Вообще совпадение мнений ополоумевшего от перспективы скорой расплаты Геббельса и формально вполне вменяемого Суворова крайне забавно.

«Был бы Рем психически нормальным человеком и цельной натурой, вероятно, 30 июня были бы расстреляны не несколько сотен офицеров СА, а несколько сотен генералов. На этом лежит печать глубокой трагедии, последствия которой мы ощущаем и сегодня. Тогда был подходящий момент для революционизирования рейхсвера», — пишет Геббельс.

А Суворов прыгает вокруг и поддакивает: «Даже Гитлер с Геббельсом сообразили, что Сталин действовал правильно, а наши агитаторы твердят: обезглавил, обезглавил, обезглавил, трагедия, трагедия, трагедия...» Интересно, если бы «правильно» действовал не Сталин, а Гитлер, кто бы тогда в первые же месяцы войны нокаутировал вооруженные силы противника?

Не могу не согласиться с Геббельсом по поводу «глубокой трагедии». Только трагичность заключается как раз в том, что если бы Гитлер сделал ставку на СА, Второй мировой войны вполне могло бы не быть вообще, по той простой причине, что оные штурмовики были большими мастерами штурма пивных, но не вражеских позиций. Так что, боюсь, что «революционизированный» рейхсвер в бою с реальным противником был бы не многим лучше «революционизированной» Красной Гвардии образца 1917 года. Та тоже сначала была страшно революционной, сделанной на крайне «народной закваске». Только воевать у нее патологически не получалось. Именно поэтому Троцкий всеми правдами и неправдами заманивал в РККА бывших царских офицеров.

Раз уж Суворов обслушался геббельсовских истерик до настолько невменяемого состояния, что хочет нас уверить, что оный Геббельс, вопя об упущении «момента для революционизирования рейхсвера» посредством Ремовских революционеров «от сохи» (вернее «от бутылки»), был пророчески прав, не лишним будет напомнить что представляли из себя эти «заквасочные» вояки в реальности.

Поможет нам в этом Бруно Винцер — «солдат трех армий», умудрившийся побывать в рейхсвере, вермахте, бундесвере, и потом от полноты впечатлений дернувший в ГДР. Кстати, Суворов, «от социализма люди бегут» или «к социализму»? Так вот, этот самый Винцер имел сомнительное удовольствие быть лично знакомым с виднейшим лидером штурмовиков — Карлом Эрнстом, главой их берлинской организации. Разговаривая с его младшим братом, Густавом Эрнстом, Винцер был буквально убит тем, как делаются карьеры в СА.

« — В каком он, собственно, звании, если сравнить, например, с нами, с рейхсвером?

— Ну, по крайней мере полковник или генерал, да, конечно, генерал; в этом роде, во всяком случае.

— А сколько лет твоему брату?

— Тридцать один год. Почему ты спрашиваешь?

Я предпочел не отвечать на встречный вопрос. Я размышлял про себя. У нас нужно маршировать полных четыре года, чтобы стать ефрейтором, а потом, может быть, унтер-офицером. А Карл Эрнст стал генералом, но за всю свою жизнь ни единого дня не был солдатом»[19].

Будучи заинтригованным такими карьерными аномалиями, Винцер (тогда ефрейтор рейхсвера) получил аудиенцию у Карла Эрнста. Вот впечатления, которые у него остались:

«Перед зданием стояли два штурмовика, ремни от каски затянуты у подбородка. Они устроили такой спектакль, как если бы я желал проникнуть к самому Господу Богу. Но когда я им сообщил, что самолично договорился с группенфюрером по телефону о встрече, они проявили чрезвычайное усердие. Они вызвали вестового, который — все же после долгих расспросов и разговоров — в конце концов, быстро провел меня наверх. Там повторился с самого начала тот же спектакль. Я должен был пробиться через два или три караульных помещения, пока я добрался до адъютанта. Этот, наконец, был в курсе дела. Однако я должен был еще подождать, потому что у Карла Эрнста как раз был посетитель.

