«Социалистический лагерь»: общество и идеология

Был ли социалистическим лагерь государств, возглавлявшийся СССР?

С началом «перестройки» в СССР направление развития «социалистического» лагеря резко изменилось, а привычные перспективы его «коммунистического» будущего канули в Лету. Люди потеряли политические ориентиры. Поскольку же прогноз будущего невозможен без объективного анализа прошлого, необходимо выяснить, почему столь легко рухнул «социализм», еще недавно считавшийся незыблемым? Ведь согласно теории марксизма последний закономерно приходит на смену капитализму, а не наоборот. Если ж реальная история пошла вопреки этому, то или марксизм устарел, или «социалистические» страны не были социалистическими.

Чтобы ответить на этот вопрос следует разобраться в подлинной природе общества лагеря «социализма».[1]

А так как сущность этого общества не известна подавляющему большинству соотечественников, включая и студентов, целесообразным представляется более подробный его анализ.

Попыток изучения сложившегося в рассматриваемом обществе «социализма» хватало.[2] Но лишь палитра эпитетов, которыми он характеризовался (бюрократический, казарменный, тоталитарный, государственный, феодальный, государственно-капиталистический, рабовладельческо-феодальный, командно-административный, сталинский, авторитарно-бюрократический и др.) доказывала, что сколько-нибудь стройная концепция такого рода социализма у его исследователей отсутствовала. Впервые научную теорию реально существовавшего «социалистического» строя создал Ю.И. Семенов.[3] Работать над ней Семенов начал задолго до «перестройки». Но в связи с тем, что сущность строя «реального социализма» правящими кругами СССР скрывалась, маскировалась, то завершить публикацию работ посвященных подлинной природе этого строя он смог только после краха СССР.

Семенов установил, что за социалистическим фасадом советского и подобных ему политических режимов скрывалось классово-эксплуататорское общество восточной (азиатской) формации. Рассмотрим природу этого общества подробнее.[4]

§1. Политарное общество – классово-антагонистическое

Общество, сложившееся в СССР, КНР, Югославии и других странах «социалистического» лагеря, не было абсолютно уникальным. Его своеобразным аналогом выступали антагонистические социальные организмы азиатской (восточной) формации, возникшие еще в IV тысячелетии до н.э.[5] В силу совпадения сущностных черт обществ «социалистических» стран нашего времени и восточной формации историки и социологи давно считают их однотипными. П.Сорокин, например, видит в советском обществе буквальное повторение социального уклада древнего Египта, Ассиро-Вавилонии, Спарты, державы инков, древнего Китая.[6] Сходных позиций придерживаются и другие исследователи, называвшие империю инков - социалистической, а государство иезуитов в Парагвае - коммунистическим и т.д.[7] Такого же рода представления распространены в публицистике.[8]

В обществах восточной (азиатской) формации и «социалистического» лагеря верхушка государственного аппарата совпадает с классом эксплуататоров. Поэтому эти общества назвали политарными (от греч. - «полис» - «государство»), членов их господствующего класса - политаристами, а глав политарных государств - политархами.

Политархи выступают верховными собственниками средств производства, присваивают производимый эксплуатируемыми классами прибавочный продукт и распределяют его среди членов верхушки правящего аппарата, нижестоящих представителей публичной власти, других категорий служилого люда и т.д.

Политарх обладает гигантской, чаще всего харизматической властью. Но по сути он выражает интересы класса политаристов.

Под вуалью официально декларируемой в политарном обществе божьей, царской, государственной, общенародной, т.е., по видимости, коллективной собственности реально скрывается господство частной собственности элиты правящих кругов.

Эта элита фактически представляет собой замаскированный класс эксплуататоров, отличающийся от бюрократии, лишенной частной собственности и состоящей на службе этого класса.

Частная собственность верхушки правящего аппарата, т.е. политаристов, всегда коллективная. Ее владелец получает право обладания частной собственностью лишь тогда, когда занимает соответствующую государственную должность и автоматически теряет это право одновременно с увольнением с занимаемого поста. Политарист не может передавать частную собственность по наследству или продавать ее. Но пока он входит в состав правящей верхушки государства, он является владельцем своей доли коллективной частной собственности в рамках полномочий, предоставляемых ему вышестоящими руководителями. В этом отношении принципиально не отличаются такие типичные политаристы как древнеегипетский номарх или первый секретарь обкома КПСС, назначаемые и снимаемые соответственно фараоном и ЦК КПСС.

Эксплуатация угнетенных классов верхушкой государственного аппарата возможна лишь в условиях подавления демократии. Поэтому в идеале для политаризма характерны тоталитарный строй, подбор руководящих кадров по принципу личной преданности нижестоящих чиновников вышестоящим, абсолютная власть политарха, включая его право распоряжаться не только собственностью, трудом, но и жизнью подчиненных, в том числе и любых членов правящего класса.

Сущность политического режима политаризма не меняется, а лишь несколько смягчается, если вместо деспота (первого императора Китая Хуанди, Гитлера) государство возглавляет олигархия (партийная большевистская номенклатура в период, предшествующий превращению И.Сталина в единовластного тирана; руководство коммунистической партии Югославии, пришедшее на смену абсолютному деспотизму И.Тито). В этом случае государство утрачивает право распоряжаться жизнью и свободой политаристов, но отнюдь не рядовых членов общества.

Политаризм не способен к социальному прогрессу в длительной исторической перспективе. Страны азиатской формации, например, сами по себе не могут подняться на более прогрессивную ступень античного или капиталистического обществ. Самостоятельно общество восточной формации способно эволюционировать лишь в квазифеодальное, т.е. по сути в несколько иной вариант политарного общества.[9] В СССР политаризм был бессилен обеспечить внедрение достижений НТР, необходимых для перехода страны к постиндустриальной стадии развития. Поэтому политаризм не в состоянии сколько-нибудь стабильно повышать жизненный уровень эксплуатируемых масс.

А раз так, то в силу необходимости политаризм вынужден держаться на прямом насилии, на массовых и нередко, no-видимости, ничем не мотивированных репрессиях. Типичным примером служит Буганда. В начале XIX в. репрессии, жертвами которых становились тысячи людей, обрели здесь форму человеческих жертвоприношений. Ни в чем не повинных людей арестовывали, доставляли ко двору Кабаки (царя), а он по своей прихоти решал, кого из задержанных принести в жертву, а кого отпустить на волю.[10] Эти репрессии предназначались не для подавления реальных врагов государства, а для создания в стране атмосферы всеобщего страха перед всесилием политарха.

В силу необходимости политаризм наряду с прямым насилием держится и на идеологии, специфика которой будет рассмотрена ниже.

Наличие у политарных обществ общих черт[11], в основном уже описанных выше, не отменяет различий между ними.

Например, материально-техническую базу агрополитарного общества (агрополитаризма) составляет доиндустриальное сельское хозяйство, а индустрополитарного общества (индустрополитаризма, неополитаризма) – промышленность, основанная на достижениях НТР, предшествующих появлению постиндустриального (информационного) общества.

Экономика агрополитаризма характеризуется слабым разделением труда, полунатуральным хозяйством, чаще всего производственной самостоятельностью мелких (обычно семейных) ячеек, использующих собственные орудия труда. Эта экономика не требует с необходимостью крупных хозяйств и государственного регулирования процесса производства. Ирригационные работы, строительство оборонных сооружений или храмов составляют исключение.

Производительные силы индустрополитаризма с типичным для них широким разделением труда, крупными предприятиями, эксплуатацией работников, лишенных средств производства, не могут регулироваться рынком. Ведь в отличие от капитализма частная собственность политаристов коллективная и поэтому конкуренция между ее владельцами с помощью рынка исключается. Государство здесь в силу необходимости берет на себя функцию регулирования производства, обмена и потребления. Оно неизбежно вводит плановое хозяйство и само определяет меру труда и потребления.

Агрополитаризм - исторически первая форма классово- антагонистического общества, которая сложилась с возникновением азиатской (восточной) формации. Индустрополитаризм появился лишь в эпоху монополистического капитализма и существует до сих пор ( в КНР, в КНДР и т.д.).

Первый вариант политаризма освящался религией, а второй - - чаще всего псевдомарксистской (квазимарксистской, марксоидной) идеологией. Поскольку последняя – порождение неополитарного строя целесообразно рассмотреть его становление подробнее.

В конце XIX в. начали создаваться капиталистические монополии, стремившиеся ко все большему укрупнению. Затем началось сращивание монополий с государством. В итоге должно было бы возникнуть общество, в котором монополисты превратились бы в членов верхушки государственного аппарата, а высшие чиновники, наоборот, стали бы еще и монополистами. Это общество, следовательно, стало бы индустрополитарным.

Возможность появления индустрополитарного общества в романе «Железная пята» гениально предвидел Д.Лондон, а Н.И.Бухарин теоретически осмыслил это предвидение в работах 1915-1916 гг.

Н.И.Бухарин писал, что при индустрополитаризме капитализм периода свободного предпринимательства уступает место коллективному капитализму. Этот совокупный, коллективный капитализм эксплуатирует массы непосредственно с помощью государства, являющегося единым государственно-капиталистическим трестом, регулирующим и закономерно милитаризирующим всю экономику.[12] Н.И.Бухарин подчеркивал, что пролетарии в этих условиях превращаются в прикрепленных к фабрике рабов. Он считал, что этот индустрополитаризм представляет собой уже некое отрицание капитализма. Ведь в нем исчезают внутренний рынок и денежное обращение; рабочие, подобно государственным рабам, получают продовольствие и другие средства для жизни от государства, а экономические кризисы прекращаются.[13]

Характерные черты политарного строя в капиталистическом обществе XX в. выявил и Ф.Хейхельхейм. Он установил это путем обнаружения в капиталистических государствах сущностных черт древневосточных политарных обществ.[14]

Тенденция трансформации капитализма в индустрополитаризм перешла из возможности в действительность в нацистской Германии. При этом капиталистические отношения не исчезли. Они обволоклись политарными отношениями и под их влиянием существенно изменились. Например, пролетариат фактически был организован в трудовую армию, личность рабочего по существу перешла в собственность государства, а ее экономическое принуждение к труду сменилось принуждением внеэкономическим.[15] Государство превратилось и в верховного собственника крестьянских хозяйств. Именно оно диктовало теперь каждому крестьянину, что и в каких размерах производить и по какой цене продавать готовую продукцию государству. Нацистское государство стало верховным собственником и капиталистических предприятий. Эти предприятия оказались теперь под контролем государства и обязаны были отдавать ему значительную часть прибыли.

Одновременно часть политаристов обзавелась капиталистической собственностью, т.е. превратилась еще и в капиталистов, а часть капиталистов вошла в состав верхушки государственного аппарата, т.е. в состав класса политаристов. В итоге общество нацистской Германии стало политарно-капиталистическим.

Иной путь перехода от капитализма к индустрополитаризму связан со сломом капиталистических отношений.

В странах Восточной Европы, России, Латинской Америки, Азии фасад квазифеодализма скрывал агрополитаризм. Поэтому импортированный сюда капитализм закономерно вступил в конфликт с агрополитаризмом и квазифеодализмом. Результатом явились революции в России (1905 – 1907 гг.), Иране (1908 – 1911 гг.), Турции (1908 – 1909 гг.), Китае (1911 – 1912 гг.), Мексике (1911 – 1917 гг.). Особая революционная ситуация сложилась в XX веке в России.

§2. Классовая сущность советского неополитаризма
и его идеологии

В России в XX веке сформировался революционно настроенный и политически организованный большевиками рабочий класс. Именно он стал гегемоном революции 1917 года. Поэтому революция в России смогла перерасти рамки буржуазного переустройства общества и стать антикапиталистической.

Эта особенность надвигавшейся революции была осознана В.И. Лениным, разработавшим концепцию перерастания буржуазно-демократической революции в социалистическую, и Л.Д.Троцким. Оба они считали, что буржуазная революция в России завершится захватом власти рабочим классом и попыткой социалистического преобразования общества.

История подтвердила правильность их взглядов. Захватив власть, большевики в течение нескольких дней решили задачи буржуазной революции.

А затем началось «забегание» революции вперед, причем в масштабах невозможных в буржуазных революциях XVII-XVIII вв. Ведь в России власть оказалась в руках социальных низов, а не буржуазии. Да и возглавлявшая класс-гегемон партия руководствовалась четкой программой социалистического преобразования общества.

Но революционного энтузиазма масс и их партии, страстного желания победившего пролетариата построить бесклассовое общество и навсегда покончить с эксплуатацией человека человеком было недостаточно, чтобы сделать Россию социалистической. Ведь кроме, субъективных необходимы и объективные предпосылки перехода к социализму. В России же начала XX века этих объективных предпосылок не было.

После крушения остатков феодализма страна могла бы пойти по пути создания развитого капиталистического общества. Но социалистические иллюзии, безраздельно господствовавшие в сознании народа и правящей партии большевиков, исключали возможность развития России по капиталистическому пути.

В этих условиях в стране неизбежно должно было вновь возникнуть антагонистическое общество, но уже не капиталистического типа. Учитывая, что в России господствовали идеи социализма, это новое общество должно было принять псевдосоциалистическое обличье. В итоге в России и сложилось индустрополитарное общество, которое внешне приняло форму социалистического. Началось же созидание этого общества с забегания вперед.

Об опасности такого рода «забегания» вперед, т.е. преждевременных коммунистических экспериментов, предупреждал еще Ф.Энгельс.[16]

Осознавали эту опасность и лидеры партии большевиков. В.И. Ленин, например, отчетливо понимал, что Россия не достигла такого уровня развития производительных сил, при котором возможен переход к социализму.[17] Прекрасно понимал В.И. Ленин и неизбежность капиталистического классообразования в постреволюционной России «в силу... постоянного возрождения капитализма ... мелкими товаропроизводителями»[18], рождавшими буржуазные классы «ежедневно, ежечасно, стихийно и в массовом масштабе».[19]

В.И. Ленин считал возможным лишь капиталистическую форму классообразования и не догадывался о возможности индустрополитарного классообразования. Предотвратить же опасность возникновения в стране буржуазных классов В.И. Ленин рассчитывал с помощью советской власти и партии большевиков. А окончательно эту опасность он надеялся устранить путем перевода экономики России «на техническую базу современного крупного производства».[20] Однако для реализации этого замысла нужны были годы, а меры для предотвращения реставрации капитализма требовалось принимать немедленно. Например, жизнь срочно заставила ввести НЭП.

В условиях НЭП капиталистическое классообразование резко ускорилось. Для сторонников построения социализма с небывалой остротой встал вопрос: кто кого?[21]

Меры, срочно принятые советским государством, позволили ограничить капиталистическое классообразование, а затем и покончить с ним. Но одновременно эти меры создали исключительно благоприятную возможность для политарного классообразования.

Эту возможность предвидел в конце XIX в. еще Г.В.Плеханов. Он полагал, что революция в России «может привести к политическому уродству, вроде древней китайской или перуанской империи, т.е. к обновленному царскому деспотизму на коммунистической подкладке».[22]

Уже в условиях революции и гражданской войны сформировался партийно-государственный аппарат, который, в частности, руководил производством и распределением материальных ценностей.

Этот аппарат в силу необходимости должен был применять авторитарные методы руководства. В обстановке голода, разрухи и обнищания подавляющего большинства населения часть членов аппарата неизбежно стала использовать свое положение для незаконного повышения жизненного уровня своих семей. Постепенно жизнь заставила встать на этот путь и других чиновников. В результате сложилась целая система привилегий верхушки партийно-государственного аппарата, а сама эта верхушка начала превращаться в класс политаристов.

Политарное классообразование в отличие от капиталистического невозможно было пресечь силами государства. Ведь в нем были кровно заинтересованы сами члены государственного аппарата. К тому ж политарное классообразование легко было истолковать как нарушения, допускаемые отдельными должностными лицами. Неслучайно это классообразование было воспринято Лениным как обычная бюрократизация советско-партийного аппарата, с которой по его мнению вполне можно справиться.

Но подавить эту «бюрократизацию» лидерам Советской России не удалось. Так, в августе 1921 г. В.И. Ленин призывает бороться с бюрократическими извращениями в управлении Россией.[23] А в марте 1923 г. он с горечью констатирует: «Мы уже пять лет суетимся над улучшением нашего госаппарата, но это именно только суетня, которая за пять лет доказала лишь свою ... бесполезность ...».[24] В конечном же счете надежды В.И. Ленина обуздать бюрократию оказались иллюзией.

Гораздо более прозорливым оказался Н.И.Бухарин. Еще в 1921 г. в работе «Теория исторического материализма» он разделял позицию социолога Михельса, считавшего, что с приходом к власти социал­-демократов произойдет не ликвидация классов, а просто смена элиты. Орудия и средства производств при этом окажутся в руках государства, а управление ими даст «администраторам такую же меру власти, как и владение собственным капиталом, частной собственностью».[25] Н.И.Бухарин, правда, полагал, будто правящая элита управленцев может существовать лишь в переходный период от капитализма к социализму[26], но важно, что он принципиально уловил саму тенденцию превращения при «социализме» аппаратчиков в политаристов.

Характерно, что эту тенденцию не осознавали вначале и политаристы. Вступая на путь превращения в новый эксплуататорский класс под давлением непреодолимых реалий жизни, они искренне верили, будто строят бесклассовое коммунистическое общество. Поэтому подобно В.И. Ленину аппаратчики воспринимали процесс индустрополитарного классообразования как бюрократизацию советско-партийной власти, которую в принципе можно устранить чисто административными мерами.

Но за ширмой бюрократизации скрывалось именно классообразование. Вот почему усилия партии и правительства, которые, судя по закрытому письму ЦК РКП(б), датированному сентябрем 1920 г., еще на самой заре Советской России всерьез пытались бороться с незаконными привилегиями партийно-советского аппарата[27], не увенчались успехом.

Более того, с завершением строительства индустрополитарного строя окончательно сложился класс советско-партийных эксплуататоров-политаристов и в Отечестве в новой форме возродилось классово-антагонистическое общество.

Сформировалась целая иерархия номенклатурных работников с привилегиями-«корытами», причем, чем выше была занимаемая должность, тем большим был и размер «корыта».

Установить систему привилегий для правящего меньшинства, да еще на фоне тяжелого материального положения основной массы народа, можно было лишь при условии уничтожения какого-либо контроля со стороны масс, т.е. ликвидации демократии.

Поэтому авторитарные методы управления, вызванные к жизни условиями гражданской войны, в конечном счете, восторжествовали и в мирное время. Еще в «Заявлении 46», направленном в Политбюро ЦК РКП(б) в октябре 1923 г. рядом выдающихся деятелей большевистской партии, констатировалось: «... В наше время не партия, не широкие ее массы выдвигают и выбирают губернские конференции ... партийные съезды ... губкомы и ЦК РКП(б). Наоборот ... иерархия партии ... подбирает состав конференций и съездов, которые ... становятся ... совещаниями этой иерархии».[28]

Лишение эксплуатируемых возможности контролировать деятельность государственного аппарата необходимо требует репрессий. Без них политаристы не могут обрести и права на жизнь трудящихся. Поэтому существование правового государства при политаризме исключено, репрессирование эксплуатируемых классов - характерная черта любой модификации политарного общества. Особенно зверскую форму собственность политаристов на личность угнетенных принимает в период становления политаризма. Не составляет исключения и формирование советского политарного строя.

Уже в 1927-1928 гг. в СССР подверглось репрессиям значительное число ни в чем не повинных граждан. Эти репрессии были направлены не против реальных врагов советской власти, а предназначались для создания в стране атмосферы всеобщего страха перед государством, которое не избавляло от смерти даже преданных ему людей. Н.И.Бухарин подчеркивал, что в это время происходило «массовое уничтожение абсолютно беззащитных людей вместе с их женами и детьми».[29] В целях оправдания репрессий того периода были сфабрикованы Шахтинское дело (1928 г.), обвинения «Промпартии» (1930 г.) и «Союзного бюро ЦК РСДРП (меньшевиков)» (1931 г.), организованы громкие судебные процессы над участниками мнимых контрреволюционных заговоров. В 1930- 1931 гг. принудительному выселению из мест проживания было подвергнуто от 250 тысяч до 1 миллиона семей крестьян.[30]

Новый цикл массовых репрессий 1934-1939 гг. придал уже сложившемуся к этому времени политарному строю наиболее адекватную форму. В эти годы репрессии впервые обрушились на членов самой правящей партии, включая представителей класса политаристов. Объяснялось это прежде всего спецификой функционирования политарного государственного аппарата и в меньшей мере – чертами личности становящегося политарха И.В.Сталина.

Любой эксплуататорский класс, пока он не становится тормозом социального прогресса, не представляет собой паразитов в чистом виде. Его члены в той или иной степени выступают руководителями производства, не менее необходимыми ему, чем исполнители – непосредственные созидатели материальных ценностей. Аналогичную роль играет и класс политаристов. В условиях индустрополитаризма он организует производство в масштабах целой страны.

Но стимулы, которые побуждают представителей эксплуататорских классов выполнять функцию руководителей производства, различаются. У владельцев персональной или групповой (например, акционерной) собственности этот стимул сводится к желанию получения максимального дохода от своих предприятий. А политарист заинтересованности в этом не имеет. Ведь он не владеет ни персональной, ни акционерной собственностью. Доход последнего (размер его «корыта») по сути, определяется местом, занимаемым им в чиновничьей иерархии.

В силу этого главный стимул деятельности политариста заключается в стремлении занять более высокую бюрократическую должность. Однако по мере продвижения чиновника-политариста по иерархической лестнице число мест, которые он хотел бы занять, сокращается. Следовательно, сделать таким образом карьеру могут лишь немногие. Вот почему кроме положительного стимулирования, заставлявшего политариста лучше работать, необходимо существует и его отрицательное стимулирование – угроза увольнения с занимаемого поста.

Именно последнее прежде всего и заставляет бюрократа-политариста дорожить своим местом, выслуживаться перед начальством, «крутиться и вертеться», а подчас и на самом деле, не жалея ни времени, ни сил, «гореть» на работе.

В рамках политарного строя де-факто всегда действует запрет на низвержение политариста до положения члена эксплуатируемых классов. Свободного политариста, как правило, лишь перемещают с одной на другую равнозначные должности. В итоге отрицательное стимулирование работы политаристов может достигаться только страхом последних потерять свою жизнь или свободу.

Поэтому для надежного функционирования политарного аппарата политарх должен обладать правом распоряжаться свободой и жизнью любых членов правящего класса, а этот аппарат – периодически смазываться кровью политаристов.

Поэтому же идеальной формой политарного государства выступает деспотия, а не олигархия.

В силу вышеизложенного в СССР основная причина репрессий 1934 – 1939 гг. обусловливались самой природой политарного строя, необходимо вытекала из его сущности.

Вместе с тем, хотя и в гораздо меньшей мере, причина репрессий 1934-1939 гг. вытекала из характера И.В.Сталина. К началу 30-х гг. Сталин был главой олигархии, а не деспотом. Власть его была ограничена. Но властолюбие Сталина не могло мириться с ограничением его полномочий. Оно толкало его к установлению режима неограниченной власти. Добиться же такой власти Сталину мешали представители старой гвардии большевиков - соратников В.И. Ленина. Именно они находились в открытой оппозиции И.В.Сталину. Они, например, в лице В.В.Куйбышева, Г.К.Орджоникидзе, С.М.Кирова и ряда других членов политбюро ЦК ВКП(б) противились попытке Сталина физически уничтожить своих непримиримых политических противников Н.Б.Эйсмонта, М.Н.Рютина, В.Н.Толмачева, А.П.Смирнова в 1932-1933 гг.[31] Они же выступали лично против Сталина на XVII съезде ВКП(б). В сложившейся ситуации Сталин избрал единственно возможный для установления его деспотизма выход: уничтожение части политаристов и прежде всего их верхушки.[32] Убийство С.М.Кирова послужило предлогом для начала новой волны репрессий. В результате отправлено в заключение или уничтожено большинство членов руководящих органов партии и государства.

Так, из 139 членов и кандидатов в члены ЦК ВКП (б), избранных на эти посты XVII съездом партии, было репрессировано 98 лидеров большевиков.

Сталин, по сути, осуществил государственный переворот и установил режим личной власти. Став деспотом, он получил право распоряжаться свободой и жизнью и политаристов. Начиная с 1934 года уже никакие заслуги, ни даже безоговорочная поддержка политического курса Сталина не избавляли представителей верхушки бюрократии от тюрьмы и смертной казни. В итоге большевистская партия трансформировалась в новую партию, унаследовавшую от прежней лишь ее название. Констатируя это, Ф.Ф.Раскольников писал Сталину: «Вы уничтожили партию Ленина, а на ее костях построили новую «партию Ленина-Сталина», которая служит удобным прикрытием вашего единодержавия ... Вы - ренегат ... предавший дело Ленина».[33]

Нo, как уже отмечалось, основная причина репрессий 1934-1939 гг. обусловливалась не деспотическим характером, властолюбием И.В.Сталина. Она вытекала из самой природы политарного строя СССР, являлась необходимым условием нормального функционирования его государственного аппарата. Стоило партийно-советской номенклатуре добиться на XX съезде КПСС смены деспотии олигархией, глава которой не мог уже распоряжаться жизнью и смертью политаристов, и тем самым избавиться от контроля сверху (контроль снизу номенклатура ликвидировала давно), как началось разложение советского строя. Нормой стали злоупотребления властью, взятки, сращивание политаристов с уголовным миром и т.п.[34]

Разложению политарного строя способствовало также и ослабление после XX съезда партии репрессий против рядовых граждан. Если с 1935г. по июнь 1941 г. было арестовано 19 млн.840 тыс. врагов народа», а 7 млн. из них расстреляно[35], то масштаб преследования, например, диссидентов при Н.С.Хрущеве и его преемниках по сравнению с указанным периодом был значительно меньшим.[36] В результате, начиная с прихода к власти Н.С.Хрущева, значительно ослабла трудовая дисциплина, усилилось пьянство, резко возросло число «несунов» и других рядовых расхитителей «социалистической» собственности и т.п. Без массовых репрессий советский индустрополитаризм терял свою жизнеспособность.

Кризису индустрополитаризма в СССР способствовало и резкое падение влияния его официальной идеологии. Об этом, как ниже узнает читатель, свидетельствовало, например, вытеснение этой официальной идеологии нейтральной идеологией.

Но вначале следует рассмотреть становление и классовую функцию идеологии класса советских политаристов.

Эксплуатация социальных низов господствующими классами невозможна без их подчинения последним. Но одного прямого насилия, осуществляемого органами государственной власти, для этого недостаточно. Необходим еще контроль над общественным сознанием и прежде всего формирование у эксплуатируемых убеждения в том, что строй социального угнетения, пусть даже в чем-то и не справедливый, является единственно возможным. Другими словами, необходима идеология, которая оправдывает классовую эксплуатацию, маскирует ее благодаря иллюзорно-фантастическому характеру отражения действительности.

Такого рода идеология требовалась и советским политаристам. И они обрели ее в марксизме, изменив в своих интересах его природу.

Марксистская идеология (одна из идеологий рабочего класса) возникла в качестве первой в истории человечества адекватной, научной идеологии.

Это не значит, что марксистская идеология и марксизм в целом были лишены иллюзий. Фантастичным, например, оказался прогноз К. Маркса об «изжившем» себя капитализме, который вот-вот должен погибнуть. Иллюзорными были и взгляды основоположников марксизма на социалистическую революцию и строительство социалистического общества.

Тем не менее, научность многих положений марксисткой теории несомненна. Например, лишена иллюзий философия марксизма, включая и материалистическое понимание социального бытия или основа экономической теории Маркса.

Однако в процессе трансформации марксизма в идеологию класса политаристов его научный характер был утрачен.[37] Марксизм по сути превратился в псевдомарксистскую (марксоидную) квазирелигиозную идеологию. Эта идеология сумела замаскировать сущность политарных общественных отношений, установленных под флагом марксизма после революции 1917 года. Более того, эти отношения псевдомарксистская идеология смогла выдать за самые справедливые из всех возможных. В конечном счете, марксоидной идеологии удалось убедить эксплуатируемых, будто создано, наконец, то, предсказанное К. Марксом и Ф.Энгельсом социалистическое общество, о котором всегда мечтали угнетенные массы.

Не следует думать, что таким образом эта идеология осуществляла прямой, преднамеренный обман. Ведь специфика всех идеологических иллюзий заключается в том, что их разделяют и творцы этих иллюзий. В силу этого наряду с умышленным обманом идеология всегда включает в себя и самообман. И это неудивительно, ибо любая идеологическая иллюзия является отражением социальной реальности, коренится в материальной основе общественного бытия.

He составляла исключения в этом отношении и псевдомарксистская идеология. Так, основой иллюзий о господстве в СССР общенародно собственности, исключающей возможность эксплуатации человека человеком, было отсутствие в советском обществе персональной и групповой (например, акционерной) частной собственности.

Фундаментом иллюзий о существовании социализма и народовластия выступали здесь и такие завоевания пролетариата, как самая развитая в мире система социального обеспечения: бесплатное образование и здравоохранение, оплачиваемые отпуска, впервые в мире законодательно введенный восьмичасовой рабочий день, отсутствие безработицы, а также повышение (хотя и временное) уровня жизни рабочих и крестьян и другие реальные факторы.

Например, в период НЭПа российские рабочие стали жить значительно лучше, чем до революции 1917 года. Объяснялось это не только тем, что зарплата рабочих после 1921 года начала быстро увеличиваться и вскоре достигла довоенного уровня. Как утверждал Н.Валентинов (Н.В.Вольский) - известный оппонент В.И. Ленина: «Существовал значительный привесок к плате - бесплатные и льготные квартиры, бесплатные коммунальные услуги, льготное топливо и т.д. Существовало нечто более важное - прекрасное социальное законодательство, какого не было ... в довоенной России ... В 1924 и 1925 гг. в годы НЭПа (как и в 1926-1927 гг.) рабочие питались так хорошо, как никогда до этого времени».[38]

Гораздо лучше по сравнению с дореволюционным временем стали жить в годы НЭПа и крестьяне России. Если в 1913 г. крестьянство поставило на рынок 1300 млн. пудов зерна, из которых 600-800 млн. пудов за счет хронического недоедания деревни, то в 1926-1927 гг. на рынок поступило не более 600 млн. пудов зерна, а все остальное было потреблено самими крестьянами.[39] До 1917 г. крестьянин в среднем за год съедал 16 кг мяса, а в 1926 г. - уже 32 кг.[40] И это понятно. Ведь в результате революции полуфеодальный помещичий уклад рухнул, и крестьяне стали хозяевами земли и производимой на ней продукции. Вот почему в годы НЭПа русская деревня стала питаться так хорошо, как она не могла позволить себе в царской России.[41]

Объективные основания иллюзий о марксистской природе псевдомарксистской идеологии способствовали распространению в сознании масс идеи скорого построения завершенного общества социальной справедливости и всеобщего материального благосостояния - коммунизма. В итоге, несмотря на явную неосуществимость создания столь идеального общества в реально обозримом будущем, многие поверили, что если не они сами, то, по крайней мере, их дети или внуки уже смогут жить в коммунистическом раю. Ради этого они готовы были безропотно переносить тяготы и трудности жизни, например, муки коллективизации сельского хозяйства или индустриализации страны. Фактически, как и истинно верующие люди, они согласны были мириться любыми невзгодами реального существования в надежде обретения счастья в весьма удаленной и, по сути, иллюзорной перспективе. Понятая таким образом идея коммунизма напоминала религиозную идею загробного блаженства для праведников. Поэтому во многом псевдомарксистская идеология выполняла в советском обществе ту же иллюзорно-компенсирующую функцию, которую в классово-антагонистическом обществе давно играла религия. Справедливо также, что эта псевдомарксистская идеология получила название квазирелигиозной. Ведь, если агрополитарный строй освящался собственно религиозной идеологией, то социальные устои советского индустрополитаризма оправдывала «научная» идеология. Но так как «научность» не мешала ей во многом напоминать религиозную идеологию, например, обожествлять харизматических лидеров вроде И.В.Сталина, то эту идеологию и считали квазирелигиозной.

Как только марксизм превратился в средство маскировки эксплуататорских отношений политарного строя, т.е. перестал адекватно отражать социальную реальность, он из стройной научной системы и метода научного познания действительности стал набором догматизированных лозунгов и заклинаний, ложной идеологией, сформировавшейся в 30-х гг. XX века.[42]

С этого времени марксистскими называли уже две принципиально различных идеологии: научную и квазимарксистскую.

Псевдомарксизм стал государственной идеологией, причем все граждане СССР обязаны были придерживаться ее под страхом наказания. А подлинно марксистская идеология и философия начали беспощадно преследоваться.[43]

Разгром марксизма в советском государстве констатировали представители как правых, так и левых политических движений. Например, известный русский публицист, историк и философ Г.П.Федотов, не скрывавший своей ненависти к марксизму, в 30-х гг. подчеркивал, что в СССР ведется самая настоящая борьба с марксизмом. Причину этого он видел в том, что политарный режим Сталина нуждался в новой, не марксистской по сути идеологии.[44] Характерно также, что в отличие от аналитиков, утверждающих, будто становым хребтом советского строя являлась марксистская идеология, Г.П.Федотов думал иначе. Еще в 1939 г. он писал: «…коммунизма в России нет, а партия сохранила от коммунизма лишь имя. Все настоящие коммунисты или в тюрьме, или на том свете… У нас … думают – и … даже умные люди, - что сущность сталинского режима в его неистребимой, нераскаянной идеологии: марксистско-ленинской ... Какая слепота!»[45]

«... Вся верхушка руководящих партийных работников, начиная со Сталина и кончая секретарями областных комитетов, ... рвут с ленинизмом,»[46] - указывал и известный большевик М.Н.Рютин. «...Кризис партии, - писал он, - находит свое выражение прежде всего в теоретическом кризисе. Ленинизм извращен и фальсифицирован до неузнаваемости. Материалистическая диалектика заменена софистикой, схоластикой и ... лживой апологетикой политики Сталина и его руководства. Убита всякая живая марксистско-ленинская мысль ... на теоретическом фронте ... работает настоящая шайка карьеристов и блюдолизов (Митин, Юдин, Ральцевич, Кольман и пр.), которые в теоретическом услужении Сталину показали себя подлинными проститутками ... Сталинская теоретическая ограниченность ... и защита его обанкротившейся генеральной линии являются пограничными столбами, за черту которых отныне не смеет переступать ... марксистская диалектика. На практике это означает, что партия отныне лишена возможности открыто пользоваться ... теоретическим оружием марксизма- ленинизма»,[47] который теперь «перешел на нелегальное положение, является запрещенным учением».[48]

Г.П.Федотов и другие исследователи выявили и причину использования советскими политаристами в качестве своей идеологии именно псевдомарксизма. « Можно ... спросить ... почему, если марксизм в России приказал долго жить, не уберут со сцены его полинявших декораций. Почему на каждом шагу, изменяя ему и даже издеваясь над ним, ханжески бормочут старые формулы?»[49] - задавал вопрос Г.П.Федотов, а затем отвечал на него следующим образом: «... всякая власть нуждается в идеологии. Власть ... тоталитарная больше всякой иной. Но создать заново идеологию, соответствующую новому строю, задача, очевидно, непосильная для нынешних правителей России. Марксизм для них вещь слишком мудреная, в сущности, совсем неизвестная. Но открытая критика его представляется вредной, ибо она подрывала бы авторитет Ленина и партии, с именем которых неразрывно связана Октябрьская революция. Отрекаться от своей собственной революционной генеалогии было бы безрассудно».[50] Уж «если Гитлер марширует под красным знаменем социализма, - писал Г.П.Федотов еще в 1936 году, - то почему и сталинским дельцам не совершать время от времени обязательные поклоны в сторону марксизма? Лишь бы только из марксизма было выпущено все революционное содержание».[51]

В свете вышеизложенного совершенно очевидна нелепость утверждения о том, что весь строй в СССР возник на основе марксистской идеологии, и что вся политика советского государства определялась этой идеологией. На самом деле политика нашего политарного государства определялась в первую очередь интересами класса политаристов. А вот то обстоятельство, что она обосновывалась ссылками на марксизм-ленинизм, и создавало иллюзию ее зависимости и даже производности от идеологии. Фактически политика советского государства зависела от его официальной идеологии не более, чем в любых других государствах. Более того, отечественные политаристы практически марксизмом в политике никогда не руководствовались.[52] Это давно было подмечено не только учеными, но и авторами художественных произведений. В.Маяковский, например, еще в 1928 г. писал:

«Коммунизм

по книжке сдав,

перевызубривши "измы",

он

покончил навсегда

с мыслями

о коммунизме.

Что заглядывать далече?!

Циркуляр

сиди

и жди.

Нам, мол,

с Вами

думать неча,

Если

думают вожди…

Блещут

знаки золотые,

Гордо

выпячены

груди,

ходят

тихо

молодые

приспособленные люди.

О коряги

якорятся

там, где тихая вода…

А на стенке

декорацией

Карлы-марлы борода»[53]

Однако, все это отнюдь не означает, что в советском обществе, начиная с 30-хх гг. не было людей, искренне разделявших коммунистические идеалы. Они были, особенно среди молодежи. Более того, понимание несоответствия этих идеалов реальной жизни заставляло часть их формировать подпольные партии и организации, стремившиеся создать в СССР действительно социалистическое общество. Значительную известность, например, получила возникшая в 1947 году среди учащихся старших классов Воронежа «Коммунистическая партия молодежи». Она ставила своей целью изучение и популяризацию настоящего марксизма и борьбу с культом личности Сталина. Существовали в стране и другие организации подобного типа: «Ленинский союз студентов», «Кружок марксисткой мысли» и т.п.[54] Марксистские идеи господствовали в оппозиционном движении «социалистического» общества СССР до конца 60-х гг.[55]

Не менее ошибочным, чем утверждение, будто советский строй был порожден марксистской идеологией, является и представление, согласно которому деформация социализма в СССР обуславливалась деформацией марксистских идей.[56]

В действительности, как уже отмечалось, большевики, искренне стремившиеся создать у нас социалистическое общество, под влиянием объективных условий неожиданно для себя построили общество политарное. Они, следовательно, построили его не в соответствии с марксистскими идеалами, не по плану, а стихийно, в силу исторической. необходимости. А раз отечественный «социалистический» строй основывался не на претворении в жизнь идей марксизма, то и деформация этих идей не могла привести к деформации сложившегося в нем строя.

Псевдомарксистская идеология стала эффективным инструментом воздействия советских политаристов на эксплуатируемые массы.

Эта идеология (наряду с репрессиями) позволила буквально на костях народа повести СССР по пути прогресса.

Правда, цена, которую пришлось заплатить народам нашей страны, была огромной. Ведь массовые репрессии против ни в чем не повинных людей, чудовищные сами по себе, сопровождались еще и снижением жизненного уровня трудящихся.

Ухудшение положения эксплуатируемых началось сразу же после утверждения политарного строя. Уже в ходе первого цикла репрессий политаристы начали ограничивать права рабочих. В1930 г., например, постановлением ЦК ВКП (б), по сути, было запрещено передвижение рабочей силы с предприятия на предприятие. В 1931 г. вышел закон, каравший рабочих (в начале – только железнодорожников) тюремным заключением за нарушение трудовой дисциплины. В 1932 г. перевод рабочих с одного предприятия на другое по закону стал осуществляться без их согласия, а снабжение рабочих продовольствием было передано в руки директоров предприятий. Для прикрепления работников к предприятиям власти ввели постоянную прописку и паспорта, без которых их трудоустройство во многих отраслях «народного» хозяйства практически стало невозможным. А колхозники, не получившие паспортов, фактически начали превращаться в своеобразных государственных крепостных. Затем вступил в действие закон, согласно которому невыход на работу приводил к немедленному увольнению, лишению занимаемой жилплощади и продовольственных карточек. Вместе с тем были существенно сокращены многие льготы, а относительно самостоятельные ранее профсоюзы превратились в послушный инструмент политики политарного государства.

Второй цикл репрессий сопровождался дальнейшим наступлением на права эксплуатируемых масс. Закон 1937 года окончательно запретил крестьянам уходить из колхозов без разрешения начальства. В 1938 г. (как и в нацистской Германии) были введены трудовые книжки, необходимые для перехода на новое место работы. Постановление 1939 г. грозило рядовому труженику увольнением за два опоздания на 20 минут. Указ 1940 г. установил вместо семичасового восьмичасовой рабочий день, семидневную рабочую неделю и еще жестче прикрепил работников к предприятиям. Теперь за неоправданный уход с работы провинившегося могли наказать исправительными работами на рабочем месте на срок до шести месяцев, а также вычетом 25 % зарплаты.

Все это фактически закрепостило рабочих и служащих, превратило их в полурабов государства.

Все эти антинародные законодательные меры политаристов были отменены только после XX съезда КПСС, а реальный уровень материального благосостояния трудящихся повысился до уровня 20-хх гг. (т.е. до уровня развития советского общества с еще не упрочившимся политарным строем) лишь к началу 80-х гг.

Тем не менее, неисчислимые жертвы народа, принесенные на алтарь строительства отечественного индустрополитаризма, не смогли погасить трудового энтузиазма советских людей и их героизма в годы войны.[57] Это совершенно очевидно доказывает эффективность псевдомарксистской идеологии, ее действенность в качестве двигателя общественного прогресса.

Нельзя не признать, что именно эта идеология вдохновила трудящихся на построение нового «социалистического» общества. Именно она ценой неимоверных, но добровольных жертв народа внесла неоценимый вклад в превращение полуаграрной царской России в мощную индустриальную державу, а затем позволила СССР стать супердержавой, соперничающей с США.

Политарный строй нашей страны и его идеология способствовали ликвидации в сжатые сроки неграмотности, развитию отечественного образования и науки, причем временами советская наука и техника лидировали в мире.

СССР был основной силой, разгромившей фашизм и породившей «социалистический» лагерь. Он всемерно способствовал превращению входивших в него стран из полуаграрных в индустриальные. СССР и возглавляемый им лагерь сыграли существенную роль в ускоренной ликвидации колониальной системы. Во всех этих процессах значительным было прогрессивное воздействие псевдомарксистской идеологии.

Появление СССР, лагеря «социализма» и высокий авторитет господствовавшей в них квазирелигиозной, марксоидной идеологии (провозгласившей, например, реализованное в советском обществе на практике право трудящихся на труд, бесплатное образование, медицинское обслуживание и другие виды социальной защиты) вынудили правящие круги ведущих стран Запада осуществить коренную перестройку капиталистического общества в целях улучшения положения трудящихся. Например, в ответ на введение советской властью в конце 1917 года восьмичасового рабочего дня представители этих стран уже в 1919 году заключили в Вашингтоне международное соглашение введении короткого рабочего дня и у себя.

Таким образом, несмотря на ложный (иллюзорный, утопический) характер псевдомарксистской идеологии, ее прогрессивное воздействие на реальный социальный процесс отрицать невозможно.

Индустрополитарный строй и его идеология складывались и десятилетиями существовали и в других странах «социалистического» лагеря. Совпадали ли в них характерные черты становления индустрополитаризма и социальные функции порожденной им псевдомарксистской идеологии? Сравним в связи с этим СССР, КНР и Югославию.

§ 3. Классовая сущность неополитаризма и его идеологии в КНР

В КНР переход к индустрополитаризму также потребовал массовых репрессий. Первый их цикл пришелся на 50-е и начало 60-х гг. В официальном заявлении властей, сделанном в октябре 1951 г., указывалось, что в течение шести предшествовавших месяцев компетентные органы рассмотрели 800 тыс. дел «контрреволюционеров».[58] Общее же число казненных в 1951 г. «контрреволюционеров» составило от 1-3 млн. до 10-15 млн. человек.[59]

Эти репрессии в какой-то мере обусловливались честолюбием, деспотизмом и утопичностью политических взглядов Мао Цзедуна. Именно честолюбие «Великого кормчего» заставило его, например, после смерти Сталина претендовать на пост лидера лагеря «социализма» и вождя мирового «коммунистического движения». Но эту честолюбивую претензию требовалось подкрепить реальными успехами созидания коммунистического общества Китая. Успехи эти Мао Цзедун в силу утопизма его политических идеалов понимал, как тотальное огосударствление всех видов собственности и построение казарменно-уравнительного «коммунизма».[60] То обстоятельство, что Мао Цзедун вынужден был навязывать руководству КПК свое видение путей достижения «светлого будущего»[61], доказывает что именно черты личности «Председателя Мао» заставили его осуществлять политику, отвергаемую трезвомыслящими прагматиками из руководства партии.

Позицию же этих прагматиков легко было понять.

Поддержка компартией Китая аграрной реформы 1949-1952 гг., превратившей крестьян в собственников земли, демократических преобразований, национального предпринимательства и рыночных отношений во многом предопределила победу КПК над Гоминьданом в гражданской войне и подъем экономики КНР вплоть до 1953 года.[62] Лишь с 1949 по 1952 г.г. продукция сельского хозяйства увеличилась на 50%, промышленности - свыше, чем на 50%, жизненный уровень рабочих и крестьян значительно повысился, а реальная зарплата рабочих государственных предприятий возросла на 75%.[63] Зачем же на фоне этих успехов, полагали прагматики, вступать на путь рискованных экспериментов?

Но Мао Цзедун и его сторонники настояли на принятии выдвинутого ими утопического курса реформ. Уже первые результаты этого курса, как сообщает А.Меликсетов, выразились в следующем.[64] В конце 1953 г. в стране была введена хлебная монополия. Государство стало изымать у крестьян весь прибавочный продукт и даже часть необходимого продукта. Уровень потребления зерна в сельской местности упал ниже физиологически необходимой организму нормы. Начались крестьянские восстания, и две трети зерна, изъятого в деревнях, правительству пришлось отправить обратно, чтобы спасти крестьян от голода. На все основные предметы потребления власти вынуждены были ввести карточную систему. В целом же мероприятия государства 1953-1954 гг. по усилению налогообложения и монополизации рынка вернули страну к норме эксплуатации трудящихся, существовавшей до прихода к власти КПК[65], т.е. резко снизили жизненный уровень масс.

Вообще становление индустрополитаризма в Китае протекло для народных масс значительно болезненнее, чем в СССР. Ведь Китай по сравнению с Россией был более отсталой, более бедной, более варварской страной. В Китае, в отличие от России, тысячелетиями существовал классический агрополитаризм, а привнесенный извне колонизаторами капитализм развивался несравненно медленнее. К моменту прихода к власти КПК Китай по сути оставался еще аграрной страной. Поэтому, например, в процессе упрочения индустрополитаризма жизненный уровень народа в КНР сравнительно с СССР снижался значительно сильнее. К тому же положение китайских трудящихся ухудшалось и тем, что в ходе навязанных им маоистских реформ в Китае удалось не только ликвидировать частное предпринимательство, но и, в отличие от СССР, в значительной мере заменить рыночные отношения и принцип материальной заинтересованности производственными отношениями, построенными на принципах казарменно-коммунистической утопии.[66]

В очень тяжелое положение, например, попали китайские крестьяне, рабочие и другие простые труженики в период «Большого скачка». Так, в ходе «Всенародной битвы за сталь» 1958 года десятки миллионов работников, прежде всего крестьян, были оторваны от своих занятий и начали круглосуточно плавить металл в сооруженных ими кустарных домнах.[67] Отвлечение массы жителей деревни от сельскохозяйственного труда помешало уборке урожая, что привело к перебоям в снабжении городов продовольствием.[68] Вызванное этим снижение жизненного уровня рабочих усугублялось попытками маоистов отменить принцип материальной заинтересованности, систему оплаты по труду.[69] Например, с 1957 года в стране начала проводиться политика «рационально низкой заработной платы», заключавшейся в том, чтобы зарплату трех рабочих выплачивать пяти рабочим.[70] Кроме того, рабочие вынуждены были теперь нередко и ночевать на своих предприятиях. Им приходилось воплощать в жизнь лозунг: «Не оставляй поле боя, не победив врага».[71]

Не менее болезненно попытки маоистов отменить систему оплаты по труду ударили и по крестьянству. В 1958 г. «Великий кормчий» и его сторонники начали покрывать страну сетью «коммун», напоминавших ухудшенный вариант аракчеевских поселений. В целях удовлетворения элементарных потребностей жителей этих поселений в них вводилось уравнительное, натуральное снабжение одеждой и едой. Главным же стимулом производственной деятельности членов коммун выступала не материальная заинтересованность, а внеэкономическое принуждение.[72] «Нельзя придерживаться только демократии, надо сочетать Маркса с Цинь Шихуаном,»[73] - подчеркивал в связи с этим Мао Цзедун. Формой внеэкономического принуждения маоистское руководство избрало всеобщую военизацию. Все трудоспособное население коммун образовывало дивизии, полки, батальоны и другие армейские подразделения, выход на работу производился строем и т.п. У крестьян отбирались приусадебные участки, а оплата по трудодням заменялась уравнительным распределением продовольствия в виде бесплатного питания в общественных столовых.[74] В связи с этим в 500 деревнях провинции Цзянсу, например, начали разрушать крестьянские дома, чтобы из их материала построить десять тысяч столовых и общежитии.[75] Все местные рынки в деревне (и в городе) были закрыты. Политика насаждения коммун (осуществляемая маоистами повсеместно: в городах, госаппарате, армии и т.д.) наряду с нехваткой денег на выплату зарплаты привела к тому, что у крестьян, например, вознаграждение за труд свелось лишь к уравнительному распределению питания, которого не хватало. В итоге деревня оказалась на грани голода и к 1959 г. почти всю сельскую местность Китая охватили волнения.[76] Отдельные крестьянские «коммуны» стихийно создавались после революции 1917 г. и в России. Но они возникали добровольно, не насаждались и не контролировались государством, не были военизированными и быстро распадались по воле их членов. Разительное отличие этих коммун от коммун маоистских наглядно показывает более бесчеловечный, более варварский характер становления индустрополитаризма в Китае по сравнению с СССР.В своем стремлении навязать стране режим казарменно-уравнительного, военно-деспотического коммунизма Мао Цзедун и его сторонники буквально не знали границ. Даже семью, несмотря на ее высокочтимый в Китае статус, маоисты попытались если и не уничтожить полностью, то подчинить жесткому контролю государства и деформировать. Китайские газеты запестрили в то время призывами: «Народная коммуна - вот наша семья. Не следует уделять особого внимания созданию собственной небольшой семьи», «Коллективная собственность ... ликвидирует семью как экономическую единицу общества», «Детей нужно отдавать воспитывать в коммуне, как только их можно будет отделить от матерей», «Родители - самые близкие ... люди ... и все же их нельзя равнять с Председателем Мао и Коммунистической партией», «Личная жизнь - дело второстепенное, вот почему женщины не должны требовать от своих мужей слишком большой энергии»[77] и т.п.

Идеология утопического курса реформ маоистов отнюдь не являлась оригинальным продуктом мыслительной деятельности «Великого кормчего». Она вытекала прежде всего из вековых традиций китайской политической жизни, из характерного для них культа государства.[78] Китаеведам хорошо известно, что попытки переустройства общества на принципах уравнительно-казарменного «коммунизма» неоднократно предпринимались в Китае и задолго до Мао Цзедуна, например, тайпинами, создавшими даже в целях реализации этих принципов свое государство.[79]

Такие волюнтаристски-утопические эксперименты, как всеобщую коммунизацию и квазимилитаризацию деревни и города, предпринимал и непосредственно предшествовавший «Председателю Мао» правитель Китая Чан Кайши.[80] Последний, в частности, пытался достичь единства сельской общины не путем решения назревших социально-экономических проблем, а на основе создания в ней административно-идеологических и квазимилитаристских институтов. Для этого он насаждал в общине систему круговой поруки и отрядов самообороны и учил, что именно в результате полной милитаризации жизни народа «достигается ... привычка к общественному единению, готовность принести себя в жертву ради интересов государства».[81]

Если бы Мао Цзедун был марксистом не внешне, не no-видимости, а по существу, едва ли бы он возглавил псевдомарксистские реформы. Но, поскольку Мао Цзедун фактически лишь числился коммунистом, он и повел страну дорогой, ведущей в тупик. Это, в частности, и позволяет утверждать, что его личность наложила отпечаток на характер маоистских реформ и связанных с ними репрессий.

Тем не менее первый цикл массовых репрессий в КНР обусловливался не столько особенностями личности Мао Цзедуна, сколько объективными потребностями становящегося индустрополитарного строя. Ведь совершенно очевидно, что без подавления демократии, без репрессий нельзя было превратить в государственных полурабов крестьян - недавних собственников земли, добиться огосударствления почти всех видов собственности, установить привилегии для формирующегося класса политаристов и осуществить другие антинародные мероприятия маоистских реформаторов. В конечном счете страдания, на которые обрекли трудящихся маоистские правители Китая, в действительности предназначались для усиления контроля над потреблением, точнее для уменьшения нормы потребления в целях увеличения нормы накопления, необходимой для ускоренной индустриализации страны,[82] превращения ее в индустрополитарную державу. Это, как и муки народных масс Советского государства в период построения в нем индустрополитарного строя, доказывает, что переход к индустрополитаризму в развивающихся странах возможен лишь ценой неимоверных жертв трудящихся, что индустрополитаризм создается в них только на костях народа.

Второй цикл массовых репрессий, проявившихся в ходе «Пролетарской культурной революции» 1966-1969 гг., также был связан с переходом КНР к индустрополитаризму.

В определенной мере репрессии этого цикла опять-таки обусловливались чертами личности Мао Цзедуна.

Негативные последствия утопических реформ, проводившихся маоистами, вызвали кризис и массовое недовольство. В этих условиях даже в ЦК КПК Мао Цзедун и сторонники осуществляемых им реформ оказались в меньшинстве.[83] Положение властолюбивого и деспотичного «Председателя Мао» стало непрочным. Для удержания власти Мао Цзедуну потребовались новые репрессии. На партию и государственный аппарат, поддержки которых «Великий кормчий» в значительной мере лишился, ему рассчитывать было нельзя. Поэтому для разгрома оппозиции лидер КПК решил опереться на армию и созданную им 18 августа 1966 г. организацию хунвейбинов. Хунвейбины должны были обеспечить видимость массовой поддержки политического курса Мао Цзедуна, а армия вооруженной рукой подавить всякое сопротивление.[84] Сотни тысяч «красных охранников» (хунвейбинов), получивших бесплатное питание, армейское обмундирование и право бесплатного проезда, быстро наводнили всю страну. Свою задачу они видели в том, чтобы убивать всех руководителей, кроме «Председателя Мао» и его ближайших соратников, и всех противников маоистских реформ.[85] Сам Мао, выдвинув лозунг: «Огонь по штабу», прямо нацелил хунвейбинов на разгром партии, органов государственного аппарата и на захват власти.[86] В итоге с помощью хунвейбинов маоистам удалось разогнать партийные и комсомольские комитеты, Всекитайскую федерацию профсоюзов и другие руководящие органы центральной и провинциальной власти.[87] В ЦК КПК, например, от работы было отстранено 2/3 членов.[88] В 1967 г. было официально объявлено об установлении армейского контроля над государственными и партийными организациями.[89] «Культурная революция» сопровождалась сожжением на кострах книг противников Мао Цзедуна, разгромом домов неугодных маоистам лиц, их публичными казнями и другими проявлениями фанатизма и жестокости. В итоге «Председатель Мао» стал неограниченным деспотом.

Второй цикл репрессий в становящемся индустрополитарном государстве в принципе не является столь же необходимым, как первый. Ведь по сути политаризм может существовать и без неограниченной власти главы политосистемы.[90] Многое здесь зависит от личности политарха.[91] Мао Цзедун, например, стремился стать именно деспотом. Поэтому он и обрушил на Китай второй цикл массовых репрессий. Но, если главой политосистемы оказывалось другое лицо, то установления деспотизма политарха и связанных с этим репрессий не требовалось. В Польше, например, в 1956 г. после возвращения к власти В.Гомулки сложился более умеренный, чем маоистский или сталинский, вариант политарного строя. Но от этого он не перестал быть политаризмом, не утратил ни одной его сущностной черты.

Мао Цзедун, однако, не походил на Гомулку и его вину в развязывании второго цикла репрессий отрицать невозможно.

Тем не менее, репрессии 1966-1969 гг. обусловливались не столько особенностями личности «Великого кормчего», сколько объективными потребностями становящегося индустрополитарного строя. Без этих репрессий невозможно было, например, изымать у крестьян весь прибавочный продукт и часть необходимого продукта на нужды ускоренной индустриализации страны и создания современной армии. Ведь и гораздо позднее, например, в 1978г. в этих целях из китайской деревни выкачивалось столько средств, сколько это было возможно.[92] Даже в 1995 г. местные поборы в сельской местности в десятки раз превышали государственные налоги, а деревня фактически продолжала оставаться своеобразной колонией города.[93] Положение крестьян и в это время ухудшалось и тем, что нередко чиновники тратили собранные у них средства на собственные нужды.[94] Не случайно крестьяне маоистского Китая неоднократно восставали против непосильного гнета государства. Например, с 1981 по 1986 гг. в целом ряде провинций КНР были выявлены тайные крестьянские общества, стремившиеся установить в стране «справедливую» власть крестьянских императоров-самозванцев.[95] Крестьянские восстания в различных регионах Китая вспыхивали в 1993 году и т.д.[96]

В целом же упрочение власти маоистов в результате второго цикла массовых репрессий 1966-1969 гг. позволило им продолжить курс реформ, все больше загонявших Китай в социально-экономический тупик и встречавших поэтому сопротивление трудящихся масс.

Одного прямого насилия, однако, для принудительного насаждения индустрополитарного строя было недостаточно. В силу необходимости насилие требовалось дополнить воздействием идеологии класса китайских политаристов. И эта идеология появилась.

Она включила утопические иллюзии традиционного китайского политического мышления и, прежде всего, идеалы казарменно-уравнительного, военно-деспотического коммунизма. Именно эти идеалы веками пыталось воплотить в жизнь китайское крестьянство. Именно они так или иначе присутствовали в социальных доктринах ведущих идеологов и харизматических лидеров Китая, начиная от Конфуция или Цинь Шихуанди и кончая Чан-Кайши.

Однако, несмотря на наличие столь чуждых марксизму иллюзий, официальная идеология КНР, получившая название «маоизма», относилась к псевдомарксистской. Ведь она провозглашала основополагающие политические идеи-лозунги марксизма-ленинизма: установления диктатуры пролетариата и руководящей роли коммунистической партии, построения коммунизма и т.п.

По тем же объективным и субъективным причинам, которые позволили псевдомарксистской идеологии овладеть сознанием трудящихся масс СССР, сумела увлечь рабочих и крестьян Китая и идеология маоизма. Поэтому же эта идеология смогла вдохновить, мобилизовать китайский народ на строительство индустрополитаризма. Так, успех первых пятилеток КНР (1953-1957 гг.) в значительной мере определялся трудовым энтузиазмом масс, не всегда даже подкрепленным принципом материальной заинтересованности. Например, несмотря на то, что в ряде случаев зарплата рабочих в это время замораживалась, призывы КПК к рабочему классу перевыполнять производственные планы встречали его поддержку. Ударными темпами строились и вводились в эксплуатацию сотни предприятий.[97] Из аграрной, отсталой страны Китай превращался в индустриальную. Небывалый трудовой подъем вызвал и лозунг «Несколько лет упорного труда, потом - вечное блаженство»[98] выдвинутый «Великим кормчим» в целях скорейшей реализации «Большого скачка». Именно под воздействием этого лозунга самоотверженно, днем и ночью возводили трудящиеся кустарные доменные печи и выплавляли в них металл в 1958 г. В целом же народу потребовалось 25 трагических лет экономических экспериментов маоистов, чтобы осознать, наконец, их гибельность.[99] Следовательно, действенность маоистской модификации псевдомарксистской идеологии отрицать невозможно. И это несмотря на то, что она была еще более квазирелигиозной, чем псевдомарксистская идеология СССР. Об этом свидетельствовали и вера трудящихся Китая в истинность идеи, сулившей им почти райскую жизнь в награду за несколько лет трудового героизма[100], и молитвенный характер цитат обожествленного, харизматического «Председателя Мао», т.е. убежденность в том, что хирург, ученый-- атомщик, доярка, машинист паровоза, чемпион мира по пинг-понгу и другие правоверные маоисты преуспели именно потому, что руководствовались его высказываниями-цитатами и многое другое.[101]

Подобно официальной идеологии советского государства маоистская идеология оправдывала господство класса политаристов, освящала подавление демократии, массовые репрессии, например, убийство ни в чем не повинных людей бесчинствующими хунвейбинами, крайне низкий жизненный уровень народа и другие негативные черты китайского индустрополитаризма. Но, одновременно, как и псевдомарксистская идеология СССР, маоистская идеология выступала двигателем социального прогресса. Она вдохновляла трудящихся в национально-освободительной борьбе с японскими захватчиками и в гражданской войне с чан-кайшистами, способствовала превращению Китая, хотя и на костях народа, из полуколониальной аграрной страны в мощную индустриальную державу, создавшую ядерное оружие и искусственные спутники Земли.

§4. Классовая сущность югославского неополитаризма
и его идеологии

Предположительно более мягкий, чем в КНР и СССР, вариант индустрополитаризма должен был сложиться в Югославии (СФРЮ). Причин этого несколько. Вот некоторые из них.

Лидер СФРЮ Тито не подчинился диктату Сталина, в силу чего Югославия лишилась поддержки «социалистического» лагеря. Она, следовательно, могла рассчитывать лишь на собственные силы. В этой ситуации крайне жесткие формы индустрополитарного режима могли бы лишить политаристов поддержки народа и, тем самым, сделать это небольшое государство нежизнеспособным, привести его к краху. Правительство СФРЮ не могло не считаться с этим.

Руководство Югославии в силу необходимости лавировало между «социалистическим» и капиталистическим миром и, благодаря этому получало даже экономическую помощь от Запада. В этих условиях в угоду Западу СФРЮ стремилась иметь «демократическое» лицо. Поэтому правящие круги страны опять-таки опасались жесткого подавления трудящихся, массовых репрессий.

Правительство СФРЮ вынуждено было считаться и с этническими, религиозными и иными противоречиями между субъектами ее федерации и населявшими страну нациями. Ведь репрессивная политика, направляемая из Белграда, могла быть истолкована, как проявление великосербского шовинизма, и привести к межнациональным и межрегиональным конфликтам.

Правящая элита Югославии должна была учитывать и давние традиции партизанской борьбы свободолюбивых сербов и других проживавших в ней народов, которые героически воевали с турецкими, а затем гитлеровскими захватчиками. Не случайно всем участникам вооруженного сопротивления нацистским оккупантам законы СФРЮ предоставляли право владеть своим бывшим личным боевым оружием. Чрезмерные репрессии политаристов вполне могли бы привести их к гражданской войне с вчерашними партизанами, точнее с собственным народом, вставшим бы под знамена партизан.

Вот почему югославская модель индустрополитаризма должна была быть либеральнее маоистской или сталинской. Соответствует ли этот прогноз действительности?

В оценке индустрополитарного строя СФРЮ, как относительно мягкого, вполне можно доверять одному из бывших руководителей этой республики, соратнику Тито М.Джиласу. Ведь последний открыто критиковал политаризм[102] и, в частности, югославский. Именно за это власти СФРЮ много лет держали его в заключении.

В работе «Лицо тоталитаризма»[103] М.Джилас характеризовал либерализм индустрополитарного строя СФРЮ и причины этого либерализма следующим образом.[104] Правительство Югославии отказалось от коллективизации крестьянских хозяйств, так как боялось сопротивления деревни, а также постоянного спада производства, вызывавшего все большую угрозу режиму.

Попав в тяжелое экономическое положение, правящий класс Югославии во главе с Тито вынужден был осуществить децентрализацию управления экономикой, а во многом и административными органами. Реформы начались еще в 1948 году. Например, было введено рабочее самоуправление. Промышленные предприятия из государственных стали к самоуправляющимися автономными хозяйственными ячейками. Трудно судить, правда, насколько эта самостоятельность реализовывалась не формально-юридически, а фактически.[105] Но в любом случае налицо была уступка трудящимся. Ослаблена, по сравнению с СССР, например, была и власть бюрократии.

Рост безработицы, государственные долги, потребность в иностранной валюте и капиталовложениях вынудили власти ослабить тиски на шее малого частного бизнеса; пойти, например, на уступки ремесленникам-частникам и приоткрыть двери в страну иностранному капиталу.

В Югославии соблюдение законности находилось на более высоком уровне, чем в других «социалистических» государствах. Слабее по сравнению с ними преследовались в Югославии и инакомыслящие.

Но, несмотря на все эти либеральные черты, сущность индустрополитаризма в СФРЮ не менялась. М.Джилас подчеркивал, например, что по сути в Югославии отсутствовала демократия; политические процессы над противниками существующего режима, хотя и являлись уменьшенными копиями сталинского режима, тем не менее происходили; средствами производства, как и в других «социалистических» странах, владели политаристы («новый класс» по терминологии М.Джиласа)[106] и т.п.

Политарный строй СФРЮ, как и других политарных государств, держался на подавлении демократии путем прямого насилия, репрессий. Но, как и в других индустрополитарных обществах, в Югославии для удержания трудящихся в повиновении необходимо было открытое насилие дополнять воздействием идеологии, освящавшей господство класса политаристов. Поэтому такая идеология и возникла в СФРЮ в виде югославской модификации псевдомарксизма - титоизма.

В силу уже изложенных причин титоизм влиял на народные массы слабее маоизма или официальной идеологии СССР. Об этом свидетельствовало, например, то, что Югославия не знала официальной цензуры, в ней не удалось насадить «социалистический реализм» и наблюдался подъем не догматизированного искусства.[107]

Относительная слабость титоизма, тем не менее, не мешала ему оправдывать репрессии трудящихся и, одновременно, вдохновлять их на строительство индустрополитарного общества ценой немалых жертв народа. Без титоизма руководство КПЮ не смогло бы, например, сплотить еще недавно воевавших друг с другом хорватов и сербов и их совместными усилиями осуществить индустриализацию страны. Следовательно, югославский вариант ложной псевдомарксистской идеологии также двигал общество по пути прогресса.

Таким образом, сравнительный анализ становления индустрополитаризма и порожденной им псевдомарксистской идеологии в СССР, КНР и СФРЮ показывает, что, несмотря на различия, обусловленные спецификой этих государств, сущностные черты индустрополитарного строя и господствующей в нем марксоидной идеологии совпадают.

Реальная роль «социалистического» индустрополитаризма
и его идеологии в развитии общества

Анализ неополитаризма и его идеологии в «социалистическом» обществе выявляет противоречивый характер их воздействия на реальный социальный процесс. С одной стороны, неополитаризм и его идеология не могут в длительной исторической перспективе способствовать прогрессу общества и в конечном счете обрекают его на стагнацию и крах.

С другой стороны, индустрополитаризм, хотя и на костях эксплуатируемых масс, модернизирует отсталые общества, то есть до определенного времени ведет социум по пути прогресса.

Существенную роль в этом играет квазимарксистская идеология. Ведь она, несмотря на ее ложный, иллюзорный, утопический характер, движет общество вперед.

Последнее обстоятельство позволяет обогатить учение об идейных доминантах социального прогресса. В частности, диалектику истины и заблуждения, сформулированную Ф.Энгельсом в афоризме: ложное в формально-экономическом смысле может быть истинным во всемирно-историческом смысле – теперь можно дополнить и развить в тезисе: ложное во всемирно-историческом смысле может быть истинным в формально-экономическом смысле. Неумолимая логика истории, следовательно, заключена в том, что под влиянием ложной и только ложной идеологии человечество делает новые шаги по пути подлинного прогресса. Здесь диалектика истины и заблуждения выводит нас на магистраль одного из важнейших социальных законов. Энергия заблуждения с помощью гегелевской «хитрости разума» ведет человечество на путь истины.

Эффективность, действенность псевдомарксистской идеологии не вызывает сомнений. Но ход развития «социалистического» общества разрушал не только неополитаризм, но и его идеологию. Так, широкие слои рабочих и крестьян КНР были разочарованы контрастом между радужными надеждами, вселявшимися в них маоистскими идеологами 50-х гг., и реальными итогами развития Китая в первой половине 60-х гг[108]. Это свидетельствовало о падении авторитета идеологии маоизма.

Псевдомарксистская идеология подрывалась и чисто идеологическими факторами, в частности, нейтральной идеологией. Заметно проявилось это, например, в СССР. Рассмотрим деструктивное воздействие нейтральной идеологии на официальную советскую идеологию подробнее. Тем более, что реальная роль нейтральной идеологии в социальном процессе нередко ускользает от внимания исследователей именно вследствие ее нейтральности.

Нейтральной, например, может быть идеология мелких товаропроизводителей, выраженная в лозунге: «Не высовывайся!».

Носители этой идеологии считают, что общество – беспощадный Молох. Но, если не высовываться, то можно прекрасно прожить. Приверженцы нейтральной идеологии не эксплуататоры, ибо нельзя быть эксплуататором и не высовываться. Они и не типичные эксплуатируемые. Ведь до тех, кто не высовывается, не так легко добраться. Деятельность прячущихся от чужих глаз товаропроизводителей, где-то что-то добывающих, пользующихся отходами, как-то подворовывающих, незаметна. В «социалистической» России, например, они кустарным способом в небольшом объеме производили самогонку и сбывали ее. Вот почему этих так называемых «маленьких» людей, которых потенциально можно эксплуатировать, не так просто сделать объектом эксплуатации.

Поэтому и их идеология в стабильном состоянии общества именно нейтральная.

Но в период резкой социальной поляризации, т.е. в экстремальных условиях, идеология этих скрывающихся людей теряет свою нейтральность. В этот момент она приобретает классовый характер, выступает либо как прогрессивная, либо как реакционная.

Носителей нейтральной идеологии трудно отнести к представителям основных классов общества. Поэтому-то и создается впечатление, будто нейтральная идеология не играет сколько-нибудь значительной роли в идейной борьбе.

Но это не так. В определенной ситуации нейтральная идеология способна становиться идеологией подавляющего большинства эксплуатируемых масс.

А в условиях трансформации столь массовой нейтральной идеологии в классовую она может и доминировать в сфере идеологии. Тогда она превращается в эффективный инструмент социального действия.

Государственная идеология СССР была противоречивой. С одной стороны, ее смысл состоял в том, что «наша слава и наша гордость - простой советский человек», который не высовывается. С другой стороны, вся идеологическая система СССР была построена на принципе поляризации, выраженном формулой: «Тот, кто не с нами, тот против нас!». Т.е. система отрицала нейтральность идеологии, утверждала, что идеология обязательно классово окрашена. Поэтому, если рабочий или колхозник выступал как нейтральное лицо, провозглашал аполитичность в качестве главного принципа своей деятельности, то считалось, что тем самым он «лил воду на мельницу мировой буржуазии». Между тем, ярко выраженный классово-антагонистический характер идеология приобретает лишь в состоянии крайней поляризации общества. Например, в период революции или гражданской войны.

Советская идеология это экстремальное, временное состояние идеологии стремилась представить как вечное, постоянное. Для этого И.Сталин использовал и извратил идею Л.Троцкого о перманентной революции. Вот почему государственная идеология СССР требовала от своих сторонников вести себя все время, как в период революции, как во время войны. Она призывала бороться, бороться до конца, абсолютизировать борьбу. Тем самым для советской идеологии нормальное состояние общества оказывалось невозможным.

Но идеологии, представляющей общество существующим в вечной классовой борьбе, противостояла идеология простого советского человека[109], которая учила: «Не высовывайся!». Абсолютизации классовой борьбы идеология «маленького» советского человека противопоставила абсолютизацию отсутствия этой борьбы.

Нейтральная идеология советского человека-«винтика» идеологию классового подхода, в конечном счете, и победила. Именно в этом важная причина поражения руководства КПСС в борьбе со своими идеологическими противниками.

Аналогичным образом нейтральная идеология разрушала и другие варианты псевдомарксистской идеологии.

В целом же совершенно очевидно, что в СССР и подобных ему «социалистических» странах реально существовало неополитарное классово-антагонистическое общество восточной (азиатской) формации. Это общество имманентно было не способно к переходу на более прогрессивные ступени развития и поэтому закономерно рухнуло. Псевдомарксистская же идеология сохраняет еще влияние на часть соотечественников и граждан других стран бывшего «социалистического» лагеря. Поскольку эта идеология ведет многих людей в тупик, то критика последней, как и породившего ее индустрополитарного строя, выступает необходимым условием прогрессивного развития народов, покончивших с «социализмом».

Библиография

1. Алексахина С. Пути модернизации сельского хозяйства: опыт материкового Китая и Тайваня / С. Алексахина // Пробл. Дальнего Востока.-1996.-N2.-С.67-71.

2. Алексеева Л. История инакомыслия в СССР / С.Алексеева.-Вильнюс;М.,1992.

3. Андреева Л.А. Процесс дехристианизации в России и возникновение кварелигиозности в ХХ веке / Л. А Андреева // ОНС.-2003.-N1.-С.90-99.

4. Антонов-Овсеенко А. Сталин без маски / А.Антонов-Овсеенко.-М.,1990.-365с.

5. Бурлацкий Ф.М. Маоизм-угроза социализму в Китае/Ф.М.Бурлацкий.-М.,1968.-176с.

6. Бурлацкий Ф.М. Мао Цзе Дун: "Наш коронный номер-это война, диктатура"/ Ф.М.Бурлацкий.-М.,1976.-392с.

7. Бурлацкий Ф.М. Мао Цзе Дун и его наследники / Ф.М.Бурлацкий.-М.,1979.-400с.

8. Бухарин Н.И. Теория исторического материализма: Популярный учебник марксистской социологии / Н.И.Бухарин.-М.;Петроград,1924.-383с.

9. Бухарин Н.И. К теории империалистического государства / Н.И.Бухарин // Революция права: Сб. первый.-М.,1925.-С.5-32.

10.Бухарин Н.И. Мировое хозяйство и империализм (экономический очерк) / Н.И.Бухарин.-М.,1924.-174с.

11.Бухарин Н.И. О некоторых вопросах первой части программы Коммунистического Интернационала / Н.И.Бухарин // Коммунистический Интернационал.-1928.-N31,32.-

С.32-40.

12.Валентинов Н.(Вольский Н.) Новая экономическая политика и кризис партии после смерти Ленина. Годы работы в ВСНХ во время НЭП: Воспоминания / Н.Валентинов(Н. Вольский).-М.,1991.-365с.

13.Васильчук Ю.А. Социальное развитие человека в ХХ веке. Фактор культуры / Ю.А. Васильчук // ОНС.-2003.-N1.-С.5-29.

14.Гобозов И.А. Парадигмальный характер материалистического понимания истории / И.А.Гобозов // Сб. материалов научной конференции к 180-летию К.Маркса.-Электрон.дан.-Режим доступа:http://www.philosophy.ru./iphras/library/marx/marx4. html.

15.Гобозов И.А.(Рецензия)// Вопр.философии.-2001.-N11.-С.183-184.-Рец.на кн.: Семенов В.С. Уроки ХХ века и путь в ХХI век(социально-философский анализ и прогноз) / В.С.Семенов.-М.:ИФРАН,2000.-411с.

16.Горбачев М.С. Социалистическая идея и революционная перестройка / М. С. Горбачев // Известия.-1989.-28 нояб.

17.Горбачев М.С. К гуманному, демократическому социализму: Программное заявление ХХVIII съезда КПСС // Материалы ХХVIII съезда Коммунистический партии Советского Союза / М.С.Горбачев.-М.,1990.-С.77-98.

18.Гудошников Л.М. Политический механизм Китайской Народной Республики / Л.М.Гудошников.-М.,1978.-208с.

19.Данилов В.П. Советская доколхозная деревня: социальная структура, социальные отношения / В.П.Данилов.-М.,1979.-359с.

20.Делюсин Л.П. Культурная революция в Китае / Л.П.Делюсин.-М.,1967.-53с.

21.Десятый съезд РКП(б):Стенографический отчет.-М.,1963.-915с.

22.Джилас М. Лицо милитаризма / М.Джилас.-М.,1992.-544с.

23.Ефремов О. Современный этап модернизации России / О.Ефремов // Русский журнал (политика).-Электрон. дан.-Режим доступа: http://www.rus.ru/politics 2001 1015-efr-pr.html.

24.Желев Ж. Фашизм: Тоталитарное государство/ Ж.Желев.-М.,1991.-334с.

25.Жигулин А. Черные камни / А.Жигулин.-М.,1990.-268с.

26.Жуков Ю.Н. Репрессии и Конституция СССР 1936 года / Ю.Н.Жуков // Вопр. истории.-2002.-N1.-С.3-26.

27.Жукоцкий В.Д. Народнические корни ленинизма: "хитрость разума" или "ирония истории"? / В.Д.Жукоцкий // Вопр. философии.-2001.-N12.-С.51-66.

28.И.В.Сталин в работе над "Кратким курсом истории ВКП(б)"(Вступительная статья М.В.Зеленова) //Вопр. истории.-2002.-N11.-С.3-29; N12.-С.3-26.

29."Заявление 46"(направленное 15 октября 1923г. в Политбюро ЦК РКП(б) // Известия ЦК КПСС.-1990.-N6.-С.189-193.

30.Искандеров А.А. Очерки истории советского общества/ А.А.Искандеров //Вопр.истории.-2003.-N2.-С.79-98.

31.Итоги и перспективы современной российской революции ("круглый стол" ученых)// В.А.Мау, И.В.Стародубская, В.И.Илюшенко и др.// ОНС.-2002.-N2.-С.5-27.

32.Кара-Мурза Г.С. Тайпины. Великая крестьянская война и тайпинское государство в Китае(1850-1864гг.)/Г.С.Кара-Мурза.-М.,1957.-144с.

33.Кива А.В. Был ли возможен российский Дэн Сяопин?/А. В. Кива // ОНС.-2002.-N3.-С.110-121.

34.Козлов В.А. Крамола: инакомыслие в СССР во времена Н. Хрущева и Л. Брежнева(По материалам Верховного суда и прокуратуры СССР)/В. А. Козлов // ОНС.-2002.-N3.-С.75-88; N4.-С.68-79.

35.Конквест Р. Большой террор/Р.Конквест.-Рига,1991.-Т.1.

36.Коршунов Н.Б. Так называемый "меньшевинствующий идеализм" в исследованиях историков русской русской философии(1951-2001)/Н.Б. Коршунов // ФН.-2002.-N6.-С.52-73.

37.Криворотов В. Русский путь/В. Криворотов // Знамя.-1990.-N8.-С.140-164.

38.Кудров В.М. Югославия: прощальный экономический и статистический портрет/В.М. Кудров // ОНС.-2002.-N1.-С.90-105.

39.Ленин В.И. Детская болезнь "левизны" а коммунизме/В.И. Ленин // ПСС.-5-е изд.- Т.41.-С.1-104.

40.Ленин В.И. Доклад Всероссийского Центрального Исполнительного Комитета и Совета Народных комиссаров о внешней и внутренней политике 22 декабря / В.И. Ленин // ПСС.-5- изд.-Т.42.-С.128-161.

41.Ленин В.И. Лучше меньше, да лучше/В.И. Ленин // ПСС.-5-е изд.-Т.45.-С.389-406.

42.Ленин В.И. Новые времена, старые ошибки в новом свете / В.И. Ленин // ПСС.-5-е изд.-Т.44.-С.101-109.

43.Ленин В.И. Новая экономическая политика и задачи политпросветов /В.И. Ленин // ПСС.-5-е изд.-Т.44.-С.155-175.

44.Ленин В.И. О нашей революции /В.И. Ленин // ПСС.-5-е изд.-Т.45.-С.378-382.

45.Макаров В.Г. Архивные тайны: философия и власть. Александр Горский: судьба, покалеченная "по праву власти" / В.Г. Макаров // Вопр. философии.-2002.-N8.-С.98-133; N10.-С.108-155.

46.Маяковский В.В. Служака: Соч.в 5-ти т./В.В.Маяковский.-М.,1973.-Т.4.-С.152-155.

47.Медведев Ж.А. Сталин и "дело врачей": Новые материалы/:/Ж.А. Медведев // Вопр. истории.-2003.-N2.-С.99-119.

48.Меликсетов А. "Новая демократия" и выбор Китаем путей социально-экономического развития (1949-1953гг.)/ А. Меликсетов // Пробл. Дальнего Востока.-1996.-N.-1.-С.82-95.

49.Микоян С. "Аскетизм вождя" / С. Микоян // Огонек.-1989.-N15.

50.Момджян К.Х. Рефлективные парадигмы в социальной теории Маркса / К.Х. Момджян //Сб. материалов науч. конф.к 180-летию со дня рождения К. Маркса.- Электрон.дан.- Режим доступа:http://www.philosophy.ru.iphras/library/marx/marx4.html.

51.Момджян К.Х. Формационная и цивилизационная триады К.Маркса / К.Х.Момджян.-Электрон.дан.-Режим доступа:http://www.philosophy.ru.iphras/library/marx/marx4.html.

52.Новейшая история Китая (1917-1970).-М.,1972.-437с.

53.Ойзерман Т.И. Марксистская концепция социализма и реальный социализм /Т.И. Ойзерман // Вопр.философии.-2002.-N2.-С.3-13; N3.-С.16-31.

54.Ойзерман Т.И. Догматизация марксизма и внутренне присущий марксизму догматизм /Т.И. Ойзерман // Вопр.философии.-2003.-N2.-С.31-41.

55.Остров П. Феномен "крестьянских императоров" в КНР: монархическая идея в китайской деревне в 80-е гг./П. Остров // Пробл. Дальнего Востока.-1993.-N6.-С.31-41.

56.Писарев А. Чан Кайши и проблемы реконструкции китайской деревни /А. Писарев // Пробл. Дальнего Востока.-1996.-N2.-С.62-82.

57.Плетников Ю.К. Марксистско-ленинская теория исторического процесса. Исторический процесс: действительность, материальная основа, первичное и вторичное /Ю.К.Плетников, Ю.И.С еменов.-Электрон. дан.-Режим доступа:http://sun.ru/cgi-bin/vtls.web.

gateway?authority

58.Плеханов Г.В. Наши разногласия /Г.В. Плеханов //Соч.-М.;Л.,1925.-Т.2.

59.Плимак Е.Г. К реабилитации вождя "меньшевинствующего идеализма" (О моей работе референтом у акад. Деборина) /Е.Г. Плимак // Вопр.философии.-2002.-N4.-С.89-99.

60.Пыжиков А.В. Ленинизм и сталинизм: идеологические разночтения /А.В. Пыжиков //Вопр.философии.-2001.-N6.-С.42-51.

61.Пыжиков А.В. Советское послевоенное общество и предпосылки хрущевских реформ

/А.В. Пыжиков //Вопр.истории.-2002.-N2.-С.33-43.

62.Радаев В. Возвращение к истокам /В. Радаев, О. Шкаратан //Известия.-1990.-17февр.

63.Расккольников Ф.Ф. Открытое письмо Сталину / Ф.Ф.Раскольников //Гребельский З.В.Федор Раскольников /З.В.Гребельский.-М.,1988.-С.174-183.

64.Рютин М.Н. Сталин и кризис пролетарской диктатуры /М.Н.Рютин //Реабилитация.

Политические процессы 30-50-х годов.-М.,1991.-С.334-443.

65.Святловский В.В. Коммунистическое государство иезуитов в Парагвае ХVII-XVIIIв. /В.В.Святловский.-Петроград,1924.

66.Семенов Ю.И. Об одном из типов традиционных социальных структур Африки и Азии /Ю.И.Семенов // Государство и аграрная революция в развивающихся странах Азии и Африки.-М.,1980.

67.Семенов Ю.И. Россия:что с ней случилось в ХХ веке /Ю.B.Семенов // Рос.этнограф.-М.,1993.-Вып.20.-С.5-105.

68.Семенов Ю.И. Всемирная история как единый процесс в пространстве и времени/ Ю.И.Семенов //Философия и общество.-М.,1997.-N1.-С.156-217.

69.Сорокин П. Современное состояние России /П.Сорокин //Новый мир.-1992.-N4.-С.181-201.

70.Стариков Е. Фараоны,Гитлер и колхозы /Е.Стариков //Знамя.-1991.-N2.-С.201-220.

71.Стенограммы очных ставок в ЦК ВКП(б).Декабрь 1936 года //Вопр.истории.-2002.-N3.-С.3-31.

72.Шмелев Г.И.,Ястребинская Г.А.[Рецензия] //Вопр.истории.-2002.-N2.-С.160-164.-Рец.на кн: Трагедия советской деревни.Т.2.Коллективизация и раскулачивание.Документы и материалы,ноябрь 1929-декабрь 1939.-М.:РОССПЭН,2000.-928с.

73.Федотов Г.П. Новый правящий класс /Г.П.Федотов //Искусство кино.-1990.-N7.-С.24-25.

74.Федотов Г.П. Торопитесь /Г.П.Федотов //Искусство кино.-1990.-N8.-С.34-35.

75.Федотов Г.П. СССР и фашизм /Г.П.Федотов //Искусство кино.-1990.-N7.-С.23-25.

76.Федотов Г.П. Сталинократия //Федотов Г.П.Судьба и грех России.-СПб.,1992.-Т.2.

77."Философский пароход".Высылка ученых и деятелей культуры из России в 1922 г.// Новая и новейшая история.-2002.-N5.-С.126-170.

78.Что такое "культ личности"?:(Материалы проекта конф."Есть такая партия!" //Рос.газета.-2003.-28февр.

79.Шатуновская О. Фальсификация /О.Шатуновская //Аргументы и факты.-1990.-N22.

80.Шафаревич И.Р. Социализм как явление мировой истории /И.Р.Шафаревич.-Париж,1977.-390с.

81.Шафаревич И.Р. Есть ли у России будущее?:Публицистика.-М.,1991.-556с.

82.Шевченко В.Н. Актуальность социально-философской концепции К.Маркса /В.Н.Шевченко //Сб.материалов науч.конф. к 180-летию со дня рождения К.Маркса.-Электрон.дан.-Режим доступа:http://www.philosophy.ru/iphras/library/marx/marx4.html.

83.Шингарев А.И. Вымирающая деревня /А.И.Шингарев.-СПб.,1907.

84.Энгельс Ф. Энгельс-Иосифу Вендемейеру,12 апреля /Ф.Энгельс //Маркс К.,Энгельс Ф. Соч.-2-е изд.-Т.28.-С.485-493.

85.Яременко Ю."Большой скачок" и народные коммуны в Китае /Ю.Яременко.-М.,1968.-143с.

86.Яхот И. Подавление философии в СССР (20-30 гг.) /И.Яхот //Вопр.философии.-1991.-N7,8,9.

87.Bauden L. L empire socialiste des Inca /L.L.Bauden.-Paris,1928.

88.King s Men /By L.A.Tallers.-Liverpool,1964.

89.Martens O. Ein sozialistischer grosstaat vor 400 Jahrern /O.Martens.-Berlin,1985.

90.Michels R. Zur Sociologie das Partaiwesens in der Modern Demokratie /R.Michels.-Leipzig,1910.

91.Heichelheim. An Ancient Economic History /Heichelheim.- Leiden,1968.-V.1.

92.Roscol J. The Baganda /J.Roscol.-London,1911.

93.Wittfogel K.A. Oriental Despotism. A Comparative Study of Total Power /K.A.Wittfogel.-New Haven,1957.