Остановимся прежде всего на коренном вопросе учения Маркса-Ленина — на борьбе с оппортунизмом. Защита чистоты теоретических принципов марксизма-ленинизма — основная обязанность большевика, коммуниста. Непримиримая борьба с оппортунизмом, выражающим буржуазное влияние на партию пролетариата, — решающее условие торжества пролетарской революции, победоносного социалистического строительства.
Всё это бесспорно абсолютно. Но кто усвоил только это требование в учении Ленина, тот ещё не стал большевиком. Нельзя забывать, что всякую истину, всякое великое учение можно извратить, опошлить, превратить в карикатуру. Ленин в своём гениальнейшем произведении «Детская болезнь «левизны» в коммунизме» по этому вопросу пишет: «Самое верное средство дискредитировать новую политическую (и не только политическую) идею и повредить ей состоит в том, чтобы, во имя защиты её, довести её до абсурда. Ибо всякую истину, если её сделать «чрезмерной»… если её преувеличить, если её распространить за пределы её действительной применимости, можно довести до абсурда, и она даже неизбежно при указанных условиях превращается в абсурд»[35]. Именно это в настоящее время и случилось с ленинским учением о борьбе с оппортунизмом. Сталин ленинское учение о борьбе с оппортунизмом опошлил до последних пределов, довёл его до абсурда, превратил в карикатуру и объект насмешек и издевательств и для самих членов партии, и для рабочих и трудящихся вообще, и для врагов пролетарской диктатуры. Сталин борьбу с оппортунизмом просто превратил в орудие терроризирования партии в целях защиты своих безграмотных антиленинских теорий и политики, превратил в бич для подхлёстывания членов партии при проведении всякого рода кампаний.
Что такое оппортунизм?
Энгельс даёт следующее классическое определение оппортунизма:
«Это забвение великих, коренных соображений из-за минутных интересов (дня) , это погоня за минутными успехами в борьбе из-за них без учёта дальнейших последствий, это принесение будущего движения в жертву настоящему, — может быть, происходит (и) из-за «честных» мотивов. Но (это) есть оппортунизм и останется оппортунизмом, а «честный» оппортунизм, пожалуй, опаснее всех других»[36].
Точно такое же определение оппортунизму даёт и Ленин. Он говорит:
«Оппортунизм состоит в том, чтобы жертвовать коренными интересами, выгадывая временные частичные выгоды. Вот в чём гвоздь, если брать теоретическое определение оппортунизма»[37].
Если расшифровать эти формулировки Энгельса и Ленина, если их конкретизировать, то можно сказать, что оппортунизм для партий, только ещё борющихся за власть, состоит в отказе от борьбы за вооружённое низвержение буржуазии, в капитуляции перед трудностями и опасностями этой борьбы, в подмене борьбы за мировую пролетарскую революцию борьбой за реформы, в затушёвывании непримиримости классовых противоречий между буржуазией и пролетариатом, в стремлении примирить эти противоречия вместо того, чтобы обострить их, в подрыве международной солидарности пролетариата, в отречении от неё, в сеянии иллюзий в рядах рабочего класса, что в рамках капитализма пролетариат может добиться улучшения своего положения, в преклонении перед стихийностью рабочего движения, в забвении своей обязанности всемерно защищать Советский Союз, в стремлении примирить мировоззрение революционного пролетариата — марксизм-ленинизм, растворить его, искалечить и изуродовать применительно к той или иной разновидности буржуазного мировоззрения. Что же касается партий и пролетариата, уже завоевавших государственную власть, то здесь содержание понятия оппортунизма значительно расширяется и в то же время видоизменяется.
Для коммунистической партии, где пролетариат уже завоевал политическую власть, всё старое содержание понятия оппортунизма также сохраняется, поскольку это касается правильного применения принципов ленинизма в борьбе за низвержение господства капитала в тех странах, где властвует буржуазия. Когда же мы переходим к самой стране пролетарской диктатуры, то здесь содержание понятия оппортунизма несколько видоизменяется. Здесь мы также не можем терпеть никакого затушёвывания классовых противоречий ни между пролетариатом и капиталистическими элементами города и деревни, ни между пролетариатом и средним крестьянством. Трезвая, ясная честная, прямая последовательная марксистско-ленинская оценка, резвый марксистско-ленинский анализ и здесь, как и везде, абсолютно необходимы.
Но в условиях пролетарской диктатуры мы уже не заинтересованы в разжигании классовой борьбы, в её обострении не только между пролетариатом и средним крестьянством, но и между пролетариатом и капиталистическими элементами.
Политика разжигания классовой борьбы, как показал опыт последних трёх лет, гигантски дезорганизует и подрывает в корне социалистическое строительство. Пролетарское же государство имеет все возможности, не поступаясь ни пядью своих позиций, не разжигать классовой борьбы.
Если даже буржуазии, хотя и временно, и в узких пределах, без уступки своих позиций, с помощью аппарата буржуазного государства, печати церкви, удаётся умерять классовую борьбу, смягчать её, придавать ей «законные», так сказать, нормальные формы, регулировать её, то пролетарское государство располагает в десятки раз более могущественными средствами для регулирования классовой борьбы. Когда-то и Сталин, как мы видели выше, понимал эти элементарные марксистские истины. Теперь же, окончательно запутавшись и изолгавшись, он открыл даже «закон» неизбежного обострения классовой борьбы «по мере нашего продвижения по пути к социализму».
Вторая особенность. Капитуляция перед трудностями социалистического строительства, игнорирование задач социалистического строительства, пренебрежение ими, преклонение перед стихийностью, самотёком, отказ от необходимо быстрых темпов индустриализации страны. Этой черты у оппортунизма до завоевания политической власти, естественно нет. Сталин здесь особенно много напустил тумана, одну долю правды смешал с 9 долями лжи, и нужны величайшие усилия, чтобы отделить крупицы истины от громадного количества вздора. Капитуляция перед трудностями социалистического строительства в одной экономически отсталой стране — бесспорный оппортунизм. Однако констатированием этого факта вопрос ещё не решается, а только лишь ставится.
Кто действительно капитулирует перед трудностями, тот оппортунист, но кричит только о капитуляции, тот ещё не большевик, а, может быть, только демагог, фразёр, болтун, преследующий совсем не преодоление трудностей, а свои личные, честолюбивые цели, ибо суть вопроса в способах преодоления трудностей. Если политическая линия руководства такова, что, призывая на борьбу с трудностями, она обеспечивает преодоление этих трудностей и победу социалистического строительства, то такая линия является действительно ленинской. Если же политическая линия руководства не только не обеспечивает преодоления этих трудностей, но, наоборот, увеличивает их, громоздит одну на другую, загоняет партию и страну в тупик и губит социалистическое строительство, дискредитирует его в самом корне, то она является антиленинской, хотя её и нельзя назвать оппортунистической. Политика Аракчеева, не капитулировавшего перед трудностями и знавшего только один лозунг — «Гони!», не содержит, конечно, в себе оппортунизма, но в ней нет и ни грана ленинизма. Преклонение перед стихийностью, самотёком является оппортунизмом, однако, игнорирование конкретной обстановки, перепрыгивание через всю сумму материальных, культурных, бытовых и политических условий, в которых приходится работать, экономическая и политическая хлестаковщина — в не меньшей мере ялвяется авантюризмом.
Сталин в настоящее время под эту хлестаковщину и авантюризм подвёл настоящую «теоретическую базу». В своей речи «Новая обстановка — новые задачи хозяйственного строительства» он пишет:
«Наконец, два слова о нашем хозяйственном плане на 1931 год. Существуют некоторые околопартийные обыватели, которые уверяют, что наша производственная программа нереальна, невыполнима. Это нечто вроде “премудрых пескарей” Щедрина, которые всегда готовы распространить вокруг себя “пустоту недомыслия”. Реальна ли наша производственная программа? Безусловно, да!.. Она реальна, хотя бы потому, что её выполнение зависит теперь исключительно от нас самих, от нашего умения и нашего желания использовать имеющиеся у нас богатейшие возможности. Чем же иначе объяснить тот факт, что целый ряд предприятий и отраслей промышленности уже перевыполнил план?.. Было бы глупо думать, что производственный план сводится к перечню цифр и заданий. На самом деле производственный план есть живая и практическая деятельность миллионов людей. Реальность нашего производственного плана — это миллионы трудящихся, творящие новую жизнь. Реальность нашей производственной программы — это живые люди, это мы с вами, наша воля к труду, наша готовность работать по новому, наша решимость выполнить план. Есть ли у нас она, эта самая решимость? Да есть. Стало быть, наша производственная программа может и должна быть осуществлена»[38].
Такова сталинская «философия» борьбы за выполнение плана, за высокие темпы. По своей теоретической марксистско-ленинской безграмотности, по своему полному разрыву с материалистической диалектикой, по своей пустоте, по абсолютному отсутствию даже малейшей попытки подойти к действительному анализу тез условий, от которых зависит выполнение плана, по своему обнажённому, неприкрытому желанию пустой болтовнёй и выдёргиванием отдельных «фактиков» затушевать банкротство авантюристических темпов и методов планирования эта речь представляет настоящий перл.
Всякий, кто не забыл ещё азы марксизма-ленинизма, кто не разучился ещё под влиянием повседневного извращения учения Маркса-Энгельса-Ленина по-ленински мыслить, тот сразу же скажет, что ленинизмом от речи Сталина и не пахнет. По своему объективному содержанию — это философия экономического и политического авантюризма, это чистейший субъективный идеализм, это своеобразная эсеровщина в новом издании.
Посмотрим, что за аргументы защиты реальности плана приводит Сталин. Во-первых, реальность плана, по Сталину, доказывается тем, что ряд предприятий и отраслей промышленности уже перевыполнили план. Во-вторых, тем, что выполнение плана зависит исключительно от нас самих. Реальность плана — наша решимость выполнить этот план? Вот и всё, что мог привести Сталин в защиту реальности плана. Но эти положение в действительности ничего не доказывают, а лишний раз обнаруживают, к каким убогим софистическим приёмам вынужден прибегать Сталин для оправдания своей политики.
Доказывает ли реальность плана всей промышленности выполнение плана отдельными предприятиями и даже целыми отраслями промышленности? Ни в коем случае. Это именно то выдёргивание отдельных «фактов», которое так беспощадно бичевал Ленин. Из 50 тысяч предприятий всегда можно вырвать выдернуть 500-600 предприятий, которые выполняют план, но это ещё абсолютно ничего не говорит о реальности плана в целом. Одни из этих предприятий выполнили план потому, что их полностью снабжали за счёт других предприятий сырьём, другие потому, что их лучше за счёт других предприятий финансировали, третьи потому, что их обеспечили самыми лучшими, самыми квалифицированными специалистами, четвёртые просто потому, что этот план, по сравнению с прошлым годом, не только не давал никакого роста продукции, но — даже её уменьшение, пятые за счёт колоссального ухудшения качества продукции, шестые, наконец, просто дали дутые сведения о выполнении плана, занимались очковтирательством, подражая Сталину. И на таком «теоретическом» базисе Сталин строит свои выводы!
Примерно так же обстоит дело и с отдельными отраслями промышленности. Сталин вырывает автомобильную промышленность, электротехническую, машиностроительную и ещё пару подобных и на них строит заключение. Но это молодые отрасли промышленности: они имеют ещё ничтожные объёмы производства и только ещё осваивают технику. Естественно, они дают высокие темпы, но эти отрасли промышленности имеют не больше 10% всего состава промышленных рабочих СССР; они поставлены в исключительно благоприятные условия по отношению ко всей массе промышленности (в отношении снабжения сырьём, финансами, иностранной валютой, строительными материалами и пр.); они снабжались всем этим за счёт основной массы промышленности; эти отрасли промышленности сосредоточили на своих предприятиях огромное количество излишней рабочей силы; рабочие этих предприятий за счёт всех остальных рабочих лучше питались в столовых, лучше снабжались в закрытых распределителях продуктами, одеждой и т.д., лучше обслуживались спецодеждой. Вот где секрет выполнения плана этими отраслями промышленности, если при этом отвлечься от фальсификации статистических данных. Но Сталин и здесь рассуждает по принципу: если возможно исключение, то возможно и правило. Если некоторые люди лгуны, то и все люди могут быть лгунами.
Замечательное «марксистско-ленинское» рассуждение! Сталин с конкретным анализом к этому вопросу боится и прикоснуться, ибо такой анализ вскрыл бы пружины его эквилибристики с темпами. Поэтому он и ограничивается декретированием вместо доказательств.
Что касается второго доказательства Сталина, то оно свидетельствует ещё более наглядно о том, насколько Сталин запутался и изолгался. Сваливать всё на «объективные условия», искать их там, где их нет, — является, конечно, оппортунизмом. Но отрицать их там, где они налицо, отказываться от строжайшего, конкретного, смелого и честного марксистского анализа и учёта этих условий, — значит вести партию и страну на верное поражение, значит руководить вслепую…
Сталин заявляет, что выполнение плана зависит теперь исключительно от нас самих. Это чистейший вздор, безграмотность. Выполнение плана зависит от того, насколько правильно он составлен. Дутый план, учитывающий только одну нашу решимость его выполнить, заранее обречён рано или поздно на банкротство. Правильный план должен удовлетворять по крайней мере следующим условиям: 1) правильный и строжайший учёт наличных материальных ресурсов; 2) правильный учёт, соблюдение меры тех изменений и сдвигов, которые должны быть произведены в соотношениях между отдельными элементами народного хозяйства на базе систематического быстрого роста производительных сил и повышения удельного веса социалистического сектора в данный период и на данном пространстве; 3) обязательный и неуклонный реальный рост материального и культурного уровня рабочего класса и трудящихся масс.
Выполнение плана зависит не только не исключительно от нас самих, но оно в огромной степени зависит: а) от сырьевой базы, б) от снабжения рабочих продовольствием и одеждой, в) от наличия достаточного количества финансовых средств, г) от достаточного количества железнодорожного, водного и гужевого транспорта и д) от личной заинтересованности рабочих и всех трудящихся в выполнении плана. Без этих условий всякие разговоры о выполнении плана, о воле к труду, о «нашей решимости» являются только фразой, болтовнёй и пусканием пыли в глаза рабочим. Но именно эти условия Сталин и затушёвывает, замазывает, отвлекает от них внимание рабочих, ибо они отсутствуют. В самом деле: сырьевая база в корне подорвана, рабочие голодают (даже картофель стал дефицитным продуктом), рабочие разуты и раздеты, финансировать промышленность нечем, ибо налоги поступают слабо и платёжеспособность населения подорвана до основания, гужевой транспорт почти уничтожен совершенно, личная заинтересованность рабочих и крестьян убита…
В итоге от сталинской реальности плана остаётся пустое место. Вместо выполнения плана — фразы о выполнении плана. Результаты 1931 хозяйственного года это и подтвердили.
Обратимся теперь к «быстрым темпам». Мы уже отметили выше, что Сталин жонглирует этими словами, как ему нравится, вкладывая в них самое различное содержание, в зависимости от того, что ему выгодно. Что такое быстрые темпы? Если не сходить с почвы марксизма и если не менять содержание понятия «быстрые темпы» в зависимости от сталинской «экономической конъюнктуры», то оно может иметь только одно-единственное содержание: более быстрый рост социалистических производительных сил, чем рост капитализма в период его расцвета. Если капиталистические страны в период расцвета давали ежегодный прирост продукции от 6 до 10%, то Советский Союз, уничтожив частную собственность на землю, экспроприировав фабрики, заводы, транспорт, имея в своих руках все решающие экономические командные высоты, ведя плановое хозяйство и опираясь на поддержку, активность и творчество масс, имеет все возможности осуществлять более высокие темпы. Кто отрицает эту возможность, тот отрицает преимущества социалистического хозяйства, тот оппортунист.
А дальше в рамках этой принятой принципиальной установки начинается уже точный расчёт и подсчёт. Будет ли этот рост ежегодно равняться 12, 13, 15, 18, 20%, — это нужно доказать, во-первых, точными выкладками и подсчётом и, во-вторых, самим опытом социалистического строительства, постоянно при этом, однако, имея в виду, что быстрые темпы должны быть обеспечены не на 3-4 года, а на длительный исторический период и что они должны опираться на бескризисное развитие социалистической экономики, а также на действительный рост материального благосостояния масс. И тот, кто утверждает, что возможным темпом является 12% роста продукции в год, также мало является на основании этого оппортунистом, как и тот, кто утверждает, что можно взять темпы в 20 или 30% ежегодного роста.
Кто же сегодня 15% роста провозглашает оппортунистическим, объявляя на завтра 25%, а на следующий год — 30%, а затем начинает всю эту операцию проделывать в обратном порядке, тот издевается над ленинским учением о борьбе с оппортунизмом, тот превращает борьбу с оппортунизмом в карикатуру, в посмешище и этим самым не содействует борьбе с оппортунизмом, а лишь укрепляет его.
Теперь несколько слов о борьбе с оппортунизмом на практике. Тут Сталин побил все рекорды опошления ленинизма. Оппортунизм в хлебозаготовках, оппортунизм в самозаготовках, оппортунизм в дровозаготовках, оппортунизм в заготовке семян, оппортунизм в лесосплаве, оппортунизм в заготовке шерсти, льна, оппортунизм в уходе за лошадью, оппортунизм в очистке скотных дворов, ям, оппортунизм в роботе крысоловов. Всюду оппортунизм!
Всё выкрашено в одну сталинскую серую краску! Все превращены в оппортунистов! Но там, где все оппортунисты, там нет оппортунистов, там делается невозможной или, по крайней мере, гигантски затрудняется борьба с действительными оппортунистами, ибо они теряются во всей остальной массе специально сфабрикованных оппортунистов.
Мало того, когда это острое ленинское оружие борьбы с оппортунизмом начинают применять без разбору ко всем, с целью клеветы и терроризирования масс, то оно, естественно, притупляется, теряет своё прежнее значение и на него начинают смотреть просто как на средство расправы с инакомыслящими и средство для запугивания масс, во что на деле борьба с оппортунизмом в основном и выродилась в данный момент. С другой стороны, именно подлинные оппортунисты, бывшие меньшевики, эсеры особенно хорошо сумели приспособиться к современной сталинской политике и теперь выступают в виде надёжной опоры Сталина. «Всякий оппортунизм отличается приспособляемостью, хотя не всякая приспособляемость есть оппортунизм»[39] (Ленин).
Самая характерная черта оппортунистов заключается в том, что они всюду и везде прекрасно умеют приспособиться к господствующему режиму: в Англии они приспособились к конституционной монархии и являются министрами «его королевского величества» — короля Великобритании; в Германии они — верные слуги Гинденбурга[40], в Италии они после первого окрика Муссолини переметнулись на сторону фашизма и в течение 12 лет добросовестно служат режиму кровавого фашистского террора; в Болгарии они — защитники цанковщины и её наследников[41]; в Японии они поддерживают полуфеодальную монархию и всю её политику.
Наши оппортунисты тоже сумели приспособиться к режиму Сталина и перекрасились в защитный цвет. И всех подлинных, самых матёрых оппортунистов в настоящее время надо искать как раз в рядах правящей клики Сталина!
Гринько, Н.Н. Попов — бывшие меньшевики, столь хорошо известные Украине, Межлаук — зам. пред. ВСНХ, бывший кадет, потом меньшевик, Серебровский — зам. пред. наркомтяжа (прим. — так в документе), бывший верный слуга капиталистов, Киров[42] — член Политбюро, бывший кадет и редактор кадетской газеты во Владикавказе (прим. — характеристика политических позиций в дооктябрьский период названных в документе лиц отражает личные взгляды М.Н. Рютина). Всё это, можно сказать, столпы сталинского режима. И все они представляют из себя законченный тип оппортунистов. Эти люди приспособляются к любому режиму, к любой политической системе. Мы уже не говорим о сотнях и тысячах таких же «стопроцентных сталинцев» рангом пониже — о членах коллегий наркоматов, председателях объединений и трестов, о работниках аппаратов ЦК ВКП(б), ЦК КП(б)У и других партийных организаций.
Мало того, сталинская общая и внутрипартийная политика, рвущая с ленинизмом и в то же время с помощью террора вынуждающая всех признавать её ленинской, заставляющая всех ежедневно каяться в своих ошибках и под угрозами менять несколько раз свои взгляды в зависимости от требований начальства, — такая политика даже из подлинных большевиков-ленинцев вырабатывает оппортунистов, ибо она вырабатывает в них основные качества всякого оппортуниста — капитулировать перед правящей силой, ведущей политику, враждебную рабочему классу и ленинизму, менять свои убеждения в зависимости от требований этой силы; короче, она заставляет превращаться большевика в беспринципного политикана.
Что имеет общего невыполнение плана хлебозаготовок по тому или иному району или даже Союзу с оппортунизмом? Невыполнение плана может объясняться самыми различными причинами: недостатком хлеба и плохим урожаем, плохой погодой, препятствующей обмолоту и возке, неуменьем заготовителей организовать дело, сопротивлением основной массы деревни продавать хлеб за низкие цены, за которые к тому же в обмен нельзя купить никаких товаров, и т.д. Но для Сталина всех этих причин не существует. Для него существует только сопротивление кулачества и оппортунизм. И Сталин вынужден за весь этот вздор цепляться, ибо он не может сказать правду и дать трезвый марксистский анализ, он вынужден аргументы заменять пустой, громкой и страшной фразой.
Затем, откуда это следует, что выколачивание из деревни последнего пуда хлеба, картофеля, экспроприация у середняка или бедняка последней коровёнки или овцы, лишение крестьянина последнего фунта льна или шерсти, курицы или яйца, — является ленинизмом? Ведь эта политика подрывает в корне сырьевую базу социалистического строительства. Если ты вчера деревню во имя интересов соц. промышленности обобрал дочиста, то ты сегодня во имя тех же интересов от неё ничего не получишь, что мы и наблюдаем.
Откуда, дальше, следует, что насилия и издевательства над трудящимися массами деревни (не над кулаком) в целях выполнения всякого рода планов, бешеный террор, — это и есть ленинизм? Откуда, наконец следует, что работник, не умеющий заготовлять хлеб, является оппортунистом, а работник умеющий выполнить эту функцию, является ленинцем, выдержанным большевиком?
Можно быть превосходным заготовителем хлеба, шерсти, дров, картофеля, капусты, специалистом по травле крыс, клопов и тараканов и в то же время абсолютно не иметь ничего общего с ленинизмом. И наоборот, можно быть превосходным пролетарским революционером, сознательным честным коммунистом, последовательным марксистом-ленинцем и никуда не годным заготовителем шерсти картофеля, плохим конюхом или заведующим столовой. Хороший хлебозаготовитель, хороший заведующий столовой или специалист по травле крыс в коммунальных домах и хороший пролетарский революционер, коммунист — качественно совершенно различные явления. Сталин же сваливает их в одну кучу. Хороший большевик обязательно должен быть хорошим специалистом по травле крыс, и специалист по травле крыс обязательно должен быть хорошим большевиком.
Если Ромен Роллан в своё время изобрёл чиновничий империализм и империализм революционных рабочих синдикатов, если известный итальянский писатель Марио Мартиссо написал целую книгу «об артистическом капитализме», а Эрнест Сейэр в своём четырёхтомном сочинении «Философия империализма» подробно изучает «расовый империализм», «утилитарный империализм», «демократический империализм», «иррациональный империализм», если, наконец, ученика Сейэра договорились даже до муравьиного, пчелиного и древесного империализма, то Сталин изобрёл целую серию оппортунистов: «Оппортунизм хлебозаготовителей», «оппортунизм шерстяной», «оппортунизм яичный», «оппортунизм в уничтожении блох и тараканов».
Вышеперечисленные буржуазные учёные и писатели качественно самые различные явления объединяли одним словом «империализм», а Сталин качественно самые различные явления объединяет одним словом «оппортунизм». Буржуазные учёные брали один чисто внешний признак и говорили: всякое проявление стремления к расширению, присущее всем живым существам, является империализмом, а по Сталину и по сталинской печати, — всякое невыполнение плана или сомнение в его реальности является оппортунизмом и квалифицируется как оппортунизм.
Изречение Ленина о том, что «всякую истину можно довести до абсурда, если её преувеличить, если её вывести за границу действительной применимости»[43], — на сталинской борьбе с оппортунизмом, таким образом, замечательно ярко подтверждается.
Почему, в самом деле, при Ленине не было этой карикатурной борьбы с оппортунизмом на практике? Или не было никакой практики? Или Ленин не видел оппортунизма? Или, может быть, Ленин не додумался до сталинского «изобретения»? Или, может быть, все планы выполнялись? Или не было сопротивления кулачества в период гражданской войны? Или была совершенно иная обстановка? Только потому, что Ленин был гениальный диалектик, а не софист. Он умел отличать оппортунизм от качественно иных явлений. Только потому, что Ленин был честным, гениальным вождём, а не беспринципным политиканом, занимающимся грязной стряпнёй. И именно поэтому ленинская борьба с оппортунизмом была победоносной.
Сталин же идёт в одну дверь и попадает в другую: он мечет гром и молнии против оппортунизма, вредительства и контрреволюции и он же тащит их за собой на совей спине — такова диалектика и ирония истории. Действительная борьба с действительным оппортунизмом начнётся лишь после того, как Сталин и его клика будут изгнаны со своих руководящих постов, борьба длительная, упорная и тяжёлая, ибо сталинская политика, во-первых, вырабатывает многочисленные кадры подлинных оппортунистов и, во-вторых, — создала необычайно благоприятную питательную базу для оппортунизма, дискредитировала все основные принципы ленинизма. Сегодня это утверждение звучит парадоксально. Но через некоторый период оно будет ясно для всякого марксиста-ленинца.
Всякое действие, доведённое до крайности, переходи в совю собственную противоположность, говорил старик Гегель. В свою собственную противоположность превратилась и сталинская борьба с оппортунизмом.
