Интернационалисты и партизаны
Надо уделить внимание и широко распространённому в современной апологетической литературе тезису о том, что крупную роль в подавлении восстания сыграли прежде всего части интернационалистов («наемники») из числа латышей, китайцев и венгров. Эта ксенофобская концепция утверждает, что большевики не могли опереться на местное население Удмуртии и полагались на наемников. Более того, тем самым подразумевается, что и русский народ в целом был враждебен большевикам. Тезис не новый — он широко представлен в белоэмигрантских сочинениях и пропагандировался Гутманом, Емифовым и др. популяризаторами восстания.
Однако факты не подтверждают эту точку зрения. На Ижевско-Воткинском фронте действительно были отдельные формирования интернационалистов, прежде всего со стороны 3-й армии: китайский батальон, 7-й латышский Баусский полк, команды венгров и чехословаков во флотилии. Немало иностранцев служило и во 2-й армии — неслучайно дивизию Азина в шутку называли «интернациональной». Серьёзную роль на первых порах играл и латышский батальон Рейнфельдса, кстати, наполовину составленный из «вятских» латышей Нолинского уезда. Однако, при всей своей важности, эти части не сыграли ключевой роли. Это подтверждают и современные ижевские исследования. Они же показывают, что тезис о «инородцах-наёмниках» берет начало из сочинений белоэмигрантских публицистов правого направления, а во времена Ижевского восстания был практически неизвестен[1].
Кроме того, есть примеры иностранцев, которых можно назвать интернационалистами «другого лагеря». Во всяком случае, уже после взятия Ижевска чекистами был расстрелян некий латыш — Рудольф Эрнестович Сикснэ как «обвиняемый в принадлежности к белой гвардии и агитации против Советской власти»[2]. Также А. Ефимов и В. Молчанов вспоминали о весьма необычном «интернационалисте» повстанцев — турецком армянине Якове Богдановиче Багиянце. Хотя Багиянц, естественно, не имел к «коренному населению завода» никакого отношения, он горячо принял участие в восстании, стал командиром 2-го эскадрона Ижевского кавдивизиона и дошёл с ижевцами до самого Китая. Известно также, что в Воткинской армии воевали чехи, которые даже нашивали на своих фуражках красно-белые ленточки.
Благодаря близости к занятому чехословаками региону, офицеры чехословацкого корпуса тоже смогли пробраться в район мятежа и принять участие в боях. Так, из Уфы в Воткинск прибыл «военспец» — сербский офицер Пашич, сформировавший в Прикамье отряд в 70 человек с жёсткой дисциплиной, который хорошо себя зарекомендовал в боях[3]. Два перебежчика из Воткинска, прибывшие в Пермь во второй половине сентября, рассказывали, что воткинцам помогает флотилия, ушедшая из-под Казани, в командах которой есть чехословаки и даже англичане[4].
В истории Ижевского мятежа есть даже пример распространенного в нынешней публицистической литературе «карателя-инородца». Эту загадочную личность пришлось наблюдать узнику сарапульской баржи Ефиму Малюганову в октябре 1918 года:
«Как и в день первого расстрела, на палубе баржи был выстроен взвод солдат, но группа офицеров на этот раз была значительно больше. Самым главным из них, по-видимому, был какой-то иностранец в коверкотовом френче без погон, в галифе.
На губах иностранца играла деланная улыбка, обнажая золотые зубы.
Он что-то негромко сказал окружающим, а потом ласково попросил нас: — Прошу вас, господа… кто господа большевики и комиссары — пройти в носовой часть этого судна…
Его фальшивому тону никто не поверил. Шеренга наша не шелохнулась».
Безымянный офицер лично обошел шеренгу, отбирая по одному ему известному признаку претендентов на расстрел. Двенадцать человек были поставлены к борту и казнены[5].
Убедительным признаком раскола в массах Прикамья может служить существование параллельно с «белоповстанчеством» и «красного» партизанского движения, которое представляло собой небольшие мобильные подразделения на территории ПРИКОМУЧа, состоящие из нелояльного к нему населения.
Отряды красных партизан, действовавших против повстанцев, появились уже в первые дни и недели восстания. Конечно, первоначально они были очень небольшими — всего по несколько десятков человек. Как рассказывали участники событий, в то время «их бои были бы весьма чреваты горькими для них последствиями». В некоторых сёлах отряды насчитывали всего несколько бойцов и состояли из большевиков и советских служащих, вынужденных бороться за свою жизнь. Однако позже положение изменилось. Политика ПРИКОМУЧа далеко не у всех нашла понимание и вскоре в партизаны потянулись добровольцы, прежде всего, из рабочих, а позднее и крестьян.
Всего вокруг Ижевско-Воткинского региона была создано до десятка партизанских отрядов. Фланги Особой Вятской дивизии обеспечивали с левой стороны отряд И. Журавлёва, а со стороны Чутыра — отряд ижевского рабочего Якова Широбокова из удмуртов. В Закамье действовал отряд уроженца с. Ершовка, бывшего ижевского мастера, а потом сарапульского учителя — прапорщика Павла Деськова. В советское время он стал известным оптиком, строителем обсерваторий. В Афанасьевской волости действовал отряд Федора Баклушина, в районе Дебёс — отряд Кузьмы Силина, в Можге — отряд Боброва, на западе — отряды М.Н. Горелова и Г.А. Савинцева, а также отряды Барышникова, Токарёва, Городилова и другие, более мелкие. Все эти отряды составляли в совокупности около 5 тыс. человек и окружали город со всех сторон[6].
Вскоре партизанское движение начало организовывать и советское командование. Особенно впечатляет история партизанского отряда Ивана Журавлёва. Организованный в сентябре при Особой Вятской дивизии для деятельности в тылу противника он состоял всего из 13 прибывших петроградцев (включая одну медсестру), за что был прозван своими солдатами «Чёртовой дюжиной». Однако уже через несколько дней за счёт присоединившихся партизанских отрядов и добровольцев он вырос до сотни, а 15-го сентября составил 150 человек. К моменту взятия Ижевска отряд насчитывал около тысячи штыков и обеспечивал соединение дивизии с 3-й армией[7].
Вот что Журавлёв писал о действиях отряда в Петропавловской волости:
«В эту ночь, чтобы обеспечить свое пребывание вытащили всё население на улицу, устроили митинг и создали боевую дружину с дубинами и вилами вокруг села. До утра мы бодрствовали, утром я приказал собрать собрание, где объяснили — кто мы и зачем приехали. Мы говорили, что идём целой дивизией, что там два полка, а мы разведка. Петропавловск — жители наполовину русские, наполовину вотяки. Фабрика и человек 300 рабочего населения. Особенно ухаживал за мной староста. Произвели митинг и избрали Советскую власть. Староста остался, так как был середняк и хороший общественник. На прощание он заявил: “Товарищ Журавлёв, заявляю, что если впереди с вами что-то случится, то знайте — Барановка ваш надежный тыл! Фураж, продовольствие — всё будет вам доставлено”....Население Петропавловской волости по своей инициативе на собрании решило считать отряд родным и содержать отряд на средства волости. К нам пошли добровольцы с лошадьми, сёдлами и в течение 3-4 дней отряд перевалил за сотню, а 15-го сентября составил 150 человек»[8].
В первую очередь значение этих отрядов заключалось в том, что им удалось сдержать переход повстанческих частей к их поволжским союзникам и тем самым предотвратить соединение двух вражеских фронтов. Но этим их роль не ограничивается. Они показали на деле, что подвластное Ижевску и Воткинску население далеко не так лояльно, как ему того хотелось бы. Факты показывают, что власть «белоповстанцев» многих разочаровала. Так, в октябре 1918 г. агитатор политотдела армии сообщал из Трехсвятской волости Елабужского уезда:
«В деревне Полянки собрание пришлось делать ночью, когда все возвратились с поля. Несмотря на это, народу пришло очень много, все в высшей степени интересуются тем, что совершается в революционной России… К белым относятся определенно враждебно, приступлено к организации комитетов бедноты…»[9].
Подтверждают изменение настроений и многочисленные факты вступления в Красную Армию по мере её наступления. Так, в дивизию Азина записалось 470 добровольцев из Можги, 323 из Сарапула, 175 из Агрыза. 22 сентября в полк прибыло пополнение в 250 человек под командой коммуниста Доровских. Из этого пополнения была создана 3-я рота. В начале октября по дороге на Якшур-Бодью к красным присоединилась и удмуртская добровольческая дружина в 75 штыков, которая была зачислена в Володарский полк[10].
Какой бы ни была в конечном счёте роль красных партизан Прикамья, они доказывают одно: не существовало некоей «всенародной борьбы» рабоче-крестьянского населения Прикамья против большевиков. Благодаря зажиточности многих вятских и пермских уездов, а также специфичности местного рабочего класса, население этих местностей действительно было весьма нелояльно большевикам. Неслучайно в 1919 г. колчаковцами была сделана ставка на привлечение симпатий прикамского и уральского населения — вначале, как даже казалось, небезуспешная. Но никогда эти настроения не были единодушными — насчитывалось немало людей, готовых вступить на защиту революции с оружием в руках. Среди населения Прикамья шла, таким образом, своя гражданская война. А первые победы контрреволюции показали и остальным рабочим и крестьянам, какова же реальная альтернатива режиму большевиков[11].
Примечания
Предыдущая |
Содержание
