Краткое предисловие

Предисловие редакции "Вопросов философии":

В нашем журнале уже публиковались материалы, посвященные событиям 20-х годов. Высылка большой группы «буржуазных» философов, гонения на тех из них, кто продолжал работать на родине, конечно, во многом предопределили судьбу философии в стране. Однако своя драма разворачивалась в 20-30-е годы и в среде марксистов, которым, казалось бы, открылось в то время широкое поле для творческой деятельности. И здесь шли негативные процессы, закончившиеся «сталинизацией» марксистской теории, ее превращением в догматизированную государственную идеологию. В рубрике «Из истории науки и философии в СССР» мы знакомили читателей с творчеством философов и ученых (А. Ф. Лосева, В. Ф. Асмуса, Я. Э. Голосовкера, С. Л. Рубинштейна и др.), которые и в те трудные годы сохраняли принципиальность своих позиций. И все же в тени оставался общий процесс борьбы различных групп философов и идеологов, их взаимные обвинения, притязания на доминирование в философской среде и поддержку властей предержащих, – все то, что делало нормальную философскую жизнь невозможной. Публикуемая ниже работа, написанная на материалах дискуссий тех лет, дает определенную интерпретацию этому процессу, с которой можно в чем-то не соглашаться, но которая восстанавливает забытые и малоизвестные споры, имена, поступки.

Автор работы - Иегошуа Яхот, окончил в 1943 г. философский факультет МГУ, доктор философских наук, многие годы преподавал в Московском финансовом институте. В СССР он выпустил несколько книг по диалектическому материализму и философским проблемам социальной статистики. В 1977 г. переехал в Израиль. Текст печатается по изданию: Яхот И. Подавление философии в СССР (20-30-е годы). Chalidze Publicatio n s. N. Y., 1981.

КРАТКОЕ ПРЕДИСЛОВИЕ

История советской философии, в частности 20-30-х гг., до сих пор не обнародована в Советском Союзе. До недавнего времени это вообще была запретная тема, а большинство материалов, документов по сей день находятся в так называемых закрытых фондах, «спецхранах», недоступных широкому читателю.

Отдельные голоса, раздающиеся в последние годы, что пора, наконец, этот период исследовать, ни к чему не привели. В Москве вышло 4 тома «Истории философии в СССР» [1]. 5-й том, охватывающий как раз советский период, до сих пор не опубликован. И хотя предпринимаются некоторые усилия его издать, но вот прошло уже 10 лет с момента выхода 4-го тома, а 5-го тома все еще нет*. Авторы столкнулись с большими трудностями, которые связаны с тем, что правдивое освещение истории советской философии может дискредитировать не только отдельных лиц, но и все официальное учение в целом. Дело в том, что престиж марксистской философии уже к концу 40-х годов резко упал, особенно в глазах ученых-естественников. Слово «философ» зачастую ассоциировалось у них с чиновником, ничего не смыслящим в науке, но который во имя «чистоты» марксизма вмешивается в ее дела, активно борясь с ересью. Сталин и его философские помощники превратили философию в дубинку, которую на своей собственной спине чувствовал не один ученый. Так, объявление генетики лженаукой шло под прикрытием философских терминов и фраз. Деятельность талантливого ученого и философа А.А. Богданова в 20-х годах, признанная теперь как начало эры кибернетики, была заклеймена как антимарксистская и загублена тоже из чисто «философских соображений». Теория относительности Эйнштейна была объявлена некоторыми руководителями «философского фронта» идеалистическим, махистским учением, что явилось в то время тягчайшим обвинением. В любой истории советской философии обойти молчанием такой неслыханный обскурантизм невозможно, а дать этому рациональное (с точки зрения официальных советских философов) объяснение выше человеческих сил. Отсюда видно, какие непреодолимые препятствия встают на пути объективной истории советской философии, если она пишется в Москве.

Далее. В 1930 г. начался период «сталинизации» философии. В связи с общей тенденцией замалчивать все, что связано с культом Сталина, эта проблема, судя по всему, вошла в реестр запретных тем и выпала из поля зрения советских историков философии, несмотря на то, что она имеет первостепенное значение. Кто думает, что Сталин держался только на страхе, тот знает не всю истину: он обладал дьявольской способностью обманывать, заметать следы, говорить одно, а делать другое. И так как философы занимали ключевые позиции в этой пропаганде лжи, а философия - центральное место в мозговом тресте по выработке «аргументов», то все рассказанное в этой книге не есть жизнеописание отдельных людей, а описание методов, какими пользовались в один из переломных периодов человеческой истории. Вот почему пришлось такое большое внимание уделить разбору аргументов, какие были в ходу, и показать, что это сплошь и рядом были софизмы. И не для того, чтобы через 50 лет обнаружилась несостоятельность аргументации того или иного автора, а для того, чтобы воочию увидеть, как постепенно софизмы вытесняли аргументы.

На Западе советская философия давно уже привлекает внимание многих авторов. Работы И. Бохенского [2], А. Веттера [3] внесли много ценного в понимание ее сущности.

Имеются работы, в которых исследуются события 20-30-х годов, например, Л.Р. Грэхэма [4], Д. Журавского [5], Г. Клейна [6], Н. Бердяева [7], Ф. Франка [8] и других.

Автор этих строк сделал максимум возможного, чтобы не повторять их. Это прежде всего выражается в том, что в книге не только дается критический анализ позиций, сформулированных философами-сталинистами в начале 30-х годов, но и показывается, что позиции эти искусственно поддерживаются по сей день официальными историками советской философии. Они находят иногда новые слова, стараются более «тонко», менее агрессивно формулировать свои старые тезисы, но лишь для того, чтобы закрепить старую оценку событий и оставить ее в неприкосновенности.

С последним обстоятельством связаны некоторые особенности структуры книги. Вначале анализируются методы, при помощи которых сталинские ставленники пришли к власти на «философском фронте», а затем - трагические последствия, к которым все это привело, ибо особенно к этому времени философия стала чем-то вроде комиссара среди наук, цензором, законодателем в области духовной жизни страны.