Карин Клеман: Как Вам кажется, растут ли националистические настроения в российском обществе последнее время?

Александр Тарасов: Конечно, растут, причем не только последнее время, а весь постсоветский период. Но особенно быстро они стали расти с момента, как пришел к власти Путин, точнее с начала Второй чеченской войны. Поскольку сама эта война была объявлена необходимой для спасения государства мерой. Одновременно политика Путина подавалась правительственной пропагандой как «наведение порядка», т.е. как разрыв с предыдущим – ельцинским – откровенно клептократическим периодом, к тому времени уже окончательно дискредитированным в глазах большинства населения. Т.е. Путин – ставленник ельцинской «семьи», из политического небытия вдруг вознесенный до руководителя ФСБ, премьер-министра, а затем и официального преемника президента – внезапно оказался словно бы непричастным к злоупотреблениям и преступлениям предыдущего периода.

Вообще, политика с приходом Путина стала приобретать вождистские черты. Этого не было при Ельцине. Ельцин был символом, знаменем для одних, объектом ненависти для других. Ельцин мог вести себя как самодур, но он не был типичным фюрером. Путин претендует на роль фюрера. С ним идет процесс активного навязывания националистических империалистических представлений, причем сверху, т.е. через подконтрольные правительству и государству СМИ. В силу тяжелого материального положения подавляющего большинства населения России возможность систематически получать информацию из каких-либо других источников, кроме подконтрольного правительству телевидения, резко сократилась. Впрочем, одновременно было «зачищено» и газетно-журнальное пространство. Многие умеренно оппозиционные издания исчезли. Теперь подавляющая часть населения подвержена постоянному пропагандистскому давлению, в том числе ведущему к фашизации и ксенофобизации общества – это достигается не путем грубой пропаганды, а посредством намеков, нюансов, оговорок, наклеивания ярлыков: например, там, где раньше грубо говорили «чеченцы» (прямо используя «язык вражды»), теперь говорят «международный терроризм» – формально это звучит нейтрально, а не ксенофобски, но все уже выучили, что это – другое название чеченцев. Эта пропаганда все более и более подталкивает общество к ксенофобии. Это именно не русский национальный шовинизм, а ксенофобия. В этих условиях и в отсутствие активного и сознательного противостояния властям общество все более и более сдвигается вправо. А поскольку в этом заинтересована сама власть, процесс ускоряется.

Для того, чтобы этому противостоять, нужен куда более высокий, чем сейчас, уровень политизации общества, куда более высокий уровень самосознания общественных сил – и, в частности, куда более высокий уровень понимания своих классовых, социальных, политических интересов угнетенными слоями общества. А у нас классовое сознание отсутствует у всех, кроме правящего класса – бюрократ-буржуазии. Рабочие, например, говоря классическим марксистским языком, даже еще не стали «классом для себя», не говоря уже о том, чтобы стать «классом для другого». И власть обнаружила, что чем большее количество альтернативных источников информации она сможет ликвидировать или ограничить (неважно, как: запретить, купить, запугать), тем легче управлять обществом. В результате получилось, что самым крупным по тиражу оппозиционным изданием у нас сейчас является «Советская Россия», которая, во-первых, ни в коем случае не интернационалистская газета (и, следовательно, не может и не хочет противодействовать фашизации страны), а во-вторых, она оттеснена в информационное гетто (например, существует запрет на упоминание этой газеты на правительственных каналах телевидения) и не пытается из этого гетто вырваться. Более того, «Советской России» отведена роль клапана для выпуска пара – ограбленное бюрократ-буржуазией, нищее, фрустрированное население пишет туда письма-жалобы, а газета их печатает. Все довольны. На официальную линию путинского режима – укрепление российского буржуазного государства – газета не нападает. Именно поэтому ее не подвергают репрессиям. Вот если бы «Советская Россия» заняла активную антивоенную позицию во время Второй чеченской войны и стала разоблачать «укрепление государственности» Путиным как создание полицейского режима – тогда бы «Советскую Россию» постигли неприятности. Она бы наверняка лишилась помещений в государственном издательском комплексе «Пресса», где редакция располагается, у нее начались бы проблемы с налоговой инспекцией, пожарными, санэпидемслужбой и т.п. Раз ничего этого нет – значит, власть не боится такой оппозиции, как «Советская Россия».

К.К.: Вы говорите о ксенофобских настроениях и об империалистском национализме, не могли бы разъяснить, что это такое?

А.Т.: Дело в том, что власть нацелилась — хотя это официально не прокламируется, особенно для Запада — на создание не русского этнического государства, а на создание некой новой общности – «российской нации». Эта «российская нация» должна выступать как некое единое целое — не разделенное на социальные классы или группы — причем интересы власти и правящего класса должны быть признанны официальными интересами всей «российской нации». Поскольку же страна многонациональна и устранить этот факт невозможно, признается, что в стране живут не только русские и не только славяне — и на это никто не покушается. Но эти нерусские, неславяне, так же как и русские и славяне, должны осознать свое новое единство – наднациональное и в то же время не классовое. Т.е. они должны подчинить свои интересы интересам абстрактного (т.е. как бы бесклассового) российского государства.

К.К.: Но ведь внушение такого единого национального и неклассового духа — процесс международный, он происходит далеко не только в России. Какова российская специфика?

А.Т.: Совершенно верно. Ничего нового наши правители не придумали. Очевидно, интеллекта не хватает. Но ситуация в России отличается от ситуаций в других странах, в первую очередь в развитых капиталистических. По той простой причине, что после краха Советского Союза в России де-факто сложилась такая ситуация, при которой регионы обладали очень большими правами и региональные интересы осознавались как очень важные и местными элитами, и местным населением. Особенно в национальных республиках. Возьмем для примера Татарстан. Очень долго в Татарии сдерживали цены на основные продукты, коммунальные услуги, общественный транспорт. Население могло сравнивать местные цены с ценами соседних регионов. И население знало, что привилегированное положение Татарии связано с тем, что это – национальная республика и ее отношения с центром урегулированы специальным договором. Более того, такая ситуация давила и на соседние субъекты федерации, заставляя их сдерживать рост цен и коммунальных платежей – в первую очередь, на Ульяновскую область и на Удмуртию. В Ульяновской области вообще вся заволжская территория снабжается – и газом, и электроэнергией – через Татарию, в этой части области искусственно задрать цены было просто опасно: абсолютно всем было очевидно, что это было бы спекулятивным поднятием цен, т.е. население в таком случае просто приглашалось бы к массовым протестам. Столица области – Ульяновск – располагается недалеко от татарской территории, и, следовательно, задрать цены до уровня «рыночных» в Ульяновске значит заставить население массами совершать поездки в Татарстан за продуктами – т.е. оставлять свои деньги не в Ульяновской области, а в соседнем регионе.

Сейчас власть ставит перед собой задачу такое «безобразие» ликвидировать, т.е. уравнять все субъекты федерации – по нижней планке прав и доходов (конечно, это не коснется Москвы и Питера). Почему? Потому что в правительстве понимают, что все «экономические успехи» последних лет связаны с исключительно высокими – и все растущими – ценами на нефть. Рано или поздно это кончится. Более того, все время нарастает износ основных фондов – и они в массе своей не обновляются. Уже сейчас, если посмотреть на новостные ленты информационных агентств, вы увидите, что техногенные катастрофы в России – большие или малые – происходят практически каждый день. В то же время продолжается и даже усиливается отток капиталов на Запад. Чтобы завтра просто-напросто не развалилась инфраструктура и центральная власть естественным образом не потеряла контроль над страной, она ищет дополнительные источники доходов. Эти источники – деньги, остающиеся в регионах у местных властей и у населения. Теперь центральная власть намерена эти деньги конфисковать.

Особенно это касается национальных республик – поскольку у них есть некоторые привилегии (например, статьи расходов на поддержание и развитие национальной культуры и национального образования). Отсюда – развернувшаяся в последнее время пропаганда тезиса, будто никаких наций (этносов) вообще нет. Это – социальный заказ путинского режима, выбравшего в качестве цели ликвидацию и подавление национальных прав «малых» народов Российской Федерации. Этот социальный заказ отрабатывается сейчас большой группой «ученых», самым главным из которых является директор Института этнологии и антропологии РАН Валерий Тишков.

Как известно, идею, что никаких наций нет, выдвинули в XX веке западные левые (в частности, анархисты). Они утверждали, что нации выдуманы буржуазным государством для того, чтобы обмануть трудящихся, навязать им вместо классовой идентификации национальную. В отношении отдельно взятого человека такая точка зрения вовсе не абсурдна. Если вы переедете из одной страны в другую, выучите другой язык, станете на нем думать, освоите другую культуру, проникнетесь интересами общества, где теперь живете, – то, вполне естественно, ваша «паспортная» национальность уже перестанет соответствовать действительной. Но когда речь идет о давно сложившихся больших общностях людей – это абсурд. Нация, этнос – это не «воображаемое сообщество», не результат коллективной воли, а результат сложившейся историко-экономической практики. Это объективность. Татары являются татарами не потому, что им какие-то «теоретики» навязали это представление, а потому, что они уже родились татарами, с раннего детства говорят и думают на татарском языке, живут внутри татарской культуры, внутри татарской языковой среды, объединены местом проживания, историческим прошлым и экономическими связями, единым национальным менталитетом, наконец.

А сегодня Тишков и ему подобные, отрабатывая социальный заказ авторитарного неолиберального путинского режима, разрабатывают «теории», на основании которых могут быть ликвидированы все национальные республики. Раз наций нет – то нет оснований и для существования национальных республик. Например, зачем татарам республика – с отдельным национальным языком, национальной культурой и т.п.? Все татары двуязычны, все говорят по-русски – вот пусть и говорят по-русски. И пишут, и т.п. Какая экономия государственных средств на ликвидации национальных культур!

Если «отменить» нации и национальные республики – их можно слить в крупные регионы. Это тоже грандиозная экономия средств. Эти деньги правящий режим отнимет у местных элит и местного населения – и положит в свой любимый «стабилизационный фонд», т.е. себе в карман. Одновременно усилится политическая централизация – по жесткому авторитарному варианту. Федерализм и авторитаризм плохо совместимы. Федерализм всегда является прямой или потенциальной угрозой для авторитарной власти.

К.К.: Как в эту схему вписывается античеченская риторика власти?

А.Т.: Риторика власти – не совсем античеченская. Чеченцы являются объектом пропаганды не как собственно чеченцы, а как найденный враг, внешней враг, образ врага, который необходим для консолидации «российской нации». Чеченцы выступают в роли пугала, в роли внешнего врага, который вдруг оказался внутри страны. Поэтому постоянно говорится, что они финансируются «международным терроризмом», «мусульманским» или «исламским интернационалом», «внешними силами» — то ли Лондоном, то ли Вашингтоном. С одной стороны, Россия состоит в «международной антитеррористической коалиции» и Путин обнимается с Бушем, а с другой стороны, для внутренней аудитории, дается понять, что «эта сволочь Буш подкармливает чеченских или арабских террористов через разведслужбы». Угроза «международного терроризма» необходима властям. Потому что активное сопротивление режиму в рамках одного какого-то региона все-таки недостаточно для того, чтобы запугать всю страну. А если говорить, что существует внешняя угроза, говорить, что нехорошие внешние силы хотят расчленения, ослабления, ликвидации России и делают это сейчас руками боевиков на Северном Кавказе – это звучит куда более устрашающе.

Как раз после Беслана «язык вражды» в правительственной пропаганде претерпел заметные изменения. Как по команде исчезли выражения «чеченские террористы», «чеченские боевики» или просто «чеченцы». Теперь их стали называть «международными террористами» и даже «силами зла». Формально, таким образом, «язык вражды» по национальному признаку отсутствует – но население уже знает, о ком идет речь. Однако «силы зла» – это куда более страшная формулировка, она носит религиозный, сакральный характер, всеобъемлющий. Так выстраивается новый образ врага – практически космических мастшабов. Т.е. враг – это, в конечном итоге, Дьявол, который, ясное дело, решил изничтожить «Святую Русь». А Вашингтон и уж тем более чеченцы – всего лишь «подручные Дьявола». Понятно, что на роль «подручных» выбирают тех, кто не относится к большинству – не русских, живущих в пограничном районе, неправославных.

К.К.: После Беслана произошли кардинальные изменения в националистических настроениях людей?

