Бывший премьер-министр Великобритании Маргарет Тэтчер как-то раз сказала: нет никакого общества, есть только отдельные люди. Именно это на прошлой неделе продемонстрировали протесты в Латвии и Литве – ослабление общества и гипериндивидуализм двух последних десятилетий, привнесенный Вашингтонским консенсусом и его англо-американскими изобретателями. Протесты разразились, как только на горизонте показалась новая волна структурных преобразований. Почти 20 лет независимо друг от друга постоянные реформы приносили этим странам, где реальное влияние принадлежит олигархам, а «средний класс» абсолютно не защищен, разве что рост нестабильности и минимум демократии. Протестующие в Прибалтике требовали от правительства защиты общества в нынешних рискованных условиях. «Поющие революции» конца 80-х – начала 90-х не только заложили основу для современных протестных движений, но и явились попыткой сохранить общество. Эта попытка была как идеалистическим порывом к избавлению от политической зависимости от СССР, так и ответом на кризис советской экономики 80-х. Страны Прибалтики видели на Западе образец.

К несчастью для Латвии, идеи тэтчеризма, увлекшие местных политиков в постсоветский период, весьма далеко отстояли от программы, создавшей благосостояние Запада после Второй мировой войны. Следование неолиберальным курсом а-ля Маргарет Тэтчер сейчас грозит Латвии исполнением обещания бывшего британского премьера уничтожить общество.

Игнорируя социальные последствия проводимого курса, неолиберальные экономисты посоветовали Латвии обращать поменьше внимания на производство и экспорт ради достижения правильных макроэкономических показателей, которые вообще-то никогда не были главным двигателем экономического развития. Такие советчики были известны в 1990-е как «бригады Мариотта», поскольку всегда селились в четырехзвездочных отелях «Мариотт», и давали советы не выходя из отеля, изолированные от происходящего в консультируемых странах, и возможно, узнавали детали местной жизни только от девочек, которых «снимали» по ночам. Напротив, исторически сложившиеся программы развития, которым на практике следовали народы Западной и Восточной Азии, объявлялись неэффективными, несмотря на то что в прошлом они приносили успех. Тэтчеристы метко прозвали свою программу «шоковой терапией», так как понимали, что в ситуации демократического обсуждения в обществе существующих альтернатив (не говоря уже об идеях, высказанных в рамках других демократических дисциплин, не только экономики) дискуссия явно привела бы к выбору другого пути. «Шоковые терапевты» изучали методы ленинистов, чья тактика быстрого действия в период нестабильности показалась им хорошим способов внедрения тэтчеристской экономической политики.

Тэтчеристы поставили отдельного человека над обществом, уничижая роль общества в развитии индивида и делая акцент на том, что защита индивидуальных прав усиливает общество. В новообразованных прибалтийских государствах таким образом тэтчеризм только подливал масла в огонь. СССР, в свою очередь, породил цинизм по отношению к правительству и коллективному действию в обществе, где существовало некоторое право на человеческое развитие, но почти никакого – на личную жизнь. Применимо к Латвии идея частной жизни без человеческого развития в сочетании со стратегией экономического не-развития стала кислотой, которая разъедает все, на что ее плеснут.

Люди погрязли в гиперпотреблении, которое, может, и наполняет их частную жизнь, но в то же время создает «общество спектакля»2. Отчаянное стремление к признанию и отличию от других то и дело выплывает на поверхность, пробиваясь сквозь лед отчуждения, и проявляется как потребность быть «особенным». Несмотря на культ индивидуализма, уникальность личности и частной жизни были сведены к стандартизированному потреблению, которое делало бесперспективными отчаянные попытки найти смысл жизни в эпоху, когда под ударами времени рушились экономики и образ жизни советского типа, а на их место приходили не менее гнилые постсоветские варианты общественного устройства.

Как и на Западе, под влиянием тэтчеристской программы расходы на социальные нужды были на Востоке жестко урезаны. Возможности образования, а следовательно, и человеческого развития, необходимого для воспитания чувства собственного достоинства, были сокращены. Рабочие профессии, в принципе, оправдывали свое существование, но они исчезли после того, как производственные мощности были перенесены в Восточную Азию согласно новой инвестиционной экономической модели, которая предписывала не трудоемкую инновационную работу на местах, а перенос промышленности за границу. Если кто-то и преуспел при исчезновении таких профессий, так это те, кто строил карьеру на спекуляции или сфере обслуживания богатых. Общество труда еще существовало, но стремительно обесценивалось. Для многих обещания тэтчеризма частично реализовались с началом третьего тысячелетия, к тому же вступление в Евросоюз породило новые ожидания. Рост цен на энергию и металл привел в Прибалтику деньги из стран СНГ, поскольку тамошняя постсоветская буржуазия нуждалась в оффшорных центрах для отмывания и хранения денег. Латвия могла предоставить и то, и другое. Членство в ЕС принесло новые финансовые потоки. Более того, «делание денег» и кредитная экспансия в США были разработаны именно так, что сектор экономики с низкими зарплатами ограничивался, деиндустриализируя систему в целом и вызывая дополнительные спекулятивные финансовые вливания в Латвию через Швецию. Это на время позволило многим латышам ощутить себя «средним классом». Однако хрупкость этого преимущества была вскрыта экономическим кризисом, начавшимся в прошлом году.

На фоне нынешнего кризиса становится очевидным, что инкубационный период тэтчеризма закончился и система полностью сформирована. Литва и Латвия переживают тяжелейший стресс. Общество и экономика подвергаются постоянным атакам и потрясениям. Плана развития латвийской экономики не было вообще. Только Литве удалось сохранить часть промышленности. Налоги, которые выплачивают трудящиеся, растут, а финансовые спекуляции почти не подвергаются налогообложению и контролю. Кредит исчез, больше его не будет, да он и не мог бы вернуться в прежнем виде. Люди теряют работу или живут в постоянном страхе ее потерять – а латвийское правительство уменьшает период получения пособия по безработице, демонстрируя равнодушие и жестокость по отношению к трудящимся. Все эти процессы в совокупности делают и Литву, и Латвию еще более уязвимыми к социальной дезинтеграции.

Протесты прошлой недели как раз и показали страх и гнев, копившиеся с 1991 года, а также наложились на идеалистические попытки воссоздать прошлую общественную систему и добиться продекларированных в начале 90-х целей.

Акция протеста в Латвии, на которой я присутствовал, была хорошо организована. Огромное внимание уделялось созданию позитивной атмосферы и коллективного пространства, где можно было высказать свои жалобы и идеи. С самого начала выступающие говорили о латвийской традиции обдуманного, рационального и дисциплинированного протестного действия. Национальные певцы и группы обеспечивали спокойную обстановку и напоминали о культурном равенстве среди латышского народа.

Участники акции вели себя цивилизованно и демонстрировали абсолютно демократичное поведение. Тем не менее, в настроении собравшихся чувствовалось больше тревоги, чем надежды. Из истории известно, что толпа, особенно большая, не славится примерным поведением. Тем не менее, латыши действительно показали высокий уровень гражданского развития – даже в условиях прессинга. Я ожидал, что в такой ситуации и с такими настроениями проявится то, что в марксистских терминах называется «люмпенством». Но насилия и вандализма не было.

За те беспорядки и насилие, которые все-таки случились на этой неделе, прибалтийские политики должны винить именно себя. Именно они упорно настаивают на тэтчеризме в качестве официального курса, который и приводит к насилию над пенсионерами, студентами, рабочими и специалистами, работавшими еще при СССР. В основном общество принимало удары безропотно. Те социальные группы, которые в том или ином смысле имели право ответить насилием, этого не сделали. Деструктивно действовали только люмпены, созданные тэтчеризмом – дети этой программы. Именно в ее логике они не испытывают ни уважения, ни понимания общества – потому что они его не получали. Это безрассудные люди, для которых лучшая общественная система – толпа.

Протесты прошлой недели должны стать тревожным звонкам для латышского и литовского общества, а также для политиков – в контексте того равнодушия, которое они проявляют как к общечеловеческим, так и к материальным нуждам населения. Жизненно необходим максимально быстрый ответ – чтобы предотвратить дальнейшее ухудшение положения. Недостаточно просто скорректировать макроэкономические показатели.

Короче говоря, проблема слишком сложна, чтобы отдать ее на откуп исключительно экономистам, чьи оценки и прогнозы обусловлены скорее идеологией, чем историей и опытом. Латвия должна уйти от экономики, основанной на спекуляциях, и пустой риторики о «креативной промышленности», а также обозначить равную значимость как производства, так и технологических инноваций. Только это сможет привести к экономическому росту рентабельных профессий, рабочих мест и материальной базы для существования взаимоусиливающего развития индивида и общества.

По этой теме читайте также: