Следите за нашими новостями!
 
 
Наш сайт подключен к Orphus.
Если вы заметили опечатку, выделите слово и нажмите Ctrl+Enter. Спасибо!
 


«Охота на лис» как диагноз и предчувствие

История позднего СССР слабо изучена и легко становится объектом спекуляций, в том числе в кинематографе. Нынешние кинематографисты используют историю СССР времён перестройки лишь для того, чтобы выехать на экзотике. Наиболее показательным примером такого подхода является лента А. Балабанова «Груз 200».

Второсортный, намеренно чернушный, «жареный» (за рубежом этот жанр называют exploitation) фильм Балабанова многими воспринимается как точное изображение советского общества накануне краха, как художественное произведение, дающее ответ на вопрос о причинах этого краха, как образец разговора со зрителем на эту тему. Кинокартины, действительно серьёзно и талантливо раскрывающие проблематику позднего СССР, забыты или игнорируются. Новый российский кинематограф не смог, в отличие от советского, осилить эту тему. Для честных кинематографистов 80-х ситуация распада советского общества была не экзотикой, а повседневной жизнью, и они стремились понять, почему это происходит. Крайне характерно, что у них, вынужденных оглядываться на цензурные рамки, показать это советское общество получилось гораздо лучше, чем у современных деятелей, вроде бы не связанных никакими ограничениями.

Поэтому очень важно, что Михаил Волчков обращает наше внимание на одну из советских картин и подробно анализирует её.

Десятки раз я выслушивал ту точку зрения, что позднесоветский (предперестроечный и перестроечный) социальный кинематограф имеет только историческое и/или ностальгическое, в лучшем случае вневременное нравственное значение. «Охота на лис» вместе с другими фильмами того же периода («Тема» Г. Панфилова, «Пацаны» Д. Асановой, «Башня» В. Трегубовича, «Трудно первые сто лет» В. Аристова, «Курьер» и «Город Зеро» К. Шахназарова и пр.) полностью опровергают подобные взгляды: это художественные исследования конкретной социальной ситуации, помогающие нам найти верные ориентиры в её оценке и оценке сегодняшнего дня. Балабанов, в отличие от названных режиссёров, идёт по порочному пути: совместить трупы, живые голые тела, слабоумие, цинизм и садизм, чтобы вызвать рвотный рефлекс у зрителя — он-то и будет для автора единственной и желанной реакцией на изображаемую эпоху.

Коль скоро рецензия Михаила Волчкова посвящена фильму Вадима Абдрашитова, мы можем порекомендовать читателям оценить и другие фильмы этого режиссёра с похожей проблематикой, прежде всего «Остановился поезд» и «Плюмбум, или Опасная игра».

Дмитрий Субботин

Над вопросом «почему погиб СССР» уже не первый десяток лет бьются теоретики самых разных направлений. Вопрос, казалось бы, уже навязший в зубах, но, тем не менее, по-прежнему актуальный, потому что, не поняв прошлого, невозможно двигаться в будущее. И в решении этого вопроса очень большую помощь может оказать советское искусство. В искусстве сохраняется то непосредственное восприятие уже ушедшей от нас реальности, которое зачастую отсутствует в абстрактных теоретических построениях. А многие симптомы общественной болезни оно уловило намного раньше и тоньше, чем тогдашнее официальное «обществоведение», превратившееся в схоластику.

Фильм Вадима Абдрашитова «Охота на лис», вышедший на экраны в 1980 году, является примером поразительно точного и при этом подлинно марксистского диагноза, данного советскому обществу. Как и во многих других выдающихся произведениях советского кино, в этом фильме сказано многое и о многом при минимуме словесных объяснений и «разжёвываний», по принципу «умному достаточно». Такие фильмы побуждают думать, что само по себе очень сильно отличает их от продукции современной массовой культуры.

Охота на лис — это название радиоигры, которой увлекается в свободное время главный герой фильма, рабочий Виктор Белов. Действие начинается с того, что на Белова поздним вечером нападают двое подростков. После суда один из них, Стрижак, получает условный срок, а другой, Беликов, попадает в колонию. Белов сомневается в справедливости приговора и начинает ездить в колонию к осуждённому, безуспешно пытается «достучаться» до него, в итоге добивается его досрочного освобождения. Однако даже после этого Беликов продолжает считать своего благодетеля чудаком, несмотря на формальные слова благодарности.

С самого начала фильма не покидает ощущение разлитой в воздухе тоски и обречённости — не такой отчаянной тоски, которая сейчас царит в разрушенных сёлах и умирающих провинциальных городах, а тоски опрятной, чинной, даже незаметной с первого взгляда. Атмосфера, которую либералы бы назвали «совковой», без всяких изысков и излишеств, без бьющих в глаза контрастов нищеты и богатства. Как тихий заболоченный омут. Но зритель сразу понимает, что «Аннушка уже разлила масло», что в этом омуте уже завелись черти, что часы уже тикают, и этот порядок, который кажется установившимся на века, на самом деле очень скоро изменится, да так, что эта серенькая невзыскательная реальность покажется раем по сравнению с тем, что наступит после.

И знаки этого грядущего изменения в фильме показаны очень наглядно. Поворотным моментом в судьбе главного героя является суд над его обидчиками, в результате которого Стрижаку дают условный срок, потому что он комсомольский активист, и потому что его мама наняла хорошего адвоката, а исключённого из ПТУ Беликова направляют в колонию. Такое вопиющее проявление социальной несправедливости возмущает Белова, о чём он прямо говорит адвокату, а тот как ни в чём не бывало отвечает — что ж, работа у меня такая. Вполне себе современный, буржуазный подход.

Не менее значим в плане раскрытия этого постепенного обуржуазивания и финал фильма. Сразу же после выхода из колонии Беликов садится в машину Стрижака и едет с друзьями в ресторан, оставляя возле мотоцикла оторопевшего Белова, который приехал встречать своего «подопечного». Белов недоумевает: как же так, ведь Стрижак, которого «отмазали», беспечно разгуливал на свободе, пока его друг сидел в тюрьме, в то время как он, потерпевший, хлопотал за своего обидчика? Опять, как и в случае с адвокатом, представления главного героя о честности и справедливости оказываются неадекватными наступающему новому времени. Его младший современник прекрасно понимает, что Стрижак — нужный человек, у него связи, он поможет устроиться на денежную работу, и за него нужно держаться, даже если он и сволочь. «Дураков-то нет», с подростковой наивностью произносит Беликов, беседуя с Беловым в ресторане, и тот понимает, что дурак — это он сам, что устами молодняка говорит будущее, которое идёт на смену ему и таким, как он. После этого разговора следовала сцена, вырезанная цензурой — от отчаяния и бессилия что-либо изменить Белов, выйдя из ресторана, избивает Беликова в том же самом парке, где когда-то Беликов напал на него. Такое замыкание круга действительно напрашивалось логикой развития сюжета, но, в сущности, всё главное и без этой сцены уже было сказано.

Итак, фильм не только о советском настоящем, но и о том, как это настоящее постепенно становится прошлым, и как из него прорастает постсоветское будущее. Образ «аутентичного» советского прошлого мелькает в финале — это любительские спортивные соревнования, в которых участвует весь город. Они проходят на природе, под дождём, под звуки оркестра. Охвачены общим радостным волнением и азартом и зрители, и участники — всё это напоминает пролетарский спортивный праздник из знаменитого брехтовского фильма «Куле Вампе». Беликов, Стрижак и их компания среди зрителей, Белов среди участников, он бежит с радиоприёмником, ведёт «охоту на лис». Выходит на железнодорожную линию, замедляет шаг, оборачивается и сворачивает в сторону, в овраг, поросший лесом. На этой тревожной ноте и завершается фильм. И мы понимаем, что спортивный праздник — всего лишь оболочка, что под внешним единством уже вовсю зреют семена будущих конфликтов. Пройдёт лет десять, и Костя Стрижак станет одним из первых приватизаторов, купит завод, на котором работает Виктор Белов, и продаст его на металлолом, а старшее поколение рабочих будет растерянно наблюдать за тем, как у них отнимают дело их жизни.

Красной нитью через весь фильм проходят размышления о судьбе советского рабочего класса, обобщённым образом которого является главный герой. Он получает не бог весть какую зарплату, но не бедствует, имеет всё необходимое, живёт с женой и сыном вполне достойно. Причём в отличие от современной ситуации, когда за более-менее сносную зарплату нужно вкалывать до полусмерти, у него ещё остаётся время для занятия любимым делом — «охотой на лис». Хобби достаточно редкое и незаурядное, требующее немалой сноровки, быстроты реакции, физической выносливости и сообразительности. И это, пожалуй, единственное дело в жизни, которым Виктор занимается со всей увлечённостью и страстью.

Но хобби — это занятие сугубо личное, и оно остаётся таковым даже во время спортивных состязаний. А у Виктора есть желание принести пользу обществу, изменить мир вокруг себя — не зря же он ездит в колонию к Вовику, пытается направить его на путь истинный. Только все его старания — как об стенку горох. Юному правонарушителю Виктор ставит в пример себя, примерного труженика и семьянина, но сам не верит в то, что такая образцово-показательная жизнь по накатанной колее может вдохновить молодого человека. Душеспасительными беседами ничего не изменишь, поскольку люди воспитываются обстоятельствами и средой. И то, что видит вокруг себя Беликов, влияет на него гораздо сильнее любых речей: «Дураков-то нет».

Вкладывая своё время и силы в попытки перевоспитания Беликова, Виктор поступает, в общем-то, в соответствии с официально провозглашаемой моралью того времени — при этом активной поддержки и понимания у окружающих он не находит. Показательна сцена, когда Белов приходит в профком завода ходатайствовать за Беликова и видит там людей с пыльными, унылыми лицами — эти люди смотрят на него как на сумасшедшего, но сразу же готовы распиарить его «подвиг» в газете. Белов, может быть, и хотел бы пойти «по общественной линии», но в эту обитель мертвечины и лицемерия — увольте. Зато туда пойдут молодые и хваткие типа Стрижака, уже осознанно или неосознанно нацелившиеся на то, чтобы конвертировать политическую власть в частную собственность. Получается, что управление общими делами всё больше концентрируется в руках людей, озабоченных исключительно своим личным благом, в то время как людям, радеющим об общем благе, ничего не остаётся, кроме ухода в личные дела. В ту же самую «охоту на лис».

При этом отношения между рабочим классом и государством, как они обрисованы в фильме, совершенно не укладываются в схему «классического» угнетения, когда есть эксплуататоры и эксплуатируемые. Заводской рабочий Белов без всякого самоунижения, свободно и даже вызывающе общается и с профкомовскими чиновниками, и с милиционерами, которые не отделены от народа, и по сравнению с нынешними «цепными псами» кажутся совершенно безобидными и чуть ли не жалкими. Он уверенно, с сознанием своего достоинства ходит по земле, ведь «нет на свете выше звания, чем рабочий человек». Но вспоминается высказывание Энгельса: «Хорош был бы социализм, увековечивающий профессиональных тачечников!». И тут мы подходим к главной проблеме, поставленной фильмом.

Это проблема ликвидации разделения труда и вовлечения каждого человека в управление общественными делами, перехода от формального обобществления к реальному, по выражению Эвальда Ильенкова. Нерешённость этой главной задачи социализма — вот в чём причина того настроения трагической обречённости, которое с первых кадров ощущается в фильме, ощущения утраченной, несбывшейся надежды, великой дерзновенной мечты, превратившейся в добропорядочную, но скучную обыденность. Символично, что фильм появился именно в 1980 году, когда коммунизм, согласно известному анекдоту, «по просьбе трудящихся заменили Олимпиадой».

Снова обращаясь к Энгельсу, можно сказать, что источник трагедии заключается в противоречии «между исторически необходимым требованием и практической невозможностью его осуществления». В фильме мы видим советское общество зависшим в той точке, когда объективная необходимость перехода к реальному обобществлению витала в воздухе, но не было субъекта, который мог бы не то что реализовать, но даже осознать её. Фундамент нового общества с огромными лишениями и жертвами построен и отвоёван, а ставить собственно коммунистические задачи по-настоящему, а не на словах, окостеневшие правящие структуры не способны и не желают, других же структур у рабочего класса нет. В отличие от времён индустриализации и войны, люди теперь в материальном отношении имеют, в основном, всё необходимое — но им этого недостаточно, потому что у них нет того ощущения причастности к большому, исторически значимому делу, которое придавало смысл жизни предшествующему поколению.

Отсюда и возникает «желание странного», которое есть и у Белова, и у Беликова. Но в том, как они его проявляют, наглядно сказывается различие поколений. Один бегает по лесу с радиоприёмником, другой совершает преступление — не от голода, а от стремления к «красивой жизни» (захотелось купить ещё одну бутылку вина). Как замечает Марина, жена Виктора, «раньше беднее жили, а жалости было больше». Сам Виктор, несмотря на словесные угрозы «расстрелять» и «загнать в тундру» зарвавшихся юнцов, по существу добр и даже наивен по сравнению с молодыми циниками, которые знают, где что урвать. Именно из этого молодого поколения вырастут герои «лихих девяностых», и если Стрижак явно просится на роль олигарха, то Беликов при нём, скорее всего, будет телохранителем или киллером.

Нереализованная энергия социального творчества, которой был поставлен барьер, тихо угасала и чахла, загнанная в рамки личных увлечений, топилась в пьянстве либо вырывалась, как пар из котла, в спекуляцию, фарцовку, погоню за дефицитом, за улучшением своего благополучия любыми путями. Так создавался массовый запрос на капиталистические отношения.

Знаки ползучей реставрации капитализма видны и на уровне семьи. Отношения Виктора и Марины Беловых наглядно демонстрируют правоту мысли Брехта о том, что в любви, помимо двух любящих, должен быть ещё и третий элемент — объединяющее их дело, а также Фромма, который утверждал, что если любовь не развивается, то она рано или поздно загнивает. Марина искренне не понимает, чего же не хватает её мужу, почему он столько времени отдаёт своему хобби, а не общению с ней или сыном. А Виктор не понимает, чем недовольна жена, если муж «висит на доске почёта», зарплату не пропивает, «на сторону» не ходит… Доверия и взаимопонимания между супругами нет: Виктор скрывает от жены, что ездит в колонию к Беликову, и этим только усиливает её ревность и подозрения.

В семье Беловых могло бы быть по крайней мере внешнее благополучие, этакое мещанское счастье, не будь у Виктора «желания странного». И показательно, что именно жена в «Охоте на лис» выступает в качестве носителя ценностей частной жизни. Если вспомнить женские образы в фильмах 1930-1940-х годов (например, главную героиню фильма «Светлый путь»), то возвращение женщины к роли домохозяйки видно невооружённым глазом.

Не справившись с задачей формирования нового человека, Советский Союз был обречён на гибель — такой главный вывод напрашивается после просмотра «Охоты на лис». Остановившись в эпоху «застоя» на полдороге между «царством необходимости» и «царством свободы», советское общество не могло долго оставаться в этом промежуточном положении и в результате оказалось отброшенным далеко назад. И пока этот вывод не станет достоянием общественного сознания, пока не будет осознана связь между сонным спокойствием «застоя» и катастрофой, случившейся на рубеже восьмидесятых и девяностых, ни о каком дальнейшем движении вперёд говорить невозможно.

Статья была опубликована на сайте «Рабкор» 30 мая 2013 г.
[Оригинал статьи]


По этой теме читайте также:

Имя
Email
Отзыв
 
Спецпроекты
Варлам Шаламов
Хиросима
 
 
«Валерий Легасов: Высвечено Чернобылем. История Чернобыльской катастрофы в записях академика Легасова и современной интерпретации» (М.: АСТ, 2020)
Александр Воронский
«За живой и мёртвой водой»
«“Закон сопротивления распаду”». Сборник шаламовской конференции — 2017