В данной работе сделана попытка осмыслить с точки зрения архивиста три проблемных аспекта изучения Первой мировой войны.

1. Историографический аспект.

Слова «забытая война» архивисты употребляют только в кавычках. Причина в том, что эта война на самом деле не была забыта, и в России ее активно изучали. Именно поэтому архивисты Нижегородской области еще в начале 2014 г. разместили на своем сайте перечень важнейших работ по истории Первой мировой войны. Отечественных исследователей закономерно привлекали две большие темы: собственно военная история и влияние войны на революционный процесс и последующую Гражданскую войну в России. Соотношение этих двух тем в разные периоды было неодинаковым: боевой опыт Первой мировой войны был актуален в 1920-1930-е гг. и фактически доминировал, но впоследствии его «заслонила» Вторая мировая война, так что заметно возрос удельный вес работ по социально-политической истории 1914-1918 гг.

Тем не менее, обобщающие труды по истории Первой мировой войны выходили в нашей стране до 1970-х гг. включительно, а монографии – и в 1980-х гг. Достаточно серьезно велось преподавание и в средних школах: боевые действия на Западном и Восточном фронтах подробно излагались в двух учебниках для 9-х классов («Новая история зарубежных стран» и «История СССР», соответственно); здесь же для интересующихся приводился внушительный список рекомендованных книг по теме [1]. Специализированные факультеты и вузы (в первую очередь, Московский государственный историко-архивный институт) давали хорошую профессиональную подготовку для работы с источниками и научного исследования избранной темы[2].

Таким образом, слово «забытая» применительно к Первой мировой войне уместно лишь с начала 1990-х гг. – как, впрочем, и для многих других исторических тем и сюжетов, и связано это с общим кризисом образования в постсоветской России.

2. Источниковедческий аспект.

Столетний юбилей начала войны – хороший повод для поиска и ввода в научный оборот новых источников. Здесь интерес представляет подготовленный по фондам РГВИА Интернет-проект «Георгиевские кавалеры Великой войны», но первостепенное значение имеет коллекция «Германские документы Первой мировой войны» (цифровые копии в Сети). Документы воинских частей и соединений Германии (в основном полк-дивизия) наглядно показывают их хорошую подготовку в плане и вооружения, и профессионализма личного состава – от солдата до генерала. Немцы воевали «не числом, а умением», и поэтому русская армия, в целом успешно действовавшая против войск Австро-Венгрии и Турции, не могла противостоять германским войскам. (Собственно, и французской армии удавалось удерживать фронт в основном благодаря отвлечению немцев русскими наступлениями). Судя по сохранившимся документам, Германия утратила боеспособность лишь осенью 1918 г., поэтому военное поражение России и неизбежность заключения грабительского мира в начале 1918 г. не должны вызывать удивления. Россия потерпела поражение не от побежденной, а от победоносной в тот период Германии, и не революция стала причиной этого поражения. Как раз наоборот: поражение обострило системный кризис в России (вновь проявившийся, кстати, накануне войны), обусловило развал армии, голодные бунты в тылу, а затем неизбежно и революционную ситуацию 1917 г.

Анализ источников дает возможность ответить на «вопрос вопросов» о характере Первой мировой войны, в том числе для России. Как известно, в советской историографии ее называли «империалистической», и сегодня это вызывает возражения, но они едва ли обоснованы: война 1914-1918 гг. действительно была войной империй – Российской, Германской, Австро-Венгерской, Британской, Османской; даже республиканская Франция была в конечном счете колониальной империей.

Сложнее с понятием «захватническая война»: ныне в публицистике, следуя традиции 1914-1916 гг., принято именовать эту войну для России «Второй Отечественной», со ссылками на подвиги русских войск. Между тем, о характере войны никогда не судят по геройской штыковой атаке стрелковой роты N-ского полка у населенного пункта N: на любой войне встречаются проявления героизма и трусости, подлости и благородства, самоотвержения и шкурничества. Характер войны определяют цели и задачи воюющих сторон («главных игроков»), полнее всего отраженные во внешнеполитических документах. К настоящему времени в результате двух мировых войн практически полностью доступны архивные комплексы внешнеполитических ведомств России, Германии, Австрии, Турции, Франции, Японии, а также США и в большой степени Великобритании. Как известно, хронологически первыми были введены в оборот документы МИД Российской империи, и публикация секретных договоров царского правительства, осуществленная по решению II съезда Советов Н.Г. Маркиным, убедительно показала захватнический характер мировой войны[3]. Впоследствии многотомные издания архивов дипломатических ведомств воевавших государств полностью подтвердили этот вывод и для Антанты, и для Германии и ее союзников: Первая мировая война действительно велась ее участниками ради захвата и раздела чужих территорий.

Строго говоря, в советской историографии по понятным причинам принято было делать исключение для Бельгии и Сербии[4]. К сожалению, важнейший источник – документы МИД Сербии – утрачен самими сербами при невыясненных обстоятельствах (крушение судна на Дунае в 1918 г., сразу после окончания войны). Однако сохранившиеся источники и основанные на них исследования (от классической книги Н.П. Полетики 1930 г. до новейшей статьи Я.В. Вишнякова в 2013 г.) [5] свидетельствуют о несомненно преобладавших в сербском обществе агрессивных устремлениях: сербы очень любили свою землю, но сплошь и рядом это оказывалась земля их соседей, которым вовсе «не улыбалось» становиться «сербами второго сорта», «унтерменшами» в «Великой Сербии». Именно это обстоятельство привело к четническому движению «македонцев» (болгар) в тылу сербских войск уже в 1916 г., а впоследствии во многом предопределило трагедию Югославии. Что же касается Бельгии, действительно подвергшейся германской агрессии в 1914 г., то следует помнить, что это маленькое королевство, владея огромным Конго в Африке и уничтожая в чудовищных масштабах местное коренное население, не отличалось от той же Германии ни своими колониальными устремлениями, ни жестокостью действий. Таким образом, даже маргинальные примеры Бельгии и Сербии не дают оснований для пересмотра общего вывода о захватническом, несправедливом характере Первой мировой войны.

Но это еще не все. Для суждений о причинах участия России в Первой мировой войне принципиальное значение имеет еще один архивный комплекс – документы Министерства финансов Российской империи. Изучение этих документов, начавшееся вскоре после революции, имело своим результатом классические труды Б.А. Романова и его ученика Б.В. Ананьича, показавшие прямую зависимость внешней политики России от кредитов, полученных царским правительством преимущественно в начале XX в. от Франции. Исследования убедительно показали, что займы лишь отчасти использовались для переоснащения армии и флота, преимущественно же были потрачены впустую - на сомнительные авантюры в Манчжурии, на борьбу против революционного движения и поддержку «черной сотни», на содержание разросшейся императорской фамилии, на помощь привилегированному сословию – дворянству, да и попросту разворованы. Но именно опираясь на займы и связанные с ними финансовые обязательства, Англия и Франция заставили Россию «платить по счету» и погнать миллионы своих подданных на убой[6]. Получается парадоксальная ситуация: это не Ленин и большевики были платными агентами германского империализма (что не доказано никогда, нигде и никем) [7] – напротив, это царское правительство оказалось в роли платных агентов англо-французских империалистов, что надежно засвидетельствовано подлинными и достоверными документами!

Доступные ныне архивы внешнеполитических ведомств позволяют также убедительно опровергнуть версию о якобы утраченных Россией геополитических возможностях из-за «преждевременного выхода» из войны. (Утверждается, в частности, что не заключи большевики Брестский мир с Германией, Россия получила бы Константинополь и проливы). Между тем, документы британского «Форин офис» наглядно показывают, как Англия при разделе Османской империи использовала ослабление своей же союзницы Франции в ходе боевых действий, чтобы за ее счет увеличить свою долю[8]. Нетрудно представить себе, что получила бы от Англии и Франции Россия, с ее колоссальными потерями и неизбежной утратой обороноспособности в случае «войны до победного конца». Весьма вероятно, что вместо Константинополя и проливов последовал бы раздел самой Российской империи, с отторжением Польши, Финляндии и Прибалтики, интервенцией на Украину, Кавказ, в Среднюю Азию, на русский Север и Дальний Восток – словом, сценарий 1918-1919 гг., лишь в другой словесной оболочке.

Таким образом, источниковедческий аспект изучения Первой мировой войны заставляет усомниться в правомерности ее «патриотической» концепции. В самом деле, можно ли считать «обороной Отечества» документально оформленное стремление к захвату чужих земель, а «патриотизмом» – отправку на гибель миллионов соотечественников ради того, чтобы англо-французские империалисты округляли свои колонии?..

3. Методологический аспект.

Архивистов методология исторических трудов интересует, прежде всего, с точки зрения установки на использование документальных источников в исследовательском процессе. Научная мысль в России к началу XX в. уже осознавала определяющее влияние социально-экономических факторов для объяснения событий политической истории. Здесь показательны лекции В.О. Ключевского, а также исследования его младшего современника С.Ф. Платонова по истории русской Смуты начала XVII в. Такой подход требовал широкого привлечения документальных источников экономического, социального, внутри- и внешнеполитического содержания и органически сочетался с методологией исторического материализма, ставшей официальной в советской историографии. Продуктивность данной методологии (при всех оговорках о ее вульгаризации, и не только в сталинский период) наглядно продемонстрирована в классических трудах отечественных и зарубежных ученых, в том числе по истории начала XX в. (Б.А. Романов, Б.В. Ананьич, А.Я. Аврех, А.М. Анфимов, В.И. Старцев, а также Л. Февр, Э. Хобсбаум и др.). Неслучайно признанный специалист по истории средневековой России С.М.Каштанов, оценивая значение методологии для научных работ, признал в устном выступлении (в 2011 г.), что за прошедшие годы «не удалось придумать ничего удачнее марксистской «пятичленки»» (имеется ввиду теория общественно-экономических формаций, ключевая для методологии исторического материализма).

На этом фоне с точки зрения архивиста странно и нелепо выглядят многие новейшие публикации, в том числе по истории Первой мировой войны, в которых вместо изучения источников преобладают рассуждения «о народе-богоносце» и о «царе-страстотерпце» – либо подбор модных цитат Шпенглера, Тойнби и т.п., перемежающийся глубокомысленным, но бессодержательным «дискурсом» [9]. Неудивительно, что небольшие краеведческие публикации, выпущенные в регионах к 100-летию Первой мировой войны, сплошь и рядом оказываются интереснее и профессиональнее «академических» трудов!

Вывод.

Отчетливо обозначившийся кризис методологии и, как следствие, утрата профессионализма (а порою и элементарной порядочности) в научных исследованиях историков вызывают большое беспокойство архивистов. По нашему мнению, это чревато историческим нигилизмом в обществе, разрушением исторического самосознания, очередным витком переписывания родной истории на потеху всему миру и неизбежно обернется большой бедой для страны.

По этой теме читайте также:

Примечания: