Мы уже отметили выше, что Сталин в беседе со свердловцами в 1925 г. выдвинул одну теорию классовой борьбы и в 1928 г. – совершенно противоположную, не отказываясь, однако, при этом от своей первой теории, а просто замалчивая её для того, чтобы скрыть свою непоследовательность и своё политиканство.
Первая теория в основном, бесспорно, правильна, и было бы бесчестным, как это делает Сталин со своими политическими противниками, только потому что эти взгляды высказал Сталин, считать их антимарксистскими, антиленинскими, оппортунистическими.
Вторая, наоборот, рвёт с марксизмом-ленинизмом, рвёт с материалистической диалектикой, представляет из себя софистическую подделку под ленинизм. Суть второй теории, как известно, выражена в словах Сталина: «По мере нашего продвижения вперёд, к социализму, сопротивление капиталистических элементов будет возрастать, классовая борьба будет обостряться»[45]. Обосновывает эту теорию Сталин просто: ни один ещё отживающий класс не сходил добровольно с исторической арены. Если мы будем подрывать самые корни капиталистических элементов, если мы будем наступать на них, естественно, они будут оказывать бешеное сопротивление. Вот и вся «теоретическая база» обострения классовой борьбы. По своей методологии «теория обострения классовой борьбы» столь же механистична и антидиалектична, как и теория Бухарина с его мирным врастанием «кулацких кооперативных гнёзд» в социалистическую систему[46].
В чём же фальшь теории Бухарина? В том, что он механически объединяет кулацкую, капиталистическую экономику с социалистической, забывает антагонистическую природу кулацкого хозяйства по отношению к социалистическому хозяйству, игнорирует это коренное решающее отличие и заставляет в своих собственных теоретических измышлениях одну враждебную экономическую систему (уклад) врастать в другую. Кулацкое хозяйство до тех пор кулацкое, пока оно в той или иной форме основано на эксплуатации чужого труда. Его внутренняя, так сказать, органически присущая ему тенденция заключается в том, чтоб вытеснить, уничтожить разложить все остальные, противостоящие ему экономические уклады (и в первую очередь социалистический) и овладеть безраздельно полем борьбы.
Но такова же тенденция, динамика развития и социалистического хозяйства: оно разрывается таким образом, что вытесняет, побивает, подрывает элементы капиталистической экономики и переделывает на социалистический лад простое мелкое крестьянское хозяйство; оно также стремится занять и занимает, в силу своих преимуществ, всё поле борьбы.
Между кулацким и социалистическим хозяйством, при правильной ленинской политике в деревне, как это было до 1928 г. и как это должно было быть в дальнейшем, конечно, существуют не простые формы классовой борьбы, а чрезвычайно сложные своеобразные, особенные. С одной стороны, партия и пролетариат не заинтересованы в разжигании классовой борьбы с кулачеством, ибо это дезорганизует социалистическое строительство; с другой стороны, мы не можем ни на йоту затушевать противоречия между кулачеством и пролетарской диктатурой, ибо это неизбежно повело бы к перерождению пролетарской диктатуры, к гибели пролетарской диктатуры.
Между пролетарским государством и кулачеством идёт всё время упорная классовая борьба, но в этой классовой борьбе, несомненно, имеются элементы (хотя и неравноценных) взаимных уступок, компромиссов, своеобразного «сотрудничества».
Пролетариат ставит своей задачей ликвидацию (но, конечно, не в теперешних сталинских формах) капиталистических элементов, но в то же время до известного предела и до известного момента он вынужден «сохранять» эти элементы, иначе оказывается невозможным, немыслимым и сама ликвидация их. «Сохранять», чтобы их ликвидировать, таковы противоречия социалистического строительства.
Бухарин увидел, заметил элементы известного, вынужденного компромисса со стороны кулачества по отношению к пролетарской диктатуре, но забыл при этом об основном противоречии между пролетариатом и капиталистическими элементами деревни. Забыл о борьбе между ними, упустил из виду, что основное, решающее во взаимоотношениях рабочего государства с кулачеством – не компромисс, а классовая борьба, хотя и в своеобразных формах.
В чём фальшь и несостоятельность теории Сталина? В том, что она по своей методологии так же механистична и антидиалектична, как и теория Бухарина, в том, что она видит лишь моменты, влияющие на обострение классовой борьбы, и игнорирует, скрывает, затушёвывает другие, несравненно более важные, решающие действующие в обратном направлении, ослабляющие (при правильной ленинской политике партии) силу сопротивления кулачества, изолирующие его от масс, раздробляющие и деморализующие его, вызывающие пассивность и упадок его энергии.
Сталин в одной из своих речей заявил, что не было ещё в истории примера, чтоб погибающий класс без борьбы уступал свои позиции. Он будет бесспорно бороться, защищать с боем каждую пядь своих интересов[47]. Это неверно. Но такая общая голая формула абсолютно ещё ничего не доказывает, это по обыкновению пустая и «громкая» сталинская оговорка. Сталин, если он хочет апеллировать к истории для доказательства правильности своей теории, должен был бы показать, что в истории имеются примеры, доказывающие, что, после того как утвердилось после революции политическое господство нового класса, сопротивление умирающих классов, потерпевших в борьбе с революцией поражение, начинает возрастать и борьба с ним начинает обостряться. Такой пример был бы весьма убедительным и доказательным, но именно таких примеров Сталин не может привести, ибо их в истории нет. Наоборот, история буржуазных революций в ряде стран даёт нам классические примеры прямо противоположного порядка, когда после победы буржуазии и укрепления её господства сила сопротивления потерпевшего поражение дворянства систематически ослабевает, и его классовая борьба с новым господствующим классом постепенно смягчается. Именно об этом свидетельствует история классической буржуазной революции во Франции, об этом же говорит и история английских революций.
Столь «любимый» рабочими и партийцами Харькова Л.М. Каганович года три тому назад, на активе в Свердловске, для оправдания сталинской теории пытался даже эксплуатировать имя Маркса. Он говорил, что ещё Маркс подчёркивал: «Силы революции сплачивают силы контрреволюции», а наши оппортунисты, дескать этого не понимают и говорят о затухающей кривой классовой борьбы. Надо иметь, однако, наглость, чтобы таким шулерским образом использовать это выражение Маркса. Правильно ли утверждение Маркса? Бесспорно, правильно. Но Маркс, говоря о «классовой борьбе», имеет в виду период непосредственной борьбы за власть между двумя основными борющимися силами.
Пока идёт вооружённая борьба за власть между силами революции и контрреволюции, пока победа окончательно не решена, силы революции действительно сплачивают силы контрреволюции. Когда же враг оказывается в открытом бою разбитым, тогда начинается прямо противоположный процесс: если побеждает контрреволюция силы революции на долгий период ослабевают, оказываются деморализованными. Таковы последствия июньского поражения Парижских рабочих[48], таковы последствия Парижской коммуны, таковы последствия поражения революции 1905 г. в России. И, наоборот, если в открытом бою побеждает окончательно пролетариат, то после этого начинается период ослабления, распада дробления и разложения сил контрреволюции. Таковы последствия победы Октябрьской революции. При этом, если после своего поражения пролетариат через некоторый период, обогащённый опытом, поднимается на борьбу с новой удесятерённой силой, ибо рост капитализма неизбежно влечёт за собой развитие, рост и укрепление пролетариата, то после поражения буржуазии она в дальнейшем уже не в состоянии даже с прежними силами подняться на борьбу, ибо рост пролетариата отнюдь не означает после пролетарской революции прежнего роста буржуазии. Известный рост новой буржуазии в восстановительный период, как это имело, например, место в Сов(етском) Союзе, неизбежен, откуда, конечно, и некоторые усиления её политической и экономической активности. Однако с переходом в реконструктивный период и этот процесс меняет своё направление.
Кагановичу до всего этого нет никакого дела; ему важно авторитетом Маркса подкрепить антимарксистскую теорию своего «патрона» и обмануть членов партии и рабочих.
Посмотрим теперь, насколько гармонирует теория Сталина с другими его утверждениями и решениями ЦК ВКП(б) за последние 3-4 года. Сталин утверждал, по мере нашего продвижения вперёд по пути к социализму сопротивление капиталистических элементов будет возрастать и классовая борьба будет обостряться. Но наряду с этим мы, по словам Сталина, в последние годы: а) осуществляем ликвидацию кулачества как класса и выкорчёвыванием корни капитализма, б) имеем укрепление союза рабочего класса с середняком, что нашло своё выражение, между прочим, и в том, что середняк окончательно повернул в сторону социализма, в) имеем подъём материального благосостояния и культурного уровня политической сознательности середняцких и бедняцких масс деревни.
Сталин не видит никакого противоречия между его теорией и утверждениями о ликвидации кулачества как класса, об улучшении материального положения середняцких и бедняцких масс и о том, что середняк бесповоротно повернул в сторону социализма. На деле же они взаимно исключают друг друга.
В чём заключается сила кулака? Во-первых, и главным образом, в его экономической силе, дающей ему возможность экономически и политически подчинять себе отдельные группы бедноты и середняков и, во-вторых, в экономической необеспеченности, некультурности и политической отсталости масс. Кулак силён в деревне не сам по себе. Численно он представлял даже в 1927-1928 гг. ничтожную горсть населения деревни Сов(етского) Союза – не больше 5-6 процентов. Кулак силён тем влиянием, которое он оказывает на середняцкие и бедняцкие массы. Но вытеснение, а затем и ликвидация кулачества как класса означает подрыв экономической, а вместе с тем и политической силы кулачества, ослабление этой силы. В то же время рост материального благосостояния бедняцких и середняцких масс означает сужение экономической (а их культурный и политический рост – сужение политической) базы и сферы влияния кулачества. Рост материального уровня и политической сознательности масс бедноты и середняков, решительный поворот их в сторону коллективизации при одновременном подрыве экономических корней кулачества знаменует политическую изоляцию кулачества, т.е. ослабление его капиталистического влияния и сопротивления. По сталинской же теории всё выходит наоборот. В результате получается невероятная каша, одно противоречит другому. Правая рука не знает, что творит левая, и это выдаётся за ленинизм! Так обстоит дело с «усилением сопротивления кулачества».
Не лучше и «с обострением классовой борьбы по мере нашего продвижение вперёд к социализму». Прежде всего, обострение классовой борьбы с кулачеством и усиление сопротивления кулачества далеко не совпадают друг с другом. Сталин этого тоже не понимает.
Что такое обострение классовой борьбы? Это переход от низших форм классовой борьбы к высшим, от саботажа – к вредительству, от вредительства – к восстанию со стороны контрреволюционных элементов при диктатуре пролетариата, от экономической стачки – к политической, от политической стачки – к всеобщей массовой политической стачке; от стачки – вместе со стачкой к восстанию. Восстание есть наиболее высокая и наиболее острая форма классовой борьбы.
История показывает нам многочисленные примеры, что усиление сопротивления одного борющегося класса другому всегда связано с обострением классовой борьбы со стороны того или иного класса довольно часто было связано в истории с периодами, когда сопротивление этого класса ослабевало и когда переход к более высоким острым формам классовой борьбы был не выражением усиления его сопротивления, а как раз его ослабления, «последним вздохом» этого сопротивления. Таковы некоторые восстания мелкого дворянства в Западной Европе в период окончательного утверждения королевской власти, таковы последние контрреволюционные восстания во Франции в период Великой Французской революции[49], таково наше грузинское восстание в 1924 г.
В отдельные моменты погибающие классы, таким образом, могут переходить к более острым формам классовой борьбы. Это возможно по ряду причин. Например, международные осложнения, интервенция, заговор отдельных групп кулачества даже при правильной политике и при господстве пролетариата. Можно ли, однако, на основании этого устанавливать закон неизбежного обострения классовой борьбы по мере нашего продвижения вперёд по пути к социализму? Ни в коем случае!
При правильной политике партии, при действительном укреплении союза рабочего класса с середняком и опоре на бедноту, при действительном повороте середняка к социализму, при действительном улучшении положения трудящихся масс деревни, при росте политической сознательности основных масс деревни, при подрыве и сужении экономической базы кулачества и его политической изоляции – основной закон классовой борьбы для Советского Союза должен быть формулирован прямо противоположным образом: по мере нашего продвижения вперёд по пути к социализму сопротивление капиталистических элементов будет ослабевать, и классовая борьба будет смягчаться, постепенно затухать.
И сколько бы ни кричал Сталин и клика его «теоретиков» против этого положения, сколько бы ни выдёргивали они произвольно отдельных ленинских цитат и ни истолковывали их вкривь и вкось, – они против этого положения не могут привести ни одного серьёзного возражения. Теория Сталина, при кажущейся её внешней «революционности», не имеет ничего общего с марксизмом-ленинизмом, она не имеет ничего общего и с программой Коминтерна. Программа Коминтерна по этому вопросу говорит следующее: «Таким образом, являясь уже решающей экономической силой, определяющей собою в основном всё развитие экономики в СССР, социализм тем самым делает дальнейшие крупные шаги в своём развитии, систематически преодолевая затруднения, вытекающие из мелкобуржуазного характера страны и связанные периодами временного обострения классовых противоречий»[50].
Программа Коминтерна, во-первых, ни звука не говорит об усилении сопротивления капиталистических элементов и, во-вторых, она говорит лишь о периодах «временного обострения классовых противоречий», но не об обострении классовой борьбы по мере нашего продвижения вперёд по пути к социализму. Между программой Коминтерна и «теорией» Сталина существует явное коренное, принципиальное расхождение. Программа Коминтерна говорит о том «временном обострении классовой борьбы», о котором говорим и мы, Сталин же установил закон «усиления сопротивления капиталистических элементов и обострения классовой борьбы» на всё время нашего движения по пути к социалистическому обществу. Мало того, Сталин и Ко запутались и изолгались настолько, что по их мнению даже в социалистическом обществе неизбежно обострение классовой борьбы. По утверждению Молотова (а значит, и Сталина, ибо Молотов – это только тень Сталина), как мы видели, СССР уже живёт в социалистическом обществе, хотя и в начальной стадии. Во второй пятилетке построение социалистического общества, по утверждению резолюции 17-й партконференции, гигантски продвинется вперёд. Основной политической задачей второй пятилетки, говорит резолюция, является «окончательная ликвидация капиталистических элементов и классов вообще». Классы, следовательно, во второй пятилетке окончательно будут ликвидированы, классов не будет, но в то же время, как подчёркивает резолюция, и в дальнейшем ещё неизбежно обострение классовой борьбы (в отдельные моменты, и особенно в отдельных районах, и на отдельных участках социалистической стройки). Классы «окончательно будут ликвидированы», а «классовая борьба в отдельные моменты будет обостряться». Может ли быть более пошлая, клеветническая карикатура на учение Маркса и Ленина о социалистическом обществе, может ли быть более постыдная подделка под гениальный и диалектический анализ Маркса и Ленина тех противоречивых черт, которые присущи первой стадии коммунизма (социалистическому обществу)!
Бесспорно, что даже подлинное социалистическое общество, а не гнусная клеветническая сталинская карикатура и издёвка над ним, будет ещё, как говорит Маркс, во всех отношениях – в экономическом, нравственном и умственном – носить ещё отпечаток старого общества, из недр которого оно вышло. В социалистическом обществе (первая фаза коммунизма) полного равенства ещё не будет, буржуазное право отменяется ещё не вполне, а отчасти и т.д. Ленин по этому поводу пишет, что остатки старого в новом показывает нам жизнь на каждом шагу – и в природе, и в обществе. И Маркс не произвольно всунул кусочек «буржуазного права» в коммунизм, а взял то, что экономически и политически неизбежно в обществе, выходящем из недр капитализма.
Совершенно естественно, что классы исчезнут, но некоторые следы, «отзвуки», отражения постепенно затухающей вместе с подходом к социалистическому обществу классовой борьбы будут чувствоваться в известный период и в социалистическом обществе. Но следы, «отзвуки», отражения классовой борьбы смешивать с обострением классовой борьбы – это значит или быть марксистски безграмотным, или политическим жуликом, или и тем и другим вместе.
Некоторые присяжные, казённые защитники «генеральной линии» в защиту теории обострения классовой борьбы попробуют сослаться на нашу советскую действительность. В действительности ведь классовая борьба обостряется? Разве это не оправдывает точку зрения Сталина?
Было бы нелепо отрицать гигантское обострение классовой борьбы в Советском Союзе. Обострение классовой борьбы приняло неслыханные размеры. Страна в течение последних трёх лет кипит восстаниями. То там, то здесь, несмотря на невероятный террор по отношению к рабочему классу, вспыхивают забастовки; голод и нищета масс приняли ужасающий характер; массы членов партии, рабочих и основных слоёв деревни горят возмущением и ненавистью к Сталину и его клике.
Обострение классовой борьбы налицо. Но это обострение связано не с нашим движением вперёд по пути к социализму, а (несмотря на постройку ряда крупнейших заводов, как мы уже показали в другом месте) с движением назад и в сторону от социалистического общества, не с улучшением материального положения масс, а с беспримерным его ухудшением, не с ростом активности и творчества масс, не с развёртыванием партийной и советской демократии, а с подавлением их активности и полным удушением партийной и советской демократии. Короче говоря, обострение классовой борьбы за последние годы является не результатом правильной политики, а, наоборот, результатом неправильной политики; оно свидетельствует не о ленинском руководстве страной, а об антиленинской авантюристической политике. Нередко даже в период расцвета потрясались до самых основ, а порой терпели и полное крушение восточные деспотии. Авантюристическая политика отдельных римских императоров отбрасывала неоднократно назад, на целые десятилетия, даже в периоды её подъёма, Римскую империю. Авантюристическая политика приводила к неудачам и поражениям некоторые буржуазные государства. Авантюристическая политика уже подорвала и может погубить и первое пролетарское государство. Авантюризм многих государственных деятелей, их тупость, бездарность, жульничество и пр. входят в конечном счёте сами составной частью в общую закономерность исторического развития, но авантюризм от этого не перестаёт быть авантюризмом, а жульничество – жульничеством. Как руководители буржуазных государств могут вести более или менее трезвую, выдержанную политику с точки зрения их класса и могут вести политику гибельную, вредную, авантюристическую, так и руководители пролетарского государства, если они сходят с позиций ленинизма, неизбежно должны встать на путь оппортунизма или авантюризма. Последнее и случилось со Сталиным.
Посмотрим теперь в заключение на развитие теории «обострения классовой борьбы», на претворение её в действительность. Гвоздём здесь является лозунг Сталина «Ликвидация кулачества как класса на основе сплошной коллективизации», т.е. переход от политики ограничения и вытеснения капиталистических элементов деревни к политике ликвидации кулачества как класса.
Подлинные кулаки в своей подавляющей массе, как известно, сразу же после чрезвычайных мер начали ликвидировать своё хозяйство и удирать в города. К концу 1928 г. они в основном были уже ликвидированы как класс, некоторая, незначительная часть из них была расстреляна и посажена в тюрьмы, а основная масса разными способами устроилась рабочими на заводы, железные дороги, стройки, стророжами при складах, истопниками, дворниками, конюхами, поварами, приказчиками, счетоводами, буфетчиками и пр. Значительная часть устроилась пока просто на иждивении у своих городских родственников и близких знакомых. Но лозунг «ликвидации кулачества как класса» с особенной исключительной силой начал «претворяться» в действительность именно как раз с начала 1930 г. Естественно, что его объектом в своей подавляющей массе оказались середняки и беднота. Круг зачисленных в кулаки, таким образом, постепенно расширился и количество раскулаченных к началу 1932 г. в некоторых районах по отношению к общему количеству сельского населения этих пунктов достигло 30-35%. Если же сюда причислить всех индивидуально-обложенных и твёрдозаданцев («твердышей»), то оно достигает в ряде районов даже 40-50%. Общее количество всего сельского населения Советского Союза, подвергшееся за последние 4 года тем или иным формам репрессий со стороны партийных и советских органов (раскулачивание, аресты, расстрелы, ссылки, твёрдые задания, штрафы, обыски, угроза и пр., пр.) во всяком случае, составляет не менее 40-50% всего населения деревни. При таких условиях понятно, что «сопротивление капиталистических элементов будет возрастать, классовая борьба будет обостряться», ибо по существу, начиная с 1930 г., борьба шла в деревне уже не с кулаком, а с середняками и бедняками, с основными массами деревни. Именно середняки и бедняки, главным образом, оказались заключёнными в «кулацкие» концентрационные лагеря; середняки и бедняки, начиная с 1930 года, составляют основной объект расстрелов и всякого рода карательных экспедиций с применением артиллерии и самолётов, середняки и бедняки составляют основную массу сосланных в северный край, Среднюю Азию, Казахстан и другие места Сов(етского) Союза.
Для того, чтобы облегчить «перечисление» из середняков и бедняков в кулаки, Сталин изобрёл новые термины «кулацко-зажиточная верхушка деревни», «подкулачники» и пр., не применявшиеся до 1928 г. совершенно в партийной части и партийном лексиконе. Если до 1928 г. партийные решения, резолюции партийных комитетов, конференций, съездов (в том числе 15-го съезда) имели дело с точным термином и понятием «кулак», то теперь этот термин был незаметно подменён крайне растяжимым и неопределённым понятием – «кулацко-зажиточная верхушка». Политическая цель термина «кулацко-зажиточная верхушка» заключалась в том, чтобы зачислить в разряд кулаков «нужное» количество середняков, а политическая цель термина «подкулачник» – в том, чтобы каждый протест середняка и бедняка против преступной политики насилий и издевательств над основными массами деревни можно было квалифицировать как протест «подкулачника», «классового врага» и расправляться с протестующим, как с «агентом» кулака.
Фабрикация кулаков из середняков и бедняков связана одновременно с самой гнусной травлей, обвинением в оппортунизме и исключением из партии местных работников, не могущих найти необходимого процента кулаков или не находящих их вовсе.
В результате такой политики тот, кто в 1929 году считался бедняком или середняком, в 1930 году оказывался кулаком или из бедняков переводился в середняки, или даже сразу в некоторых случаях в кулаки. В 1930 и 1931 гг. все эти операции повторялись снова с той только разницей, что с каждым годом они принимали всё более и более гигантские размеры.
Сталин, как это свойственно бесчестному, беспринципному политикану, и здесь зачисление середняков в кулаки изображает как отдельные перегибы «на местах», как маленькие недостатки большого механизма, сваливает вину на других.
В действительности же это не «отдельные» ошибки, не «перегибы мест», а суть и результат общей политики и общей линии, результат всей системы мероприятий, одно из конкретных проявлений насилия, произвола и издевательства над трудящимися массами деревни, результат полного разрыва Сталина с принципами ленинизма вообще и с принципами ленинизма в крестьянском вопросе, в частности. Сталин ещё и в настоящее время в своей печати изо дня в день трубит о сопротивлении кулачества. На деле кулаков как определённой социально-экономической категории, занимающейся в той или иной форме эксплуатацией чужого труда, в деревне нет, по крайней мере, уже с конца 1929 года. Даже бывших кулаков (за исключением ничтожной горстки, которая устроилась работать в совхозах, на лесозаготовках и шатается в повстанческих отрядах или просто нищенствует в деревне) в настоящее время нет. Но Сталин не может признать этого неоспоримого факта. Он, как рыба в воде, нуждается в криках о кулацком сопротивлении и «оппортунистах». Для него эти крики выполняют теперь функцию аналогично той, какую выполняли крики о «жидах», «преступных агитаторах» и «внутренних врагах» для самодержавья.
Не имея возможности сказать правду о том, что вся деревня в своей основной массе находится в состоянии беспощадной и жестокой борьбы со сталинской политикой, он вынужден прикрывать эту борьбу фиговым листком «сопротивления кулачества» успехам строительства социализма.
Наконец сталинский лозунг «ликвидации кулачества как класса» является антиленинским не только потому, что он главным своим остриём направлен против середняка и бедняка. Нет он является антиленинским в своей основе и по конкретному содержанию и в той его части, которая действительно направлена против кулачества.
«Ликвидировать кулачество как класс» посредством полной его экспроприации, вплоть до последней его ничтожной рубашки, и посредством его физического истребления, к чему фактически сводится линия Сталина, – вещь по внешности чрезвычайно «р-р-революционная» и в то же время простая. Но иная простота хуже воровства. В политике часто бывает, что «простое» и по внешности «революционное средство не только не приближает к цели, а, напротив, отдаляет от неё и даже лишает возможности достичь её совершенно. Так, например, отказ коммунистов участвовать в буржуазных парламентах или работать в реакционных (жёлтых) профсоюзах, как известно, не только не приблизил бы момент низвержения господства буржуазии, но, напротив, чрезвычайно сильно отдалил бы и укрепил позиции господствующих классов.
Такая же «революционность» свойственна и лозунгу «ликвидации кулачества как класса». Лозунг «ликвидации кулачества как класса» является фальшивым, беспочвенным, авнтюристическим уже по одному тому, что он опирается на фальшивую дутую основу. Официальное обоснование этого лозунга, как известно, заключается в том, что «середняк решительно во всей своей основной массе повернул к социализму»[51]. Этот поворот даёт возможность осуществлять сплошную коллективизацию и на её основе ликвидировать кулачество как класс. Фактически же, как мы знаем, этот массовый поворот «середняка к социализму» и к сплошной коллективизации является продуктом произвола, насилия и террора над середняцкими массами; середняки не вошли в колхозы добровольно, а загнаны мерами жестокого административного и экономического (прямого или косвенного) принуждения.
Но колхозы также не могут быть прочными, они не могут быть социалистическими, они вновь и вновь разваливаются десятками тысяч каждый месяц, а если ещё и держатся, то на величайшем зажиме, угрозах и на том, что этим колхозникам некуда «податься». Все эти колхозы также обречены на неминуемый развал.
При общей правильной политике Сталина в других областях из скороспелой аракчеевской стряпни и социалистической переделки крестьянского хозяйства, где нужны уменье, такт и действительные примеры действительных преимуществ действительно добровольно организованных колхозов, – из такой стряпни ничего путного получиться не может. Но если колхозы в современном их виде разваливаются и обречены на развал, то неизбежно вновь в той или иной степени развитие индивидуального крестьянского хозяйства, а вместе с тем и кулачества. И вновь та же сказка начинается сначала. Это и означает, что сталинское «усердие не по разуму» не ускоряет окончательную ликвидацию кулачества как класса и классов вообще, а, наоборот, самое меньшее, – необычайно отдаляет эту цель.
Каков же подлинно ленинский путь ликвидации кулачества как класса? Этот путь заключается (при наличии общей правильной политики партии во всех областях) в постепенной, в меру наших действительных успехов, индустриализации страны, действительной добровольной коллективизации деревни и строительства совхозов, вытеснениями кулачества, подравнивании его мерами налогового порядка (а по мере надобности и прямого запрещения эксплуатации чужого труда) под середняка. Одновременно необходимо решительно бороться против кулацкой агитации, пресекая мерами ГПУ и воспитывая массы деревни в духе ленинизма, непримиримости классовых интересов кулачества с пролетарской диктатурой и социалистическим строительством. Через некоторый период такой осередняченный бывший кулак, при наличии с его стороны лояльного отношения к Советской власти и социалистическому строительству, должен естественно приниматься беспрепятственно в колхозы. Этот путь «ликвидации кулачества как класса» менее эффективен и «ррр-еволюционен». Он при поверхностных взглядах кажется более бдительным, но в действительности он оказывается и несравненно более коротким и единственно правильным.
Можно не сомневаться, что свора сталинских «теоретиков», готовых по заказу своего начальства защищать и опровергать что угодно и кого угодно, поднимут по поводу такой концепции ликвидации кулачества как класса настоящую свистопляску. Они окрестят её «кулацкой» теорией, защитой кулачества и т.д. Так как они не в состоянии обосновывать своей правоты, им остаётся только одно – запугивать массы «страшным» словом «кулак», клеветать на противника и заниматься софистикой. Таким путём можно доказать, что Ленин – агент нэпманов, ибо он допустил развитие частного капитала в Советском Союзе, таким способом можно доказать, как это делали левые эсеры, что Ленин – агент германского империализма, ибо он заключил Брестский мир. В такой аргументации нет ни грана марксизма. Это сплошное шарлатанство и самая низкопробная гнусная демагогия, но она всегда может поймать в свои сети некоторое количество простодушных, наивных и доверчивых, привыкших верить, но не размышлять.
Из всего изложенного в настоящей главе сами собой вытекают следующие выводы:
1. Теория Сталина об усилении сопротивления капиталистических элементов и обострении классовой борьбы по мере нашего продвижения вперёд по пути к социализму является антиленинской. По своему методу она является механистической, а не диалектической, а по своему фактическому политическому содержанию она направлена на оправдание разжигания гражданской войны с основными массами деревни, дезорганизацию социалистического строительства и подрыв пролетарской диктатуры.
2. Она находится в коренном противоречии с рядом утверждений и положений, выдвигаемых Сталиным и его ЦК.
3. Сталинский лозунг «ликвидации кулачества как класса» не может привести ни к какой действительной окончательной ликвидации кулачества, так как основа этого лозунга – «сплошная коллективизация» – построена не на действительном «повороте основных масс деревни в сторону социализма», а на прямых и косвенных формах самого свирепого принуждения крестьян вступать в колхозы. Не на улучшении их положения, а на их прямой и косвенной экспроприации и массовом обнищании.
4. Лозунг «ликвидации кулачества как класса» за последние 2 – 2,5 года применяется фактически главным образом не к кулакам, а к середнякам и беднякам.
5. Кулаков как определённой социально-экономической категории в настоящее время в деревне нет. Есть лишь ничтожные, рассеянные остатки бывших кулаков. Крики о кулаке в настоящее время в устах Сталина – только метод терроризирования масс и метод прикрытия своего банкротства.
6. У нас происходит по всей стране и неизбежно будет происходить при настоящей политической линии гигантское обострение классовой борьбы. Целые огромные районы находятся в состоянии перманентной гражданской войны. Но это является не результатом успехов социалистического строя, а выражением подрыва и дезорганизации социалистического строительства, результатом антиленинской, авантюристической и гибельной для Советской власти политики Сталина и его руководства.
