Следите за нашими новостями!
 
 
Наш сайт подключен к Orphus.
Если вы заметили опечатку, выделите слово и нажмите Ctrl+Enter. Спасибо!
 


Предыдущая | Содержание | Следующая

Глава 3. Противоречия колониальной экономики

В предыдущей главе мы дали, по существу, статическое описание колониальной экономики. Мы просто рассмотрели ее основные особенности и указали их значение. В данной главе колониальная экономика рассматривается в динамике — с точки зрения ее противоречий и влияния этих противоречий на состояние колониальной системы, ее изменение или сохранение.

Колониальная экономика была пронизана противоречиями, отражавшимися на ее стабильности. Противоречия оказывали активное воздействие на колониальную экономику и способствовали ее разрушению и изменению. Однако они вели к изменению лишь ее надстроечной структуры — политической системы, тогда как экономическая структура колониальной экономики осталась, в сущности, прежней. Прежде чем подробно рассмотреть данные противоречия сами по себе, полезно коротко остановиться на общих моментах колониальной экономической истории Африки. Эту историю можно разделить на три этапа.

Этап первый: до 1930 г.

Именно этот этап характеризуется внедрением и настойчивым расширением в колониях новых производств, в результате чего экспорт колоний значительно вырос, а некоторые страны (например, Сенегал) /124/ переживали даже, можно сказать, периоды подъема. Тем не менее это было время конфликтов и озлобленности. Прежде всего, продолжался процесс военных захватов. В Северной Нигерии Лагэрд по-прежнему воевал с эмиратами Фулани, и эти действия продолжались до 1906 г. Французские эмираты (в частности, Берег Слоновой Кости и Французская Гвинея) оказались полностью оккупированными к 1915 г. вооруженными экспедициями. Германия вплоть до начала первой мировой войны продолжала бороться за подчинение Того и Камеруна. Конфликт между колонизаторами и колонизируемыми усиливался под влиянием политики, проводимой колониальными правительствами и направленной на резкое расширение экспорта; она выражалась в принуждении африканцев к труду, отчуждении земли и повышении товарности сельского хозяйства.

Приведем два примера принуждения к труду: французские войска брали в плен тысячи африканцев и посылали их на строительство железной дороги Браззавиль — Пуа-Нуар, начавшееся в 1921 г. Рабочие-африканцы находились здесь в нечеловеческих условиях — фактически на положении рабов; ежегодно умирал примерно каждый четвертый. Англия в этот период также практиковала принуждение африканцев к труду. О злоупотреблениях англичан по отношению к африканским рабочим свидетельствуют архивы министерства транспорта Золотого Берега {за 1908 г.}. Согласно этим документам, носильщики-африканцы находились в пути круглый год, проходя в месяц по 400 миль. Естественно, многие доходили до истощения, «почти полностью стирали» ноги. С характерной бесчувственностью английские чиновники решали проблему просто: мазали ступни носильщиков смолой. Составитель отчета хвастливо отмечает, что «результаты были вполне удовлетворительными, и многие носильщики, которые в противном случае слегли бы, могли продолжать работу». Принудительный труд /125/ был настолько распространен в английских колониях и сопровождался такими злоупотреблениями, что в 1923 г. был издан закон, ограничивающий его применение. Однако этот закон не соблюдался, и неизвестно, предполагалось ли вообще его соблюдать.

Протест против колониального правления в этот период усиливался под влиянием трудностей и ограничений, связанных с первой мировой войной.

Затем за небольшим послевоенным подъемом последовали экономические неурядицы. Таковы были условия, в которых росли опиравшиеся на города силы сопротивления, добившиеся в конечном счете свержения колониальных режимов. В 1923 г. забастовали рабочие железной дороги Дакар — Нигер. Это было эхом стачки портовых рабочих Конакри, проведенной в 1919 г. По Порто-Ново в 1923 г. прокатились бунты. В 1919–1921 гг. в Сьерра-Леоне и Нигерии прошла серия забастовок железнодорожных рабочих. Наиболее грозной для судеб колониализма была всеобщая забастовка государственных служащих Золотого Берега в 1919 и 1921 гг. Таким образом, даже на этом первом этапе — в период широкой экономической экспансии — противоречия колониальной системы проявились в полную силу.

Этап второй: 1930–1945 гг.

На этом этапе, включавшем период глубокой депрессии, противоречия, связанные с «включенностью» африканских колоний в мировую капиталистическую систему, проявились особенно ярко. Воздействие Великой депрессии на экономику Африки можно кратко обобщить следующим образом: она вызвала огромные изменения к худшему в меновых условиях торговли и в размерах дохода, получаемого от ведения торговли. Это нуждается в пояснении. Меновые условия торговли характеризуются соотношением экспортных /126/ и импортных цен. Изменения размеров дохода, получаемого от торговли, определяются произведением индекса меновых условий торговли на индекс объема экспорта. Этот показатель дает возможность измерять способность страны оплачивать импорт. О влиянии Великой депрессии на экономику стран Африки говорит в известной степени тот факт, что в 1939 г. экспортных доходов хватало лишь на оплату 60% того импорта, который они оплачивали в 1870–1880 гг.

Почему упадок мировой торговли в период Великой депрессии имел для колониальной Африки особенно тяжелые последствия?

Во-первых, потому, что главным (если не единственным) источником доходов колониальных правительств африканских стран был доход от таможенных пошлин. В некоторых районах, например во Французской Западной Африке, он снизился на 47%. А при том, что доход упал столь резко, расходы по таким фиксированным обязательствам, как заработная плата, оставались неизменными или росли, тем самым экономический спад углублялся. Действовал и другой фактор, имеющий непосредственное отношение к деятельности колониальных правительств: их господство над экономикой осуществлялось посредством контроля над экспортом. Поэтому резкое снижение государственных доходов, обусловленное сокращением экспорта, сказалось на положении дел во всей колониальной экономике: пострадали все ее сектора, связанные с экспортом. Так, упали доходы занятых в сфере экспорта, фермеры стали получать за свою продукцию меньше, сократился спрос на ремесленные изделия и продукты животноводства, вследствие чего уменьшилась выручка торговцев, и т.д.

Во-вторых, логика положения дел в колониях диктовала такую реакцию на экономический спад, которая привела в конечном счете к обострению проблемы. Например, одной из ответных мер правительства колониальной страны в условиях депрессии было повышение /127/ импортных пошлин. Это было естественной реакцией для стран, в которых сфера экспорта занимает в экономике главенствующее положение, а иных, кроме взимания таможенных пошлин, значительных источников дохода не существует. Однако повышение импортных пошлин принесло колониальному правительству лишь немного больше денег, главным же следствием такого повышения явилось ухудшение жизни африканцев в результате соответствующего роста цен на импортные товары. Другим направлением политики, проводимой в тот период колониальными правительствами, было сокращение государственных расходов. Повторим, это служило при сложившихся обстоятельствах естественной реакцией: правительства не получали дохода тем путем, который был им известен, а «благотворительный» перевод капитала из метрополии в колонию противоречит принципу капиталистической рациональности. Подобная реакция усиливала отрицательные последствия депрессии, поскольку означала сокращение социальных программ, доходов, спроса на услуги и занятости.

Третьим направлением политики, к которой прибегали колониальные государства в условиях экономической депрессии, было регулирование торговли. Например, создавались торговые комитеты, монополизирующие торговлю колониальными товарами. Устанавливались квоты на импортируемые в колонии иностранные товары, вводилась система преференций — защитная мера, с помощью которой колония и метрополия облегчали друг другу экспорт. Рассмотренные меры отвечали интересам стран-колонизаторов, а направленность этих мер становилась еще определеннее в условиях военных приготовлений метрополий. Структура колониальной экономики и ее привязанность к экономике метрополий намного усложняла проблемы, порождаемые депрессией. Система квот не позволяла африканцам воспользоваться /128/ выгодами от удешевления товаров из других стран, например из Японии, а доходы колоний падали. Преференциальная система способствовала дальнейшей интеграции колониальной экономики в мировую капиталистическую систему, делала ее более зависимой от капиталистических стран Запада и повышала степень ее эксплуатации. Так, торговые комитеты обернулись орудием грабежа, поскольку они заставляли африканских производителей продавать товары по ценам более низким, чем мировые.

Остается рассмотреть влияние Великой депрессии на положение европейских компаний в Африке. Они сократили капиталовложения и масштабы своей деятельности. Впоследствии они смягчили конкуренцию между собой, разделив рынки. Одним из соглашений о разделе рынков было Торговое соглашение 1937 г. Сокращение инвестиций вело лишь к усилению спада, в то время как торговые соглашения позволяли европейским компаниям экономить средства за счет африканцев. События этого периода значительно способствовали углублению и «политизации» противоречий общественного строя, утвердившегося в колониях. К концу его было уже ясно, что колониализму предстоит поспешное отступление.

Этап третий: 1945 г. — 60-е годы

Это был период послевоенного процветания. Однако воздействие подъема в капиталистических странах на экономические условия в Африке оказалось ограниченным. Во-первых, его влияние ощущалось прежде всего в тех районах Африки, которые производили продукцию преимущественно в расчете на европейский спрос; большей частью такие районы были немногочисленны. Во-вторых, выгоды от экономического подъема смогли монополизировать с помощью установлений военного периода крупные иностранные /129/ компании. Что же касается африканского населения, то улучшение его положения в послевоенный период было слишком незначительным и запоздалым. В лучшем случае у него появились новые потребности, что обостряло неравенство и делало особенно нетерпимым эксплуататорский характер колониальной системы. Протест против колониализма рос быстрее, чем расширялись масштабы экономики. Период послевоенного экономического процветания был также периодом повышения боевитости антиколониальных выступлений. Произошло несколько серьезных забастовок и волнений во Французской Западной Африке, например стачка железнодорожных рабочих в Дакаре (1947–1948). В Нигерии воинственность и экономическая борьба углекопов вызвали кровопролитие в Энугу (1949). В английской колонии Золотой Берег прокатились волнения и был организован бойкот европейских компаний. Забастовки принимали и общенациональные масштабы, как в Нигерии в 1945 г. К этому времени противоречия колониальной системы полностью раскрылись, и Африка начала борьбу за независимость.

Мы остановились на общей характеристике экономической истории Африки после периода ее колонизации и на их отражении в противоречиях колониальной экономики. Теперь обратимся к конкретным видам этих противоречий. Мы проанализируем их как с теоретической, так и с эмпирической точки зрения, а также попытаемся выявить политическое значение данных противоречий и их роль в противостоянии колониальной системе или по крайней мере политической системе колониализма.

Противоречия колониализма как колониальной общественной структуры можно разделить на три вида: а) между колониальным капиталом и зарождающейся африканской мелкой буржуазией; б) между колониальным капиталом и наемным трудом; в) между колониальным капиталом и крестьянством. /130/

Противоречия между колониальным капиталом и африканской мелкой буржуазией

Борьбу против колониализма вела именно африканская мелкая буржуазия, которая сама была его порождением. Ее возникновение отражает одно из тех противоречий колониализма, которые представляют наибольший интерес. Конечно, колонизатор предпочел бы избежать сотворения собственного могильщика, но это не было в его власти. Как же в условиях колониальной системы появилась в Африке мелкая буржуазия?

Важнейшим фактором формирования мелкой буржуазии в колониальном обществе служило, по-видимому, образование. Колониальная политика в области образования отражала типичные противоречия колониализма. Отношение колонизаторов к образованию было двойственным. С одной стороны, они хотели избежать вложения средств в образование. Они пришли в Африку для того, чтобы получать прибыль, а не для того, чтобы делать добро; поэтому капиталовложения в образование могли стать оправданными в глазах колонизаторов только в очень ограниченной степени — как путь минимизации издержек, с которыми связано освоение колоний. Образование африканца могло уменьшить его благоговение перед европейцем, побудить его отстаивать свои права и не всегда смиряться с унижениями и эксплуатацией, характерными для колониализма.

В то же время находились и достаточно веские причины для обучения африканцев. Без этого господство колонизаторов не могло быть полным: нужно было «пропитать» всю культуру колоний чувством подчиненности. И такого результата оказалось возможным достичь не столько путем принуждения, сколько с помощью образования. Сказанное верно и по отношению к эксплуатации. Без обучения невозможно эксплуатировать всесторонне. Необученный и неподготовленный /131/ человек — инструмент очень ограниченного применения; когда он обучен и ему привиты необходимые навыки, от него можно получить больше.

Кроме перечисленных, существовали и более практические соображения, способствующие тому, чтобы колонизаторы уделяли внимание образованию. Одно из наиболее актуальных соображений такого рода заключалось в том, что колонизаторы не обладали достаточными человеческими ресурсами, чтобы управлять колониями. Нехватка работников была особенно острой в британских колониях. Например, в Северной Нигерии на одного администратора-англичанина приходилось около 100 тыс. человек африканцев, в Южной Нигерии — 70 тыс. человек. Кроме администраторов, требовались технические специалисты и квалифицированные рабочие, а также работники, занятые надзором за выполнением работ. Например, для наблюдения за железнодорожными рабочими требовались мастера, в строительстве и для эксплуатации машин нужны были техники. Требовалось также большое число мелких чиновников, бухгалтеров, землемеров, медицинских работников и т. д. Было бы слишком накладно «ввозить» всех этих работников из метрополии.

В подобных обстоятельствах колонизаторы неизбежно должны были пойти на определенные уступки в области образования африканцев. Однако они делали это очень неохотно. Бюджеты образования в колониальных странах оставались чрезвычайно скудными. Ниже приведены такие бюджеты за 1929 г. для трех крупнейших британский колоний в Западной Африке:

Нигерия 304 626 ф. ст.

Сьерра-Леоне 44 141 ф. ст.

Золотой Берег 218 052 ф. ст.

По оценке Майкла Краудера, на книгу которого мы уже ссылались, «в 1934 г. в государственных и средних колледжах Французской Западной Африки обучалось меньше 600 человек». К середине XIX в. в /132/ Сьерра-Леоне насчитывалось всего 42 школы с 6 тыс. учеников. К 1948 г. в БСК <Берег Слоновой Кости> из каждых 20 детей, достигших школьного возраста, начальную школу посещал только один. Положение со средним образованием было еще хуже. Например, во всей Федерации Французской Западной Африки было лишь одно учебное заведение — средняя школа Уильяма Понти в Сенегале.

Образование в колониях преследовало две цели: пополнить численность полуквалифицированной рабочей силы и сформировать культурную и политическую атмосферу, благоприятную для сохранения колониальной системы. Об этих двух целях необходимо все время помнить, так как они позволяют раскрыть участие системы образования в развитии противоречий колониальной системы.

Содержание системы образования в колониях и было направлено на достижение этих двух целей. Во-первых, она служила для внедрения начальных знаний в области западной культуры, т. е. привития минимальных навыков чтения и письма, развитие мышления на западный образец и внедрение идеологии колонизаторов. В учебных программах всегда подчеркивалось превосходство культуры колонизаторов, благодетельность подчинения и послушания, а также необходимость сотрудничества с колониальной системой. Хорошим примером в данном случае может служить следующий отрывок из широко известного французского сборника рассказов для африканских деревенских школ, опубликованного в 1919 г.:

«С одной стороны, для местного населения выгодно работать на белых, поскольку они лучше образованны, и поэтому благодаря белым коренное население сможет развиваться быстрее, лучше и быстрее учиться, больше узнать и в один прекрасный день стать действительно полезными людьми. С другой стороны, черные будут оказывать услуги белым, предоставляя им помощь своих рук — обрабатывая /133/ землю (что позволит им выращивать для европейцев зерно), а также воюя за Францию в составе туземных армий. Таким образом, две расы будут связаны друг с другом и станут трудиться вместе во имя общего процветания и счастья. Вы, мои смышленые и усердные дети, всегда поможете белым в этом их деле. Это — долг» [1].

Во-вторых, колониальное образование давало африканцам технические знания, точнее, начальные навыки, необходимые вспомогательному «техническому» персоналу: бухгалтерам, мастерам, санитаркам, слесарям, водопроводчикам, электрикам и т. д. Техническое образование большей частью использовалось для подготовки к конкретной работе тех людей, которые уже получили общее начальное образование.

Как же колониальное образование способствовало формированию африканской мелкой буржуазии? Люди, способные воспользоваться преимуществами даже ограниченных возможностей, предоставляемых колониальным образованием, немедленно оказывались на особом положении. Они получали известную возможность для продвижения и приобретали все более высокий статус путем приближения к культуре колонизаторов. Новое положение и новые знания выдвигали их на ведущие позиции в обществе и в то же время позволяли накапливать известное богатство. Это воздействие колониального образования, происходившее само собой, сознательно усиливалось колониальными правительствами. Последние намеренно использовали образование для создания африканской элиты. Однако они стремились сформировать элиту, целиком «пропитанную» их собственными ценностями и поэтому готовую способствовать осуществлению их планов. Например, циркуляр, изданный в 1910 г. генерал-губернатором /134/ Французской Западной Африки Понти, гласил:

«После того как мы сформируем элиту молодых людей, предназначение которых — помогать нашим усилиям, мы должны заняться образованием всей расы и попытаться если не ассимилировать ее с нами, то по меньшей мере сделать копиями французов как можно большее число наших подопечных».

Формирование подобной элиты, предназначенной для сотрудничества с колонизаторами, осуществлялось различными путями. Одним из них было создание привилегированных школ и колледжей. Примерами таких специальных учебных заведений могут служить колледж Бо в Сьерра-Леоне, созданный в 1906 г., колледж Ачимотэ в Гане, Королевский колледж в Лагосе, средняя школа Уильяма Понти во Французской Западной Африке, колледж Кисуби и Королевский колледж в Уганде. Второй способ — предоставление возможности получить образование прежде всего тем, кто уже занимал высокое социально-экономическое положение в существовавшем обществе — в частности, детям вождей. Так, прежний генерал-губернатор Нигерии лорд Лагэрд уделял большое внимание образованию сыновей правителей Фулани — эмиратов Северной Нигерии, стремясь привить им

«понятия чести, лояльности и прежде всего ответственности “ученика английской государственной школы”... [чтобы ] они стали действительно полезными, преданными и честными участниками сотрудничества с англичанами...».

Некоторые колониальные учебные заведения, например колледж Бо, основывались специально для того, чтобы дать образование сыновьям вождей и других влиятельных людей. Задачей было гарантировать: а) обучение потенциально влиятельных людей и б) тем, кому предоставляется возможность получить образование, также возможность играть в обществе ведущие роли и продвигаться по службе. Наконец, само ограничение образования способствовало осуществлению /135/ целей колонизаторов: преимущества тех немногих, кто мог получить такое образование, становились все больше и поэтому возрастала способность колониального режима гарантировать выдвижение обученных потенциальных правителей на первые роли. Так система и работала на практике. Например, на пороге независимости почти все наиболее видные лидеры Французской Западной Африки окончили единственное в этом регионе высшее учебное заведение{: президент Мали Модибо Кейта, президент БСК Феликс Уфуэ-Буаньи, премьер-министр Верхней Вольты Уэззен Кулибали, премьер-министр Нигера Джибо Бакари, премьер-министр Сенегала Ммаду Диа, президент Дагомеи (Бенина) Юбер Мага}. Именно такими путями колониальное образование породило классовую дифференциацию среди туземного населения. Были и другие факторы, способствовавшие такой дифференциации. Эксплуатация ресурсов колоний, переориентация колониальной экономики на внешние рынки, рост связанной с этим международной торговли открывали возможности, позволявшие некоторым представителям местного населения становиться мелкими капиталистами, например путем посредничества (на низших уровнях) в сфере внешней торговли. Концентрация рабочей силы в тех или иных географических районах с насаждением здесь капитализма порождала спрос на такие услуги, как мелкая торговля, индивидуальный пошив одежды, снабжение продуктами, домашней утварью. Некоторые африканцы смогли извлечь выгоды из подобных возможностей и стать мелкими капиталистами.

Система управления, привнесенная колонизаторами, также обеспечивала аналогичные возможности. Примером может служить администрация на местах. Несколько полновластных вождей и других ставленников колонизаторов, занимавших ответственные должности, получали сравнительно высокое жалованье. Например, эмир Кано в 1960 г. получил 7700 ф. ст. И даже более важными, чем высокая оплата, были их власть и влияние, предоставляемые новым статусом — налагать взыскания, собирать налоги, следить за соблюдением таможенных законов и выполнением общественных работ, обеспечивать некоторые общественные услуги, например снабжение населения медикаментами. Власть и патронаж, связанные с выполнением /136/ этих обязанностей, очень часто давали возможность соответствующим людям обогащаться.

Прежде чем продолжить обсуждение, заметим, что ни колониальная, ни африканская мелкая буржуазия не были однородными социальными общностями. Это были противоречивые общности, причем противоречия в среде африканской мелкой буржуазии оставались острыми до завоевания странами независимости. С самого начала периода колонизации сформировались серьезные противоречия в среде колониальной буржуазии. Она делилась на три социальные группы: к первой относились высшие служащие колониального государства, поддерживавшие политические условия, благоприятствующие накоплению; ко второй — европейские капиталисты, живущие в Европе и вложившие в экономику колоний крупные капиталы; к третьей — европейские капиталисты, живущие в колониях. Отношения представителей каждой группы также были противоречивы; например, существовали противоречия между теми, кто занимался торговлей, теми, кто вел операции в сфере услуг, и теми, кто занимался сельским хозяйством. Поэтому, если речь идет об интересах колониальной буржуазии как единого целого, это представляется упрощением. Такой взгляд не всегда позволяет уделить внимание противоречиям, которые мы здесь рассматриваем. Однако его нельзя считать совершенно ошибочным, если помнить, что в тех случаях, когда речь идет о буржуазии, это не значит, что наши выводы относятся ко всем ее группам и слоям.

Противоречия в Африке между всей буржуазией и мелкой буржуазией были обусловлены прежде всего монополистическим характером колониального капитализма. Как мы видели в предыдущей главе, /137/ концентрация экономической и политической власти в колониальной Африке оставалась высокой. Во многом благодаря этой концентрации капиталистическое накопление осуществлялось в особенно грубых и резких формах; высокомерие власти усиливалось ее презрением к туземному населению и питалось расистской колониальной идеологией, которая утверждала, будто африканцев следует колонизировать в их же интересах, поскольку они «не вполне люди». Поэтому колониальная буржуазия с трудом приходила к пониманию, что африканцы могут иметь свои собственные интересы, и еще менее могла представить себе, что эти интересы могут быть направлены против колонизаторов-хозяев.

Чтобы понять природу антагонизмов и борьбы между колониальной буржуазией и зарождающейся африканской мелкой буржуазией, нужно выявить их основу. Процесс формирования классов, развитию которого не мог не способствовать колониализм, все больше затруднял сохранение колониальной системы, так как лишь немногие представители местного населения, получившие образование, становились квалифицированными специалистами, знакомыми с культурой колонизаторов, и, «пропитавшись» ее ценностями, стремились утвердить себя. Их образование, профессиональный успех и приобщенность к культуре колонизаторов придавали им уверенность и вселяли известные надежды: ведь в большинстве случаев они воспринимали капиталистические ценности своих колонизаторов-хозяев и надеялись, что их образование и явные способности принесут им те привилегии и тот образ жизни, которыми наслаждалась европейская буржуазия.

Однако эти люди разочаровались в своих ожиданиях. «Справедливое» отношение к ним противоречило самой логике колониальной идеологии. На пути их продвижения воздвигались непреодолимые препятствия. Те из них, кто стал профессионалом, очутились /138/ позади европейцев, обладавших гораздо более низкой квалификацией. Амилкар Кабрал, прославленный лидер ПАИГК, так сказал об этом:

«Если говорить обо мне самом — представителе мелкой буржуазии, бросившемся в борьбу в Гвинее, — то я был агрономом, работавшим под началом европейца, который был всем известен как один из самых больших идиотов в Гвинее, я мог бы с закрытыми глазами научить его работе, но начальником был он. Этот вопрос действительно существует, и он особенно важен, когда исследуешь, откуда приходит идея борьбы».

Африканская мелкая буржуазия, представляющая частный сектор экономики, также была разочарована. Несколько десятилетий бизнесмены-африканцы сталкивались с необходимостью бороться с колониальным правлением. Банки не были расположены предоставлять ссуды предпринимателям-туземцам. Они выдвигали перед африканскими предпринимателями трудновыполнимые условия; кроме того, будущие заемщики-африканцы вынуждены были считаться с традиционными правами собственности, которые затрудняли обращение за кредитом. Они также стояли перед необходимостью борьбы с расистскими предрассудками по отношению к методам африканцев-промышленников, к их компетентности и надежности. Эти предрассудки и другие факторы, достаточно неблагоприятные для предпринимателей-африканцев, в некоторых случаях усиливались действием дискриминационных законов. Например, в Кении был принят пресловутый Закон о кредитовании африканцев (1948 г.) {, который предусматривал, что долги африканцев свыше 200 шиллингов не могут быть взысканы по суду. При таком законодательстве кредитным учреждениям было бы весьма опрометчиво предоставлять существенные ссуды африканцам}.

Предпринимательские начинания африканской мелкой буржуазии наталкивались на действие законов, призванных защищать европейцев или создавать последним монопольное положение, а также вообще исключить участие африканской мелкой буржуазии в определенных видах экономической деятельности. Например, Закон о регистрации кофейных плантаций /139/ (1918 г.) препятствовал выращиванию кофе, наиболее прибыльного экспортного товара страны, фермерами-африканцами. Любопытны основания этого закона: разрешение африканцам выращивать кофе может сделать слишком многих из них независимыми производителями и сократить предложение труда на фермах, принадлежащих европейцам; если, как считалось, африканцы будут выращивать кофе, тем самым они получат возможность доступа к нему, что усилит воровство кофе с плантаций европейцев. Участие африканцев в производстве кофе, далее, может-де ухудшить качество продукции и снизить продажную цену. Другим примером законодательства, носящего дискриминационный характер в отношении африканских производителей, служит действовавший в Кении Закон о торговле местной продукцией (1935 г.). Этот закон ограничивал торговлю (особенно оптовую) африканцев с европейцами и азиатами. Европейцы и азиаты могли использовать данный закон, чтобы закрыть африканцам доступ к производству практически любой культуры в коммерческих масштабах простым отказом покупать их продукцию. Меры, подобные этим, неизбежно превращали часть африканской мелкой буржуазии в непримиримого противника колониализма.

Монополистические тенденции колониального общества по природе своей сказывались не только в сфере экономики, но в равной степени и в сфере политики. Строгое ограничение участия африканской мелкой буржуазии в экономической деятельности сочеталось с ее политической дискриминацией. Логика колониализма заставляла колонизаторов претендовать на исключительную политическую власть. Сколько-нибудь значительное участие африканцев в политике не дозволялось, потому что, как только их допустили бы к политике, предпосылка о том, будто они «не вполне люди», — предпосылка колониализма, столь сильно ущемлявшая достоинство африканцев, — потеряла бы /140/ право на существование. Претензии колонизаторов на исключительную политическую власть диктовались также экономической необходимостью. Экономическая и политическая власть — это единый сплав. Если бы туземное население получило доступ к политической власти, это вскоре усилило бы и его способность завоевывать экономическую власть, тем самым все больше затрудняя эксплуатацию и сохранение колониальной системы.

Исключительное право на осуществление политической власти, столь необходимое колонизаторам, порождало в колониальной системе острое противоречие. Когда противоречие между колониальной и африканской мелкой буржуазией приобрело политический характер, перед последней возникла необходимость выдвинуть требование передачи ей политической власти. И если бы африканская буржуазия предпочла постепенно расширять свое участие в политике, тем самым она признала бы расистскую предпосылку о недостаточном развитии африканцев. Принять эту предпосылку она не могла. Однако отвергнуть ее было равносильно тому, чтобы отвергнуть право колонизаторов управлять своими силами или с участием африканцев.

Итак, одним претензиям на исключительную политическую власть были противопоставлены другие. Что это означало с точки зрения колониальной политики? Это означало, кроме всего прочего, что важнейшим вопросом стал вопрос о том, кто будет править, а не как править. Это означало, что политика становится игрой с ничейным исходом. Тогда возникло противоречие: монополизация колонизаторами власти породила их собственное диалектическое отрицание, создала условия, при которых требования политических аутсайдеров нельзя удовлетворить посредством проведения реформ и усовершенствований, но только полной заменой тех лиц, кому принадлежала политическая власть. /141/

Итак, мы выяснили, каким образом колониальная система «произвела» мелкую буржуазию, которая, исходя из собственных интересов, начала борьбу против колониализма. Вначале в ее сознании не хватало идеологической ясности, но со временем положение стало меняться, и постепенно сформировался широкий политический фронт. Например, в Сьерра-Леоне буржуазия боролась с колониализмом, не будучи организованной в единое целое: там было несколько групп, представляющих интересы различных слоев: Объединение гражданских служащих (основано в 1907 г.), Африканский союз прогресса (1919 г.), Общество защиты коренного населения (1909 г.), Ассоциация адвокатов Сьерра-Леоне (1919 г.). Постепенно эти группы объединялись, по мере того как борьба проясняла их объективное положение и самосознание и по мере того как для них становились ясными общность их интересов и вопрос о том, кто их общий враг. Одним из проявлений такого объединения послужило создание в Сьерра-Леоне отделения Национального конгресса Британской Западной Африки — транстерриториальной организации поднимающейся буржуазии, задуманной в 1913 г. и основанной в 1920 г. Достаточно привести еще один пример связи между набирающей силу буржуазией и националистическим движением. В Береге Слоновой Кости среди самых преуспевающих фермеров-африканцев все больше росло недовольство их экономической дискриминацией. В 1944 г. они объединились в организацию, названную Синдикатом африканских сельскохозяйственных производителей. Организация быстро росла {благодаря проницательному лидерству Уфуэ-Буаньи}, и ее численность достигла 20 тыс. человек. Уже в 1945 г. она превратилась в открытую политическую силу {и объединилась с Коммунистической исследовательской группой (Communist Study Group), сложившейся в Абиджане. Две эти организации создали} политическую партию, названную Демократической партией Берега Слоновой Кости. Опираясь на широкие народные выступления против колониализма, особенно против практики принудительного труда, эта буржуазная /142/ партия быстро стала массовой. Именно эта партия привела страну к независимости и правит ею по сей день. <Руководство ДПБСК защищает интересы национальной буржуазии и крупных плантаторов, поощряет инвестиции иностранного капитала. — Прим. М.Я. Волкова>

Противоречия между трудом и капиталом

Возникновение африканского пролетариата во многом свидетельствовало о противоречиях капитализма, как и зарождение в Африке мелкой буржуазии. Проникновение в Африку капиталистического способа производства повлекло за собой формирование пролетариата. Этот пролетариат со временем стал основой политического движения африканской мелкой буржуазии против колониализма. Ниже мы рассмотрим развитие противоречий между трудом и капиталом.

Начнем с противоречий, связанных с урбанизацией и отсутствием системы социального обеспечения. Процесс капиталистического накопления способствовал обобществлению производства и пространственной, а также социальной концентрации производителей. В Африке распространение капиталистического способа производства шло рука об руку с урбанизацией.

В книге «West African Urbanisation» Кеннет Литл приводит статистические данные по Абиджану, весьма типичные для процесса быстрой урбанизации в условиях колониализма. Бывший в 1910 г. рыбацкой деревней с 720 жителями, к 1921 г. Абиджан уже насчитывал 5371 жителя. С 1939 по 1960 г. население его выросло с 18 тыс. до 180 тыс. человек. Население Дакара увеличилось за тот же период с около 99 тыс. до 400 тыс. человек. В Лагосе в 1936 г. насчитывалось почти 99 тыс. человек, а в 1962 г. — 673 тыс. человек. Урбанизация населения сопровождалась его /143/ пролетаризацией. Картину пролетаризации дают следующие статистические данные. В 1953 г. источником дохода 57% семей Аккры служила заработная плата, в Кумаси в 1955 г. — примерно 34% семей. В Секонди-Такоради эта доля была еще выше — 69% для 1955 г.

Каким образом концентрация населения и процесс его пролетаризации способствовали разрушению колониальной системы, понять легко. Они вскрывали эксплуататорский характер колониализма и со всей ясностью подчеркивали противоречия между колонизаторами и колонизируемыми. На состоянии городских центров с грубой откровенностью отражался классовый характер колониального общества. С одной стороны, существовал европейский сектор города с огромными кондиционированными зданиями, ухоженными садами, теннисными кортами и площадками для гольфа, прекрасными дорогами, светлыми улицами и т. д. С другой стороны — африканские кварталы, загроможденные лачугами без всяких удобств. Поскольку эти городские районы были расположены рядом и между ними наблюдался разительный контраст, обитателям африканских городов оказалось легко оценить эксплуататорский характер колониализма.

Управление колониями не требовало расходов. Стоящая перед колонизаторами задача максимизации прибыли не стимулировала вложение капитала в освещение улиц, прокладку канализации и разработку дренажных систем, строительство комфортабельного жилья, хороших дорог, водопроводов и создание других удобств для африканского населения. Еще более серьезной, чем нехватка «физических» удобств, была недостаточность социального обеспечения — страхования по безработице, медицинской помощи, системы кредита для нуждающихся семей и рекреационных ресурсов. Горожане-африканцы выходили из положения кто как мог. Удивительно широко распространенным по всей колониальной Африке /144/ стало формирование городских ассоциаций, в сущности заменявших систему социального обеспечения.

Характер этих ассоциаций отчасти выражен в их названиях: в Нигерии — Союз обеспечения в Ибибио, Лига улучшения жизни в Калабаре, Государственный союз в Ибо и Прогрессивный союз в Игбарре. В БСК такими организациями были: Братский союз коренных жителей шести округов Запада, Союз защиты интересов коренных жителей Берега Слоновой Кости. Распространенность этого явления можно подтвердить следующими данными: в 1925 г. район Фритаун — Шербо — Бонте в Сьерра-Леоне насчитывал 23 подобные ассоциации с числом членов примерно 13 440 человек. Это значит, что они включали значительную часть взрослого населения района, поскольку общее население Фритауна в начале 20-х годов не достигало и 44 тыс. человек.

Как показывает Кеннет Литл, эти ассоциации выполняли много различных функций. Среди наиболее важных было «осовременивание» сельских общин, выходцами из которых являлись члены ассоциации. Они собирали деньги на строительство школ, дорог, аптек и т. д. Однако целям нашей книги больше соответствует анализ роли, которую играли подобные ассоциации в развитии городских центров. В общем виде можно сказать, что ассоциации пытались обеспечить предоставление социальных услуг, о которых не заботилось колониальное государство. Говоря более конкретно, они ссужали деньгами своих членов на ведение предпринимательской деятельности, облегчали жителям финансовое бремя гражданских обрядов, безработицы, болезней и т. д. Например, задачей Юбилейного общества — добровольного объединения, созданного в Сьерра-Леоне в 1865 г., — было «предоставление помощи членам общества по случаю болезни, в связи со смертью или пожаром». Кроме того, они организовывали отдых для своих членов, улучшали своими силами среду обитания, присуждали /145/ стипендии детям своих членов. Союз обеспечения в Ибибио учредил несколько стипендий для обучения в Англии и США и помог получить образование многим впоследствии известным политикам из района Калабара.

Хотя подобное явление и служило естественным результатом развития, опирающегося на капиталистическую логику колониализма, оно противоречило колониальному режиму. Во-первых, ассоциации занимались тем, что входило в число наиболее существенных функций государства, а именно социальным обеспечением граждан. Они некоторым образом «вытесняли» колониальное государство, лишая его возможности маскировать свою природу как враждебной, отчужденной и эксплуататорской силы; они облегчали мобилизацию туземного населения на борьбу против колониальной системы. Помимо этого, городские ассоциации обеспечивали организационно обучение лидеров для националистического движения <Здесь и в дальнейшем в переводе сохранен термин, которым пользуется автор для обозначения того, что в советской литературе называется национально-освободительным движением. — Прим. М.Я. Волкова> в Африке. Большинство первых из таких лидеров были людьми, получившими образование благодаря программам городских ассоциаций. Многие из них приобрели первый политический и организаторский опыт, участвуя в деятельности подобных ассоциаций.

Вклад городских ассоциаций в националистическое движение Африки этим не исчерпывается. Они представляли собой готовые организационные структуры для африканской мелкой буржуазии, возглавлявшей оппозицию колониализму. Например, националистическая партия Ннамди Азикиве и Национальный совет Нигерии и Камеруна начинали свою деятельность как коалиция городских ассоциаций взаимопомощи. Большинство националистических партий как Западной, так и Восточной Африки строилось /146/ на основе подобных ассоциаций. Назвав Партию народного конгресса, Африканский демократический союз Кении и Африканский национальный союз Кении, мы упомянем лишь некоторые из них. Ясно, таким образом, что, давая толчок урбанизации и одновременно отказываясь от социального обеспечения африканцев, колониальные режимы создавали условия для своего уничтожения.

Прежде чем мы разберемся в этом вопросе, полезно обсудить еще один аспект создания условий для противодействия колониализму, так как он тоже связан с ролью городских ассоциаций и отсутствием социального обеспечения. Мы отмечали, что городские ассоциации занимались социальным обеспечением своих членов не только в городах, но и в сельских общинах. Многие из них ставили перед собой задачу нести развитие в сельские районы. Они брали на себя роль попечителей, несущих ответственность за предоставление сельским общинам удобств современной жизни. Эта деятельность ассоциаций способствовала поддержанию очень тесных связей между городскими и сельскими жителями. Такие связи усиливались в условиях интенсивной эксплуатации городского пролетариата, представители которого зачастую были вынуждены содержать небольшое хозяйство в деревне, чтобы выжить; подобное «окрестьянивание» городских рабочих было довольно широко распространенным явлением при колониализме. Связи между крестьянством и наемными работниками облегчали мелкой буржуазии сплочение их в единое националистическое движение. Доверие и законность, приобретенные городскими ассоциациями благодаря своим замечательным достижениям в области предоставления таких благ, как водопровод, школы и клиники, означали, что, как только ассоциации станут на сторону националистического движения, оно легко победит в тех сельских районах, выходцами из которых является члены ассоциации. /147/

Противоречия между капиталом и крестьянством

Анализ этого вопроса опирается главным образом на исследование колониального опыта Кении, потому что в этой стране был большой контингент белых поселенцев, многие из которых занимались сельским хозяйством. Наличие аграрных общин белых поселенцев позволяет наглядно показать, как воздействует на крестьянство колониализм в целом и аграрный капитализм в частности.

Одним из главных факторов, способствующих возникновению противоречия между колониальной буржуазией, в данном случае преимущественно белым фермерством, и крестьянами служил спрос буржуазии на землю и рабочую силу. Рассмотрим вначале спрос на землю. В Кении интересы африканцев в сфере землевладения защищались Установлениями о протекторате (1897 г.), которые запрещали отчуждение земли, регулярно используемой африканцами. Однако эта защита продержалась недолго. Закон о коронных землях 1902 г. и земельное законодательство 1901 и 1902 гг. распространили юрисдикцию государства на всю землю, хотя она была ограничена правом занимать землю, которой обладали африканцы. Однако на деле это, разумеется, означало, что право собственности африканцев более не признается. Затем Закон о коронных землях 1915 г. ясно дал понять, что африканцы больше не имеют прав на землю, юридических или прочих. Так был проложен путь для присвоения колонизаторами земель африканцев и сселения последних в резервации. Наиболее разительным примером в данном случае является экспроприация 16 700 кв. миль лучших земель в Кении и предоставление их в исключительное пользование белым фермерам. Следом за этим массовым присвоением колонизаторами земель африканцев шли земельный голод, гражданское неповиновение /148/ и, наконец, восстание Мау-Мау — одно из самых кровавых событий в колониальной истории Африки.

Колонизаторы нуждались не только в земле, но и в рабочей силе. Причем эта последняя потребность была намного острее, поскольку использование наемного труда — поистине основа капитализма. У колониальной буржуазии потребность в рабочей силе была еще сильнее, так как в рабочих руках нуждался не только аграрный сектор, но и торговля, сфера услуг и промышленность. Надлежащее обеспечение рабочей силой было для колониального капитализма в Африке хронической проблемой.

К несчастью для колониального капитала, обеспеченности самыми необходимыми видами труда не предвиделось, и необходимо было прибегнуть ко всем имеющимся средствам принуждения, чтобы гарантировать предложение рабочей силы. Ввели налогообложение, причем платежи принимались только деньгами. Отказываясь принимать налоги в натуральной форме, колониальное правительство принуждало африканцев «включаться» в денежную экономику и продавать свою рабочую силу. Связь между установлением налога на жилища в Кении (1902 г.) и предложением рабочей силы была ясно видна из официальных дебатов, предшествовавших его введению. Например, предлагалось, чтобы вместо налога засчитывалось определенное время труда. Позднее был введен также налог на право голосования. Тем не менее к 1907 г. нехватка рабочей силы в Кении стала настолько острой, что многие фермеры-европейцы приступили к энергичным действиям, чтобы выправить положение. В 1910 г. был принят Закон о хозяевах и слугах, регулирующий условия найма африканцев. Он устанавливал нормы питания, удобств, а также санитарные нормы. Появилась надежда, что предложение труда удастся увеличить, улучшив плачевные условия жизни африканских рабочих. Характерно, /149/ что колониальные правительства больше всего полагались на принудительные меры. Закон о местном населении (принятый также в 1910 г.) устанавливал, при каких условиях африканцы могли оставлять резервации и селиться как сквоттеры на пустующих участках ферм европейцев. В 1912 г. был издан Закон о местных властях, который давал правительству право заставлять африканцев участвовать в общественных работах в течение шести дней ежеквартально. Затем вышел самый одиозный Закон о регистрации местных жителей 1915 г., который требовал от африканцев, покидающих резервации в поисках работы, обладания квитанцией с отпечатками пальцев, удостоверяющей проработанное время. Эти квитанции, получившие название «kipande», хранились в маленьких жестяных коробках, которые обычно подвешивали на шею. «Kipande» вызывали ожесточенное сопротивление у населения и служили символом колониального угнетения. В 1937 г. Закон о рабочих из числа коренных жителей был усовершенствован. Согласно усовершенствованию, предусматривалось (с 1940 г.), что сквоттеры, живущие на фермах европейцев, не являются более арендаторами и получают соответствующие права только в том случае, если работают на фермера-европейца. Это, конечно, неполный перечень мер, которые принимались в целях гарантированного обеспечения капитала рабочей силой. Трудно сказать, можно ли было обеспечить достаточное предложение рабочей силы без подобного принуждения и унижения африканцев. Однако при всех насильственных мерах обеспечение предложения рабочей силы оставалось делом сложным. Принуждение независимых производителей в то же время породило у сельского населения сильную антипатию по отношению к колониальной системе и проложило тем самым дорогу к мобилизации крестьян на борьбу.

Другим заметным фактором, способствующим возникновению /150/ противоречия между капиталом и крестьянством, послужило стремление капитала вовлечь крестьян в товарные отношения и изымать созданную ими прибавочную стоимость, манипулируя условиями производства и обмена. Некоторые примеры, свидетельствующие о подобном стремлении, мы уже рассмотрели. В сфере производства принимались программы, направленные на улучшение агрикультуры, и законодательные меры, с помощью которых стремились заставить крестьян производить определенные товары определенного качества, в определенном количестве и с применением определенных орудий труда. Это делалось отнюдь не в интересах крестьян, а в интересах тех людей, которые устанавливали правила и составляли программы сельскохозяйственного развития. Они-то и побуждали крестьян использовать новые методы, которые в большинстве случаев действительно шли последним на пользу. Однако в то же время усиливалась зависимость и эксплуатация крестьян. В сфере обмена крестьяне эксплуатировались посредством контроля над сбором и реализацией товаров, осуществлявшегося такими монополистическими учреждениями, как торговые комитеты, которые позволяли капиталу эксплуатировать крестьян, уплачивая им только часть стоимости товаров, продаваемых на мировом рынке. Однако множество мер, применявшихся для вовлечения крестьян в товарные отношения и установления контроля над условиями производства и обмена, были весьма непопулярны. Капиталисты получали прибыль, порождая одновременно враждебность по отношению к самой системе, позволявшей получать эту прибыль.

Заслуживает упоминания еще один фактор, способствующий возникновению противоречий. Это монополистическая мощь класса капиталистов, которая позволяла ему налагать на крестьян чрезмерное бремя: платить за процветание капиталистов создаваемой /151/ крестьянами прибавочной стоимостью, испытывать влияние экономических депрессий, «переходящих» в колонии из метрополий, платить за развитие инфраструктуры, способствующей капиталистическому накоплению, платить за поддержание административной системы, узаконивающей угнетение крестьян. Мы уже приводили пример такого непомерного бремени, говоря о положении дел в Нигерии. Рассматривая деятельность торговых комитетов в этой стране, мы видели, что львиная доля внутреннего дохода, идущего на финансирование бюджета развития, поступала из прибыли торговых комитетов. Однако для осуществления всех практических целей эта прибыль представляла собой прибавочную стоимость, изъятую у «независимых» производителей.

В периоды финансовых кризисов колониальная администрация стремилась больше усилить тяготы африканцев, чем европейцев. Например, когда в 1900 г. Кения столкнулась с финансовыми проблемами, был введен налог на голосование, который помог администрации получить от африканцев значительные средства. Доля налога в государственных доходах подскочила с 4,5% в 1901/02 финансовом году до 22% в 1903/04 финансовом году. К 1920 г., когда экономика Кении переживала другой финансовый кризис, налог на право голосования и налог на жилище (оба выплачивали только африканцы) были немедленно удвоены. Эти меры вызвали у населения протест и сопротивление. Введенный в тот же период подоходный налог на землю, который затронул интересы европейцев, вызвал их неистовое сопротивление, и его быстро отменили в 1922 г. В 1928–1933 гг., когда экономика Кении переживала спад, вновь была предпринята попытка переложить большую часть тягот на плечи африканцев (например, путем снижения заработной платы). Чем сильнее становилось притеснение африканского населения, тем быстрее росло и его недовольство. /152/

Противоречия колониальной идеологии

Мы выяснили, что колониализм явился прямым следствием возникновения капиталистических противоречий на Западе и что вторжение в Африку западного империализма, который постепенно привел к ее колонизации, был вызван потребностью в накоплении капитала. Как и можно было ожидать, колонизаторы оправдывали насаждение колониализма совсем другими причинами. Аргументом в данном случае служила якобы взаимная выгода как для колонизаторов, так и для колонизируемых. Доктрину взаимной выгодности от «колонизации» мы находим в книгах «Dual Mandate in British Tropical Africa» (1922) и в «La Mise en Valeur des Colonies Fraçaises» (1923). В этих книгах утверждалось, что колониализм выгоден колонизуемой стране тем, что обеспечивает источники дешевого сырья, дешевую рабочую силу и рынок для экспорта продукции, а также тем, что стимулирует международное разделение труда, которое позволяет производить дешевле все товары — ко всеобщей выгоде. Оправдание «выгодности» колониализма для колонизируемой страны было столь же необходимым для колонизаторов, сколь и лживым. Оно было необходимо колонизаторам, поскольку правительства колонизирующих стран должны были учитывать взгляды своих избирателей, а колонизация представлялась им серьезным делом, затрагивающим интересы части избирателей. Например, некоторые государственные служащие «вырывались» из своей среды и направлялись в колонии, часть флота приходилось направлять на защиту колониальной торговли, а часть солдат — на подавление «туземных» бунтов. Оно было лживым, потому что колонизация осуществлялась не во имя широких национальных интересов (хотя попутно могла служить и им), но во имя интересов класса капиталистов колонизирующей страны. /153/

Еще больший упор делался на оправдание колониализма как своего рода «услуги» колонизируемому народу. Какой услуги? Естественно, услуги по приобщению его к цивилизации. Вот почему колонизаторы популярно «толковали» колониализм как миссию цивилизации. Согласно этой теории, цивилизация местного населения предполагает, помимо всего прочего, развитие образования, использование преимуществ западной технологии, предоставление возможности африканцам вступить в общий поток истории человечества, отбросив свою «варварскую» культуру и избавившись от образа жизни, где господствуют невежество, нищета и страдания.

Подобное оправдание колониализма содержало множество противоречий, из которых мы рассмотрим лишь самые важные. Во-первых, как примирить мысль о цивилизирующей миссии колониализма с его варварством? Хорошо известно, что процесс колонизации Африки протекал особенно жестоко: военные экспедиции уничтожали непокорных туземцев, иногда целыми деревнями (как это случилось во время восстаний Мау-Мау и Маджи-Маджи в Восточной Африке), безжалостное разрушение народной культуры, применение силы, чтобы заставить людей работать в нечеловеческих условиях, иногда ведущих к их вымиранию, ограбление ресурсов слабых народов, хищническое отношение к окружающей среде. Как примирить все это с лозунгом цивилизирующей миссии? Разве колониализм низводил до животного состояния не больше, чем привносил цивилизацию?

Для колонизаторов подобные вопросы не имели большого значения, так как их позиция состояла в том, что колонизируемые «нецивилизованны». Низводя колонизируемых до уровня животных, лишая их чувства собственного достоинства, их превращали в ничтожество, и ничтожество человека становилось основанием, чтобы относиться к нему как к «не вполне человеку». В то же время варварские преступления /154/ колонизаторов преподносились как средства осуществления цивилизирующей миссии. Так, Феликс Чатемпс, французский министр колоний, писал в 1913 г., что колонизируемым африканцам «потребуется некоторое время для того, чтобы понять, что мы грабим и убиваем их с целью научить их жить все более человеческой жизнью». Итак, скотская жестокость больше не противоречит цивилизирующей миссии, находится в полной гармонии с ее лозунгами. Но только в сознании колонизаторов. Что же касается колонизируемых, их мнения противоположно. Варварство колониализма полностью противоречит сути цивилизирующей миссии и вызывает сильные антипатии к колониальной системе.

Обратимся к другим противоречиям в аргументах, выдвигаемых в защиту колониализма, которые связаны с его цивилизаторской миссией. Если она была действительно такова, как утверждают известные теоретики, она должна была выражаться в больших затратах на развитие колоний, массовых вложениях средств метрополиями в колонии. На деле же происходило совершенно противоположное. Колониальные режимы не были заинтересованы в развитии Африки, и это подтверждает статистика: было проложено лишь 2850 миль железных дорог в Британской Западной Африке к 1957 г., насчитывалось только 2300 миль железных дорог и 289 человек учащихся в высшем учебном заведении во Французской Западной Африке в тот же период. Колониальные государства не только не вкладывали ресурсы в развитие колоний, но и эксплуатировали эти колонии. Как мы говорили выше, Африку колонизировали потому, что европейский капитал изыскивал лучшие возможности для максимального расширения накопления, и по мере такого расширения в огромной степени усиливалась и эксплуатация населения. Поэтому африканское население в конечном счете получило не помощь, а эксплуатацию. Идеология колониализма основывалась /155/ на том, что африканцы — неполноценные люди и, как таковых, их можно низводить до уровня животных и отрицать за ними право управлять своей жизнью. Это откровенно расистская предпосылка. Довольно часто расизм проявлялся и открыто. Например, лорд Лагэрд утверждал, что африканцам «не хватает силы организации и они явно неспособны к управлению и контролю как над людьми, так и над предприятиями». Расизм служил источником противоречий, о характере которых дает представление следующая цитата из упомянутой выше книги лорда Лагэрда:

«Вот истинные понятия о взаимоотношениях цветных с белыми: полное единство идеалов, абсолютное равенство в приобретении знаний и культуры, равные возможности для тех, кто борется, восхищение теми, кто достиг успеха; в социальных и расовых вопросах — каждый идет своим путем, поддерживая свои традиции, чистоту расы и ее достоинство; равенство в духовной жизни, согласованное расхождение в физической и материальной».

Эта цитата дает прекрасный пример противоречий колониальной идеологии. Колонизаторы внушали африканцам идеалы культуры белых и еще ожидали от них согласия; они забыли, что идеалы обещали равные возможности для тех, кто боролся и достиг успеха, но логика колониальной системы исключала такие возможности для африканцев и обманывала их законные надежды. Колониальный расизм только обострял и воспроизводил в народном сознании противоречие между общественным производством и частным присвоением. Изолированные расистами в жалких лачугах резерваций африканцы не могли не осознавать отчуждения от продуктов своего труда и паразитический характер колониального правящего класса. Миссионеры и администраторы колониального режима надеялись, что Африка будет довольствоваться духовным равенством и терпеть «расхождения в материальной жизни». Они могли бы и понять, /156/ что громадное различие в физических и материальных условиях жизни налагает заметный отпечаток на сознание.

Заключение

Таковы противоречия, поднявшие волну националистических движений и освободительной борьбы в колониальной Африке. Благодаря им эти движения сделались ведущими, благодаря им были созданы условия, позволившие мобилизовать массы и придать политический характер невзгодам их жизни. Вскоре националистические движения набрали достаточную силу. Остальное известно.

Библиография

Аке С. The Congruence of Ideologies and Economies in Africa. — P. Gutkind, I. Wallerstein, eds. The Political Economy of Contemporary Africa. Beverly Hills, 1976.

Barnett D., Mjama K. Mau Mau from Within: An Analysis of Kenya’s Peasant Revolt. New York, 1965.

Betts R. Assimilation and Association in French Colonial Theory, 1890–1914, New York, 1961.

Cabral A. Revolution in Guinea. London, 1969 (рус. пер.: Кабрал А. Революция в Гвинее. Избранные статьи и речи. М., 1973).

Сliffe L. Nationalism and the Reaction to Enforced Agricultural Change in Tanganyika during the Colonial Period. — L. Сliffe, J. Saul. Socialism in Tanzania. Nairobi, 1972.

Coleman J. Nigeria: Background to Nationalism. Berkeley, 1958.

Cohen R., Gutkind P., eds. Peasants and Proletarians: the Struggle of Third World Workers. New York, 1978.

Crowder M. West African Resistance: The Military Response to Colonial Occupation. London, 1978.

Deschamps H. Methods of Doctrines: Coloniales de la France. Paris, 1953. /157/

Fanоn F. The Wretched of the Earth. New York, 1963.

Gann L.H., Duignan P. Colonialism in Africa, 1870–1960, vol. 1. The History and Politics of Colonialism 1870–1914, Cambridge, 1969.

Gerry C. African Responses to French Mercantilism and Colonialism 1700–1975. — West African Journal of Sociology and Politics, 1976/77, vol. 1, № 1/2.

Goode K. Settler Colonialism. — Journal of Modern African Studies, 1976, vol. 14, № 4.

Gouldbourne H., ed. Politics and the State in the Third World. London, 1979.

Hamzi, Alavi. The Post-Colonial State. — New Left Review, 1972, № 74.

Hodgkin T. Nationalism in Colonial Africa. London, 1956.

Hopkins A. Economic Aspects of Political Movements in Nigeria and in the Gold Coast, 1918–1939. — Journal of African History, 1966, № 7.

Iliffe J. Tanganyika Under German Rule, 1905–1912. Cambridge, 1969.

Innes D. Imperialism and the National Class Struggle in Namibia. — Review of African Political Economy, 1978, № 9.

Kakonen J. The Political Economy of Colonialism in Ghana. Cambridge, 1972.

Kay G. Development and Underdevelopment. London, 1974.

Kenyatta J. Facing Mount Kenya. London, 1938.

Кilson M. Nationalism and Social Classes in British West Africa. — Journal of Politics, 1958, № 20.

Kosmin B. The Lukoya Tobacco Industry of the Shangwe People: A Case Study of the Displacement of the Precolonial Economy. — African Social Research, 1974, № 17.

Little K. West African Urbanisation: A Study of Voluntary Organisation in Social Change. Cambridge, 1966.

Lugard F. The Dual Mandate in British Tropical Africa. Edinburg, 1922.

Maguire G. Towards Uhuru in Tanzania. Cambridge, 1969. /158/

Mamdani M. Politics and Class Formation in Uganda. New York, 1976.

Meillassoux C. The Social Organisation of the Peasantry. — Journal of Peasant Studies, 1973, vol. 1, № 1.

Miller R. Elite Formation in Africa. — Journal of Modern African Studies, 1974, vol. 12, № 4.

Mondlane E. The Struggle for Mozambique. Harmondsworth, 1969 (рус. пер.: Мондлане Э. Борьба за Мозамбик. М., 1972).

Mwase G. Strike a Blow and Die: A Narrative of Race Relations in Colonial Africa. Harvard, 1967.

Petras James. Critical Perspectives on Imperialism and Social Class in the Third World. New York, 1978.

Pоst K. On «Peasantisation» and Rural Class Differentiation in Western Africa. The Hague, 1970.

Ranger T. O. Revolt in Southern Rhodesia 1896–1897. London, 1967.

Rodney W. European Activity and African Reaction in Angola. — T. O. Ranger, ed. Aspects of Central African History. London, 1968.

Roseberg G. Nottingham J. The Myth of Mau Mau: Nationalism in Kenya. New York, 1960.

Rudebeck L. Guinea-Bissau: A Study of political Mobilisation. Uppsala, 1974.

Saul J. African Peasants and Revolution. — Review of African Political Economy, 1974, № 1.

Simensen J. Rural mass action in the context of anti-colonial protest: the Asafor movement of Akin Abuaka. — Canadian Journal of African Studies, 1974, vol. 8, № 1.

Wallerstein I. The Colonial Era in Africa: Changes in Social Structure. — L. Gann, P. Duighan, eds. Colonialism in Africa, 1870–1960. Cambridge, 1970.

Wallerstein I. Classe-Formation in the Capitalist World Economy. — Politics and Society, 1975, vol. 5, № 3.

Wasserman G. Continuity and Counter-Insurgency: the Role of Land Reform in Decolonising Kenya, 1912–1970. — Canadian Journal of African Studies, 1973, vol. 7, № 1.

Wilson H. S. Origins of West African Nationalism. London, 1969. /159/

Yоuе С. Peasants, Planters and Cotton Capitalists in Colonial Uganda. — Canadian Journal of African Studies, 1978, vol. 12, № 2.

Zakine D. Classes and Class Struggle in Developing Countries. — International Affairs, 1968, № 4.


Примечания

1 Sonolet L., Peres A. Moussa et Gi-gla: Histoire de deux petites Noires. Paris, 1919.

Предыдущая | Содержание | Следующая

Спецпроекты
Варлам Шаламов
Хиросима
 
 
«Валерий Легасов: Высвечено Чернобылем. История Чернобыльской катастрофы в записях академика Легасова и современной интерпретации» (М.: АСТ, 2020)
Александр Воронский
«За живой и мёртвой водой»
«“Закон сопротивления распаду”». Сборник шаламовской конференции — 2017