В настоящей книге ставились две взаимосвязанные задачи, первая из которых сводилась к тому, чтобы, подробно изложив важнейшие события внутрипартийной борьбы за «ленинское наследство», ответить на вопрос о причинах сталинского триумфа. Второй проблемой являлся вопрос о влиянии борьбы в «верхах» на процесс организационно-кадровой трансформации РКП(б) в условиях НЭПа. Однако, анализируя причины победы Сталина в борьбе за лидерство в большевистской партии, нельзя уйти от принципиальной важности вопроса о том, когда же это произошло. Другими словами, возможно ли датировать момент сталинской узурпации власти?
Постановка данной проблемы в такой, несколько прямолинейной, на первый взгляд, формулировке, отсутствует в отечественной историографии. Но именно эта жесткая формулировка заставляет исследователя сфокусировать внимание на анализе механизма сталинского возвышения. Традиционно историки выделяют два события, имевших место в 20-е гг. Речь идет, во-первых, о назначении Сталина на пост генсека (апрель 1922 г.). и, во-вторых, о разгроме сталинским большинством ЦК так называемых «правых уклонистов», во главе которых стояли лидеры партии, которые входили в Политбюро ЦК еще при В.И. Ленине и чей авторитет был сопоставим со сталинским.
Но при всей бесспорной значимости двух упомянутых событий все-таки нельзя не признать, что, ограничившись одним из них, причин сталинского успеха раскрыть нельзя. Действительно, если все было предрешено уже в апреле 1922 г., то понять многие произошедшие позднее вещи становится не проще, а сложнее. К примеру, если главные рычаги оказались у Сталина уже весной 1922 г., то почему же тогда позднее он пошел на создание «семерки» — внеуставного органа власти? Показательно, что и сам процесс ее создания незаслуженно обойден вниманием в отечественной историографии.
Не менее однобокой получается картина, когда сталинский триумф в борьбе за лидерство датируется политическим поражением Н.И. Бухарина, А.И. Рыкова и М.П. Томского. Но чем же тогда объяснить успехи генсека на XIV и XV съездах ВКП(б), XV партконференции и нескольких Пленумах ЦК и ЦКК? А ведь их политический итог с учетом имевшегося расклада сил в большевистских «верхах» был очевиден заранее. Более того, как свидетельствуют июньские 1926 г. письма Сталина В.М. Молотову, генсек уже тогда практически единолично разрабатывал сценарии предстоящих партийных форумов.
Указанные соображения поставили автора настоящей книги перед необходимостью придерживаться в изложении хода борьбы в большевистских «верхах» хронологического принципа. Данный подход не является новаторским. Более того, многие работы историков так называемого «застойного» периода написаны именно в таком плане. Однако, несмотря на использование в них богатого архивного материала, само его привлечение изначально было ориентировано на подтверждение заведомо заданной концепции — концепции, ключевые моменты которой были жестко определены лидером победившей в ходе внутрипартийной борьбы 20-х гг. группировки. В итоге многие привлеченные источники (прежде всего, стенографические отчеты Пленумов ЦК и ЦКК) настоятельно требовали нового прочтения. Кроме того, подробно изложить ход внутрипартийной борьбы стоило и потому, что в историографии незаслуженно обойдены вниманием ее важные события.
Наконец, еще один момент. Ограниченный объем настоящей работы при наличии массы нерешенных проблем и обилии источников изначально заставил отказаться от изложения многих небезынтересных аспектов проблемы. Так, в книге нет «грузинского инцидента», «дела Султан-Галиева», дискуссии 1923 г., событий 1928–1929 гг., специально не рассматривается участие органов ОГПУ в борьбе против оппозиционных группировок, внутрипартийные «дискуссии» по внешнеполитическим проблемам, по многим вопросам хозяйственной политики и по проблеме «каким быть плану». Если же добавить сюда тему об участии во внутрипартийной борьбе отдельных представителей «ленинской гвардии» (таких как Л.П. Серебряков, Е.А. Преображенский и др.), а также задаться целью изучить ее особенности в различных парторганизациях страны, то станет вполне понятным то, что подобное возможно лишь в рамках серьезного многотомного исследования.
Все вышеизложенное заставило автора настоящей работы, придерживаясь хронологического принципа изложения, сконцентрироваться на анализе, во-первых, узловых и, во-вторых, малоизученных актов борьбы за «ленинское наследство» в «верхах» РКП(б).
Первые же шаги в разработке данной проблемы подтвердили справедливость заключения, однажды обнародованного генсеком: «Кадры решают все». А так как в водоворот кадровых перетасовок оказались вовлеченными многие тысячи людей, а персональный и количественный состав как партии, так и ее руководящих органов в 20-е гг. перманентно и целенаправленно менялись, то неотвратимо следовал вывод: тема борьбы за лидерство в РКП(б) была теснейшим образом переплетена с процессом организационно-кадровой трансформации единолично правящей партии в условиях НЭПа.
Подчеркнем, что указанная эволюция обуславливалась и другими причинами, а сама по себе проблема организационно-кадровой трансформации РКП(б) в условиях НЭПа столь масштабна и сложна, что настоятельно требует самостоятельного исследования. В то же время не стоит забывать, что перемены организационно-кадровой структуры оказывали обратное воздействие на ход внутрипартийной борьбы. В итоге завязался сложный клубок взаимных влияний и взаимных обусловленностей.
Серьезный анализ произошедшего с РКП(б) в 20-е гг. невозможен без того, чтобы не коснуться ее предыдущей истории. Тем более, что феномен большевизма в полной мере не исследован до конца и по сей день. Однако ряд ключевых моментов прояснен. Большевистская партия оставила столь серьезный след в истории благодаря, во-первых, стечению исторических обстоятельств (многолетний опыт российского освободительного движения, влияние марксизма, переживавшийся страной этап модернизации, личные качества последнего царя, мировая война и т.д.), и, во-вторых, потому, что ее возглавлял В.И. Ленин — крупнейший политик XX века.
Вся организационно-кадровая структура большевистской партии с момента ее возникновения и до перехода к НЭПу, не оставаясь неизменной (что и само по себе заслуживает пристального внимания), неизбежно выстраивалась под его руководство. То есть большевистская партия изначально формировалась как партия вождистского типа. На это, в частности, указывали А.Н. Потресов и Ю.О. Мартов — люди, с которыми Ленин начинал издание «Искры».
Можно утверждать, что если бы не было Ленина, то не было бы и большевистской партии. По крайней мере в том виде, в каком она сформировалась. Перемены в организационно-кадровом развитии партии также происходили не только в силу изменения исторических условий, но и под воздействием принятых вождем решений. В том числе и по вопросу о том, какая степень внутрипартийной демократии целесообразна и потому допустима на данный момент. Понятно, что до революции Ленин каждый раз был вынужден убеждать своих сторонников в целесообразности очередного изменения. В этой связи можно согласиться с мнением английского историка Э. Карра, отмечавшего, что сила Ленина «основывалась на моральном авторитете, а не на внешней власти»[1]. При этом любой несогласный с Лениным мог уйти. Однако оставшиеся в большевистской партии обрекались на то, чтобы следовать ленинским курсом. Сказать об этом стоит еще и потому, что позднее некоторые представители «ленинской гвардии», прежде не раз конфликтовавшие с основателем партии, вплотную столкнувшись со Сталиным, стали мифологизировать жизнь партии при Ленине, вспоминая его терпимость к инакомыслию.
Из Гражданской войны РКП(б) вышла с триумфом, оплачивать который, однако, пришлось очень дорогой ценой. Страна лежала в руинах. Свирепствовали голод и эпидемии. Многие промышленные предприятия стояли или работали не в полную мощность. Транспорт был изношен и также функционировал с серьезными перебоями. Кадровый состав рабочих претерпел заметные изменения: кто-то погиб, кто-то умер, кто-то по-прежнему находился в Красной армии. Многие рабочие ушли спасаться от голода в деревню, материально-технической базе которой также был причинен серьезный ущерб. Продразверстка, отказаться от которой в ряде регионов страны не удалось даже после решений X съезда РКП(б), подрывала стимул у производителя.
