Недавно опубликованная в журнале «Знамя» (№ 4, 1988 г.) статья Л. Н. Гумилева «Биография научной теории, или Автонекролог» привлекает внимание необычностью взглядов автора. Прежде всего это относится к концепции пассионариев, играющих, по его мнению, особую роль в судьбах народов-этносов. Под пассионарностью при этом понимается генетически унаследованная или приобретенная в результате мутаций повышенная способность поглощать отдельными людьми больше энергии из окружающей среды. В отличие от них субпассионарии — лица, абсорбирующие «меньше энергии, чем это требуется для уравновешивания потребностей инстинкта» (с. 214). Казалось бы, автор «перебросил мост» между социальными явлениями и природной средой. Однако вопрос не столь прост. Ведь совершенно очевидна неправомерность отождествлять абсорбируемую людьми физическую энергию с их социальной активностью. Можно быть весьма сильным в физическом отношении человеком, но в то же время достаточно пассивным в социальном плане и наоборот. Впрочем, главное не в этом, а в том, что автор отнес к субпассионариям наряду с олигофренами вообще всех лиц пониженного социального статуса: неаполитанских лацарони, бродяг, описываемых М. Горьким, подонков капиталистических городов и даже вымирающие племена Андаманских островов.

Если судьба олигофренов действительно во многом (хотя далеко не полностью) предопределена генетически, то вопрос о деклассированных элементах гораздо сложнее. Если исходить из того, что они результат генетически унаследованного свойства меньше абсорбировать энергию, то неизбежно окажется, будто их социальный статус предопределен от рождения. Между тем подобное «натуралистское» обоснование классового неравенства уже давно исчезло из арсенала даже самых рьяных зарубежных поборников этого неравенства.

Но особенно меня как этнографа встревожила трактовка судьбы так называемых отсталых народов, отнесенных к числу субпассионариев, то есть тех, чей приниженный статус обусловлен якобы генетически. В результате вымирание андаманцев вольно или невольно оказалось предопределенным не социальными, а биологическими факторами. Между тем наша страна да и некоторые другие страны дали немало примеров того, как меняется судьба отсталых в прошлом народов именно в результате социальных преобразований. Не менее наглядно о несостоятельности развиваемой автором точки зрения свидетельствуют и хорошо известные этнографам случаи воспитания с раннего возраста в семьях европейцев детей, родители которых принадлежали к отсталым народам.

В свете всего сказанного становится достаточно очевидным, что идея высокого процента пассионариев у одних народов и низкого у других (так сказать ущербных) — это лишь слегка закамуфлированная «учеными словами» давняя концепция «полноценных» и «неполноценных» народов или этносов, концепция, мягко говоря, далеко не самая гуманистическая.

В том же ряду стоит идея Л. Н. Гумилева, согласно которой при взаимодействии несхожих этносов возникают химерные [1] суперэтносы. При этом заключение межэтнических браков (экзогамия) «оказывается реальным деструктивным фактором при контактах на суперэтническом уровне». [2] Сущность этих на первый взгляд весьма нейтральных рассуждений Л. Н. Гумилева раскрыл популяризатор его идей Ю. М. Бородай, утверждавший, что в ряде случаев межэтническое смешение на уровне одной семьи может «какофонически» отразиться на детях, ассимилирующих «несовместимые поведенческие стереотипы» [3]. Впрочем, речь идет не о Ю. М. Бородае. Поэтому предоставим слово самому Л. Н. Гумилеву. А он между тем считает, что небрежение к познанию подобных вопросов «будь то в масштабах государства, родового союза или моногамной семьи, следует квалифицировать как легкомыслие, преступное по отношению к потомкам» [4]. Между тем истории хорошо известны отдельные случаи (и не только в сравнительно недавние времена, но и даже в наши дни) соответствующего этой установке «государственного подхода» к межэтническому смешению. Но почему-то такая практика вызывает отнюдь не самые положительные ассоциации.

Далеко не разделяя подобные построения, с удивлением узнал из статьи Л. Н. Гумилева, что теория этногенеза, которую он создавал, руководствуясь «натуралистскими принципами», приписывается мне (с. 202). Это удивление тем более велико, что у меня с ним диаметрально противоположные взгляды не только по отдельным вопросам, но и в понимании сути теории этногенеза (иначе говоря, теории этноса). Уже одно это исключает возможность и правомерность приписывания мне взглядов Л. Н. Гумилева по данному вопросу. Об этих расхождениях наглядно свидетельствует давняя полемика между нами, начиная с дискуссии в 1970 г. в журнале «Природа».

Для Л. Н. Гумилева этнос — прежде всего не относится к категории социальных явлений. Правда, при этом само определение им сущности этноса не оставалось неизменным. Если первоначально такая сущность сводилась к биологической популяции [5], то позднее он отказался от данного тезиса, заявив, что «этнос — это элементарное понятие, несводимое ни к социальным, ни к биологическим категориям» [6]. Но поскольку такая «промежуточная» позиция неизбежно вызывает недоумение, он в конечном счете оказался вынужденным вернуться к представлению, согласно которому «этнос — это феномен биосферы» (с. 212). Впрочем, в такой трактовке этноса он не оригинален. Еще в 20-е годы ее развивал русский этнограф С. М. Широкогоров [7].

Автор же этих строк, как и подавляющее большинство отечественных и зарубежных специалистов, отнюдь не исключая взаимодействие этноса с природной средой, считает, что не биологические связи объединяют людей в подобные образования, а такие их свойства, как общность языка, культуры, наличие общих черт психики, а также единое самосознание, включающее не только самоназвание, но и представление об общности исторических судеб. (Не случайно ныне все дискуссии по национальной, этнической проблематике концентрируются вокруг вопросов национального языка, культурных традиций и истории народов, а не относительно биологических особенностей того или иного этноса.)

В рассматриваемой связи особое внимание привлекает утверждение Л. Н. Гумилева, что все попытки истолковать феномен этноса «через социальные законы развития общества приводят к абсурду» (с. 212). В качестве единственного доказательства этого тезиса он ссылается на то, что «национально-освободительные движения несопоставимы однозначно с социальными конфликтами в рамках какой-либо страны». Этот пассаж представляется автору наглядным и бесспорным. Однако достаточно тривиально, что в действительности национально-освободительные движения обусловлены не биологическими, а в конечном счете социальными факторами, и в первую очередь социально-классовыми интересами определенных общественных групп колониальных и зависимых народов-этносов.

Вообще гиперболизация в этносах биологического начала за счет социального не столь безобидна, как это может показаться на первый взгляд (особенно в современных условиях, когда важнейшее значение приобретает задача взвешенного подхода и осмотрительности во всем, что затрагивает национальные чувства). В самом деле, представление об этносе-народе прежде всего как о биологической единице неизбежно выдвигает на передний план межэтнических, межнациональных отношений биологический фактор. И, стало быть, оказывается по меньшей мере малоэффективным всякое социокультурное воздействие на них, в том числе удовлетворение специфических бытовых и языковых потребностей национальных групп. И как быть с усилиями ученых, политиков, общественности во всем мире в их стремлении найти пути взаимопонимания между народами, преодолеть конфликты и вражду, если взаимоотношения народов предопределяются в первую очередь их биологической природой, а она, как известно, трудно поддается подобного рода воздействиям? По словам самого Л. Н. Гумилева, «изменение законов Природы вне людских возможностей» (с. 215).

Но не все благополучно в статье и с точки зрения научной этики. Обвиняя меня по сути дела в цитировании его положений «без отсылочных сносок» (с. 202) и апеллируя в этой связи к статье своего ученика К. П. Иванова, Л. Н. Гумилев «забыл» упомянуть об одном факте, имеющем в данном отношении принципиальное значение. А именно то, что такого рода утверждения были специально рассмотрены и опровергнуты в другой опубликованной в том же журнале статье — Я. Г. Машбица и К. В. Чистова. В ней, в частности, подчеркивалось, что некоторое чисто внешнее (главным образом терминологическое) совпадение в работах двух авторов «объясняется тем, что оба они пишут об одном и том же явлении», причем о тех его свойствах и признаках, которые задолго до них отмечались другими учеными. Наглядный пример — употребление ими введенного в научный обиход еще в первой половине XIX в. слова «этнос», а также производных от него терминов [8].

Есть также отдельные совпадения, обусловленные тем, что речь идет о явлениях достаточно очевидных для специалистов. В этой связи хотелось бы, в частности, поддержать тезис Л. Н. Гумилева о том, что историческому прошлому человечества неизвестны вечные народы. (Иное дело вопрос о сроках их существования.)

Не могу не заметить также, что в статье, хотя и названной некролог, но с приставкой «авто» явным диссонансом звучат такие даваемые автором самому себе характеристики, как ему «посчастливилось добраться до третьей степени совершенства» (с. 202), к автору пришло «открытие» (с. 213, 216), автор решил «алгебраически трудные задачи» (с. 215) и т. п.

В заключение остается выразить сожаление, что читатели столь солидного издания на время оказались введенными в заблуждение.

По этой теме читайте также: