Следите за нашими новостями!
 
 
Наш сайт подключен к Orphus.
Если вы заметили опечатку, выделите слово и нажмите Ctrl+Enter. Спасибо!
 


Предыдущая | Содержание | Следующая

Глава IV.

Прежде чем приступить к анализу памфлета, озаглавленного «Истина есть истина, когда она раскрывается вовремя»[LXXXIV], которым мы закончим введение к «Разоблачениям дипломатии», уместно будет сделать несколько предварительных замечаний относительно общей истории русской политики.

LXXXIV. См. ниже. Ред.

Неодолимое влияние России заставало Европу врасплох в различные эпохи, оно пугало народы Запада, ему покорялись как року или оказывали лишь судорожное сопротивление. Но чарам, исходящим от России, сопутствует скептическое отношение к ней, которое постоянно вновь оживает, преследует ее, как тень, усиливается вместе с ее ростом, примешивает резкие иронические голоса к стонам погибающих народов и издевается над самим ее величием, как над театральной позой, принятой, чтобы поразить и обмануть зрителей. Другие империи на заре своего существования встречались с такими же сомнениями, но Россия превратилась в исполина, так и не преодолев их. Она является единственным в истории примером огромной империи, само могущество которой, даже после достижения мировых успехов, всегда скорее принималось на веру, чем признавалось фактом. С начала XVIII столетия и до наших дней ни один из авторов, собирался ли он превозносить или хулить Россию, не считал возможным обойтись без того, чтобы сначала доказать само ее существование.

Но, будем ли мы рассматривать Россию как спиритуалисты или как материалисты, будем ли мы считать ее могущество очевидным фактом или просто призраком, порожденным нечистой совестью европейских народов, - остается все тот же вопрос: «Как могла эта держава, или этот призрак державы, умудриться достичь таких размеров, чтобы вызывать, с одной стороны, страстное утверждение, а с другой - яростное отрицание того, что она угрожает миру восстановлением всемирной монархии?» В начале XVIII столетия Россию считали внезапно появившимся импровизированным творением гения Петра Великого. Шлёцер, обнаружив, что у России есть прошлое, счел это открытием[122], а в новейшие времена такие писатели, как Фаллмерайер, не зная, что они следуют по стопам русских историков, решительно утверждают, что северный призрак, устрашающий Европу XIX века, уже нависал над ней в IX столетии[123]. По их мнению, политика России начинается с первых Рюриковичей и систематически, правда, с некоторыми перерывами, продолжается до настоящего времени.

Развернутые перед нами старинные карты России показывают, что раньше она занимала в Европе даже большие пространства, чем те, которыми может похвалиться теперь: они со всей точностью свидетельствуют о непрерывном процессе расширения ее территории в IX - XI столетиях. Нам указывают на Олега, двинувшего 88 000 человек против Византии, прибившего в знак победы свой щит на вратах ее столицы и продиктовавшего Восточной Римской империи позорный мир; на Игоря, сделавшего эту империю своей данницей; на Святослава[124], с торжеством заявлявшего: «греки снабжают меня золотом, дорогими тканями, рисом, фруктами и вином, Венгрия доставляет скот и лошадей, из России я получаю мед, воск, меха и невольников»[125]; на Владимира, завоевавшего Крым и Ливонию, заставившего греческого императора, подобно тому как Наполеон заставил германского императора, выдать за него свою дочь[126], соединившего военную власть северного завоевателя с теократическим деспотизмом порфирородных и ставшего одновременно господином своих подданных на Земле и заступником их на небесах.

Несмотря, однако, на известные параллели, вызванные этими реминисценциями, политика первых Рюриковичей коренным образом отличается от политики современной России. То была не более и не менее как политика германских варваров, наводнивших Европу, - история современных народов начинается лишь после того, как схлынул этот потоп. Готический период истории России составляет, в частности, лишь одну из глав истории норманнских завоеваний. Подобно тому как империя Карла Великого[127] предшествует образованию современных Франции, Германии и Италии, так и империя Рюриковичей предшествует образованию Польши, Литвы, прибалтийских поселений, Турции и самой Московии. Быстрый процесс расширения территории был не результатом выполнения тщательно разработанных планов, а естественным следствием примитивной организации норманнских завоеваний - вассалитета без ленов или с ленами, существовавшими только в форме сбора дани, причем необходимость дальнейших завоеваний поддерживалась непрерывным притоком новых варяжских авантюристов, жаждавших славы и добычи. Вождей, у которых появлялось желание отдохнуть, дружина заставляла двигаться дальше, и в русских, как и во французских землях, завоеванных норманнами, пришло время, когда вожди стали посылать в новые грабительские экспедиции своих неукротимых и ненасытных собратьев по оружию с единственной целью избавиться от них. В отношении методов ведения войн и организации завоеваний первые Рюриковичи ничем не отличаются от норманнов в остальных странах Европы. Если славянские племена удалось подчинить не только с помощью меча, но и путем взаимного соглашения, то эта особенность была обусловлена исключительным положением этих племен, территории которых подвергались вторжениям как с севера, так и с востока, и которые воспользовались первыми в целях защиты от вторых. К Риму Востока[LXXXV] варягов влекла та же магическая сила, которая влекла других северных варваров к Риму Запада. Самый факт перемещения русской столицы - Рюрик избрал для нее Новгород, Олег перенес ее в Киев, а Святослав пытался утвердить ее в Болгарии, - несомненно, доказывает, что завоеватель только нащупывал себе путь и смотрел на Россию лишь как на стоянку, от которой надо двигаться дальше в поисках империи на юге. Если современная Россия жаждет овладеть Константинополем[128], чтобы установить свое господство над миром, то Рюриковичи, напротив, из-за сопротивления Византии при Цимисхии[129] были вынуждены окончательно установить свое господство в России.

LXXXV. Константинополю. Ред.

Могут возразить, что здесь победители слились с побежденными скорее, чем во всех других областях, завоеванных северными варварами, что вожди быстро смешались со славянами, о чем свидетельствуют их браки и их имена. Но при этом следует помнить, что дружина, которая представляла собой одновременно их гвардию и их тайный совет, оставалась исключительно варяжской, что Владимир, олицетворяющий собой вершину готической России, и Ярослав, представляющий начало ее упадка, были возведены на престол силой оружия варягов. Если в этот период и нужно признать наличие какого-либо славянского влияния, то это было влияние Новгорода, славянского государства, традиции, политика и стремления которого были настолько противоположны традициям, политике и стремлениям современной России, что последняя смогла утвердить свое существование лишь на его развалинах. При Ярославе[130] верховенство варягов было сломлено, но одновременно исчезают и завоевательные стремления первого периода и начинается упадок готической России. История этого упадка еще больше, чем история завоевания и образования, подтверждает исключительно готический характер империи Рюриковичей.

Нескладная, громоздкая и скороспелая империя, сколоченная Рюриковичами, подобно другим империям аналогичного происхождения, распадалась на уделы, делилась и дробилась между потоками завоевателей, терзалась феодальными войнами, раздиралась на части чужеземными народами, вторгавшимися в ее пределы. Верховная власть великого князя исчезает, поскольку на нее претендовали семьдесят соперничающих князей той же династии. Попытка Андрея Суздальского[131] снова объединить некоторые крупные части империи путем перенесения столицы из Киева во Владимир привела лишь к распространению процесса распада с юга на центр страны. Третий преемник Андрея отказался даже от последней тени былого верховенства - титула великого князя и чисто номинальной феодальной присяги, которую ему еще приносили[132]. Южные и западные уделы по очереди переходили к литовцам, полякам, венграм, ливонцам, шведам. Сам Киев, древняя столица, перестав быть резиденцией великого князя, превратился в заурядный город и был предоставлен своей собственной судьбе. Таким образом норманнская Россия совершенно сошла со сцены, и те немногие слабые воспоминания, в которых она все же пережила самое себя, рассеялись при страшном появлении Чингисхана[133]. Колыбелью Московии было кровавое болото монгольского рабства, а не суровая слава эпохи норманнов. А современная Россия есть не что иное, как преображенная Московия.

Татарское иго продолжалось с 1237 по 1462 г., более двух столетий[134]. Оно не только подавляло, но оскорбляло и иссушало самую душу народа, ставшего его жертвой. Татаро-монголы установили режим систематического террора; опустошения и массовая резня стали непременной его принадлежностью. Ввиду того, что численность татар по сравнению с огромными размерами их завоеваний была невелика, они стремились, окружая себя ореолом ужаса, увеличить свои силы и сократить путем массовых убийств численность населения, которое могло поднять восстание у них в тылу. Кроме того, оставляя после себя пустыню, они руководствовались тем же экономическим принципом, в силу которого обезлюдели горные области Шотландии и римская Кампанья, - принципом замещения людей овцами и превращения плодородных земель и населенных местностей в пастбища.

Татарское иго продолжалось целых сто лет, прежде чем Московия вышла из безвестности[135]. Чтобы поддерживать междоусобицы русских князей и обеспечить их рабскую покорность, монголы восстановили значение титула великого князя. Борьба между русскими князьями за этот титул была, как пишет современный автор[136], «подлой борьбой, борьбой рабов, главным оружием которых была клевета и которые всегда были готовы доносить друг на друга своим жестоким повелителям; они ссорились из-за пришедшего в упадок престола и могли его достичь только как грабители и отцеубийцы, с руками, полными золота и запятнанными кровью; они осмеливались вступить на престол, лишь пресмыкаясь, и могли удержать его, только стоя на коленях, распростершись и трепеща под угрозой кривой сабли хана, всегда готового повергнуть к своим ногам эти рабские короны и увенчанные ими головы».

Именно в этой постыдной борьбе московская линия князей в конце концов одержала верх. В 1328 г. Юрий, старший брат Ивана Калиты, подобрал у ног хана Узбека[137] великокняжескую корону, отнятую у тверской линии с помощью наветов и убийств[138]. Иван I Калита и Иван III, прозванный Великим[139], олицетворяют Московию, поднимавшуюся благодаря татарскому игу, и Московию, становившуюся независимой державой благодаря исчезновению татарского владычества. Итог всей политики Московии с самого ее появления на исторической арене воплощен в истории этих двух личностей.

Политика Ивана Калиты состояла попросту в следующем: играя роль гнусного орудия хана и заимствуя, таким образом, его власть, он обращал ее против своих соперников - князей и против своих собственных подданных. Для достижения этой цели ему надо было втереться в доверие к татарам, цинично угодничая, совершая частые поездки в Золотую Орду, униженно сватаясь к монгольским княжнам, прикидываясь всецело преданным интересам хана, любыми средствами выполняя его приказания, подло клевеща на своих собственных родичей, совмещая в себе роль татарского палача, льстеца и старшего раба. Он не давал покоя хану, постоянно разоблачая тайные заговоры. Как только тверская линия начинала проявлять некоторое стремление к национальной независимости, он спешил в Орду, чтобы донести об этом. Как только он встречал сопротивление, он прибегал к помощи татар для его подавления. Но недостаточно было только разыгрывать такую роль, чтобы иметь в ней успех, требовалось золото. Лишь постоянный подкуп хана и его вельмож создавал надежную основу для его системы лжи и узурпации. Но каким образом раб мог добыть деньги для подкупа своего господина? Он убедил хана назначить его сборщиком дани во всех русских уделах. Облеченный этими полномочиями, он вымогал деньги под вымышленными предлогами. Те богатства, которые он накопил, угрожая именем татар, он использовал для подкупа их самих. Склонив при помощи подкупа главу русской церкви перенести свою резиденцию из Владимира в Москву[140], он превратил последнюю в религиозный центр и соединил силу церкви с силой своего престола, сделав таким образом Москву столицей империи. При помощи подкупа он склонял бояр его соперников-князей к измене своим властителям и объединял их вокруг себя. Использовав совместное влияние татар-мусульман, православной церкви и бояр, он объединил удельных князей для крестового похода против самого опасного из них - тверского князя[141]. Затем, наглыми попытками узурпации побудив своих недавних союзников к сопротивлению и войне за их общие интересы, он, вместо того чтобы обнажить меч, поспешил к хану. Снова с помощью подкупа и обмана он добился того, что хан лишил жизни его соперников-родичей, подвергнув их самым жестоким пыткам. Традиционная политика татар заключалась в том, чтобы обуздывать одних русских князей при помощи других, разжигать их усобицы, приводить их силы в равновесие и не давать усилиться ни одному из них. Иван Калита превратил хана в орудие, посредством которого избавился от наиболее опасных соперников и устранил всякие препятствия со своего пути к узурпации власти. Он не завоевывал уделы, а незаметно обращал права татар-завоевателей исключительно в свою пользу. Он обеспечил наследование за своим сыном[142] теми же средствами, какими добился возвышения Великого княжества Московского, в котором так странно сочетались княжеское достоинство с рабской приниженностью. За все время своего правления он ни разу не уклонился от намеченной им для себя политической линии, придерживаясь ее с непоколебимой твердостью и проводя ее методически и дерзко. Таким образом он стал основателем московитской державы, и характерно, что народ прозвал его Калитой, то есть денежным мешком, так как именно деньгами, а не мечом проложил он себе путь. Именно в период его правления наблюдался внезапный рост Литовской державы, которая захватывала русские уделы с запада, между тем как давление татар с востока сплачивало их воедино. Не осмеливаясь избавиться от одного бесчестья, Иван, по-видимому, стремился преувеличивать другое. Ни обольщения славой, ни угрызения совести, ни тяжесть унижения не могли отклонить его от пути к своей цели. Всю его систему можно выразить в нескольких словах: макиавеллизм раба, стремящегося к узурпации власти. Свою собственную слабость - свое рабство - он превратил в главный источник своей силы.

Политику, начертанную Иваном I Калитой, проводили и его преемники: они должны были только расширить область ее применения. Они следовали ей усердно, непреклонно, шаг за шагом. Поэтому от Ивана I Калиты мы можем сразу перейти к Ивану III, прозванному Великим.

В начале своего правления (1462 - 1505) Иван III был еще данником татар, удельные князья еще оспаривали его власть, Новгород, глава русских республик, властвовал над северной Россией, Польско-Литовское государство стремилось завоевать Московию, наконец, ливонские рыцари еще не были обезоружены. К концу его правления мы видим Ивана III сидящим на независимом троне, рядом с ним - дочь последнего византийского императора[143], у ног его - Казань, обломки Золотой Орды стекаются к его двору, Новгород и другие русские республики порабощены, Литва лишена ряда своих владений, а ее государь - орудие в руках Ивана, ливонские рыцари побеждены. Изумленная Европа, в начале правления Ивана едва знавшая о существовании Московии, стиснутой между татарами и литовцами, была ошеломлена внезапным появлением на ее восточных границах огромной империи, и сам султан Баязид, перед которым Европа трепетала, впервые услышал высокомерную речь московита[144]. Каким же образом Ивану удалось совершить эти великие дела? Был ли он героем? Сами русские историки изображают его заведомым трусом[145].

Рассмотрим вкратце главные направления его борьбы в той последовательности, в которой он их начинал и доводил до конца, - его борьбу с татарами, с Новгородом, с удельными князьями и, наконец, с Польско-Литовским государством.

Иван освободил Московию от татарского ига не одним смелым ударом, а в результате почти двадцатилетнего упорного труда. Он не сокрушил иго, а избавился от него исподтишка. Поэтому свержение этого ига казалось больше делом природы, чем рук человеческих. Когда татарское чудовище наконец испустило дух, Иван явился к его смертному одру скорее как врач, предсказавший смерть и использовавший ее в своих интересах, чем как воин, нанесший смертельный удар. С освобождением от иноземного ига дух каждого народа поднимается - у Московии под властью Ивана наблюдается как будто его упадок. Достаточно сравнить Испанию в ее борьбе против арабов с Московией в ее борьбе против татар.

Когда Иван вступил на престол, Золотая Орда уже давно была ослаблена: изнутри - жестокими междоусобицами, извне - отделением от нее ногайских татар, вторжениями Тимура-Тамерлана, появлением казачества и враждебными действиями крымских татар[146]. Московия, напротив, неуклонно следуя политике, начертанной Иваном Калитой, стала необъятной громадой, стиснутой татарскими цепями, но вместе с тем крепко сплоченной ими. Ханы, словно под воздействием каких-то чар, продолжали служить орудием расширения и сплочения Московии. Они намеренно усиливали могущество православной церкви, которая в руках московитских великих князей оказалась опаснейшим оружием против них самих.

Чтобы восстать против Орды, московиту не надо было изобретать ничего нового, а только подражать самим татарам. Но Иван не восставал. Он смиренно признавал себя рабом Золотой Орды. Через подкупленную татарскую женщину он склонил хана[147] к тому, чтобы тот приказал отозвать из Московии монгольских наместников. Подобными незаметными и скрытыми действиями он хитростью выманил у хана одну за другой такие уступки, которые все были гибельными для ханской власти. Таким образом, могущество было им не завоевано, а украдено. Он не выбил врага из его крепости, а хитростью заставил его уйти оттуда. Все еще продолжая падать ниц перед послами хана и называть себя его данником, он уклонялся от уплаты дани под вымышленными предлогами[148], пускаясь на все уловки беглого раба, который не осмеливается предстать перед лицом своего хозяина, а старается только улизнуть за пределы досягаемости. Наконец, монголы пробудились от своего оцепенения и пробил час битвы. Иван, содрогаясь при одной мысли о вооруженном столкновении, пытался искать спасения в своей собственной трусости и обезоружить гнев врага, отводя от него объект, на который тот мог бы обрушить свою месть. Его спасло только вмешательство крымских татар, его союзников. Против второго нашествия Орды он для видимости собрал столь превосходящие силы, что одного слуха об их численности было достаточно, чтобы отразить нападение. Во время третьего нашествия он позорно дезертировал, покинув армию в 200 000 человек. Принужденный против воли вернуться, он сделал попытку сторговаться на унизительных условиях и в конце концов, заразив собственным рабским страхом свое войско, побудил его к всеобщему беспорядочному бегству. Московия тогда с тревогой ожидала своей неминуемой гибели, как вдруг до нее дошел слух, что Золотая Орда была вынуждена отступить вследствие нападения на ее столицу крымского хана. При отступлении она была разбита казаками и ногайскими татарами[149]. Таким образом, поражение превратилось в успех. Иван победил Золотую Орду, не вступая сам в битву с нею. Бросив ей вызов и сделав вид, что желает битвы, он побудил Орду к наступлению, которое истощило последние остатки ее жизненных сил и поставило ее под смертельные удары со стороны племен ее же собственной расы, которые ему удалось превратить в своих союзников. Одного татарина он перехитрил с помощью другого. Хотя огромная опасность, которую он на себя навлек, не смогла заставить его проявить даже каплю мужества, его удивительная победа ни на одну минуту не вскружила ему голову. Действуя крайне осторожно, он не решился присоединить Казань к Московии, а передал ее правителям из рода Менгли-Гирея, своего крымского союзника, чтобы они, так сказать, сохраняли ее для Московии. При помощи добычи, отнятой у побежденных татар, он опутал татар победивших. Но если этот обманщик был слишком благоразумен, чтобы перед свидетелями своего унижения принять вид завоевателя, то он вполне понимал, какое потрясающее впечатление должно произвести крушение татарской империи на расстоянии, каким ореолом славы он будет окружен и как это облегчит ему торжественное вступление в среду европейских держав. Поэтому перед иностранными государствами он принял театральную позу завоевателя, и ему действительно удавалось под маской гордой обидчивости и раздражительной надменности скрывать назойливость монгольского раба, который еще не забыл, как он целовал стремя у ничтожнейшего из ханских посланцев. Он подражал, только в более сдержанном тоне, голосу своих прежних господ, приводившему в трепет его душу. Некоторые постоянно употребляемые современной русской дипломатией выражения, такие, как великодушие, уязвленное достоинство властелина, заимствованы из дипломатических инструкций Ивана III.

Справившись с Казанью, он предпринял давно задуманный поход против Новгорода, главы русских республик. Если свержение татарского ига являлось в его глазах первым условием величия Московии, то вторым было уничтожение русской вольности. Так как Вятская республика объявила себя нейтральной по отношению к Московии и Орде[150], а Псковская республика с ее двенадцатью пригородами обнаружила признаки недовольства[151], Иван начал льстить последней и сделал вид, что забыл о первой, тем временем сосредоточив все свои силы против Великого Новгорода, с падением которого, он понимал, участь остальных русских республик будет решена. Удельных князей он соблазнил перспективой участия в разделе этой богатой добычи, а бояр привлек на свою сторону, использовав их слепую ненависть к новгородской демократии. Таким образом ему удалось двинуть на Новгород три армии и подавить его превосходящими силами[152]. Но затем, чтобы не сдержать данного князьям обещания и не изменить своему неизменному «vos поп vobis»[LXXXVI], и, вместе с тем, опасаясь, что из-за недостаточной предварительной подготовки еще не сможет поглотить Новгород, он счел нужным проявить неожиданную умеренность и удовольствоваться одним лишь выкупом и признанием своего сюзеренитета. Однако в грамоту, в которой эта республика изъявляла покорность, ему ловко удалось включить несколько двусмысленных выражений, делавших его ее высшим судьей и законодателем. Затем он стал разжигать распри между патрициями и плебеями, потрясавшие Новгород так же, как Флоренцию. Воспользовавшись некоторыми жалобами плебеев, он снова явился в Новгород, сослал в Москву закованными в цепи тех знатных людей, которые, как ему бы-ло известно, относились к нему враждебно, и нарушил древний закон республики, в силу которого «никто из граждан никогда не может быть подвергнут суду или наказа-нию за пределами ее территории»[153].

LXXXVI. «Использовать вас, но не для вашей пользы» (латин.). Ред.

С той поры он стал верховным арбитром.

«Никогда, - говорят летописцы, - никогда еще со времен Рюрика не бывало подобного случая. Никогда еще великие князья киевские и владимирские не видели, чтобы новгородцы приходили к ним и подчинялись им, как своим судьям. Лишь Иван сумел довести Новгород до сего унижения».

Семь лет потратил Иван на то, чтобы разложить республику с помощью своей судебной власти[154]. Когда же он счел, что силы Новгорода истощились, то решил, что настало время заявить о себе. Чтобы сбросить личину умеренности, ему нужно было, чтобы Новгород сам нарушил мир. Поэтому, если раньше он прикидывался спокойным и терпеливым, то теперь разыграл внезапный взрыв ярости. Подкупив посла республики[155], чтобы тот на публичной аудиенции величал его государем, Иван немедленно потребовал всех прав самодержца, то есть самоупразднения республики. Как он и предвидел, Новгород ответил на это посягательство восстанием, избиением знати и тем, что передался Литве. Тогда этот московитский современник Макиавелли[156], приняв вид оскорбленной добродетели, стал жаловаться:

«Новгородцы сами добивались того, чтобы он стал их государем; а когда, уступая их желаниям, он, наконец, принял на себя этот титул, они отреклись от него и имели дерзость объявить его лжецом перед лицом всей России; они осмелились пролить кровь своих соотечественников, остававшихся ему верными, и предать бога и священную русскую землю, призвав в ее пределы чужую религию и иноземного владыку.»[157]

Подобно тому как после первого своего нападения на Новгород он открыто вступил в союз с плебеями против патрициев, так теперь Иван вступил в тайный заговор с патрициями против плебеев. Он двинул объединенные силы Московии и ее вассалов против республики. После ее отказа безоговорочно подчиниться он повторил прием татар - побеждать путем устрашения. В течение целого месяца он теснее и теснее стягивал вокруг Новгорода кольцо огня и разорения, держа постоянно над ним меч и спокойно ожидая, пока раздираемая распрями республика не пройдет через все стадии дикого исступления, мрачного отчаяния и покорного бессилия. Новгород был порабощен[158]. То же произошло и с другими русскими республиками. Любопытно посмотреть, как Иван использовал самый момент победы, чтобы ковать оружие против тех, кто добыл эту победу. Присоединив земли новгородского духовенства к своим владениям, он обеспечил себе средства для подкупа бояр, чтобы впредь использовать их против князей, и для наделения поместьями детей боярских[159], чтобы в будущем использовать их против бояр. Стоит еще отметить те изощренные усилия, которые Московия, так же как и современная Россия, постоянно прилагала для расправы с республиками. Началось с Новгорода и его колоний, затем наступила очередь казачьей республики[160], завершилось все Польшей. Чтобы понять, как Россия раздробила Польшу, нужно изучить расправу с Новгородом, продолжавшуюся с 1478 по 1528 год.

Казалось, Иван сорвал цепи, в которые монголы заковали Московию, только для того, чтобы опутать ими русские республики. Казалось, он поработил эти республики только для того, чтобы поступить так же с русскими князьями. В течение двадцати трех лет он признавал их независимость, терпел дерзости и сносил даже их оскорбления. Теперь благодаря низвержению Золотой Орды и падению республик он стал настолько сильным, а князья, с другой стороны, такими слабыми в результате влияния московского князя на их бояр, что Ивану достаточно было лишь продемонстрировать свою силу, чтобы исход борьбы был решен. Тем не менее он не сразу отказался от своих осторожных приемов. Он избрал тверского князя, самого могущественного из русских феодалов, в качестве первого объекта своих действий. Он начал с того, что вынудил его к наступлению и союзу с Литвой, а потом объявил его предателем, далее, запугав этого князя, добился от него ряда уступок, которые лишили его возможности сопротивляться. Затем он использовал то ложное положение, в которое эти уступки поставили князя по отношению к его собственным подданным, и тогда уже стал ждать, каковы будут последствия этих действий. Все это закончилось тем, что тверской князь отказался от борьбы и бежал в Литву. Присоединив Тверь к Московии[161], Иван с огромной энергией продолжал осуществление своего давно задуманного плана. Прочие князья приняли свое низведение до степени простых наместников почти без сопротивления. Оставались еще два брата Ивана. Одного из них Иван убедил отказаться от своего удела, другого завлек ко двору, лицемерными проявлениями братской любви усыпил его бдительность и приказал убить[162].

Мы дошли, теперь до последней великой борьбы Ивана - борьбы с Литвой. Она началась с его вступления на престол и закончилась только за несколько лет до его смерти. В течение 30 лет он ограничивался в этой борьбе тем, что вел дипломатическую войну, разжигая и усугубляя внутренние распри между Литвой и Польшей, склоняя на свою сторону недовольных русских феодалов из Литвы и парализуя своего противника натравливанием на него других его врагов: Максимилиана Австрийского, Матвея Корвина Венгерского и, главным образом, Стефана, молдавского господаря[163], которого он привлек к себе посредством брака, а также, наконец, Менгли-Гирея, оказавшегося таким же сильным орудием против Литвы, как и против Золотой Орды. Тем не менее, после смерти короля Казимира и вступления на престол слабого Александра, когда литовский и польский престолы временно разделились[164], когда обе эти страны взаимно истощили свои силы в междоусобной борьбе, когда польское дворянство, поглощенное своими усилиями ослабить королевскую власть, с одной стороны, крестьянство и горожан - с другой, покинуло Литву и допустило уменьшение ее территории в результате одновременных вторжений Стефана Молдавского и Менгли-Гирея, когда, таким образом, слабость Литвы стала очевидной, Иван понял, что пришла возможность использовать свою силу и что все условия для успешного выступления с его стороны налицо. И все же он не пошел дальше театральной военной демонстрации - сбора ошеломляющего своей численностью войска. Как он в точности предвидел, теперь было достаточно лишь сделать вид, что он желает битвы, чтобы заставить Литву капитулировать. Он добился признания в договоре тех захватов, которые исподтишка были совершены во время правления короля Казимира, и, к неудовольствию Александра, навязал ему одновременно и свой союз, и свою дочь[165]. Союз он использовал, чтобы запретить Александру защищаться от нападений, подстрекателем которых являлся сам тесть, а дочь - для того, чтобы разжечь религиозную войну между нетерпимым королем-католиком и преследуемыми им его подданными православного вероисповедания. Воспользовавшись этой смутой, Иван рискнул, наконец, обнажить меч и захватил находившиеся под властью Литвы русские уделы вплоть до Киева и Смоленска[166].

Православное вероисповедание служило вообще одним из самых сильных орудий в его действиях. Но кого избрал Иван, чтобы заявить претензии на наследие Византии, чтобы скрыть под мантией порфирородного клеймо монгольского рабства, чтобы установить преемственность между престолом московитского выскочки и славной империей святого Владимира[LXXXVII], чтобы в своем собственном лице дать православной церкви нового светского главу? Римского папу. При папском дворе жила последняя византийская принцесса. Иван выманил ее у папы, дав клятву отречься от своей веры - клятву, от которой приказал своему собственному примасу освободить себя[167].

LXXXVII. Киевского князя Владимира Святославича Ред.

Между политикой Ивана III и политикой современной России существует не сходство, а тождество - это докажет простая замена имен и дат. Иван III, в свою очередь, лишь усовершенствовал традиционную политику Московии, завещанную ему Иваном I Калитой. Иван Калита, раб монголов, достиг величия, имея в руках силу самого крупного своего врага - татар, которую он использовал против более мелких своих врагов - русских князей. Он мог использовать силу татар лишь под вымышленными предлогами. Вынужденный скрывать от своих господ силу, которую в действительности накопил, он вместе с тем должен был ослеплять своих собратьев-рабов властью, которой не обладал. Чтобы решить эту проблему, он должен был превратить в систему все уловки самого низкого рабства и применять эту систему с терпеливым упорством раба. Открытая сила сама могла входить в систему интриг, подкупа и скрытых узурпации лишь в качестве интриги. Он не мог ударить, не дав предварительно яда. Цель у него была одна, а пути ее достижения многочисленны. Вторгаться, используя обманным путем враждебную силу, ослаблять эту силу именно этим использованием и, в конце концов, ниспровергнуть ее с помощью средств, созданных ею же самой, - эта политика была продиктована Ивану Калите специфическим характером как господствующей, так и порабощенной расы. Его политика стала также политикой Ивана III. Такова же политика и Петра Великого, и современной России, как бы ни менялись название, местопребывание и характер используемой враждебной силы. Петр Великий действительно является творцом современной русской политики. Но он стал ее творцом только потому, что лишил старый московитский метод захватов его чисто местного характера, отбросил все случайно примешавшееся к нему, вывел из него общее правило, стал преследовать более широкие цели и стремиться к неограниченной власти, вместо того чтобы устранять только известные ограничения этой власти. Он превратил Московию в современную Россию тем, что придал ее системе всеобщий характер, а не тем лишь, что присоединил к ней несколько провинций. Подведем итог. Московия была воспитана и выросла в ужасной и гнусной школе монгольского рабства. Она усилилась только благодаря тому, что стала virtuoso[LXXXVIII] в искусстве рабства. Даже после своего освобождения Московия продолжала играть свою традиционную роль раба, ставшего господином. Впоследствии Петр Великий сочетал политическое искусство монгольского раба с гордыми стремлениями монгольского властелина, которому Чингисхан завещал осуществить свой план завоевания мира.

LXXXVIII. Виртуозной (итал.). Ред.


122. Шлёцер (Schlozer), Август Людвиг (1735 - 1809) - немецкий историк и статистик, в 1760 - 1766 гг. жил в России, один из основоположников норманнской теории происхождения Русского государства. Главный его труд «Нестор. Russische Annalen in ihrer slavonischen Grundsprache verglichen, ubersetzt und erklart» (Tt. 1 - 2. Gottingen. 1802). В эксцерптных тетрадях Маркса содержатся выписки из т. 1 работы Шлёцера «Briefwechsel meist historischen und politischen Inhalts» (Gottingen. 1776; 4. Auflage. Gottingen. 1780) о некоторых моментах истории Швеции конца XVII - начала XVIII века. В период работы над «Разоблачениями» Маркс в связи с чтением книги Й. Добровского «Slavin» (Prag. 1834) упоминает ряд других сочинений Шлёцера, в том числе «Нестора» (см. Маркс К. и Энгельс Ф. Соч. Т. 29, с. 13 - 14). Прямых свидетельств чтения им этих книг при работе над «Разоблачениями» не найдено.

123. Речь идет о рецензии немецкого историка и путешественника Я. Фаллмерайера (1790 - 1861) на книгу Ed. de Muralt «Essai de chronographie Byzantine pour servir a l'examen des Annales du Bas-Empire et partienlierment des Chronographes slavons de 395 a 1057» (опубликована в «Allgemeine Zeitung» 11, 12.1.1856). Говоря о русских историках, Маркс, по-видимому, имеет в виду прежде всего Н. М. Карамзина. В одной из эксцерптных тетрадей к работе «Разоблачения дипломатической истории XVIII века» Маркс выписывает из книги F. Eichhoff «Histoire de la langue et de la litterature des Slaves» (P. 1839) имена следующих русских историков: «Щербатов (1733 - 1790), Хилков, Татищев, Голиков (1735 - 1801) (о Петре I), Болтин (1735 - 1792), наконец, Карамзин (1765 - 1826), Шишков (род. в 1754)» (ЦПА ИМЛ, ф. 1, оп. 1, ед. хр. 955, л. 36).

124. Олег (ум. в 912) - древнерусский князь, совершил успешный поход на Византию в 911 г.; Игорь (ум. в 945) - великий князь Киевский (912 - 945), осуществил два военных похода на Византию в 941 и 944 гг.; Святослав Игоревич (ум. в 972 или 973) - великий князь Киевский (около 945 - 972). Все они - князья династии Рюриковичей, последним представителем которой на московском престоле был царь Федор Иванович (ум. в 1598).

125. Маркс цитирует по книге: Segur Ph. History of Russia and of Peter the Great. Lnd. 1829, p. 37.

126. Анна (ум. в 1011) - дочь византийского императора Романа II (959 - 963), была отдана замуж за киевского великого князя Владимира Святославича (980 - 1015, в крещении - Василий) в 987 г. братом, византийским императором Василием II (976 - 1025), уже после смерти своего отца. С именем Владимира Святославича (Владимир Красное Солнышко) связаны принятие на Руси христианства (988 - 989) и расцвет Киевской Руси; германский император - это последний император Священной Римской империи (см. прим. 82) под именем Франца II и первый император Австрии под именем Франца I, дочь которого Мария Луиза в 1810 г. стала женой Наполеона I.

127. Карл Великий (742 - 814) - франкский король (768-800), с 800 г. император Священной Римской империи.

128. По-видимому, Маркс намекает здесь на один из пунктов так называемого Завещания Петра Великого - подложного документа, который в XIX в. в различных вариантах неоднократно публиковался в Западной Европе. Подложность «Завещания» впервые была доказана в работах Беркхольца (см. Berkholz G. Das Testament Peters des Grossen. - Baltische Monatsschrift, Oktober 1859, S. 61 - 73; ejusd. Napoleon I - auteur du testament de Pierre le Grand. Bruxelles. 1863).

129. Иоанн I Цимисхий (около 925 - 976) - византийский император (969 - 976).

130. Ярослав Мудрый (около 978 - 1054) - великий князь Киевский (1019 - 1054).

131. Речь идет об Андрее Боголюбском (около 1111 - 1174); с 1157 г. первый великий князь Владимиро-Суздальский.

132. Здесь у Маркса, который в изложении фактов следует за книгой Сегюра (с. 70 - 71), неточность: третьим князем (1176 - 1212) на престоле Владимиро-Суздальского княжества был Всеволод Большое Гнездо, брат Андрея Боголюбского, при котором территория княжества расширилась, возросло его политическое и культурное значение; его преемником был сын Юрий (Георгий) (1189 - 1238), который после ряда междоусобиц восстановил авторитет княжества. Конец существованию Владимиро-Суздальского княжества был положен нашествием Батыя в 1238 году.

133. Чингисхан (1162 - 1227) - основатель Монгольской империи.

134. Датировка взята Марксом из книги Сегюра (с. 73 - 80); конец монголо-татарскому игу на Руси был положен в 1480 г. в результате длительной борьбы русского народа (см. прим. 149).

135. Маркс имеет в виду возвышение в XIV в. Московского княжества, а также военные победы русских войск под командованием Дмитрия Донского над полчищами Золотой Орды (битва на р. Воже в 1378 г., на Куликовом поле в 1380 г.). Маркс позднее в «Хронологических выписках», сделанных в 1882 г., отмечал, в частности: «8 сентября 1380 г. битва на широком Куликовом поле. Полная победа Дмитрия; на той и на другой стороне вместе пало, как говорят, 200 000 человек» (см. Архив Маркса и Энгельса. Т. VIII, с. 151).

136. Segur Ph. Op. cit., pp. 213 - 214.

137. Юрий Данилович (1281 - 1325) - князь Московский (1303 - 1325), великий князь Владимирский (1317 - 1325); Иван I Данилович Калита (ум. в 1340 г.) - с 1325 г. князь Мос-ковский, великий князь Владимирский (1328 - 1340); Узбек (около 1282 - 1342) - хан Золотой Орды (1312 - 1342).

138. Речь идет об одной из ветвей династии Рюриковичей, князьях Тверского княжества, существовавшего в XIII - XV веках. В борьбе за власть с московским князем Юрием Даниловичем тверской князь Михаил Ярославич (1271 - 1318) потерпел поражение и был убит (как впоследствии в 1339 г. его сын и внук - см. прим. 141) в ставке хана Узбека. В тексте у Мар-кса хронологическая неточность, перешедшая из книги Сегюра (с. 90 - 91, 94).

139. Иван III (1440 - 1505) - великий князь Московский (1462 - 1505).

140. Резиденция митрополита была окончательно перенесена в Москву в 1328 г.

141. Александр Михайлович (1301 - 1339) - великий князь Тверской с 1326 г., в 1339 г. убит в Золотой Орде вместе с сыном Федором.

142. Семен Иванович Гордый (1316 - 1353) - великий князь Московский (с 1340) и Владимирский (с 1341).

143. Софья (Зоя) Палеолог (около 1448 - 1503) - вторая жена Ивана III, великая княгиня Московская с 1472 г., племянница последнего византийского императора Константина XI Па-леолога (см. прим. 167).

144. В 1492 г. Иваном III была отправлена грамота турецкому султану Баязиду II (1481 - 1512), содержавшая протест против притеснений русских купцов в турецких владениях.

145. Здесь Маркс, по-видимому, имеет в виду Карамзина, на которого ссылается Сегюр (с. 125) при описании поведения Ивана III при «стоянии на Угре» (Карамзин Н. М. История государства Российского. Т. VI. Спб. 1817, с. 140 - 151).

146. Ногайская Орда (от Волги до Иртыша) выделилась из Золотой Орды фактически еще в конце XIV в., а окончательно - в 1426 - 1440 гг.; Тимур (Тамерлан) (1336 - 1405) нанес сокрушительный удар Золотой Орде в трех больших походах 1389, 1391, 1394 - 1395 годов. Во второй половине XV в. на южных и юго-восточных окраинах Русского государства из беглых крестьян и посадских людей образовались вольные общины казаков, которые использовались властями для несения сторожевой службы в этих районах. Крымские татары в результате длительной борьбы выделились из состава Золотой Орды в 1443 г., образовав Крымское ханство, в 1475 г. оно признало вассальную зависимость от Османской империи. Золотая Орда во второй четверти XV в. практически прекратила свое существование, ее наследницей стало татарское государство в низовьях Волги под именем «Большой Орды».

