попытаюсь уговорить его оказать давление на конгресс, чтобы получить согласие на увеличение налогов. Может быть, адмиралу больше повезет, чем обычному министру финансов». Когда я снова встретился с Матусом, он рассказал, что Монтеро произвел на него впечатление человека, настроенного патриотически, озабоченного последствиями инфляции на экономику и заинтересованного в том, чтобы использовать все возможности для борьбы с ней, включая введение дополнительных налогов. Однако те, кто готовил переворот, уже принимали меры для устранения тех высших офицеров, которые, подобно Монтеро, поддерживали конституцию. Через несколько дней Монтеро принудили уйти в отставку с поста министра финансов.

Одновременно с оппозицией в конгрессе, которая блокировала реализацию единственной имевшейся у правительства возможности для противодействия инфляции, усиливали свою активность другие враги Народного единства, включая ЦРУ.

В апреле началась забастовка на руднике Эль-Теньенте. Административный персонал и некоторое число рабочих прекратили работу, требуя для себя большего увеличения заработной платы и окладов, чем для всех остальных. Забастовщики принадлежали в основном к сторонникам профсоюзных лидеров из числа христианских демократов. Оппозиционные газеты и конгрессмены, которые при предыдущих правительствах /212/ никогда не проявляли интереса к повышению заработной платы, сейчас выступили в поддержку требования забастовщиков. Обошлась эта забастовка очень дорого, учитывая сокращение производства меди и потери в иностранной валюте.

26 июля начали вторую забастовку владельцы грузовиков; к ней снова присоединились те же группы, которые бастовали вместе с ними в октябре, — торговцы, хозяева автобусных компаний и таксисты, врачи и другие специалисты. И снова она сопровождалась актами насилия и саботажа. К 20 августа вторая забастовка по своей продолжительности сравнялась с первой. Разведывательные источники «Нью-Йорк таймс» прямо указали, что эта, как и первая, забастовка финансировалась ЦРУ[218].

Забастовка владельцев грузовых машин явилась кульминацией кампании, предпринятой правительством США и противниками Народного единства внутри страны с целью вызвать в Чили экономический хаос. Продолжительные, тщательно спланированные и скоординированные усилия, предпринимаемые на многих фронтах, начали приносить плоды. Уже перед указанной забастовкой экономика находилась в катастрофическом состоянии. В течение семи месяцев — января-июля 1973 года — индекс потребительских цен поднялся на 114%. В июле 1973 года он был на 320% выше, чем в июле 1972 года. Вторая забастовка владельцев грузовиков нанесла последний удар.

Трудно было достать любой товар, даже хлеб. Мы с женой по субботам вставали очень рано и отправлялись в большую пекарню, расположенную на авенида Провиденсия, в миле от нашего дома. Там мы становились в длинную, растянувшуюся на три-шесть кварталов очередь. Иногда, простояв в очереди три-четыре часа, мы узнавали, что мука кончилась и хлеба не будет. Приходилось предпринимать новую попытку, чтобы достать хлеб в другом месте, или снова приходить сюда на другой день.

Лидеры различных групп, участвовавшие в забастовке, даже не пытались делать вид, что закончат ее, если правительство удовлетворит их требования. В своих заявлениях для прессы и в телевизионных интервью они давали ясно понять, что добиваются, по словам «Меркурио», «радикальных перемен». Забастовка была лишь частью более широких усилий, направленных на создание благоприятной обстановки для осуществления переворота. /213/


Примечания

214. Rubén Corvalán Vera. Economic and Financial Survey. – Chile News, August 14, 1972, p. 5.

215. El Mercurio, 2 de septiembre de 1972.

216. Boletin Mensual del Banco Central, 1972, p. 1423.

217. Ibid., p. 1423-1424.

218. The New York Times, September 20, 1974.

Предыдущая | Содержание | Следующая

Спецпроекты
Варлам Шаламов
Хиросима
 
 
«Валерий Легасов: Высвечено Чернобылем. История Чернобыльской катастрофы в записях академика Легасова и современной интерпретации» (М.: АСТ, 2020)
Александр Воронский
«За живой и мёртвой водой»
«“Закон сопротивления распаду”». Сборник шаламовской конференции — 2017