Следите за нашими новостями!
 
 
Наш сайт подключен к Orphus.
Если вы заметили опечатку, выделите слово и нажмите Ctrl+Enter. Спасибо!
 


«Красная шапочка» и серый клерк

Забастовка, которой не было. Солидарная голодовка в Североуральске — последняя возможность для шахтеров достойно заявить о своих правах циничному руководству

Никакой забастовки на шахте «Красная шапочка» в Североуральске на самом деле не было. И суд, 24 апреля признавший ее незаконной, рассматривал факт, не имевший место.

Первого мая, в День международной солидарности трудящихся, я оказалась на площади Мира Североуральска, где должен был состояться митинг шахтеров.

Шахта «Красная шапочка» С десяти утра площадь гудела. Комбинат питания Североуральского бокситового рудника (СУБР) выставил столы, на которых какой только снеди не было. Даже шашлыки. Со сцены огромных размеров разносились зазывные речи: кликали весну-красавицу. Аттракционы работали бесперебойно. Детскими играми руководили рыжие клоуны, выписанные из Екатеринбурга. Ничего себе — день солидарности!

Первое мая. Митинг шахтеров запрещен. Видимо-невидимо присутствовало милиции. Я спросила молодого сотрудника, где будет митинг шахтеров. К ответу милиционер был готов. Он вроде даже развеселился: «Дамочка, а покажите мне, где митингуют шахтеры, я сам туда пойду!».

Шахтерская «лапша» Брожу по площади. Подходит милиционер рангом повыше первого: «Это вы искали митинг? Так вот докладываю: митинг не запрещен. Не за-пре-щен! Он просто перенесен. На другой день. А сегодня — праздник весны и труда».

Нашу беседу прерывает третий милиционер. Он уже давно отслеживает движение людей на площади. Все события снимаются на пленку.

— Видишь, — говорит он своему начальнику, — у памятника стоит Золотарев, рядом с ним Лебедев.

Золотарев?! Он-то мне и нужен. Председатель независимого профсоюза горняков, которого официальная пресса Североуральска считает зачинщиком «забастовки» на «Красной шапочке».

Валерий Золотарев оказался молодым человеком. Улыбается, хотя вид уставший. Рядом с ним Сергей Лебедев, Дмитрий Волкодав, Денис Чабай… Шахтеры.

История этого несостоявшегося митинга такова. Независимый профсоюз горняков за 13 дней подал заявку на митинг. Но еще раньше на этот же день подал заявку другой профсоюз. Горняки договорились, что примут участие в этом митинге. За несколько дней до 1 мая профсоюз отозвал свою заявку. К подобным провокациям шахтеры уже привыкли. На рожон не полезли.

Странным оказалось первомайское веселье в городе. Натужное, так бы я сказала.

По аллее, засаженной лиственницей, шла семья. Вдруг немолодая женщина, назвавшаяся Людмилой Васильевной, резко останавливает меня: «Вы из Москвы? Скажите, вы видели сегодня хоть одно смеющееся, радостное лицо? Вы видели глаза людей? Да, дети резвились. Спасибо шахтерам. Если бы не их забастовка, такого праздника им не видать. Я работаю на шахте. Хочу, чтобы вы знали: никто о забастовке не сказал слова правды. Информационная блокада чудовищная. Никуда не пробиться». Она еще долго говорила о шахте. А потом добавила: «…вот увидите, завтра, на второй день праздника, площадь будет пустая».

И — точно! Город не сдал своих шахтеров — отказал себе в веселье.

Моим ученикам было двенадцать лет, когда на предложение — выбрать из поэзии Иосифа Бродского художественную структуру, которая могла бы стать заповедью, — они выбрали вот это: «Только с горем я чувствую солидарность». Их интересовало, что стоит за стремлением одного человека разделить беду другого, если эта беда его не коснулась? Пришли к выводу: другие живут в нас точно так же, как мы живем в других. Это давало утешение и надежду.

Я вспомнила эти детские споры о солидарности, когда прочла, что в Североуральске, где «бастуют» шахтеры, начались распри между теми, кто «бастовал», и теми, кто не участвовал в «забастовке». Прочла и о том, что правоохранительные органы города больше всего опасаются столкновений между группами разных профсоюзов, а на СУБРе (Североуральский бокситовый рудник) их ни много ни мало четыре.

На самом деле ничего этого не было, как не было и самой забастовки. А было все так.

25 марта тридцатилетний Валерий Золотарев, председатель независимого профсоюза горняков, объявил бессрочную голодовку. Это был протест против дискриминации членов профсоюза. Начальство открыто притесняло членов именно этого неручного профсоюза, перебрасывало на другие, менее оплачиваемые работы. Не позволяло провести собрание. Административный прессинг принимал чудовищные формы. Чтобы шахтеры не могли собраться, делалось все, вплоть до того, что закрывались двери участков, на которых выдавались наряды. Напряжение нарастало. И Золотарев решился.

26 марта был тот самый день, когда на встречу с шахтерами должен был приехать прокурор. Время встречи — 16.00. Вопрос о дискриминации профсоюза и голодовке Золотарева не терпел отлагательств. Прокурор… опоздал. Начиналась третья смена. Шахтеры спустились на глубину 700 метров. Встретились со второй сменой. Обменялись репликами. Среди них были и такие: «Надо что-то делать… Золотарев голодает... И прокурора нет как нет… Сколько это может продолжаться?».

— Какая забастовка? — распаляется проходчик Сергей Лебедев. — Забастовка — это добровольный отказ от работы. А мы спустились работать. Смену всю отработали. Как положено.

— Корректно отработали, — добавил другой шахтер.

К концу смены в забой спустился начальник шахты Александр Лохнев, которому, видимо, бугры (так шахтеры называют бригадиров) доложили о настроениях. Речь начальника стала пусковым механизмом. Он не стеснялся в выражениях. Пригрозил, что все шахты закроют и…

Мне вот очень интересно знать: обучают ли где-нибудь работодателей психологии общения с рабочими. Или вообще психологией можно пренебречь… Пренебречь человеком. Ночь… Почти километровая глубина. Отработана смена… Окрик начальника. Угрозы. Шахтеры искали ответ. Он был один — не выходить на-гора. Остаться в шахте. Да хоть на сколько. Хоть навсегда!

Они остались. Другой формы сопротивления хамству в тот момент не существовало.

Надежда, жена Сергея Лебедева, проснулась ночью от плача ребенка. Мужа дома не оказалось. Начала звонить. Телефон заблокирован. Едва дождалась утра. Жены шахтеров договорились пойти к шахте № 13.

— Мы хотели только одного. Посмотреть в глаза шахтерам. Узнать, как они себя чувствуют, когда их братья не выходят из подземелья. Мы поняли: они им сочувствуют.

…В прокуратуру Североуральска от руководства шахты и лидеров других профсоюзов поступило заявление, что некая группа, в составе которой были пьяные женщины, пыталась… захватить шахту и третировала рабочих, которые не присоединились к бастующим. Психологический захват шахты — так обозначена акция жен бастующих горняков.

— Когда мы напиться бы успели? — недоумевает Ольга Чабай, мать двоих детей. Жены сделали попытку встретиться с начальником шахты Лохневым. Он закрылся в своем кабинете.

…Лиля Устинова и Таня Якимова — жены шахтеров. Муж Лилии работает на шахте № 9, Танин муж — на шахте № 12. О «забастовке» на «Красной шапочке» говорят определенно и жестко.

Татьяна: «Зачем РУСАЛ шахты останавливал? Хотели дать нам понять, что церемониться с нами не собираются? Вот получите теперь две трети тарифа и заткнетесь. А я не хочу затыкаться. У меня нет зависти к начальникам. Ни к их зарплатам, ни к их сыночкам, которых они учат в Лондоне. Я понимаю, директором такого предприятия быть не просто. Но меня возмущает презрение к рабочим. Ну выбился ты в люди — молодец! Не рявкай на рабочих. Решай их проблемы, если ты управленец».

Лилия: «Вы напишите, что в этот раз нас не запугать, сколько бы Радько (управляющий директор СУБРа. — Э.Г.) со своими пиарщиками ни старался. Мы не собираемся уговаривать мужей, чтобы они плюнули и смирились. Мы хотим их уважать. И будем вместе с ними отстаивать свои права».

Они рассказали, как во время голодовки многие шахтеры с других шахт после работы присоединялись к голодающим, хотя начальство шахт делало все, чтобы разделить шахтеров: то подсовывали какие-то уведомления подписывать, то грозили штрафами.

Самая главная претензия такая: «Почему в день четыре раза по телевидению показывали пензенских сектантов? И долго разбирались, сам ли себя изувечил главный сектант или кто-нибудь на него напал. И ни слова о наших мужьях. Это менее значимое для страны событие?».

Итак, шахтеры на глубине 700 метров. Узнать об их здоровье невозможно. Телефон диспетчерской «Красной шапочки» 4-06-44. «Линия сейчас занята», — один ответ.

28 марта — это день, когда шахтеры оформляют требования к работодателю. Шельмование голодающих продолжается. На телевидении Североуральска выступают мэр города, управляющий директор, начальник «Красной шапочки», заместитель областного прокурора. Все они говорят по одной схеме: шахтеры пошли на поводу амбиций отдельных руководителей профсоюза. Особенно трогательно выглядела забота о безопасности шахтеров. «Так бы они беспокоились, когда мы вентиляционные рукава на себе тащим», — были комментарии рабочих.

К администрации СУБРа присоединился банк. Главное учреждение шахтеров, поскольку шахтерская жизнь — это жизнь взаймы. Жизнь в кредит.

Управляющая Североуральским сбербанком Вера Гончаренко известила шахтеров через газету: если к 10 апреля не поступят платежи, произойдет следующее: если заемщик брал кредит под 17%, то с 11 апреля банк вынужден начислять 34% годовых и т.д. Никаких отсрочек. Тут же замечено, что если работник СУБРа вовремя не оплатит свою задолженность, банк получит дополнительные доходы, поскольку к кредитору будут применены меры воздействия. Мораль выражена отчетливо: «Я призываю прекратить забастовку!..».

Основное требование бастующих — увеличение зарплаты. Официальные лица врали о шахтерской зарплате. Депутат областной Думы (Свердловская область) Евгений Артюх на своем сайте вывесил шахтерскую «лапшу» (квиток, на котором расписана зарплата): 15—19 тысяч — красная цена шахтерскому труду. Так называемые вспомогательные службы получают от девяти тысяч и ниже.

…Михаилу 25 лет, он подземный электрик: «Думаю, за апрель выйдет тысяч шесть. Да и то это общая зарплата, а там еще вычтут». В свободное от работы время Михаил работает таксистом. Родители наскребли на подержанную машину. Таксистами работают многие шахтеры. В Североуральске такси вы будете ждать не более десяти минут.

…Субботние работы не входят в стаж.

— Сдельно-премиальные зарплаты — это изобретение ГУЛАГа, — говорит Александр Анисимов, заместитель председателя независимого профсоюза горняков. — Это стимуляция зэка, которому нужна дополнительная пайка.

Он работал в шахтах Монголии. «Там не было никаких сдельно-премиальных понуканий. Работали как положено. На совесть. Отчего кузбасские шахтеры закрывают отдушки фуфайкой*? Отчего и мы иногда вынуждены пренебергать правилами безопасности? А вы знаете, как можно работать, когда на четверых дают одну коронку? (съемное приспособление, насаженное на бур. — Э.Г.).

— Вот я выработал 136%. Мне начисляют премию только за 120%. Как же так? «А у меня премиальные только на 120 рассчитаны», — говорит начальник шахты.

— Моя норма — 6,5 кубов в смену. Подгоняют двухкубовый вагон. А закрывают мне не два куба, а 1,4 или 1,48. Рвешь жилы, а как посмотришь на «лапшу» — жить не хочется, — это почти хором говорят молодые ребята.

В Североуральске много горняков, которые принимали участие в двух забастовках — 2003 и 2008 годов. Но есть и те горняки, которые участвовали в знаменитых забастовках 1989 года. Это отцы сегодняшних бастующих шахтеров.

Борис Петрович Булатов называет свою профессию коротко: гроз. Проходчик. Горнорабочий очистного забоя. Он — глава администрации шахтерского поселка 3-й Северный, где и находится «Красная шапочка».

Поселок производит тягостное впечатление. Окна домов забиваются. Люди уходят. Когда-то это был цветущий поселок. С удивлением узнала, что шахтерским поселкам достается только подоходный налог от предприятий. Все остальные налоги уходят по вертикали.

— Финансирование инфраструктуры прекратилось. Если бы здесь развернули строительство домов для шахтеров, поселок бы ожил.

Я спрашиваю Бориса Петровича: как же советский шахтер тогда мог себе позволить забастовку?

— На самом деле все просто. Надо довести рабочего человека до такого состояния, когда у него даже страх за жизнь пропадает. Нам тогда, в 1989 году, было проще. Начальство было на нашей стороне. Сегодня — все иначе.

Та забастовка началась, когда шахтер стал получать 320 рублей вместо 600—700. Шахтерская пенсия составляла 210 рублей. На эту пенсию можно было на море слетать. Переведите теперь зарплату отцов на «лапшу» детей...

…Сергей Владимирович Куликов — пенсионер. На шахте проработал 20 лет. Пенсии едва хватает заплатить за квартиру. У шахтера виброболезнь, как у многих. Пошел в больницу. Ему сказали: «Приходил бы лечиться, когда работал. А сейчас — лечения для тебя нет».

Сокращение всех социальных программ — это стратегическая линия РУСАЛа, крупнейшей алюминиевой компании страны?

— Мы не благотворительная организация, — сказал управляющий директор СУБРа Виктор Радько незадолго до забастовки на одной из пресс-конференций.

Ему напомнили, как город спас СУБР от банкротства. Напомнили о налоговых кредитах, о том, как город умерял свои потребности ради спасения шахты.

— Мы за все расплатились, — был высокомерный ответ.

30 марта Североуральск содрогнулся. Никогда митинг не собирал такого количества людей. Жители города заявили о своей солидарности с шахтерами.

Спрашиваю Сергея Лебедева, зачем он там, внизу, по утрам будил шахтеров.

— Чтобы понимали время. Это опасно — утратить представление о времени.

— Чем занимались? — спрашиваю.

— Кто чем. Кто читал, кто в карты играл. Кто про жизнь думал.

Они пробыли в шахте без трех часов десять дней. Четвертого апреля вышли на-гора.

Среди депутатов разных уровней идет раздрай — «Единая Россия» себе приписывает прекращение акции шахтеров. Горняки смеются. Много было и других уговорщиков и увещевателей. На заборах еще сохранились надписи: «Браток Филиппов, убирайся домой!». Филиппов — директор Братского алюминиевого завода, считается профессиональным переговорщиком, способным разрулить любой конфликт. Свою речь начал так: «Ни рубля не получите. Дай вам — другие запросят».

…Кстати, самые ругательные слова в Североуральске — клерк и менеджер.

В значительной степени ослаблению напряженности способствовал приезд вице-президента РУСАЛа Александра Лившица. Он сказал, что рудник никогда не будет закрыт. Выразил понимание всех требований бастующих, но, правда, в шахту не спустился. Была создана рабочая группа. Только тогда, когда был подписан протокол, из которого следовало, что требования рабочих будут рассмотрены и бастующие не подвергнутся репрессиям, шахтеры поднялись на-гора.

Кто мог предположить, что все переговоры и протоколы — пустой звук? Выходит, начальник шахты Лохнев был прав: «Вас кинут». А. Жуланов, ответственный за связь с общественными и государственными органами, сказал прямо и цинично (как здесь принято говорить с рабочими): «Никто ваших требований не признает».

И 13 апреля шахтеры объявили голодовку. К ней присоединились горняки других шахт. Отработал смену и — на голод. Она закончилась 19 апреля, когда состоялось кульминационное событие всей североуральской эпопеи.

До поселка Калья, где шахта № 13, — ни пройти, ни проехать. Свыше трех с половиной тысяч шахтеров приехали 19 апреля на собрание трудового коллектива.

В 11.00 под открытым небом началось шахтерское действо. На собрании утвердили все требования, выработанные рабочими группами, и высказали решимость отстаивать право на достойную жизнь до конца. 6 мая требования горняков направлены работодателю.

30 апреля председатель Федерации независимых профсоюзов России Михаил Шмаков на «Эхе Москвы» позволил себе сказать о североуральских событиях. Лучше бы просто вешал нам лапшу про то, как он с депутатами Государственной Думы готовит закон о забастовках, который будет приближен, как он выразился, к развитым странам Европы. Так нет же — вспомнил про «Красную шапочку» и сочинил гнуснейшую сказку о том, что действия независимого профсоюза были провокационными, что Валерий Золотарев, «который объявил забастовку, тут же от нее отказался».

К сведению господина Шмакова, среди бастовавших шахтеров членов независимого профсоюза было человек двадцать. Не больше. Бастовал не профсоюз. Бастовала смена — часть трудового коллектива.

А телеграммы в поддержку шахтеров шли и шли.

…Да, областной суд признал забастовку незаконной. Что же дальше? Администрация СУБРа ведет себя по-прежнему. Подвергли шахтеров двойному медицинскому освидетельствованию на предмет пригодности к работе: сначала медицинское обследование прошло в североуральских заведениях, затем шахтеры подверглись обследованию со стороны почему-то красноярских медиков. Многих шахтеров отправили в отпуск. Таких «бузотеров», как Сергей Лебедев, определили в энергоцех. Многих шахтеров не допускают к работе под разными предлогами: то ремонт, то еще что-нибудь. Хотя суд так и не сумел определить, когда завершилась забастовка. И завершилась ли она. Организатором забастовки, а значит, ответчиком, независимый профсоюз горняков не был признан.

Во всей истории с «Красной шапочкой» недоумение вызывает поведение руководства СУБРа. Невнятное поведение, как сказал один юрист. Это похоже на явление фрустрации, то бишь замешательства. Привычный силовой прием не дает результата, а если и дает, то прямо противоположный. Отсюда дикие жесты: лишить шахтеров связи, заблокировать тормозки с едой… Таким же невнятным было поведение представителей истца на суде. Шахтеры говорят о нарушениях коллективного договора, истец, как заклинание, произносит: «Нарушений не было».

Александр Анисимов, присутствовавший на суде, сказал, что даже судья Татьяна Соболева не выдержала. «Ну что вы от них хотите, — обратилась она к шахтерам. — Вы будете им вопросы задавать, а они так же будут отвечать». Похоже, четко определилась доминанта поведения верхов — не отвечать по существу.

Когда я спросила Дмитрия Волкодава, почему он не сменит профессию, он с какой-то яростью ответил: «Неужели вы не понимаете, я люблю эту профессию и ни на какую милицейскую полосатую палку не променяю, сколько бы она ни сулила денег!».

Надо отчетливо осознать, что уже произошла смена шахтерских поколений. На шахту пришло поколение, для которого чувство собственного достоинства является высшей ценностью. Менеджер, воспитанный на холуйских традициях, этого не учитывает. Или просто не догадывается, что есть особая стать человека, который всем, что достиг, обязан только своему труду.

Как сказал один шахтер: «А что? Дерипаска купил североуральскую деревушку с крепостными крестьянами? Ошибается».

Справка «Новой»

ОК «РУСАЛ» — лидер мировой алюминиевой отрасли. Продукция экспортируется клиентам в 70 странах мира. На долю Объединенной компании приходится около 12% мирового рынка алюминия и 15% глинозема. В компании работают 100 000 человек.

* Это делается для того, чтобы не срабатывали датчики сигнализации в случае превышения в воздухе примесей (того же метана).

P.S. Знаете ли вы, что такое тормозок? Это шахтерский паек. Так вот: руководство СУБРа предложило снизить стоимость тормозка на 10 рублей как способ экономии средств. Подсчитали. Рассмеялись. Компания с миллиардными доходами на «Красной шапочке» сэкономила бы… тысяч десять. Стоимость тормозка осталась прежней.

Опубликовано в «Новой газете» № 34, 15 мая 2008 г. [Оригинал статьи]

По этой теме читайте также:

Имя
Email
Отзыв
 
Спецпроекты
Варлам Шаламов
Хиросима
 
 
«Валерий Легасов: Высвечено Чернобылем. История Чернобыльской катастрофы в записях академика Легасова и современной интерпретации» (М.: АСТ, 2020)
Александр Воронский
«За живой и мёртвой водой»
«“Закон сопротивления распаду”». Сборник шаламовской конференции — 2017