Суворов как-то не задумывается (и нас просит этого не делать) о том, не были ли правы немецкие генералы, под конец войны начавшие игнорировать приказы фюрера.

Яркий пример — 6-я армия Паулюса. Элита вермахта. Сам фюрер заявил, что с нею «можно штурмовать небеса». Оная армия, не дойдя до небес, попала в город Сталинград, где намертво застряла вплоть до зимних холодов и русского наступления. Как только появилась угроза окружения, чуть ли не весь ОКБ насел на премудрого фюрера с просьбами и увещеваниями: мол, давайте не будем играть в героев, отведем войска. Наступление встало и, пока зима на дворе, продолжения его не предвидится. Так чего нам терять в этих развалинах? А сохранить можно целую армию, солдат и офицеров, имеющих боевой опыт пяти кампаний! Но нет! Фюрер поставил на место «паникеров» и «бездарей» из ОКБ, а Паулюсу прозрачно намекнул, что если тот отведет армию сам, то будет болтаться в петле из рояльных струн. Тот, как и Мерецков, все понял правильно. Четко следуя инструкциям фюрера, Паулюс дождался, пока более двух третей 6-й армии не отправились «штурмовать небеса», а когда дело дошло лично до него, просто сдался в плен (как ни странно, от этого его не удержал даже высланный ему аэропочтой маршальский жезл). Да еще и по радио советскому выступил с серией лекций для немецких солдат на тему «Что такое полководческий гений фюрера, и к чему он нас приведет».

Эту историю в общих чертах в 1942 году предвосхитил наш генерал Власов, по непонятным суворовской науке причинам не пожелавший, согласно рекомендациям лучшего друга советских гробовщиков, покончить жизнь самоубийством.

Кажется, вполне рельефная картина того, как при гениальных вождях «ансамбль не менее выдающихся генералов и маршалов» плавно трансформируется в «бездарей» и «истериков».

Не любят люди, когда в них стреляют! Тем более, когда стреляют свои. Тем более, за чужие ошибки!

Причем свои построения наш доблестный разведчик опроверг не как-нибудь, а всей историей своей разведывательной жизни: в Москву возвращаться не пожелал, в Англию пути сам без компаса нашел, резидентуру в Женеве заложил. А теперь с высокой трибуны доказывает нам, насколько это мудро и прозорливо — держать у своих генералов наган у виска. Так вы этой премудрости курсантов английских учите? В таком случае я крайне обеспокоен безопасностью британских границ. Полетит английский летчик в сотый раз Ирак бомбить, а воспитанный Суворовым офицер ему и скажет — «Смотри мол, щучий сын, не дай Бог тебе цель не разбомбить, — перед строем расстреляю весь экипаж, из вертолетных пулеметов!». И не дай бог пилоту эту цель не поразить! Боюсь, что при нынешней точности НАТОвского бомбометания ВВС Саддама Хусейна скоро будут комплектоваться, в основном, из англоязычных перебежчиков.

Возьмем для примера разведку. Вот вам конкретный человек — Новобранец Василий Андреевич. С весны 1940 года — работал в Разведупре РККА, после ареста начальника информотдела — Пугачева, взятого «за компанию» с начразведупра — Проскуровым, стал замначальника информотдела. С зимы 1940-1941 года — врио начинформотдела. В мае 1941 смещен и уволен во внеочередной отпуск, закончившийся после начала войны назначением в действующую армию. Что всегда пишут генералы в своих мемуарах о начале своей карьеры? «С детства мечтал...», «был счастлив что попал...», «по счастливому стечению обстоятельств был направлен...» и т.д. и т.п. Теперь читаем Новобранца, и тихо стонем:

«О разведке не думал. Больше того, работать в разведке я просто не желал и старался быть от нее подальше...

Доходили до нас также слухи, что в разведке люди “исчезают” — таинственно, быстро и без следа. Например, в 1937 году исчез начальник Разведотдела штаба Ленинградского военного округа полковник Гродис. Лишь недавно я узнал, что он сидел в концлагере, а годы спустя был реабилитирован. Один за другим “пропали без вести” начальники Разведуправления Ян Берзин, Урицкий, зам. начальника Разведупра Никонов и многие другие. Что ж удивительного в том, что молодые офицеры чурались разведки как черт ладана»[38].

Люди добрые, простите меня, когда замначальника, а вскоре и начальник (врио) Информотдела РККА честно заявляет, что в гробу он видел такую должность, причем сама работа — очень даже ничего, но вот обстановка?..

А вот еще — Рокоссовский вспоминает:

«Незадолго до войны огромное количество командиров и политработников было выдвинуто снизу на крупные должности в войсках. А опыт? Знания? Ориентировка в масштабах, о которых товарищи и не мечтали? Все это приходилось приобретать уже в боях. Лобачев рассказывал мне, как он, старший политрук, чуть ли не в течение месяца стал дивизионным комиссаром; в тридцать девятом был поставлен во главе политического управления Московского военного округа. Он считал за счастье, что весь 1940 год ему довелось служить на одном месте — в должности члена Военного совета в новой 16-й армии, создававшейся в Забайкалье, и с горячей признательностью отзывался о её командующем. И все-таки ему приходилось очень туго. Помогли живой ум, организаторский талант и большевистское умение учиться у жизни»[39].

Воистину — чисто большевистское умение. Все остальные учатся в учебных заведениях или, как минимум, по книгам. У нас учатся у жизни. То есть: подожгли роту бетешек в лобовой атаке — смекает командир, что нельзя на БТ в лоб на немца переть — перебьют. И это еще в том счастливом случае, когда этот командир сам в БТ не сгорит. Иначе полученный «от жизни» опыт полыхнет ясным пламенем вместе с офицером. Чья это вина? Офицера? Бездарь он? Или как вы, Витя, хлестко заявили, что «Гитлер персонально отвечает за то, что поставил во главе авиации увешанного орденами дурака, и за то, что держал Геринга на этом посту до самого последнего дня» (с. 15). Прекрасно! Геринг — дурак в орденах! Вот только почему он продержался до конца войны? Не потому ли, что в 1941 году подчиненные этого «дурака» с первого дня БЕЗРАЗДЕЛЬНО господствовали в нашем небе. А тщательно «вычищенные» (по вашей логике, специально для грядущей войны) товарищем Сталиным красные военлеты исчезли из поля зрения вплоть до битвы за Москву?

Кто тут нам предлагал цыплят по осени считать? Вот она осень — немцы (согласно Суворову — подчиненные дурака и вообще тухлые бройлеры) — в воздухе хулиганят. А сталинские соколы где? Кто ответственен за состояние авиации в начале войны, к которой столько готовились? Ан нет — тут Суворов меняет галс — виноваты бездари, неправильное «шакалье» оружие, баба Марфа, арктические муссоны, солнечная активность, Альдебаран не вошел в дом Водолея — короче всё, что угодно, кроме главкома — товарища Сталина! Его руками не трогать! Знаете, кто Суворов после этого? КРАСНЫЙ ФАЛЬСИФИКАТОР! Как и положено последнему, он грудью стоит за чистоту полководческого гения кремлевского горца, причем всех остальных шельмует «бездарями» направо и налево. К чему ведет этот «защитник чести Родины»? К тому, что наши войска были наголову разбиты «УВЕШАННЫМ ОРДЕНАМИ ДУРАКОМ»! А если нас бьют дураки, то кто после этого мы? Вопрос оставляю открытым.

Кстати, в связи с вопросом о расстреле комиссаров. Суворов утверждает, что стрелять комиссаров — очень хорошо и правильно (мавр сделал свое дело...), потому что основная их функция, согласно ему же, состояла в том, чтобы, расстреляв всех «бездарей», быть в свою очередь тоже вычищенными. Конвейер у нас был такой. Все постоянно друг друга стреляют. Кто командует — непонятно. Один только в кабинет въехал — сразу начинает рыть компромат, а другой, этажом ниже, в свою очередь, уже роет на начальника. А армия живет помимо компроматящегося командирского состава. Самотеком.

Что должна делать армия перед войной, если она, конечно, не хочет впервые выиграть только в Московской битве? Тренироваться. А что делала наша? Играла в шпионов. И вот результат — к началу суворовского «освобождения» армия подготовила кучищу отличных специалистов по сбору порочащих сведений, по удерживанию места, по правильным высказываниям и осторожности в кругу сослуживцев. А вот учиться воевать им приходилось только в свободное от своего основного занятия время. И эти их навыки в войне оказались непригодными.

Однако когда военачальники заняты отловом диверсантов и шпионов в своей собственной среде, что же происходит с войсками? Они превращаются в самоистребительные батальоны. Вы спросите, при чем здесь противник? А он, пока еще только на картах и учениях, идет на Москву[40]. В то время, как штабы, дрожа от нетерпения, ждут, пока их начальники ошибутся, «подставившись» под расстрельную категорию, чтобы занять места самим.

Вы не знаете, что такое «Вридство»? Жаль, потому что эпидемия этого самого «вридства» захлестнула предвоенную армию с головой. Врид — временно исполняющий должность[41]. Дело в том, что для того, чтобы стать полноправным командиром, допустим, дивизии, советскому военному требовалась рекомендация его непосредственного начальства. А начальство что — крайнее? Нет, оно совсем не крайнее, и тоже жить хочет. Поручишься за какого-нибудь перспективного аса-истребителя Смушкевича, только что из Испании, сталинский любимец... А он вдруг врагом народа окажется внезапно. И к тебе в кабинет придут и спросят — а как же ваше поручительство, Георгий Константинович? Ведь, напомню, перед войной Сталин, пытаясь остановить разгул репрессий в армии, чтобы не остаться ей перед войной совсем без башки, ввел новшество — «органы» могут брать военачальника только после санкции его непосредственного руководителя. И за санкцией на арест Смушкевича надо идти к Жукову. А тот и рад бы отказать, но не может — страшно. Ведь тогда уже пойдут к начальнику Жукова — Тимошенко, с просьбой дать добро сразу на два ареста... Свили, понимаешь, гнездо, враги народа. А Тимошенко откажет, так и к Ворошилову заглянут, а уж этот-то «товарищ свой в доску, безотказный[42]. А чем больше чин «врага народа» — тем больше за него медаль.

И заполонили армию вриды. Командиры формально есть (правда, не все), а никто ни за что не отвечает, только временно исполняет должность, например, командира дивизии. И называется — врио комдива такой-то. А кто комдив? Никто! Красиво? А вы стреляйте их побольше, еще не то увидите.

Да, кстати, разглядывая гору трупов, еще вчера бывших мозгами РККА, можно пропустить очень важную вещь. Отвлечемся от армии, забудем о ней на время. Дело в том, что Суворов снова, гуляя по тесному вольеру слона, ухитрился оного же слона и не заметить. Как это возможно, спросите вы? Еще как! Главное — желание не увидеть, а уж избирательная слепота — дело наживное. И, кстати, прибыльное.

Дело в том, что избиение руководящих кадров со спешной заменой оных на людей «с низов» — отнюдь не только лишь армейская специфика. Рассматривая очищение РККА, проводившееся будто бы для повышения ее боевых качеств, Суворов не заметил, что точно те же самые процессы проходили в тридцатые и начале сороковых годов во всем обществе. Все общество «очищалось» от наиболее заметных людей, наиболее отличившихся в предшествовавших событиях, а потому — наиболее весомых и способных на самостоятельность. И армию чистки затронули значительно позже, чем всех прочих. Отстрелы в РККА начались только в 1936—1937 годах, а в стране тем временем уже прошло две волны репрессий — 1932—1933 и 1934—1935 годов.

О событиях 1935 года говорят, что «Формально намеченное мероприятие предполагало проверку наличия и подлинности партийных билетов и учетных карточек. Однако фактически проверка, проходившая в мае-декабре 1935 г., представляла собой чистку с применением арестов»[43].

Так, например, «НКВД Украины за несколько месяцев, в течение которых проводилась проверка, предоставил партийным органам досье на 17 368, управления НКВД по Ивановской области — на 3 580, по Западной области — на 3 233 коммунистов. В свою очередь, партийные органы передавали в НКВД данные на исключенных в ходе проверки из партии. Чекисты брали их на учет, вели за ними агентурное наблюдение. Многие из исключенных были арестованы»[44].

В этих событиях практически все исследователи усматривают пролог к апогею репрессий в системе управления СССР в 1937—1938 годах. И всех этих людей, попавших в приведенные выше цифры, тоже надо считать «бездарями» и «карателями»? Понимая, что если чистку в армии с помощью тотального вранья еще можно как-то дотянуть до «очищения», то точно те же самые процессы, проходившие в целом обществе романтизировать и оправдать никак не удастся, Суворов предпочитает просто о них не знать. И ходит по тому самому слоновнику с криками — «Слона нет!!! Я изучаю лишь свисающую с неба веревочку, которую отдельные глупые историки пытаются объявить слоновьим хвостом».

Армию чистки затронули чуть ли не в самую последнюю очередь, когда «на гражданке» аресты уже бушевали вовсю. Все общество, лишившись в первую и вторую волну репрессий самых заметных людей, каждый раз заново «очищалось» от наиболее заметных среди оставшихся. Повсюду, таким образом, происходила культивация серости, «Дарвин наоборот», под лозунгом: «Выживает среднейший». Просто в армии, до поры бывшей оазисом спокойствия, это выразилось отстрелом командиров и комиссаров. А в обществе...

Для примера предлагаю взять НКТП — Наркомат тяжелой промышленности. В первую очередь потому, что история его руководителя — Серго Орджоникидзе, отлично осознававшего пагубность проводящейся чистки для функционирования отрасли[45] и потому пытавшегося затормозить «очищение» своих работников, — выделяется на фоне смирившихся соратников Сталина.

Начнем с предыстории. Был у нас, если помните, такой шахтер — Стаханов, в честь которого было названо движение ударников, перевыполнявших план. Кроме сомнительного экономического эффекта этого явления, политическое руководство СССР с удовольствием начало использовать его, помимо, разумеется, возбуждения энтузиазма и как материала пропагандистских кампаний, для организации новой волны «спецеедства». Было заявлено, что в экономических проблемах виноваты инженерно-технические работники и хозяйственники — «специалисты», «зажимающие» простых работяг, которые практически каждый, что твой Стаханов, дай только развернуться. Сталин заявлял, что главным тормозом развития стахановского движения является саботаж инженерно-технических работников и хозяйственников, и требовал беспощадно ломать его.

Подобная политика в течение нескольких месяцев нанесла промышленности огромный урон. Это, с одной стороны, заставило несколько отступить Сталина, а с другой, сделало более решительными хозяйственных руководителей. Хорошо зная о реальных причинах многочисленных провалов и неувязок в экономике, истинную цену обвинениям во вредительстве и саботаже, они начали возмущаться, обращаясь, разумеется, к своему начальству — наркому тяжелой промышленности С.Орджоникидзе.

«“Основная причина невыполнения нашим трестом производственной программы, — заявил управляющий трестом «Сталинуголь» А.М.Хачатурьянц, — это неудовлетворительная работа командного состава... Командный состав не работает интенсивно вследствие обвинений, которые без разбора предъявлялись к нему... Вместо того чтобы думать, каким образом ввести те или иные новшества... инженеры, боясь попасть в положение саботажников или консерваторов, старались все делать по букве закона”... Орджоникидзе поддержал такие выступления. Он назвал обвинения инженерно-технических работников в саботаже “чепухой”. “Какие саботажники! За 19 лет существования Советской власти мы... выпустили 100 с лишним тысяч инженеров и такое же количество техников. Если все они, а также и старые инженеры, которых мы перевоспитали, оказались в 1936 г. саботажниками, то поздравьте себя с таким успехом. Какие там саботажники! Не саботажники, а хорошие люди — наши сыновья, братья, наши товарищи, которые целиком и полностью за Советскую власть”, — заявил Орджоникидзе и был поддержан “бурными и продолжительными аплодисментами”»[46].

Орджоникидзе слыл человеком упрямым и с тяжелым характером, поэтому, несмотря на постепенно усиливавшиеся репрессии (на дворе был 1936 год), он все время предпринимал попытки защитить своих подчиненных, причем в ряде случаев нарком добивался своего. Есть несколько получивших широкую огласку случаев прекращения гонений нескольких директоров крупных промышленных предприятий благодаря личному вмешательству Орджоникидзе. Так, например, были оставлены в покое директоры Криворожского металлургического комбината, Саткинского завода «Магнезит» в Челябинской области и Кыштымского электролитного завода (тоже Челябинской области).

Типичной, в своем роде, была история начальника доменного цеха «Запорожстали» М.Я. Горлова: «Я прошу Вас, товарищ Орджоникидзе, вмешаться лично, или через товарища Ежова и выяснить мою непричастность к такому тяжелому обвинению — троцкизм»[47]. Нарком заступился и в этом случае.

Однако обратите внимание, что больше всего волновало сталинских «любителей чистоты». Справляется ли начальник домны Горлов с работой? Выполняет ли план? Качественно ли ведет плавку? Ничего подобного! Все производственные качества начальника Горлова и его таланты руководителя отходят на второй план перед важнейшим вопросом — а не троцкист ли этот Горлов? И в случае его ареста кто заступит на освободившийся пост? Лучший металлург? Или более осторожный в своих действиях, идеологически подкованный, скользкий товарищ?

Однако уже осенью 1936 года возможности Орджоникидзе по защите своих работников сильно сократились, поскольку был арестован один из ближайших сотрудников наркома — Пятаков, и родной брат Орджоникидзе — Папулия. В такой же ситуации оказался в то же время и нарком путей сообщения Л.М.Каганович, тоже сопротивлявшийся «очищению» советских железных дорог, у которого были арестованы несколько ближайших сотрудников. Разной была их реакция на акцию устрашения со стороны Сталина — Каганович испугался, и стал служить вождю еще более преданно, плюнув на потерю кадров в своем наркомате и связанную с этим дезорганизацию работы НКПС. Орджоникидзе не смирился:

«Отбиваясь от наседавших со всех сторон неприятностей, Орджоникидзе был ограничен в своих возможностях приостановить репрессии. Единственно, на что он надеялся, — это доказать Сталину, что усиление террора неоправданно. И, чтобы не раздражать вождя, избрал при этом такую тактику: НКВД уже разоблачил основную массу врагов, и главная задача состоит в том, чтобы добросовестным трудом восполнить последствия вредительства. Эту мысль Орджоникидзе повторял во всех своих последних речах»[48].

Даже в своем докладе о вредительстве в тяжелой промышленности на Пленуме ЦК ВКП(б) он упомянул об этом самом вредительстве только «для галочки»[49].

Более того, после арестов еще нескольких работников тяжелой промышленности, в числе которых были, к примеру, начальник Уралвагонстроя, начальник строительства Кемеровского химкомбината, начальник «Средуралмедьстроя», на основе выбитых из вновь арестованных сотрудников НКТП и директоров предприятий показаний, Орджоникидзе не опустил руки. Он разослал комиссии на объекты, руководимые арестованными, с тем, чтобы те беспристрастно и профессионально разобрались с каждым конкретным пунктом обвинения, решив, было ли вредительство вообще. Глава отправленной в Кемерово комиссии получил из уст наркома следующее напутствие: «Вы подойдите к этому делу как техник, постарайтесь отличить сознательное вредительство от непроизвольной ошибки — в этом главная ваша задача»[50]. То есть было поручено найти оправдательные материалы на арестованных руководителей, потому что в реальность их вредительства никто не верил. Наркому требовалось не подтверждение «компромата» от НКВД, а его техническая и экономическая экспертиза. Именно отсутствие вредительской деятельности и было установлено во всех случаях. Конечно, имели место отдельные недостатки, но, в частности, дела на «Уралвагонзаводе» обстояли даже лучше, чем на других аналогичных стройках региона. Обо всем этом нарком был оповещен по телефону.

Вооруженный этими известиями, Орджоникидзе, не дожидаясь прибытия в Москву своих эмиссаров, отправился к Сталину, намереваясь с фактами в руках доказать пагубность продолжения репрессий среди работников его наркомата и руководителей предприятий тяжелой промышленности.

Однако в ходе прошедшего разговора выяснилось, что Сталин не пойдет на изменение своей политики, после чего Орджоникидзе пришел к себе домой и застрелился.

Как полагают современные исследователи, это был «последний аргумент» для вождя и учителя, не желавшего осознать, что проводимое им уничтожение научно-технической и хозяйственной элиты страны самым печальным образом сказывается на работе тяжелой промышленности.

А что такое для СССР тяжелая промышленность? Это в первую очередь производитель вооружения. Точнее — это единственный источник оружия для РККА, поскольку за границей нам продадут только явное старье и только втридорога. Обратите внимание на названия предприятий, мелькавших в тексте — среди них исключительно гиганты индустрии, в том числе «Уралвагонзавод» и Криворожский металлургический комбинат! Напомню, что первый завод в войну получил известность как «Танкоград», то есть это та самая кузница, откуда вышла большая часть советских танков, воевавших на фронтах Великой Отечественной, а второе предприятие — один из крупнейших в СССР производителей броневой стали[51].

Так кого вычищало «очищение»? Людей, имеющих бесценный опыт успешного (об этом идет речь в докладах руководителей комиссий наркому Орджоникидзе) руководства строительством и управления на объектах тяжелой индустрии в годы первых пятилеток, в условиях очень похожих на военные!!! Именно тогда заводы сооружались с помощью кирки и лопаты в чистом поле в рекордные сроки, а перед войной, в рамках (по Суворову) к ней подготовки их арестовывают. Арестовывают вопреки успешной хозяйственной и производственной работе[52]. И это — в интересах повышения обороноспособности? Скажите — чьей?

Еще один штрих. Директор оружейного завода в Ижевске писал об обстановке на предприятии в ходе воспеваемого Суворовым «Очищения». Полюбуйтесь, как славно оно повлияло на производство:

«Проект реконструкции завода рассматривали больше года... А тут еще особая обстановка, в которой возникало много непредвиденного. Арестовали по неизвестной для нас причине начальника винтовочного производства, а вместе с ним семнадцать других инженерно-технических работников. Производство начало лихорадить, руководители многих участков стали работать неуверенно. И вышло так, что в течение двух месяцев мы не могли сдать ни одной винтовки: сплошная браковка стволов. То работники ОТК цеха забракуют, то работники ОТК завода, то, наконец, представители военной приемки...

Именно в этот период на заводе проходили партийные собрания, на которых “разоблачались” те, кто когда-то служил в армии Колчака. В таких условиях даже президиум собрания выбирали по два-три дня. А руководителей завода, секретаря парткома нередко вызывали в здание управления внутренних дел. Спрашивали, почему много брака, почему идет брак в литейных цехах, особенно в чугунном. Объясняли как могли.... Во всяком случае, эти вызовы нервировали специалистов, вносили еще большую “перестраховку” в работе. <...>

В связи с такими событиями главному технологу, главному конструктору и особенно главному инженеру приходилось решать множество дополнительных дел, которые в других условиях могли быть решены начальниками цехов и начальниками производств...

Не случайно в этот период к нам стал часто приезжать начальник нашего главка Иван Антонович Барсуков... В острой ситуации он, взъерошив волосы, почти серьезно говорил:

— Ты знаешь, Владимир Николаевич, если мы этот вопрос не решим — тюрьма»[53].

Однако, на этом испытания для «очищающегося» производства стрелкового оружия для РККА не кончились.

«За три месяца до начала войны на нашем заводе вдруг появились представители Государственного контроля. Этот орган возглавлял Л.З.Мехлис[54]. И вот спустя месяц руководитель приехавшей группы просит встречи для ознакомления с протоколом проверки. Прочитав протокол, я пришел в ужас от тех беспорядков, которые обнаружены на заводе. Акт представлял собой целый том наших “грехов”. Однако самым невероятным оказалось то, что о работе завода, выполнении плана, состоянии техники, то есть о самом главном, в протоколе не было ни слова. Зато всяких других нарушений, истинных и мнимых, хоть пруд пруди[55].

Для проверки работы завода прибыло сразу 30 контролеров. Руководитель группы показал мандат, в котором говорилось, что ему поручено проверить состояние дел на заводе и представить доклад руководству. <...>

Пока материалы рассматривали в Госконтроле, грянула война. Я был переведен в Москву на должность заместителя наркома вооружения. Но Мехлис все же обо мне не забыл: вызвал и сделал устное внушение...

Позже я понял, что иных результатов комиссия Госконтроля и не могла получить. Контролеры хорошо видели, что завод работает ритмично, план выполняет в срок, программа шла даже с опережением. Что в таком случае заносить в протокол? Только положительные факты? А ведь цель проверки — выявить прежде всего недостатки. Когда же ничего серьезного нет, идут в ход факты второстепенного, а то, как в нашем случае, и третьестепенного значения»[56].

Аналогичная комиссия работала перед войной и в НИИ ВВС. Это уже ближе к армии, однако ситуация та же самая. В поисках недочетов комиссия, проработавшая там несколько месяцев с апреля 1941 года, очень осложняла работу института. У очевидца этих событий, В.И. Алексеенко, свой взгляд на «очищение». Он утверждает, что репрессии не оказали серьезного влияния на поражение РККА в 1941 году; гораздо важнее, по его мнению, было влияние общего технического отставания советской промышленности от немецкой на 1941 год. Видимо, по этой логике, иначе, чем под Москвой, военное столкновение тогдашнего СССР с поднявшейся на европейской индустрии Германией закончиться и не могло.

Кроме того, Алексеенко полагает, что роль Сталина в организации репрессий не так уж и велика, гораздо большая ответственность лежит на тех, кто подписывал представляемые различными проверочными комиссиями акты. Комиссия — люди маленькие, им поручили найти недочеты, они их и находят. А вот военные начальники, сдававшие своих подчиненных, могли разобраться, в чем дело, и не допустить арестов невиновных людей[57].

Однако, во-первых, у ВВС своя специфика, и там техническое отставание действительно сыграло решающую роль, на земле дела обстояли несколько иначе. А во-вторых, репрессии нанесли основной вред как раз в том, что люди, принимающие решения, начали бояться за свою жизнь, что отнюдь не благотворно сказалось на качестве их работы. Ведь у комиссии не хватило мужества признать, что Ижевский завод не имеет серьезных недостатков в работе, как же, ведь поручено найти! А у начальников, подписывавших разрешения на арест подчиненных, не хватало мужества заявить, что комиссия не права. А у Сталина не сто глаз, чтобы проверять результаты деятельности всех надзирающих комиссий.

Атмосферу, в которой на самое простое и очевидное действие требуется изрядная смелость, можно называть как угодно, только вот рабочей ее не назовешь. И каждый, кто ни вспоминает о том времени, неизменно говорит, что воспетое Суворовым «очищение» самым неблагоприятным образом отразилось на работе, которую они тогда выполняли.

Причем, если Суворов, поднатужившись, смог найти аналог сталинскому «очищению», правда, весьма далекий, в уничтожении Гитлером верхушки штурмовиков, то аналогичного избиения научно-технической элиты в сфере оборонной промышленности, серьезно дезорганизующего ее работу, ему, при всем желании, найти где-либо еще не удастся.

И, наконец, даже если оставить в стороне все остальные негативные последствия «очищения» РККА от наиболее заметных фигур, остается вопрос чисто механической замены выбывших. Ведь на место расстрелянных и уволенных кто-то должен был заступить! А ведь параллельно чисткам армия еще и росла.

Предлагаю, раз Суворов так любит автобронетанковые войска, взять именно их. Товарищ Сталин разворачивал 29 мехкорпусов, спешно переучивая на рядовые танковые специальности военнослужащих из других родов войск.

«Но если вчерашние артиллеристы, связисты и шоферы все же годились на роль наводчиков и механиков-водителей, то на руководящие должности назначать было просто некого (вот когда сказались последствия “чисток” предыдущих годов). Командирские навыки, опыт и ответственность выковывались многолетней практикой, и в канун войны во многих штабах остались неукомплектованными даже ведущие отделы, включая оперативные и разведывательные (так было в 15-м, 16-м, 19-м и 22-м мехкорпусах)...

Командные кадры готовили Военная академия механизации и моторизации (ВАММ) в Москве и годичные курсы при ней. Для подготовки командного и технического состава среднего звена расширялась сеть учебных заведений АБТВ[58]...

Но, несмотря на все усилия, проблема командных и технических кадров была очень острой. Вот данные по некоторым соединениям на июнь 1941 г.: в 35-й тд 9-го мк КОВО вместо 8 командиров танковых батальонов имелось 3 (укомплектованность 37%), командиров рот — 13 вместо 24 (54,2%), командиров взводов — 6 вместо 74 (8%). В 215-й мд 22-го мк КОВО не хватало 5 командиров батальонов, 13 командиров рот, укомплектованность младшим командным составом — 31%, техническим — 27%. 11-й мехкорпус ЗапОВО был обеспечен командными кадрами на 36%».

---

Примечания

Предыдущая | Содержание | Следующая