Глава IX
Химия

Природа межатомных связей имеет фундаментальное значение для химии, так как эта наука в большой степени является изучением изменения таких связей. Однако неадекватность диаграмм связей при описании важных химических соединений была известна с самого начального этапа структурной химии. Последующие диаграммные системы были отвергнуты по причине их несостоятельности в объяснении определенных явлений. Древний спор идеализма и материализма был внесен в обсуждение, когда некоторые химики начали использовать модели, казавшиеся другим химикам физически непонятными.

Формулы и модели, построенные химиками, должны объяснять не только состав химических соединений, но и их свойства. В первой половине XIX в. ни один метод или соглашение о представлении соединений не был принят. Дж. Р. Партингтон заметил: «Стремление иметь свой собственный набор формул явно рассматривалось как проявление независимости мышления каждого химика»[1]. Еще в 1861 г. Фридрих Август Кекуле предложил девятнадцать формул для уксусной кислоты[2].

Основанием для фрагментарности теорий и использования многочисленных формул была невозможность увидеть и измерить непосредственно молекулы. Химия в целом и органическая химия в частности были ужасающе мало изучены. В 1835 г. Вёлер писал Берцелиусу, что «органическая химия кажется мне первобытным тропическим лесом, полным самых замечательных существ»[3]. За следующие тридцать лет химики собрали удивительное количество данных и выделили множество соединений, но формулы соединений все еще были предположениями, основанными на очень неполных экспериментальных фактах[4].

Химики XIX в. в скором времени пришли к заключению, что многие соединения не могут быть представлены одной формулой, объясняющей /292/ все их известные реакции. Одна формула объясняла одну реакцию, другая — другую. Возможно, путем использования четырех или пяти различных моделей молекулы одного соединения химик мог объяснить все известные реакции этого соединения, но этот метод ставит еще дилемму: здравый смысл подсказывал химикам, что любое вещество должно иметь молекулы определенной формы, которая может быть воспроизведена моделью (оставив на время изомеры и таутомеры, которые составляют отдельную тему; см. примечание 7). Но с точки зрения геометрии было всего лишь определенное количество возможностей построения некой модели молекулы, но ни одна из возможных моделей не объясняла всех реакций данного вещества. Эта же ситуация имеет место со многими соединениями в настоящее время, наиболее известное такое соединение — бензол.

Как только Кекуле предложил простую гексагональную схему для объяснения ароматических соединений, он столкнулся с проблемой локализации химических связей[5]. Кекуле полагал, что атомы углерода четырехвалентны, следовательно, каждый атом углерода имеет одну незадействованную связь. Кекуле принял идею чередующихся двойных и одинарных связей:

формула, хотя она использовалась почти универсально, была неудовлетворительной. Если бензол действительно имеет такое строение, то, следовательно, могут быть получены следующие два изомера: /293/

При изучении вышеприведенных диаграмм можно увидеть различия: в первом случае существует двойная связь между двумя добавленными атомами хлора, в то время как во втором случае имеет место одинарная связь. Но таких двух изомеров не существует ни с хлором, ни с другими добавочными группами; мы знаем, что невозможно создать изомеры ортодизамещенных соединений бензола.

В 1872 г. Кекуле выдвинул концепцию о том, что связи постоянно «изменяют положение между чередующимися секциями как пара распахивающихся дверей»[6].

Обычно химики, чтобы не чертить такую сложную формулу бензола, приводят две формулы возможных позиций. Эти две диаграммы обычно называют «идеальные структуры Кекуле»[7].

То объяснение, что связи в бензоле смещаются туда и обратно, удовлетворяло химиков многие годы. Краткие или устаревшие описания истории химии обычно заканчивают на этом рассказ о бензоле. Однако химики выяснили, что должны существовать связи между противоположными атомами углерода или связь между парными позициями:

Эта формула изначально была предложена сэром Джеймсом Дьюаром, который предполагал дополнить ею две первоначальные структуры Кекуле[8]. Теперь существовали три формулы бензола, и представить себе картину «распахивающихся дверей» становилось все более трудно. Более того, добавлялись другие варианты. Но что озадачивало больше всего: стало ясно, что в молекуле бензола не происходит действительного движения между простыми конфигурациями связей.

Резонансная теория валентности, разработанная примерно в 1930 г. Лайнусом Полингом и развитая далее Дж. В. Уэландом, — это попытка объяснить структуру таких молекул, как бензол[9]. Значение теории резонанса, /294/ согласно Уэланду, заключается в том, что «истинное состояние молекулы не идентично с состоянием, изображаемым одной классической валентной структурой, а является промежуточным между состоянием, изображаемым двумя или несколькими валентными структурами»[10]. Такая средняя структура известна как «резонансный гибрид». Структурными химиками описано множество таких гибридов. Двумя структурами валентной связи, «делающими свой вклад» в карбоксилатионе, являются[11]:

Резонансный гибрид иона карбоксилата обычно имеет следующий вид:

В случае бензола гибрид рассматривают как состоящий из пяти различных структур, идеальных форм Кекуле-Дьюара[12].

Для других соединений используется намного больше моделей. Для объяснения реакций антрацена используется более четырехсот диаграмм.

Уэланд снова и снова напоминал читателям, что резонанс нужно рассматривать не как какой-либо вид осцилляции между различными структурами, а как слово, относящееся к молекуле в перманентном гибридном состоянии[13].

«Резонанс имеет смысл только в связи с частным способом приближения к истинному положению, и нужно постоянно следить за тем, чтобы не приписать различным резонансным структурам физический смысл, которого они не имеют»[14].

Полинг по этому поводу заметил:

«Мы можем сказать... что молекула не может быть удовлетворительно представлена любой отдельно взятой структурой валентной связи и оставить попытки связать ее структуру и свойства со структурой и свойствами других молекул. Но, используя структуры валентной связи как основу обсуждения, мы с помощью понятия резонанса можем дать объяснение свойствам молекулы, прямо и просто оперируя свойствами других молекул. Для нас удобно, по практическим соображениям, говорить о резонансе молекул среди нескольких электронных структур»[15]. /295/

Согласно теории резонанса, связи между атомами углерода в бензоле не являются ни двойными, ни одинарными, а как бы связью между ними, грубо описываемой как или связь. Такое описание подтверждается электронной диффракцией и инфракрасными спектроскопическими исследованиями, показывающими, что если расстояние между атомами углерода с одинарной связью равно 1,54 ангстрем, а с двойной связью — 1,33 ангстрем, то измерение для связей бензола дает 1,40, то есть между измерениями для одинарной и двойной связи[16].

Хотя, как подчеркивал Полинг, теория резонанса не опирается концептуально на квантовую механику, тем не менее при расчете определенных свойств молекул, таких, как стабильность во время реакции, применяется квантовомеханический метод вычислений. Волновая функция или уравнение Шредингера записывается для каждой из идеальных или резонансных структур, и тогда волновые функции объединяются в простую линейную форму, то есть путем простого сложения, учитывая фактор взвешивания, приложенный к каждому уравнению и зависящий от количества «влияния», которое каждая идеальная структура осуществляет.

Теория резонанса и ее разработка Полингом были известны в Советском Союзе задолго до второй мировой войны; много лет прошло, прежде чем теория химических связей привлекла какое-либо специальное внимание. Теория резонанса стала популярной среди химиков в Советском Союзе. Выдающиеся химики, такие, как А.Н. Несмеянов[17], Р.X. Фрейдлина, Д.Н. Курсанов[18], Е.Н. Прилежаева[19], М.И. Кабачник[20] и многие другие, применяли теорию резонанса в своих исследованиях и в своих публикациях. В 1946 г. два советских химика, о которых мы еще довольно много услышим, Я.К. Сыркин и М.Е. Дяткина, выдвинули свой собственный подход к теории резонанса в книге «Химическая связь и структура молекул», которую Полинг отметил как «отличную работу»[21]. Он добавил, что, с его точки зрения, Сыркин и Дяткина были «одними из способнейших (химиков) в современной России»[22]. Книга этих двух авторов была принята Министерством высшего образования СССР как учебное пособие для химических факультетов университетов и получила /296/ широкое распространение. Впоследствии она была переведена на английский язык для использования в Соединенных Штатах[23]. Через год после опубликования собственной книги Сыркин и Дяткина перевели книгу Полинга «Природа химической связи» на русский язык; в течение следующего года они снова вдвоем работали над переводом книги Уэланда «Теория резонанса и ее применение к органической химии», причем редактором был Сыркин, а переводчиком - Дяткина.

Полемика о резонансе была начата ревностным, честолюбивым, но не имеющим признания химиком Г.В. Челинцевым, которого позже осудили в попытке завоевать то верховное положение в химии, которое было у Лысенко в биологии. Хотя окончательный исход спора отличался от того, к чему призывал Челинцев, но этот химик оставался центральной фигурой на всем протяжении полемики в последующие годы.

Будучи профессором Военной академии им. Ворошилова и специалистом по приемам ведения химической войны, Челинцев опубликовал в 1949 г. книгу под названием «Очерки по теории органической химии», в которой предлагал объяснять молекулярную структуру, не используя приближенные методы квантовой механики и при помощи только одной формулы для каждого соединения[24]. В частности, он заявил, что формула бензола должна выводиться не на основе ковалентных связей, а на основе электровалентных или ионных связей[25]. Челинцев представил бензол следующим образом:

Пунктирная линия означает, по Челинцеву, «размазывание» электронного заряда. По его представлению, в бензоле вообще не существовало двойных связей. Он утверждал, что теория резонанса была не только методологически бесплодной, но также вводила в химию механистические понятия, заполняя пробел человеческого знания нереалистичным, но удобным механистическим описанием.

Появление книги Челинцева подняло теорию резонанса до уровня философской дискуссии времен идеологической воинственности в Советском Союзе. Использование теорией резонанса множественных идеальных структур, которое Челинцев назвал механистическим, сделало эту теорию уязвимой для критики с философских позиций. То, что теория резонанса может рассматриваться как философски несостоятельная не только Челинцевым, но и другими авторами, стало ясно после публикации осенью 1949 г. В.М. Татевским и М.И. Шахпароновым статьи «Об одной махистской теории в химии и ее пропагандистах»[26]. Эти два автора особенно критиковали положение Уэланда о резонансе как об умозрительной концепции, которая «не отражает какого-либо внутреннего свойства самой молекулы, а является математическим способом, изобретенным физиком или химиком для собственного удобства»[27]. В таком случае можно было бы критиковать философские следствия, вытекающие из /297/ этого заявления, а не саму теорию резонанса. Можно легко утверждать, в духе реалистической философии, что резонансные структуры имеют некоторое, возможно совершенно косвенное, отношение к действительной структуре молекулы, но что это отношение остается скрытым. До тех пор, пока не получена информация о действительной структуре, теория резонанса может быть использована без необходимого принятия философских замечаний Уэланда. Вместо этого Татевский и Шахпаронов заявили, что философски некорректно описывать молекулы в терминах идеальных структур, которые оказываются физически непостижимыми. Согласно этим авторам, изначальным недостатком теории резонанса было то, что она использовала более одной структуры. Одновременно утверждая, что не происходит взаимопревращения форм. Таким образом, теория резонанса была «разведена с реальностью». Татевский и Шахпаронов утверждали, что Уэланд и Полинг пытались прикрыть свое незнание истиной природы молекул искусным построением, содержащим ложные философские допущения.

«Теория резонанса может служить одним из примеров того, как враждебные марксистскому мировоззрению махистские теоретико-познавательные установки приводят буржуазных ученых и их последователей к лженаучным выводам при решении конкретных физических и химических проблем»[28].

Позиция, занятая Татевским и Шахпароновым, тесно смыкалась с точкой зрения анонимных авторов статей, помещенных в «Журнале физической химии» и в «Правде», посвященных празднованию 70-летия Сталина[29]. Авторы этих статей призывали устранить дефекты в советской науке, особенно в химии.

В ходе дискуссии о теории резонанса много раз ссылались на произведения выдающегося и талантливого русского химика XIX в. А.М. Бутлерова. Он был профессором химии Казанского и Санкт-Петербургского университетов, а также членом Императорской академии наук с 1874 по 1880 г. Его имя лишь очень редко упоминалось в западных учебниках химии или историях химии. Несомненно, он заслуживает намного большего внимания[30]. В 1940 г., до того как в Советском Союзе началось обсуждение теории резонанса, известный американский историк химии Генри М. Личестер написал биографическую статью, восхваляющую Бутлерова, и дал высокую оценку его передовым исследованиям в области органической химии[31]. В 1953 г. французский химик Ж. Жаке заявил, /298/ что имя Бутлерова должно иметь такое же значение, как имя Фридриха Кекуле в развитии теории молекулярной структуры[32]. В издании 1960 г. в своей книге «Природа химической связи» Лайнус Полинг, подвергнутый суровой критике со стороны советских философов науки, воздал должное исследованиям А.М. Бутлерова по валентности[33]. В ранних изданиях этой работы Полинг не упоминал Бутлерова, так как, скорее всего, не знал в то время его работ[34]. Хотя концепция Бутлерова о молекулярной структуре все еще не получила должной оценки за пределами Советского Союза, профессор И.М. Гансбергер дал как бы временное суждение:

«Не вызывает сомнения, что Бутлеров не получил должной оценки, которой он определенно заслуживает, а также то, что его монументальный вклад в органическую структурную теорию был в большой мере фактически не замечен. Вклад Бутлерова конечно же равен вкладу Кекуле и Купера, но было бы нелепо утверждать, что он был единственным автором структурной теории»[35].

В свете этого больше внимания начало уделяться Бутлерову за рубежом в 50-е годы. Однако даже в Британской энциклопедии (Encyclopedia Britannica) издания 1955 г. отсутствует хотя бы упоминание о Бутлерове, хотя целая колонка была посвящена Кекуле. В издании же 1963 г. Бутлерову уделялся параграф.

Философские взгляды Бутлерова отличались от воззрений химиков, подобных Шарлю Жерару, который не верил в то, что химические формулы представляют некий вид реальности. Сам Кекуле никогда не приписывал большой физической значимости своим формулам, рассматривая их только в качестве символов для объяснения реакции[36]. Бутлеров же, напротив, верил, что каждому веществу должна отвечать своя структурная формула с реальным, пусть и неопределенным отношением к действительной структуре этого вещества. Он отмечал:

«Если попытаться теперь определить химическое строение веществ и если нам удастся выразить его нашими формулами, то формулы эти будут хотя еще не вполне, но до известной степени настоящими рациональными формулами. Для каждого тела возможна будет в этом смысле одна рациональная формула, и когда сделаются известными общие законы зависимости химических свойств тел от их химического строения, то подобная формула будет выражением всех этих свойств»[37].

Такие цитаты были удобными для авторов, желавших использовать работы Бутлерова для критики множества форм резонансной теории. Многие из этих авторов игнорировали дальнейшие заявления Бутлерова о значении химических формул, что «дело не в форме, а в сущности, в понятии, в идее... нетрудно прийти к убеждению, что всякий способ писания может быть хорош, лишь бы он с удобством выражал эти отношения»[38].

Со 2 по 7 февраля 1950 г. Институт органической химии АН СССР провел дискуссию о современных теориях органической химии[39]. По итогам /299/ дискуссии был опубликован доклад под названием «Современное состояние теории химического строения», написанный Д.Н. Курсановым как председателем и семью химиками — членами комиссии[40].

В докладе комиссии указывалось, что настоящая дискуссия представляет интерес для Коммунистической партии и имеет прямую связь с дискуссией по биологии.

«Решение Центрального Комитета ВКП(б) по идеологическим вопросам и сессия ВАСХНИЛ мобилизовали советских ученых на решение задачи критического анализа современного состояния теоретических представлений во всех областях знания и борьбы против чуждых нам реакционных идей буржуазной науки.

Кризис буржуазной науки, связанный с общим кризисом капиталистической системы, сказался и в теоретических представлениях в органической химии, развиваемых буржуазными учеными, и привел к появлению методологически порочных концепций, тормозящих дальнейшее развитие науки»[41].

Но хотя комиссия критиковала резонансную теорию и даже собственных членов за ее использование, в докладе откровенно заявлялось, что взгляды Челинцева основывались на ложных научных доводах. Челинцев был полезен в том смысле, что он способствовал привлечению «внимания советской научной общественности» к необходимости критического анализа «теории резонанса», но он же позже неправильно определил теорию химического строения[42]. Делая это, Челинцев пытался не допустить применения квантовой механики к химии, которое в понимании комиссии, фактически, было «дальнейшим развитием и конкретизацией теории Бутлерова».

У Курсанова и его коллег не нашлось добрых слов и для «новой структурной теории» Челинцева.

«Естественно, что познание природы химической связи требует приложения и учета всех данных, полученных современной химией и физикой. Одной из попыток построения новой теории химической связи без учета этих данных является предложенная Г.В. Челинцевым «новая структурная теория»... Характерно, что даже сам автор не применяет »новую структурную теорию« в своих работах. Эта теория должна быть отвергнута»[43].

В этом докладе и в нескольких других статьях, появившихся в то время, четыре положения казались первостепенными: 1) подлинным основателем теории химического строения является Бутлеров; 2) теория резонанса идеалистична, а потому неприемлема; 3) хотя идея резонанса должна быть отклонена, квантовая механика необходима для научных исследований, а между теорией резонанса и квантовой механикой можно провести четкую грань; 4) Г.В. Челинцев — некомпетентный ученый. Со временем третье и четвертое положения становились все более важными. Ведущие советские исследователи-химики явно направляли основные усилия в течение 1950 г. на дискредитацию Челинцева и одновременно собирали как можно больше ученых в ряды защитников вычислительных методов квантовой механики в химии.

В статье, опубликованной в январе 1951 г., О.А. Реутов признавал, что слишком прямолинейное следование взглядам Челинцева приведет /300/ к необходимости статических механических моделей молекул. Он упомянул и то, что последние дискуссии о теории резонанса делали упор на материализм, игнорируя диалектику. Реутов признал, что «теория Бутлерова имеет две стороны. Одна сторона связана с безусловным признанием определенного химического строения молекул. Другая же сторона этого учения утверждает наличие взаимного влияния атомов...»[44]. Реутов указывал, что любое описание молекул должно быть описанием не статичной модели, а постоянно изменяющихся моделей как результат взаимодействия противоположных сил, то есть истинно диалектический процесс.

На следующей, после статьи Реутова, странице январского номера «Журнала общей химии» за 1951 г. была напечатана заметка, объявляющая о приближавшейся Всесоюзной конференции по теории химического строения. Эта тема должна была обсуждаться не только химиками, но и сотнями физиков, философов и работников системы образования. Бюро Отделения химических наук АН СССР организовало комиссию во главе с президентом Академии наук А.Н. Несмеяновым для подготовки основного доклада относительно взглядов Бутлерова на структурную химию, критики резонанса и дальнейшего развития теории химического строения. Читателям предлагали присылать замечания и предложения.

Конференция состоялась в Москве 11-14 июня 1951 г. под председательством М.М. Дубинина[45]. С основным докладом выступил А.Н. Теренин, а не Несмеянов, отсутствовавший по болезни. Всего с речами выступили 44 участника, и, хотя многие речи были сходными, несколько раз вспыхивали жаркие споры, несмотря на то что никто не защищал теорию резонанса. Предыдущие статьи и обсуждения уже так подготовили сцену для конференции, что отказ от резонанса казался уже заранее принятым решением. Действительной проблемой был поиск альтернативы. Челинцев, который открыто отказывался от методов квантовой механики в целом, выглядел все более жалко, совершая бесплодные нападки на своих коллег.

Сыркин, Дяткина, Волькенштейн и Киприанов отреклись от своей прежней защиты теории резонанса и признали, что раньше они заблуждались. Сыркин сказал, что в процессе работы над книгой он не знал о правильном направлении развития химии. Дяткина признала, что в ранний период она пыталась защищать резонансную химию с точки зрения диалектического материализма, «говорила о количественной и качественной стороне теории резонанса»[46]. Ее попытка не увенчалась успехом, и теперь она назвала ее «смешиванием несовместимых вещей». Попытка Дяткиной показать философскую приемлемость теории резонанса, ссылаясь на диалектику, повторяла, чего сама Дяткина могла и не знать, взгляды английского ученого Дж. Холдейна, высказанные в 1939 г., когда он писал, что теория резонанса была «блестящим примером диалектического мышления, отказом признать, что две представленные человеку /301/ альтернативы (две сотрудничающие структуры) обязательно являются исключающими»[47].

Доклад Теренина, на который ссылалась Дяткина и который послужил основанием для дискуссии на конференции, был очень похож на доклад, подготовленный Институтом органической химии в феврале 1950 г. Это сходство неудивительно, так как его готовили одни и те же ученые. Одно различие все же было явным: комиссия Теренина имела своей задачей не только критику теории резонанса на основе работ Бутлерова, но также и планирование работы советских ученых на будущее, то есть представление чего-либо, что заменило бы теорию резонанса.

Теренин и его коллеги как ошибку особенно выделили в резонансе использование идеальных, фиктивных резонансных структур[48]. Таким образом, так как советские химики не пользовались расчетами на базе фиктивных структур, они могли использовать всю доступную информацию о молекулах, а также математические выражения, которые, будучи представленными в физических терминах защитниками теории резонанса, вели к противоречиям несводимых физических форм. Этот альтернативный подход, избегавший идеальные структуры, получил название «теории взаимных влияний» (выражение, заимствованное у Бутлерова). Объяснение, которое Теренин и его коллеги дали этому явному противоречию, была неадекватность человеческих знаний о структуре материи[49]. Каким бы ни был более полный ответ, им никак не могла быть теория резонанса, которая является тупиковым направлением, утверждающим, что форма молекулы физически непостижима. Авторы доклада утверждали, что теория резонанса ведет к агностицизму, который они определяли как кантовскую веру в то, что человек не может познать окружающий его мир.

Предложенный авторами доклада подход к молекулярной структуре позволял использовать все данные, ведущие к теории резонанса, до тех пор, пока ученый воздерживался от представления молекул как гибридов идеальных графических форм. Но химики могли использовать сами уравнения, которые являются существенными для использования резонансной теории.

Различие между запрещаемой теорией резонанса и разрешаемой теорией взаимных влияний было неуловимым. Существовало эпистемологическое различие: химики, придерживающиеся теории взаимных влияний в том виде, как она была дана авторами доклада, не могли прийти ни к заключению, что молекулы являются просто умозрительными формами, ни к тому, что молекулы могут быть объяснены только в терминах умозрительных форм, независимо от убедительности аргументов той или другой альтернативы. Основным практическим различием между методом, предложенным советскими химиками, и теорией резонанса было то, что ученые, придерживающиеся первого метода, должны были воздерживаться от использования резонансных форм в качестве наглядных пособий в аудиториях и лабораториях.

Теория взаимного влияния имела аналог в других странах; этот подход был известен как метод «молекулярных орбит», в котором не постулировалась точная позиция определенных молекулярных связей. Исходя из этого, многие химики полагали, что эта теория объясняет определенные /302/ реакции не настолько удовлетворительно, насколько теория резонанса. Уэланд заметил, однако, что в математической форме метод молекулярных орбит становится фактически идентичным теории резонанса[50].

Профессор Челинцев яростно обрушился на доклад. Он заявил, что конференция в целом провалилась, ибо она, предполагая отвергнуть теории Полинга и К. Ингольда, напротив, была захвачена сторонниками этих западных ученых. Он добавил, что теория взаимного влияния была лишь номенклатурной модификацией мезомерно-резонансной теории[51].

«Содержание доклада, — объявил он, — определяется задачей спасения любезной сердцам ингольдистов-паулингистов мезомерно-резонансной теории» (с. 86).

Челинцев говорил, что лидеры конференции зажимали его работы и замаскировали теорию резонанса (с. 86-87). Его разочарование итогами конференции нашло отражение в его комментариях:

«Это первый случай в истории недавних научно-методологических дискуссий, когда с постановочным докладом выступает не критикующая ошибки сторона, а сторона в них повинная, к тому же представленная не отдельным лицом, а комиссией, назначенной Отделением химических наук АН СССР и утвержденной, надо думать, президиумом АН СССР» (с. 79-80).

Челинцев объявил своим долгом назвать поименно наиболее активных пропагандистов теории резонанса; он начал с президента АН СССР А.Н. Несмеянова и перечислил 26 химиков (с. 87)[52], в числе которых многие занимали ведущие позиции в различных областях. Почти все авторы статей, в которых за последние два года обличался резонанс, тоже были в списке, включая Татевского и Шахпаронова, чья статья в конце 1949 г. показала, что критика резонанса выйдет за рамки критики Челинцева. Пятеро из девяти сотрудников Отделения химических наук, рассматривавшие теорию резонанса в феврале 1950 г., были перечислены, так же как и шесть из одиннадцати ученых, выделенных для подготовки доклада для июньской всесоюзной конференции 1951 г.

После речи Челинцева ему было задано несколько вопросов. Один из задававших вопросы саркастически спросил: «Вы перечислили сторонников идеализма в советской химии. Кто, по вашему мнению, во всей советской химии является представителями диалектического материализма?» (Смех)» (с. 89). Челинцев ответил, что невозможно было бы перечислить всех сторонников диалектического материализма, так как существуют лишь 20 или 30 человек, чьи имена он назвал, кто диалектический материализм игнорирует. Этот ответ был встречен аплодисментами.

На конференции выступило мало сторонников Челинцева. С.Н. Хитрук поддержал взгляды Челинцева, а также указал на тот «неопровержимый /303/ факт», что Челинцев первым сорвал маску с «идеалистической сущности» теории мезомерии — резонанса (с. 181).

Одним из докладчиков, выступавших после Челинцева, был А.А. Максимов, член редколлегии журнала «Вопросы философии». Максимов принимал участие в долгой серии ожесточенных споров относительно диалектического материализма и естествознания; он играл злополучную роль в обсуждении релятивистской физики, в ходе которого он совершал нападки не только на общую, но и на специальную теорию относительности. Присутствие на конференции Максимова, а также журналиста В.Е. Львова вызвало возмущение некоторых делегатов. Химик М.В. Волькенштейн спрашивал: «Зачем пустили сюда этого журналиста?» (с. 350). Волькенштейн заметил, что за год до этого Львов был изгнан из среды ленинградских физиков как возмутитель порядка. Это указывает на то, что некоторые дальновидные ученые смогли объединиться против идеологической демагогии еще в 1950 г.

Максимов, однако, сменил на конференции наступательный тон на оборонительный в обсуждении идеализма в науке. Он скорее не поддерживал, а критиковал Челинцева. Он точно определил мотивы Челинцева в следующем замечании:

«Согласно утверждению проф. Челинцева, выходит, что он играет в химии роль Т.Д. Лысенко, а перечисленные им паулингисты-ингольдисты играют роль вейсманистов-морганистов». Максимов также утверждал: «Я знаю членов комиссии перечисленных нам «паулингистов-ингольдистов». Я считаю их честными, преданными советскими химиками, искренне желающими процветания советской химии» (с. 255, 260).

Когда началась подготовка к голосованию по заключительной резолюции, Челинцев взял слово и заявил, что, хотя он был членом комиссии по подготовке проекта резолюции, перевес был полностью на стороне паулингистов и ингольдистов (он так и не перестал использовать эти термины, несмотря на требования делегатов конференции) и его голос не имел влияния (с. 365). В ходе окончательного голосования от Челинцева отвернулись и те три или четыре делегата, которые поддерживали его на предварительном этапе и только он один голосовал против резолюции (с. 370).

В резолюции было одобрено содержание доклада комиссии Отделения химических наук АН СССР, который профессор Теренин зачитал в начале конференции, но вместе с тем в докладе были отмечены «серьезные недостатки». Во-первых, в докладе не показывалось, что извращения в химии были тесно связаны с извращениями в биологии и физиологии и что все эти враждебные теории «представляют единый фронт борьбы реакционно-буржуазной идеологии против материализма» (с. 376). Другим недостатком доклада Теренина и его коллег, согласно резолюции, было то, что они не сумели в нем адекватно показать огромный прогресс советской химии[53].

В резолюции конференции порицались Сыркин, Дяткина, Волькенштейн и Киприанов за то, что они не полностью критиковали теорию резонанса и не детализировали свои ошибки. Ссылки Волькенштейна и Киприанова на незнание были признаны неудовлетворительными. В резолюции отмечалось, однако, что все четыре химика свои ошибки признали.

Критиковались также советские философы, химики и физики, каждые группы по незначительно различающимся причинам. Философы не /304/ были активны на химическом фронте. В резолюции указывалось, что химики, а не философы выявили идеологические недостатки. Тем не менее и химики критиковались за то, что не уделили должного внимания методологии науки, долго терпели теорию резонанса, вместо того чтобы ее отбросить.

Хотя Челинцев не упоминался в резолюции всесоюзной конференции, его теория не избежала осуждения, причем со стороны самого А.Н. Несмеянова, что было равнозначно официальному порицанию. Если теория строения у Челинцева была правильной, замечает Несмеянов в своей статье, он должен был предсказать реакции. Где эти предсказания? Несмеянов предположил, что сам Челинцев не верит в свои наивные заявления. В заключение он отпустил «колкости» по адресу как сторонников теории резонанса, так и последователей Челинцева:

«Наша химия должна быть решительно очищена от всех нездоровых влияний разлагающейся буржуазной философии и науки. Она должна быть очищена также и от доморощенных вульгаризаторов науки»[54].

Смелость Челинцева перед лицом критики со стороны ученого, наделенного наибольшей административной властью в Советском Союзе, кажется удивительной. В том же номере, где была статья Несмеянова, Челинцев повторил свои обвинения о монополии паулингистов в химии, к которым он причислял и Несмеянова. Он отверг положение Несмеянова о собственном его (Челинцева) неверии в свою же теорию:

«Что же касается моего убеждения в непригодности новой структурной теории, то едва ли возможно предположить, что я мог бы в течение ряда лет перенести всю тяжесть борьбы с монополизировавшими советскую химическую науку ингольдистами-паулингистами, если бы я не был глубоко убежден в правильности и полезности своих суждений»[55].

Факт самого выхода статьи Челинцева, да еще в такой неприкрытой форме, показывает, что Челинцев располагал какой-то поддержкой в Советском Союзе. Более того, Несмеянов не стал бы так пространно критиковать Челинцева, если бы этот взбунтовавшийся химик был такой изолированной фигурой, как его представляет Несмеянов. Челинцев явно все еще надеялся, что его взгляды завоюют расположение партийных чиновников. В своей продолжительной борьбе он истощил терпение своих же коллег-химиков. В январе 1953 г. двое советских химиков, Б.А. Казанский и Г.В. Быков, обрушились на Челинцева:

«Следовательно, какая же может быть критика новой структурной теории! Какая может быть борьба мнений других химиков с мнением ее автора! И всякое выступление против своей «теории» Г.В. Челинцев пытается представить нашей общественности как предосудительную ересь. Поэтому Г. В. Челинцев всякому выступающему против его теории или игнорирующему ее легко бросает обвинение в «механицизме», «агностицизме», «махизме» и тому подобных одиозных «измах». Всю кампанию за свою теорию Г.В. Челинцев ведет под крикливым и порочным лозунгом: кто против меня - тот против диалектического материализма»[56]. /305/

Эта взбучка достигла желанного эффекта: статьи Челинцева исчезли со страниц журналов. Неизвестно, сам ли Челинцев пошел на это, или редакторы отказались публиковать его полемику, но статья Казанского и Быкова положила конец происходящей битве. Конечно, Челинцев не оставил своих позиций, и спустя четыре года он появился снова, опять отталкиваясь от своих прежних тезисов.

Но после января 1953 г. относительное спокойствие воцарилось в споре, прерываемое редкими статьями, заново подтверждающими теперь уже официальный статус теории резонанса и показывающими, что тема еще не исчерпана. В октябрьском 1953 г. номере «Журнала общей химии» была опубликована статья, посвященная 125 годовщине со дня рождения Бутлерова, но в ней лишь мимоходом упоминалось знакомое утверждение о расхождении взглядов Бутлерова и теории резонанса, а Челинцев даже не был упомянут ни в одной из 27 сносок[57]. Скорее всего, Челинцева пытались обойти молчанием.

В 1954 г. статьи о теории резонанса приобрели заметно более резкий тон, несомненно, из-за более свободной атмосферы дискуссии после смерти Сталина, которая произошла за год до этого. Но это изменение было едва различимым, никто даже не намекал на пересмотр ценности теории резонанса. Некоторые ученые, обвиненные в идеологических ошибках в период 1949-1951 гг., начали вести борьбу со своими критиками[58].

В послесталинский период шовинистическое восхваление советской химии пошло на спад. В советской истории химии и учебниках химии Бутлеров признавался основателем теории химического строения, но начала исчезать чересчур резкая критика западноевропейских химиков. Этот спад национального самовозвеличивания явился отчасти результатом общего послабления идеологического рвения. Некоторые химики, противившиеся критике теории резонанса в период 1949-1951 гг. или занимавшие в те годы нейтральную позицию, использовали оценку Бутлерова в качестве средства уйти от прямых атак на резонанс. Старейшина советской химии, действительный член АН СССР А.Е. Арбузов, который был на 40 лет старше революции, пространно говорил на июньской конференции 1951 г., даже не упомянув теорию резонанса. Он ограничился определением значения Бутлерова в истории химии. Так как Бутлеров был действительно выдающимся химиком, по признанию как советских, так и зарубежных авторов, изучавших его работы, Арбузов сохранил чувство академической независимости и в то же время лояльно поддержал диалектических материалистов[59]. В новой атмосфере после /306/ 1953 г. отсутствие принудительной необходимости высказываться по этому предмету привело к уменьшению славословия Бутлерову людьми, близкими к позиции Арбузова.

Статья Несмеянова и Кабачника «Двойственная реакционная способность и таутомерия», опубликованная в 1955 г., стала иллюстрацией этого нового отношения[60]. Обсуждаемые в статье проблемы были тесно связаны с теорией резонанса, но прошлые вопросы уже не поднимались. Описав несколько химических реакций, авторы признали свою неспособность установить строение молекул, участвующих в реакциях соединений. Они замечали:

«Многие из них, недавно казавшиеся решенными, были решены неверно, и это требует постановки новых исследований...»[61]

Под запретом осталась теория резонанса или, по крайней мере, ее название. В августе 1957 г. Челинцев появился вновь, повторяя все свои прежние обвинения[62].