С конца 60-х годов Аргентина стала ареной глубоких социальных потрясений и острой классовой борьбы. Начиная с 1968 г., и особенно в 1969 г., в стране происходит бурный подъем антиимпериалистического, антидиктаторского, общедемократического движения. Этот подъем массовой борьбы протекал в условиях репрессий и преследований прогрессивных сил со стороны военного правительства генерала Онганиа (1966—1970 гг.). Важно подчеркнуть, что активизация классовой борьбы в Аргентине /115/ в этот период тесно связана с углублением революционного процесса в масштабах всего континента, с радикализацией борьбы народов Латинской Америки за свое подлинное освобождение, за создание народных антиимпериалистических правительств.

«Среди широких слоев населения, — писал в 1972 г. Генеральный секретарь ЦК Компартии Аргентины Х. Арнедо Альварес, анализируя политическую ситуацию в стране в тот период, — наблюдается активное пробуждение патриотических, антиимпериалистических настроений... в ходе крупных выступлений, особенно за последние три года, вырос политический уровень требований народа... массы активно выступают не только против экономических основ диктатуры... но и против существующего политического режима»[1].

Характерной особенностью этого этапа революционного движения в Аргентине является вовлечение в борьбу новых социальных сил, главным образом непролетарских, которые ранее либо оставались в стороне от борьбы, либо выступали лишь за свои узкосоциальные требования. Это относится, в частности, к многочисленным средним слоям города и деревни, студенчеству, интеллигенции, учащимся школ. Вовлечение этих масс в борьбу всего народа нашло свое отражение в радикализации их настроений, выдвижении ими общенациональных, общедемократических требований, в попытках установления боевого союза этих слоев с пролетариатом на основе общей программы.

Расширение социальной базы революционного процесса в Аргентине, его особенности во второй половине 60-х годов в сочетании с такими новыми формами борьбы, как совместные баррикадные бои и демонстрации рабочего класса, студенчества и средних слоев в мае 1969 г. в Кордове, Росарио, Корриентес и Санта-Фе, свидетельствовали о новой стадии кризиса социально-экономической структуры, об /116/ углублении классовых противоречий и росте сознания широких народных масс. Особенно ярко это проявилось в рабочем движении, где, несмотря на существовавший с 1968 г. раскол внутри Всеобщей конфедерации труда (ВКТ), возросло стремление профсоюзных масс к единству, преодолению идеологических и политических разногласий, к отмежеванию от политики соглашательской профсоюзной верхушки и определенному сближению с левыми силами. В ходе майских событий 1969 г. трудящиеся доказали на деле, что объединение рабочего движения страны вполне возможно. Рабочие, особенно в Кордове, несмотря на противодействие правых профсоюзных лидеров и правительства, фактически впервые после раскола ВКТ добились единства действий «снизу». Этот факт вынуждены были признать даже самые ярые противники объединения рабочего движения из аргентинской профсоюзной верхушки. Именно в достижении единства состоит значение событий, известных под названием «Кордобасо». Эти события стали апогеем классовой борьбы в 60-х годах, нанесли решающий удар по антинациональной военной диктатуре, «заставили дрожать от страха правящие классы и их преторианскую гвардию… изменили всю политическую панораму страны и открыли новые горизонты в жизни нации»[2].

* * *

Исторической особенностью Аргентины, так же как и ряда других стран Латинской Америки, является непропорциональное, уродливое географическое размещение промышленности, связанное с зависимостью от иностранных рынков горючего, сырья и машин. Около 70% промышленности страны сконцентрировано в узкой прибрежной полосе, между портовыми городами Ла-Плата и Санта-Фе, через которые поступает основная масса аргентинского импорта. Здесь же сосредоточено /117/ около 70% населения и большая часть рабочего класса. В течение двух послевоенных десятилетий, в результате политики индустриализации страны и расширения внутреннего рынка, происходят определенные сдвиги в размещении промышленности. Наряду с промышленным развитием традиционной северо-восточной зоны наблюдается бурный рост промышленности и в отдаленных от побережья провинциях — Кордове и Мендосе. В итоге, к середине 50-х годов в Аргентине сложились четыре основных промышленных района: провинции Буэнос-Айрес (главным образом столица и ее окрестности), Санта-Фе, Кордова и Мендоса. Приводимая ниже табл. 1 дает представление о росте промышленности и численности рабочего класса в указанных районах в период 50—60-х годов. /118/

Таблица 1. Число предприятий и занятость в основных промышленных районах (по данным промышленных переписей 1954 и 1964 гг.)

Провинция	Количество промышленных предприятий		Число занятых
	1954 г.	1964 г.	1954 г.	1964 г.
Буэнос-Айрес	87437	115656	696481	969072
Санта-Фе	17411	31025	98557	150548
Кордова	14963	27726	58122	112885
Мендоса	5696	9601	23292	65376
Остальные провинции	26321	36483	179044	229596
Всего	151828	220491	1055496	1527477

Составлено по: M. Isacovich. Argentina Económica у Social. Buenos Aires, 1963, p. 175; «Censo national económico. 1963». Buenos Aires, 1964, ser,1, p. 7.

Табл. 1 показывает, что в четырех основных промышленных районах сосредоточено около 80% всех промышленных предприятий страны и более 86% лиц наемного труда, занятых в промышленности Аргентины. Кроме того, из таблицы видно, что провинция Кордова занимает третье место после Буэнос-Айреса и Санта-Фе. В период с 1954 по 1969 г. здесь был зафиксирован бурный рост промышленных предприятий и занятости на них.

В короткий срок эта провинция из аграрной превратилась в индустриально-аграрную, чему в большой степени способствовали такие факторы, как наличие богатых природных ресурсов, значительная электроэнергетическая база (в 1969 г. в провинции было произведено почти 600 млн квтч электроэнергии), географическое положение Кордовы — важного перевалочного пункта во внутренней торговле, густая сеть железных дорог и линий коммуникаций, связывающих провинции северо-востока с внутренними, аграрными провинциями. Все эти обстоятельства стали важными предпосылками для изменения ее экономической структуры. В 1960 г. на сельское хозяйство и рыболовство приходилось 38% всей продукции, производимой в Кордове, тогда как на обрабатывающую и добывающую промышленность — 22%; в 1969 г. соответствующие показатели изменились: сельское хозяйство и рыболовство — 15%, промышленность — 26%[3].

