Следите за нашими новостями!
 
 
Наш сайт подключен к Orphus.
Если вы заметили опечатку, выделите слово и нажмите Ctrl+Enter. Спасибо!
 


О еврейских крестьянах Новороссии в книге «Бурные годы Тихого поля»

Дмитрий Фельдман, Дмитрий Панов. Бурные годы "Тихого поля" в Новороссии. Два века еврейской колонии Сейдеменуха. — М.: Древлехранилище, 2009. — 272 с.

 Бурные годы Тихого поля в Новороссии Марина Тимашева: Начнем с цитаты. «Как вообще евреи, так и обращающиеся из них в христианство, по физическому сложению слабосильны, непривычны к тягостным трудам и решительно неспособны к земледелию, и посему все усилия… по обращению в земледельцев всегда остаются тщетными»(47). Такое вот экспертное заключение середины ХIХ века. Оно воспроизведено в книге Дмитрия Фельдмана и Дмитрия Панова «Бурные годы "Тихого поля" в Новороссии». Как я понимаю, всё содержание монографии доказывает обратное. Подробнее о еврейских крестьянах Новороссии и о книге издательства «Древлехранилище» – Илья Смирнов.

Илья Смирнов: Подзаголовок «Два века еврейской колонии Сейдеменуха». «Сде—Мнуха» в переводе с иврита как раз и означает «Тихое поле» (5). Но в книге рассказывается не только о двух колониях с этим названием в Херсонской губернии, Сейдеменуха Большая и Малая, но обо всём массовом движении евреев «на землю», происходившем с начала ХIХ века до Второй Мировой войны, а это уже не отдельные населенные пункты, а целая страна, «в предвоенный период… на территории еврейских национально—административных образований Украины проживало 250 тысяч человек» (103). Её историю воссоздают Дмитрий Захарович Фельдман и Дмитрий Аркадьевич Панов. Историю сложную, где были и драматические страницы, и забавные. Вот, например, «Образцовый крестьянин–еврей с плаката "Свинью в еврейские колхозы!"» (1930 год). Вспоминается знакомая всем советским детям классика еврейской поэзии того времени. Лев Квитко в переводе Сергея Михалкова:

— Анна—Ванна, наш отряд
Хочет видеть поросят!
Мы их не обидим:
Поглядим и выйдем!

Марина Тимашева: Но, как можно узнать из книги, несмотря на все усилия зоотехников и поэтов, свиноводство в этих местах всё—таки не прижилось (124). Поросят обидели.

Илья Смирнов: Ну, и напрасно. В начале 30—х, когда был голод, свинина не помешала бы. В других местах еврейское свиноводство развивалось успешно. Но предрассудки, конечно, преодолеваются с большим трудом. В том числе и те, с которых Вы начали разговор. Представления о том, что поведение людей и целых народов предопределено какими—то мистическими «ментальностями» или «записано в генах».

Теперь, кстати, расистская лженаука снова активно распространяется в «инновационной» упаковке. Генетики, мол, доказали. Выделили и показали народу по телевизору то ген земледелия, то ген супружеской неверности, то ген голосования за лейбористов.

Фельдман и Панов не генетики, а историки. Они не отрицают роли традиций. Но традиции развивались (или не развивались) в определенных условиях. Много веков жизни в диаспоре, то есть в чужих странах, где иноверцы резко ограничены в правах, в частности, на владение землей, и в любой момент могли оказаться и вовсе вне закона, такая жизнь «привела к усвоению… городских привычек и превращению в городское сословие с соответствующими горожанам занятиями»(17). Потом, при Александре Первом, разворачивается первая «правительственная программа по обращению в земледельцы» еврейской бедноты западных губерний (5 – 6). Это, собственно, продолжение тех усилий по освоению дикого степного пограничья, о которых мы говорили в связи с более ранними волнами колонизации, например, сербской. И представьте: городская «мелкобуржуазная беднота» (16) десантируется в степь на «пустопорожний участок», чтобы там «пахать никогда не паханную землю» (23), которую «могла поднять лишь упряжка из четырех волов» (62). Понятно, что результаты куда скромнее, чем у соседей, приглашенных из Германии крестьян–меннонитов.

