История в экзаменационном наклонении

Кацва Л.А. История Отечества. Справочник для старшеклассников и поступающих в вузы. - М., АСТ-Пресс, 2001.

Открывая эту книгу, солидную, как Библия (почти 850 страниц, от мифического Кия до вполне реального Касьянова), следует отметить два обстоятельства.

Во-первых, жанр. Жанр не столько просветительский, сколько прикладной: «Пособие предназначено для подготовки к выпускным и вступительным экзаменам». Отсюда – тезисно-конспективная манера изложения без лишних литературных красот, жесткая структура глав, в которых особо выделены не только даты, имена для запоминания и маршруты виртуальных путешествий по карте, но и варианты экзаменационных вопросов.

Во-вторых, личность автора. Л.А.Кацва известен как один из создателей – вместе с профессором РГГУ А.Л.Юргановым – образцового учебника по русской истории (двухтомная «История России» издательства МИРОС). При этом его основная работа – школьный учитель. То есть он знает не только предмет, но и специфику отрасли. И с конкретной задачей – подготовить ученика к судьбоносной процедуре: «Иванов, берите билет!» – справляется довольно легко.

Пособие – не развернутая на 850 страниц шпаргалка. Нельзя как следует запомнить то, чего не понимаешь. Автор учит понимать, распознавать за идеалами интересы и быть готовым ответить не только на вопросы «кто?» и «когда?», но и на вопрос «почему?», без которого нет науки. История развивается закономерно. Правители воюют, интригуют, законодательствуют и воспитывают население не по свободному капризу левой ноги (или мистического менталитета). В политике и идеологии находят свое выражение социально-экономические тенденции, будь то самое начало отечественной истории: «Если в период Киевской Руси дружинники были вассалами князя, то теперь бояре Северо-Востока, получившие от князя земельные владения, теряют независимость и фактически становятся княжескими слугами» (с. 27), ХVIII век: «Особо следует отметить продворянский характер всей внутренней… политики» (с. 197), или последнее из минувших столетий: «Причины поражения белого движения необходимо в первую очередь связать с его неспособностью удовлетворить нужды крестьянства» (с. 515). А особая острота конфликта в казачьих районах связана не с чьей-то злокозненностью, а с вполне объективными обстоятельствами: «На Дону, Кубани и Урале установление Советской власти столкнулось с сопротивлением монархически настроенной казачьей верхушки. В отличие от крестьянства казачество не нуждалось в земле, а напротив, опасалось раздела своих земель между иногородними», которые «не наделялись землей и вынуждены были арендовать ее у казаков. Например, на Кубани были 1,5 млн казаков и 1 млн иногородних» (с. 480).

Автор не забывает напомнить, что история как наука базируется на источнике, который может быть тенденциозен (см., например, о летописи – с. 20). Претендент на пятерку и студенческий билет хорошего вуза должен уметь эту тенденциозность распознавать.

И культуру не выделишь из человеческой жизни в опричнину: «Ответ надо строить так, чтобы экзаменаторы могли увидеть: абитуриент осознанно вписывает события культурной жизни в контекст эпохи, понимает, что в искусстве времен Гражданской войны и начала 20-х гг. не случайно преобладали ниспровергательские, а в искусстве 30-х годов – консервативные тенденции» (с. 593).

Понятия определены четко, внятно, на нормальном русском языке. Произнося какое-то слово, ученик должен быть готов к тому, что его переспросят: «А что вы под этим понимаете?» Та же самая культура есть «совокупность созданных обществом материальных и духовных ценностей» (с. 47), а не «система диалектических противоречий, производных от центрального противоречия между индивидом и родом» или еще что-нибудь столь же «ученое», что господа культурологи преподают в вузах вместо научного коммунизма. Кстати, по моему скромному разумению, культурология, то есть научное описание культуры, присутствует как раз в книге Л.А.Кацвы.

Именно система понятий позволяет нам вписать не только культуру в контекст эпохи, но и саму историю России – в контекст мирового развития, избегая «цивилизационных» ловушек с их «особыми путями», собственными «идеями» и специальными законами развития для каждого уезда. Что, естественно, не отменяет живого своеобразия нашего исторического пути: «Интересно остановиться на том, что в ХVIII в. Россия, экономика которой развивалась на крепостнической основе, еще сравнительно успешно соперничала с более развитыми странами. Отставание началось в связи с промышленным переворотом на Западе» (с. 197). Но это именно варианты общечеловеческого прогресса, порою извилистые обходные маршруты, стоившие многих жертв, но не какой-то «особый путь» поперек мировой истории. Именно с таких позиций автор подходит к советскому периоду. Вот, например, глава об индустриализации: «В результате СССР совершил громадный промышленный рывок… (далее характеристика отдельных отраслей. – И.С.)… Изменилась социальная структура населения. Численность промышленных рабочих достигла 10 млн человек против 4 млн в канун первой пятилетки. Городское население составило в 1940 г. 63 млн чел. против 29 млн в 1928 г. Индустриализацию следует рассматривать не просто как подъем промышленности... но как комплексное социально-экономическое явление, тесно связанное со всеми сторонами жизни общества. Это явление закономерно для России первой половины ХХ века. Сомнение вызывает не сама индустриализация, а темпы и методы ее проведения…» (с. 560). Для сравнения – в каких выражениях подытожил советскую эпоху (жизнь нескольких поколений честных тружеников!) работник современного агитпропа: «Естественная первая проблема, которая возникает после освобождения территории, временно оккупированной врагом…». (Еще раз о войнах мышей и лягушек. Интервью Г.О. Павловского – «НГ-религии», 2001, № 24.)

Особой благодарности заслуживает Л.А.Кацва за то, как обстоятельно, взвешенно, интеллигентно рассказывает он школьникам об освободительном движении: о декабристах, народниках, социал-демократах, включая большевиков. Никаких «германских агентов в пломбированном вагоне» и т.п. черносотенной белиберды.

Очень хорошо написаны главы о Великой Отечественной войне. Мы лишний раз убеждаемся в том, что научная объективность не исключает нравственной оценки, авторской позиции – и по отношению к фашизму, и по отношению к подвигу советских людей, которые спасли мир от коричневой чумы. Во введении к теме – сдержанная по форме, но вполне определенная по сути характеристика сочинений «Суворова» – Резуна. Наверное, для него много чести – попасть на страницы учебника. Но преподаватель не может игнорировать тот факт, что псевдоисторической макулатурой завалены все книжные киоски и школьники волей-неволей с ней соприкасаются.

А недостатки книги связаны в основном с ее специфическим предназначением.

На мой вкус стоило бы четко определить в первой же главе: 1. Время распада балто-славянского единства. 2. Первая достоверно славянская археологическая культура. Выделить и обвести. Но представьте себе, что абитуриент, подготовленный таким образом, попадает к экзаменатору – любителю пораскладывать пасьянсы из «антов» и «венедов». Сумеет ли молодой человек убедить пана профессора, что этногенез славян давно пора изучать по В.Я.Петрухину и Д.С.Раевскому, а не по старым учебникам Б.А.Рыбакова? Боюсь, что дискуссия кончится плачевно.

Хотя самые серьезные претензии – не к первым, а к самым последним главам. Они как раз меньше всего похожи на МИРОСовский учебник и больше всего – на шпаргалку с именами и датами, а местами на «Общую газету» (абзац о современной Белоруссии на с. 823). Но дело даже не в том, что там есть (о чеченском конфликте, к примеру, Л.А.Кацва рассказывает вполне объективно и совсем не так, как «Общая газета»), а в том, чего нет. Нет социальной структуры советского общества накануне перестройки и соответственно – ее движущих сил. Нет социальной структуры постсоветской (ельцинской) России. Нет характеристики правящего класса, сформировавшегося в 90-е годы, – такой же точной и объективной, какими были портреты новгородского или владимиро-суздальского боярства в 3-й главе пособия – и соответственно нет научного объяснения политики («реформ»), которую этот класс проводил…

Здесь мы упираемся в вечную проблему: что есть новейшая история – наука или отрасль публицистики? Академик Ю.А.Поляков (вслед за М.Н.Тихомировым) склоняется к тому, что «объективность совсем не обязательно приходит с хронологической дистанцией» (Поляков Ю.А. Историческая наука: люди и проблемы. М., РОССПЭН, 1999, с. 224). Наверное, он прав. Но учебная литература для школьников не может опережать научную. Если какой-то сюжет не разработан должным образом, как его преподавать? «Строительство коммунизма» прекратилось в 1991 г. Никакой другой концепции новейшей истории, мало-мальски убедительной, в академических аудиториях до сих пор не утвердилось. «Тоталитаризм» – всего лишь ярлык, он обозначает, не объясняя почти ничего…

Да и какое отношение все это имеет к экзаменам? Если затронута политика, в излишней пытливости может оказаться много печали. О познавательных моделях легко рассуждать академикам. Они-то свои дипломы уже получили. А абитуриенту, может, и лучше не мудрствуя лукаво просто зазубрить даты и фамилии.

В конце прошлого года из правительства поступило указание – историю России пора переписать. Что-то давно не переписывали. Директора академических НИИ, как водится, поддержали и одобрили инициативу руководства, а один даже подвел философскую базу: мол, «переписывание истории – процесс мировой... Новые учебники должны учитывать отмену тезиса “история не имеет сослагательного наклонения”». (См.: Клин Б. В новых учебниках истории будут враги народа. Коммерсант, 5.10.2001 г.). К этому «наклонению» перед властью Л.А.Кацва, слава богу, отношения не имеет. Приспосабливаясь по необходимости к отраслевым правилам игры (а куда денешься – как-то приспосабливаться вынуждены были и С.Б.Веселовский, и А.А.Зимин), он занимается все-таки наукой и старается донести ее до новых поколений. При всех поправках на специфику жанра его новое пособие – очень полезная книга, она поможет современному школьнику в обретении не только пятерки на экзамене и вожделенного студбилета, но и настоящих глубоких знаний по истории родной страны. По крайней мере той истории, которую мы не застали и в которой лично не участвовали.

Другой вопрос: что дальше? Если обещанная «реформа» все-таки состоится и вместо нормального экзамена введут угадайку: «Как звали коня Александра Македонского? А – Буцефал; Б – Децибел; В – Задолбал», – то преподавателям истории, наверное, все-таки придется как-то объяснять современность. Если не ученикам, то хотя бы самим себе.

Статья была опубликована в газете "Первое сентября", №9, 5.02.2002 г.