Следите за нашими новостями!
 
 
Наш сайт подключен к Orphus.
Если вы заметили опечатку, выделите слово и нажмите Ctrl+Enter. Спасибо!
 


Предыдущая | Содержание | Следующая

Глава 15.
Расчет Невилла Чемберлена — и гитлеровское видение «сумерек богов»

Тявканье трусливых буржуазных шавок... я могу переносить тем спокойней, что... слишком хорошо знаю среднего труса.

Адольф Гитлер

Писали, что задолго до того, как войска СС изготовились к «броску на Восток», Адольф Гитлер — который к тому времени уже стяжал гром оваций всего лишь за заверение «я все рассчитал» — сделал следующее предсказание: «Может быть, мы погибнем. Но мы возьмем с собой весь мир»: Муспилли, мировой пожар из нордической мифологии. «Он напел тему из “Гибели богов”» [Рихарда Вагнера][1] — «только это подобает... незыблемой воле повелителя, которая и перед лицом полного уничтожения... остается цельной»[2].

И это уже не была «незыблемая» воля английского повелителя; здесь перед нами не просто социал-дарвинизм, заимствованный из Англии. И речь уже шла не просто о «конце белого мира» — речь шла о «хаосе или планете термитов... угрозе ужасного термитного безумия с Востока...» Это были апокалиптические сумерки богов, и именно перед лицом такой перспективы якобы ожидалось, что Гитлер убережет культуру среднего класса — культуру спокойствия и порядка[3]. Апокалипсис в образе «щупалец», столь зловеще тянущихся к расе господ, — по Хьюстону Стюарту Чемберлену. Ведь как раз этот онемеченный британец, основу представлений которого в конечном счете составлял экзистенциальный опыт британского империализма (пусть и крайне радикализованный), «подвел молодого народного трибуна к последним выводам и для этого посвятил его в [якобы вагнерианские] спасители», согласно Иоахиму Кѐлеру[4]. Объявляя заранее, что нацистский фюрер — единственный, кто осмелится из своего знания о «смертоносном влиянии еврейства» сделать «выводы» для своей деятельности, Чемберлен «запрограммировал Гитлера». Избранник стал орудием мира идей британца Чемберлена, «маской, из-за которой вещал чужой голос»[5]. Этот самый британский «властелин», разочарованный в английском парламентаризме, предопределил «миссию» Адольфа Гитлера (приписав ее авторство Рихарду Вагнеру). В ней была

«важна не реальность, а режиссерская партитура, по которой ставят этот спектакль. Она предписывает миру стать ареной решительной апокалиптической битвы — раса, созданная как божественная... должна выдержать [эту битву] с расой разрушителей, проросшей из недр ночи и смерти. Считалось, что именно за этой драмой последует развязка».

Как в «Сумерках богов» Рихарда Вагнера, мир, обреченный на гибель, должен был охватить очистительный мировой пожар. А «Гитлер стал Зигфридом, героем, вознамерившимся убить “злого гложущего червя рода человеческого”», так сказать, «превратить мир в театр Вагнера». «Драма политической реальности... для Гитлера разыгрывалась на фоне меняющихся декораций “Кольца” [Нибелунгов]», это был «спектакль... в котором Гитлер играл свою звездную роль», делил «мир по категориям и создавал социальный порядок, при котором костюм олицетворял функцию».

«Как Вотан — дикой охотой, он [Гитлер] командовал уже войском мертвецов... и, разыгрывая войну в ящике с песком, форсировал массовую гибель... Пока это зависело от него, репертуар составляли “Сумерки богов”»[6].