А.Т.: После каждого инцидента такого рода происходит подвижка общественных настроений вправо. И каждый раз это – не чисто стихийное явление, поскольку оно подстегивается правительственной пропагандой. Последний крупный сдвиг был связан с «Норд-Остом». Тогда тоже власть устроила «антитеррористическую истерику». Но тогда заморочить всем головы оказалось сложнее, поскольку практически всем было очевидно, что жертвы «Норд-Оста» – это жертвы штурма, применения спецподразделениями газа и полного презрения властей к судьбам и жизням отравленных заложников. Это не удалось скрыть – и власти так рассвирепели, что даже назначили «козла отпущения»: канал НТВ. Более того, сразу же возникли вопросы: как вообще получилось, что большой отряд боевиков смог беспрепятственно проникнуть в Москву с оружием и экипировкой, беспрепятственно захватить большое здание с большим количеством заложников – и никто этому не смог помешать? Куда смотрели власти, в первую очередь – силовые структуры? И почему никто не наказан за такой чудовищный провал? А чуть позже стало известно, что руководителей силовых ведомств тайно наградили за «Норд-Ост» звездами Героев России. Это тоже не удалось скрыть – и это тоже вызвало вопросы. А потом добавилась поразительная история Ханпаша Теркибаева, который был членом группы, захватившей «Норд-Ост», официально числился в списке разыскивавшихся террористов, спокойно вышел из здания театрального центра на Дубровке – и затем работал в Информационном управлении президента Российской Федерации, был непосредственным подчиненным Ястржембского, ездил в составе российской правительственной делегации в Страсбург, давал наглые интервью телевидению и «Новой газете». И никто его даже для допроса не вызвал! Только в конце 2003 года промелькнула информация, что он погиб в автокатастрофе в Чечне. Т.е., очевидно, что не он погиб, а «его погибли» – чтобы перестал трепаться. А теперь есть книга Юлии Юзик «Невесты Аллаха», из которой явствует, что наши власти заранее точно знали, кто, где, как готовил группу захвата «Норд-Оста» – и не препятствовали этому, что из здания на Дубровке, полностью окруженного спецподразделениями, благополучно вышли три руководителя боевиков (они поименно названы), что шахидки в «Норд-Осте» и не могли взорваться, так как у них были не взрывные устройства, а муляжи, что, наконец, Шамиль Басаев, официально взявший на себя ответственность за захват «Норд-Оста», был завербован КГБ еще в советский период… То есть вся операция по захвату заложников на Дубровке проводилась под контролем российских спецслужб. И власти не выступили с официальными опровержениями, не подали на Юзик в суд, а наложили запрет на распространение ее книги. Что очень показательно.

К.К.: Если как раз говорить о настроениях обывателей: что преобладает - чувство принадлежности к «российской нации», т.е. реакция за «нападение извне», или вообще ксенофобские настроения?

А.Т.: Нельзя говорить в целом о российском населении. Слишком большая и разнообразная страна. В глубинке, где люди телевидение не смотрят, например, по причине того, что у них материальных возможностей нет, где люди озабочены, в первую очередь, проблемой выживания, там как раз нет никакой ксенофобии. У жителей глубинки, будь то русские или нерусские, у всех одна и та же проблема: как выжить. Ксенофобские настроения растут в среде более благополучной: там, где люди могут систематически получать информацию из правительственных источников. А если взять слой еще более благополучный, там ксенофобские настроения еще сильнее. Это, например, представители мелкого бизнеса, которые сталкиваются с такими же мелкими бизнесменами, например, с Кавказа. Они видят в них конкурентов. И у них возникает вполне понятное мелкобуржуазное желание вытеснить конкурентов внеэкономическими методами. Это хорошо видно на примере скинхедов. Когда после Царицынского погрома в ГУВД Москвы создали специальный отдел, занявшийся скинхедами, сотрудники этого отдела поставили на учет около тысячи бритоголовых. Оказалось, что среди этой тысячи непропорционально большое число тех, у кого родители заняты в мелком бизнесе, в первую очередь в торговле. Т.е. мелкобуржуазные отношения конкуренции там, где возникает конкуренция между «местными» и «пришлыми», провоцирует ксенофобские настроения.

К.К.: Эти ксенофобские настроения остаются настроениями или выливаются в агрессивные действия?

А.Т.: Начнем с того, что сегодня т.н. обыденное сознание оказалось проникнуто национальными настроениями. Как показывают опросы, первая самоидентификация теперь идет по национальному признаку, чего не было в Советском Союзе. Если спросить, «кто вы?», то среди первых определений будет национальное: «Я – русский» или «Я – татарин». А в советский период первая самоидентификация почти всегда была профессиональная, т.е. «Я – токарь» или «Я – журналист». Сегодня даже дети четко знают, к какой нации они и другие дети, их знакомые, принадлежат, чего тоже не было в советский период.

А что касается насильственных действий, то количество актов насилия на национальной почве растет. В первую очередь это насилие со стороны молодых правых экстремистов или стихийных националистов – «скинхедов» (бритоголовых). Другое дело, что есть проблемы со статистикой. Милиция всеми силами старается не фиксировать преступления, совершенные на национальной и расовой почве, или проводить их по разряду обыкновенного хулиганства, нанесения побоев, грабежа и т.п. Это же разные категории преступлений. Хулиганство, драка – это, с точки зрения милицейской статистики, мелочь, «бытовуха». Это происходит постоянно, и нераскрытые преступления такого рода легко сдаются в архив. А вот преступления на национальной и расовой почве – это уже тяжкие преступления, поскольку они содержат покушение на государственный конституционный порядок. Их так легко в архив не сдашь, за их нераскрытие начальство будет «стружку снимать». Более того, в соответствии с недавними изменениями в Уголовно-процессуальном кодексе если на вас напали на улице и побили – то это теперь уже не дело государственных правоохранительных органов, это – «дело частного обвинения», т.е. ваш личный конфликт с обвиняемыми. Вы должны нанять адвоката, он должен добиться, чтобы этих обвиняемых искали, чтобы они предстали перед судом, и т.п. А вот если на вас напали по расовым и национальным причинам – это дело государства, государство обязано найти нападавших и судить их. Все такие дела – на особом контроле. Естественно, милиция не хочет с этим возиться.

Но есть альтернативные источники информации. Например, правозащитные организации, куда обращаются пострадавшие – скажем, «Гражданское содействие». Конечно, туда тоже не все обращаются, но все-таки это дает возможность отслеживать тенденцию. И эта тенденция неутешительна.

Помимо прочего, надо понимать, что жертвы преступлений на национальной и расовой почве страдают не только от скинхедов и вообще ультраправых, но и от работников «правоохранительных» органов: те постоянно задерживают, обирают, избивают «гастарбайтеров», особенно таких, у кого проблемы с документами, с регистрацией. По поводу такого насилия бессмысленно обращаться в официальные инстанции – себе же хуже.

К.К.: Если рассмотреть зафиксированные дела, то чем обычно заканчиваются судебные разбирательства по ним?

А.Т.: Как правило, серьезные расследования ведутся только в случаях убийств, либо если дело очень громкое, либо если нападения носят систематический характер. Тогда дело может дойти до суда. Бывают показательные процессы — чтобы доказать, что с экстремизмом борются. Но по имеющимся делам видно, что, в отличие от общей практики, следствие идет не с обвинительным уклоном, а наоборот, и суды имеют тенденцию относиться к лицам, совершившимся преступления на расовой или национальной почве, очень снисходительно.

Возьмем для примера Царицынский погром 30 октября 2001 года. В нем участвовало несколько сот человек, перед судом предстали четверо. Очевидно, что следствие к делу отнеслось несерьезно: эти четверо арестованных знали других участников, через них – по цепочке – можно было выйти практически на всех. Раз следователи этого не сделали – значит, не захотели. А если суд не вернул на этом основании дело на доследование, то, следовательно, и суд не хотел ни устанавливать истину, ни наказывать всех виновных. Разумеется, Царицынский погром – настолько громкое дело, что невозможно было избежать следствия и суда. Но оказалось возможным и следствие, и суд превратить в фарс.

Более того, Царицынский погром – это показательная история использования скинхедов властями. Напомню, что эта акция была заказана и оплачена пропрезидентской организацией «Идущие вместе», за спиной которых стоит администрация президента. Есть свидетельские показания на этот счет. Я об этом не раз писал, и никто меня не опроверг. Независимо от меня это же установил Сергей Шаргунов и написал об этом в «Новой газете» – и его тоже никто не опроверг. Правда, должны были бить не «кавказцев», а западных «антиглобалистов», которые якобы собирались приехать в Москву протестовать против встречи «восьмерки» («Московского Давоса»). И поскольку никакие «антиглобалисты» в Москву не приехали, а погромщики уже были подготовлены и «накручены», пришлось срочно найти другие жертвы. Это не было секретом и для следствия (я разговаривал с людьми из ГУВД), но на судебном заседании эти сведения не всплыли.

Другой пример. Убийство таджикской девочки Хуршеды Султановой в Петербурге. Дело приобрело скандальный оборот, поэтому убийц пришлось найти и осудить. Получили они какие-то смешные сроки, поскольку суд «не нашел» доказательств, что они совершили преступление на национальной почве и что входили в скинхедскую группировку. Понимаете: выглядят и одеты как скинхеды, представляют собой устойчивую группу, собираются регулярно в одном и том же месте, при совершении преступления выкрикивали расистские и националистические лозунги – но все это для суда «не доказательство»!

К.К.: Несколько лет назад был принят закон о противодействии экстремизму, как он работает? Помогает ли он в борьбе с расистскими группировками?

А.Т.: Нет, конечно! Дело в том, что этот закон направлен в первую очередь против официально зарегистрированных организаций. Он их ставит в такие условия, когда при желании можно найти в их действиях признаки если не прямого политического экстремизма, то по крайней мере содействия экстремизму – и на этом основании запретить. И можно даже запретить путем провокации. Скажем, если один из членов организации публично допустил экстремистские высказывания, и организация не успела вовремя откреститься, то это уже повод для того, чтобы лишить ее регистрации. А скинхеды — это не зарегистрированная организация. В большинстве скинхеды – это крошечные группки по пять человек. Нет ни программы, ни названия, ни устава, ни штаб-квартиры, ни официального лидера, ничего этого нет. Это не политические или общественные организации, а скорее группы собутыльников. Этот закон направлен против кого угодно, только не против скинхедов.

К.К.: А как караются дискриминация по расовому признаку и высказывания расистского толка?

А.Т.: Законодательство, конечно, предполагает, что никакой дискриминации у нас быть не может. Но реальная действительность выглядит совсем иначе. Если тебя не принимают на работу потому, что ты – мусульманская женщина, то доказать, что именно по этой причине тебе отказывают в рабочем месте, очень трудно. Надо доказать наличие умысла, что практически невозможно.

А что касается расистских высказываний, то есть статья, запрещающая возбуждения национальной или расовой ненависти и вражды. Дело по этой статье возбуждаются прокуратурой, но это – редкие случаи. В большинстве случаев такие дела возбуждаются по требованию какой-либо правозащитной или национальной организации в отношении тех или иных ультраправых газет. Если удается довести дело до суда (что необязательно), то далеко не факт, что будет вынесен обвинительный приговор. А если он будет вынесен, то скорее всего окажется условным (либо штафом). Бывали феерические случаи, например, когда видный деятель и, можно сказать, ветеран ультраправого движения Виктор Корчагин добился оправдания в суде, поскольку представил экспертов-литературоведов, подтвердивших, что два века назад слово «жид» было не оскорблением, а литературным наименованием еврея!

К.К.: Если говорить о носителях расистской идеологии, то это кто, разве в основном молодежь?

А.Т.: Я считаю принципиально важным понять, что самая опасная крайне правая сила — это не скинхеды, не какие-то мелкие фашистские банды, а сама правящая верхушка. Потому что наши скинхеды за все время своего существования, притом что их у нас около 50 тысяч, убили пять десятков человек. В то же время за две чеченские войны погибло 200 тысяч человек. Более того, никаким скинхедам не по силам совершить такие преступления, какие совершила и совершает наша центральная власть: скинхедам не по силам разрушить целые города, уничтожить инфраструктуру целой республики, что по международному законодательству прямо приравнивается к геноциду, поскольку международные законы гласят: создание условий, ведущих к уничтожению или резкому сокращению численности той или иной этнической группы – это признак геноцида. Самый главный ультраправый у нас, самый главный скинхед – это Кремль.

Тем более, что основная масса группировок скинхедов – это небольшие группы, и средний срок их существования – года три. Это же в основном подростки, в их жизни все быстро меняется, их связи неустойчивы. Ресурсы этих групп крайне ограничены. И совсем другое дело – ресурсы и возможности Кремля.

И обратите внимание: со скинхедами наши власти практически не борются. Почему? Потому, что скинхеды могут оказаться полезны, могут пригодиться для какой-нибудь грязной работы, какую нашим властям делать самим неудобно или неприлично. Например, побить западных «антиглобалистов». Представьте себе, что это делает наша милиция. Представьте, что в результате погибло два или три «антиглобалиста» – граждане Франции, Англии, США. Будет грандиозный международный скандал. А если их убьют скинхеды – Кремль вроде бы не при чем. Экстремисты есть везде. Убийц будут искать, даже, может быть, найдут – и показательно осудят.

Вдобавок скинхеды не угрожают правящему классу или властям: нет ни единого случая, чтобы они напали на генерала, на министра, на олигарха. Поэтому власть их терпит. Скинхеды ведь не скрываются, это не подпольная организация. Их легко выявить, найти, нейтрализовать – было бы желание. Но власти постоянно намекают, что скинхеды – это не их, властей, проблема, что скинхедами должны заниматься общественные организации, правозащитники, антифашисты, педагоги и т.п. У меня складывается такое впечатление, что российские власти будут счастливы, если на улицах наших городов правая молодежь и левая молодежь будет избивать друг друга – и внимание левых и антифашистов таким образом будет эффективно отвлечено от Кремля.

К.К.: Как Вы думаете, что можно было предпринять, чтобы предотвратить распространение националистических настроений в обществе?

А.Т.: Нужно, чтобы представители левых и леволиберальных антифашистских организаций объединились в широкий фронт, направленный против национализма и расизма «снизу» и одновременно против политики официальных властей. Существующие организации для этого должны создать у себя специальные структуры, занимающиеся антифашистской деятельностью. Эти структуры должны и вести антифашистскую пропаганду, и заниматься педагогической и информационной деятельностью, и разоблачать ксенофобскую, имперскую политику путинского режима. И, в первую очередь, делать это в старших классах школы – там, где вербуют себе сторонников сегодня скинхеды. И не бояться репрессий со стороны властей: если наши власти начнут репрессировать антифашистов, власти сами разоблачат себя как пособников фашизма.

К.К.: Но известно, что националистические настроения не чужды и некоторым участникам левого движения. Парадокс: по идее левое движение должно быть интернационалистским по определению, поскольку оно направлено не против других наций или стран, а против правящих классов? Как объяснить существование националистического уклона среди российского левого движения, и как с этим бороться?

А.Т.: Во-первых, не все, кого называют левыми, действительно левыми являются. КПРФ, например, ни в коем случае не левая партия. И тех, кто называет себя «левыми», не являясь интернационалистами, нужно постоянно стыдить, клеймить и переубеждать. А если не поможет – разоблачать как псевдолевых и не общаться с ними. Пусть контактируют с правыми, пусть сами себя разоблачают. А самый лучший метод борьбы с националистическими предрассудками в левой среде – это совместная практическая работа людей разных национальностей. Только в постоянном общении, постоянной совместной борьбе против общего противника можно преодолеть предрассудки. Ну, и, разумеется, нужна прямая пропаганда интернационализма, постоянное разоблачение националистической риторики. Нужно раз за разом показывать и доказывать своим союзникам (или потенциальным союзникам), что их беды и проблемы порождены не национальными противоречиями, а капитализмом как строем и политикой правящего режима. Поэтому я считаю, что нужно вести такого рода пропаганду даже среди сталинистской молодежи, среди СКМ, среди АКМ, среди НБП. У них в головах – каша, на них можно влиять. Практика показала, что если их пропагандировать систематически, можно добиться определенных успехов.

Другое дело – антизападные настроения. Поскольку Россия стала частью мировой капиталистической системы, причем в качестве периферии, страны «третьего мира», нет ничего удивительного, что социалистическое движение у нас приобретает некоторые черты «национально-освободительного», т.е. противостоит метрополии – «первому миру», Западу, США. Разве не так было в странах Индокитая, в Алжире, на Кубе, в Анголе и в других странах «третьего мира»? Это – неизбежно. И тот, кто этого не хочет понимать, рискует оказаться в полной изоляции, де-факто превратясь в рупор западных псевдолевых и отдав антиимпериалистические настроения на произвол националистов. Есть ведь угроза, что идея «национального освобождения» возобладает над идеей освобождения социального. Это будет катастрофой для левых. Это вполне устроит мировой империализм. Должно быть как раз наоборот: в первую очередь социальное освобождение, уничтожение эксплуатации и «своих» эксплуататоров, и уж во вторую – освобождение от неоколониального гнета.

Беседу провела Карин Клеман

По этой теме читайте также: