или Как неолиберальные политики фальсифицируют экономическую историю Чили

Для всей современной истории стран Западного полушария характерно стремление ряда латиноамериканских государств перенять радикальную модель экономической политики, описываемую как «неолиберализм», что привело как к драматическому падению темпов роста доходов, так и к росту социального неравенства. Среди всей этой череды экономических потрясений лишь Чили, на первый взгляд, остается в стороне.

Страна за страной, латиноамериканские избиратели голосуют за кандидатов, объединяемых своим неприятием неолиберализма. Недавние исследования Межамериканского банка развития (Inter-American Development Bank), в которых были проанализированы 81 парламентские и 66 президентских выборов, прошедших в семнадцати латиноамериканских государствах в период с 1985 по 2002 годы, показали, что пришедшие к власти партии, выступавшие за либерализацию и приватизацию, впоследствии при перевыборах теряли от 25 до 50 процентов голосов избирателей [1]. В ответ апологеты неолиберализма, критикуя инициативы этих новых прогрессивных правительств, указывают на чилийские экономические успехи – прежде всего, на десятилетия неуклонного роста ВВП на душу населения, что, по их мнению, является результатом строгого следования чилийским правительством неолиберальной модели.

Наша работа призвана:

a) рассмотреть политику, в реальности осуществлявшуюся в Чили во время десятилетий роста, и показать, что Чили не только не является образцом успешной неолиберальной политики, но на самом деле представляет собой классический случай политики прямо ей противоположной;

b) проанализировать конечные экономические последствия, помимо впечатляющего роста ВВП на душу населения, и установить, что высочайший и неуклонный рост уровня неравенства доходов явился следствием приватизации ключевых отраслей экономики; что экспортно ориентированный рост основывается на эксплуатации природных ресурсов: 90% его обеспечивается рыболовством, лесной и меднодобывающей промышленностью, равно как и другими сырьевыми отраслями, – и эта тенденция неуклонно усиливается, притом что производящий сектор экономики также неуклонно деградирует.

Мы пришли к выводу, согласно которому существенные элементы неолиберальной политики, проводимой чилийским правительством, привели к тяжелым последствиям для экономики, не способствуя при этом каким бы то ни было позитивным изменениям как в социально значимых секторах, так и в вопросах экологии, притом что значительная часть чилийских успехов, а именно рост ВВП на душу населения или же рост экспорта, могут быть отнесены к числу успехов политики, совершенно отличной от неолиберальной.

Введение

В марте 2006 года Мишель Бачелет с большой помпой вступила в должность президента в качестве первой женщины – главы чилийского государства. Вся эта церемония послужила поводом для экспертов и политиков отметить неизменно высокий уровень роста чилийской экономики, особенно заметный по сравнению с другими латиноамериканскими странами. Последние 25 лет были периодом, в течение которого в подавляющем большинстве развивающихся стран темпы роста экономики неуклонно снижались, а латиноамериканский континент страдал от наихудших показателей роста в современной истории. С 1980 по 2005 год реальный доход на душу населения в регионе вырос только на 13 процентов. В предыдущие 20 лет, с 1960 по 1980 годы, доход на душу населения в Латинской Америке вырос на 82 процента. С другой стороны, Чили избежали этой континентальной закономерности, увеличив ВВП более чем двукратно как за последнее, так и за предыдущее двадцатилетие [2].

Уровень роста, достигнутый в Чили за последние десятилетия, постоянно приводится в качестве доказательства достоинств так называемой «неолиберальной модели». Неолиберализм предполагает прежде всего определенный пакет преобразований, необходимый для получения ссуд от Международного валютного фонда (МВФ) и Всемирного банка. Ровно тот же пакет реформ, но с иными акцентами, насаждается посредством Всемирной торговой организации (ВТО) и Североамериканского соглашения о свободной торговле (НАФТА). Ко всему прочему, правительство США оказывает давление на развивающиеся государства с целью принятия ими определенных законодательных норм как условия для получения торговых преимуществ и реструктуризации долгов [3].

Мировоззренческой основой подобной политики является представление о том, что рынки должны являться важнейшими инструментами для определения социального и экономического развития и при этом они должны быть свободны от «неэффективного регулирования» и государственного вмешательства [4]. Следствием подобной политической установки является либерализация торговли, финансов и инвестиций; приватизация государственного имущества; дерегулирование экономики или перестройка регулирования по неолиберальным образцам; установление новых прав собственности, в том числе на защиту интеллектуальной собственности, и особых прав для иностранных инвесторов; жесткая бюджетная политика и последовательный финансовый монетаризм. Таким образом, как несложно заметить, действительная чилийская экономическая политика крайне отличается от этих идеальных, с точки зрения неолиберализма, форм.

Создание «чилийского мифа»

В попытках убедить всех желающих перенять опыт неолиберализма защитники этой теории создали концепцию «образцов для подражания» (model pupils), то есть государств, которые, согласно господствующим представлениям, полностью усвоили неолиберальную политику и, как следствие, достигли высочайшего уровня экономического роста. К первому поколению подобных государств относятся Южная Корея и Тайвань, выставляемых в качестве принявших модель «свободной торговли», что и обеспечило им ускоренное развитие. О том, что экономические достижения этих стран были достигнуты благодаря огромным субсидиям и прямому вмешательству государства, проводившего протекционистскую политику, ограничивая импорт, жестко регулируя финансы и инвестиционную политику, как правило, не упоминается. Успех этих стран, базировавшийся на политике, совершенно отличной от неолиберальной, продолжался до 1997 года, когда разразился спровоцированный стремительной финансовой либерализацией азиатский финансовый кризис, разрушивший результаты десятилетий экономического развития.

После того как эти и подобные им «образцы для подражания» вошли в полосу кризиса, Китай и Индия, экономически развивающиеся так же быстро, заняли место любимых образчиков достижений неолиберальной политики, т.е. той выборки стран, чей быстрый рост призван подтвердить «успешность» следования неолиберальным рецептам [5]. В рамках Латинской Америки в качестве любимого детища неолибералов длительное время выступала Аргентина – разумеется, до тех пор, пока и она, в свою очередь, не пережила экономическую катастрофу. (Избавившись от навязанной МВФ и Всемирным банком политики, Аргентина превратилась в самое стремительно развивающееся экономически государство Латинской Америки.[6])

Все это превратило Чили в любимый (и единственный) пример региональной модели для развивающихся стран. Чилийский опыт следования неолиберальным концепциям с легкой руки Милтона Фридмана стал именоваться «чилийским чудом»[7].

Мантра о Чили, как о символе верности неолиберализму, хорошо проявляется в штатовских публикациях последовавших за последними чилийскими выборами и инаугурацией г-жи Бачелет. Редакционная статья в «Вашингтон Пост» восхищалась тем, что Чили «все более походит не на соседей, а на европейскую страну», и тем, что г-жа Бачелет «не подвергает сомнению то, что в основании растущего благосостояния ее страны лежит свободная торговля, иностранные инвестиции и свободные рынки – все то, что повсюду в регионе демонизируется как “неолиберализм”»[8]. Госсекретарь США Кондолиза Райс, приветствуя члена чилийской правящей партии Рикардо Лагоса, выразила взгляд администрации Буша на чилийскую модель как на «блестящий образец... для свободных экономик во всем регионе»[9].

Пытаясь укрепить внешнеторговые позиции своей страны, воспроизводит этот миф и само чилийское правительство. На недавнем брифинге в вашингтонском неолиберальном Американском институте предпринимательства (American Enterprise Institute) представитель чилийского правительства отмечал, что «открытая экономика и внешнеторговая ориентация» ответственны за экономические успехи страны[10]. Также стоит указать на то, что президент Бачелет публично поддерживает предложения, одобряемые Соединенными Штатами и отвергаемые большинством государств Латинской Америки, – вроде концепции Американских свободных экономических зон (FTAA) и Дохского раунда переговоров о расширении ВТО[11].

Но в данном случае, как и во многих предыдущих кампаниях, призванных удержать различные государства в рамках парадигмы «единственной-пригодной-для-всех-модели-развития», неолибералы, ссылаясь на чилийский опыт, вполне сознательно отбрасывают все то, что противоречит их установкам.

Рост неравенства доходов, уменьшение доступности структур жизнеобеспечения и безудержное увлечение сырьевым экспортом... все это значимые, но не самые «популярные» стороны «чилийского чуда».

1. Несмотря на определенную государственную поддержку беднейших слоев населения, степень экономического неравенства в Чили остается одной из наиболее высоких в мировом масштабе.

Даже при учете всего постпиночетовского периода, неравенство доходов в Чили остается чудовищно высоким. Для чилийского общества, даже в мировом масштабе, характерна одна из наивысших степеней неравенства, которая при этом, со времени 60-х гг., все более углубляется, – в результате чего сейчас около половины доходов страны попадает в руки десяти богатейших процентов населения[12]. Таблица 1 иллюстрирует уровень неравенства в Чили относительно других государств. Согласно ООН, опубликовавшей данные о более чем 120 государствах, по критерию неравенства доходов Чили находится в числе первых.

Таблица 1[13]

Источник: Отчет ООН по Программе развития за 2005 год

В течение всего чилийского экономического рывка реальные доходы среднего работника продолжили свое неуклонное падение, начавшееся еще в 1970-е годы, даже несмотря на то, что благодаря активному проведению программы поддержки «беднейших работников» (о ней в дальнейшем) – реальный минимум доходов продолжал расти. Более того, связь чилийского рынка труда с экспортно-ориентированным сельским хозяйством ежегодно создает высочайшую степень сезонных колебаний безработицы и непредсказуемые колебания семейных доходов. Подобная комбинация различных факторов и создает систему чилийского распределения доходов, при которой небольшая группа обеспеченных людей сочетается с огромным большинством еле сводящих концы с концами[14].

Практически все экономисты согласны с тем, что как в Чили, так и повсюду в мире в течение последних десятилетий свободный рынок явился одним из факторов, способствующих увеличению неравенства доходов – разрыву между доходами богатых и квалифицированных и бедных и неквалифицированных. Это подтверждается и общей теорией торговли, и анализом большого комплекса опытных данных[15]. Недавние исследования подтверждают, что либерализация рынков в Чили привела к росту неравенства между работниками с университетским дипломом и теми, кто окончил лишь среднюю школу[16]. Ныне и академическая наука признает, что чилийский рыночная либерализация осуществлялась вопреки интересам неквалифицированных работников[17].

Более того, до начала 90-х годов рост доходов чилийцев не приводил к заметному уменьшению бедности, и в данном случае – вовсе не неолиберальные методы способствовали некоторому исправлению ситуации. Если в 1980-е гг. около половины чилийцев пребывало в бедности, то теперь их примерно одна пятая[18]. Подобные изменения произошли благодаря реформам, начавшимся в 1990 году (после возвращения демократии) и сопровождавшимся как ростом налогов, так и увеличением социальных расходов, будь то установление прожиточного минимума или же рост расходов на образовательные и жилищные программы на 200% за десять лет. Как отмечает бывший чилийский министр финансов, «порядка 60% совокупного уменьшения бедности в Чили может быть отнесено на счет экономического роста и порядка 40% – на счет социальной политики»[19] – и то и другое происходило вопреки неолиберальной модели. И хотя неолибералы в теории приветствовали и экономический рост и известную меру социального регулирования, на практике неолиберальная политика едва ли способствовала заметному росту, коль скоро неолиберальная программа реформ – и в Чили, и повсюду – предполагала сокращение налогов и последовательный монетаризм в финансовой сфере. В отличие от этого, Чили проводили широкую финансовую политику, прежде всего посредством увеличения сбора налогов и проведения социальных программ. Схема 1 показывает, что чилийские социальные расходы, взятые в процентах от национального дохода, росли непрерывно с начала 1990-х годов. В этом смысле Чили сейчас стоят гораздо ближе к другим латиноамериканским государствам, традиционно проводившим активную политику социальной защиты населения, чем к собственному антисоциальному пиночетовскому прошлому.

Схема 1
Государства Латинской Америки и Карибского бассейна (21 страна) – социальные расходы в % от ВВП

Источник: Экономическая комиссия ООН по Латинской Америке и странам Карибского бассейна: Социальный обзор Латинской Америки, 2007.

2. Чилийский рост базируется на неуклонном и масштабном экспорте ограниченного числа сырьевых ресурсов, при этом производящие сектора экономики продолжают стагнировать.

Движущей силой чилийского экономического развития, обычно приводимой в качестве иллюстрации благотворного влияния «свободной торговли», являлся стабильный рост экспорта. Между тем успехи чилийского экспорта в основном базируются на эксплуатации ограниченной сырьевой номенклатуры. И хотя страна прилагала усилия по диверсификации экспорта, то есть по избавлению от доминирования в нем меднодобывающей промышленности, тем не менее примерно 90% экспорта все же составляет сырье: лес, морепродукты и т.д. Чилийский объединенный уровень экспорта[20] двукратно превышает таковой же у таких классических экспортных экономик, как малайзийская и австралийская, и этот уровень еще выше для чилийской торговли не с латиноамериканскими странами, а с такими, как США[21].

В Чили уровень эксплуатации своих возобновляемых ресурсов заметно выше уровня их восстановления. Согласно исследованию, проведенному Chile Sustentable – Чилийской природоохранной неправительственной организацией, одна только горнодобывающая промышленность производит большую часть экономической продукции и более 60% регионального экспорта в пяти из тринадцати чилийских областей и порядка 100% во II-й области. Как демонстрирует это исследование, подобная сверхконцентрация крайне негативна, коль скоро так называемый «эффект мультипликатора» (тенденция, согласно которой активность в одном из секторов экономики стимулирует активность в других секторах) в горнодобывающей промышленности выражен гораздо меньше, нежели в остальных сферах экономической деятельности. Например, на каждый доллар, вложенный в горное дело, в других секторах происходит рост на 1.8 $, тогда как подобные же вложения в финансовый сектор или в управленческие структуры могут привести к в полтора-два раза большему росту[22].

И хотя Чили, в отличие от многих других стран, исключительно богата годными для экспорта природными ресурсами, даже это благословенное изобилие не сможет гарантировать благосостояние при нынешнем уровне его эксплуатации. Зависимость от истощаемых горнодобывающих и рыболовных секторов приведут, по словам известного чилийского экономиста Освальдо Санкеля, «к ограничению возможностей экономического развития вследствие полного открытия рынков и увлечения экпортным ростом». Этот фактор особенно значим потому, что рост сырьевого экспорта затушевал продолжающуюся с 1970-х годов кризисную тенденцию в чилийских производящих секторах. Как демонстрирует схема 2, неуклонный кризис чилийской промышленности привел к тому, что с 30% ВВП в начале 1970-х гг. ее доля понизилась до 18% в 2000-х, отбросив уровень индустриализации в стране на 70 лет назад – в 30-е гг. ХХ века[23].

Схема 2
Доля производственного сектора в ВВП, 1940-2000

Источник: Оксфордская база данных экономической истории стран Латинской Америки (OxLAD); авторские исчисления

В течение того же периода Чили пострадала от стремительного уменьшения коэффицента «эко-эффективности» – то есть меры материальных вложений, требуемых для производства единицы ВВП в масштабе экономики страны[24]. Крайне слабая диверсификация экспорта также демонстрирует уязвимость экономики к ценовым потрясениям на товарных рынках, притом что более серьезная диверсификация смогла бы увеличить как общую продуктивность, так и рост доходов[25].

3. Приватизация привела к уменьшению доступности жизненно важной инфраструктуры и подорвала пенсионное обеспечение.

В Чили оказались приватизированными практически все базовые структуры жизнеобеспечения, такие как водо- и электроснабжение, телекоммуникации, образование, здравоохранение, то есть вся инфраструктура и система социальной защиты. Большая часть приватизационных мероприятий была осуществлена во время диктатуры Пиночета. В то время как в 1973 году 179 различных экономических структур контролировалось государством, к 1989 году их число сократилось до 44-х. Как отмечает современный исследователь, «на ранних этапах приватизация в Чили была непрозрачной... Более того, благодаря полному отсутствию свободной прессы использовались совершенно невиданные ее методы – таким образом, практически отсутствует какая бы то ни было информация о приватизации, протекавшей в 70-е гг.»[26]

Притом что диктатура Пиночета идеологически придерживалась приватизационной доктрины, весьма показателен полный отказ от приватизации меднодобывающей промышленности – наиболее значимого сектора экономики. Государственная меднодобывающая компания «Коделко» является крупнейшим в мире производителем меди, и, как показывают опросы, более 90% чилийцев выступают против ее приватизации, вопреки требованиям многих неолиберальных аналитиков[27].

Несмотря на общепринятую точку зрения, согласно которой приватизация в Чили сравнительно с другими латиноамериканскими странами прошла достаточно гладко, подобные опросы демонстрируют, что большая часть чилийцев не считает приватизацию полезной для страны[28]. Более того, экономисты из Межамериканского банка развития выяснили, что хотя «приватизированные фирмы демонстрируют заметный рост эффективности... их доходы не отличаются от доходов частных фирм в тех же секторах экономики. Это позволяет нам утверждать, что чилийские государственные предприятия были эффективными и до приватизации. В смысле прибыльности, приватизированные предприятия в регулируемых секторах демонстрируют практически схожие прибыли. Показательно, что приватизация привела к увеличению числа работников на этих предприятиях, а это, в свою очередь, не свидетельствует о сверхзанятости в государственном секторе... Прибыльность в регулируемых секторах является следствием более эффективного использования физического капитала и того, что регулирующие органы более неспособны распределять увеличивающуюся прибыль в пользу потребителей»[29].

Эти исследования иллюстрируют, что, в противоположность общепринятой неолиберальной премудрости, приватизационные инструменты, предполагающие наибольшую степень послеприватизационного контроля, обеспечивают лучшую эффективность и прибыльность, чем менее регулируемые, демонстрируя тем самым, что регулирование совсем не исключает увеличения производительности предприятий.

Ниже мы рассмотрим примеры нескольких секторов, переживших приватизацию.

Водоснабжение. Приватизация чилийской системы водоснабжения началась с конца 80-х гг. В основе приватизации был тезис о том, что следует заставить потребителей полностью оплачивать стоимость использования воды (добавив к ней норму прибыли, обеспечивающую существование частных – и по большей части иностранных – компаний). Кроме того, какие бы то ни было социальные субсидии должны быть ликвидированы. Согласно публикациям Всемирного банка, несмотря на незначительное увеличение количества населения, обеспеченного доступом к водоснабжению, в среднем действительная стоимость водоснабжения и канализации утроилась за послеприватизационное двенадцатилетие[30]. Неправительственная организация Food & Water Watch выяснила, что сотни беднейших семей, оказавшиеся неспособными платить, были лишены водоснабжения, при этом Чилийская организация пользователей и потребителей (ODECU – чилийская ассоциация социальной защиты) изучила 15 000 счетов за водоснабжение и выяснила, что расценки увеличились не менее чем на 100%, а в некоторых случаях – и на 200%[31].

Образование. Последним мероприятием правительства Пиночета явилась частичная приватизация школьной системы, создание системы грантов и децентрализация, лишившие общественные школы необходимых ресурсов. Как следует из расследования, проведенного в Чили газетой «Нью-Йорк Таймс», «частные школы расходуют на ученика в пять раз больше беднейших общественных школ». В ответ на забастовки учеников правительство Бачелет недавно анонсировало программу крупных инвестиций в разваливающуюся образовательную систему[32]. Здравоохранение. В Чили частичная приватизация системы здравоохранения привела к неуклонному снижению качества обслуживания бедняков и среднего класса, равно как престарелых и инвалидов[33]. В результате приватизации системы здравоохранения ее себестоимость увеличилась вдвое, а обслуживает она, как правило, богатых, молодых и здоровых. Как показывают исследования, лишь одна пятая часть населения имеет доступ к системе здравоохранения, в то время как 7.2% клиентов частного сектора – старше 65 лет. [34]

Очередным свидетельством того, что Чили куда как менее «неолиберально», чем это готовы признать некоторые аналитики, равно как и того, что чилийцы отнюдь не считают результаты приватизации социально полезными, явилась программа президента Бачелет по облегчению доступа к системе здравоохранения, в том числе предполагающей бесплатное больничное обслуживание лиц старше 60 лет. В течение своего четырехлетнего срока президент также пообещала открыть порядка 800 государственных школ по подготовке медицинских работников, что обеспечит обслуживанием порядка 25000 детей. «Несправедливость начинается с колыбели, если не все дети получают равные возможности... Поэтому я хочу начать свое правление с ясного сигнала о том, что мы хотим создать равные условия для всех и каждого»[35].

Социальная защита и пенсионная система. В отличие от многих других секторов крушение приватизированной чилийской системы социальной защиты освещалось достаточно широко. Согласно данным Центра экономических и политических исследований, в сравнении с возможностями государственной системы приватизированная система социальной защиты гораздо менее эффективна, коль скоро она, в отличие от государственной, не позволяет экономике корректировать административные расходы. Кстати говоря, административные расходы чилийского социального обеспечения достигают 15% в год, притом что в США государственная система расходует 0.3%, и это лишь один из многих примеров общей неэффективности приватизационной политики[36]. Одной из причин подобной неэффективности являются сборы, взимаемые с пенсионеров каждый раз, когда они пересматривают условия обслуживания. Согласно исследованиям только три процента осведомлены о комиссионных сборах, взимаемых менеджментом пенсионных фондов, что свидетельствует о полной непрозрачности всей системы[37]. Оба кандидата на последних президентских выборах в Чили согласились с тем, что система социального обеспечения нуждается в совершенствовании хотя бы и из-за колоссального налогового давления приватизации на правительство. Но одним из самых красноречивых фактов, иллюстрирующих положение пенсионеров в Чили, является то, что всемогущая военная диктатура Пиночета предпочла сохранить пенсионное обеспечение военнослужащих в руках государства[38].

Как общий, так и экспортный рост чилийской экономики обеспечивался проведением политики, отличной от неолиберализма.

1. Масштабный рост экономики Чили произошел лишь после восстановления взвешенного использования государственных механизмов, сменившего неолиберальный экстремизм эпохи Пиночета.

Первый этап неолиберальных реформ в Чили был навязан во времена кровавой военной диктатуры Пиночета, в ходе которой «исчезло» или же было убито не менее 3 000 человек[39]. По словам одного из свидетелей, недопустимо прославлять чилийскую модель, в особенности времен диктатуры, так как это мало отличается от прославления «Гитлера, перевооружившего Германию и вытянувшего ее экономику из Великой депрессии. Правда, в случае с Чили поклонники диктатуры не могут сослаться на то, что экономический бум был спровоцирован приходом фашизма»[40]. Действительно, рост чилийской экономики в сколько-нибудь значимых формах начался лишь после того, как завершился период пиночетовского безудержного экономического экспериментирования.

Многие распространители мифа о «чилийском чуде» путают ранний период правления Пиночета, наиболее полно соответствующий концепции «свободного рынка» и завершившийся полным экономическим крахом, и предшествовавший восстановлению демократии поздний период, в рамках которого было нормой прагматичное использование и рыночных и государственных механизмов. Несмотря на значительный рост экспорта на раннем этапе правления Пиночета, он не сопровождался ростом налоговых поступлений: в 1975 году, менее чем через два года после масштабного открытия экономики, ВВП Чили уменьшился на 15%. Более того, ничем не сдерживаемая либерализация ранних лет, предполагавшая в том числе и ликвидацию любых внетарифных ограничений и последовательное уменьшение самих таможенных тарифов, привела к уже упоминавшемуся нами кризису в производящих секторах.

По словам лауреата Нобелевской премии по экономике Иосифа Штиглица, в то время как пиночетовская дерегуляция банковского сектора привела к финансовым кризисам 1970-х и 80-х гг., период с 1990 г. и до наших дней представляет собой образец «успеха в комбинировании рынка и надлежащего регулирования». Министр финансов в первом демократическом, постпиночетовском правительстве сформулировал это так: «Если вы сопоставите эффективность экономики в лучшие годы правления Пиночета и эту же эффективность в демократический период, я поручусь за то, что вы не найдете ни одного экономического или же социального показателя, по которому демократия не вышла бы вперед»[41].

2. Чилийское правительство использует субсидии и проводит активную торговую политику.

Действительно, в целях укрепления связей между экспортным ростом и остальной экономикой чилийское правительство предприняло серию амбициозных шагов, куда как более схожих с политикой далеко не неолиберальной Южной Кореи, чем с обычными рекомендациями неолибералов. Что они в себя включают[42]:

a) Программу различных налоговых льгот для экспортеров, предполагающую в том числе и всеобъемлющую систему «возврата пошлин» (duty drawback). Эта система покрывает расходы чилийских экспортеров по оплате любых тарифов как на импорт капитала, так и на другие подобные вложения и предлагает особые стимулы для мелких экспортеров, равно как и для фирм, занимающихся нетрадиционным экспортом[43]. Дополнительные налоговые и таможенные льготы предусматриваются для стимулирования развития автомобильной промышленности. Этот механизм является классическим инструментом по стимулированию экспорта и ограничению импорта, что прямо противоречит упрощенной схеме «торговой открытости». Совокупный размер всех этих привилегий, направляемых на субсидирование частного сектора, исчисляется сотнями миллионов долларов ежегодно. Экономическая политика Чили, частично реализуемая на практике, также предполагает диверсификацию экспорта – уменьшение его сырьевой компоненты за счет производственной и нетрадиционной.

б) Создание весьма деятельного правительственного агентства «ProChile», занимающегося в интересах отечественного частного сектора сбором информации о состоянии иностранных рынков[44]. Правительственные фонды также оплачивают труд консультантов, нанимаемых экспортерами как для продвижения экспорта, так и для оптимизации управленческого звена.

в) Функционирование полугосударственного венчурного (инвестиционного) фонда Foundacion Chile, помогающего внедрять технологические инновации в частный сектор и создающего «образцовые компании».

Это агентство субсидируется правительством, и 50% его акций принадлежит властям. Оно специализируется на развитии предприятий в наиболее высокотехнологичных и наукоемких секторах экономики и продаже их в частный сектор после того, как они становятся конкурентоспособными. В числе образцов деятельности фонда является участие в развитии, технологической поддержке и модернизации предприятий, занимающихся разведением лосося. В 2003/04 гг. Foundacion Chile потратил на создание компаний 3 миллиона долларов, при частных инвестициях в 12 миллионов. [45]

г) Широкое привлечение альтернативных источников финансирования экспорта, в том числе и с помощью государственной корпорации «Финансирование производства» (CORFO), поддерживающей путем привлечения капитала нетрадиционные виды экспорта. CORFO также предлагает «экспортное страхование... компенсирующее 50% стоимости страхования риска неоплаты экспорта»[46].

д) Функционирование большого числа агентств, обеспечивающих финансирование производства и профессиональную подготовку сотрудников, что стимулирует как собственно экспортеров, так и все остальные компании.

е) Существенные государственные вложения в дорожное строительство, расширение портов и поддержание всей необходимой инфраструктуры, равно как и финансирование системы повышения квалификации сотрудников, занятых в секторах, ответственных за торговлю и экономическое развитие.

И опять же, хотя в теории неолибералы и предполагают подобного сорта инвестиции, на практике жесткое налоговое регулирование и монетаристская политика, проводимая МВФ и Всемирным банком, лишают многие страны возможности для осуществления подобной политики.

3. В целях обеспечения стабильности чилийское правительство возвращается к практике регулирования финансового сектора.

Отмена контроля потоков спекулятивного иностранного капитала и серьезные финансовые потрясения, сопровождавшие период правления Пиночета, заставили чилийское правительство в последние годы принять меры по ограничению движения капитала и установлению различных видов государственного регулирования, столь порицаемого неолибералами. И хотя двери для прямых иностранных инвестиций все еще открыты настежь, правительство требует от получателей зарубежных займов или финансирования, в том числе и для инвестиций в чилийский фондовый рынок, принудительного и беспроцентного депонирования 30% суммы (сроком на один год, вне зависимости от условий сделки). Эта политика стимулирует иностранных инвесторов, работающих в Чили, вкладывать средства в продуктивные проекты, что, в свою очередь, вероятнее всего приводит как к созданию дополнительных рабочих мест, так и к другим позитивным последствиям для чилийской экономики. Как констатирует исследование Экономической комиссии ООН по Латинской Америке и Карибскому бассейну (ECLAC), «эта система исключительно затратна в случае краткосрочных инвестиций и, наоборот, весьма выгодна для тех, чьи временные горизонты простираются дальше однолетнего срока»[47].

Исследования также показывают, что чилийское финансовое регулирование особенно нацелено на контроль банковского сектора и вторичных финансовых рынков, то есть тех секторов, с которыми подчас не справляются даже развитые страны. Экономисты Центрального банка Чили считают именно развитую систему банковского регулирования ответственной за относительно здоровую корпоративную среду, что совершенно нетипично для экономик, подобных чилийской, в которой несколько крупнейших холдинговых групп контролируют большие массивы частного сектора. [48]

В своей почти готовой к выходу в свет работе экономисты Рэндалл Додд и Стефани Гриффит-Джонс объясняют, как три различные правительственные структуры – Центральный банк, суперинтендант банковского сектора и управление пенсионных фондов – регулируют вторичные финансовые рынки. Эти структуры устанавливают ограничения на максимальный уровень иностранного финансового проникновения, равно как и другие требования, обязательные для исполнения любым пенсионным фондом, действующим в Чили. Это, в свою очередь, приводит к тому, что чилийский финансовый рынок функционирует исключительно эффективно и предохраняет от той нестабильности, которая разъедает рынки многих развивающихся стран[49].

Политика управления капиталом, крайне отличная от стандартной неолиберальной модели, предполагающей дерегуляцию, также включает в себя налоги на иностранные займы (что ограничивает уязвимость чилийских фирм для валютных рисков) и широкую систему банковского контроля. Как следствие, по данным Института политэкономических исследований, «завышение курса чилийской валюты и текущего платежного дефицита (относительно ВВП) заметно меньше, чем в других латиноамериканских государствах, также являющихся получателями больших финансовых вливаний»[50]. Именно этот валютный контроль в 1995 г. защитил Чили от так называемого кризиса «Текила», потрясшего другие латиноамериканские валюты и обрушившего мексиканский песо, равно как и от последствий азиатского финансового кризиса, затронувшего экономики огромного числа развивающихся стран.

ВТО и вашингтоно-чилийский вариант соглашения о свободной торговле как угроза дальнейшему развитию Чили.

Многие из тех, далеко не неолиберальных, как мы выяснили, решений, гарантировавших Чили достаточно успешное развитие, могут стать жертвой очередного этапа развития неолиберальной модели. В 1995 г. произошла интеграция Чили в ВТО, а в 2004 году Чили заключила торговое соглашение с США. Следовательно, все те инструменты, благодаря которым Чили вырвалась из числа жертв неолиберального эксперимента, инструменты, наиболее подходящие для чилийских реалий, находятся под непосредственной угрозой со стороны ВТО и правил соглашения о свободной торговле.

Например, чилийское правительство сочло, что его исключительно успешная практика тарифных компенсаций, а также деятельность в ряде секторов экономики (к примеру, в автомобилестроении) противоречат правилам ВТО о недопустимости экспортного субсидирования, в связи с чем в 2003 году правительство добровольно ликвидировало или катастрофически уменьшило масштаб подобной практики[51]. Согласно расчетам ECLAC, если Чили не сохранит свою традиционную политику широкой координации между государственным и частным секторами, то страна «окажется перед перспективой зависимости от все возрастающего масштаба узкой номенклатуры сырьевого производства, тем самым увеличивая уязвимость экономики для внешних потрясений»[52].

Серьезное беспокойство вызывает также и вашингтоно-чилийское соглашение о свободной торговле (FTA), приведшее к серьезному всплеску в двусторонних торговых отношениях (в случае с Чили удвоив их с 6 миллиардов долларов в 2003 г. до 11 миллиардов в 2005-м)[53]. Несмотря на это, доля прямых инвестиций США в Чили (т. н. FDI) относительно общего уровня иностранных инвестиций в чилийскую экономику после подписания соглашения стала заметно меньше исторически сложившегося уровня. С 1974 г. США являлись крупнейшим инвестором в чилийскую экономику, в среднем поставляя 26.5% всех иностранных инвестиций. Однако в 2004-2005 гг. доля США рухнула до 2.8%, став заметно меньше не только доли Испании – 60.8%, но и Австралии, Канады и Великобритании. Падение относительной доли США в чилийских FDI прямо противоречит аргументам неолибералов, утверждающих, что FDI является важной – если не важнейшей – причиной существования подобных договоров. «ProChile» предполагает, что американские инвестиции во все возрастающих объемах перекачиваются в азиатские страны, и это в очередной раз демонстрирует всю лживость заявлений, исходящих из Вашингтона и утверждающих, что соглашения о свободной торговле помогают уберечь латиноамериканские страны от бегства инвестиций в Азию[54].

Более того, FTA подрывает дальнейшие перспективы прозрачной финансовой регуляции. Бушевская администрация в числе условий подписания данного договора потребовала замораживания любых форм контроля капиталов. Пункт 10.8 соглашения о свободной торговле между США и Чили констатирует, что «каждая из сторон разрешает любым финансовым переводам, относящимся к покрытию вкладов, осуществляться свободно, без задержек как в случае ввоза, так и в случае вывоза капитала», а это подразумевает и вывоз прибыли и дивидендов, и прочие финансовые проплаты[55].

Джагдиш Бхагвати, один из наиболее последовательных сторонников торговой либерализации, на слушаниях в Конгрессе США заявил, что, согласно общепринятой среди экономистов точке зрения, государственное регулирование способно удержать стремительное бегство капиталов. По мнению Бхагвати, содержащиеся в договоре США – Чили радикальные требования запрещения финансового регулирования «едва ли оправданы с экономической точки зрения». Он выразил озабоченность тем, что попытка связать запрещением регулирования и свободную торговлю подорвет репутацию последней[56].

FTA, вследствие установления драконовских правил, дающих иностранным инвесторам возможность оспаривать местное природоохранное законодательство, может подорвать все усилия Чили по улучшению своей экологической репутации[57]. Подобным же образом инвестиционные правила NAFTA позволили канадским и штатовским инвесторам отсудить у мексиканского правительства по различным искам более миллиарда долларов. Во всех этих случаях иностранные инвесторы заявляли об ущербе, явившемся следствием применения широкого спектра норм местного законодательства – от природоохранного до общеэкономического, норм, не подпадающих под законодательство США[58].

Нынешняя экономическая политика Чили состоит в том, чтобы войти в «Дохскую систему» и заключить как можно большее число двусторонних торговых соглашений. Однако предварительные исследования экономистов из Межамериканского банка развития предполагают, что важнейшим фактором, сдерживающим рост чилийского экспорта, являются вовсе не торговые ограничения, а транспортные расходы, что верно как для рынка чилийского экспорта в азиатских странах, так и для их латиноамериканских соседей по другую сторону Анд[59]. В связи с этим Чили, вместо проведения торговых переговоров, никак не влияющих на величину транспортных расходов, неплохо бы вернуться к практике государственного участия в модернизации инфраструктуры.

Заключение

Практический опыт существования «чилийской модели» прямо противоречит мнению неолибералов, заявляющих о том, что Чили следует неолиберальной стратегии, на том лишь основании, что страна стремится закрепиться на внешних рынках и получить доступ к иностранным инвестициям[60]. В действительности подобные цели являются естественными для любых правительств, будь они неолиберальными или нет. Разумеется, эти же цели верны и для латиноамериканских государств, в которых, как отмечают сами же руководящие ими неолиберальные комментаторы, «положение большей части населения не улучшается»[61]. На самом деле особенность Чили заключается в том, что правительство весьма прагматично выбирало, каким именно рекомендациям неолиберального истеблишмента надлежит следовать, при этом в интересах дела сохраняя за собой все необходимые рычаги экономического воздействия.

Многие из чилийских политиков вполне разумно отказались от ярлыка «последователя неолиберальной модели». Президент Бачелет зашла так далеко, что похвалила своих критикующих неолиберализм латиноамериканских коллег за стремление к «работе по искоренению бедности и уничтожению неравенства», – поступок, явно противоречащий попыткам бушевской администрации маргинализировать подобных реформаторов[62]. Несмотря на весь массив изложенных нами данных, аналитики раз за разом пытаются отколоть Чили от своих соседей и заставить правительство играть по неолиберальным правилам.

К сожалению, чилийское правительство вскорости сможет убедиться в том, что предписания ВТО и FTA значительно уменьшат возможность проведения той политики, благодаря которой страна превратилась в регионального лидера и действительно достигла известного социального развития в конце ХХ века. Именно поэтому – дабы понять подлинную цену старого мифа о «чилийском экономическом чуде» – развивающиеся страны должны изучить как причины провала неолиберальной политики в Чили, так и причины успеха политики, пришедшей ей на смену, а также учесть все те трудности, к которым неизбежно приводит вступление в ВТО и вхождение в систему договоров о свободной торговле.

По этой теме читайте также: