В книге «Бредущие среди нас» рассматривается феномен нищенства в России и странах Европы в историческом прошлом и настоящем. Для сравнения приведены данные по истории нищенства в Китае. Дан подробный анализ взаимоотношений между нищими и подающими, и показана историческая преемственность таких связей.

Кроме Брехта, был еще Марк Твен («Принц и нищий»), а также «Золотой ключик» Алексея Толстого. Что до более современной литературы издательства «Научный мир», то ее окормляют своим авторитетом институт Этнологии и антропологиии РАН и Общество Макса Планка, научный редактор нам знакома с наилучшей стороны, во главе авторского коллектива — как я понимаю, та самая доктор исторических наук Марина Львовна Бутовская, которая известна далеко за пределами академического сообщества работами по эволюции человека. «Как я понимаю» — потому что в выходных данных не мог найти имена-отчества авторов (что раньше было принято указывать).

Наверное, в книге мы найдем научное обобщение материала по болезненной и новой для нас проблеме (ведь, как справедливо отмечено авторами, «для жителей России нищенство является новым явлением, оно практически отсутствовало до конца 1980-х годов» (212). Ну, и рекомендации, как преодолеть это зло. Правильно?

А теперь — что на самом деле. Подборка статей про нищих разных стран. Самая основательная — этнографический очерк т.н. среднеазиатских цыган, из которого, впрочем, не ясно, почему они «цыгане» и вообще самостоятельный этнос (148 — 151). Другие исторические материалы — «клочные», как сказал бы Хармс, словно их готовили второпях для газеты. Не стану придираться к мелочам (датам и именам), но вот вещи принципиальные: оказывается, в Англии «преследование нищих и бродяг» было связано с эпидемией чумы и имело целью «спасение населения». А в России — с «установлением идеального «порядка и законности» в государстве. В нищенстве… оказались персонифицированы черты неуправлямости, независимости, с которыми боролась крепнущая государственная власть в ХV — ХVI веках» (61). Конечно, не вредно лишний раз противопоставить гуманный Запад тоталитарной стране медведей. Но простите: что за «идеальный порядок» в ХV веке — при Василии Темном, что ли? А в Англии, кроме чумы, имело место еще рукотворное бедствие — огораживания. Как сейчас помню, в школе учили, как они связаны с массовым разорением крестьянства и садистскими законами против бродяг.

Дальше: из 30 страниц про Россию на советский период отведено… полтора абзаца. Притом, что именно в этот период проблема решалась эффективно. А как? Нет ответа. Жалкие полстранички, и те заняты «дискурсами» и «коннотациями», а также сетованиями, что советская наука проблеме нищенства не уделяла внимания. Интересно, правда? Проблема не изучалась, потому что решалась. Зато теперь изучается. Аналогично построена чешская глава. Хотя и «в Чехословакии эпохи социализма нищих практически не было» (94). Глава о Китае. Про эпоху социализма 13 строчек со ссылками… на американскую литературу.

В русском языке «нищенство» и «попрошайничество» употребляются как синонимы, но за каждым словом тянется свой шлейф. «Нищенство» — однокоренное с «нищетой», угрозой голодной смерти по независящим от человека обстоятельствам. Посмотрите хотя бы работы по сельскохозяйственной истории Леонида Васильевича Милова.

В «России, которую мы потеряли» крестьянская семья легко могла оказаться в такой ситуации. Соответственно, религии разных народов вырабатывают схожие формулировки: помогите, ибо устами нищих к нам обращаются небожители. Но на людской солидарности, опять же, с древних времен, приучились паразитировать профессионалы.

Это уже не состояние, а бизнес, криминализованный, разрушительный как для общества в целом, так и для людей, в него вовлеченных, особенно для детей, которые либо просто погибают, либо пополняют ряды воров и проституток (54). Как справедливо отмечено в книге, люди, попадающие в эту среду по объективным причинам, потом уже «не желают возвращаться к прежней» (то есть нормальной) жизни (248). Соотношение вынужденного и профессионального нищенства в разных регионах разное. Понятно, что в Англии, Италии или Чехии никто от голода не умирает. Московское попрошайничество — тоже бизнес, причем его мафиозная составляющая намного более циничная и жестокая. Вроде бы, авторы книги все это понимают (см., например, 29 -35), но откроешь соседнюю страницу — и видишь, что проблема специально затуманена какой-то «стигматизацией» (188), связь попрошайничества с криминалом, оказывается «сохранилась в официальных источниках и СМИ» (40), в «массовом представлении» (232). А в научном представлении — разве что-то другое? Авторы сами же показывают, что ни одному слову лисы Алисы и кота Базилио нельзя доверять — и на следующей странице делают «социологический» вывод: «основная причина попрошайничества… недостаточные размеры пенсий и пособий по инвалидности». Где? В Праге. Основание: «опросы показали» (97).

Тут переходим к главному — это «полевые этологические исследования». Вообще-то этология, согласно Большому энциклопедическому словарю — биологическая наука, изучающая поведение животных в естественных условиях. Людьми занимается социальная психология. Так вот, в ходе исследования этологи проследили за 178 собирателями денег в московском метро и электричках. Обнаружилась этническая избирательность. «Мужчины более склонны подавать русской женщине, чем таджичке, а таджичке… чем цыганке» (215) Теперь вопрос: как отличить таджичку от цыганки, если одежда среднеазиатских цыган «ничем не отличается от узбекской или таджикской» (151), а паспорт у них не спрашивали? Оказывается, национальность определялась по опросу пассажиров в вагоне (86). Как установили «этнос подающего», не написано. Выявлена также «позитивная зависимость размера подаяния от достатка человека» (227). Вообще-то даже с размером подаяния непонятно: если рядом кто-то наклонился и заглядывает человеку в кошелек, вряд ли такие условия можно считать «естественным». А как вычислили общий достаток пассажира — просто загадка биологической науки.

И здесь же: «молдаване являются генетически близкими к русскими, а цыгане — далекими от русских этносом… Романские популяции, включая молдаван, имеют с русскими дистанцию, примерно вдвое меньшую, чем у русских с цыганами» (86). Давненько мне не встречались в научной литературе столь откровенные попытки определять этнос «по крови». Подход к людям с точки зрения науки о животных может далеко завести.

Никто не спорит, человеческое поведение имеет биологические предпосылки. Только оно очень далеко ушло от этих предпосылок. Можно, конечно, вместо серьезного анализа достоверных источников по современному обществу сослаться на примеры дележа едой, «широко распространенные среди многих видов обезьян Нового Света» (82). Но что это дает? Ведь настоящий (очень далекий) человеческий аналог альтруизма в животной стае — не «сами мы не местные» в метро, а система перераспределения общественного продукта, включая социальное страхование. Попрошайничество — патология, которая должна быть преодолена. Как? Да, в общем, понятно, как. Бедным помогают социальные службы, а криминал уничтожают службы правоохранительные. Вот в Праге «детское попрошайничество запрещено законом» (111) — и пока закон соблюдается, нечего исследовать в дискурсе ювенильной стигматизации. Конечно, нужна и воспитательная работа. Но не с теми, кто травит димедролом младенца, взятого в аренду у матери-алкоголички. Тем более, не с их хозяевами. А с теми, кто дает деньги ребенку на димедрол и мистеру Пичему на новую иномарку. И еще ведь выработали роскошное оправдание — для богобоязненных. У меня просят якобы на операцию. Я делаю вид, что верю. А если он меня обманул, то грех на его душе, не на моей. Мне же, наоборот, зачтется плюсик на том свете. Такое крючкотворство с Господом Богом. На самом же деле человек действительно милосердный легко найдет применение доброте. Есть больницы и детские дома. Пожилые соседи, нуждающиеся в помощи. Но для реальной помощи нужно приподнять свою задницу хоть на полчаса. Дешевле откупиться мелкой купюрой. Если бы церковь реально выполняла те функции, на которые претендует, она могла бы это людям разъяснить. Но позиция священнослужителей весьма странная. А алгоритм простой.

Не надо гадать, насколько достоин доверия конкретный театрализованный персонаж (профессионал все равно обыграет дилетанта). Просто не финансировать такого рода бизнес — ни игорный, ни попрошайнический.

Вот последняя цитата. «От нас, уважаемые, требуется самая малость. Покрепче держать свои кошельки… Не поддаваться на самые жалостливые, трогательные и сентиментальные версии. Еще раз, пожалуйста, запомните: вас дурят, считают за последних лохов». Цитата, к сожалению, не из книги, а из статьи в маленькой газете «За Калужской заставой» (2001, № 41). Называется — «Подаяния в воровской общак». Боюсь, что автор, Александр Володин, хоть и выражается простым языком, но лучше разобрался в проблеме.

В общем, о нищенстве я из книги «Бредущие среди нас» узнал немного, по сравнению не только с Брехтом, но даже с газетами и репортажами по телевизору. Но кое-что понял про изучение общества «с этологических позиций». Спасибо, лучше уж по старинке, с человеческих.

По этой теме читайте также: