Партий и пролетарская диктатура переживают глубочайший кризис. Этот кризис является универсальным, всеобщим. Он находит своё выражение и проявление: во-первых, в экономическом кризисе, охватывающем как социалистическую экономику, таки единоличное крестьянское хозяйство, во-вторых, в гигантском кризисе ВКП(б) и в-третьих, в кризисе всего механизма пролетарской диктатуры и её приводных ремней (Советы, профсоюзы, кооперация, печать и пр.).

При обычных нормальных условиях статистика служит важнейшим орудием для познания процессов состояния экономики. Для социалистического строительства статистика является незаменимым орудием планирования. Без добросовестного и строжайшего отношения к составлению отчётных статистических данных и плановых статистических приложений не может быть планового социалистического строительства, не может быть нормального, в основном бескризисного, социалистического развития. Социализм — это учёт, говорил Ленин.

Но в настоящее время сталинской статистике может доверять только безнадёжный идиот. «Сталинская статистика» служит не для обоснования истины, а для прикрытия её, для обмана масс. В будущем статистиками-марксистами и историками, несомненно, будут написаны целые научные труды о том, как Сталин с помощью своей «статистики» надувал массы членов партии и рабочих насчёт своих темпов.

Существует английская шутка, что статистикой можно доказать всё что угодно. Для Сталина эта шутка превратилась, однако, в настоящую максиму, принцип руководства при освещении «успехов» соцстроительства статистическими данными.

Теперь Сталин в газетах начинает везде кричать об очковтирательстве местных работников. Очковтирательство районных работников в статистических данных о посевных площадях под хлопком, льном, пшеницей, обман в статистических данных по засыпке семфондов, очковтирательство заводов в выполнении промфинпланов. Всюду очковтирательство и обман! И снова районные работники и директора виноваты. Поистине козлы отпущения и мальчики для битья! Почему, однако, 5-6 лет тому назад не было этого очковтирательства, почему оно стало массовым, типичным, характерным явлением лишь в последние годы? Потому, что вся политика Сталина — сплошное очковтирательство, сплошной обман масс. Политика дутых темпов и дутых планов с обязательным требованием из выполнения и перевыполнения, политика крикливых и лживых реляций о победах, находящаяся в кричащем противоречии с действительностью, неизбежно связана с лживыми статистическими сведениями. Отцом, шефом и творцом очковтирательства во всех его формах является Сталин и только он. Очковтирательство, его развитие шло не снизу вверх, а сверху вниз. Местные работники были только исполнителями и маленькими винтиками во всей механике обмана.

Теперь же, когда «бумеранг» сталинского надувательства возвращается обратно и поражает самого «творца», он начинает кричать об очковтирательстве и обмане партии местными работниками. Это, что называется, свалить с больной головы на здоровую. Возвращаясь к статистике, можно сказать, во всяком случае со всей определённостью, что сталинской статистикой можно пользоваться лишь крайне осторожно и то в качестве подсобного материала для того, чтобы установить действительную картину экономики.

Выводы нам придётся делать лишь на основании многочисленных наблюдений и показаний очевидцев и соответствующей обработки их, что сможет, в известной степени, заменить метод выборочного статистического обследования.

Основной и характерной чертой экономического кризиса является, во-первых, уменьшение основного капитала страны, несмотря на постройку десятка крупнейших заводов. Основной капитал страны в 1927 г. (тогда статистика была ещё верна), по данным Госплана, равнялся 61 миллиарду рублей. Из них на долю промышленности и транспорта приходилось 21 миллиард рублей; городские жилищные постройки — 14 миллиардов рублей; все сельские постройки — 14 миллиардов рублей; весь скот — 9 миллиардов рублей и прочий сельскохозяйственный инвентарь — 3 миллиарда рублей.

За это время в ценах 1927 года капитальные вложения составляют примерно 9 миллиардов, из них основных — не более 7 миллиардов, а остальные находятся в постройке или законсервированы в начатых, но приостановленных строительствах. Основной капитал промышленности составляет теперь, таким образом, 28 миллиардов. В новое городское жилищное строительство с 1927 года (в ценах 1927 года) вложено около 2 миллиардов рублей; но в то же время старый жилищный фонд в тысячах уездных, заштатных и десятках крупных городов (за исключением небольшой части таких городов, как Москва, Ленинград, Харьков) совершенно не ремонтировался, а, наоборот, шло необычайно быстрое его разрушение. Если принять во внимание, что этот фонд состоит в весьма значительной части из деревянных строений, требующих частого и тщательного ремонта, то расходы на амортизацию должны составлять не менее 3–3,5% ежегодно, что составляет за четыре года (1928–1931 гг.) те же 2 миллиарда. Жилищный фонд городов в ценностном выражении остаётся, следовательно без изменения. Зато основной капитал деревни гигантски уменьшается. Жилищный фонд деревни и другие строения за последние 4 года разрушены не менее чем на 30%. От 14 миллиардов это составляет 4,2 миллиарда. На всё же строительство колхозов в лучшем случае падает 200 млн рублей. Сельскохозяйственный инвентарь, телеги, сани, сбруя, плуги, разрушены, поломаны, растеряны, порваны не менее, чем на 50%. Это составляет 1,5 миллиарда рублей. Наконец, количество скота, по общим наблюдениям всех добросовестных наблюдателей, в результате принудительной коллективизации, за всё время авантюристической, антиленинской политики в деревни уменьшилось: лошадей на 70%, коров на 10%, свиней и овец на 85–90%, кур на 70–80%. В среднем сокращение животноводства мы имеем не менее, чем на 70%. Это составляет 6,3 миллиарда рублей. Этому мы можем противопоставить лишь 100 тыс. тракторов, что при стоимости трактора в 2 тыс. руб. даёт всего 200 миллионов. Если даже сюда на остальные сельскохозяйственные машины, приобретённые деревней за последние годы (а их покупка почти приостановилась), прибавить ещё 300 млн рублей, то и тогда всё вместе составит 500 млн рублей. Всё же остаётся минус 5,5 миллиардов рублей. В итоге основной капитал деревни в настоящее время составляет вместо 26 миллиардов рублей всего 14 млрд рублей (9,8 млрд строения, 1,5 млрд руб. инвентарь, плюс 2,7 млрд руб. животноводство). Основной капитал страны составляет, таким образом, в данное время: 28 млрд руб. промышленность и транспорт, 14 млрд руб. городской жилищный фонд и 14 млрд руб. сельское хозяйство — итого 56,5 млрд руб. Против 61 млрд руб. в 1927 г., т.е. в общем и целом мы имеем уменьшение основного капитала страны за последних 4 года на 5 миллиардов рублей, или на 8,5%.

Основной капитал промышленности за последние 4 года возрос на 30%, зато основной капитал сельского хозяйства уменьшился почти на 45%.

Но наряду с уменьшением основного капитала страны гигантски уменьшился и её оборотный капитал: уменьшение запасов золота, продовольствия, одежды, мебели, запасов сырья для промышленности и пр. достигает также не менее 10 миллиардов рублей. Мы живём в настоящее время буквально без всяких запасов, без всяких резервов со дня на день! Как проигравшийся игрок шарит, выискивает в кармане последний пятак, чтобы поставить последнюю ставку, так Сталин и его клика выколачивают из населения последние драгоценности, последние золотые кресты, кольца. Продают за границей, выручая гроши, драгоценные картины, ковры, ценные антикварные безделушки во избежание банкротства сегодня, но только затем, чтоб перед тем же роковым вопросом стать завтра.

Основной и оборотный капитал страны уменьшился, таки образом, не меньше, чем на 17–20 миллиардов рублей, сельскохозяйственная база промышленности в корне подорвана, индустриализация — в воздухе. Таковы подлинные, реальные результаты сталинского руководства социалистическим строительством.

Наша промышленность, несмотря на то, что её основной капитал возрос на 30%, в связи с подрывом сырьевой и финансовой налоговой базы индустриализации также переживает глубочайший кризис. В резолюции 17-й Всесоюзной партконференции говорится, что продукция всей социалистической промышленности составила в 1931 г. 27 миллиардов рублей, что даёт 21% прироста к 1930 г. Посмотрим, верна ли цифра 27 миллиардов рублей и верны ли эти проценты.

Сопоставим эти цифры с данными Молотова, приведёнными им на 15-м партсъезде.

Молотов в своём докладе в марте 1931 года на 6-м съезде Советов говорил: «Рост промышленности ВСНХ за два года обеспечил повышение валовой продукции с 9,5 до 15,6 миллиарда рублей, т.е. на 64% против 41%, предусмотренных по плану пятилетки»[65].

Итак, во втором году пятилетки продукция промышленности ВСНХ в ценах 1926–27 гг. составляла 15,6 млрд руб. В третьем (1931 г.) «решающем» году пятилетки мы имеем согласно резолюции 17-й партконференции увеличение продукции на 21% по отношению к предыдущему году.

Двадцать один процент по отношению к 15,6 млрд руб. составляет 3,3 млрд руб. Итого к концу 1931 года мы имеем в ценах 1926–27 года 18,9 млрд руб. Откуда же взялись 27 миллиардов рублей? Совершенно очевидно, что исчисление велось не в ценах 1926–1927 года, а в ценах 1931 г. Но вести исчисление в ценах 1931 года при бешеном падении стоимости червонца и не говорить об этом в резолюции ни звука — это значит, во-первых, оглушать цифрами, заниматься надувательством и очковтирательством, в чём сталинская клика обвиняет низовых работников, во-вторых, вести исчисление стоимости в повышающихся беспрерывно ценах 1931 года — это означает не дать никакого действительного определения размеров роста продукции. Уже этот статистический трюк Сталина и компании сам по себе говорит, что нужно было бы во что бы то ни стало натянуть хотя бы до 20% повышения.

Итак, мы имеем явное статистическое мошенничество сверху. Но оно, кроме того, дополняется поступлением фальсифицированных, преувеличенных данных непосредственно от заводов, ибо за невыполнение плана снимали с работы, отдавали под суд, обвиняли в оппортунизме и т.д. Не случайно теперь сталинские газеты кричат об очковтирательстве многих предприятий и директоров. Сюда нужно присоединить гигантское ухудшение качества продукции при повышающихся расценках. В переводе всей современной продукции хотя бы только на качество продукции 1926–1927 гг. это должно дать снижение действительной стоимости продукции по крайней мере на 30–40%. Затем сюда нужно добавить огромный рост себестоимости продукции, благодаря гигантским простоям промышленности, растущим из года в год из-за недостатка сырья и дутого планирования. Наконец, сталинская статистика игнорирует, что четыре года тому назад кустарная промышленность также производила значительный процент промышленной продукции, входившей в общий промышленный и торговый оборот страны. В настоящий же момент мы имеем сокращение продукции кустарной промышленности по крайней мере на 35%.

В результате всех этих «поправочных» коэффициентов мы в 1931 г. в общем и целом не только не имели действительного роста производства, но, наоборот, имели бесспорное снижение. В самом деле, металл (даже по официальным данным) дал повышение всего на 6% за год, уголь — 11%, транспорт дал снижение, сахарная промышленность — снижение, химия — ничтожный прирост. Что же касается основных отраслей лёгкой индустрии, то текстильная промышленность работала исключительно, главным образом, на суррогатах и производила (только для счёта) настоящий хлам, кожевенная промышленность на три четверти производила брак и суррогаты, пищевая, торговая, швейная и пр. дают опять-таки аналогичную картину.

Если итоги 1931 года, со всеми вышеперечисленными поправочными коэффициентами, добросовестно сравнить даже с итогами 1927–1928 гг., то тяжёлая промышленность нам даст за этот период рост, лёгкая же промышленность даст, безусловно, снижение.

В 1931 г.наша промышленность работала в целом с нагрузкой в 50-60%, не больше. Сотни тысяч предприятий и цехов работали с огромными перебоями и простоями из-за нехватки сырья, тысячи предприятий целыми месяцами совершенно стояли.

В настоящее время положение не улучшается, а ухудшается. За исключением угля, металла, автомобилей и тракторов, давших скачок за последние месяцы 1931 года и теперь остановившихся на этой точке (190 тонн суточная добыча угля, 15 тыс. — чугуна и 15–16 тыс. — стали), остальные отрасли промышленности даже по отношению к 1931 году дают снижение продукции или стабильное состояние. Сырья нет, необходимых импортных полуфабрикатов нет, оборотных средств нет, хозрасчёт в условиях общей анархии хозяйственной жизни из мощного рычага стимулирования производства превратился в оружие дальнейшей дезорганизации.

Реальная зарплата рабочего по отношению к 1926–1927 году составляет, бесспорно, не более 25%. С выплатой заработной платы в провинции нередко опаздывают на несколько месяцев, питание рабочих невиданно скверное, спецодежды нет. При таких условиях немыслимо и думать о высокой производительности труда рабочих. Голодный, нищий, поставленный в бесправное положение рабочий не может дать высокой производительности труда, даже при наличии всех прочих благоприятных условий.

В дальнейшем перспективы для промышленности ещё более мрачны. Сырья в связи с катастрофическим положением сельского хозяйства и отсутствием валюты для покупки его за границей будет ещё меньше, финансирование промышленности, в связи с полным подрывом платёжеспособности рабочих и крестьянских масс, будет при всех условиях ухудшаться. Уже в настоящее время в скрытом виде в Советском Союзе имеется не менее 400–500 тыс. безработных (Сталин это мошенническим образом скрывает и будет скрывать, ибо он ведь безработицу ликвидировал). В течение ближайших 1–2 лет безработица охватит не менее 2–2,5 млн рабочих, ибо сырья на фабриках не будет, и платить рабочим будет совершенно нечем. На инфляции далеко не уедешь, ибо чем больше используют её сегодня, тем сильнее она даёт отдачу завтра. Совершенно неизбежно дальнейшее падение реальной заработной платы рабочих, ухудшение их питания, падение жизненного уровня и их обнищание.

Что касается капитального строительства, то если даже принято, что действительно будет в 1932 году израсходовано 12 миллиардов рублей, то и тогда в ценах 1926–1927 года это составляет не более 2 млрд рублей. В действительности же эта цифра просто предназначена для пускания простакам пыли в глаза, ибо под ней нет никакой реальной базы — ни соответствующего поступления средств по бюджету, ни соответствующих доходов промышленности. В какой части будет фактически выполнен вышеприведённый дутый план, — сказать трудно. Но уже сейчас на миллиарды рублей строительства законсервированы. Перспективы экономического положения и «динамика» его развития во всяком случае таковы, что в ближайшие два года абсолютно неизбежно полное прекращение капитального строительства, ибо ни налгово-финансовой, ни сырьевой, ни импортно-экспортной базы для этого не будет. Сталинская авантюристическая политика по неумолимому закону диалектики приводит, таки образом, к прямо противоположным результатам. И здесь «крайности сходятся». Чрезмерная авантюристическая индустриализация приводит к таки же результатам, как и оппортунистическое игнорирование индустриализации.

Но если таковы перспективы промышленности, то ещё более катастрофичны перспективы сельского хозяйства. Основной капитал сельского хозяйства, как мы уже увидели, уменьшился не меньше чем на 45%, оборотный капитал сельского хозяйства (продовольственные запасы для себя и корм для скота, семенной материал, одежда и пр.) уменьшился ещё больше — процентов на 60–70. Совхозы, которым при правильной политике и постепенном органическом их росте принадлежит блестящее будущее, превратились в карикатуру и издевательство над социалистическим строительством. Все совхозы стали дефицитными. В зерновых совхозах до 20% урожая оказалось даже не убранным с поля. Уборка урожая 1931 года за отсутствием рабочей силы проводилась в весьма значительной части раскулаченными и мобилизованными в порядке трудповинности колхозников и единоличниками. Подготовки к севу 1932 года по существу нет. Семян не хватает, инвентарь не отремонтирован или отремонтирован плохо, кормов нет, постоянные рабочие и специалисты из-за голода разбежались, заработок рабочим и колхозникам не выплачен ещё за осенние полевые работы, оборотных средств нет. Что будет посеяно ныне в совхозах и как будет посеяно — ясно без комментариев. Сталин и здесь мошеннически, с цинизмом вину сваливает на работников совхозов.

В действительности виноваты не совхозы, а Сталин и его клика, их авантюристическая политика и руководство.

Ещё хуже положение в животноводческих совхозах. Сталин кричит о гигантском росте стада совхозов, но при этом по обыкновению замалчивает, что это стадо создано просто отбиранием у колхозников и единоличников за 1/5, 1/6 действительной их стоимости их коров, свиней, овец. Результат такой потёмкинской административной бюрократической стряпни животноводческих совхозов налицо.

В прошлом году в животноводческих совхозах погибло не менее 20% всего стада и около 70% приплода, в нынешнем году в общем такая же картина, хотя она скрывается. Кормов в животноводческих совхозах не хватает, а в значительной части совершенно нет, семян к весеннему севу не хватает на 50%. Уход за скотом плохой, ибо, как правило, заинтересованности у рабочих никакой, помещений нет. Вместо демонстрирования преимуществ социалистического крупного сельского хозяйства получилось его дискредитирование, насмешка над ним.

Совершенно очевидно, что все совхозы в своей большой части, в их настоящей форме при настоящей политике и при полном расстройстве всей экономики страны обречены в ближайшие 2–3 года неизбежно на развал. Никакие репрессии по отношению к руководителям совхозов, никакие бюрократические усилия не помогут. Под ними нет ни экономической основы (доходность), ни финансовой (отсутствие средств для дальнейшего их субсидирования).

В колхозном секторе — картина не лучше.

Политика насильственной коллективизации потерпела полное банкротство. Постановлений ЦК о том, что при 65% коллективизации деревни считать коллективизацию деревни в основном завершённой — это замаскированное отступление от насильственной коллективизации, это признание того, коллективизация дубиной натолкнулась на стену непреодолимого сопротивления деревни, это замаскированный приказ о приостановке наступления, ибо это наступление не удалось. Кто умеет читать политический смысл таких документов, для него в этом не может быть никакого сомнения.

Однако несравненно важнее ещё другое, а именно — что осталось в данный момент от этих 65%. За последнее полугодие снова начался быстрый распад колхозов и огромные выходы. По ряду косвенных данных и наблюдениям положение в деревне, в настоящее время в колхозах осталось вместо 65% снова не более 35–40%. Например, когда сводка Наркомзема говорит о 18% колхозниках, находящихся в феврале месяце в отходе, то под этой цифрой в основном, несомненно, скрываются выходы из колхозов.

Известно, что на Урале, в Казахстане, в Средней Азии, Западной и Восточной Сибири в ряде районов колхозы распались почти целиком. И эти районы не могут быть исключением, это всеобщее явление. Оставшиеся колхозы держатся лишь на системе принуждения, угроз по отношению к выходящим из них и продолжением политики экспроприации крестьянина единоличника. Дальнейший распад их и разложение абсолютно неизбежны.

Современная политика ограбления деревни привела к тому, что мы имеем гигантское сокращение поголовья скота, причём даже и для оставшегося количества, благодаря отсутствию у крестьян колхозников какой-нибудь заинтересованности в улучшении колхозного хозяйства, грубые корма не заготовлены, а концентрированные почти целиком забраны в хлебозаготовки. В итоге в этом году в колхозах повсюду бескормица и массовый падёж скота. Тягловой силой колхозы совершенно не обеспечены, сбруи нет, саней нет и телег нет, верёвки нет. Плуги бороны, сохи поломаны и не отремонтированы, ибо ремонтировать некому и нет железа и стали. Земля под весенний сев почти не обработана, семена собраны всего на 50%, и те не годны в большинстве для сева.

Колхозники голодают. Во многих местах хлеба они совершенно не получают и питаются исключительно гнилыми суррогатами. Мяса и овощей и подавно нет. Трудодень колхозника в среднем обходится в 20–26 коп. в день *3–4 коп. на довоенные деньги). Наконец, в машинотракторных станциях ремонт тракторов произведён всего на 65% и то лишь для счёту; горючего и смазочного не хватает, рабочих не хватает, наличные рабочие голодают. Отсюда понятно, что дальнейший распад колхозов неизбежен и никакими искусственными адмнистративными бюрократическими подпорками от развала их не спасёшь. Отсюда понятно, что посевная кампания в колхозах неизбежно провалится.

Как же разрешил Сталин хлебную проблему — лучше всего видно из следующих цифр: в 1926–27 году валовой сбор зерновых хлебов равнялся 4700 млн пуд. По источникам расходования эта сумма, по официальным данным, распределилась таки образом:

Продовольствие для сельского хозяйства	1630 млн пуд.
Скота	1370 млн пуд.
Семена	800 млн пуд.
Заготовки	700 млн пуд.
Самогон, порча хлеба и пр.	180 млн пуд.
Итого: 4680 млн пуд.

Кроме этого у сельского населения к концу года было переходящих запасов, перешедших от прошлых лет, 570 млн пуд.

В настоящее время мы имеем такую картину. Во-первых, об остатках от хлебных запасов в деревне не может быть и речи. Их нет, нет зерна.

Затем на продовольствие сельского населения, даже по официальным заявлениям секретарей обкомов, оставляли на душу в год не более 8 пуд., а в действительности меньше. Если мы примем 8 пуд. на душу — это на 130 млн человек сельского хозяйства составит 1040 млн пуд. в год.

Скота осталось в настоящее время не больше 30% от 1927 года, но и этот скот гибнет от бескормицы.

Следовательно, для скота вместо 1370 млн пуд. надо выделить не более 350 млн пуд в год. На семена, допустим, израсходовано 800 млн пуд. Наконец заготовлено в 1931 г., как утверждает постановление СНК СССР и ЦК ВКП(б)[66], 1400 млн пуд., в результате для 1931 г. мы получаем:

Для пропитания сельского хозяйства	1050 млн пуд.
На прокорм скоту	350 млн пуд.
На семена	800 млн пуд.
Хлебозаготовки	1400 млн пуд.
Итого: 3600 млн пуд.

Если даже допустим, что недород снизил валовой сбор хлебов на 300 млн пуд., то добавлением последней цифры мы всё же получаем лишь 3900 млн пуд., т.е. по сбору урожая мы имеем в 1931 году по отношению к 1926–27 году уменьшение почти на 20%.

Приведённые цифры, таким образом, явно показывают не увеличение посевных площадей по отношению к 1926–27 году, а уменьшение на 15–17%. Если же принять во внимание, что мы брали всё ещё преувеличенные цифры и на пропитание, и на посев, и на корм скоту, если, наконец, принять во внимание, что и сама цифра 1400 млн пуд. заготовленного хлеба является дутой, то уменьшение посевных площадей в 1931 г. по отношению к 1926–27 году надо считать не менее чем 30–35%. Теперь результат фокуса налицо — сельское хозяйство переживает катастрофу.

Ещё убийственнее положение в единоличных хозяйствах, которые в настоящее время, как мы показали, составляют фактически 60–65% всего сельского населения. Тягловой силы у них по сравнению с 1926–27 годом остался ничтожный процент (25–30), семян к весеннему севу (дано по сводкам Наркомзема) почти совершенно нет (10–15), весь семенной материал отобран в хлебозаготовки. Земли под обработку в значительной части не отведены, а отведённые не обработаны, сами единоличники голодают и бегут куда глаза глядят. При таких данных можно наперёд сказать, что единоличник посеет совершенно ничтожный процент, можно уверенно утверждать, что в этом году будет посеяно не более 60% фактической посевной площади прошлого года, а фактическая посевная площадь прошлого года, в свою очередь была ниже посевной площади 1930 и 1929 года. (Теперь Сталин в «Правде» кричит об очковтирательстве местных работников при составлении статистических сведений о посевных площадях, но это очковтирательство в результате сталинского требования обязательно демонстрировать его политику в деревне началось с начала 1929 года.)

Сейчас даже слепому должен быть ясен фокус Сталина, с помощью которого он разрешил хлебную проблему. Увеличение размеров хлебозаготовок в 1929–30 и 31 гг. шло не за счёт действительного увеличения производства хлеба, а за счёт собственного потребления деревни (для пропитания населения, для корма скоту и для семян), за счёт усиления с каждым годом завинчивания пресса хлебозаготовок и за счёт сокращения основного капитала деревни. (Нельзя забывать, что крестьянам за отбиравшийся хлеб и скот с каждым годом, начиная с 1928 г., платили всё меньшую долю их действительной стоимости. В 1932 г. эта доля составляла не более 15–20%).

Уже в этом году мы во многих районах наблюдаем в деревне и в городах положение, близкое к голоду 1929 г., на будущий же год положение будет несравненно хуже, ибо, во-первых, посеяно будет не более 60% посевной площади 1931 года и, во-вторых, можно заранее предвидеть плохой урожай, так как сев будеи произведён плохими семенами, полученными от переваливания мякины и второго обмолота соломы, и на плохо обработанных землях (лишь бы выполнить план), и, в-третьих, для уборки урожая будет нехватка рабочей силы. Это, в свою очередь, будет неизбежно связано с дальнейшим уничтожением основного капитала деревни и превращением десятков миллионов сельского населения в подлинных нищих и бродяг.

Перспективы сельского хозяйства определяют в огромной степени и перспективы промышленности. Паралич подавляющей части промышленности при таких перспективах сельского хозяйства на более или менее длительный период совершенно неизбежен. От этого Сталин никак не сможет уйти. Закон экономического развития и при социалистическом строительстве обмануть нельзя. Если ты их игнорируешь сегодня, они с тем большей силой мстят за себя завтра.

В связи с перспективами промышленности и сельского хозяйства находятся и перспективы бюджета. До 1931 года мы имеем (даже при переводе на устойчивую валюту) рост госбюджетов. Этот рост значительно меньше, чем его рисуют казённые финансисты, умалчивая, что он выражается в знаках бешено падающей валюты, но рост всё же несомненный. За счёт чего, однако, он совершался? Сталин и Ко пытаются кого-то обмануть и утверждают, что этот рост опирался на рост материального благосостояния масс и рост народного дохода. В действительности же он опирался исключительно на прямую и косвенную замаскированную экспроприацию деревни, на понижение реальной заработной платы рабочих и служащих и на инфляцию. Увеличение доходной части бюджета происходило, во-первых, за счёт гигантского роста замаскированной формы налогов (займы как в кооперации, взносы за акции Трактороцентра, акциз, водка, повышение цен на товары, выпуск бумажных денег и пр.), во-вторых, за счёт прямой экспроприации сначала кулацкой, а потом середняцкой части деревни и части городских нэпманов и, в-третьих, за счёт большого роста прямых налогов.

Рост налоговых и вненалоговых бюджетных поступлений происходил не за счёт роста материального благосостояния масс, а за счёт снижения их экономического жизненного уровня и уничтожения основного капитала деревни.

Прямые и замаскированные налоги отнимали у рабочего не менее 40% его заработной платы, а у крестьянина-середняка не только весь доход, но и часть его основного и оборотного капитала.

В 1931 г. мы, однако, уже даже в устойчивой валюте не только не имеем роста бюджета, но, наоборот, имеем его падение. По утверждению Гринько, в 1931 г. бюджет возрос на 58,8 процента. Но за этот же период произошло падение стоимости червонца не менее чем на 80–90% по отношению к его стоимости в 1930 г. Таким образом, в переводе на устойчивую валюту доходная часть бюджета уже в 1931 году понизилась, надо полагать, не менее чем на 20–30% по сравнению с 1930 г. В 1932 г. бюджет по плану вновь должен возрасти на 34,1%.

Но первый квартал показывает, что при всех усилиях и репрессиях из обнищавшего населения городов и сёл даже в падающей валюте уже нельзя выколотить нужной суммы.

Дальше падение платёжеспособности при одновременном падении стоимости червонца пойдёт ещё быстрее. Отсюда совершенно ясно, что фактический бюджет 1932 г. в твёрдом ценностном выражении будет ещё несравненно ниже, чем в 1931 году.

Перспективы бюджета во всяком случае таковы, что в ближайшие два года его доходная часть должна в твёрдом исчислении опуститься на 30–40% ниже размеров бюджета 1927–28 гг., ибо платить прямые и косвенные налоги будет некому, а доходы промышленности составляют в бюджете всего 12–15%, и последние в свою очередь зависят от уровня благосостояния масс.

Чудес на свете не бывает. Все чудотворцы были шарлатанами. И сталинские чудеса роста бюджета на 50% за год ходом событий также будут разоблачены как чудеса шарлатана.

Инфляция, развивающаяся необычайно быстро, в свою очередь будет углублять кризис.

Развитие инфляции совершается с двух концов. Инфляция развивается, во-первых, благодаря новым и новым выпускам бумажных денег, и, во-вторых, вследствие сокращения товарооборота, перехода крестьян, рабочих и даже государственных и кооперативных организаций к прямому товарообмену.

В настоящее время стоимость червонца в золотой валюте равняется всего 60–70 коп. Дальше процесс падения стоимости червонца пойдёт по всем признакам ещё быстрее. Если же Сталин попытался бы покончить с инфляцией, то острота кризиса на первых шагах лишь возросла бы.

Наконец, экономический кризис находит своё выражение как во внешней, так и во внутренней торговле. Во внешней торговле в 1932 году мы имели пассивное сальдо в 200 млн золотых рублей. Важнейшие статьи сельскохозяйственного экспорта — скот, мясо, лён, птица, сало, яйца, щетина и пр.– или выпали совершенно из оборота, или сильно сократились. То же, что вывозится за границу (хлеб, мясо), вывозится за счёт недоедания рабочих и крестьян и продаётся за полцены, ниже себестоимости и с точки зрения разумной социалистической политики является преступлением.

В дальнейшем и по этим статьям совершенно неизбежно полное прекращение экспорта. Точно также и в связи с общими перспективами развития кризиса неизбежно сокращение экспорта и по таким статьям, как нефть, лес, промтовары.

В настоящее время газеты кричат об освобождении от импорта, но эти крики означают только замаскированный крах нашего экспорта.

Во внутренней же торговле кризис проявляется:

1) в гигантском росте цен, в полном разрыве политики цен с ленинскими принципами торговли, подтверждёнными вновь в решениях 15-го съезда ВКП(б). Требования Сталина и Микояна к кооперации культурно торговать — гнусное фарисейство, ибо культурная торговля означает в первую очередь низкие цены, Сталин же с Микояном, кругом запутавшись и обанкротившись, установили на все товары настоящие грабительские, ростовщические цены;

2) в гигантском товарном голоде на все товары и в то же время в проявлениях кризиса сбыта (замораживание товарооборота), отражающем полный подрыв покупательной способности населения;

3) в дефицитности огромной части кооперативной сети деревни;

4) в переходе между торгующими организациями во многих случаях в прямому товарообмену;

5) в повсеместном распространении спекулятивных сделок и перепродаж государственными и кооперативными торгующими организациями (покупка оптом по розничным ценам), перепродажа из-за нужды рабочими и служащими по двойным и тройным ценам того, что они купили в магазинах, на вольном рынке;

6) в создании локальных (местных) рынков с местными ценами, как результат разрыва торговых и экономических связей и как выражение различной степени дезорганизации экономики в различных частях Советского Союза;

7) в начавшемся переходе деревни к натуральному хозяйству;

8) в расстройстве всего торгового аппарата.

Беспомощно метаются (примечание — так в документе) в политике цен, которые мы наблюдали за последнее полугодие, во внутренней торговле лучше всего иллюстрируют полную дезорганизацию внутренней торговли.

Так обстоит дело с характером, размером и перспективами нашего экономического кризиса. Где искать корни и истоки кризиса? Они прежде всего лежат в авантюристических, не увязанных с развитием всего народного хозяйства темпах индустриализации. «Чудо» темпов теперь показывает оборотную сторону медали.

Чудеса темпов и рост капитальных вложений в промышленность совершились за счёт следующих источников:

1) за счёт экспроприации и обнищания деревни и понижения жизненного уровня;

2) за счёт невиданного роста прямых и косвенных налогов на рабочих и понижения их жизненного уровня, их реальной заработной платы;

3) за счёт инфляции, являющейся по существу, тоже одним и видов налогов;

4) и, наконец, за счёт полного израсходования наших золотых запасов.

Сталинские темпы индустриализации, следовательно, коренным образом противоречат решениям 15-го съезда и установленным этими решениями принципам индустриализации. Не случайно Сталин и его клика, как воры, обходят эти «опасные места» в резолюциях 15-го съезда. Не случайно, что Сталин ни словом не обмолвился в своём докладе на 16-м съезде об этих решающих директивах 15-го съезда.

Резолюция 15-го съезда ВКП(б) гласит: «При составлении пятилетнего плана народного хозяйства, как и при составлении всякого хозяйственного плана, рассчитанного на более или менее длительный срок, необходимо стремиться к достижению наиболее благоприятного сочетания следующих элементов: (расширенного потребления рабочих и крестьянских масс;) расширенного воспроизводства (накопления) в государственной индустрии на основе расширенного воспроизводства в народном хозяйстве вообще; более быстрого, чем в капиталистических странах, темпа народнохозяйственного развития и непременного систематического повышения удельного веса социалистического хозяйственного сектора, что является решающим и основным моментом во всей хозяйственной политике пролетариата». И дальше, в области соотношения между производством и потреблением «необходимо иметь в виду, — говорится в резолюции, — что нельзя исходить из одновременно максимальной цифры того и другого (как это требует оппозиция теперь), ибо это неразрешимая задача, или исходить из одностороннего интереса накопления в данный отрезок времени (как того требовал Троцкий, выставляя пароль жёсткой концентрации и усиленного нажима на рабочих в 1923 г.), или исходить из одностороннего интереса потребления. (Принимая во внимание и относительную противоречивость этих моментов и их взаимодействие и связанность, причём с точки зрения развития на длительный срок интересы эти в общем совпадают, необходимо исходить из оптимального сочетания обоих этих моментов.)

То же самое необходимо сказать относительно города и деревни, социалистической индустрии и крестьянского хозяйства. Неправильно исходить из требования максимальной перекачки средств из сферы крестьянского хозяйства в сферу индустрии, ибо это требование означает не только политический разрыв с крестьянством, но и подрыв сырьевой базы самой индустрии, подрыв её внутреннего рынка, подрыв экспорта и нарушения равновесия всей хозяйственной системы. С другой стороны, неправильно было бы отказываться от привлечения средств деревни к строительству индустрии; это в настоящее время означало бы замедление темпа развития и нарушение равновесия в ущерб индустриализации страны.

В вопросе о темпе развития необходимо, главным образом, иметь в виду крайнюю сложность задачи. Здесь следует исходить не из максимума темпа накопления на ближайший год или несколько лет, а из такого соотношения элементов народного хозяйства, которое обеспечивало бы длительно наиболее быстрый темп развития. С этой точки зрения нужно решительно и раз навсегда осудить оппозиционный лозунг повышения цен: этот лозунг не только привёл бы к бюрократическому перерождению и монополистическому загниванию промышленности, не только ударил бы по потребителю, и в первую очередь по рабочему классу и бедноте города и деревни, не только дал бы величайшие козыри в руки кулаку — он через некоторое время дал бы резкое снижение темпа развития, сузив внутренний рынок, подорвав сельскохозяйственную базу промышленности и застопорив технический прогресс в индустрии.

В области соотношения между развитием тяжёлой и лёгкой индустрии равным образом необходимо исходить из оптимального сочетания обоих моментов. Считая правильным перенесение центра тяжести в производство средств производства, нужно при этом учитывать опасность слишком большой увязки государственных капиталов в крупное строительство, реализующееся на рынке лишь через ряд лет; с другой стороны, необходимо иметь в виду, что более быстрый оборот в лёгкой индустрии (производство предметов первой необходимости) позволяет использовать её капитала и для строительства в тяжёлой индустрии, при условии развития лёгкой индустрии.

Только учёт всех вышеозначенных факторов и плановая увязка их позволяют вести хозяйство по пути более или менее планового, более или менее бескризисного развития».

Таковы принципы индустриализации намеченные 15-м съездом в резолюции «О директивах по составлению пятилетнего плана народного хозяйства». Мы нарочно привели необычайно длинную выдержку из резолюций 15-го съезда, чтоб каждый мог убедиться, что современная политика и принципы индустриализации в корне враждебны решениям 15-го съезда, они непримиримы с этими условиями.

Решения 15-го съезда о темпах индустриализации дают образец правильного, марксистско-ленинского подхода к вопросу о темпах. Суть процитированной части резолюции заключается в требовании соблюдения всюду необходимой меры. Митины, Ральцевичи, Юдины, Кольманы[67] и Ко , занимающиеся проституированием ленинизма на теоретическом фронте, без конца болтают о диалектике и её основных законах, но они при этом даже не заметили, что для практически революционной деятельности везде и при всяких условиях правильное понимание гегелевского и марксистско-ленинского учения о мере — решающее условие успеха. Кто не понимает условия необходимости сохранения и соблюдения меры (понимая, конечно, это слово в марксистско-ленинском, революционном, а не оппортунистическом и не в либеральном духе) в любой области борьбы за торжество коммунизма, кто не умеет применять этот важнейший принцип диалектики на практике, тот всегда будет беспомощно метаться между авантюризмом и оппортунизмом.

Мера — конкретная истина бытия. Всякое состояние или действие, доведённое до крайности, переходит в свою собственную противоположность, — так говорит Гегель. Всякая истина, если её преувеличить, если её вывести за границу её действительной применимости, неизбежно превращается в абсурд, — так учит Ленин.

Именно диалектическое требование соблюдения меры в темпах индустриализации, в соотношении развития тяжёлой и лёгкой индустрии лежит в резолюции 15-го съезда и составлении пятилетнего плана и, наоборот, полное отрицание меры в темпах индустриализации и правильных соотношений между потреблением и накоплением индустриализации и выколачиванием средств из деревни, развитием тяжёлой и лёгкой индустрии мы видим на практике, результатом и выражением чего и является невиданный экономический и политический кризис в СССР.

Сталин, как свойственно мошеннику и софисту, изобразил дело так, что Бухарин, Рыков, Томский якобы были против быстрых темпов. На деле их требование заключалось только в соблюдении меры как в темпах индустриализации, так и в извлечении средств на дело индустриализации деревни. И в этом отношении они были абсолютно правы.

Индустриализация, доведённая до абсурда, превратилась в свою собственную противоположность: из орудия могучего роста материального благосостояния трудящихся она превратилась в подлинное народное бедствие и проклятие для народных масс. Социалистическое строительство Сталин превратил в строительство фараона. Социалистическое строительство индустрии характеризуется только тем, сколько строят и что строят, но и если строят, то как строят. Строительство на костях рабочих и трудящихся, на обнищании, на ограблении масс и насилии над ними — не есть подлинное социалистическое строительство.

Кроме того, выдвинув авантюристический лозунг — догнать и перегнать передовые капиталистические страны в 10 лет, он добился этим только того, что мы не сможем догнать их в 25 лет (что было бы возможно при правильной политике и разумных темпах, если допустить, что капитализм может просуществовать и развиваться ещё 25 лет), ибо дальнейшая индустриализация на длительный период оказывается, как мы уже видели и выше, невозможной.

Из авантюристической индустриализации выросла и авантюристическая насильственная коллективизация. Для выколачивания средств из деревни Сталину сначала потребовались «чрезвычайные меры», а затем лозунг «ликвидации кулачества как класса», под прикрытием которого была проведена экспроприация кулаков, а затем и всей остальной массы деревни. «Бурные темпы коллективизации» явились закономерным, естественным продуктом всех вышеназванных мероприятий. Исход такой коллективизации можно было бы, однако, заранее предсказать.

Когда Энгельс в своё время в брошюре «Крестьянский вопрос во Франции и Германии» писал, что наша задача по отношению к мелким крестьянам состоит в том, чтобы их частное производство и частную собственность перевести в товарищескую не насильно, а посредством примера и предложения общественной помощи для этой цели[68], — он гениально предвидел гибельные последствия, которые повлекут за собой насильственное объединение частного производства крестьян в товарищеское. Когда программа Коминтерна против насильственной коллективизации крестьян специально говорит, что «всякая насильственная ломка их хозяйственного уклада и принудительное их коллективизирование привели бы лишь к отрицательным результатам»[69], мы в настоящее время также видим гигантское значение этого предупреждения.

Но для Сталина программы партии и Коминтерна существуют только затем, чтобы их не выполнять.

Сталин изображает дело так, что никакой насильственной коллективизации нет, а есть лишь «организационное содействие» и «поощрение» коллективизации при наличии «решительного поворота середняка к социализму». Сталинское «организационное содействие» и «поощрение» так же похожи, однако, на то, что ими обозначается, как японская политика в Маньчжурии на политику содействия самоопределению народов. Результаты этой коллективизации те же, что и результаты индустриализации. Плюсы превратились в минусы, и лучшие надежды лучших умов человеческих превращены в посмешище. Вместо показа преимуществ крупного социалистического хозяйства — демонстрация его недостатков перед мелким индивидуальным хозяйством.

Антиленинская политика индустриализации и коллективизации, само собою разумеется, выражается и в соответствующих методах планирования. При правильной политике планирование является могучим рычагом социалистического строительства. Без планирования нет социалистического строительства. В капиталистическом обществе развитие производительных сил совершается стихийно.

Закон стоимости постоянно и с неумолимой силой определяет здесь меру развития и меру количественных соотношений между различными частями хозяйства.

Восстановление нарушенных соотношений и пропорций в капиталистическом обществе совершается через кризисы и катастрофы.

При пролетарской же диктатуре в условиях социалистического строительства темпы развития, соотношения и пропорции между различными частями экономики, мера изменения соотношений в каждый данный отрезок времени должны устанавливаться сознательно, заранее, с обязательной постановкой цели — укрепления социалистического сектора хозяйства и его удельного веса.

Целеустремлённость планирования, однако, ни в какой мере на равнозначна авантюристическому, ненаучному, неленинскому плановому субъективизму и произволу. («План — это мы».) Подлинный, правильный путь — мера темпов и возможных сдвигов в развитии — в решающей степени зависит как раз не от воли людей, а от наличных материальных производительных сил, соотношения классовых сил, культурного уровня рабочего класса и трудящихся масс, внутренней и международной политической и экономической обстановки и даже от естественных, природных климатических условий.

Именно последние факторы являются решающими при расчётах темпов накопления и намеченных сдвигов и изменений в соотношениях между различными частями социалистического и частнохозяйственного сектора. И лишь на основе правильного и верного учёта этих факторов сама воля людей является гигантским рычагом, ускоряющим и стимулирующим социалистическое строительство.

Только при принятии этих принципов планирования оно даёт нам возможность научно предвидеть и действительно сознательно руководить социалистическим строительством.

В противном же случае планирование превращается в простую игру в цифирки, в самообман, в авантюризм.

Авантюристический план и его влияние сегодня с большей силой ведут к дезорганизации всей экономики и подчинению власти стихии завтра. Планирование из орудия социалистического строительства становится орудием расстройства экономики и внесения в неё анархии и хаоса. Решающее преимущество социалистическолго строительства перед капитализмом — план, предвидение, расчёт и учёт — исчезает. Мало того, при этих условиях плюс и здесь превращается в минус, ибо в то время, ка при капитализме закон стоимости (хотя и через кризис и величайшие жертвы, но через 2–3 года) создаёт условия (конечно очень узкие, ограниченные рамками частной собственности) для нового развития производительных сил или по крайней мере для предотвращения их дальнейшего падения (депрессия), то при плановом строительстве авантюристические планы из года в год могут дезорганизовать экономику в течение более длительного периода и довести всю страну до полного паралича и голода, как это имеет место в данный момент.

Поистине, не только «вес», но и все сталинские эксперименты на спине трудящихся растут по Гегелю. Сталин на словах и в планировании и во всех других областях — тоже за меру. Его борьба на два фронта должна «изображать» соблюдение этой меры. Но как вся сталинская политика выродилась в злейшую карикатуру на ленинизм, так и его борьба на два фронта является издёвкой над учением Ленина.

Ленинская борьба на два фронта вытекала всегда из честного конкретного, исчерпывающего марксистского анализа политической и экономической обстановки и взглядов своих противников. Сталинская борьба «на два фронта» за последние годы вытекает, наоборот, из его политического банкротства и разрыва с ленинизмом; она опирается на фальсификацию действительного положения вещей и взглядов инакомыслящих членов в ВКП(б); она призвана только маскировать его политические комбинации.

Ленинская борьба на два фронта являлась всегда результатом величайшей его последовательности и принципиальности; сталинская, наоборот, — продукт его беспринципности и политических трюков.

Таков характер сталинской борьбы на два фронта вообще, таков он и в области планирования.

Экономическая политика Сталина, несмотря на то что мы за последние годы построили десятки крупнейших заводов и фабрик, электрических станций и пр. по последнему слову техники, чему должен был бы, казалось, радоваться каждый рабочий, каждый трудящийся, привела таким образом, не только к невиданному экономическому кризису всей страны, но она дискредитировала самые принципы социалистического строительства и отбросила нас в экономическом отношении не менее чем на 12–15 лет назад.

II. Кризис партии

Кризис партии охватил все стороны партийной жизни. Он находит своё выражение прежде всего в теоретическом кризисе.

Ленинизм извращён и фальсифицирован в настоящее время до неузнаваемости. Материалистическая диалектика заменена софистикой, схоластикой и плоской лживой апологетикой политики Сталина и его руководства.

Марксистско-ленинское понимание важнейших теоретических, а вместе с тем и политических вопросов — борьбы с оппортунизмом, массовой борьбы, классовой борьбы, природы социалистического общества, объективного и субъективного факторов в социалистическом строительстве, принципов социалистической индустриализации, политики партии в деревне и коллективизации и применение этого понимания на практике — подменено пустой, лживой и крикливой «левой фразой», находящейся в вопиющем противоречии с фактами и действительностью. Теоретическая, а вместе с тем и практическая постановка решающего для большевизма вопроса борьбы с оппортунизмом опошлена, до последней степени вульгаризована, превращена в карикатуру и просто в средство для оправдания политики Сталина, терроризирования инакомыслящих и в хлопающий бич погонщика при проведении всякого рода кампаний.

В партии господствует невероятный теоретический разброд и страх не только перед постановкой какой-либо новой теоретической проблемы, что сейчас абсолютно невозможно, но и всякой мало-мальски самостоятельной мысли.

Убита всякая живая марксистско-ленинская теоретическая мысль.

Разгром деборинской группы[70] за то, что она не проявляла усердия в апологетической защите политики Сталина и в восхвалении его теоретически безграмотных и тупых статей, группы, имевшей ряд недостатков и делавшей немало теоретических ошибок и промахов, но бывшей всё же лучшим из всего, что имелось на теоретическом фронте не только в ВКП(б), но и в Коминтерне, — окончательно завершил теоретическое опустошение партии.

В настоящее время на теоретическом фронте подвизается всё, что есть в партии самого недобросовестного, бесчестного. Здесь работает настоящая шайка карьеристов и блюдолизов (Митин, Юдин, Ральцевич, Кольман и пр.), которые в теоретическом услужении Сталину показали себя подлинными проститутками.

Вся марксистско-ленинская и партийно-историческая литература, вплоть до истории ВКП(б) Ярославского, фактически в настоящее время находится под запретом. Даже Ленина стараются всячески кастрировать и подстричь под сталинскую гребёнку.

На книжном рынке по теоретическим вопросам в течение последних двух лет абсолютная пустота: портфели издательств пусты. Всякий не потерявший стыд литератор отказывается писать, ибо, если в книге нет ссылки на Сталина и его восхваления, её или отказываются печатать, или после выхода книги в свет шайка теоретизирующих лакеев подвергает её «проработке».

В журналах идут схоластические и софистические рассуждения о завершении построения социалистического общества, гигантских успехах социалистического строительства, росте благосостояния масс, переделке колхозника, совершенно обходящие, замалчивающие и извращающие действительность, рассуждения, вызывающие у всякого честного мыслящего читателя-большевика только чувство тошноты и возмущения.

Сталинская теоретическая ограниченность, тупость и защита его обанкротившейся генеральной линии являются пограничными столбами, за черту которых отныне не смеет переступить ленинизм и материалистическая диалектика.

На практике это означает полное удушение ленинизма. На практике это означает, что партия отныне лишена возможности открыто пользоваться несравненным теоретическим оружием марксизма-ленинизма для разрешения стоящих перед нею задач.

Подлинный ленинизм отныне перешёл на нелегальное положение, является запрещённым учением. Этим характеризуется вся глубина теоретического кризиса в партии.

Теоретический кризис является, однако, не самостоятельным. Он вырос из организационного кризиса партии и является естественным продуктом последнего.

Организационный кризис партии выражается в том, что демократический централизм, — организационный принцип, совершенно правильный и необходимый для компартии, — в результате внутрипартийной борьбы, отсечения одной руководящей группы партии за другой, постепенного и незаметного усиления роли партийного аппарата, постепенного и незаметного усиления роли Сталина в течение последних 7 лет, — за последние 2–3 года быстро, «скачком», перерос и превратился в личную диктатуру Сталина. Сам Сталин, в свою очередь, из «недостаточно лояльного», как его характеризовал Ленин в своём завещании, т.е. из недостаточно честного, добросовестного, но всё же пролетарского политика, в свою очередь, превратился в мелкобуржуазного авантюристического политикана и диктатора. В настоящее время создалось совершенно своеобразное, оригинальное, невиданное положение. С одной стороны, сохранились по форме все старые органы пролетарской диктатуры, хотя они уже в значительной мере оказываются органами, враждебными массам, стоящими над массами, направленными, несмотря на формальное участие в них представителей самих масс, на подавление желания масс по-ленински разрешить вопросы социалистического строительства, на обман масс. С другой стороны, над этими органами возвышается неограниченный диктатор, никем фактически несменяемый, никому фактически неподконтрольный, ни перед кем фактически неответственный, сосредоточивший в своих руках в десятки раз большую власть, проявляющий в десятки раз больше личного произвола и издевательства и насилия над массами и страной, чем любой бывший монарх любого абсолютистского государства.

Для оправдания этого положения на многих партийных собраниях даже уже открыто выдвигается и новая теория: опыт коллективного руководства в партии себя не оправдал; для успехов социалистического строительства нужна единая сильная рука, нужен глава партии и государства.

Политбюро и ЦК, в свою очередь, из полновластных органов партии превратились в совещательные органы при Сталине, над которыми Сталин издевается не менее цинично, чем царь над государственной думой. Блестящей иллюстрацией к доказательству этого положение может служить «историческое» выступление Сталина со своими пресловутыми 6-ю условиями. Всем известно, что всего за две недели до этого был Пленум ЦК[71], Сталин нарочно на этом Пленуме не выступал. После же опубликования резолюций Пленума, когда партаппарат только что заготовил тезисы для проработки резолюций по ячейкам, выступает на собрании хозяйственником Сталин, и вся печать и на всех собраниях вместо резолюций Пленума начинают прорабатывать, мусолить в течение нескольких месяцев его бездарные 6 условий. О Пленуме после выступления Сталина тотчас же забывают, о нём уже больше не упоминают, зато 6 условий склоняются на разные лады всюду и везде. Политически весь этот сталинский манёвр означает не что иное, как плевок Центральному Комитету в лицо. «Плевал я на Центральный Комитет, — сказал Сталин своим выступлением. — Извольте прорабатывать не резолюции Пленума, а мою речь». И Политбюро вместе с ЦК не нашло ничего лучшего, как выразить удовольствие по поводу получения этого плевка, и самый плевок объявило «историческим» плевком.

Поистине дальше пасть некуда.

Совещательная роль ЦК находит в настоящее время своё внешнее выражение и в другом явлении: все постановления, все резолюции, все приветствия, все статьи в «Правде» говорят уже не просто о Центральном Комитете, а обязательно о Центральном Комитете «во главе с т. Сталиным». Это превращение «титула» Центрального Комитета произошло за счёт сокращения его прав. Никогда такого «титулования» Центрального Комитета не было ни при Ленине, ни после Ленина до последнего времени. Это явление последних 2–3 лет, и оно с нескрываемой ясностью говорит о той жалкой роли, которую играет теперь ЦК. Такую же картину мы имеем и на местах. Секретари областных комитетов — просто наместники Сталина, а секретари районных комитетов — чиновники, назначенные секретарями областных комитетов или аппаратом с их согласия. Партийные комитеты и тут, по существу, играют совещательную роль. Личная диктатура вверху на единоличное руководство и уничтожение коллективности внизу.

Устав партии формально остаётся, не отменяется, но только затем, чтобы его не исполнять и действовать вопреки уставу и тем правам, которые он представляет каждому члену партии и каждой организации.

Не менее характерна и эволюция ЦКК. Из органа, призванного не только охранять и защищать единство партии, но и её права от узурпации вождя или вождей, она просто стала многочисленной кроватью, на которой диктатор справляет свои оргии — расправы с инакомыслящими членами партии и целыми организациями.

В результате всех происходящих в партии сдвигов и процессов партаппарат превратился в самодовлеющую силу. Раньше партия создавала аппарат, теперь аппарат создаёт по своему образцу и подобию партию, раньше партия господствовала над аппаратом, аппарат был только одним из органом партии, сейчас партия превратилась только в орган аппарата. Партия в ходе «развития» превращена в безгласную исполнительницу воли аппарата, который сам, в свою очередь, является безгласным исполнителем воли диктатора и его агентов на местах.

Выборность про форме остаётся, фактически же она в течение 4-х лет, начиная с районных комитетов, совершенно уничтожена. Секретарь назначается, «рекомендуется» высшим партийным органом, а обязанность партийного комитета — его выбрать. Выборы всегда проходят потому, что у членов партии утратилось даже и само сознание своих прав, обезличенных уставом. Если же в каком-нибудь редком архиисключительном случае комитет поднимает «бунт на коленях» против присланного кандидата, то ему прописывают «кузькину мать» и рекомендованного для поддержания авторитета начальства всё же проводят и избирают.

Все эти методы «выборности» стали в настоящее время партийной традицией. Молодые члены партии даже и не знают уже других методов выборов.

Усиление партийного аппарата, исполнительных органов партии за счёт «законодательных» находит своё выражение и в удлинении сроков между съездами партии и Пленумами ЦК. Раньше съезды партии собирались каждый год, а Пленумы ЦК в 1–1,5 месяца раз, затем съезды стали собираться в 2 года раз, а Пленум в 3–4 месяца, теперь же 17-й съезд партии соберётся, по-видимому, уже не раньше, как через 2,5 года после 16-го съезда, а Пленумы собираются не чаще, чем в полгода раз.

О внутрипартийной демократии даже и Сталин последнее время перестал говорить, ибо её нет. В доме повешенного не говорят о верёвке. Можно встретить в газетах иногда ещё крики о развёртывании самокритики. Но в этой самокритике также нет ничего большевистского. Тут мы имеем обычное сталинское жульничество. Большевистская самокритика в рамках ленинизма означает самокритику всех, начиная от секретаря ячейки и кончая секретарём ЦК. Большевистская самокритика означает самокритику без разрешения или распоряжения начальства, самокритику без боязни репрессий. При Ленине именно так и было. Ленина не боялись критиковать члены партии, и Ленин, в свою очередь, не применял к ним никаких репрессий, запугиваний и клеветнических выпадов. Теперь картина совершенно иная. Ныне самокритика допускается только до определённого ранга или в личных интересах Сталина.

Вы можете критиковать секретаря ячейки, директора треста, председателя кооператива. Вы можете иногда в провинции критиковать секретаря районного комитета. Такая критика и самокритика даже поощряется сверху. Это Сталину выгодно. «Самокритика» кооператоров отвлекает внимание от действительного виновника плохого снабжения рабочих, «самокритикой» директора, председателя треста отвлекается внимание от действительных причин «прорыва», остановки предприятий, отсутствия сырья и т.д. Наконец, Сталин поощряет «самокритику» тез вождей и теоретиков партии, которых он решает с треском вышибить со своих постов, оскандалить и оклеветать. Здесь же он категорически требует «самокритики». Пусть попробуют не критиковать члены партии таких вождей и теоретиков! Он разделается с ними по-своему! История «самокритики» Бухарина, Рыкова, Томского, Угланова, Сырцова, Ломинадзе, Рютина, Деборина, Стэна и даже Ярославского достаточно научила членов партии пониманию природы и механики этой самокритики. Все уклонявшиеся от «критики» этих людей или высказывавшиеся против подобных методов «самокритики» были сняты с работы, исключены из партии, подвергнуты невиданной травле и, наоборот, все проявившие усердие в такой «самокритике» были повышены по службе.

Такая «самокритика» в почёте.

Зато его верные чиновники и слуги (не только из членов Политбюро, но и секретари областных комитетов) могут быть совершенно спокойны. Их никто не посмеет критиковать. Всем известно, чем кончилась попытка ленинградцев разоблачить Кирова, как бывшего кадета и редактора кадетской газеты во Владикавказе. Им дали «по морде» и заставили замолчать. Сталин руководствуется правилом умершего американского босса Пенроза и решительно «защищает своих собственных мерзавцев». В серьёзность сталинской «самокритики» может поверить только безнадёжный идиот.

Самокритика в руках Сталина из орудия воспитания масс, из средства самопроверки и сплочения партийных рядов на почве уяснения спорных и больных вопросов, из оружия социалистического строительства также превратилась в орудие для достижения его личных политических комбинаций.

В связи и на основе всех сдвигов, происшедших в партийной жизни, изменился и самый состав руководящих партийных кадров. Раньше на партийную работу выдвигались люди, проявившие себя своей большевистской стойкостью, умением отстаивать свои взгляды и убеждения, своей принципиальностью, теоретической подготовкой, своими ораторскими способностями, своими глубочайшими связями с рабочими массами и умением руководить массами, своим героизмом, честностью и заслугами перед партией и пролетарской революцией. Теперь наоборот, выдвигаются своей лестью, хитростью, покорностью, доносами, подхалимством и верностью начальству; сейчас на партийную работу подбираются люди самые ручные, самые беспринципные, готовые десятки раз покаяться и десятки раз отказаться от своих убеждений, люди умеющие хорошо лицемерить и обманывать массы членов партии и рабочих.

Благодаря тому, что вся политика Сталина и партаппарата является антиленинской, враждебной массам членов партии и рабочих, — сам партаппарат из органа близкого и родного массам, органа, руководящего массами и воспитывающего их, из органа, опирающегося на глубочайшее доверие масс, превращается всё больше в орган, стоящий над массами и враждебный им, в орган, по преимуществу карающий и терроризирующий их.

Политика, находящаяся в кричащем противоречии с учением Маркса и Ленина и в кричащем противоречии с самой действительностью, естественно, не может проводиться на основе принципов внутрипартийной демократии. Сознательная дисциплина большевистской партии может опираться только на внутреннюю уверенность партии в правильности политики партии. А так как у подавляющего большинства партии существует не только полная неуверенность в её правильности, но, наоборот, полная уверенность в её неправильности, то старая партийная дисциплина для партийного аппарата по необходимости оказывается недостаточной, и она дополняется и подменяется внутрипартийным террором. Исключение из партии, из профсоюзов, ВУЗа, аресты, снятие с работы, лишение пайка, карточек, травля в печати и на собраниях, обвинения в оппортунизме, вредительстве, связи с кулацкими элементами — всё это без всяких оснований сыплется на голову членов партии буквально как из рога изобилия. Члены партии затравлены и запуганы партийным аппаратом.

Ни один член ВКП(б) не уверен за свой завтрашний день, ибо политика произвола Сталина дополняется и подкрепляется политикой произвола всего партийного аппарата.

Ленин внутрипартийную дисциплины и основы, на которых она держится, характеризовал следующим образом: «Чем держится дисциплина революционной партии пролетариата? Чем она проверяется, чем подкрепляется? Во-первых, сознательностью пролетарского авангарда и его преданностью рволюции, его выдержкой самопожертвованием, героизмом. Во-вторых, его умением связаться, сблизиться до известной степени, если хотите, слиться с самой широкой массой трудящихся, в первую голову пролетарской, но также и с непролетарской трудящейся массой. В-третьих, правильностью политического руководства, осуществляемого этим авангардом, правильностью его политической стратегии и тактики, при условии, чтобы самые широкие массы собственным опытом убедились в этой правильности. Без этих условий дисциплина в революционной партии, действительно способной быть партией передового класса, имеющего целью свергнуть буржуазию и преобразовать всё общество, неосуществима. Без этих условий попытки создать дисциплину неминуемо превращаются в пустышку, в фразу, в кривлянье»[72].

У нас в настоящее время нет налицо ни одного из этих условий для существования подлинно большевистской дисциплины в партии.

Во-первых, партия в настоящее время не может выполнять роли сознательного авангарда, ибо подлинный ленинизм стал теперь в значительной мере нелегальной теорией, а то, что выдаётся за ленинизм, является невиданным опошлением теории Маркса — Ленина. Без ленинизма же не может быть и речи о большевистской сознательности. Во-вторых, в партии не может быть в настоящее время героизма, ибо партия задавлена, задушена, терроризирована партийным аппаратом. В-третьих, мы не только имеем сейчас сближения, слияния партии, в особенности партийного актива с пролетарской трудящейся массой, но, наоборот, имеем разрыв, рост взаимного недоверия и вражды. В-четвёртых, массы на собственном опыте убеждаются не в том, что стратегия и тактика партии правильна, а, напротив, в том, что она неправильна, вредна, гибельна, гибельна для рабочих, Советской власти.

В итоге мы имеем именно то, о чём говорил Ленин, — дисциплина превратилась в пустышку, в фразу с кривлянием.

При Ленине и после Ленина известный период в партии не было террора, но была большевистская дисциплина, теперь господствует террор, но нет дисциплины. Раньше дискуссии в партии выражали её силу, её способность сознательно всей массой реагировать на важнейшие политические вопросы, её жизненность, её коллективную волю и сознание. Теперь отсутствие дискуссий, несмотря на глубочайший кризис в партии и пролетарской диктатуры, — парализацию её воли, упадок силы и сознания. При Ленине, несмотря на дискуссии, партия оставалась единым сплочённым, сознательным живым организмом, теперь, несмотря на отсутствие дискуссий, партия деморализована, дезорганизована, распылена, раздроблена на десятки тысяч мелких групп и группочек, каждая из которых по-своему обсуждает пути выхода из тупика и кризиса.

В прошлом партии господствовали полнейшее товарищеское доверие, готовность помогать друг другу, учить друг друга, жажда смело обсуждать все боевые, жгучие и спорные вопросы партии и страны как в интимных беседах, так и на собраниях. Теперь же царит взаимное подозрение и взаимная боязнь, недоверие и желание избежать обсуждения всяких политических вопросов из страха, что могут «пришить» уклон.

Раньше член партии выполнял свои обязанности и поручения партии, руководствуясь исключительно интересами укрепления пролетарской диктатуры и социалистического строительства. Теперь же подавляющее большинство руководствуется только тем, чтобы не «пришили» уклон.

Раньше партийные обязанности выполнялись с радостью и добровольно, теперь — с неохотой и под принуждением. Господство террора в партии и стране при явно гибельной политике Сталина привело к тому, что лицемерие, двурушничество стали общим явлением. Лицемерие стало знамением нашего времени. Лицемерят в своих официальных выступлениях на собрании все члены партии, лицемерят в тисках террора рабочие массы, лицемерит задавленная деревня, лицемерят ответственные работники и рядовые члены партии, партийные и беспартийные, старые большевики и молодые партийцы. Никто не верит в эту политику и все делают вид, что ею восхищены.

Все видят невиданный кризис и в то же время официально вынуждены кричать о гигантских успехах. Все желают с этой политикой покончить и в то же время не могут.

Гигантская централизация всего аппарата пролетарской диктатуры и сила политической инерции привели к тому, что Сталин, нажимая на одну кнопку террора, заставляет служить свои интересам весь механизм партии, Советов, профсоюзов, кооперации и пр. Все винтики — большие и маленькие, второстепенные и первостепенные — хотят они или не хотят, «верят» они или не «верят», вынуждены вращаться вместе со всей машиной. Если же какой-либо винтик или целая группа отказываются вращаться вместе со всей машиной и «протестуют», — машина беспощадно их размалывает и со скрипом, с треском и скрежетом до поры до времени продолжает свою «работу» дальше. Террор в условиях невиданной централизации и силы аппарата действует почти автоматически. Терроризируя других, каждый в то же время терроризирует и самого себя, заставляя лицемерить других, каждый в то же время и сам вынужден выполнять определённую долю этой «работы».

Но эта сила сталинского террора (на основе централизации руководства и мощного аппарата) при первом же серьёзном толчке обнаружит и всё своё банкротство. Если при правильном руководстве партия, несмотря на свои разногласия, перед лицом опасности всегда собиралась в единый могучий железный кулак и становилась несокрушимой силой, то в настоящее время, при кажущемся невиданном единстве, при первом же серьёзном испытании она обнаружит невиданное внутреннее разложение.

В прошлом под кажущейся слабостью скрывалась сила, теперь, наоборот, под кажущейся силой скрывается слабость партии.

Кризис теоретический и организационный, кризис руководства массами и социалистическим строительством, банкротство сталинской политики, естественно находят своё отражение, проявление и завершение в развитии кризиса всего коммунистического мировоззрения. Этот кризис в настоящее время глубоко скрыт, он находит пока своё внешнее проявление только в отдельных редких случаях; пресс террора мешает ему вырываться наружу, но он захватил уже довольно значительный слой мыслящей части партии, имеющей действительно коммунистическое мировоззрение. Видя полный разрыв теории и политики с учением ленинизма, сопоставляя официальные утверждения с фактами, фразы о «вступлении в социалистическое общество» с действительностью и будучи не в состоянии объяснить этого разрыва между словами и делами, оставаясь на почве марксизма, значительная часть членов партии приходит или к полному разочарованию в возможности осуществления коммунизма вообще, или начинает вырабатывать совершенно новые представления о коммунистическом обществе, не имеющие ничего общего с учением Маркса и Ленина.

Значительная часть членов партии живёт в настоящее время просто с выпотрошенными душами, изъеденная всеобщим скептицизмом и разочарованием. Эта часть членов не только не верит в сталинскую «генеральную линию», но она потеряла в результате этой линии и коммунистические убеждения вообще.

Одни из этих в личной жизни превращаются просто в мещан и обывателей, другие погружаются в непробудное пьянство, третьи начинают развратничать и т.д. И этот процесс не стоит на месте, а углубляется и расширяется. Таковы плоды сталинской политики и руководства. Мы имеем дело не с обычным политическим кризисом, переросшим уже в перерождение известной части партии.

Руководящую верхушку партии уже нельзя в настоящее время рассматривать, как людей просто ошибающихся, но субъективно искренне верящих в свою правоту. Такой взгляд является детским и наивным.

Вся верхушка руководящих партийных работников, начиная со Сталина и кончая секретарями областных комитетов, в основном прекрасно отдают себе отчёт, что они рвут с ленинизмом, что они насилуют партийные и беспартийные массы, что они губят дело социализма, но они так запутались, создали такую обстановку, попали в такой тупик, с такой заколдованный круг, что сами не в состоянии из него уже выбраться.

Ошибки Сталина и его клики из ошибок переросли в преступления.

Политбюро и Президиум ЦКК, секретари областных комитетов превратились в банду беспринципных политиканов и политических мошенников. Они на деле рассматривают партию лишь как свою вотчину. Не они для партии, а партия для них.

Наркомы, зам. наркомов, члены коллегий, руководители трестов, видные работники партаппарата, редакторы крупных газет, председатели ЦК профсоюзов, руководители областных отделов советского и профсоюзного аппарата также захвачены в значительной части процессом перерождения. Все они, даже бывшие рабочие, никакой связи с массами, кроме официальных докладов на собраниях, давно уже не имеют. Они обеспечены высокими ставками, курортами, пособиями, дачами, великолепными квартирами, прекрасным явным и тайным снабжением, бесплатными театрами, первоклассной медицинской помощью и т.д. и т.д. И это при невероятном обнищании и полуголодном существовании всей страны. Они, таким образом, в известной мере подкуплены Сталиным. Сталин вообще систематически применяет подкуп как по отношению к отдельным прослойкам партии, так и рабочих.

Само собой, что вся эта группа членов партии в душе в подавляющем большинстве против современной политики, ибо они не могут не видеть её гибельности. Но они так обросли жирком, они настолько связаны всеми представленными им привилегиями (а всякий протест против совместного курса и его вдохновителя связан в результате с огромными лишениями), что значительная часть из них и дальше будет выносить любое иго, любые пинки ииздевательства со стороны Сталина и партаппарата.

Эта часть потеряла основное свойство подлинного большевика-ленинца — везде и при всяких условиях, применяясь к обстановке, защищать свои взгляды и бороться за интересы пролетарской революции. Её основной интерес в настоящее время заключается уже не в этом, а лишь в сохранении какой угодно ценой полученных привилегий и чинов.

В итоге мы имеем совершенно оригинальное положение. Жизнь и здесь оказывается несравненно богаче теории, она и тут показывает нам новое, своеобразное. Эпоха перерождения и оппортунизма партий 2-го Интернационала приучила нас опасность перерождения искать всегда справа.

Но вот в настоящее время мы имеем архилевую, авантюристическую политику Сталина при огромном приросте рабочих в партии и всё же являемся свидетелями бесспорного перерождения некоторой части партии. От перерождения, следовательно, не может спасти ни левый авантюристический курс, ни механическая вербовка в партию рабочих.

От перерождения может спасти только правильная ленинская теория и политика, постоянная, но тщательная и осторожная вербовка в партию рабочих, ленинское теоретическое и политическое воспитание молодых членов партии, подлинная внутрипартийная демократия и глубочайшая связь с массами. Но всех перечисленных условий в данный период как раз и нет налицо.

В партии мы, несомненно, имеем некоторую, хотя и незначительную прослойку и немолодых, честных субъективно партийцев, продолжающих, однако, искренне верить в правильность политики Сталина. Как можно объяснить такое явление? Здесь решающую роль играет традиция, привычка.

В прошлом на протяжении трёх десятков лет под руководством Ленина (примечание — так в документе) партия вела правильную политику. Партийные и беспартийные массы на собственном опыте убеждались в правильности руководства Центрального Комитета. На этой почве вырос гигантский авторитет Центрального Комитета. У значительно части партийцев с небольшим теоретическим багажом или вовсе без багажа, с небольшим теоретическим кругозором выработалась традиция, привычка поддерживать ЦК, ибо «ЦК всегда решает правильно». Эта традиция переносится на современную политику Сталина. Политика из правильной превратилась в неправильную, а традиция, привычка осталась и на новую политику переносят старое отношение. Эти партийцы не могут объяснить гигантских противоречий между декларациями, речами, статьями и резолюциями сталинского руководства и действительностью, но они боятся как огня всяких «уклонов», они привыкли голосовать за ЦК и поэтому стараются не замечать этих противоречий, не задумываться над ними. Они не сопоставляют вчерашних решений с сегодняшними, вчерашних речей Сталина с теперешними. Они все объяснения противоречий нашей действительности сводят или к неизбежности трудностей социалистического строительства, или к неизбежным недостаткам во всяком большом деле. Рассудок, таки образом, выродился в предрассудок, а политическая привычка в политический идиотизм.

Маркс говорил: «Традиции всех мёртвых поколений кошмаром тяготеют над умами живых»[73]. Вышеохарактеризованное явление даёт ещё один блестящий пример правильности этого положения. Традиция, которая до известного времени, до известного момента играла в нашей партии гигантскую революционную роль, содействовала сплочению и укреплению сил партии, в настоящее время превратилась в путы на ногах партии, мешающие ей сбросить с себя иго Сталина. Нужно иметь, однако, постоянно нужно иметь в виду, что основной очаг кризиса партии мы имеем всё же в самом партийном аппарате и основным агентом, несущим этот кризис и перерождение, является Сталин и его руководство.

Именно отсюда распространяется «инфекция». Здесь особенно резко бросаются в глаза и происшедшие метаморфозы. Характерно, что эти метаморфозы, изменение при архилевой, авантюристической политике всё же явно растут в сторону политических нравов буржуазных партий. В буржуазных партиях, в особенности в С(еверо-). А(мериканских). С(оединённых). Ш(татах), наиболее ловким политиком считается тот, кто не принимает слишком всерьёз своих убеждений, кто может изменять их, не слишком нарушая внешнюю стройность своих взглядов, кто не относится с неуместной щепетильностью к вопросу о логичности своего мировоззрения, кто может поверить в то, во что выгодно верить в данном политическом положении. Наиболее же ловкий политик, которому легче всего делать карьеру, — это тот, кто совсем не имеет никаких убеждений, кто умеет симулировать пламенную защиту какой угодно идеи, в действительности относясь равнодушно ко всему. Такой политик никогда не очутится на тонущем корабле. Подобный тип защищает энергично все идеи, которые выдвигаются текущей политикой. Он тщательно следит за всеми зигзагами политического курса и настроением правящих групп буржуазии и всегда следует за крысами, когда вода поднимается до верхней палубы.

В среде опытных буржуазных политиков выработалось на основании опыта единственное твёрдое убеждение, что твёрдых политических убеждений иметь нельзя. Если вы начинаете приобретать серьёзные убеждения, которые для вас становятся более или менее дорогими и за которые вы хотите бороться, проливать кровь и умереть, тогда можно быть уверенным, что для политики вы потерянный человек. Идя таким путём, вы можете на политическом поприще лишь провалиться, но никоим образом не преуспеть. По мнению прожжённых буржуазных политиков, неискренность в политике составляет необходимую часть политического оборудования.

В нашей большевистской партии, пока её политика была правильна и внутрипартийные отношения более или менее нормальны, существовали прямо противоположные нравы и традиции.

Победоносная военная хитрость и обман всегда входили необходимым элементом в ленинскую стратегию и тактику в борьбе с врагом, но руководящие партийные органы неуклонно при этом соблюдали величайшую революционную честность и искренность перед лицом своей партии и класса.

Теперь же и у нас неискренность партийного аппарата и вождей, их лицемерие стали необходимым политическим оборудованием. Теперь и у нас искренний большевик, ленинец, уверенный в правоте своих взглядов и готовый их смело отстаивать где угодно и перед кем угодно, уже не может быть партработником — ему обязательно сломят шею. Он потерян для политики.

В настоящее время партработник должен уметь виться ужом, гнуться как тростник и беспрерывно балансировать на «генеральной линии» как цирковой актёр на натянутой проволоке. Прикажут на 100% коллективизировать — коллективизируй и кричи о подъёме колхозной волны, объявят это «головокружением от успехов» — кайся и уподобляйся унтер-офицерской вдове, декларируют рост благосостояния масс — шуми и кричи об этом, хотя этому никто не верит, дадут сигнал найти троцкизм, правый уклон, левый загиб, право-левацкий блок, троцкистскую контрабанду, гнилой либерализм, буржуазность и перерожденцев — ищи, находи и разоблачай!

История и тут шутит над Сталиным злую шутку: он, кричащий о том, что мы во второй пятилетке должны создать нового человека социалистического общества, — на деле, даже в самом пролетарском авангарде, создаёт лишь самый худший вид мелкобуржуазных политиканов наверху и задавленных, забитых манекенов, отученых от всякого самостоятельного ленинского мышления, внизу.

Классовое содержание политики Сталина и состоит именно в мелкобуржуазном авантюризме.

Её мелкобуржуазность выражается, во-первых, в разрыве с материалистической диалектикой, учением Маркса и Ленина по всем важнейшим теоретическим вопросам, во-вторых, в переходе на точку зрения субъективного идеализма в понимании соотношения объективных и субъективных факторов в социалистическом строительстве, в-третьих, в разрыве с организационными принципами большевизма (личная диктатура вместо демократического централизма) и, наконец, в-четвёртых, в беспринципном политиканстве и бешеном разгуле «левой фразы», хлестаковщины, лжи, надувательства масс, превращении их в слепое орудие в интересах тщеславия диктатора и его клики.

Амплитуда качаний мелкобуржуазных политиканов и политических деятелей необычайно велика.

Она простирается от Махно до Наполеона, от анархического бунтарства до бонапартизма. Мелкая буржуазия поставляет на рынки политики самые разнообразные продукты. Она является в большей степени и поставщицей левых фразёров, мелкобуржуазных авантюристов, прямых реформистов и оппортунистов и неограниченных диктаторов, надевающих порой на себя императорскую мантию. Нельзя забывать, что не только Пилсудский и Муссолини, но и сам Стимсон[74] начал свою карьеру как мелкобуржуазный политик. Иногда даже один и тот же мелкобуржуазный политик может проделать все вышеперечисленные превращения в том или ином, в чистом или смешанном, порядке.

В поведении, в линии, в курсе мелкобуржуазного политика возможны самые причудливые, неповторяемые комбинации и самые неожиданные зигзаги. В диктатуре Сталина мы имеем одну из таких неповторяемых комбинаций.

Наличие и серьёзность процессов перерождения верхушки партийного и советского аппарата совершенно неоспоримы. При этом характерно, что и на этот раз в истории перерождение совершается по всем классическим примерам перерождения: истинные последователи учения объявляются преследуемыми «еретиками», а его фальсификаторы, извратители — его истинными последователями. Так происходило перерождение первобытного христианства, так происходило перерождение верхушки германской социал-демократии и 2-го Интернационала, так происходит оно и у нас. Само собою разумеется, что даже сама сталинская клика, сознательно извращая ленинизм и принципы социалистического строительства, не видят подлинного характера и размеров своего перерождения. Но так всегда бывало и бывает в истории: перерожденцы никогда не видели своего собственного перерождения или крайне его преуменьшали. Его всегда видела только противоположная сторона. Переживая глубочайший кризис и оказавшись в верхушке, серьёзно захваченной процессом перерождения, партия, однако, во всей своей основной массе несомненно здорова. Надо покончить лишь с очагом кризиса и начавшегося процесса перерождения, чтобы вся партия встала снова на ноги.

Задача заключается в том, чтобы вся партийная масса сплотилась, организовалась, уяснила себе современную обстановку, поставила перед собой ясную политическую цель, покончила с диктатурой Сталина и его кликой, встала снова на путь правильной, ленинской теории и политики и тем обеспечила победу коммунизма.

Именно в этом в настоящее время заключается основная обязанность всякого честного большевика. Именно к этому должны быть направлены помыслы всех лучших элементов партии и рабочего класса.

III. Кризис Советов и приводных ремней пролетарской диктатуры

Кризис партии является уже сам по себе и кризисом пролетарской диктатуры, ибо партия является душой пролетарской диктатуры, её руководящей силой. Без ленинской коммунистической партии немыслима пролетарская диктатура. Опыт всей революционной борьбы рабочего класса во всех странах полностью подтвердил этот вывод.

Глубина кризиса пролетарской диктатуры в большей степени уже определяется глубиной кризиса партии. Но кризис пролетарской диктатуры выражается в настоящее время не только в кризисе партии, но и в кризисе Советской власти как формы пролетарской диктатуры, а также и в кризисе всех её приводных ремней: комсомола, профсоюзов, кооперации, добровольных обществ, печати и проч.

Кризис Советской власти, в узком смысле этого слова, выражается прежде всего в кризисе советской демократии. Советская демократия вытеснена и подменена единоличной диктатурой Сталина. Советы из органов, в которых выражалась воля, настроения и подлинные желания широчайших партийных и беспартийных рабочих масс и бедняцко-середняцкой части деревни, в которых могли критиковать не только повара, стрелочника, мастера или директора завода, но и коренные мероприятия партии и правительства (критиковать, оставаясь, конечно, на почве признания руководящей роли партии и Советской Конституции), превратились в органы подавления воли этих масс, в органы насилия и террора над массами, в органы, где выражается воля той же ничтожной горстки партийного аппарата и клики вождей, но не широких трудящихся масс. Раньше в Советах беспартийными проверялась правильность политики партии, её руководство массами и страной. Теперь Советы превратились в простые бесправные и беспомощные придатки партийного аппарата, где разрешается лишь восхищаться шестью условиями Сталина и принимать торжественные приветствия «дорогому вождю», несмотря на величайшую ненависть к нему рабочих и крестьян.

Выборность Советов в огромной, подавляющей степени тоже заменена, по существу, назначенчеством. В Советах ныне сидят люди, прислушивающиеся не к голосу масс, а только к голосу начальства, смотрящие не вниз, а вверх, люди, готовые по приказанию начальства учинить какой угодно произвол и насилие над массами, прикрываясь именем и волей этих масс. Положение нисколько не изменяется от того, что в Советах и в данное время работает в секциях и проч. большое количество партийных и беспартийных рабочих. Централизованный, необычайно разветвлённый аппарат под угрозой, нажимом, террором и проч. заставляет этих рабочих и крестьян быть бездушным винтиком в огромной машине и давить, терроризировать вопреки своей воле других.

Бесконечное ухудшение положения рабочих и крестьянских масс, политика террора по отношению к ним подорвали гигантски их доверие к пролетарской диктатуре и её основному органу — Советам.

Советский аппарат в большей своей части работает совершенно на холостом ходу, все постановления и мероприятия партии и органов Сов. власти составляют предмет сплошных издевательств и насмешек со стороны советского аппарата, ибо несуразность, авантюризм, надувательство масс, хлестаковщина сталинской «генеральной линии» для советского аппарата, вынужденного проводить эту линию, особенно бьёт в глаза.

Профсоюзы также переживают кризис. Кризис выражается в том, что они из школы коммунизма превратились в школу надувательства масс, в школу самого бесстыдного игнорирования воли и настроений масс, в простой придаток того же партийного и хозяйственного аппарата.

Задачей профсоюзов должно быть, по мысли Ленина, во-первых, воспитание рабочих масс в духе сознательного отношения к социалистическому производству и, во-вторых, защита интересов от бюрократических извращений рабочего государства. В настоящее время профсоюзы не только не защищают интересы рабочих, но, наоборот, являются послушным орудием в руках Сталина по снижению реальной заработной платы и их материального жизненного уровня.

Воспитание в рабочих сознательного отношения к социалистическому производству тоже подменено клеветнической травлей отсталых рабочих как кулаков, вредителей, агентов классового врага и проч. Если Троцкий в своё время требовал огосударствления профсоюзов, против чего Ленин решительно боролся, то в настоящее время это огосударствление проведено, но при этом в самой грубой карикатурной, бюрократической форме. Профсоюзы, в свою очередь, потеряли в глазах рабочих почти всякий авторитет и доверие.

Кооперация также болеет общей болезнью Советского Союза: кооперативная сеть в огромной части является дефицитной. Ни о какой культурной торговле при современной политике цен и отсутствии товаров не может быть и речи. Выборности в кооперативные органы, по существу, нет. Для масс кооперация теперь только сборщик дифпая, т.е. замаскированного налога.

Комсомол в отражённой и видоизменённой форме переживает примерно те же явления, что и партия. Эти явления в основном сводятся к следующему: разрыв с ленинизмом; превращение диалектики в софистику; превращение аппарата в самодовлеющую силу, чуждую массам; превращение в карикатуру борьбы с оппортунизмом; кризис мировоззрения; у мыслящей части комсомола разочарование в партии и в социалистическом строительстве; беспринципное политиканство, карьеризм и лицемерие, как продукт аппаратного террора и неправильной антиленинской политики партии.

Красная армия и ГПУ из органов, которые использовались исключительно для подавления сопротивления эксплуататоров, для борьбы с врагами пролетарской диктатуры, всё больше и больше наряду с этим с каждым годом используются для подавления недовольства рабочих и бедняцко-середняцких масс деревни. (Массовые аресты членов партии и беспартийных рабочих, расстрелы, беспощадное подавление стихийных восстаний бедняцко-середняцких масс деревни, доведённых до отчаяния и голода политикой Сталина.)

Печать из орудия воспитания масс, из могучего рычага, содействующего социалистическому строительству, обозрению его со всех сторон, — превратилось в гигантскую фабрику лжи и внесения разброда и деморализации в сознание масс.

Газеты в настоящее время используются Сталиным не затем, чтобы массы знали действительное положение вещей в Советском Союзе, а как раз затем, чтобы они не знали его, не для того, чтобы раскрывать им истину, а затем, чтобы вводить в заблуждение. Произвольно выхваченные из общей связи или даже сфабрикованные отдельные факты, фальшиво скомбинированные сводки, раздувание одних явлений и событий и замалчивание в десятки раз более важных других — вот содержание и работа наших газет. Большинство газетных работников над своей фабрикацией лжи цинично издеваются, но и этот винтик, вопреки своему сознанию, вынужден «крутиться» вместе со всей машиной под нажимом кнопки из кабинета Сталина. Само собой разумеется, что все перечисленные нами процессы только ещё развиваются. В каждой организации, в каждом явлении старое причудливо переплетается с новым, больное со здоровым, пролетарская диктатура с её отрицанием, кусочки, осколки ленинизма с его фальсификацией и извращением, но основное направление эволюции пролетарской диктатуры под руководством Сталина идёт именно так, как мы охарактеризовали.

Самый злейший враг партии и пролетарской диктатуры, самый злейший контрреволюционер и провокатор не смог бы лучше выполнить работу разрушения партии и соц. строительства, чем это делает Сталин.

Ленинизм и пролетарскую революцию нельзя надолго убить руками врага — они каждый раз после поражения поднимаются с новой, удесятерённой силой. Сталин убивает ленинизм под флагом ленинизма, пролетарскую революцию — под флагом пролетарской революции и социалистическое строительство — под флагом социалистического строительства!

Сталин объективно выполняет роль предателя социалистической революции. Но это было бы самое страшное убийство, какое когда-либо видела история! Это отбросило бы всё историческое развитие на десятки лет назад.

Всё, что есть лучшего, честного, подлинно большевистского, ленинского в ВКП {(б)} и Коминтерне, должно во что бы то ни стало помешать этому, пока не упущено время.

IV. Пути выхода из кризиса и задачи честных последовательных ленинцев

Партия в своём огромном подавляющем большинстве решительно настроена против политики Сталина и его клики.

Ещё в больше мере единодушно против этой политики настроены рабочие и служащие.

Что же касается деревни, то там этот курс абсолютно не имеет не только сторонников, но даже людей, нейтрально к нему относящихся.

Вся деревня доведена до отчаяния и кипит возмущением. Непрекращающиеся массовые восстания в деревне — лучший показатель её политических настроений.

Красная армия тоже в огромной степени отражает политические настроения пролетариата и крестьянских масс. И даже партийный аппарат в своей большей части лицемерит и внутренне не верит в успешный исход сталинской авантюры. Сталин и его клика держатся, следовательно, не на доверии, сочувствии и поддержке масс, а на каком-то другом основании, с помощью каких-то других рычагов. Каковы эти рычаги?

Режим невиданного террора и колоссального шпионажа, осуществляемых посредством необычайно централизованного и вместе с тем разветвлённого гигантского аппарата, сосредоточившего в своих руках все материальные ресурсы страны и поставившего в прямую зависимость от себя физическое существование десятков миллионов людей, — вот главная основа диктатуры Сталина. Вся система государственного аппарата, включая и партию, терроризируя других и в то же время сама живя под постоянным дамокловым мечом террора, вопреки сознанию каждой его отдельной клеточки, как машина, вынуждена совершать свои движения, получаемые от первоисточника, и выполнять волю главного «механика».

Но, зайдя в безвыходный тупик и установив во всей стране в самых разнообразных формах господство террора, Сталин отрезал себе и всякие пути для отступления и эволюционного выхода из кризиса. Он возвёл себя на пьедестал непогрешимого папы и не может признать не только преступности своей политики, но и малейшей своей ошибки. Диктатор не может ошибаться — ошибаются только его подчинённые. Устранение Сталина и его клики нормальными демократическими методами, гарантированными Уставом партии и Советской Конституцией, таким образом, совершенно исключено.

Они всякими предлогами, с оружием в руках, пушками и пулемётами будут защищать от партии и страны своё господство.

Было бы непростительным ребячеством тешить себя иллюзиями, что эта клика, обманом и клеветой узурпировавшая права партии и рабочего класса, может их отдать добровольно обратно. Это тем более невозможно, что Сталин прекрасно понимает, что партия и рабочий класс не могут простить ему ужасающих преступлений перед пролетарской революцией и социализмом. При таком положении вещей у партии остаётся два выбора: или и дальше безропотно выносить издевательства над ленинизмом, террор и спокойно ожидать окончательной гибели пролетарской диктатуры, или силою устранить эту клику и спасти дело коммунизма.

Допустима ли такая постановка вопроса с точки зрения марксизма-ленинизма? Не только допустима, но и бесспорно правильна. Преступно, вредно, гибельно для пролетариата и его партии силой устранять свои руководящие партийные и советские органы, если они ведут правильную ленинскую политику и выражают волю партийных и беспартийных масс. И, наоборот, следует считать прямой обязанностью всякого честного большевика и беспартийного рабочего борьбу за насильственное устранение органов тогда, когда они ведут антиленинскую и гибельную для пролетарской диктатуры политику, когда они превратились в клику, не выражают воли масс и в то же время, опираясь на аппарат, не допускают их смены нормальными методами, предусмотренными Уставом партии и Советской Конституцией.

Опят пролетарской революции показал нам здесь нечто совершенно непредвиденное и неожиданное. Отворачиваться от этих новых фактов, не видеть их — значит уподобляться страусам и стараться прятать голову в песок. Мы срослись, свыклись с представлением, что при пролетарской диктатуре руководство партии и страны всегда будет выражать волю масс. На деле же вышло так, что это руководство выродилось в ходе внутрипартийной борьбы в личную диктатуру, губящую Советскую власть и партию, ненавистную массам, опирающуюся, главным образом, на террор и провокации. Это новое, своеобразное, совершенно неожиданное для партии явление. Как ни больно, как ни тяжело, но это необходимо признать всем, кто не хочет остаться в плену иллюзий и оказаться перед фактом полного краха пролетарской революции.

Люди, не умеющие марксистски мыслить, думают, что устранение Сталина в то же время будет свержением Советской власти. Сталин такой взгляд всячески культивирует и распространяет. Но он абсолютно неверен.

На деле идёт речь не об уничтожении пролетарской диктатуры, а о её восстановлении, ибо она в форме осталась, а по своему содержанию в огромной части в настоящее время как раз утеряна. Речь идёт не о нарушении принципов ленинизма, а как раз об их защите. Как устранение одного буржуазного правительства и замена его другим буржуазным правительством не означает ещё свержения господства буржуазии, хотя и может в результате повлечь за собой это содержание, ибо всякий политический переворот развязывает силы враждебных данной политической системе классов, так и устранение одного «пролетарского» правительства и смена его другим пролетарским правительством не означает ещё свержения пролетарской диктатуры, хотя такая борьба и связана с большими опасностями для самой пролетарской диктатуры.

В настоящее время, в эпоху мировой пролетарской революции, в эпоху открытой борьбы за власть между буржуазией и пролетариатом, всякий политический переворот — свержение одного правительства и замена его другим в целях сохранения господства данного класса — связан с опасностью свержения классом — антиподом всей системы экономического и политического господства класса.

Буржуазия и пролетариат постоянно подкарауливают друг друга, чтоб в момент наиболее обострённой борьбы в рядах противника свергнуть его господство.

Опасность «третьей силы» в настоящее время существует не только для Советского Союза, но и для всякой капиталистической страны, хотя и в различной степени. Для нас «третья сила» — это сила мирового капитализма и своих внутренних врагов Советской власти, мечтающих о реставрации капитализма. Для буржуазии «третья сила» — это сила революционного пролетариата своей страны и сила всего мирового революционного пролетариата во главе с Советским Союзом.

Но опасность потери экономического и политического господства данным классом в каждый данный период зависит, однако, не только от силы натиска враждебного класса. Оно в огромной, а иногда и в решающей степени зависит и от того, как осуществляют исполнительные органы данного господствующего класса, т.е. правительство, его волю, его классовые интересы, его классовую политику. Мало того, даже и сама сила наступления враждебного класса в огромной степени зависит от тактики правительства правящего класса, от его умения маневрировать, от его гибкости, способности трезво учитывать политическую и экономическую обстановку и т.д.

Поражение буржуазии и победа пролетариата в конечном счёте неизбежны. Но история делается не автоматически. Мы не фаталисты. Она делается живыми людьми! Стратегия и тактика пролетариата и его партий, с одной стороны, стратегия и тактика буржуазии — с другой, входят важнейшими слагаемыми в те исторические сроки, в течение которых может быть достигнуто низвержение буржуазии и построение коммунистического общества во всём мире.

При нашей правильной стратегии и тактике и ошибках со стороны буржуазии эти сроки могут быть короче и победа может быть достигнута с меньшими жертвами; при наших ошибках и трезвой тактике со стороны буржуазии эти сроки могут быть удлинены на десятилетия, и борьба потребует больших жертв.

Глупая авантюристическая или оппортунистическая политика пролетарского правительства может и верное дело пролетариата погубить и отбросить историю на 30–40 лет назад. Умная, хитрая политика буржуазии может и «гиблое» дело капитализма спасать от окончательного краха в течение длительного периода.

Именно поэтому даже в настоящий период, когда капитализм переживает всеобщий кризис и пролетарская революция стучится во все двери капиталистического общества, буржуазия всё же допускает насильственное свержение своих правительств, когда она видит, что они ведут опасную, с точки зрения её господства, политику и в то же время не хотят добровольно уступить место другим.

В самом деле, за последние два десятилетия мы имели три таких переворота: Испания, Польша, Китай. Все эти перевороты, как известно, для буржуазии были связаны с огромными опасностями. Все они, как известно, повлекли за собой массовые революционные движения и восстания рабочих и крестьян. В некоторых из этих стран дело едва не дошло даже до свержения новых буржуазных правительств и утверждения диктатуры пролетариата. И всё же буржуазия, её наиболее сознательная часть пошла на этот риск.

Можно ли эти перевороты оправдать с точки зрения текущих «исторических» интересов буржуазии? Безусловно можно. Глупая, с точки зрения интересов буржуазии, политика свергнутых правительств могла бы быстро довести государство до пролетарской революции. Наиболее сознательные элементы правящего класса пошли на риск переворота. И пусть на время, ибо на длительный период для класса, исторически обречённого, это невозможно, но они всё же добились укрепления своего государства. Для нас устранение диктатуры Сталина и его клики также связано с риском. Мы развязываем силы внутренних врагов пролетарской революции и международного капитала. Эта опасность велика.

Но для нас уже в данный момент существует ещё более серьёзная опасность гибели пролетарской диктатуры от рук самого Сталина и его клики. Сталин пролетарскую диктатуру и социалистическое строительство, по их действительному содержанию, в огромной степени уже уничтожил.

Пролетарская диктатура уже гибнет, и её нужно спасать. Пролетарская диктатура Сталиным и его кликой наверняка будет погублена окончательно, устранением же Сталина мы имеем много шансов её спасти.

Партия находится в положении пассажиров автомобиля, шофёр которого вдруг безнадёжно спятил с ума, свернул с дороги и везёт пассажиров по кочкам и ухабам, под уклон на полном ходу прямо в пропасть. Автомобиль трещит, скрипит, ломается, кувыркается из стороны в сторону, подпрыгивает на кочках так, что у пассажиров зубы брякают, пассажиры возмущены, многие растерялись, некоторые в панике, некоторые от толчков вылетают из автомобиля, а спятивший с ума шофёр ругает пассажиров оппортунистами, «загибщиками» и успокаивает их уверениями, что всё это неизбежные трудности езды в автомобиле. При таком положении глупо и нелегко пассажирам ждать, пока «возница» спустит их под откос. Надо попытаться на ходу отбросить такого шофёра от руля, на ходу же сесть умеющим править машиной за руль и вывести её на торную дорогу. Иного выхода для пассажиров нет.

Если в настоящее время выбирать, какая опасность для нас большая — опасность ли гибели партии пролетарской революции и социалистического строительства от руки Сталина или от «третьей силы» в результате неудачной попытки устранения его от диктатуры, то первая опасность, несомненно, больше, реальнее, серьёзнее, неотвратимее.

Нельзя забывать, что сталинское руководство и политика являются не только отрицанием ленинизма и пролетарской диктатуры, но они и непосредственно организуют, сплачивают силы контрреволюции и в то же время деморализуют, дезорганизуют, расстраивают силы партии, рабочего класса и всех трудящихся.

Внутренняя контрреволюция и международная буржуазия в лице Сталина имеют, по его объективной роли, лучшего союзника.

Сталинская авантюристическая «архилевая» политика (по давно известному закону диалектики — «крайности сходятся») с абсолютной неизбежностью ведёт к реставрации капитализма. И чем дальше будет продолжаться этот курс, чем дальше Сталин будет оставаться у руля власти, тем неумолимее будет надвигаться эта реставрация.

Как это ни чудовищно, как ни парадоксально может показаться на первый взгляд, но главный враг ленинизма, пролетарской диктатуры и социалистического строительства находится в данный момент в наших собственных рядах и даже возглавляет партию.

Борьба за устранение Сталина связана с риском. Но ещё ни одно великое дело, ни одно историческое событие не совершалось без риска.

Первая и главная опасность в борьбе за уничтожение диктатуры Сталина заключается в возможности нападения на нас империалистов.

Это опасность серьёзная. Но возможность нападения ещё не означает его неизбежности. Если одни факторы будут толкать буржуазию к нападению на нас, то другие будут действовать в противоположном направлении.

Противоречия внутри основных империалистических хищников, поддержка нас мировым революционным пролетариатом, колониально-революционное движение и наше собственное искусное маневрирование спасали нас от нападения империалистов до настоящего времени, они могут предохранить нас от этого и в дальнейшем. Всё дело в конечном счёте будет зависеть от конкретной политической обстановки.

Вторая опасность внутренняя контрреволюция.

Сталин основательно поработал над выращиванием контрреволюционных сил за последние годы. Силы контрреволюции, мечтающие о реставрации капитализма, возросли за последние годы в десятки раз. Масса преданных советской власти и большевизму элементов из трудящихся города и деревни брошена преступной политикой Сталина в лагерь контрреволюции.

Но на наше счастье эти элементы распылены, раздроблены и не организованы.

Если мы окажемся достаточно сплочёнными, организованными, если мы соберём вокруг себя достаточные силы и поставим перед собой ясные цели, то смелыми решительными действиями мы можем взять на себя инициативу разбить в самом же начале все реставраторские, контрреволюционные попытки и удержать за собой наши основные позиции.

Если теперешнему правительству Испании и Пилсудскому при переворотах удалось успешно подавить все революционные выступления рабочих, то почему мы не можем подавить все контрреволюционные выступления?

Задача заключается в том, чтобы сейчас же приступить к мобилизации сплочению партийных сил на почве марксизма-ленинизма, на почве подготовки к уничтожению диктатуры Сталина. Партия и рабочий класс в своём подавляющем большинстве против Сталина и его клики. Надо только эти распылённые и терроризированные силы объединить, вдохнуть веру в это дело и начать работать по устранению сталинского руководства.

---