Таким образом, у меня было достаточно свободного времени, чтобы приглядеться к обстановке в высшей инстанции берлинских штурмовых отрядов. Тот, кто носил на мундире какие-либо звездочки, считал, что должен разговаривать особенно крикливо, чтобы доказать, что он кое-что значит. Тот, кто не имел звездочек, держался не менее шумно; входя и уходя, он щелкал каблуками и орал “хайль Гитлер!”. И каждый — при звездочках или без оных — громко хлопал дверью. Это, видимо, должно было свидетельствовать о воинственности. У нас в штабе полка обстановка тоже не напоминала девичий пансион или монастырскую школу, но все же здешний цирк производил буквально отталкивающее впечатление — во всяком случае, на солдата. Эти желтые мундиры, и околыши фуражек, весь этот парад напоминал оперетту. Мне это не слишком понравилось.

Тем временем из комнаты Карла Эрнста вышло несколько командиров штурмовых отрядов. Один из них, длинный как жердь и однорукий, был, очевидно, Хейдебрек. Лицо у него было чрезвычайно желтое, с явными следами того, что он потребляет в день не меньше литра коньяку. Он славился как пьяница, а его померанские штурмовые отряды отличались штетинскими попойками, во время которых они имели обыкновение стрелять из револьверов в зеркала и люстры. Они производили “чистку”. Видимо, и на совещании у Карла Эрнста фюреры снова выпили: они разговаривали шумно, перебивали друг друга.

Теперь примчались ординарцы и принесли портупеи. Один из них помог Хейдебреку закрепить ремни, и тот в знак благодарности дал ему пинок в зад. Ничего подобного в рейхсвере я не видел.

Когда я вошел в комнату Карла Эрнста, бокалы из-под коньяка еще стояли на столе. Он приказал подать еще один и поднес его мне. После обычных вопросов: “Как поживаете?” и “Нравится ли вам служба в рейхсвере?” и после еще нескольких бокалов коньяку он выложил свое дело:

— Не перейдете ли к нам?

Меньше всего я ожидал, что мне будет сделано такое предложение, и это, соответственно, отразилось на моем лице. Очевидно, Карл Эрнст решил, что я согласен, и неверно истолковал мое изумление. Он продолжал:

— Вы удивлены, не так ли? Между нами, мой дорогой, в вашей конторе неблагополучно по вине канцелярских крыс, этих дурацких генералов, живущих вчерашним днем. Вам абсолютно незачем сокрушаться по поводу расставания с рейхсвером, там еще многое изменится.

Я взглянул на него вопросительно.

— Рейхсвер окостенел, офицерский корпус устарел. Туда надо влить свежую кровь и хорошенько проветрить. Никак не угадаете, что вскоре произойдет. Рейхсвер станет национал-социалистской народной армией; унтер-офицеры, рядовые и некоторые молодые офицеры за нас. Вы ведь знаете, кто такой Эрнст Рем, начальник штаба штурмовых отрядов? Это человек, знающий дело, он реорганизует рейхсвер»[20].

Ну как, знакомые речи? Похоже на Геббельсовские откровения образца 1945 года, которыми нас Суворов пыжится убедить? Не кажется, что от этой «свежей крови» пахнет как-то несвеже? Коньячком и гамбургскими подворотнями. Вот от такой «свежей крови» да «народной закваски», по мнению Суворова, у РККА должны поджилки от страха затрястись? Вояки в опереточной форме, нагружающиеся коньяком прямо на совещаниях, а в реальности не держащиеся в седле не то что под огнем, а даже на параде, представляли бы большую угрозу РККА, чем вермахт? Организация, генералы которой вербуют на личных встречах ефрейторов рейхсвера, а те отпираются, и боком, боком за ворота? Суворов, вы что, всерьез считаете, что эти паяцы продвинулись бы хотя бы на метр от нашей государственной границы? Боюсь, что с такими противниками РККА за две недели вышла бы к границам Бельгии, а День Победы отмечался бы 22 июля.

Опять выходит, что Суворов или дурак, или лгун, сознательно пытавшийся представить нам штурмовиков как достойную смену «окостеневшему» рейхсверу- вермахту.

«А не пора ли задуматься над странным обстоятельством? Перед войной Сталин уничтожил гениальных полководцев, но завершил войну с несокрушимой армией и целым ансамблем не менее выдающихся генералов и маршалов... А Гитлер свою армию не обезглавливал, но завершил войну с разгромленным государством, с разбитой и безголовой армией... А ведь трагедия германской армии налицо. И заключалась она в том, что Гитлер к войне не готовился, генералов сотнями перед войной не стрелял... О величии и ничтожестве стратегов судят по результатам войны. Так давайте же судить по конечным результатам, давайте же цыплят по осени считать!» (с. 20) — надрывается дальше наша бристольская пифия.

Давайте. Давайте считать. Население СССР на начало войны? Бронетанковые силы СССР на начало войны? Авиация СССР на начало войны? А потери СССР в начале войны? Кто все книги напролет вопит о более чем трехкратном танковом превосходстве РККА над вермахтом на 22 июня 1941 года? А численное превосходство авиации? И армии, кстати, тоже. А результат — немцы у Союза половину его европейской части оттяпали, вернув только после тяжелейших, более чем двухлетних боев. Наши войска только в середине 1944 года на линию госграницы СССР вышли.

Вот уж воистину, казус Суворова: у СССР танков лучших — море, самолетов лучших — океан, дивизий — со счета сбиться можно, офицеры от генерала до лейтенанта «прорежены» НКВД, а значит — титаны. А против немцы — танки в сельских кузницах деланы, глава авиации — дурак и толстяк, офицеры — отбросы (как же, ведь их никто не расстреливал!). Вот такая, по словам Суворова, картина на лето 1941 года. А теперь вспомним, что последовало за этим не в заливистых песнях Суворова, а в реальности. РККА, терпя тяжелейшие потери, под ударами «дураков» отступает 2 года подряд, полностью теряет 6 (и большую часть Карело-Финской ССР) из 16 союзных республик. Еще два года уходит на то, чтобы все это вернуть обратно. Вам не кажется, что суворовские сказки и реальность не стыкуются?

Какая может быть речь о гениальности Верховного, который прозевал вражеское вторжение, и это при том, что, кажется, вся страна знала, что на нас скоро нападут? Верховный, который, имея огромный танковый потенциал, в порыве гигантомании к началу войны настрогал аж 29 мехкорпусов, которые к 22 июня 1941 года в среднем были укомплектованы в пределах 50 процентов[21]? Верховный, который позволил противнику оккупировать территорию, равную четырем Германиям? Главком, который начал войну с того, что рассорился с собственным Генштабом? И под конец, главком, все операции которого планировали за него Василевский и Жуков? Это, по-вашему, образец для подражания? Этот, с позволения сказать, гений, был ярмом на шее Генштаба и армии всю войну, а по поводу его полководческих способностей весь перечисленный вами «ансамбль не менее выдающихся генералов и маршалов» плюется в своих мемуарах с частотою пулемета!

Да, Сталин был прагматичным и гибким политиком. Да, Сталин был корифеем партийной интриги. Этого у него не отнимешь. Но в начале войны он был нулевым полководцем и, тем более, — стратегом. Это факт, доказанный горами трупов. Это же хрестоматийный пример того, как политик, возомнив себя гением, лезет в военную сферу и портит там все, к чему прикасается! Александр I в свое время «покомандовал» русской армией при Аустерлице. Все. Он понял с первого раза. А лучший друг советских пионеров с упорством, достойным лучшего применения, весь 1941—1942 год стучал кулаком по столу — ни шагу назад. На каждый стук — по котлу.

Достаточно вспомнить его «гениальное» стратегическое решение «поработить» Финляндию силами одного Ленинградского округа. Благодаря этому эпохальному решению «еще одного Маршала Советского Союза» несчастный Мерецков, который, опять-таки, тщась не подпасть под расстрельную категорию «обманщиков», должен был выкручиваться, всеми правдами и неправдами пытаясь пробить «несуществующую» «линию Маннергейма» силами своего многострадального округа. Ну что? Еще одна «бездарь», «Мерецков-Туесков»? Но само собой «еще один Маршал Советского Союза» тут совершенно ни при чем! Он-то чист, как белый лист бумаги! Это уж как водится: «Ты — начальник, я — дурак. Я — начальник, ты — дурак». Главком — всегда не виноват. Это тупые полководцы, достойные только свинцовой пилюльки, во всем виноваты. То-то Шапошников, вернувшись из «отпуска» по кабинету, держась за голову, круги нарезал! Как вспоминает врио начальника Информационного Отдела Разведупра полковник Новобранец, «война была объявлена при участии Ворошилова так поспешно, что даже начальник Генштаба Б.М. Шапошников об этом не знал. Он в то время был в отпуске. Конечно, Шапошников немедленно прервал отпуск и прибыл в Москву. Здесь он узнал все подробности. Потрясенный, схватился за голову, бегал по кабинету и с болью в голосе восклицал:

— Боже! Что наделали! Ай-яй-яй! Осрамились на весь мир! Почему же меня не предупредили?!

Да, Борису Михайловичу Шапошникову, военному ученому, написавшему научное исследование о службе Генштаба — “Мозг армии”, — было чему ужасаться. Высокопоставленные невежды начали войну, даже не предупредив своего начальника Генштаба!»[22]

И вот ведь, какие метаморфозы происходят с платными правдорубами! Всего пару лет назад, перед всем честным украинским народом клялся: мол, если что, сограждан бывших из автомата крошить побежит. Теперь же, с пеной у рта борется за то, чтобы честь мундира генералиссимуса Сталина не была запятнана!

Все, сказанное о генералиссимусе, полностью применимо и к полководческому гению фюрера. Воспарив на крыльях французской кампании, сей гениальный стратег, почувствовал себя настолько могучим, что начал активно объяснять профессиональным военным, его окружающим, как им нужно воевать. Но, само собой, во всем виноваты бездарные генералы. Это уж как всегда!

«В том и разница: Сталин никогда никому не грозил. Повторяю: НИКОГДА НИКОМУ. Правило: виновного — прости. Или убей». Прекрасно зная это любимое правило Сталина, его военачальники всегда были крайне нервным народом. И на управлении войсками это сказывалось далеко не лучшим образом.

Кстати, по поводу «никогда никому» сразу вспомнился пример: Зальцман, какой-то начальник на Кировском заводе в Ленинграде, оправдываясь за задержку поставок раскроенных броневых листов со своего завода, принес Сталину цеховой чертеж, переданный ему из КБ Ильюшина, говоря, что работа тормозится исключительно из-за качества чертежей. А.С. Яковлев пишет:

«Когда Зальцман стал потрясать перед Сталиным якобы негодным чертежом, я сразу понял, в чем дело. Чертеж действительно был рабочим цеховым документом — рваный, в масляных пятнах, а многочисленные технологические пометки можно было принять за исправление ошибок. Зальцман сказал, будто все чертежи штурмовика такие. Сталин рассвирепел.

— Мне давно говорили, что Ильюшин неряха. Какой это чертеж? Безобразие. Я ему покажу!

Я вступился за Ильюшина, постарался объяснить, в чем дело, но Сталин ничего не хотел слушать. Он соединился по телефону с Ильюшиным и заявил дословно следующее:

— Вы неряха. Я привлеку вас к ответственности.

Ильюшин что-то пытался объяснить по телефону, но Сталин не стал с ним разговаривать.

— Я занят, мне некогда. Передаю трубку Жданову, объясняйтесь с ним. И опять:

— Я привлеку вас к ответственности.

В тот же вечер расстроенный (могу себе представить. — В. Грызун) Сергей Владимирович поехал в Ленинград и утром, прямо с поезда, отправился на Кировский завод. Там с цеховыми работниками он детально во всем разобрался и о нечестном поступке Зальцмана доложил Жданову, от которого Зальцману крепко попало. Но Сергей Владимирович еще долго переживал несправедливый упрек Сталина в конструкторской неряшливости»[23].

Всю оставшуюся книгу вместо того, чтобы доказать благотворность влияния кадровых чисток на РККА, ради чего, собственно, по авторским утверждениям, и был написан сей томик, Суворов занимается нагнетанием компромата вокруг личностей нескольких высших военачальников, пострадавших в ходе массовых репрессий в РККА. Расстрелы и отсидки прошлись по всему высшему и среднему комсоставу армии и флота Советского Союза, а Суворов пытается обосновать их необходимость, приводя компромат на отдельных военачальников, которых можно перечесть на пальцах одной руки. Видимо, Суворов не знает, что боеспособность армии проверяется боями, а не отсутствием любовниц у некоторых ее маршалов. Честно говоря, мне крайне не хочется зарываться в эти дебри, благо, даже если я полностью соглашусь с тем, что Тухачевский, Якир, Уборевич и Блюхер были уничтожены правильно, это не даст Суворову ничего, что могло бы его порадовать: 4 расстрелянные «бездарности» ни при каком раскладе не стоят полутысячи (450) полковников, расстрелянных с ними «за компанию».

Но прежде чем мы пойдем разбирать суворовские претензии поименно, просто не могу удержаться, чтобы не остановиться на нижеследующем суворовском суждении, затрагивающем впрочем, их всех.

Речь идет о главе, посвященной прецеденту 1927 года вокруг Якова Охотникова, слушателя Академии Фрунзе, который, прибыв в «красный день календаря» к мавзолею с целью охраны вождей на трибуне, вместо этого стукнул Сталина по затылку. Эту историю Суворов пересказывает со слов В. Раппопорта и Ю. Алексеева, выпустивших книгу «Измена Родине», вышедшую у них в Лондоне еще в дремучем 1989 году (кстати, это единственные в книге «кремлевские фальсификаторы», чьи имена Суворов удостоил огласки). Честно говоря, мне эта история кажется весьма странной и темной, но, тем не менее, раз в этом случае Суворов «фальсификаторам» верит, то, положившись на патентованную честность нашего забугорного прототипа, поверим и мы. Что же вынес для себя из этого случая историк Суворов? Слово ему.

«Яков Охотников и два его дружка — типичные представители разнузданной партизанщины, то есть бандитизма. Они — слушатели военной академии, но они не хотят учиться, они ничего не знают об армии, они не знают даже того, что должен знать любой солдат-первогодка, только что завершивший курс молодого бойца. Если это лучшие слушатели лучшей академии, то что собой представляют худшие? И чем занимается начальник академии? Он не занимается ничем. И зачем он такой нужен? И кому нужны выпускники такой академии?» (с. 127—128).

И дальше:

«Говорят, что во время очищения истребили многих командиров с академическим образованием, а на их место пришли те, кто образования не имел. Правильно сказано. Но это академическое образование ничего не стоило. Слушатели Военной академии им. Фрунзе, которых готовил Тухачевский, затем Эйдеман, затем Корк, по уровню подготовки были на уровне Охотникова, а может быть, и еще ниже. Таких не жалко» (с. 128).

Как вам? По-моему просто замечательно. Уже за эти два абзаца наш дока Суворов наговорил себе на отчисление из любого военного, да и не военного ВУЗа тоже. Хотите перечислю несколько сверстников Охотникова? Так, для примера. Чтобы стало немного ясно, кого нам должно быть «не жалко».

Вам ничего не говорят фамилии: Малиновский (выпуск 1930), Говоров (выпуск 1933), Конев (выпуск 1934), Ватутин (выпуск 1937), Новиков (выпуск 1930), Богданов (выпуск 1934), Антонов (выпуск 1931), Мерецков (выпуск 1921), Рыбалко (выпуск 1934), Пуркаев (выпуск 1936), Василевский (выпуск 1937), Толбухин (выпуск 1934), а также выпускник курсов усовершенствования комсостава при Академии им. Фрунзе Рокоссовский (выпуск 1929)? Ну, Суворов, знакомы вам фамилии этих слушателей? Курсант любого военного училища, даже находясь в коме, не может не знать хотя бы половины из этих фамилий! И вы их знаете! А то, как же, ведь я специально взял их прямехонько из опубликованного вами на двадцатой странице «Очищения» «ансамбля» «не менее выдающихся генералов и маршалов». Помните:

«Перед войной Сталин уничтожал гениальных полководцев, но завершил войну с несокрушимой армией и целым ансамблем не менее выдающихся генералов и маршалов: Рокоссовский, Василевский, Драгунский, Малиновский, Говоров, Жадов, Конев, Ватутин, Черняховский, Новиков, Кузнецов, Малинин, Баданов, Богданов, Антонов, Мерецков, Крейзер, Ротмистров, Рыбалко, Лелюшенко, Катуков, Берзарин, Пухов, Пуркаев, Голованов» (с. 20).

Теперь вспомнили? И как минимум 13 из этих 25 (50%, а я проверил не всех) должны были, по вашему утверждению, пойти в 1937 году под нож, поскольку данное им Тухачевским, Эйдеманом и Корком (а от себя добавлю — Якиром, Уборевичем, Свечиным, Новицким, Вацетисом) «академическое образование ничего не стоило»!

Ну так что же нам с Суворовым делать? Как назвать человека, который в рамках одной книги одних и тех же полководцев именует «выдающимся ансамблем» и ставит их в пример, а спустя 40 макулатурных страниц утверждает, что они вкупе со своими учителями «ничего не стоят» и «никому не нужны»? Как назвать его так, чтобы «получилось совершенно точное определение»!

Гармонично дополняют этот бред изыски Суворова по поводу кулуарной борьбы внутри руководства РККА в 1920—1930-е годы, воплотившиеся в главе «Про червонцев и первоконцев». По суворовской мысли, будучи «ущемленными», представители червонного казачества спали и грезили о том, как во главе с Тухачевским они побегут арестовывать Сталина и Ворошилова, чтобы разделить между собой их дачи. Глава смотрелась бы исключительно победно, если бы не два «но».

Во-первых, главою червонного казачества был — вовсе не Тухачевский (симптоматично, что его связи с «червонцами» у Суворова кончаются Примаковым и Шмидтом), а Ока Гордовиков. Тот самый Гордовиков, что вместе с любимым наркомом Ворошиловым еженедельно ходит в баню услаждать наркомовский слух переливами баяна, а каждый месяц — в наркомат на заседание — громить Тухачевского с присными на той основе, что «лошадь себя еще покажет».

Второе «но» заключается в том, что я решительно не вижу ничего страшного в том, чтобы место Ворошилова занял Тухачевский. В 1932 году нарком-механизатор был бы для нас гораздо предпочтительней наркома-кавалериста. Во всяком случае, тогда представителям нашей стратегической мысли не пришлось бы в угоду начальству писать заведомую туфту про взаимодействие танков с кавалерией.

Между прочим, в начале 1933 года Тухачевский поручил управлению ПВО определить, какие институты и конструкторские бюро могут заняться использованием электромагнитных волн для обнаружения самолетов. А 7 октября 1934 года писал своему старому знакомому — лидеру ленинградских коммунистов С.М. Кирову:

«проведенные опыты по обнаружению самолетов с помощью электромагнитного луча подтвердили правильность положенного в основу принципа. Итоги проведенной научно-исследовательской работы в этой части делают возможным приступить к сооружению опытной разведывательной станции ПВО, обслуживающей обнаружение самолетов в условиях плохой видимости, ночью, а также на больших высотах (до 10 тыс. метров и выше) и при дальности 50—200 км. Ввиду крайней актуальности для современной противовоздушной обороны развития названного вопроса очень прошу Вас не отказать помочь инженеру-изобретателю тов. Ощепкову в продвижении и всемерном ускорении его заказов на ленинградских заводах»[24].

Таким образом, никакого погрома авиации в 1941-м могло и не быть вовсе, если бы товарищ Сталин получше подумал над выбором наркомов. И ведь думал! Иначе, зачем было Сталину извиняться перед вышеупомянутой «бездарью» в личном письме, за чересчур резкую оценку его плана строительства РККА и с поистине сталинской скромностью признаваться, что, «очевидно, проблема не была еще достаточно ясна для меня»[25]. Эй, Суворов, тут какой-то кретин перед Тухачевским расшаркивается, таланты его превозносит. Ты уж его определи, куда следует. В «бездари» или «политруки» — на твой выбор!

Теперь я жду от Суворова аргументированного ответа на вопрос: чем лучше Тухачевского были Ворошилов и Тимошенко?

А сейчас я предлагаю дать определение нескольким усердно поносимым Суворовым персонам. Слово А.А. Новикову, в начале войны командовавшему ВВС Северного фронта:

«Немного забегая вперед, скажу, что служба в БВО дала мне очень многое. При командарме Уборевиче Белорусский округ стал, в буквальном смысле этого слова, огромной творческой лабораторией, где разрабатывались и проверялись в деле многие новшества военного искусства. И не случайно из этого округа вышла целая плеяда талантливых советских военачальников. В 30-е годы здесь служили будущие маршалы Советского Союза Г.К. Жуков, И.С. Конев, Р.Я. Малиновский, К.А. Мерецков, С.К. Тимошенко, М.В. Захаров, И.X. Баграмян и В.Д. Соколовский. Одновременно или чуть раньше меня прибыли в округ В.В. Курасов, А.П. Покровский и Ф.П. Озеров. Все трое в годы Великой Отечественной войны возглавляли штабы разных фронтов. Крестным отцом всех их был командарм Уборевич, который обладал каким-то удивительным чутьем на талантливых людей и умел не только подбирать их, но и воспитывать»[26].

А в начале 1937 года на партконференции Белорусского военного округа, собранной с целью изобличения «бездари» Уборевича встал красный командир И.С. Конев и «в одиночном числе выступил в его защиту и стал восхвалять как хорошего человека и члена партии»[27]. Между прочим, слова взяты из доноса, поступившего на Конева в органы НКВД.

Говоря о другом козле отпущения, Якире, Суворов, вместо того, чтобы вспомнить его профессиональные качества, начинает терзаться совершенно посторонними вопросами: «Загадка истории: любил Якир Сталина или нет? Если любил, то одним сталинцем стало меньше. О чем же мы жалеем?» (с. 157). О военном. О хорошем военном, который мог бы защитить нашу страну, независимо от того, был он «сталинцем», как, к примеру, Конев, или же относился к Вождю весьма скептически, как Василевский. Еще вопросы?

«Но более похоже, что любил Якир Сталина лукавою любовью. Работал на публику. На эффект. На показуху. А вообще-то не любил. Только прикидывался. Не сплю ночами, ворочаюсь, все думаю, как назвать человека, который в глаза вождю в любви клянется... а оставшись один, кукиши в кармане крутит... Как такого назвать, чтобы получилось совершенно точное определение» (с. 157)?

Оппозиционер. Заговорщик. Антисталинист. Наконец, просто аполитичный субъект, говорящий то, что принято говорить «для галочки», если по-другому выжить нельзя. А вы какое слово предлагаете?

Читаю, читаю я все эти суворовские комиксы про Якира, и все в толк не возьму — чего мы выясняем — любил ли Якир Сталина, или был «бездарью» в военном деле? Или, по мысли Суворова, первое подразумевает второе, а второе исключает первое?

О Блюхере то же словоблудие:

«Я не верю в чудеса. Не мог алкоголик и многоженец Блюхер быть стратегом. Настоящий стратег не имеет времени на пьянку, настоящий стратег слишком дорожит своим временем, чтобы попусту тратить его на запои» (с. 275).

И то верно, не может. Какой уж из человека стратег, когда он часы до ареста считает. Кстати, господин Резун, а вы, когда узнали о скорой «эвакуации», как с алкоголем, не того, а? Или предавать Родину, честь которой вы теперь так рьяно «отстаиваете», вы побежали абсолютно трезвым? Потому, наверное, и стратег. А Блюхер — спасовал, не дернул к японцам, как некоторые его подчиненные. И за день до прибытия московской комиссии уехать в инспекцию на Курилы, как делали некоторые сослуживцы, не смог. И теперь Витюхе — как живой укор. Нет, не стратег он. Не стратег!

Как мы уже знаем, у Суворова с Тухачевским особый счет. Относительно его причин я могу только предположить, что труды Тухачевского не давались нашему герою из-за научной терминологии и сильно осложнили его и без того не безоблачную кадетскую жизнь. Что же нового нарыл наш частный детектив на покойного маршала? Да, в общем-то, немного.

Перво-наперво Суворов «разоблачил» «миф» о том, что Тухачевский предсказывал войну с Гитлером, совершенно справедливо указав на то, что в одной из его статей наравне с Германией в качестве источника угрозы указываются США и Англия. И все бы было у Суворова хорошо, если бы не всегдашнее «но». Тухачевский вовсе не одну-единственную статью написал! Все без исключения авторы, которые только попадались мне на глаза, в качестве предсказания Тухачевского приводят совершенно конкретное произведение: «Военные планы Германии» от 29 марта 1936 года. Именно «Военные планы Германии», а не какие-либо другие работы или высказывания. Знаете, такой методой Суворов может доказать абсолютно все, что душе угодно. Например, приведя какой-нибудь застольный разговор Гитлера с Евой Браун, он вполне сможет гордо утверждать, что Гитлер вполне лояльно относился к евреям: ведь в их разговоре нет ни слова о том, что евреи плохие. Только комплименты в адрес фройлен Браун.

Одно из самых глупых и детских мест в главе, посвященной Тухачевскому, это место, где Суворов, исчерпав все сколь либо нормальные обвинения в адрес безусловно не безгрешного маршала, от бессилия начал пугать читателя всякими мудреными словами, автором которых был бедняга Тухачевский. Собственно выдал он два слова: «полемостратегия» и «декавильки». По мнению Суворова, эти слова настолько смешные и глупые, что Тухачевский после этого, безусловно, бездарь и дурак, достойный только расстрела. Конечно, дурак. Не смог придумать термина, который наш забугорный военэксперт Суворов-Кутузов смог бы выговорить без смеха! Так вот в чем кроется мастерство стратега! Чтоб Суворова не смешить! Кстати, осмеяв Тухачевского с ног до головы, наш военгид из Бристоля, очевидно претендующий на звание военного гения, так и не сообщил своему читателю СУТИ этих терминов. Кстати, господин Суворов, а слово «паратрупер» вас не смешит? А ведь это всего-навсего «парашютист» по-английски. А слово «танк» вас не забавляет?

Еще одно суворовское откровение гласит, что глава нацистской разведки Шелленберг нагло врал, приписывая своим подчиненным заслугу в компрометации перед Сталиным Тухачевского. Вот так. Припер герой наш фрица к стенке. Во всяком случае, попытался. Ну и что? Не буду спорить — пускай врет нацистская разведка. Пусть цену себе набивает. Но если Суворову поверить, то о каком феноменальном успехе должен бы вопить его фашистский коллега? Конечно, о том, как его ведомство героически раскрыло ужасные планы русских о порабощении Европы! О том, как фюрер эту Европу спас! Вот это был бы номер! Так бы и кинул перед «западными людьми» веером фотографии наших войск, изготовившихся к агрессии, словарей, карт и т. д. и т. п. Или «рамы» в 1941 году над границей не летали? Но нет. Молчит об этом фриц. Хотя не должен бы.

Эй, разведчик Резун! Объясните, пожалуйста, чего это фриц так прикипел душой к Тухачевскому? Почему он? Почему не Фриновский? Почему не Блюхер? Не Егоров? Почему не рассказал фашист, как его агенты стружку алюминиевую в мотор самолета Триандафиллова насыпали? Почему целью своего вранья Шелленберг избрал такую, по Суворову, непроходимую бездарь, как Тухачевского? В чем геройство — непроходимых бездарей губить? Выходит, не согласен фриц с Суворовым. Как минимум, по двум пунктам. По превентивности немецкого вторжения и по бездарности Тухачевского.

---

Примечания

Предыдущая | Содержание | Следующая