Следите за нашими новостями!
 
 
Наш сайт подключен к Orphus.
Если вы заметили опечатку, выделите слово и нажмите Ctrl+Enter. Спасибо!
 


Земля ужаса

Рассказ индейской крестьянки Ригоберты Менчу и комментарий американской журналистки Джулии Престон

В Гватемале то и дело генералы и полковники сменяют друг друга у власти. Началось это в 1954 году, когда ЦРУ организовало свержение законно избранного президента Хакобо Арбенса, посчитав его слишком прогрессивным. С тех пор вот уже двадцать восемь лет генералы и полковники непрестанно воюют с гватемальским народом. Как они это делают, рассказывает индейская крестьянка Ригоберта Менчу; ради кого, в чьих интересах они истребляют мужчин, женщин, детей, рассказывает американская журналистка Джулия Престон.

Ригоберта Менчу. Меня зовут Ригоберта Менчу, мне 26 лет. Я родилась в провинции Киче и научилась говорить по-испански три года назад.

Моей семье урожая кукурузы и фасоли с нашего клочка земли хватало лишь на 4—5 месяцев, потом нам приходилось спускаться с плоскогорья и батрачить на помещика.

Я начала зарабатывать на жизнь с восьми лет, работая на плантациях землевладельцев с южного побережья. Я решила пойти работать, потому что мне было жалко всегда измученную маму, которая собирала кофе или хлопок с младшим ребенком, привязанным к спине, а вокруг были мои пятеро голодных братьев. Поскольку хозяева не кормят детей, которые не работают, заработка мамы нам не хватало даже на еду.

Когда мне исполнилось 11 лет, двое моих братишек умерли на плантации от недоедания и болезней, так как мы, люди с холодного плоскогорья, плохо переносим жару. Я и сама чуть не умерла от лихорадки. Мама попросила разрешения отпустить ее на похороны, но ей отказали. Тогда она самовольно ушла на один день. Когда она вернулась на работу, ее вместе с нами выгнали, не заплатив даже за 15 уже проработанных дней.

Рисунок 1

На плоскогорье мои родители были выборными руководителями нашей общины. К ним обращались в случае затруднений или болезни. В детстве я редко видела отца: ему приходилось защищать общину от крупных землевладельцев, которые пытались отнять у нас нашу землю. Поженившись, мои родители ушли в горы, основав там вместе с несколькими друзьями поселок. Они распахивали и засевали целину, сначала земля почти ничего не родила: первого урожая пришлось ждать несколько лет. А когда наконец стали собирать кукурузу и фасоль, появился помещик и заявил, что эта земля принадлежит ему. Моему отцу — единственному, кто говорил по-испански,— пришлось вести переговоры с властями. Но власти его и слушать не хотели, посылали из одного города в другой, требовали, чтобы он нанимал адвокатов, предоставлял свидетелей. Его часто обманывали, потому что он едва говорил по-испански, не умел ни читать, ни писать.

Отдавая почти все свое время общине, отец не мог зарабатывать на жизнь. И поэтому нам, детям, приходилось много работать. Мы вставали в три часа ночи: у каждого была своя работа. Мы завтракали лепешками с солью. К 4 часам утра отправлялись в поле. Работали мы все вместе.

В каждом доме оставалась женщина, которая занималась хозяйством и готовила еду. Вечером мы ели все те же кукурузные лепешки, но с красным перцем. Женщины ткали. В нашей хижине была лишь одна комната, где мы все вместе ели и спали на циновках. По воскресеньям женщины ходили стирать на реку, а мужчины шли в соседний поселок за солью и мылом.

Родители с детства учили нас хранить верность нашим предкам, нашей культуре, нашим традициям. Например, перед пахотой мы просим у Земли прощения за те раны, которые мы ей собираемся нанести. Для нас Земля — святыня: мы имеем право делать ей больно только для того, чтобы добывать себе пропитание. Так же, когда мы срубаем дерево или его ветви для того, чтобы построить дом, мы организуем церемонию и просим прощения у Природы. И еще мы не имеем права срывать цветы. Беременные женщины, пока они вынашивают ребенка, должны рассказывать ему обо всем, что они видят, когда идут по лесу: называть имена растений, цветов и животных, объяснять ему Природу. С рождения ребенок получает животного-покровителя, но о том, какое это животное, человеку сообщают, лишь когда он становится взрослым, чтобы повадки зверя не повлияли на характер человека.

В 1973 году, когда мне было 17 лет, мой отец был впервые арестован по обвинению в подстрекательстве к беспорядкам и посягательстве на суверенные власти Гватемалы. Отца приговорили к 18 годам тюремного заключения. Его выпустили через год и два месяца, пригрозив, однако, посадить на всю жизнь, если он опять возьмется за прежнее.

Пока мой отец был в тюрьме, прибыли важные господа и стали что-то кричать. У нас никто не знал испанского, и мы не могли понять, в чем дело. Тогда сопровождавшие их вооруженные люди вошли в дома, выбросили наши вещи, перебили посуду. Оказывается, эти господа приехали для того, чтобы сказать нам, что поля, которые мы вспахали и засеяли, принадлежат им, а мы должны либо покинуть их, либо остаться на них батраками. Когда мой отец вернулся из тюрьмы, он решил и впредь защищать общину и даже, если потребуется, отдать за нее жизнь. Он продолжал ездить в столицу. В те времена мы еще думали, что единственные наши враги — помещики, не понимая, что все богатые заодно против нас, крестьян. Однажды люди помещика схватили отца, долго пытали и бросили в горах, решив, что он умер. Отец пробыл в больнице почти два года, а когда вышел, то был уже не тот. Он ездил в столицу, но теперь уже в сопровождении товарищей. Эти поездки ничего не дали. Власти решили поиздеваться над нами и потребовали в уплату за землю столько денег, сколько нам было не собрать и за сто лет. В 1977 году отца опять посадили в тюрьму. На этот раз его назвали террористом и коммунистом, хотя мы всего-навсего лишь бедняки. Вот тогда мы начали организовываться. Мы поняли, что на насилие богатых мы должны отвечать насилием во имя справедливости. Мы стали ночевать в горах, чтобы солдаты не перебили нас во сне. Мы учили детей наблюдать за дорогами и предупреждать нас о приближении солдат. Вот так началась наша самооборона.

На наши попытки организоваться власти ответили репрессиями. Отец мой был тем временем освобожден, но он знал, что жизнь его все равно в опасности, ему нужно уйти в подполье.

Комитеты крестьянского единства, куда вошел и мой отец, начали создаваться в 1978 году, когда мы стали рассматривать наши проблемы с политической точки зрения. Мы пришли к этим взглядам самостоятельно: ведь мы знаем, что такое голод и страдания. Когда в Пансосе были убиты шесть крестьян — мужчин, женщин и детей, которые ни разу в жизни не ели мяса и никогда не носили обувь,— мы расширили нашу борьбу.

Рисунок 2

Джулия Престон. «Слушайте меня внимательно,— заявил очередной пришедший к власти генерал.— Всякий, кто будет действовать против закона, будет казнен».

Проведя два месяца в Гватемале, я нисколько не удивилась, услышав, что новый президент — генерал Эфраин Риос Монтт — объявил себя «орудием в руках бога». Риос Монтт начал общаться с господом еще в 1979 году. Он оставил действительную военную службу и присоединился к Церкви Слова, большой религиозной секте, центр которой находится в городе Эурека, штат Калифорния. Руководитель этой секты в Гватемале Генри Гомес сказал мне, что принятое Риосом Монттом решение захватить бразды правления пришло от самого бога. В начале года, старейшины церкви посовещались с господом и решили, что Монтту не следует принимать участие в назначенных на 7 марта 1982 года президентских выборах, а ждать призыва свыше. Риос ждал. И глас господний донесся из уст группы молодых офицеров, возглавивших военный переворот. 23 марта 1982 года по гватемальскому радио они призвали генерала занять Национальный дворец.

На своей первой пресс-конференции Риос Монтт, поклявшись искоренить коррупцию, царившую при его предшественнике, дал все же понять, что он далеко не пацифист. Он заявил, что армия сокрушит всех партизан, потому что они против бога, а следовательно, против него, Монтта. Официальные лица в американском посольстве были просто восхищены решительностью крупного, похожего на медведя генерала. Дело в том, что Гватемала граничит с гигантскими мексиканскими нефтяными районами, располагает сама нефтяными запасами, в стране действует влиятельная община американских бизнесменов, капиталовложения которых достигают 250 миллионов долларов, поэтому для американских официальных лиц совсем небезразлично, кто здесь стоит у власти.

Ригоберта Менчу. Один из моих братьев был секретарем деревенского кооператива — это и было его единственным преступлением. Солдаты похитили его и зверски пытали 16 дней, хотя ему было только 14 лет. Они страшно его изуродовали — вырвали ногти, отрезали язык, изрезали ступни ног. Потом военные власти разослали по всем общинам приказ собраться в одной из деревень, чтобы присутствовать при казни партизан. Мы пошли туда вместе с отцом и матерью. В 8 часов утра прибыл военный грузовик. Из него выгрузили десятка два изуродованных людей, среди которых был мой брат. Мы увидели, какие ужасные страдания вынесли наши товарищи, и поняли, что власти называют партизанами обыкновенных крестьян или батраков с плантаций.

Никогда в жизни не забуду того, что я видела. Заключенных выстроили в шеренгу, и капитан, командовавший отрядом, произнес речь, прерывая ее, чтобы приказать солдатам удерживать пленников стоя. Их поднимали ударами прикладов, но они снова падали. В заключение своей речи капитан пообещал всем мятежникам такую же участь. Когда он отдал приказ раздеть осужденных, одежду на них пришлось разрезать, так как она была в крови и присохла к телу. Их связали, согнали в кучу, облили бензином и подожгли. Мой брат и многие другие погибли не сразу. В селении не было воды, и мы не могли потушить огонь.

Солдаты уехали с радостными криками: «Да здравствует армия! Да здравствует президент! Смерть партизанам!» Эта сцена казни породила в наших сердцах ненависть и укрепила нашу волю к борьбе.

После этого случая отец стал ходить по деревням, рассказывая о том, что произошло. Вскоре и мать решила обойти с этой же целью деревни провинции Чимальтенанго и Уэуэтенанго. Она говорила: «Я должна рассказать об этом другим матерям, чтобы они не выстрадали того, что выстрадала я, чтобы им не пришлось присутствовать при мученической смерти своих сыновей». Она забрала с собой младшую сестренку. Ушли и мои братья.

Вскоре погиб мой отец. Он решил занять вместе с группой крестьян посольство Испании (в январе 1980 года) в знак протеста против репрессий в индейских районах. Эти люди — 21 индеец из племен киче, иксиль, ачи и покомчи, а также один рабочий, один батрак и четверо студентов — были заживо сожжены в здании посольства. Уцелел лишь один человек, которого позднее похитили из госпиталя. Через несколько дней его труп был подброшен к дверям университета. После этой истории был создан Народный фронт 31 января, туда вошли шесть массовых организаций, включая и ту, которая была создана после гибели моего отца.

Джулия Престон. Среди консервативно настроенного частного сектора хорошо известен сахарный плантатор Роберто Алехос. В начале шестидесятых годов он отдал свою ферму ЦРУ для подготовки наемников для вторжения на Плайя-Хирон. В 1980 году через «Гватемальский фонд освобождения» он организовал серию встреч между гватемальскими правыми и организаторами предвыборной кампании Рональда Рейгана. Для Алехоса Гватемала — последняя крепость в Центральной Америке, а возможно и во всем мире, где сталкиваются «два титана». «Некоторые считают, что Соединенные Штаты должны вступить в переговоры с русскими, чтобы избежать третьей мировой войны, — говорит Алехос. — А я скажу, что мы уже ведем у себя третью мировую войну, мы боремся за весь наш образ жизни».

У себя в стране он не видит никакого повода к беспокойству. Зато он видит советских агентов повсюду, где пусть робко, но пытаются сомневаться в частном предпринимательстве: агенты эти в католической церкви, в американской прессе (возможно, меня он тоже подозревает), в государственном департаменте США.

Я спросила у Алехоса, что он думает о насилии, пытках, убийствах, которые совершает армия.

«Видите ли, — ответил он, — речь идет о людях, которые занимаются политической деятельностью. Если эти люди думают, что они таким образом могут подорвать наш образ жизни, нашу нравственность, то они ошибаются. Мы должны с ними бороться... Куда бы мы ни бросили взгляд в этом мире, легко заметить, что у властей нет иного выбора, — сказал он в заключение. — Либо самим стрелять, либо быть расстрелянными».

Рисунок 3

Ригоберта Менчу. Моя мать погибла три месяца спустя после долгих и мучительных пыток, которым подвергли ее военные. Они долго терзали ее, чтобы добиться сведений о партизанах. Когда она уже была в агонии и ждала смерти, офицер приказал вспрыснуть ей специальную сыворотку и дать еду. Ее привели в чувство и снова принялись пытать. Агония моей матери возобновилась. Тогда ее привязали в поле к дереву, и во всем ее теле развелись черви, потому что у нас есть такая мушка, которая откладывает в открытые раны яйца, из которых очень быстро развиваются черви. Солдаты днем и ночью стерегли мою мать, чтобы никто из нас не мог ее освободить. Она еще долго боролась со смертью, но потом умерла от солнцепека днем и от холода ночью. Нам не дали ее даже похоронить. Солдаты бросили ее тело на растерзание стервятникам. Вот так они надеялись нас запугать. Мы все знали, что партизаны скрываются в дальних горах. Иногда они спускались в деревни за едой, и вначале мы им не доверяли. Но потом мы поняли, что у них хотя бы есть оружие, чтобы сражаться с войсками, а мы использовали лишь ловушки, изобретенные еще нашими предками. Мать познакомилась с партизанами, странствуя из деревни в деревню.

Джулия Престон. Марио Трией, кубинец по рождению, выросший в Америке, натурализованный гватемалец, возглавляет гватемальский филиал уолл-стритовской страховой компании «Джонсон и Хиггинс». Он также является представителем Американской торговой палаты в Гватемала-Сити. Эта палата стала почти что особым министерством в стране. В Гватемале свили гнезда около 200 американских компаний, и многие их управляющие поселились здесь навсегда и до тонкости усвоили стиль жизни местных магнатов.

Я встретилась с Триеем в его безупречно оформленном офисе. Письменный стол стоял как раз напротив стеклянной стены, которая позволяла ему наблюдать за рядами своих секретарш с наманикюренными пальчиками. Трией оказался самым красноречивым представителем веры правых.

— Я не сторонник убийств, — говорит он, — но если страна на осадном положении? Проблема, связанная с концепцией гражданских прав, заключается в том, что она защищает преступников за счет цивилизованных граждан. Только тот, кто нарушает закон, беспокоится о правах человека.

На его круглое лицо набегает тень, когда он начинает вспоминать об ухудшении отношений с Соединенными Штатами после 1977 года в связи с вопросом о правах человека [1].

— Как будто родной отец повернулся к нам спиной. Внезапно Вашингтон принялся силой вколачивать демократию в эту страну. В Гватемале существует армия, численность которой 18 тысяч человек, а около 4 тысяч партизан бродят где-то вокруг нас. Соотношение почти один к четырем... Военные вынуждены применять насилие. У нас не хватает знаний или средств, которые позволили бы нам добиться своих целей другим путем. Те люди, которые проповедуют гражданские права, должны приехать сюда и научить нас технике контроля над населением. Я лично считаю, что для установления мира в этой стране нужно усилить внутреннюю безопасность, научить людей вести себя в рамках приличия.

Трией — глашатай политических воззрений тех богатых людей, которые оказывают влияние на гватемальские власти. Я беседовала со многими бизнесменами и, получая в ответ все те же заезженные фразы, чувствовала их стремление остановить время. После военного переворота 1954 года элита, как гватемальская, так и американская, стремилась уничтожить любую оппозицию своим взглядам, называя ее коммунистической.

Ригоберта Менчу. Еще когда был жив отец, я ушла в город и поступила в прислуги, вообразив, что там все будет по-иному. Но моя хозяйка потребовала, чтобы я рассталась с национальной одеждой: «Что скажут мои друзья, если увидят тебя здесь в этом наряде?» — заявила она. Меня она кормила лепешками, а собаку — мясом. Вот тогда-то я поняла, что для этих людей индейская женщина хуже собаки.

После смерти родителей я поняла, что, не участвуя активно в нашей борьбе, я проявляю трусость. Я включилась в борьбу масс. Я взялась за серьезное изучение испанского языка, ибо это необходимо нам, чтобы понимать друг друга. Конечно, я знаю три местных языка, но ведь в Гватемале говорят еще на двадцати.

Я решила, что у меня не должно быть ни мужа, ни детей. По нашим традициям, такое решение недопустимо: женщина должна иметь детей, и мы очень любим маленьких. Но я не могла бы вынести, если бы с моим ребенком случилось то же, что с моим братом. Прежде чем заводить детей, необходимо все изменить в стране. Я не могу сейчас заниматься ничем, кроме борьбы, кроме этого справедливого насилия. Я борюсь за то, чтобы со мной обращались по-человечески, чтобы меня считали человеком. Мне было нелегко, но все же удалось кое-чего добиться. Я знаю, что хорошо поработала ради своего народа, но мне еще предстоит многому научиться и пройти долгий путь.

Я воспользовалась этой возможностью, чтобы рассказать о себе, потому что мой народ не может еще изложить свою историю, но она немногим отличается от моей жизни. Не я одна сирота — почти все мои знакомые и соседи, мои друзья были убиты и после них остались дети-сироты.

Джулия Престон. Те процветающие гватемальцы, с которыми мне приходилось встречаться, хвастались, что им удалось достичь мирного сосуществования с индейцами. «Что вы от нас хотите? Чтобы мы по вашему примеру отправили их в резервации?» — спрашивали они у меня. Однажды в четыре часа утра я ехала на обшарпанном автобусе, битком набитом индейцами, по главной магистрали в западной части Гватемала-Сити. Нас остановили возле армейской пропускной будки. Два солдата в полной маскировочной форме, постукивая гранатами и канистрами со слезоточивым газом, с полуавтоматическими ружьями в руках вошли в автобус. Они приказали всем мужчинам выйти и обыскали их. В салоне оставалась я одна, притворившись, что сплю. Они стали рыться в мешках и корзинах на верхних полках. Когда мужчинам было разрешено вновь занять свои места в автобусе, солдат схватил с полки чей-то рюкзак и пошел с ним к выходу.

Его никто не останавливал, но вдруг какой-то молодой индеец подскочил на своем месте и закричал: «Это мой рюкзак!» Солдаты скрутили ему руки. Он тут же сник и едва передвигал ногами, когда его вытаскивали из автобуса.

Из темноты послышался голос солдата, приказывавшего водителю трогаться с места. Но водитель не спешил. И это было понятно: никто не хотел отправляться без пассажира.

Солдат повторил свой приказ, на этот раз с угрожающими нотками в голосе. И снова водитель не подчинился.

Из темноты возле самого автобуса прозвучала автоматная очередь, никто даже не вскрикнул, как будто она парализовала всех. Водитель захлопнул дверцу и медленно поехал вперед. До конца поездки никто не проронил ни слова. Но пассажиры, судя по их виду, не были испуганы, они были разгневаны...

Опубликовано в журнале «Ровесник». 1983. № 11.


1. Под давлением общественного мнения администрация Картера была вынуждена ввести кое-какие ограничения на поставки оружия и военную помощь кровавой диктатуре Гватемалы. Но, по существу, эти ограничения ничем не грозили таким профашистским режимам, как в Гватемале и Чили.


По этой теме читайте также:

Имя
Email
Отзыв
 
Спецпроекты
Варлам Шаламов
Хиросима
 
 
«Валерий Легасов: Высвечено Чернобылем. История Чернобыльской катастрофы в записях академика Легасова и современной интерпретации» (М.: АСТ, 2020)
Александр Воронский
«За живой и мёртвой водой»
«“Закон сопротивления распаду”». Сборник шаламовской конференции — 2017