Она уже седьмой год работает стюардессой. Ей двадцать шесть, замужем недавно. «Большинство наших стюардесс — девушки из маленьких городишек. Я родом из штата Небраска. Считается, что для женщины это одна из лучших профессий, если не можешь устроиться фотомоделью или в кино. Столько тут преимуществ: летаешь по всему миру, встречаешься со знаменитостями. Казалось бы, вот завидная профессия.
У меня пять старших сестер, все выскочили замуж до двадцати лет. Прямо из школы и замуж. У всех на уме только одно — выйти замуж. Когда я сказала родителям, что хочу пойти в стюардессы, они так обрадовались, пpосто были счастливы. Хоть одна из дочерей повидает мир, какое-то время поживет привольно, без семейных забот. Я вышла замуж, только когда мне уже было почти двадцать пять. Особенно довольна была мама, что я хочу добиться своего, что не боюсь одна уехать в большой город учиться на стюардессу».
— Спросят тебя, кто ты по профессии, и ты отвечаешь: стюардесса, и очень гордишься, и думаешь: до чего же это все-таки здорово! Будто прыгаешь с трамплина. За первые два месяца полетов я побывала в Лондоне, в Париже, в Риме. И это я, из городка Брокен Боу, штат Небраска! Только вот поработаешь какое-то время и видишь, что не так оно все блестяще, как тебе представлялось.
Авиакомпании нужны девушки с покладистым характером и чтоб на них было приятно смотреть. Малейшее пятнышко, прыщик на лице — и тебя снимают с рейсов, до тех пор, пока инспектор по внешности не даст разрешения на полет. Одна стюардесса вышла на дежурство с чуть заметным синячком под глазом — ее тут же отправили домой. Представляете, из-за такого пустяка.
Первые пять недель нам пришлось обучаться в школе стюардесс. Целую неделю нас учили, как пользоваться косметикой и как себя держать. Это было не очень-то приятно. Все преподносилось так, будто ты никогда не бывала на людях. Учили, как и когда закуривать, как при этом смотреть мужчине в глаза. Наша учительница все внушала, что мы должны быть сексапильными. Она даже показывала в классе, как закуривать сигарету, когда мужчина подносит огонек, и что женщине ни в коем случае нельзя его задувать. А когда мужчина зажигает спичку — смотреть ему в глаза. Это было ужасно потешно, мы все смеялись.
В обществе мужчины женщине, видите ли, не положено самой зажигать сигарету. Надо просто держать ее в пальцах, а уж ваш спутник, конечно же, сам знает, что делать. Вы смотрите ему в глаза и помогаете ему прикрыть огонек, чуть дотрагиваясь до его руки, совсем легонько, только чтобы он почувствовал ваше теплое прикосновение. (Смеется.) Она сказала, что раньше было очень здорово, когда женщина, продолжая смотреть мужчине в глаза, сама задувала спичку, но теперь спичку тушит мужчина.
Смысл в том, чтобы все было не слишком явно. Нельзя показаться вызывающей. Главное — держать себя как леди и в то же время уметь привлекать мужчин чисто по-женски: движениями, губами, взглядом. Предполагается, что мужчина будет смотреть вам в глаза. Пусть ты вконец испорчена, но держись как леди. Греши только глазами.
Учительница настойчиво советовала нам курить. Говорила, что это отчасти заменяет беседу. Не знаете, что сказать, — вытаскивайте сигарету. Сразу чувствуете себя свободнее. Я научилась курить здесь, в аэрофлоте.
Авиакомпания набирает стюардесс типа «милая девочка». Одно время нам запрещалось приклеивать искусственные ресницы и ногти. А теперь наоборот. Если у вас ногти не той длины, что положено, надо приклеивать искусственные. Все — по моде, чтобы нравилось пассажирам.
Главное ведь вот в чем: на самолете вы сплошь да рядом обслуживаете людей известных — крупных бизнесменов, или знаменитых красавцев, или других людей с именем. Часто среди пассажиров кинозвезды или политические деятеля, но вы их видите только в самолете, и все. Никуда они вас с собой не приглашают. На стюардесс производят впечатление только люди с именем. Какой-нибудь заурядный миллионеришка нас не вдохновляет. Всерьёз стюардессу волнуют лишь такие пассажиры, как Кеннеди, или кинозвезда, или известный дипломат. Словом, знаменитости.
Двадцать шесть лет — это, пожалуй, средний возраст наших стюардесс. И все равно инструкторы поучают нас, каким пользоваться гримом, какой губной помадой, какую носить прическу, следят, достаточно ли щедры мы на улыбки. Они даже предписывают, как нам вести себя между рейсами. К примеру, вчера вечером меня встретил на аэродроме муж. Я была в униформе. Мне хотелось его поцеловать, но в помещении аэровокзала это запрещено. Уходить с кем-нибудь из пассажиров, держась за руки, тоже запрещается. В городе — пожалуйста, делайте что хотите.
Многие пассажиры к нам пристают. Главным образом женатые бизнесмены. Скажешь им, что ты замужем, а они в ответ: «У вас муж — у меня жена, вы от дома далеко — и я тоже, никто ничего не узнает». Да я с такими бы все равно никуда не пошла, будь они даже моими знакомыми.
Я целый год проработала стюардессой — я тогда еще не была замужем,— прежде чем перебралась почти что в Норт-Сайд [1] — отличное место для незамужних. В большом городе «стюардесса» все равно, что бранное слово, женщина легкого поведения. До того противно. Да еще эти рекламки: «Все для вас — кофе, чаи и я».
Я поселилась вместе с несколькими девушками в одной квартире. В этом доме почти все жильцы были стюардессы [2]. А еще секретарши, учительницы. Они приходили на наши вечеринки и под конец безобразничали больше всех.
Но почему-то про секретарш и медсестер ничего не говорят, все сплетни только о стюардессах, да еще какие!
Мне приходится встречаться со многими женщинами, замужними и незамужними. С первых же слов они тебя обдают холодом. Они считают, что большинство из нас выскочки, а может, они просто нам завидуют. Думают, что мы очень весело живем, что только и ищем развлечений и все мужчины к нашим услугам, на выбор. Вот почему сперва они с нами держатся так неприветливо.
Вначале девушки обычно селятся в общежитиях вблизи аэропорта. Они водят компанию с теми, кто там работает. Это подвозчики трапов, обслуживающий персонал, механики, ну и молодые летчики, еще холостые, из новичков.
Примерно через год эта компания девушкам надоедает, они переселяются в город, заводят знакомства с людьми рангом повыше, с молодыми администраторами из фирмы «Ксерокс» или из какой-нибудь другой. Молодые бизнесмены, лет тридцати или чуть за тридцать, считают, что стюардессы самые для них подходящие девушки, с которыми приятно провести время, если уж они на такое решились. Они всегда ходят в шляпах, в строгих костюмах, а зимой носят черные перчатки. Но вот девушки становятся постарше, им уже двадцать четыре, двадцать пять. Они нередко заводят дружбу с барменами. Ведь стюардесса и бармен — два сапога пара. (Смеётся.)
Как-то раз с двумя своими подружками я зашла в один из модных баров. Мы не хотели, чтобы кто-нибудь узнал, кто мы такие, и стали рассказывать, что едем в Колорадо в женский колледж. Номер удался. С нами приветливо разговаривали, мужчины держались предупредительно, вежливо. А то все было бы иначе. Со стюардессами даже обычной вежливости не соблюдают. Угостят тебя коктейлем, но, стоит тебе отлучиться в туалет, вернешься — а на твоем месте уже кто-то сидит. В тот раз за нами любезно ухаживали, ведь все знали, что мы не стюардессы, а приличные девушки, что мы едем учиться в женский колледж.
Говорят, стюардессу сразу узнают по манере мазать губы. В те годы мы все носили короткую стрижку, к тому же в школе стюардесс нас всех подстригли на один лад. Если две блондинки, одинаково подстриженные, одинаково подкрашенные, надевают одинаковую форму — кругом только и слышишь: «Вы как сёстры!» Ну почему сёстры? (Смеётся.)
Большинство из нас были недовольны, ведь нам не позволяли даже причёску выбрать по своему вкусу, не позволяли быть собой, краситься по-своему, по-своему одеваться. Предписывали, какой длины носить юбки. Одно время не разрешалось носить юбку хоть чуточку выше колен. О брюках и речи не было. Теперь все по-другому.
Парики запрещались. Сейчас они в моде. Любая дама может носить парик, приклеивать искусственные ресницы, ногти. Раньше это могли себе позволить только очень смелые женщины. Носить брюки считалось и вовсе неприлично. А теперь носят шортики. Авиакомпании вводят новую моду каждый год.
Она рассказывает, что раньше в школе стюардесс порядки были, как в закрытом пансионе. По вечерам в будни уходить запрещалось. В пятницу и в субботу вечером нужно было расписываться при уходе и возвращении. «Теперь программу в школе подсократили. Уже не проходят, как подавать пассажирам еду, как газеты и журналы. Новенькие теперь часто не знают даже, где лежат журналы, где столики для подносов... В школе нас экзаменовали каждый день. Не ответишь на два вопроса — провалилась. Задавали по десять вопросов. Если за все пять недель завалишь две контрольные работы, тебя исключат. А теперь экзамены вообще отменили. Каждый год мы обычно получали надбавку к зарплате. Но последнее время не получаем».
— Мы дежурим подолгу. Бывает, по тринадцать часов. Но летать больше восьми часов в сутки не полагается. За восемь часов сделаешь рейс из Чикаго во Флинт, в Молин, короткими перелетами, с двадцатиминутными остановками. Так, скажем, после пяти остановок, наконец, прилетишь в Нью-Йорк. У тебя час свободного времени. Но ты обязана быть в самолете за полчаса до взлета. Много ли есть ресторанов, где тебя накормят за полчаса? Вот и мотаешься тринадцать часов с получасовыми перерывами, а поесть некогда. Это считается в порядке вещей. Раз не успеваешь пообедать за полчаса, пеняй на себя.
И пилотам не легче. Второпях купят сандвич, пожуют у себя в кабине — тем и сыты. Когда я стала летать, нам вообще не разрешалось есть в самолете, даже если оставались лишние порции. Теперь всё же можно поесть в буфете. Иной раз что-нибудь там перекусишь, если останется лишняя порция. Ешь стоя, рядом груда грязных тарелок. Есть на глазах у пассажиров запрещено. Нельзя выйти с едой в салон и присесть на свободное место. Покурить нам можно в кабине, в уборной, но не на людях.
У нас есть профсоюз. Мы входим секцией в профсоюз летчиков. Союз помогает отстаивать наши требования насчет сокращения длительности дежурств и улучшения условий работы. Обеспечивает нам возможность отдыха, если мы, бывает, застрянем в Кливленде из-за нелётной погоды, после тринадцати часов дежурства. Когда у нас не было профсоюза, администрация могла вызвать тебя и объявить: «Будешь работать ещё семь часов». Однажды я отдежурила тридцать шесть часов подряд.
На днях я должна была за пятьдесят минут обслужить сто одного пассажира второго класса: коктейли и полный обед. Это жуткая гонка. Тут не до вежливости. И не хочешь быть грубой, но что поделать, просто нет времени отвечать на вопросы. Улыбнешься, и все, будто и не слышала. Несешь напитки сразу троим пассажирам, спешишь. Сколько раз, бывало, промахнешься, прольешь пассажиру на колени и даже не извинишься. Ткнешь салфетку, и бегом дальше. Это один из недостатков нашей работы.
Подчас мне надоедает обслуживать пассажиров первого класса. Уж очень они много о себе понимают, думают, заплатили побольше денег, так можно больше требовать. Надоедает и во втором классе, когда пассажиры требуют то да сё, воображают, будто летят первым. Такое отношение ко второму классу идёт от администрации. Они просто делят людей на два сорта. В первом классе стюардесса в элегантном брючном костюме или платье, команда — в костюмах, в белых рубашках, при галстуке. А пассажиры и тут всякие есть: и в неряшливой одежде, в джинсах и мокасинах. Они-то могут себе позволить одеваться, как им вздумается...
Если я сама хочу лететь первым классом, я доплачиваю пять долларов разницы. Мне нравится, что там напитки бесплатно, шампанское бесплатно, вино бесплатно. Во втором классе этого нет. Если пассажир второго класса попросит: «Можно мне подушку?» — ты принесешь. Тут он опять: «Можно стакан воды?» — а ты и говоришь: «Фонтанчик рядом». Если же кто-нибудь в первом классе скажет: «Хочу воды», вы ему непременно подадите, даже если фонтанчик под самым его носом. Он пользуется дополнительными услугами только потому, что летит первым классом. Ведь это несправедливо...
Во втором классе только и видишь — головы, головы, головы. А в первом свободнее, нет такого напряжения, такой спешки. На 727-м один гардероб. По распоряжению администрации мы туда вешаем верхнюю одежду только пассажиров первого класса. Но если пассажир второго класса меня попросит: «Повесьте мое пальто» — почти всегда я вешаю. Почему это только первому классу пользоваться гардеробом?
В первом классе работает одна стюардесса, во втором — две. В первый обычно назначают старшую. Она все время в первом классе работает, вот и привыкает. Заглянет во второй, кто-нибудь из пассажиров ее о чем-то попросит, она велит это выполнить другим стюардессам. Стюардессе первого класса положено стоять у входа и приветствовать каждого пассажира, а когда они выходят, с каждым прощаться. Из-за этого многие девушки не любят работать в первом классе.
У нас рассказывают такую историю: стюардесса спрашивает пассажира, не хочет ли он чего-нибудь выпить, он и его жена. Он говорит: «Я бы выпил мартини». Тогда стюардесса обращается к его жене: «А вам что принести?» Та молчит, а муж отвечает: «Извините, она не привыкла разговаривать с прислугой». (Смеется.) Это было первое, что я услышала, когда стала летать.
У меня никогда не хватало смелости осадить пассажира, если он меня ущипнет или скажет пакость. Я всегда боялась — вдруг он напишет какую-нибудь кляузу. Хуже нет, если пассажир накатает письменную жалобу. Несколько таких жалоб — и тебя уволят. Одна жалоба — и сразу же вызывают к начальству. Теперь девушки совсем другие, теперь многие не боятся за себя постоять. Пассажир ушам своим не верит, возмущается: она дерзит! Иной раз полезно такого проучить.
Подали одному пассажиру бифштекс, а он говорит: «Этот пережаренный, хочу другой». «Извините,— отвечает стюардесса, — но я его не жарила. Мы получаем готовые». Он хватает бифштекс и швырк на пол. Тут девушка ему: «Сейчас же поднимите, не то скажу команде, вас заставят поднять!» (С восхищением.) Представляете, выдать ему такое громко и при всех! Он никак не ожидал, что на него накричат. Поднял бифштекс как миленький... Теперь новенькие не спускают пассажирам таких фокусов, как, бывало, мы. Если пассажир фокусничает, его одергивают. Считается, что пассажир всегда прав. Какую бы гадость ни сказал, вы должны улыбнуться и ответить вежливо. Нам, в самом деле, приходится все время улыбаться, потому что к начальству поступали жалобы на стюардесс, будто они грубили пассажирам. Мы должны улыбаться, даже если пассажиры нас щиплют и похабничают. Улыбаться — это первое, чему нас обучали в школе. Пассажир тебя цапает, как хочет, а ты, молча, отведи его руку и улыбнись. Главное — улыбайся.
На первых занятиях в школе мне сделали замечание, что у меня какая-то кривая улыбка. И преподавательница показала, как надо улыбаться: «Вы эту улыбку будто приклейте». Я так и сделала. «Отлично,— похвалила учительница,— вот это хорошая улыбка». Но мне было не по себе, ведь я эту улыбку вымучивала на заказ. Стюардесса должна всегда улыбаться, даже если у нее тяжело на душе.
Пока я была в рейсе, пришло известие о смерти дедушки. В таких случаях тебя встречают у самолета и сообщают: «Для вас печальная новость». Достаю из своего почтового ящика записку и читаю: «Звонила мать. Ваш дед сегодня умер». Тон такой, будто речь идет о чашке чаю. Ну и рассвирепела я! Меня не отпускали на похороны. Отпускают только на похороны родителей или тех, кто вас воспитал, в чьей семье вы жили. И я никогда же жила со своими бабушкой и дедушкой. Но я все равно поехала.
Многие наши девушки работают учительницами, медсестрами или ещё кем-то. Бeрут неполную нагрузку. Между дежурствами у нас хватает свободного времени для совместительства. Я, например, работаю на рекламных выставках: скажем, аппаратуры по электронике или автомобилей. Фирма нанимает меня, и я сижу в будке с микрофоном в руке, рассказываю об их продукции. Целые речи произношу! И иногда только раздаю спички и конфеты в фирменной упаковке. Теперь на каждом рекламном показе нужны такие девушки.
Пассажиры в самолете очень любят выпить. Они тогда чувствуют себя эдакими искателями приключений. Вот и бегаешь с выпивкой и едой, редко когда присядешь передохнуть. Если стюардессе удастся присесть, так ей уж не до того, чтобы занимать пассажиров беседой. Я прежде играла с ними в бридж. Но больше не играю. Не положено нам рассиживаться или там читать журнал, газету. Если летим рейсом Бостон — Лос-Анджелес, полчаса отводится на беседу с пассажирами. Посидеть можно, только если зайдешь в кабину. Разрешается пробыть там не больше пяти минут, выкурить сигарету.
Если инспектор заметит, что ты сидишь на своем откидном сиденье, получишь замечание за то, что ты не с пассажирами. Обычно нас предупреждают об инспекторе, но часто мы не знаем, что она на борту. У компании есть такой персонал, при регистрации они не сообщают свои фамилии и нам ничего не говорят. Иной раз стюардесса закурит в салоне — ну, скажем, рейс длительный и это ночной полет. Играешь с пассажиром в карты, спросишь: «Вы не против, если я закурю?» А он скажет, что нет. Она вас тут же запишет, и вы будете уволены за курение в самолете.
Держать себя с пассажирами нужно, строго соблюдая правила. Вам положено быть общительной, но, если кто-нибудь предложит сигарету, вы должны отказаться. Если же вы не в самолете, то принимать сигареты поощряется.
Внимание нужно уделять всем поровну, никому не отдавать предпочтение. Бывает так: в салоне пассажиры уже храпят вовсю, а какие-то три парня, скажем военные, не спят. Парни возвращаются домой, волнуются, вот им не спится. Ну и присядешь поиграть с ними в карты. Если в самолете инспектор — все. Это нарушение. Очень многое у них считается нарушением.
Администрация называет нас обученными профессионалами, а обращаются с нами, как со школьницами. Постоянно следят за нашей внешностью. Каждый месяц проверяют вес. Летай хоть двадцать лет, все равно тебя будут проверять, учить, что можно, чего нельзя. Мало уделила внимания пассажирам — проступок. Не повесила пальто пассажиру первого класса — проступок, даже если в гардеробной больше нет места. Как хочешь, а обязана втиснуть. Прибавишь в весе хотя бы на фунт — снимают с рейсов, пока не сбросишь лишнее. Катастрофы? Я еще ни разу не перетрусила настолько, чтобы расхотелось летать. Бывает, на взлете что-нибудь не ладится. И мелькнет мысль: вдруг я сегодня погибну?
Ну уж нет, у меня дел по горло, сегодня умирать никак нельзя. Так и подбадриваешь себя шуткой.
Случались и аварийные посадки, мне приходилось эвакуировать всех пассажиров. Как-то раз возвращаемся мы из Лас-Вегаса, а я ведь заводная, всю ночь там не спала, играла в казино. Командир мне и говорит: в Чикаго будет аварийная посадка, вылетел болт в передней стойке шасси, при посадке колесо сломается. Велит подготовить пассажиров, но не раньше чем через два часа. И чтоб другим стюардессам ни слова, они новенькие, разнервничаются. Так я и носила это в себе целых два часа и все думала: помру я сегодня или не помру? Да еще в пасхальное воскресенье! Хожу, разношу напитки и кушанья, а один еще разозлился: омлет, говорит, холодный. Чуть было не сказала: «Погоди, приятель, скоро тебе будет не до омлета...» Но смолчала, не к чему, думаю, с ним связываться, тем более что надо его готовить к аварийной посадке.
Я объявила пассажирам: «Командир сказал, это простая предосторожность, ничего опасного».
Ну и стала объяснять, как быстро выйти из самолета, какую позу принять в положении «наготове», что надо снять очки, а также обувь на высоких каблуках, оставить сумки и все вещи. И главное — сохранять спокойствие. С нами летит слепая женщина с собакой, ей нужно будет помочь, и тому подобное.
Вели они себя потрясающе. Ни визга, ни воплей, ни криков. Наконец мы сели, все обошлось хорошо. Пилот классно посадил машину. Но удар все же был, и тогда они так закричали и завизжали! Они все время были в напряжении, а тут вдруг — бац о землю!
Я продержалась молодцом. (Смеется.) И вот что забавно. Я говорила себе: у меня теперь есть муж, не знаю, как он это переживет, если я погибну в самолете. Значит, мне умирать нельзя. Когда я подходила к микрофону, я была совершенно спокойна. И к тому же все равно надо было улыбаться. Даже при грозящей аварии нужно пройти по салону и всех успокаивать улыбкой. Сидишь на откидном сиденье, и все на тебя смотрят. А ты сидишь, поджав ноги, будто готовишься вот так, с улыбкой от уха до уха, выскочить из самолета.
Доктора предостерегают стюардесс от двух неприятных явлений. Первое — это преждевременные морщины от постоянной улыбки. Второе — варикозное расширение вен на ногах. Когда самолет набирает высоту, вредно подниматься на ноги. Одним словом, профессия стюардессы портит внешность.
Многие наши девушки мечтали стать фотомоделями, Знаменитая Таня — из стюардесс нашей авиакомпании. Но остальные не прошли: то внешность не того типа, то недостаточно красивы или недостаточно тонки. Так и остаются стюардессами.
А вы о чем мечтали?
— Я мечтала выбраться из городишка Брокен Боу, штат Небраска. (Смеется.)
ПОСТСКРИПТУМ: «Всякий раз, когда я прилетаю домой, все семейство встречает меня в аэропорту. Ни одна из моих сестер никогда в жизни не летала. Все мои племянники считают, что их Тэрри потрясающая молодчина и что их мамам и папам — это моим сестрам с мужьями — рядом со мной как-то не по себе. Вид у них действительно неважный. «Взгляни теперь на нас,— будто говорят они, — жаль, что мы тоже не пошли в стюардессы». Конечно, сестрам досадно, что они упустили свой шанс в жизни. Но они любят, когда я прилетаю домой, послушать мои рассказы. Я посылаю им подарки из Европы. Мои родственники всем своим друзьям и знакомым сообщают, что я стюардесса. Они очень этим гордятся. И всегда встречают меня словами: «Похоже, одна из моих сестриц стюардесса?» Отец получил повышение по работе, компания в своем бюллетене сообщила, что у него семеро детей, один сын и шесть дочерей, и что одна из них в Чикаго работает стюардессой. И дальше ни полслова ни о ком другом, а все про меня».
Примечания