Ситуация в стране не могла не отразиться на деятельности партии. РКП(б) в 1921 г. насчитывала 732000 членов (учет кандидатов не велся, а приведенная цифра не может претендовать на стопроцентную точность), в социальном плане являя собой весьма пестрый конгломерат. Переход к НЭПу выявил неоднородную реакцию в среде коммунистов. Настроения варьировались от одобрительных и настороженно-скептических до категорически-неприемлющих. Тезис «За что боролись?» стал едва ли не самым распространенным в первые годы НЭПа. В целом большевистская партия в 1921–1922 гг. оставалась разношерстной, подверженной самым разным социальным недугам. Широко распространенными явлениями признавались игнорирование партийных обязанностей, нэпообрастание, пьянство, а также взяточничество, бюрократизм и склоки в среде ответственных работников.
Наконец, антинэповские настроения, недовольство бюрократизмом и тяжелейшее материальное положение большинства рядовых коммунистов периодически выплескивались в сферу политическую. Взгляды, которые высказывала «рабочая оппозиция» и родственные ей группы, имели хождение в партии. И все это происходило в организации, подавляющее большинство членов которой имело лишь начальное образование.
У олигархической «верхушки» РКП(б), монопольно руководившей страной и с большим недоверием относившейся к любым проявлениям общественной самодеятельности, поле для маневра в рамках ею же сделанного выбора оказалось крайне невелико. Но в любом случае на разношерстность кадрового состава РКП(б) и его многочисленные «болезни» требовалось как-то реагировать.
ЦК РКП(б) не был удовлетворен и состоянием партийно-государственного аппарата. Не случайно на шестом году Советской власти в своей последней статье основатель большевистской партии с болью признал:
«Мы уже пять лет суетимся над улучшением нашего госаппарата, но это именно суетня, которая за пять лет доказала лишь свою непригодность, или даже свою беспомощность, или даже свою вредность. Как суетня, она давала нам видимость работы, на самом деле засоряя наши учреждения и наши мозги»[2].
Переход к новой экономической политике был сопряжен с необходимостью внесения серьезных изменений в функционирование партийно-государственного аппарата, а предшествовавшая этому «дискуссия о профсоюзах» в очередной раз выдвинула на передний план вопрос о подходе к массам. В том числе и подхода лидеров РКП(б) к рядовым коммунистам. И это опять-таки не могло не затронуть ключевую проблему в партийном строительстве — вопрос о внутрипартийной демократии.
X съезд РКП(б) принял резолюции «О единстве партии» и «О внутрипартийной демократии». На XI съезде партии лидеры бывшей «рабочей оппозиции» заявили, что на практике одновременной реализации двух резолюций не осуществляется, так как вторая неизменно игнорируется в пользу первой. Подобное же «открытие» позднее сделают для себя лидеры и других оппозиционных течений. Не избегут этой участи Троцкий (в 1923 г.) и Зиновьев (в 1926 г.) — те лидеры партии, которые в 1922 г. перед коминтерновской комиссией от имени ЦК РКП(б) выступали с опровержением положений «заявления 22-х».
На данном конкретном примере хорошо видна одна из черт большевистского менталитета: многие из коммунистов о соблюдении норм внутрипартийной демократии вспоминали лишь тогда, когда репрессия направлялась против них лично. Подобного рода «двойной стандарт» в дальнейшем мастерски использовался генсеком, оседлавшим в угоду собственным политическим амбициям тезис «о единстве партии». Так, порвав с Зиновьевым, Сталин будет дискредитировать бывшего триумвира, используя его же высказывания. Этот прием генсека неизменно приносил нужный результат, так как Сталин всегда постулировал выступления от имени большинства. Большинство же о демократии не беспокоилось.
Отметим, что и Сталин принял самое активное участие в «деле 22-х». Показательно, что в данном случае три будущих претендента на «ленинское наследство» действовали заодно. Голосование же по этому вопросу поставило XI съезд партии перед угрозой раскола. Причем мнения разделились почти поровну. Но, как показано выше, фактически именно XI съезд, а не апрельский 1922 г. Пленум ЦК РКП(б) принял поистине судьбоносное решение об избрании Сталина генсеком.
Принятие X съездом партии двух разнонаправленных резолюций, по сути дела, лишний раз напомнило о том, что допустимую степень внутрипартийной демократии кто-то должен устанавливать и контролировать. Таким человеком в партии вождистского типа мог быть только вождь. И в этой связи представляется вполне закономерным, что по мере отхода Ленина от руководства партией и государством все более актуальным становился вопрос о преемнике.
Первоначально члены Политбюро, игнорируя несогласие Троцкого, пытались решить вопрос методом разделения круга полномочий по ведомствам. При этом прозорливый Сталин сохранил под личным контролем распределение кадров, справедливо полагая, что «кадры решают все».
Но данный подход изначально не мог быть в достаточной мере продуктивным. Интересы ведомств пересекались, а их споры между собой (равно как и склоки на разных этажах партийно-государственной иерархии) опять-таки кто-то должен был разрешать. В прежние годы и здесь многое разрешалось лично Лениным. Он возглавлял СНК и председательствовал на Политбюро, тем самым осуществляя связь в работе двух ключевых звеньев единого партийно-государственного аппарата. Теперь такого человека не стало. Проблем же не убавилось.
Лидеры партии прекрасно понимали, что персонально Ленин незаменим. Была выдвинута идея о «коллективном руководстве», но на деле сразу же началась поначалу скрытая, а затем почти открытая борьба за «ленинское наследство». То есть борьба за право ставить последнюю точку по всем наиболее важным вопросам партийной и государственной жизни.
Борьба стимулировалась и другими обстоятельствами. Помимо перманентной необходимости играть роль суперарбитра в спорах ведомств и парткомов, посредством «коллективного руководства» должен был вырабатываться и стратегический курс развития страны. Но полного единства в его понимании не наблюдалось даже в узкой среде большевистских лидеров.
Формально перечисленные проблемы можно было попытаться решать на условиях демократического принятия решений в узком кругу высшей партийной олигархии. Нечто подобное было осуществлено в 1924–1925 гг. Тогда реально функционировала «семерка», на которой коллегиально принимались решения по наиболее важным вопросам. Затем эти же решения формально голосовались на заседаниях Политбюро теми же членами «семерки», но в присутствии Троцкого.
Однако само создание «семерки» во многом было обусловлено тем, что Сталин, Зиновьев и Каменев опасались Троцкого, который в начале 20-х гг. оставался человеком номер два в партии. Часть большевистской элиты ориентировалась именно на него. Это обстоятельство высветила статья К.Б. Радека о Троцком, напечатанная в «Правде» через несколько дней после того, как в начале марта 1923 г. состояние здоровья Ленина резко ухудшилось.
Однако Лев Давидович был заносчив, а его личные отношения с другим быстро набиравшим политический вес лидером — Сталиным — сохраняли перманентную напряженность. Последний же не только имел собственные далеко идущие претензии на власть, но уже вовсю кропотливо работал над ее концентрацией в своих руках, контролируя распределение кадров через Оргбюро и Секретариат ЦК.
Претензии на лидерство имелись и у Зиновьева. Другое дело, что, в отличие от Троцкого и Сталина, они были явно необоснованными. Твердость и уверенность в себе — абсолютно необходимые качества для лидера большевиков — никогда не отличали Зиновьева. Октябрьский эпизод 1917 г. остался несмываемым пятном на политической репутации как Зиновьева, так и Каменева. Последний не строил амбициозных планов на собственный счет. Но он неизменно шел в паре с Зиновьевым, которого всячески поддерживал.
Участие Зиновьева и Каменева в борьбе за власть сказалось как на ее ходе, так и на конечном результате самым существенным образом. Именно эти два лидера партии в 1922–1925 гг., т. е. на решающем этапе сталинского возвышения, оказали будущему «вождю народов» ряд поистине неоценимых услуг. Так, именно они уговаривали делегатов XIII съезда партии оставить Сталина на посту генсека.
Перипетии внутрипартийной борьбы и ее узловые события описаны в соответствующих главах книги. По этой причине перейдем к основным выводам. Почему Сталин победил Троцкого, а также Зиновьева, Каменева, Рыкова, Бухарина, Томского, Преображенского, Шляпникова, Сапронова и других некогда авторитетных большевистских лидеров в борьбе за власть?
Наш анализ свидетельствует: Сталин намного лучше своих конкурентов был приспособлен к борьбе за лидерство именно в тех условиях и именно при имевшемся раскладе сил в партийных «верхах». При этом необходимо учитывать, что Сталин монополизировал в своих руках власть не во вновь создаваемой политической организации, а в партии, имевшей историю, традиции, организационную структуру, проверенный серьезнейшими испытаниями кадровый состав и общепризнанного вождя. Не удивительно, что сталинское восхождение на властный Олимп не явилось одномоментным актом, а представляло собой медленное и трудоемкое восхождение. Но этот процесс неизменно шел по восходящей. Генсек концентрировал власть по многим каналам, занимаясь данным вопросом много лет изо дня в день. К решению самых разных вопросов он подходил с запросом об укреплении собственных властных позиций. И в данной связи нельзя согласиться с мнением С.В. Цакунова и В.П. Вилковой о том, что в 1925 г. Сталин «чуть было не упустил» реальную власть. Сказать об этом надо еще и потому, что данный тезис был обнародован в работах (безусловно интересных и во многом новаторских), вышедших в свет уже в середине 90-х гг.
Представляется крайне важным, что генсек вообще лучше других знал кадровый состав партии. Сталин вовремя осознал, что для победы требуется контролировать продвижение кадров и иметь перманентную поддержку большинства (персональный состав которого мог меняться) в руководящих органах РКП(б).
Его констатация «чтобы руководить, надо предвидеть» была неслучайной и имела ярко выраженную практическую направленность. Заметим, что серьезные властные рычаги оказались под контролем генсека задолго до решающих схваток в борьбе за «ленинское наследство». А это не только помогало генсеку поддерживать иллюзию, что он за свой пост не держится, но и заранее опробовать властные рычаги до момента решающего противостояния с политическими конкурентами.
В то же время Сталин понял, что, помимо продвижения своих сторонников на разные этажи властной пирамиды, требуется трансформировать под себя всю организационно-кадровую структуру правящей партии. В результате не только менялись отдельные пункты партийного Устава, но и в угодном генсеку варианте происходило оформление всей номенклатурной организационно-кадровой системы.
Не оставалась неизменной и атмосфера в партийных рядах. В частности, быстро сказалось культивировавшееся «триумвиратом» непримиримое отношение не только к инакомыслию (инакомыслию в рамках большевистской идеологии!), но и к проявлениям мало-мальски терпимого отношения к нему. Особенно мощной стала кампания в отношении «примиренчества» по отношению к правому уклону. Кроме того, целенаправленно насаждалось доносительство.
Подчеркнем, что Сталин обладал необходимым для политика качеством: он умел выжимать максимум из любой ситуации. Так, даже при наличии в Политбюро такой яркой личности, как Троцкий, Сталин смог оказаться в выигрыше. Он создал из образа Троцкого то пугало, при помощи которого сумел сохранять и укреплять собственные властные позиции. Противники же Сталина не только не отличались столь ценным качеством, но не смогли соперничать с ним в «политических шахматах» — способности просчитывать ситуацию на много ходов вперед. Генсек неизменно считал лучше.
Сталин в ходе борьбы за лидерство мастерски использовал тактику коалиций. Он регулярно вступал в союз с теми, кого можно было использовать в своих интересах. В итоге руками Каменева и Зиновьева он дискредитировал и ослаблял позиции Троцкого, а при активном участии правых большевиков громил объединенную оппозицию. Для вербовки сторонников, сплочения ближайшего окружения и укрепления собственных позиций генсек, в частности, многократно использовал метод своих мнимых отставок.
Выступая как продолжатель дела Ленина, Сталин всячески рекламировал себя именно в этом качестве. При этом подчеркнем, что лидеры большевиков давали себе отчет в том, что стопроцентным большевиком был лишь основатель партии. Выступая в январе 1926 г. в Ленинграде, Томский, публично предложив сторонникам Зиновьева бросить «все словечки о стопроцентных большевиках», добавил: «Был один стопроцентный большевик, да и тот умер, а остальные — так около 100, да поблизости, не дошли, так — 84, 92, 96% (Аплодисменты)». Так несколько карикатурно была выражена абсолютно верная мысль.
Борьбу за монопольное толкование ленинизма генсек выиграл не потому, что понимал ее значение лучше других. Остальные понимали это ничуть не хуже. Но Сталин получил возможность выступать в качестве толкователя ленинского учения потому, что неизменно был среди лидеров партийного большинства. Именно наличие власти, а не лучшее знание ленинского идейного наследия или же верность ему давало генсеку возможность претендовать на монополию в толковании. Данное соображение подтверждается и тем, что сначала Зиновьев, а потом Бухарин до момента разрыва с генсеком также по несколько лет ходили в главных теоретиках партии. Но, оказавшись в оппозиции, они автоматически потеряли данную прерогативу.
Вскоре после поражения Германской революции 1923 г. Сталин выступил в качестве последовательного защитника теории «о возможности победы социализма в одной, отдельно взятой стране». Это теоретическое новшество оказалось вполне конкурентоспособным в борьбе с идеей мировой революции, за которую ратовали лидеры левых течений в РКП(б). В конечном итоге сталинская теория оказала сильное мобилизующее воздействие на молодое поколение коммунистов.
Победе Сталина способствовало и то, что главные конкуренты не только оказались не в состоянии выработать собственную стратегию борьбы за «ленинское наследство», но и явно недооценили основного, как позднее выяснилось, своего соперника. Изгнанный из СССР Троцкий будет вспоминать, что в период «тройки» Зиновьев «относился к Сталину осторожно-покровительственно, Каменев — слегка иронически». Добавим, что и автор этих слов в то время был не более прозорлив.
Троцкий вообще совершил целую цепь ошибок, непростительных для политического лидера его уровня. Зиновьев же уверовал в то, что сможет играть роль публичного лидера РКП(б) и Коминтерна, свалив всю рутинную административную и карательную работу на контролируемый Сталиным партийно-государственный аппарат. Однако упустивший контроль за аппаратом в итоге был постепенно отодвинут и от всех властных рычагов.
Зиновьеву перманентно не доставало бойцовских качеств, Троцкий же стал их демонстрировать тогда, когда растерял значительную часть собственного политического капитала. Что же касается правых большевиков, то их властные амбиции являлись не столь большими, а Бухарин заведомо не обладал качествами вождя.
Перейдем ко второй проблеме, составившей предмет исследования в настоящей работе. Какое воздействие оказала борьба за власть на процесс организационно-кадровой трансформации большевистской партии в 20-е гг.?
Отличительной чертой ленинского стиля руководства было то, что, при всей непримиримости к политическим противникам вне РКП(б), основатель партии в ее среде проявлял гораздо больше терпимости к свободе слова (на это, в частности, уже в 1924 г. обратил внимание Каменева Г.Л. Пятаков). Правда, позволяя с собой спорить, право подведения итогов прошедших дискуссий Ленин не уступал никому. При этом, однако, не стоит забывать, что интеллектуальное первенство основателя партии не вызывало сомнений у его сторонников. Вспомним сказанное Л.Б. Красиным на XII партсъезде.
Сталин же являлся лишь одним из входивших в ближайшее ленинское окружение. Причем и по революционным заслугам, и по теоретическим знаниям заметно уступавшим далеко не только Троцкому. Борясь на лидерство в РКП(б), Сталин стал претендовать именно на право «расставлять точки» по основным вопросам партийной и государственной жизни, на что и обратили внимание делегатов XIV съезда ВКП(б) Каменев и Г.Я. Сокольников. Такого рода претензии на роль суперарбитра не могли не вызвать протеста у тех большевиков, кто много лет знал Сталина по меньшей мере равным себе. Но генсек принялся ослаблять влияние именно этой части большевистской элиты.
Борясь за лидерство, Сталин не только заменял неугодных на собственных выдвиженцев. То состояние, в котором пребывала РКП(б) после окончания Гражданской войны, объективно не могло сохраняться долгое время. Хорошо прочувствовав шаткость собственных позиций весной 1921 г. лидеры партии, допустив некоторые послабления в экономической сфере, не собирались делать политических уступок. В рамках такого выбора требовалось сделать партию более боеспособной, что предполагало целенаправленное воздействие «верхов» на качественный состав организации и ее организационную структуру. А вот здесь-то еще были возможны варианты.
Ленин в 1922 г. говорил о том, что численность в 300–400 тысяч членов — чрезмерна, призывая, не объявляя формально новой чистки рядов РКП(б), «найти какие-либо средства фактической чистки партии, т.е. к уменьшению ее состава»[4]. Следующей же вехой ленинских размышлений стал лозунг «лучше меньше, да лучше».
Сталин и Зиновьев принялись делать прямо противоположное. Еще до смерти Ленина они провели решение о необходимости увеличения рядов РКП(б) за счет приема «рабочих от станка». Смерть основателя партии позволила окрестить данное мероприятие «ленинским призывом» и перевыполнить план в два раза. При этом было грубо проигнорировано требование Ленина зорко смотреть за качественным составом принимаемых. Продолжая такую политику и в дальнейшем, Сталин в итоге за несколько лет довел численный состав партии до доселе невиданных размеров.
Ленинский ЦК никогда не превышал численности в 27 членов и 19 кандидатов в члены. Правда, в конце жизни, опасаясь раскола в партийных верхах, основатель партии выдвинул идею об увеличении численности ЦК за счет привлечения рабочих до 50–100 членов. Против данной идеи сплотились практически все члены большевистского руководства. Не менее важно и другое — расширение состава ЦК не могло в тех условиях предотвратить раскол. Более того, Сталин использовал увеличение численности ЦК и ЦКК для уменьшения относительной ценности каждого отдельного голоса. А так как ЦК и ЦКК расширялись за счет сторонников генсека, то ослабевали позиции как раз у его противников. ЦКК же не только не сыграла роли умиротворителя конфликтов в партии (на что надеялся смертельно больной Ленин), а, наоборот, была превращена в сталинскую дубинку.
В 1929 г., когда Сталин нанес политическое поражение лидерам правых большевиков, численность ВКП(б) уже достигла полутора миллионов. Однако рост ее рядов не прекращался — за счет приема малообразованной и политически лояльной генсеку массы. Режим укреплялся, продвигая своих выдвиженцев на разные этажи жестко централизованной партийно-государственной пирамиды, одновременно формируя и резерв для номенклатурных должностей. Важно и то, что от людей требовалось обладание определенным набором качеств, что делало актуальным лозунг об отсутствии незаменимых. Так постепенно сложился тип деревенского коммуниста, вехами биографии которого были батрачество, служба в Красной Армии, вступление в ряды РКП(б), возвращение в деревню, мобилизации и переброски. Последние же зачастую вели к потере связи с землей и превращению в партаппаратчика, ориентированного на поддержку партии-государства[5]. Одновременно формировался и тип регионального лидера, который был, согласно точному определению В.П. Мохова,
«исполнитель, транслятор приказов “сверху” и командир, диктатор в проведении линии “верхов” на нижних этажах власти. Это “винтик” политического механизма, стандартизированный элемент строго иерархичной системы власти»[6].
В результате столь любимая Сталиным военная терминология получила дополнительные права на существование. Коммунистов действительно насчитывались целые «армии», и они постоянно перебрасывались с «фронта» на «фронт», недостатка в которых страна с конца 20-х гг. не испытывала.
Значение «ленинской гвардии» заметно пошатнулось, а реальная власть сконцентрировалась в руках номенклатуры и ее лидера.
Столь заметная эволюция в развитии организационно-кадровой структуры правящей партии произошла в теснейшей связи как с ходом борьбы за «ленинское наследство», так и с ее результатами. После отсечения от руководства партией Бухарина, Рыкова и Томского путь к сталинскому единовластию был окончательно открыт. Личность же нового лидера наложила неизгладимый отпечаток на характер всей системы.
Примечания