В результате послевоенной политики индустриализации провинция превратилась в центр автомобильной, металлургической, химической и авиационной промышленности. Изменения в экономической структуре сопровождались миграцией сельского населения в города, где сосредоточены промышленные предприятия: к концу 60-х годов более 70% населения провинции проживало в городах. Причем половина из этого числа приходилась на города, в которых насчитывалось более 10 тыс. жителей. Согласно данным переписи 1963 г., /119/ около 65% экономически активного населения провинции было занято в сфере промышленности (почти 113 тыс. человек), на транспорте, а также в торговле и сфере обслуживания (около 130 тыс.)[4]. Более одной трети (43 тыс. человек) из общего числа занятых в промышленности приходилось на такие быстроразвивающиеся отрасли, как автомобилестроение и машиностроение[5], около половины занятых в обрабатывающей промышленности (почти 60 тыс. человек) — на металлургию[6]. Около 80% промышленных предприятий провинции сосредоточены в Кордове и опоясывающем ее 30-километровом поясе. Остальная часть предприятий разбросана вокруг других городов провинции: Сан-Франсиско, Рио-Куарто, Маркос-Хуарес, Бель-Виль[7]. Сосредоточение основной массы промышленности и соответственно рабочего класса в г. Кордове делают его центром классовой борьбы в масштабе провинции. В городе выросли автомобильные, автотракторные и авиационные заводы, оснащенные современной техникой. Однако большая часть крупных предприятий принадлежит иностранному монополистическому капиталу: американским концернам «Америкэн моторс» и «Кайзер», французским — «Ситроен» и «Рено», итальянскому — «Фиат», западногерманским — «Мерседес-Бенц» и «Исард». Металлургические предприятия, расположенные в Кордове и ее окрестностях, относятся к государственному сектору и либо входят в объединения «Индустриас металурхикас дель эстадо» и «Динфиа», либо принадлежат военному ведомству (авиационные заводы). Первое место по количеству промышленных предприятий в городе занимает металлургия (37%), второе — пищевая промышленность (30%). Однако, если говорить о структуре занятости, то из каждых 100 рабочих 52 приходится на металлургические заводы. /120/

По данным КПА, только на трех крупнейших предприятиях города сосредоточено около 30 тыс. рабочих[8], которые составляют основную опору профсоюзов и коммунистической партии. Высокая степень концентрации пролетариата накладывает свой отпечаток на его организованность, коллективное сознание и классовую зрелость. Вместе с тем значительная часть кордовского пролетариата занята в сфере обслуживания и торговли. Согласно имеющимся данным, в Кордове 18 тыс. торговых и коммунальных предприятий, а число занятых на них составляет 45 тыс. человек[9]. Следует отметить, что эта часть пролетариата рассредоточена по мелким предприятиям и слабо организована — как профессионально, так и политически.

Иностранный капитал, занимающий важные позиции в экономике провинции, в частности в промышленности, резко усилил свое наступление после прихода к власти в Аргентине военного правительства Онганиа, проводившего политику так называемой либерализации экономики, отвечавшую интересам иностранных и местных монополий и вызвавшую сокращение государственного и национального сектора. Этот экономический курс привел к обогащению иностранных монополий и местной финансово-помещичьей олигархии, к разорению огромной массы мелких и средних собственников, дальнейшему обнищанию крестьянства и средних слоев, резкому усилению эксплуатации рабочего класса и интенсификации труда. Наиболее ярко это проявилось в автомобильной промышленности: из 22 предприятий, действовавших в Кордове в 1959 г., в результате наступления крупного капитала и поглощения государственного сектора частным через так называемые «смешанные» компании, к концу 1966 г. осталось лишь 9 автомобильных заводов, 4 крупнейших из которых давали 75% всей продукции этой отрасли промышленности. Кроме того, ради /121/ поддержания цен на высоком уровне эти компании пошли на сокращение объема производства. Так, между 1966 и 1969 г. автомобильная промышленность Кордовы работала лишь на 50% своих мощностей. Нетрудно представить, как это отразилось на положении рабочих. Только одна американская компания «Кайзер» в 1969 г. выбросила на улицу 2 тыс. человек и закрыла многие обслуживающие или вспомогательные предприятия[10].

Подобным же образом обстояло дело и в металлургической промышленности. Прямым результатом политики «либерализации» здесь стал катастрофический рост безработицы. Только в период 1966—1969 гг. в этой отрасли было уволено свыше 3 тыс. рабочих[11]. Общее число безработных в провинции в середине апреля 1967 г. достигло 9% ее самодеятельного населения[12]. В самой Кордове в 1969 г. уровень безработицы поднялся до 6%, что составляло примерно 25 тыс. человек[13]. Увеличение безработицы сопровождалось ростом эксплуатации рабочего класса и всех трудящихся. Это выразилось в уменьшении реальной заработной платы и интенсификации труда. Так, если общая занятость в промышленности в 1966—1969 гг. повсеместно сократилась (особенно на крупных предприятиях), то производительность труда за тот же период выросла на 14%. Это произошло за счет уплотнения, а часто и увеличения рабочего дня и количества операций на каждого работающего. Реальная заработная плата промышленного рабочего постоянно продолжала падать, несмотря на рост производительности труда: если принять уровень заработной платы промышленного рабочего в 1966 г. за 100, то соответствующий показатель /122/ 1969 г. окажется равным только 73,2%[14]. Так как стоимость жизни с июня 1966 г. по июнь 1969 г. выросла в стране на 90%[15], то вполне очевидно ухудшение материального положения трудящихся Аргентины.

Экономическая политика правительства Онганиа, ведущая к перераспределению доходов в пользу местной олигархии и иностранных монополий, по существу означала фронтальное наступление на жизненные права и интересы аргентинских трудящихся, что не могло не вызвать резкого сопротивления со стороны последних.

«Кордовское развитие», или «чудо», о котором в свое время говорилось в Аргентине, предстает перед нами в своем истинном свете. Важно подчеркнуть, что, во-первых, это «развитие» происходило на базе и в рамках отсталой аграрно-латифундистской структуры провинции[16], оставшейся почти нетронутой, и, во-вторых, проникновения иностранного монополистического капитала, устремлявшегося здесь, главным образом, в автомобильную и металлургическую промышленность. Отсюда — деформированный и зависимый характер экономики провинции. Сохранение изживших себя социально-экономических структур и господство иностранных монополий, стремящихся подчинить себе интересы страны, породили острые и неразрешимые в рамках господствующей системы противоречия — в сфере экономической, политической и социальной. Эти противоречия выражаются /123/ в постоянном конфликте между широкими народными массами, с одной стороны, и финансово-помещичьей олигархией и империализмом — с другой.

В условиях общего экономического спада, усугубляемого антинациональной политикой военного правительства, временный «бум» привел к углублению структурного кризиса. Противоречия, связанные с отсталостью и зависимостью экономики как Кордовы, так и всей страны, сделали неминуемым открытое столкновение широких народных масс, и прежде всего рабочего класса, с силами, выступающими за сохранение «статус-кво». В этом смысле борьба, разгоревшаяся в майские дни 1969 г. на улицах Кордовы, — показатель повсеместного стремления к радикальным, глубоким изменениям, к проведению жизненно важных социально-экономических преобразований. Специфика провинции Кордова, во многом характерная для всей страны, высокая степень концентрации и организованности рабочего класса, наличие многочисленной городской средней буржуазии, недовольной политикой военной диктатуры, проводимой в интересах олигархии и иностранных монополий, сильное влияние на рабочее движение провинциального отделения оппозиционной ВКТ, а также идеологическое и политическое воздействие двух университетов с их революционными традициями — все это, как отмечалось на XIII съезде КПА, превращает Кордову в политический центр огромного значения, в котором отражается борьба всей нации[17].

* * *

Какие же социальные и политические силы определяли характер событий 29—30 мая 1969 г. в Кордове? Что вызвало открытое столкновение этих сил с диктатурой, с ее репрессивным аппаратом?

На всем протяжении майских выступлений в Кордове четко прослеживаются два наиболее активных их участника — рабочий класс и студенчество, выступавшие при поддержке /124/ многочисленных представителей средних слоев населения. Главная роль в майских событиях принадлежала рабочим крупных автомобильных и металлургических заводов, входящих в монополистический комплекс «ИКА-Рено» и «Фиат-Конкорд». Этой категории кордовского рабочего класса присущи высокая профессиональная квалификация, организованность, развитое чувство классовой солидарности. Молодой по возрасту, ровесник послевоенной индустриализации города, кордовский пролетариат окреп и вырос на современных иностранных капиталистических предприятиях, что наложило особый отпечаток на его национальное самосознание. Не случайно даже ряд буржуазных исследователей «Кордобасо» вынужден был признать, что движущей силой майских событий был «не люмпен-пролетариат, а наиболее социально и политически зрелые отряды рабочих»[18]. Многие непосредственные наблюдатели событий, а также сами их участники подчеркивают организованность и дисциплину, присущую рабочим. Это опровергает утверждения апологетов правящих кругов о том, что рабочий класс выступал стихийно, без руководства, подстрекаемый лишь анархистскими подрывными элементами.

Модным тезисом о «стихийности» рабочего движения некоторые буржуазные идеологи стремятся затушевать и подменить истинный смысл растущей тенденции к полевению рабочего движения в Аргентине, сближению широких слоев трудящихся с последовательными сторонниками классовой борьбы. Сам ход событий в Кордове убедительно свидетельствовал о том, что участвовавший в них рабочий класс выступал организованно, под руководством своих профсоюзных руководителей-коммунистов и левых перонистов. И этот факт вынуждены признать даже некоторые буржуазные исследователи. Например, Джеймс Петрас, латиноамериканист из США, /125/ писал: «Наличие активистов с классовым сознанием на заводах (Кордовы. — С.К.) в последних битвах было решающим в изгнании профсоюзных бюрократов — сторонников соглашательской линии, в создании нового руководства и поддержании борьбы»[19]. Другой ученый, аргентинец Х. Агулья, дополняет высказывание Петраса. Касаясь вопроса о профсоюзных активистах, шедших в первых рядах кордовских рабочих в мае 1969 г., он отмечает, что «это люди довольно зрелые в политическом ...и социальном отношении... они умеют ставить вопрос конкретно и увязать его с реальной жизнью рабочих... с изменением... структур страны» [20].

Буржуазные социологи-исследователи «Кордобасо» делают особый акцент на возраст (от 20 до 37 лет) его участников, стремясь при этом обосновать вывод о том, будто именно молодость и незрелость определили как радикализм их требований, так и формы борьбы. Но вряд ли можно согласиться с подобным утверждением. Опыт революционного и рабочего движения в Аргентине и других странах ярко свидетельствует о том, что критерием радикальности и революционности рабочего класса является не возраст, а степень его политической, классовой зрелости, подготовленность в борьбе. Выбор форм борьбы зависит от конкретного соотношения сил, от опыта и организованности того или иного отряда рабочего класса и его союзников.

Характеризуя идейно-политическую направленность рабочего движения в Кордове, мы заранее оговоримся, что не стремимся дать исчерпывающей картины. Дело в том, что на пути последователя здесь возникают определенные трудности, которые, в первую очередь, связаны с отсутствием достаточного документального материала, а также с тем обстоятельством, что этот вопрос еще не получил всестороннего освещения в аргентинской марксистской историографии. /126/ Кроме того, большая часть буржуазных исследователей «Кордобасо» дает неправильное, искаженное представление о политическом облике кордовских трудящихся.

Общим для большинства буржуазных исследователей «Кордобасо» является утверждение о том, что наиболее передовая часть кордовского пролетариата (по определению Петраса, «новый индустриальный рабочий класс») оставалась «пассивным созерцателем политической сцены до 1969 г.»[21]. Часть исследователей, в частности Освальдо Рейч и Франсиско Делич, утверждает, что кордовский пролетариат не был подвержен влиянию перонизма, не говоря уже о социализме и коммунизме. Забегая вперед, скажем, что это положение совершенно необоснованно и не выдерживает никакой критики.

Выдвигая тезис об «аполитичности» кордовского пролетариата, эти ученые стремятся доказать, что не рост политического и классового сознания рабочих послужил основой, на которой стала возможной борьба, разгоревшаяся в майские дни 1969 г., а некая «колониальная зависимость» провинции Кордова от Буэнос-Айреса. Говоря о «внутреннем колониализме», Делич, как и Петрас, заявляет, что «это как раз то понятие, которое позволяет связно объяснить характер народных выступлений в Кордове... а сознание внутренней эксплуатации, без сомнения, лежит в основе движения трудящихся в мае 1969 г.»[22].

В такой постановке вопроса ясно проглядывает стремление оторвать один отряд рабочего класса от другого, противопоставить кордовский пролетариат пролетариату Буэнос-Айреса, воздвигнуть между ними стену «колониальных противоречий» и тем самым дискредитировать саму идею /127/ единства рабочего движения. Таким образом, подобная постановка обнажает буржуазно-апологетический характер трактовки вопросов рабочего движения и его политической линии в Кордове. По нашему мнению, более или менее достоверное представление о распространении основных идейно-политических направлений среди кордовских трудящихся можно получить лишь на основе данных избирательной статистики. И хотя эта картина будет неполной, но мы получим представление о господствующих тенденциях в Кордове.

Таблица 2. Результаты выборов в законодательное собрание провинции Кордова (данные избирательных кампаний 1960—1965 гг.)

Политические партии	1960 г.	1962 г.	1963 г.	1965 г.
Гражданско-радикальный союз народа	294251	308194	384610	338834
Блок перонистских и неоперонистских партий	211034	291063	—	359512
Гражданский радикальный союз непримиримых	189458	184318	71375	27714
Федерация партий центра	102019	—	70679	66723
Христианско-демократическая партия	39309	23874	34532	32600

Составлено по: «La Prensa». Buenos Aires, 18, 20.III.1962; «Clarin». Buenos Aires, 9.VII.1963; «Clarin». 16.III.1965.

Как видно из табл. 2, наибольшим политическим влиянием в провинции в 60-х годах пользовались перонистские /128/ и неоперонистские партии, а также Гражданский радикальный союз народа (ГРС народа). Их влияние среди населения провинции в целом, равно как и среди кордовских трудящихся, приблизительно одинаково, хотя в различных районах оно несколько варьируется, о чем будет сказано ниже. Остальные политические силы заметного влияния в масштабе провинции не имеют, а часть из них, такие как «непримиримые» и консерваторы, постепенно сходят на нет. Вместе с тем, важно отметить, что в течение 60-х годов среди трудящихся промышленных районов провинции выросло влияние коммунистической партии. К сожалению, по данным избирательной статистики мы лишены возможности установить, какой процент населения провинции на выборах проголосовал бы за коммунистов, так как КПА находилась на нелегальном положении.

Если говорить о промышленных центрах провинции (Кордова, Рио-Куарто, Вилья-Мария, Маркос-Хуарес и др.), то, согласно данным избирательной статистики, господствующие политические позиции здесь также занимают перонисты и народные радикалы. Так, в Кордове, согласно данным четырех избирательных кампаний 1961—1965 гг., трижды победил с незначительным перевесом блок перонистских и неоперонистских партий. На втором месте прочно удерживалась партия народных радикалов. Например, в 1962 г. неоперонистская лабористская партия собрала здесь 32% голосов, опередив ГРС народа лишь на 23 тыс. голосов. На выборах 1965 г. перонистский Народный союз вновь одержал победу, завоевав 132 тыс. голосов (ГРС народа оказался на втором месте, собрав 114 тыс. голосов). Напротив, выборы 1963 г. дали преимущество народным радикалам, опередившим перонистов на 3% голосов[23].

Таким образом, перонисты и ГРС народа к середине 60-х годов имели примерно равное политическое влияние /129/ в провинции и ее столице (и те и другие собирали 28—32% голосов избирателей). При этом следует иметь в виду, что массовую базу перонистских и неоперонистских партий составляют трудящиеся, особенно фабрично-заводские рабочие. Кроме того, за перонистами идет значительная часть сельскохозяйственного пролетариата, часть ремесленников и маргинальные слои. Перонистов также поддерживают определенные круги интеллигенции и студенчества.

Народные радикалы пользуются прочной поддержкой большей части мелкой и средней буржуазии города и деревни, большинства государственных служащих, части ремесленников и лиц свободных профессий, а также рабочих, главным образом мелких предприятий. В целом в рабочих кварталах Кордовы предпочтение отдают перонистам и их партиям, а в буржуазных и мелкобуржуазных — ГРС народа.

Главной сферой воздействия обеих партий на трудящиеся массы являются профсоюзы, объединяющие около 43% лиц наемного труда в Аргентине[24] и играющие важную роль в общественно-политической жизни страны. В профсоюзах постоянно шла острая борьба, которая особенно усилилась после военного переворота 1966 г. и запрещения деятельности политических партий. Следует подчеркнуть, что в профсоюзной жизни Аргентины, начиная со второй половины 40-х годов и по сей день, преобладает политическое влияние перонистов. На всем протяжении 60-х годов основная масса трудящихся-перонистов эволюционировала влево, постепенно сближаясь с коммунистами и их сторонниками. Это вызвало яростное противодействие со стороны перонистской верхушки. Стремясь затормозить «поворот влево», правое руководство ВКТ делало и делает все возможное, чтобы направить рабочее движение по пути реформизма и соглашательства. Это вызвало целую серию кризисов внутри перонизма. Последний /130/ из них привел в 1968 г. к новому расколу рабочего движения и созданию двух параллельных Всеобщих конфедераций труда. В руководстве ВКТ-1 оказались правые перонисты во главе с профсоюзным руководителем металлистов Аугусто Вандором и часть представителей «независимых» реформистских профсоюзов. Эта ВКТ пошла по пути соглашательства и сотрудничества с военным правительством, вопреки требованиям профсоюзных масс. Оппозиционную ВКТ (ВКТ-2), получившую также название ВКТ-аргентинцев, возглавили левые перонисты во главе с лидером профсоюза печатников Раймундо Онгаро, а также отколовшиеся от «независимых» левые профсоюзные руководители. Вопрос об отношении к военному правительству являлся основным мотивом разногласий между обеими конфедерациями.

Внутри ВКТ-2, среди ее руководства велась постоянная борьба по вопросу о сотрудничестве с политическими силами, не разделявшими перонистскую идеологию. На этой почве здесь возникли два крыла, общим для которых была непримиримая позиция по отношению к соглашателям и правительству. Одна группировка ВКТ-2 начисто отвергала возможность сотрудничества не только с соглашателями, но и со всема теми, кто не являлся прямым сторонником перонистской доктрины, что привело ее к изоляции от остальных отрядов рабочего движения и нанесло серьезный ущерб этому движению в целом. Другая часть руководства ВКТ-аргентинцев, более сильная, многочисленная и авторитетная, хотя и не смогла избавиться от сектантских пережитков, выступала с более реалистических позиций. Эта группировка призывала к объединению прогрессивных сил в рабочем движении под эгидой неоперонизма, и с этих позиций боролась за единство всего рабочего и демократического движения в стране. Ее основной лозунг — свержение диктатуры и создание основ для окончательного преодоления национального кризиса путем завоевания власти и национального освобождения[25]. /131/

Справедливую оценку деятельности и значения оппозиционной ВКТ-2 дала Коммунистическая партия Аргентины.

«Мы думаем, — писал журнал аргентинских коммунистов “Нуэва эра”, — что создание ВКТ-2 означало важный шаг на пути проникновения в сознание пролетариата идей национального и социального освобождения страны и народа. Но эта ВКТ осталась на полпути из-за антикоммунистических предрассудков ее руководителей, из-за их дискриминационной практики, претензий на единоличное руководство профсоюзным движением... Мы всегда поддерживали ВКТ-аргентинцев... но пытались исправить ее слабости, узкую представительность ее руководства, его идеологические предрассудки, ограниченность... наивный революционаризм и даже самонадеянность... отдельных руководителей, отвергающих идею создания координационного центра, лишь бы только не делить ни с кем руководства»[26].

Провинция Кордова и особенно ее административный центр к 1969 г. стали главным оплотом оппозиционной ВКТ-2. Соглашательская ВКТ-1 имела здесь ограниченное влияние, хотя формально в нее входили крупнейшие профсоюзы провинции. Низовые организации кордовского отделения ВКТ-1 зачастую весьма активно выступали в поддержку профсоюзов из оппозиционной ВКТ, боролись за воссоздание единства профсоюзного движения в масштабах всей страны. После раскола профдвижения в 1968 г. кордовские профсоюзы своей самоотверженной борьбой в защиту интересов рабочего класса и всего народа снискали славу самых боевых в Аргентине[27]. Это лишний раз опровергает утверждения буржуазных апологетов о мнимой пассивности кордовских трудящихся.

Судя по некоторым косвенным данным, около 40 из 114 зарегистрированных в провинции профсоюзов входили в региональную организацию оппозиционной ВКТ. И хотя ее руководство во главе с левым перонистом социал-христианской ориентации Мигелем Анхелем Корреа занимало, подобно центральному /132/ руководству этой ВКТ, сектантские позиции в отношении коммунистов и МУКС[28], все же объективно оно проводило прогрессивную линию в рабочем движении, активно борясь против соглашателей и реформистов, против антинародной политики военного правительства. Оппозиционная ВКТ Кордовы получила твердую поддержку коммунистов и профсоюзов, входящих в МУКС. Она располагала также содействием ряда «независимых» (не входящих ни в одно объединение) профсоюзов, поддержкой партии ГРС народа, христианских демократов, левых социалистов, большинства народных и демократических организаций, прогрессивной интеллигенции, основной массы студенчества и даже отдельных представителей военных кругов.

В лагере сторонников соглашательской ВКТ руководящие посты принадлежали местным «вандористам», или «легалистам» (ставленникам Вандора, генерального секретаря ВКТ-1). Этот лагерь возглавлял Элпидио Торрес, пользовавшийся дурной славой и прозванный «кордовским Вандором», а также Атилио Лопес — руководитель профсоюза транспортников. Политическая линия этой ВКТ шла вразрез со стремлениями профсоюзных масс и зиждилась на соглашательстве с правительством и предпринимателями. В 1968 г., после раскола аргентинского профсоюзного движения, от этой группировки отошел целый ряд профсоюзов, которые затем влились либо в оппозиционную ВКТ, либо в немногочисленный «независимый» блок. Это были, главным образом, профсоюзы, находящиеся под контролем ГРС народа. Признанным руководителем этой группировки к концу 1968 г. стал Агустин Тоско (секретарь местного отделения профсоюза энергетиков). /133/ Попытки расколоть «независимый» блок, предпринятые руководством ВКТ-1, не дали положительных результатов. Тогда профсоюзные лидеры из числа правых перонистов-«ортодоксов» (группировка внутри соглашательской ВКТ) повели систематические атаки на оппозиционную ВКТ Кордовы. В этом их поддержали руководители «независимых», стремившиеся перетянуть сторонников Р. Онгаро на свою сторону. Самым примечательным во всей этой борьбе за лидерство в руководстве кордовских профсоюзов было то, что она не встретила поддержки со стороны профсоюзных масс и закончилась не только поражением соглашательского руководства, но и известным полевением «независимых» и победой сторонников единства, символом которой стал один из наиболее популярных руководителей кордовского пролетариата Агустин Тоско.

Под напором масс из руководящих органов региональной ВКТ-аргентинцев были удалены соглашатели и агенты правительства, а вместо них на некоторые посты были избраны представители коммунистов и МУКС.

В январе—апреле 1969 г. по настоянию трудящихся коммунисты были включены в руководство 20 важнейших региональных отделений ВКТ-2, в том числе в Кордове[29], аналогичная ситуация сложилась и в ряде крупных профсоюзов. Например, во главе профсоюза рабочих-строителей встал коммунист Хорхе Канельес. Опору КПА и МУКС в Кордове составляли главным образом профсоюзы, объединяющие рабочих государственных металлургических, авиационных и автомобильных предприятий, а также строителей, работников торговли и шахтеров. Коммунисты вели активную работу в крупнейшем кордовском профсоюзе механиков и рабочих смежных специальностей автомобильной промышленности и транспорта (СМАТА), объединявшим около 3 тыс. человек. И хотя им руководили правые перонисты во главе с Э. Торресом, /134/ этот профсоюз, выступившей последовательным поборником единства, сыграл большую роль в майских событиях 1969 г.

В первой воловине мая 1969 г. влияние профсоюзных организаций, входящих в региональную ВКТ-2, продолжало расти благодаря мужественной борьбе, которую они вели против военного правительства. Коммунисты и МУКС проводили большую работу среди масс, разъясняя, что только при условии единства и сплоченности их борьба может привести к победе. Кроме того, МУКС призывало рабочих к проведению забастовок, носящих активный наступательный характер. При этом, указывали коммунисты, нужно стремиться к созданию координационных комиссий борьбы, способных осуществлять эффективное руководство забастовками крупного масштаба.

В ходе забастовки 16 мая, которая была массовой по своему характеру, рабочие выразили поддержку лозунгам, выдвигаемым МУКС. В ходе этой забастовки был создан целый ряд координационных центров борьбы в жилых кварталах и на предприятиях.

«В Кордове победил тезис МУКС, — писал журнал “Нуэва эра”, — тезис нашей партии о проведении активной забастовки... а МУКС стало объединяющим звеном между различными отрядами, на которые было расколото рабочее движение» [30].

Благодаря активной поддержке низовых профсоюзных организаций из обеих ВКТ, тактика МУКС завоевывала все больше сторонников. К середине мая 1969 г. в Кордове стали складываться предпосылки для объединения рабочего движения вокруг ВКТ-2. Как отмечал еженедельник «Примера плана», в деловой контакт с этой ВКТ вошли 30 профсоюзов, в том числе и из соглашательской ВКТ, а также некоторые «независимые» (например, профсоюз работников торговли)[31].

Это было большой победой рабочего движения и заслугой прежде всего коммунистов и МУКС. Особенно важно отметить, /135/ что единство стало складываться как раз накануне событий конца мая 1969 г. В момент наибольшего обострения социально-политической обстановки в стране рабочее движение Кордовы было готово к совместным действиям в борьбе за общие цели рабочего класса и всего народа. Возникла реальная возможность союза рабочего класса с другими социальными силами — студенчеством и средними слоями населения.

Студенчество активно участвовало в событиях 29—30 мая. В Кордове в тот период насчитывалось около 30 тыс. студентов, которые обучались в двух университетах — государственном и католическом и составляли почти 5% населения города[32]. В большинстве своем кордовские студенты — выходцы из средних слоев внутренних районов страны, так называемых «бедных провинций». Им особенно близки проблемы, типичные для отсталых в техническом и культурном отношении областей Аргентины. Они живо интересуются вопросами, связанными с будущим развитием не только своих провинций, но и страны в целом, с проблемой приобщения слаборазвитых районов к современной цивилизации. После военного переворота 1966 г. выступления студентов приобрели более боевой характер. Если раньше они действовали изолированно, защищая главным образом только свои собственные интересы и добиваясь решения университетских проблем, то теперь в их требованиях говорилось о необходимости революционных преобразований в стране. Высокая степень концентрации студенчества в Кордове, его социальный состав, а также то обстоятельство, что часть учащейся /136/ молодежи, вынужденной подрабатывать себе на жизнь, является объектом капиталистической эксплуатации, предопределяет его высокую общественно-политическую активность.

В идеологическом отношении аргентинское студенчество неоднородно, так как в его движении представлены практически все политические направления. Можно с уверенностью сказать, что политические симпатии студентов все больше обращаются к марксизму, о чем говорит рост влияния КПА в крупнейшей студенческой организации страны — Университетской федерации Аргентины (ФУА). Коммунисты занимают руководящие посты в центральном совета ФУА. На последнем, восьмом съезде ФУА (1967 г.), который проходил в условиях подполья, благодаря работе, проделанной коммунистами, был принят документ, призывавший студенчество к активной борьбе против правительства диктатуры, к солидарности с рабочими и профсоюзами, со всеми теми, кто борется за установление в Аргентине демократического режима, за национальную независимость и социальный прогресс. Выдвигая задачу объединения студенческого и рабочего движения, коммунисты исходили из того, что имелись объективные условия для такого единства. Идеи коммунистов, поддержанные ФУА, встретили отклик среди студентов Кордовы и воплотились в жизнь во время совместных рабоче-студенческих выступлений в мае 1969 г.

Другая крупная организация — Национальный союз студентов (УНЕ) является сторонником так называемой «национальной линии». Основная опора УНЕ — г. Кордова. Организация имеет много сторонников среди левых перонистов и католиков, части радикалов и социал-демократического студенчества. Во главе региональной организации УНЕ в Кордове в 1969 г. стояли левые католики, лидером которых был 26-летний студент-юрист Карлос Асокар. Как писала газета «Хувентуд ребельде», левокатолическое большинство этой организации постепенно эволюционирует на позиции левого перонизма, а УНЕ в целом привержена оппозиционной ВКТ и /137/ онгаризму (социал-христианское течение, возглавлявшееся левым перонистом, руководителем ВКТ-2 Р. Онгаро)[33]. Часть студенчества из УНЕ постепенно сближалась с коммунистами из ФУА. Основной заслугой коммунистов в студенческом движении было установление и развитие контактов между обеими указанными организациями и мобилизация студенческих масс на совместные с рабочим классом боевые выступления.

Выступление рабочих и студентов 29—30 мая вылилось в крупные боевые действия против армии и полиции и привело к захвату центра целого города. Важно подчеркнуть, что к моменту возникновения социально-политического кризиса была подготовлена почва для объединения обоих социальных отрядов в единый поток борьбы. Вместе с тем, важно отметить, что часть рабочих и студентов не имела четкого, ясного представления о том, каким образом можно добиться проведения в жизнь этих преобразований. Определять свои четкие классовые позиции в революционной борьбе им до сих пор мешает идеологическая путаница, которая имеет место в рабочем и студенческом движении благодаря усилиям буржуазных националистов и соглашателей, реформистов разных мастей, правых католиков и обуржуазившихся социал-демократов. Груз неясных представлений о будущем тяготел над большинством студенчества накануне событий, получивших название «Кордобасо».

* * *

Главной причиной революционного выступления кордовского пролетариата и студенчества в мае 1969 г. явилась антинародная, проимпериалистическая политика военной диктатуры Онганиа. Своими антиконституционными мерами диктатура восстановила против себя громадное большинство аргентинцев. Правительство Онганиа повело последовательное наступление на социальные завоевания, добытые трудящимися в упорной борьбе: был принят закон о принудительном /138/ государственном арбитраже в трудовых конфликтах, что фактически отменяло право трудящихся на забастовку, зафиксированное в поправке к статье 14 конституции. В дополнение к этому был принят закон, упразднивший минимум и подвижную шкалу заработной платы. Это было сильнейшим ударом по жизненным интересам аргентинского народа и рабочего класса. Однако правительство пошло еще дальше: на два года были отменены коллективные договоры, которые регулировали отношения рабочих и предпринимателей и давали рабочим определенные гарантии против произвола хозяев, был изменен закон об увольнениях, на 5 лет увеличен пенсионный возраст. Социальная политика правительства Онганиа задела самым серьезным образом интересы всего народа Аргентины — от рабочего класса до национальной буржуазии[34].

В обстановке разгула реакции, террора и лишения трудящихся элементарных прав, предусмотренных конституцией, созревали условия для взрыва народного возмущения.

В 1969 г. военное правительство начало новую волну наступления на жизненные интересы трудящихся Кордовы. В частности, здесь были резко повышены налоги, главным образом косвенные. Кроме того, владельцы скромных жилищ, по новому закону о налогообложении, теперь вынуждены были ежегодно вносить 15—20 тыс. песо, тогда как раньше они платили от 1,5 до 3 тыс. песо в год [35]. На население этой провинции была возложена еще одна обязанность: оплачивать 80% стоимости работ по ремонту и асфальтированию дорог, освещению улиц и площадей. Эти меры правительства вызвали острое недовольство и открытый протест со стороны социальных слоев. Как писал журнал “Нуэва эра”, «во всех поселках и городах проходят ассамблеи, принимаются заявления, проводятся уличные демонстрации... под лозунгом “Больше свободы, меньше налогов!”»[36] /139/

Правительство продолжало наступление на права рабочего класса, что выразилось в отмене закона о «зональных преференциях», завоеванного рабочими пяти внутренних провинций: Кордовы, Мендосы, Хуана, Тукумана и Сантьяго-дель-Эстеро. Этот закон устанавливал 44-часовую рабочую неделю, которая оплачивалась как 48-часовая. Новый закон, принятый правительством и известный под названием «английской субботы», отменил оплату за четыре субботних часа, что фактически означало сокращение заработной платы на 9,1%[37].

Закон вступил в силу 12 мая 1969 г. и был воспринят рабочими как новое покушение на их социальные завоевания. Уже 14 мая три тысячи рабочих-металлургов, а также трудящиеся предприятий автомобильной промышленности Кордовы организованно прекратили работу и двинулись на городской стадион, чтобы обсудить новые меры властей и выработать свои требования. К профсоюзу СМАТА присоединились рабочие других отраслей, которые добивались признания предпринимателями своего трудового стажа. Против трудящихся была брошена полиция, которая применила оружие и слезоточивые газы. В результате столкновения рабочих и полиции имелись раненые. В тот же день состоялись заседания региональных ВКТ Кордовы, и, хотя они проходили раздельно, обе организации приняли решение о проведении 15—16 мая совместной 48-часовой забастовки протеста против полицейских репрессий.

С этими событиями совпали студенческие волнения, вызванные убийством полицией трех студентов в городах Корриентес и Росарио. На полицейское насилие студенты ответили демонстрациями и стачками по всей стране, в том числе и в Кордове. Эти демонстрации носили наступательный характер и переходили в прямые столкновения с полицией. Студенты захватывали помещения университетов. Количество убитых и раненых, как со стороны студенчества, /140/ так и полиции, увеличилось. В этой обстановке 14 мая 1969 г. ФУА приняла манифест, в котором призвала студентов к сопротивлению властям и солидарности с рабочими, протестующими против политики насилия.

Всеобщая забастовка 15—16 мая в Кордове носила массовый характер. К рабочим-металлургам, транспортникам, механикам, автомобилестроителям, трамвайщикам, работникам пивоваренной и хлебопекарной промышленности примкнула часть студентов и служащих города. В ходе забастовки создавались координационные центры борьбы, проводились студенческие ассамблеи и массовые демонстрации, которые закончились прямым столкновением с полицией, в результате чего 10 человек было ранено и 21 арестован. Большое положительное значение забастовки 15—16 мая в Кордове состояло в том, что впервые после раскола рабочего движения профсоюзы из обеих ВКТ, под напором низовых организаций и без консультаций с руководством в Буэнос-Айресе, добились единства действий рабочих города. В ходе забастовки были предприняты попытки объединения рабочего движения со студенческим, что явилось подтверждением жизненности линии коммунистов и МУКС. Оценивая значение этой забастовки, аргентинские коммунисты подчеркивали, что она стала возможной благодаря возросшему классовому сознанию рабочего класса, «наличию ВКТ, в руководстве которой участвовали сторонники подлинно классовой линии, боевому студенческому руководству, что послужило основой первой крупной акции против диктатуры...»[38]. Даже буржуазный еженедельник «Примера плана» с удивлением и тревогой писал по поводу событий 15—16 мая:

«В Кордове буквально за несколько минут был заключен немыслимый дотоле союз между вандористами и онгаристами». Кроме того, отмечалось, что этот «союз свидетельствовал о провале линии на сотрудничество с правительством, проповедуемой Вандором, который десятью /141/ днями раньше провел серию совещаний с руководителями наиболее боевых кордовских профсоюзов: Торресом, Тоско, Алехо Симо, Атилио Лопесом»[39].

Дальнейшие события в Кордове свидетельствовали об укреплении единства рабочего движения и боевого союза рабочих и студентов. Оппозиционная ВКТ Кордовы оказала поддержку студентам, которые в эти дни по указанию ФУА провели демонстрации протеста против закрытия правительством пяти из десяти университетов страны. В эти дни студенты и рабочие выступали рука об руку, требуя от властей демократизации политической жизни и прекращения преследований рабочих и студентов. «Впервые за последние три года, — писал мексиканский журнал “Тьемпо”, — трудящиеся вышли на улицу и написали на стенах свое требование: “Человеческое отношение к студентам!”»[40]. В свою очередь, УНЕ в одном из своих заявлений призвал студенчество к солидарности с рабочим классом.

В обстановке всеобщего революционного подъема, царящего в провинции, и под прямым давлением снизу руководство обеих региональных ВКТ Кордовы приняло решение о проведении 29—30 мая совместной 24-часовой забастовки и потребовало от центральных ВКТ проведения общенациональной забастовки протеста против политики правительства и репрессий в Кордове, Росарио, Корриентес и др. Под напором низовых организаций по всей стране национальное руководство обеих профсоюзных объединений приняло требование масс и, чтобы не остаться за бортом событий, назначило на 29—30 мая общенациональную забастовку. Решение о проведении первой после раскола рабочего движения совместной забастовки в масштабе всей страны означало большую победу прогрессивных сил в рабочем движении. Кроме того, это было крупным поражением политики соглашательства и изоляции, которую проводили правые перонистские лидеры профсоюзов.

«Несмотря на то что они (обе ВКТ. — С.К.) /142/ отказываются от создания комиссии по взаимодействию, как это предлагало МУКС, что усилило бы руководство борьбой и заложило основы для создания единой ВКТ, — отмечали аргентинские коммунисты, — решение о проведении совместной забастовки открыло перспективы нового момента. Соглашательское руководство было буквально вынуждено под давлением низов высказаться за проведение забастовки; трудящиеся навязали свою волю руководителям»[41].

Правительство Онгания в срочном порядке вынесло решение о незаконном характере готовящейся забастовки и пригрозило подавить ее с помощью армии. Одновременно армия получила неограниченные полномочия, позволившие ей «применять любую меру, какую она сочтет нужной для поддержания общественного порядка»[42]. Рассчитывая запугать трудящихся, 28 мая Онганиа издал декрет о создании в стране военных трибуналов, которые должны были расправляться с участниками забастовки.

Однако правительство не достигло своей цели: по всей стране развернулась подготовка к общенациональной забастовке. В Кордове политические и социальные организации трудящихся провели агитационную и пропагандистскую работу. За несколько дней до начала забастовки собрался провинциальный комитет КПА, который дал анализ положения в провинции и выработал целый ряд мер по обеспечению успеха забастовки.

«Предусматривалось, что борьба будет носить более крупные масштабы, чем это было раньше, и ответственность партии по мобилизации масс, по выработке лозунгов, по организации всей системы боевых действий была огромная. Партия выработала “чрезвычайный план”, который, среди прочего, предусматривал захват целых кварталов... было принято решение, что все члены партии выйдут на улицу, будет обеспечена связь руководства с низовыми организациями, укреплена самооборона. Многое /143/ из этих решений было выполнено массами на практике...»[43].

Подготовка к забастовке осуществлялась именно снизу, главным образом на крупных предприятиях, где концентрировались основные массы рабочего класса, а также в университете и рабочих кварталах.

«Рабочие руководители, которые снова пытались затормозить или подчинить борьбу, потерпели поражение и им не осталось ничего другого, как встать во главе борьбы вместе с последовательными и революционно настроенными руководителями. На собраниях и ассамблеях... коммунисты играли заметную роль, они ставили вопрос... об объединении вокруг программы-минимум, которая основывалась бы на экономических требованиях, требованиях демократических свобод, создания народного правительства. Они ставили вопрос об организации групп самозащиты для отражения репрессивных акций полиции и, особенно, о создании единого координационного центра для руководства борьбой против диктатуры»[44].

События, связанные c общенациональной забастовкой протеста, начались в Кордове на 12 часов раньше, чем было объявлено. Тысячи рабочих с автомобильных заводов «ИКА-Рено» и «Фиат», а также строители, транспортники и другие отряды в сопровождении 8 тыс. студентов вышли утром 29 мая на улицы и организованной колонной двинулись в центр города, где они намеревались провести демонстрацию и митинг. Но полиция преградила им путь, пустила в ход оружие и слезоточивые газы. Рабочие ответили сопротивлением и воздвигли баррикады в центральном районе — Клиникас. Вместе со студентами они забросали полицию камнями и заставили ее отступить. В этот момент к ним присоединились жители центральных районов, в том числе местная мелкая буржуазия: лавочники, средние и мелкие торговцы, а также служащие государственных учреждений. Как /144/ указывал в своем отчете президенту губернатор провинции Л. Кабальеро, «буржуазные кварталы участвовали в событиях стихийно и с энтузиазмом... до тех пор, пока бесчинства не зашли слишком далеко», — точнее, до тех пор, пока положение не изменилось в пользу репрессивных сил.[45]

29 мая рабочие фактически овладели городом, и полиция была бессильна помешать им. Правительство бросило на подавление «беспорядков» войска. В Кордову был введен 3-й армейский пехотный корпус и воздушно-десантный полк. В городе началась перестрелка между восставшими и войсками, взрывы и пожары. И хотя армии удалось вытеснить рабочих и студентов из центра, столкновения продолжались до самого утра 30 мая. Было сожжено и разрушено много торговых заведений, захвачено и разграблено два оружейных арсенала и т.д. Имелись убитые и десятки раненых, было арестовано свыше 100 человек[46]. В городе было введено осадное положение и комендантский час, начали действовать военные трибуналы. Несмотря на это, на следующий день, 30 мая, события разгорелись с той же силой. 6 тыс. рабочих и студентов вновь соорудили баррикады в районе Клиникас и вступили в борьбу с армией и полицией, продержавшись почти до вечера, хотя против них были брошены пулеметы, слезоточивые газы и гранаты. Среди участников событий в этот день были католические священники и семинаристы Кордовы — сторонники левой католической организации «Движение священников третьего мира». Военным удалось арестовать двух священников, сражавшихся на баррикадах. По словам губернатора Кордовы, в событиях принял участие тот «сектор церкви, который завоевал умы и душу среднего класса и способствует полевению молодежи»[47]. Характеризуя эту группу участников «Кордобасо», журнал «Нуэва эра» писал, что это были католики, которые считают, что «быть христианином — значит занимать политическую позицию, работать с теми, кто борется за человеческое достоинство, за то, /145/ чтобы рабочий класс со всеми социальным слоями, группирующимися вокруг него, взял власть в свои руки...»[48].

В результате событий 29—30 мая, по официальным данным, было арестовано более 400 человек, убито 12 (на самом деле гораздо больше), а ущерб, нанесенный городу, исчислялся 5 млрд песо, что составляло половину городского бюджета коммуны Кордовы[49]. Военные власти обрушили репрессии на трудящихся: суду военного трибунала было предано 30 рабочих и профсоюзных руководителей наиболее боевых профсоюзов. Среди арестованных профсоюзных лидеров был руководитель профсоюза строителей, коммунист Хорхе Канельес, который был приговорен трибуналом к 10 годам тюремного заключения за «подстрекательство к мятежу». На 4 года был осужден руководитель профсоюза СМАТА Элпидио Торрес, на 8 лет — Агустин Тоско, руководитель профсоюза энергетиков, и целый ряд других. Военные захватили помещение регионального представительства оппозиционной ВКТ, конфисковали имущество и запретили ее деятельность. Однако все это не сломило ни рабочих, ни студентов. 31 мая представители обеих региональных ВКТ проведи подпольное совместное собрание и призвали рабочих к проведению 2 июня «Дня скорби» и новым схваткам с «силами порядка». 3 июня состоялось новое совместное заседание обеих региональных ВКТ, после которого их представители заявили журналистам о своем отказе от «всякого диалога с властями», а также о том, что «во всех профсоюзах провинции царит абсолютное единство относительно необходимости продолжения борьбы»[50]. Профсоюзы Кордовы встретили поддержку со стороны оппозиционной ВКТ Буэнос-Айреса. В своем заявлении от 2 июня она одобрила действия кордовских /146/ рабочих и студентов и приняла резолюцию, в которой призвала все свои региональные организации не ослаблять борьбу, не терять достигнутых контактов с профсоюзами из других объединений с целью проведения новых боевых выступлений против военного правительства[51].

Вслед за этим заявлением оппозиционной ВКТ последовали закрытие ее помещения в Буэноc-Айресе и арест ее генерального секретаря Р. Онгаро и двух других руководителей — Г. Лука и А. Сципиoне. В тот же день, выступая по телевидению, президент Онганиа заявил:

«...нам нужна единая и подлинно представительная профсоюзная организация... трудящиеся должны выбрать между теми, кто спекулирует политическими позициями, и теми, кто борется с профсоюзных позиций. Наш долг, — сказал он, заканчивая свою речь, — восстановить порядок, и он будет восстановлен и сохранен любой ценой»[52].

Но это были угрозы, которыми правительство стремилось лишь прикрыть свою слабость. Буквально в тот же день разразился первый после военного переворота 1966 г. серьезный политический кризис правительства: все члены кабинета подали в отставку, которую официальная пропаганда пыталась истолковать как «коллективную акцию, направленную на то, чтобы развязать руки главе государства»[53], хотя это было ярким свидетельством кризиса, глубоко поразившего военную диктатуру, свидетельством ее растущей слабости и одновременно показало, что рабочие и народные массы своими едиными боевыми действиями нанесли ей чувствительный удар, от которого она так и не смогла оправиться.

Таким образом, события в Кордове 29—30 мая, наряду с всеобщей забастовкой трудящихся Аргентины, показали, /148/ что когда массы «выбирают правильную линию и сражаются за нее, меняется вся политическая обстановка, к действию пробуждаются новые социальные группы, которые еще накануне оставались за бортом классовой борьбы»[54]. В совместной борьбе на баррикадах Кордовы рабочий класс и студенчество, а также другие слои населения продемонстрировали свой боевой дух, стремление к радикальным преобразованиям в жизни общества и выразили протест против «социально-экономической, политической и идеологической линии правительства»[55].

Основное значение революционных событий в Кордове заключается в том, что широкие массы трудящихся, в первую очередь рабочий класс, избрали путь, противоположный линии правых перонистских лидеров соглашательской ВКТ, и заставили своих руководителей, даже самых непоследовательных, подчиниться воле низовых организаций, отбросить узкопартийные разногласия и идеологические различия и выступить единым рабочим фронтом в общенациональной майской забастовке. В результате работы, сторонниками единства и классовой линии в рабочем движении, к середине мая в Кордове были заложены основы объединения рабочего движения и выработана совместная программа борьбы. Больше того, пример, показанный пролетариатом Кордовы, нашел понимание и поддержку трудящихся всей страны.

В обстановке острой классовой борьбы сложился боевой союз пролетариата и студенчества. Этот союз стал возможен потому, что наиболее передовые слои кордовского пролетариата сумели увязать борьбу за свои права со справедливыми требованиями других социальных слоев, в частности студенчества, и придать совместным выступлениям политический характер. Этим кордовский пролетариат показал свою /148/ политическую зрелость.

«События 29—30 мая продемонстрировали единство действий и это было их силой, — указывалось в заявлении провинциального комитета КПА Кордовы от 30 мая 1969 г. — Но слабостью их стало отсутствие единого координационного центра, организованного снизу доверху. Когда героический народ вышел на улицу, появились сотни комиссий и центров, но каждый из них действовал изолированно, без связи между собой, без централизованного руководства. В этом главный урок.»[56]

Событиями в Кордове и общенациональной забастовкой 29—30 мая рабочий класс и трудящиеся массы нанесли сильнейший удар соглашательской тактике правого перонистского руководства ВKT-1 и по сектантству левоперонистских /149/ лидеров оппозиционной ВКТ. От пассивных, главным образом экономических, стачек рабочий класс перешел к активным наступлениям и даже баррикадным боям, которые закончились внушительной всеобщей забастовкой против самого правительства и режима, установленного в Аргентине после 1966 г.

В огне «Кордобасо» зародилось леворадикальное направление в профсоюзном движении страны, направление, которое свидетельствовало о росте антикапиталистического сознания у рядовых членов профсоюзов, о стремлении профсоюзных масс к социальным преобразованиям нового, социалистического типа. Это боевое направление позднее стало реальной политической силой.

События в Кордове имели огромный резонанс. Они доказали могущество рабочего класса и трудящихся, пошатнули позиции правительства и напугали соглашательскую верхушку ВКТ. Уже 4 июня лидеры ВКТ-1 поспешили броситься в объятия военной диктатуры, надеясь заручаться ее поддержкой. В своем заявлении правая перонистская иерархия окончательно разоблачила свою классовую сущность. «Мы предпочитаем путь откровенного диалога и верного понимания и не являемся сторонниками неограниченного использования всеобщей забастовки... Мы готовы, как это и делали всегда, следовать вперед... по пятам великой национальной революции»[57].

В этом еще раз проявился кризис перонизма, доказательство того, что он является политической силой буржуазии и стремится навязать рабочему классу свои идеологические концепции, чтобы подменить его революционную борьбу соглашательством и реформистскими полумерами. Раскол рабочего движения, в поддержании которого заинтересованы перонистские бонзы, — главная причина поражений рабочего класса Аргентины. Но, как показали события в Кордове и последующие события 1970—1971 гг., рабочий класс высвобождается из-под влияния перонистской идеологии и встает /150/ на позиции единства и классовой борьбы.

Революционные события в Кордове, переросшие в общенациональную антиправительственную забастовку, открыли новый этап борьбы за единство рабочего и профсоюзного движения, за демократию и социальный прогресс в Аргентине. /151/

---

По этой теме читайте также:

---

Примечания

Имя
Email
URL
Отзыв