Например, у меня деды–бабки из деревни, но я вряд ли смог бы их достойно заменить в поле. Даже если дать мне четырех казённых волов. И дело, естественно, не в «генетике» ни в какой, а в воспитании и умении.

И что тут интересно: к городским неумехам подселяли немцев, чтобы «немецкие усадьбы служили образцовым примером в ведении хозяйства» (52). В результате в Большой Сейдеменухе появилась целая немецкая община, даже со своим молитвенным домом (79).

А «второе поколение колонистов—евреев… постепенно освоилось с аграрным трудом, приспособилось к быту и привыкло к сельскому образу жизни» (66).

Так что когда пошло при Советской власти следующее, самое массовое переселение «на землю», конфликты возникли уже между старыми поселенцами и новыми. Никаких этнических и религиозных различий между ними не было, но старожилы считали, что «новички не умеют и не хотят работать в сельском хозяйстве» (96).

По ходу того, как разворачивается основной сюжет, читатель получает много информации к размышлению. Например: чем отличалась российская колонизация от американской? В российском варианте это бесконечные перечни инстанций и выданных ими инструкций, которые определяют буквально каждый шаг и каждый вздох переселенца.

«Положение от 24 июля 1829 года разрешило… отлучаться из колоний в соседние селения на срок не более трех месяцев…, но лишь в свободное от полевых работ время. Самовольно отлучившиеся… подлежали отдаче в военную службу, а при неспособности к службе – ссылке в Сибирь… Четвертый по счету, Особый комитет по еврейским делам (Главный комитет об устройстве евреев)…, состоящий по должности из… (следует перечень сановников)… разработал программу… Эта программа вошла составной частью во второе “Положение о евреях”, которое было утверждено Николаем Первым 13 апреля 1835 г.» (44)

И так далее, страница за страницей.

Или вопрос о традиционном еврейском образовании. Да, конечно, высокий престиж книжной учености. Но в ХIХ веке ученость эта ещё повернута в прошлое. Первая государственная «общеобразовательная школа…(с русским и еврейским языками обучения)» была открыта в 1840 году и через 6 лет закрыта, потому что не набирала учеников. Колонисты предпочитали учить своих детей молитвам и обрядам (30). По сути, законсервирован тот же подход к образованию, что и в допетровской России. Позже еврейская молодежь откроет, что есть и другие предметы, более интересные, чем заучивание наизусть священных книг, и с такой же энергией примется за химию, физику, за те же сельскохозяйственные науки – и начнет удивлять своими успехами.

Авторы книги не боятся формулировать неполиткорректные по нынешним временам выводы: «Религиозные традиции отрицательно сказывались на ведении сельскохозяйственных работ» (81).

Марина Тимашева: Да, но в других местах они показывают и положительную роль религии.

Илья Смирнов: Правильно. С религиозным воспитанием связываются взаимопомощь, прочные семьи, то, что «почти нет пьянства и преступности» (30). Объективный подход в том и состоит, чтобы сопоставлять положительные и отрицательные стороны. Огромное достоинство книги состоит в том, что авторы не мажут одной идеологической краской ни советский период, ни дореволюционный. Четко различают, например, «период антисемитской реакции» «с последней четверти ХIХ века, времени правления… Александра III» (75) – и начало столетия, когда, с одной стороны, царское правительство вводило чисто средневековые ограничения против евреев, но с другой стороны, конкретно для переселенцев были предусмотрены всевозможные льготы и пособия (53, 46), «евреи—земледельцы были отнесены к “привилегированным сословиям производящего класса”, т.е. они управлялись в соответствии с особыми постановлениями (как иностранные колонисты, армяне, казаки, караимы…) в отличие от сословий “непривилегированных” (купцов, мещан, однодворцев, казенных и помещичьих поселян и др.), находившихся под общими законами» (55, 50).

Конечно, льготы и пособия на практике не всегда доходили до получателей. Но, надеюсь, современным гражданам Российской Федерации не надо объяснять, как и почему это происходит. И «Мертвые души» не сегодня написаны.