147. Речь идет об Ахмате (ум. в 1481), хане Большой Орды (1459 - 1481).

148. Выплата дани Большой Орде (см. прим. 146) была прекращена Иваном III в 1476 году.

149. Основным фактором, который привел к освобождению Великого княжества Московского от монголо-татарского ига, была героическая борьба русского народа. События, завершившие эту борьбу, изложены Марксом неточно. Хан Ахмат предпринял два похода против Москвы: в 1472 г., после взятия Алексина, он отступил перед русским войском; в 1480 г. на р. Угре против войска Ахмата стояли сильные отряды русских, и он также был вынужден отступить, а 6 января 1481 г. его убил ногайский князь Ивак. «Стояние на Угре» положило конец 240-летнему монголо-татарскому игу на Руси. Крымский хан Менгли-Гирей (ум. в 1515, хан с 1468) действительно разгромил Большую Орду, но это случилось позднее, в 1502 году.

150. Вятская земля в 1459 г. была подчинена Москве, но пользовалась известной самостоятельностью. В 1489 г. Вятская земля окончательно вошла в состав Великого княжества Московского.

151. Псковская феодальная республика существовала как самостоятельное государственное образование с 1348 по 1510 год.

152. Речь идет о победе московского войска над новгородцами в 1471 г. на р. Шелони.

153. Эту и приведенную ниже цитату Маркс берет из книги Сегюра (с. 132).

154. Речь идет о том, что после 1475 г. вопреки прежним установлениям судопроизводство по жалобам новгородцев стало вестись не в их родном городе, а в Москве.

155. Послами Новгородской республики при Великом княжестве Московском в 1477 г. были подвойский (должностное лицо для передачи вестей) Назар и вечевой дьяк Захар.

156. Макиавелли (Machiavelli), Николо (1489 - 1527) - итальянский политик, философ, историк и писатель.

157. Маркс цитирует книгу Сегюра (с. 134).

158. Окончательное включение Новгорода в состав Русского централизованного государства произошло в 1478 году.

159. Дети боярские - обедневшие потомки бояр, не унаследовавшие крупных земельных владений предков, а следовательно, и принадлежности к боярству. С установлением обязательной службы в Русском государстве дети боярские постепенно сливались с дворянами и составили средний класс служилых людей.

160. Речь идет о своеобразной республике украинского казачества (Запорожская Сечь), возникшей в середине XVI в.; была лишена независимости Петром I в 1709 г. и окончательно уничтожена Екатериной II в 1775 году.

161. Последний самостоятельный тверской князь Михаил Борисович (1461 - 1485), женатый на внучке литовского князя Казимира IV Ягеллончика (1440 - 1492, с 1447 и польский король), стремился освободиться от растущей зависимости от Москвы и с этой целью вступил в договорные отношения с Литвой. Однако Ивану III удалось сломить сопротивление тверского князя, и в 1485 г. Тверь окончательно вошла в состав Великого княжества Московского. Так закончилась борьба тверских и московских князей за первенство на Руси (см. прим. 138).

162. У Ивана III было четыре брата, уделы которых были в разное время присоединены к великокняжеским владениям. Один из братьев, Андрей Большой, умер в заточении.

163. Максимилиан I (1459 - 1519) - император Священной Римской империи (1493 - 1519); Матвей Корвин (Маттиас I Хуняди, 1443 - 1490) - венгерский король (1458 - 1490); Стефан III Великий (ум. в 1504) - молдавский господарь (1457 - 1504).

164. После смерти Казимира IV Ягеллончика (1427 - 1492) польский престол достался его сыну Яну Ольбрахту (1459 - 1501, король с 1492), а литовский - другому сыну, Александру Ягеллону (1460 или 1461 - 1506), ставшему в 1501 г. также польским королем.

165. Брак Елены, дочери Ивана III и Софьи Палеолог, с литовским великим князем Александром был заключен по инициативе и настоянию литовской знати, рассчитывавшей тем самым добиться уступок от Ивана III.

166. В результате войн Ивана III с Великим княжеством Литовским (1487 - 1494 и 1500 - 1503) к Москве отошел ряд западных русских городов и прилегающих к ним земель (Чернигов, Новгород-Северский, Гомель, Брянск и др.). Смоленск был присоединен к России в 1514 г., уже после смерти Ивана III.

167. События излагаются здесь неточно. Стремясь спасти Византийскую империю от турецкого завоевания, представители восточной христианской церкви пошли в 1439 г. на Флорентийском соборе на заключение так называемой Флорентийской унии. Они согласились признать главенство папы в церкви, принять догмы католического вероучения при сохранении обрядовой стороны православия. После взятия Константинополя турками в 1453 г. брат по-следнего византийского императора Константина XI Палеолога (1449 - 1453) Фома с семьей нашел убежище в Риме. Папа Павел II, разработав план женитьбы Ивана III на дочери Фомы Палеолога Софье (Зое), рассчитывал, опираясь на решения Флорентийской унии, посредством этого брака утвердить свою власть над православной церковью на Руси. Брак Ивана III и Софьи был заключен уже при папе Сиксте IV, 12 ноября 1472 года. Иван III использовал этот брак для укрепления престижа Руси в международных отношениях и авторитета великокняжеской вла-сти внутри страны; примас - Филипп (ум. в 1473), митрополит с 1464 года.


Предыдущая | Содержание | Следующая

Спецпроекты
Варлам Шаламов
Хиросима
 
 
«Валерий Легасов: Высвечено Чернобылем. История Чернобыльской катастрофы в записях академика Легасова и современной интерпретации» (М.: АСТ, 2020)
Александр Воронский
«За живой и мёртвой водой»
«“Закон сопротивления распаду”». Сборник шаламовской конференции — 2017