Пусть юдофобия Гитлера восходила еще к временам его венской юности, а укрепил его в этих убеждениях Дитрих Эккарт — «наглядной реальностью [в духе Хьюстона Стюарта Чемберлена] демонические недочеловеки [стали только] в вагнеровском мифе о Нибелунгах. Дьявольский заговор преисподней, жертвой которого падает лучезарный герой», Гитлер узрел не с помощью венских антисемитов, а в чемберленовской интерпретации вагнеровского «Кольца Нибелунгов». «Бесспорно лишь, что... вывод, внушенный Чемберленом... Гитлер соотнес со своей деятельностью...» Лишь «вагнеровский» «театр мира... изображающий гибель сынов арийских богов и наступление... владычества» демонических хранителей сокровища, «помог немыслимому стать отчетливо-наглядным» до такой степени, что внушил мысль истребить мнимых «мракобесов». «В отвратительный абсурд, который он [Гитлер] предвещал в своих проповедях перед ликующими массами, по сути никто не был готов... поверить». Казалось, что это чистой воды театр, пьеса, требующая сценического же воплощения[7]. Однако этому «театру» суждено было стать реальностью.

Предпосылки же английского национализма не были по-вагнеровски театральны, как раз наоборот — они были «эмпирически» ориентированы[8]. Тем более неожиданным должно было стать воплощение подобных видений Хьюстона Стюарта Чемберлена для его однофамильца, расчетливого премьер-министра Невилла Чемберлена из Бирмингема и Лондона. Посетив в 1877 г. Лондон, Рихард Вагнер счел, что именно там воплотился сон Альбериха, демонического стража сокровища, — «дом туманов, власть над миром»[9] благодаря сокровищам, на страже которых стоят безжалостное насилие и холодный расчет. Но именно эта подоплека гитлеровского «импульса» от «Сумерек богов» тем более не позволяла лондонскому премьер-министру понять его. Невилл Чемберлен — мнивший себя расчетливым и реальным политиком — в 1938 г. прибыл из Лондона в Мюнхен, чтобы использовать фюрера Третьего рейха в интересах английского имперского истеблишмента, чтобы пригрозить тем, кто нес угрозу Британской империи. Ведь насколько успешно Невилл Чемберлен вел свой бизнес, настолько мало он был способен понять австро-баварского эпигона британского мифотворца (проигравшего на бирже) — Хьюстона Стюарта Чемберлена.

Если тот из Чемберленов, которого звали Хьюстон, стремился противостоять страшной для него социальной революции, разоблачая стоящих за ней «недочеловеков», то Невилл Чемберлен, в свою очередь, пытался по возможности усилить намеренным и систематическим потворством Третьему рейху со стороны Англии контрреволюционную Германию Адольфа Гитлера — ученика Хьюстона Чемберлена. Невилл Чемберлен вышел из школы Альфреда Милнера, который среди твердолобых тори Великобритании считался «сильным человеком», подходящим для «чистки авгиевых конюшен парламентской демократии». В 1918 г. Милнер занимал пост военного министра. В марте 1917 г. Невилл Чемберлен был сильно обеспокоен победой демократии в России, а в сентябре того же года лорд Альфред Милнер оказывал помощь Корнилову, рассчитывая на свержение нового демократического режима. (Милнер резко отрицательно относился и к поддержке демократической революции в Германии в 1918 г. со стороны американского президента Вильсона.) Лорд Милнер рассматривал парламентаризм в частности и демократию в целом как помеху для империализма, а империю — как нечто жизненно важное для сохранения англосаксонской расы. Он «никогда не признавал прав оппозиции» и «полагал, что временное прекращение действия британской конституции... было бы полезно для эффективного развития империи». Еще в 1903 г. этот непопулярный (и принадлежавший в то время к меньшинству) империалист мечтал о «барабанщике», который мобилизует массы против демократии, за расовый империализм и контрреволюцию.

«Может быть, однажды появится большой силы шарлатан, политический прохвост... лжец и пустобрех — но при этом любимец народа — который использует власть (добытую искусной демагогией) во имя национальных целей», — надеялся Альфред Милнер, сознавая, что хотя шанс и невелик, другого выхода все равно нет[10].

Именно для сохранения имперских владений еще в 1903 г. антипарламентарист Милнер хотел использовать вождя-демагога. А его эпигон, Невилл Чемберлен, видя угрозу Великобритании во врагах расизма и империализма, в 1938 г. точно так же намеревался противопоставить им Гитлера и его присных[11].

Если Хьюстон Чемберлен мечтал укрепить германо-англосаксонскую мировую державу за счет примата расового превосходства, то Невилл Чемберлен рассчитывал, усилив расистский Третий рейх, ослабить антирасистскую агитацию против Британской империи (как «имперской расы»). В конечном счете гитлеровский расизм (скорее байрейтский, чем венский) был мифическим, и именно поэтому премьер-консерватор (привыкший к прагматичному британскому расизму) был не в состоянии даже осознать масштабы иррациональности Адольфа Гитлера: «Над бессмысленностью тоталитарного общества царит сверхсмысл идеологии». Понимание тоталитарной политики затрудняет именно последовательность, с какой применяется то, что присуще их идеологии[12].

Удачливый бизнесмен из Бирмингема, привычный к рациональному расчету, Невилл Чемберлен был абсолютно неспособен хотя бы принять к сведению возможность вторжения иррационального в политику, например, задачу «создания типа» и «претворения мифа в жизнь», поставленную главным идеологом нацизма Розенбергом. Ведь если Англия Невилла Чемберлена была довольно далека от Гете, она тем менее могла обозреть путь немецких элит от фаустовской культуры до «покинутости в ничто*». В Англии, в отличие от Германии, «переоценка ценностей» была незначительной. Англичане — не познавшие ужаса поражения и панического страха перед внутриполитической катастрофой — не ощущали «изношенности и истрепанности общепринятого нравственного закона», как немцы времен Ханса Гримма, который «открыл», что этот закон «никогда не был более чем... видимостью»[13]. В Англии масштабы нигилизующего влияния кризиса в обществе были несопоставимы с ситуацией в Германии. Социальный кризис и распад общественных структур, сопровождавшиеся дискредитацией существующей формы правления, экономическим обнищанием и политическим хаосом, даже во время всемирного экономического кризиса начала 1930-х годов не достигли в Англии такого размаха, как в Германии. Подобные факторы, ускорявшие гибель парламентаризма, не оказали решающего влияния на Англию с ее стабильными институтами и сравнительно однородным обществом — в отличие от Германии. В Великобритании партии среднего класса, являвшиеся основной политической силой, не подверглись дезинтеграции, как в Германии. Все это и позволило [британскому] парламентаризму выстоять в мировом экономическом кризисе[14]. Таким образом, Англия обошлась без идеологизации иррационального, позволявшей «прикрыть» социальные структуры, которые уже не могло защитить голое «рацио», — не понадобился ей и мифологизованный в тоталитарном духе антисемитизм[15]. Так, британский фашизм Освальда Мосли (с которым Англия Невилла Чемберлена была прекрасно знакома), даже включив в свою программу антисемитские требования, не мифологизировал их. Британский фашизм оставался очень далек от апокалиптических театральных импульсов «сумерек богов». Настолько, что сэр Освальд Мосли — равно как и Невилл Чемберлен — не замечал их у Гитлера (несмотря на личные знакомства в байрейтском кружке)[16].

* Geworfensein in das Nichts — термин хайдеггеровской философии (прим. автора).

И именно потому, что идеи гитлеровской Германии, вдохновленные Англией (представление о «расе господ», сознание расового превосходства, культ мускулов, враждебность к эмоциям и интеллекту), казались столь знакомыми англичанам (в отношении «наполас» эту узнаваемость и даже чувство «дежа вю» в 1936–1939 гг. засвидетельствовал в своих публикациях целый ряд наставников британских паблик-скул), у британцев укрепилась «реально-политическая» иллюзия, что им понятны стремления Гитлера. Англичане не представляли, насколько этот фюрер — человек, которому доверял Чемберлен, — пойдет дальше своих британских прототипов. Прагматичная чемберленовская политика невмешательства в экспансию Гитлера на восток не уделяла никакого внимания самому главному отличию нацистского расистского империализма мифа (больших пространств) от британского расистского империализма прагмы (жестко ограниченных территорий). Британцы игнорировали апокалиптический импульс гитлеровской «нереальной политики», импульс «сумерек богов» в динамике этой экспансии, некогда получившей «вагнерианское» благословение британского эмигранта Хьюстона Стюарта Чемберлена. Министр иностранных дел лорд Галифакс, к примеру, просто не мог поверить соответствующим сообщениям Германа Раушнинга — и это ничуть не странно[17]. Почти столь же предсказуем был и тот факт, что Невилл Чемберлен, даже увидев после 1940 г. результаты своей политики, остался убежден, что он вряд ли мог действовать по-другому в 1938 г. (то есть не поощрять экспансию Гитлера и не укреплять тем самым его режим). Даже в 1940 г., после начала войны, Чемберлен абсолютно серьезно оспаривал предсказуемость «перемены» в Гитлере, происшедшей с 1934 г.[18] (то есть предсказуемость осуществления того, что давно было провозглашено в «Mein Kampf»)... Англия Невилла Чемберлена помогла Адольфу Гитлеру выйти на то исходное положение, благодаря которому он смог развязать вторую мировую войну: без борьбы уступив его территориальным притязаниям, Англия помешала внутренним силам Германии свергнуть фюрера, а ведь попытка осуществить эти притязания военным путем (насколько можно судить) привела бы нацистский режим к гибели еще в сентябре 1938 г.

Допросы начальника генерального штаба сухопутных войск Третьего рейха генерал-полковника Франца Гальдера, проведенные американской разведкой, подтверждали ответственность Англии. Полученная на допросах информация крайне обеспокоила министерство иностранных дел Британии. Показания Гальдера были названы (11 августа 1945 г.) «очень опасными»; более всего британское министерство иностранных дел было напугано возможностью утечки этой информации. Так, Патрисия Михан обнаружила в архиве этого британского министерства заметку следующего содержания:

«Лучшим выходом могла бы стать дискредитация генерала Гальдера... Если не заткнуть свидетелям рты, используя при ведении судов методы ГПУ и Гестапо... эти вредоносные сведения выйдут на поверхность»[19].

Подобные меры были призваны помешать обществу осознать, что, если бы не вмешательство Невилла Чемберлена, Вторая мировая война осталась бы «ненужной войной», как называл ее Уинстон Черчилль[20].

Тем самым на внешнюю политику Лондона ложится значительная доля вины за то, что война была развязана, — и, во всяком случае, за ее продолжительность. Именно Великобритания в 1938 г. разрушила систему союзов (возводившуюся Францией с 1934 г.) — вместе с тем, что еще оставалось от системы коллективной безопасности под патронатом Лиги наций. Именно Невилл Чемберлен — вследствие своей незыблемой веры в готовность Гитлера к сотрудничеству — отказался от традиционной британской политики сохранения баланса сил в Европе. После того как в 1939 г. Гитлер не оставил ему другой альтернативы, кроме войны, Англия всего через десять месяцев оказалась вынуждена в одиночестве противостоять Третьему рейху. В результате чего Сталин получил возможность давить на Англию — и захватил в Восточной Европе как раз те территории, которые Чемберлен предназначал Гитлеру.

Безусловно, Англия — выстояв при Уинстоне Черчилле (с июня 1940 по июнь 1941 гг.) — не позволила Гитлеру одержать окончательную победу. Однако при этом англичанами двигали не такие абстракции, как борьба демократии против тоталитарной диктатуры, а вещи, гораздо более близкие, более конкретные: защита собственной страны от врага. Во всяком случае, тот факт, что неангличанин Гитлер стал претендовать на мировую значимость, какая положена только англичанам, уже перестал иметь первостепенное значение, как и то, что в своей практике Гитлер пошел несравненно дальше своих британских прообразов. Великобритания объявила войну Великогермании не за то, что та насаждала все в новых странах нацистские и фашистские диктатуры, а за экспансию Третьего рейха в сферу британских интересов. Именно это явилось причиной войны, пусть даже британское радио на немецком языке изо дня в день утверждало обратное (слова, от которых Гитлер полагал достаточным отмахнуться как от «пустых фраз»):

«Идет свобода! Она с британскими летчиками в небе Германии и Италии. Она с миллионами угнетенных, ждущих своего часа. Она с армиями рабочих, кующих себе оружие из свободной воли — в Старом и Новом Свете. Идет свобода!»

Так Англия агитировала за свое дело именем ценностей, которые субъективно ей самой были чужды, — абстрактных прав человека (то есть чего-то, выходившего далеко за рамки прав англичанина). И все-таки строго объективно это притязание было оправданным — именно в силу его фактической альтернативы. Борясь за права англичанина, Англия не дала тоталитарной диктатуре чистопородных «сверхчеловеков» уничтожить военным путем права человека как таковые. «Странным, чудесным образом... британцы никогда не теряли присущей им непременной веры в себя. И именно она... выиграла войну, даже после того, как высокомерие и слепота британцев почти проиграли ее» (П. и Дж. Мур).

Так исполнились слова Черчилля: «Еще никогда столь многие не были столь многим обязаны столь немногим». Несмотря на возможность сохранить империю, договорившись с Гитлером[21], Англия предпочла сопротивляться, даже ценой потери империи. В этом проявилась сохранившаяся сила английского расового мифа, пусть в форме «решимости [Британии] защищаться... от тирании самого насильственного вида расизма... cамозванных хранителей тевтонского сознания», — с удовлетворением констатировал один британский историк. Даже в 1982 г. английское сознание собственного расового превосходства считалось целесообразным для Англии и сулящим ей успех — при этом англичане не задавались вопросом, обоснованны ли эти притязания[22]. Гордость англичан своими успехами не оставляла места для сомнений в собственном расовом превосходстве. Однако только когда британское владычество над миром кануло в прошлое, английские ученые усомнились в идее избранности одних только англичан (идее, существовавшей начиная с 1560-х гг.) на том основании, что «избрание... не принимает в расчет [государственные] границы»[23]. Конечно нет.

«Могущество испортило англичан: они стали думать, что оно является их врожденным качеством, воплощенным в каждом из них, а не в страхе, который наводило британское оружие. Но когда все, чем они так восхищались в себе, неожиданно оказалось под угрозой исчезновения... они смогли проявить храбрость и... безрассудную гордость. Вынужденнные сражаться, они не боялись смерти»[24].

Так или иначе, но, опираясь не в последнюю очередь на сознание расового превосходства (пусть и ограниченное прагматическими соображениями), Великобритания достаточно долго выдерживала натиск тоталитарной державы, исповедовавшей расизм «сумерек богов», и дождалась появления в числе своих союзников Советского Союза (мечтавшего о мировой революции) — державы, враждебной ее империализму. Итак, антикоммунизм Гитлера хоть и не спас Британскую империю (как того хотел Невилл Чемберлен, долго и активно поощряя экспансию Третьего рейха), но именно этот антибольшевизм в конечном счете спас Англию — нападение немцев на Россию кардинальным образом облегчило положение Великобритании. Великобритания держалась достаточно долго, чтобы в качестве ее союзника в войну вступили и Соединенные Штаты — федерация, когда-то провозгласившая право народов на самоопределение. Однако военная поддержка Америки создала и определенные проблемы. Даже британское Министерство колоний не смогло изолировать негров, служивших в армии США, от «цветных» подданных Британской империи, которых считали «потенциальным источником недовольств и раздоров»[25]. Все это также ускорило потерю владычества белой «имперской» расы.

Таким образом, намереваясь воспрепятствовать концу владычества белой расы, Гитлер в конечном счете ускорил этот процесс: Британская империя пережила крах Третьего рейха всего на несколько лет. Ведь после разгрома гитлеровского «тысячелетнего рейха», который довел расистский империализм до абсурда, не могла существовать и британская колониальная империя, основой которой был именно расизм (хоть и несравненно более умеренный). Так эту ситуацию прокомментировало радио Лондона (Би-Би-Си) в 1996 г.[26]

Прежде лорд Альфред Милнер подчеркивал, что Британская империя опирается на расу: «Именно британская раса создала империю... только британская раса может сохранить ее»[27]. Потому и невозможно было сохранить Британскую империю после победы над Гитлером, показавшим истинное лицо любого расизма.


Примечания

1. Hitlers Zweites Buch (wie Anm. 3), S. 215; Richard Wagner, Werke. Hrsg. von Peter Faessler, Band II (Frankfurt, 1966), S. 268, 269, 270, 271; Rauschning, Gesprache mit Hitler, S. 11.

2. Rauschning, Die Revolution des Nihilismus. Kulisse und Wirklichkeit im Dritten Reich (Zurich, 1938), S. 384.

3. Rutherford, Forever England, p. 59; Thurlow, Fascism in Britain, p. 86; Ernst Bertran, Rede vom 3. Mai 1933, nach Deutsche Zeitschrift, XLVI (o. J.), S. 611, zitiert in: Franz Schonauer, Deutsche Literatur im Dritten Reich (Olten, Freiburg i. В., 1961), S. 55.

4. Joachim Kohler, Wagners Hitler, S. 249.

5. Hartmut Zelinsky, Richard Wagner — ein deutsches Thema. Dokumentation... (Berlin, 1983), S. 170: 1. Januar 1924.

6. Joachim Kohler, S. 417, 410, 405, 384, 11, 13.

7. Ibid., S. 248—251. Vgl. Margarete Plewnia, Auf dem Wage zu Hitler. Der volkische Publizist Dietrich Eckart (Berlin, 1970), S. 94-111.

8. Thurlow, Fascism in Britain, p. 86.

9. Cosima Wagner, Tagebuch, Band II (Munchen, 1982), S. 1052: Eintragung vom 25. Mai 1877.

10. James J. Barnes & Patience P. Barnes, Hitlers "Mein Kampf" in Britain and America, The publication history 1930—1939 (Cambridge, 1980), S. 48.

11. A. M. Gollin, Proconsul in Politics, A study of Lord Milner (London, 1964), pp. 46, 47, 603, 573; Keith Feiling, The Life of Neville Chamberlain (London, 1947), pp. 79f: Chamberlain's Diary, note of 22. April, 1917.

12. H. Arendt, Elements und Ursprunge totaler Herrschaft, S. 719.

13. Hans Grimm, Heynade, IV, S. 5.

14. D. S. Lewis, Oswald Mosley, Fascism and British Society (as note 884), p. 263, 266.

15. Vgl. R. Griffiths, Fellow-Travellers of the Right, S. 59.

16. Oswald Mosley, My Life (London, 1968), S. 364f.

17. Theodor Schieder, Hermann Rauschmngs "Gesprache mit Hitler" als Geschichtsquelle = Rheinisch-Westfalische AkademiederWissenschaften, Vortrage,G 178(Opladen, 1971), S. 15.

18. Thomas Jones, A Diary with Letters 1931 — 1950 (Oxford, 1954), p. 447f.

19. Patricia Meehan, The Unnecessary War (London, 1992), p. 388f: Foreign Office 371/46790;370/1268.

20. John Charmley, as quoted by Caputi, p. 221.

21. American Historical Review, Vol. CIII, No. 3 (June, 1998), p. 894.

22. Mac Dougal, The racial Myth in England history (wie Anm. 115), p. 129—130; Edwin Jones, The English Nation. The Great Myth, p. 55.

23. David Armitage, Ideological Origins of the British Empire (Cambridge, 2000), p. 78; William Haller, Foxe's Book of Martyrs and the Elect Nation (London, 1963).

24. Donald & Joanna Moore, The First 150 years of Singapore (Singapore, 1969), pp. 594f; cf. Kathryn Tidrick, Empire and the English Character (1992), p. 279.

25. Lawrence James, Rise and Fall of the British Empire (London, 1994), p. 504.

26. BBC Broadcast of 29. December, 1996, 4.30—4.45 (programme directed to North America).

27. Lord Milner, The Nation and the Empire (1913), pp. xxxi f, xxxv: "The Two Nations" (4. December, 1912); Dibelius, II, S. 204f, 215, 216.

Предыдущая | Содержание | Следующая

Спецпроекты
Варлам Шаламов
Хиросима
 
 
«Валерий Легасов: Высвечено Чернобылем. История Чернобыльской катастрофы в записях академика Легасова и современной интерпретации» (М.: АСТ, 2020)
Александр Воронский
«За живой и мёртвой водой»
«“Закон сопротивления распаду”». Сборник шаламовской конференции — 2017