Что касается советского периода, то в книге прямо сказано: «переселенческая кампания 1920—х годов в целом имела глубоко позитивный характер» (99). «К 1931 году 170 новых поселков…», на Юге Украины «образовался крупнейший в мире центр еврейского земледелия» (99). Причем в строительстве его коммунисты эффективно сотрудничали с теми, кого у нас потом объявят «сионистами», «шпионами» и так далее.

Марина Тимашева: Вы имеете в виду американскую благотворительную организацию «Джойнт»?

Илья Смирнов: Да, и специальное подразделение «Агро–Джойнт». Вот на иллюстрации ее трактора. Развивались передовые технологии. И кооперация – но не принудительная, а естественная, по желанию самих крестьян. Вообще роль «Джойнта» в этой истории очень значительная и непростая. Например, такой эпизод: «местную синагогу власти закрыли…, а ее здание по уже сложившейся советской традиции перестроили под дворец культуры (при помощи «Джойнта»)» (121).

Но, как отмечается в книге, «с утверждением сталинского режима и усилением политических мотивов, начинается постепенный отход от достигнутых положительных результатов» (100). То есть, политика Сталина оценивается критически, и это не заклинания о «тоталитаризме», а конкретные претензии, связанные с темой исследования: «голод… стал следствием жесткой политики советского руководства по “выкачиванию зерна любой ценой”, приведшей к подрыву экономики еще неокрепших колхозов» (103). Хотя в дальнейшем хозяйство стабилизировалось, «колхозы оснастились новой… техникой и стали многоотраслевыми».

Марина Тимашева: Это уже непосредственно перед войной?

Илья Смирнов: Накануне. Последняя глава в нашей истории трагическая. К июню 41 года в Большой Сейдеменухе (тогда Калининдорф, центр Калининдорфского национального района) жили 2560 человек, «оккупантами и их пособниками» было расстреляно 1875, то есть практически всё население, кто не был в армии и не успел эвакуироваться. А эвакуироваться не спешили, потому что имели свои представления о немецком «менталитете» на основании «всегдашних добросердечных отношений с соседями» (104) и не понимали, что гитлеровцы – это совсем другие немцы. А из тех, кто ушел в Красную Армию — 407 человек, погибли на фронте 343 (123). По Малой Сейдеменухе примерно такая же статистика. Привожу ее еще и потому, что у современных политиков появилась странная мода делить Победу над фашизмом по национальному признаку.

Исследование Д.З. Фельдмана и Д.А. Панова содержит обширный справочный материал: географический, статистический, юридический, вплоть до генеалогического. А он тоже совсем не лишний. Интересно ведь, что Абрам Рукман был одним из первых поселенцев, Залман Рукман при Александре Втором состоял шульцем, то есть старостой колонии (127), а Самуил Григорьевич Рукман с 1948 по 67 год был председателем колхоза в тех же самых местах, куда после войны вернулись немногие выжившие жители (123). Все это одна семья. В общем, у издательства «Древлехранилище» получилась небольшая энциклопедия земледельческих колоний. К сожалению, собственно повествовательная ее часть слишком уж лаконичная. Где—то даже конспективная. Многие темы обозначены, но не раскрыты. Но поскольку «авторы предполагают продолжить исследование», мы им это пока простим. Еще одно замечание касается шрифта. Он в книге какой—то экзотический. Особенно цифры, которые выскакивают из строки. И хочется их в духе старых царских бюрократов призвать к порядку, чтоб не покидали свои места.

Рецензия была озвучена в программе «Поверх барьеров» на радио «Свобода» [Оригинал статьи]


По этой теме читайте также:

Спецпроекты
Варлам Шаламов
Хиросима
 
 
«Валерий Легасов: Высвечено Чернобылем. История Чернобыльской катастрофы в записях академика Легасова и современной интерпретации» (М.: АСТ, 2020)
Александр Воронский
«За живой и мёртвой водой»
«“Закон сопротивления распаду”». Сборник шаламовской конференции — 2017