Опять Кана. «Опять!», записываю в блокноте. 10 лет назад я уже был в этой маленькой горной деревне юга Ливана, когда израильская армия обстреляла из артиллерии комплекс зданий ООН и убила 106 ливанцев, большинство которых было детьми. Почти все они скончались от ран при потере конечностей – снаряды разорвались в воздухе – и сейчас я опять еду на юг вести репортаж о новой бойне.

Пятьдесят девять погибших? 37? 28? На этот раз авианалет, за которым последовала привычная ложь. 10 лет назад Хизболла «скрывалась» за ООНовским комплексом. Ложь. Сегодня предполагается, что мы должны поверить, что девять погибших в Кане проживали в доме, который был складом ракет Хизболлы. Еще одна ложь, потому что все жертвы погибли в подвале, где бы они ни за что не находились, если бы дом до потолка был переполнен ракетами. Даже Израиль быстро перестал повторять подобную глупость.

Я смотрю на ливанских солдат, сначала складывающих тела детей в пластиковые пакеты, а потом – в покрывала, потому что пакеты закончились.

Но эти дороги, господи, эти дороги южного Ливана. Через открытые окна слышу рев самолетов. Меня удивляет, что до сих пор погибла только одна журналистка – молодая ливанка. Наблюдаю, как маленькие серебряные рыбки прочерчивают небо.

Возвращаясь в Бейрут, я попадаю в автомобильную пробку, вызванную тем, что с полуразрушенного бомбой моста ливанские военные пытаются вытащить из реки переполненный овощами грузовик. По пояс в воде я подхожу к сержанту, чтобы сказать ему, что он с ума сошел. За ним очередь из пятидесяти гражданских автомобилей, ожидающих ближайшего израильского авианалета. Оставьте грузовик на потом, говорю я ему.

Подходят другие солдаты и начинаются десятиминутные дебаты о разумности моего совета, пока я всматриваюсь в небо и показываю им на израильский F-16, входящий в пике. Тогда сержант приходит к выводу, что Фиск не такой дурак, как кажется, перерезает канат и открывает путь транспорту.

Я весь в пыли; Катя Яджура – ливанский фоторепортер – смотрит на меня и смеется. «Ты похож на жителя развалин!», – кричит она мне, и я бросаю на нее взгляд отчаяния. «Лучше пойдем отсюда, пока нас самих не превратили в развалины», – отвечаю я ей.

Понедельник, 31 июля.

Беньямин Нетаньяху испытывает новую ложь, из старого меню 1982 года, когда Менахем Бегин любил повторять, что гражданские жертвы израильских авианалетов ничем не отличаются от гражданских жертв в Дании во время налета Британских Королевских военно-воздушных сил (более известных по английской аббревиатуре RAF) в годы Второй Мировой войны. Гмм... неплохая попытка, но недостаточная.

Во-первых, история. RAF атаковали казарму Гестапо в Копенгагене, но убили более 80 детей, когда бомбы упали мимо. Израильтяне убивают невинных в южном Ливане с большой высоты, достаточной, чтобы быть вне досягаемости ракет Хизболлы.

Причина, по которой RAF уничтожили 83 детей, 20 монашек и трех пожарных 21 марта 1945 года, заключалась в том, что их «Москиты», с целью избежания гражданских жертв летали так низко, что один из них зацепил крылом железнодорожную башню, напротив Центрального вокзала Копенгагена и врезался в школу. Летчики других самолетов подумали, что дым, поваливший из его бензобака, являлся целью.

Интересна форма, в которой израильские власти готовы манипулировать историей Второй Мировой войны. В этой войне не был сбит ни один израильский самолет, а гражданские в Ливане гибнут десятками, вновь и вновь бомбардируемые с большой высоты.

Вторник, 1 августа.

Нет электричества. Холодильник опять залил пол и хозяин, Мустафа, стоит в дверях с пластиковым блюдом с инжиром из своего сада. Газеты худеют. Тем не менее, ресторан «Поль» на востоке Бейрута, вновь открылся, и мы обедаем там с Марваном Искандером, который когда-то был главным финансовым советником убитого экс-премьер-министра Рафика Харири.

Марван и его жена Мона – неиссякаемый источник жизнелюбия, наслаждения, шуток и скандальных (и очень точных) комментариев в адрес ближневосточных политиков. Я заказываю обед, и Марван достает для меня огромную кубинскую сигару. 10 лет назад я бросил курить, но сейчас, думаю, война позволит мне к этому вернуться, совсем чуть-чуть.

Среда, 2 августа.

Сильные взрывы в пригородах южного Бейрута сотрясают стены моего дома. К небу поднимается колонна дыма. Что еще осталось для разрушения в бедных кварталах, которые писаки до сих пор называют «бастионами Хизболлы»? Израильтяне бомбят сейчас все дороги, ведущие в Сирию, особенно пограничную развязку Масна (весьма хитроумное решение, будто бы Хизболла ввозила когда-то свои ракеты в сопровождении конвоев по международной автотрассе).

Потом партизанская армия, которая начала весь этот кровавый позор, выпускает еще десяток ракет в сторону Израиля.

Я высовываю нос в пригород, и в это время мне звонит коллега с юга Ливана и описывает деревню Срифа «как Дрезден». Опять Вторая Мировая война. Но пригороды на самом деле похожи на основной сценарий этого конфликта. Хозяин магазина, где я обычно покупаю, сожалеет, что нет ни молока, ни йогурта, в чем такой молокоголик, как я, с ним полностью солидарен.

Четверг, 3 августа.

Мои друзья хотят знать, безопасно ли вернуться в Ливан. Одна знакомая старушка мне говорит, что когда она попыталась настоять на возвращении в Бейрут, один из родственников швырнул в нее ботинок и книгу. Что это была за книга, спрашиваю. Кажется, томик поэзии.

Появляется электричество, и я издеваюсь над собой, глядя на программу CNN, которая освещает бойню, как футбольный матч. Счет на сегодня: десятки израильтян, сотни ливанцев, тысячи ракет и еще больше тысяч израильских бомб. Ракеты поступают из Ирана, напоминает нам CNN. Израильские бомбы поступают из США, но этого CNN нам не напоминает.

Пятница, 4 августа.

День мостов. Мы с Абедом стоим на шоссе, ведущем на север Бейрута, вместе с Эдом Коди из газеты The Washington Post (он читает Верлена) и думаем, как лучше по вторичным дорогам добраться до христианского квартала Метн, который по необъяснимой причине тоже подвергся атаке (считается, что христиане-марониты – лучшие друзья Израиля в Ливане).

«Вы себе не представляете, как мы злы», – говорит мне женщина, рассматривая свои раздавленные машину и дом, с кусками стекла и обломками, разлетевшимися по всей улице. На жилые дома упал 200-метровый виадук. Соседний боковой путепровод остался невредим, и по нему мы добираемся до следующего разрушенного моста. Зачем было бомбить эти мосты?

Возвращаемся в Бейрут по опустевшим дорогам и с открытыми окнами, слыша гул не покидающих небо самолетов. Я иду в офис агентства АП, где мой старый друг Самир Гатас - директор корпункта. «Как мосты? – спрашивает он. – Надеюсь, вы ехали быстро?». Еще бы.

Даю интервью СВС из Торонто и открыто говорю о военных преступлениях израильтян; никто в канадской студии не чувствует, что я преувеличиваю или необъективен, и никто не выражает этих привычных опасений телевизионных продюсеров, которые думают, что их, как обычно, обвинят в «антисемитских репортажах», когда кто-то решается критиковать Израиль.

Включаю телевизор, и появляется Хасан Насралла, лидер Хизболлы, угрожающий Израилю дальнобойными ракетами, если будут бомбить Бейрут. Слышу израильского премьер-министра, повторяющего ту же самую угрозу, только наоборот.

Я называю этих персонажей «рычалами» и листаю старый том «Короля Лира», который мне о чем-то напоминает. Лотерея: «Я не знаю, что я вам сделаю, но это станет ужасом земли». Репортажи с этой войны следовало бы делать Шекспиру.

Суббота, 5 августа.

Множество слухов о сухопутном наступлении Израиля, которые оказываются ложными. ООН на юге Ливана подозревает, что Тель-Авив придумывает несуществующие наземные операции, чтобы успокоить собственное общественное мнение, тем временем как ракеты Хизболлы продолжают летать через границу.

Один из друзей звонит мне, чтобы сообщить, что Хизболла может остаться без ракет. Может быть, это окажется правдой, пытаюсь размышлять и думаю обо всех мостах, которые еще не разбомбили.

Новые кошмарные фотографии мертвых в ливанских газетах. Мы на непорочном Западе бережем наших читателей от этих страшных картин: настолько «уважаем» мертвых, что не публикуем их, хотя мы их не очень уважали, пока они были живы, и при этом забываем о том чудовищном возмущении, которое чувствуют арабы при виде этих фотографий.

А что же мы оставляем для себя? Сегодня утром я написал в газету о другом 11 сентября. И боюсь, что окажусь прав.

По этой теме читайте также: