2.13.1. Идея исторической эстафеты
Зачатки если не эстафетно-стадиального, то эстафетного подхода к истории
присутствовали уже в знакомой нам концепции четырех монархий. Еще римлянин
Эмелий Сура в труде о римской хронологии, написанном где-то между 189 и 171
годами до н.э., подчеркивал, что первоначально могуществом обладали
ассирийцы, от них оно перешло к мидийцам, затем к персам и, наконец,
верховенство оказалось в руках Рима.
В средние века идея исторической эстафеты проявилась, как мы помним, в
форме концепции «переноса империи» («translatioimperii»). Согласно ей,
власть римских императоров была перенесена сначала на западных франков в
лице Карла Великого, а затем на германцев в лице Оттона I.
В XV в. концепция четырех великих монархий становится известной на Руси.
Она широко использована в «Российском Хронографе», составленном, вероятно,
в 1442 в. Вместе с ней в русскую мысль проникает идея исторической
эстафеты.
Она лежит в основе возникшей в России XVI в. концепции «Третьего Рима».
Согласно ей, ведущая роль вначале перешла от первого Рима ко второму
— Константинополю, а после его падения к Москве, которая и стала
третьим Римом. В совершенно четкой форме эта идея была сформулирована в
послании псковского старца Филофея великому князю Василию III: «...Блюди и
внемли, благочестивый царю, яко все христианская црьства спидошас в твое
едино, яко два Рима падоша, а третей стоит, а четвертому не
быти...».[268]
В поэтической форме идея принятия Россией эстафеты от Константинополя
была выражена в стихотворении B.C. Соловьева «Панмонголизм»:
Когда в растленной Византии
Остыл Божественный алтарь
То отреклися от Мессии
Иерей и князь, народ и царь,
Тогда он поднял от Востока
Народ безвестный и чужой,
И под орудьем тяжким рока
Во прах склонился Рим второй.[269]
Еще в первой половине XV в., до крушения Византии, на Руси было создано
«Сказание о Вавилоне граде», в котором рассказывалось о передаче царских
регалий из пришедшего в упадок Вавилона в Константинополь.[270] Уже после падения Константинополя в «Послании о Мономаховом
венце» Спиридона-Саввы, современника Ивана III и Василия III,
рассказывается о передаче византийским императором Константином царских
регалий, в том числе царского венца, великому князю киевскому Владимиру
Всеволодовичу, от которого они перешли к великим князьям владимирским, а
тем самым и к московским. «И от сего времени, — сообщается в
послании, — князь великий Володимер Всеволодович наречся Манамах и
царь великий великия Росия, и от того часа тем венцом царским, что приела
великий царь греческий Констянтин Манамах, венчаются вси великие князи
Володимерские, егда ставятся на великое княжение руское, якоже и сие
вольный и самодержец великия Росия Василей Иванович второйнадесят по колену
от великого князя Володимире Манамаха...».[271]
И в последующем в «Сказании о Вавилоне граде» появилось дополнение, в
котором говорилось о том, что доставленные из Вавилона в Константинополь
царские регалии, через Владимира Мономаха перешли к московским
царям.[272] Здесь историческая эстафета идет от Вавилона к
Константинополю, а от него через Киев в Москву. Рим из нее исключен.
Идею исторической эстафеты, но не стадиально-эстафетного развития,
принимал Н. Макьявелли, который писал в своих «Рассуждениях о первой декаде
Тита Ливия»: «Обдумывая ход подобных вещей, я прихожу к выводу, что мир
всегда был устроен одинаково и всегда в нем было столько же хорошего,
сколько и плохого, однако от страны к стране картина менялась; об этом
можно судить по древним монархиям, которые сменяли друг друга вследствие
изменения нравов, но мир при этом оставался все тот же. Разница была только
в том, что вся его доблесть был сосредоточена в Ассирии, затем перенесена в
Мидию, потом в Персию и в конце концов достигла Италии и Рима».[273]
2.13.2. Ж. Боден
С глобально-стадиальным подходом к истории мы впервые сталкиваемся лишь
в работе уже упоминавшегося выше замечательного французского мыслителя Жана
Бодена (1530—1596) «Метод легкого познания истории» (1566; русск.
перевод: М., 2000).
Он исходил из того, что человечество представляет собой один единый
организм, или, как он писал, «мировое государство». Оно состоит из народов,
между которыми разделены различные его функции.
В развитии этого единого организма Ж. Боден выделяет три великие эпохи,
каждая из которых длилась 2000 лет. Первая из них характеризуется
доминированием во всемирной истории народов Востока, живших на юге в жарком
поясе. Эти народы выявили секреты природы, открыли математические
дисциплины, первыми осознали природу и власть религии и небесных тел. Таким
образом, «2000 лет человечество провело в постижении религии и мудрости и
ревностно изучало движение небесных тел и всеобщую силу природы».[274]
На следующем этапе господство перешло к народам, обитавшим в средней
полосе, в умеренном поясе, среди которых особо выделяются греки и римляне.
У этих народов впервые появились государственные учреждения, законы,
традиции и лучшие способы управления государством, от них пошла торговля,
занятия риторикой, логикой и, наконец, педагогика. «В следующие 2000 лет,
— пишет Ж. Боден, — люди занимались основанием государств,
разработкой законов и основанием новых поселений».[275]
Затем по всему миру прошла великая волна беспорядков и войны. Под
натиском народов севера пали империи. Исчезло язычество. Народы севера
менее, чем южане, склонны к размышлению. «В силу этого, — пишет Ж.
Боден, — они правильно стали проявлять интерес к тем вещам, которые
подвластны чувствам, упражняясь в ручных ремеслах и изобретениях. Поэтому
от северян пришли так называемые механические изобретения — орудия
войны, искусство литья, печатания и все, что связано с обработкой
металлов».[276]
Таким образом, у Ж. Бодена мы наблюдаем выделение таких периодов истории
человеческого общества, которые суть стадии развития только лишь
человечества в целом, по не отдельных его частей (стран, народов и т.п.),
т.е. глобально-стадиальный подход.
Как уже отмечалось, Ж. Боден выступает с критикой концепций деградации
человечества. Никакого золотого века в истории человечества не было.
Далекое прошлое было скорее железным, чем золотым веком. Люди первоначально
были близки к животным. Затем зародилось общество и началось движение к все
более совершенным его формам. От дикости и варварства люди перешли к
гражданскому обществу. Такое общество впервые зародилось у халдеев,
ассирийцев, финикийцев и египтян.
В ходе развития человечества происходили подъем и гибель государств,
расцвет и упадок искусств. Особенно тяжелый удар был нанесен по всем
искусствам во время варварских нашествий, погубивших Римскую империю. Были
преданы огню библиотеки и разрушены памятники древности. «Этот ужасный факт
подорвал большинство наук так, что они потеряли всякое значение, уважение к
ним пропало на многие сотни лет, и казалось, что науки действительно
погибли...».[277] Но уже арабы возродили их к
жизни. Однако высшего расцвета знания получили в современной Ж. Бодену
Европе. Как подчеркивает он, именно в наше время «после столь длительного
упадка почти всего мира высветилось такое изобилие знаний, такое стремление
к наукам, такое торжество талантов, какими не отличалась ни одна
эпоха».[278] У Ж. Бодена нет сомнения, что совершая свои
открытия, его современники опирались на знания, накопленные в течение
предшествующих эпох. Но они сумели продвинуться значительно дальше.
Ж. Боден был категорически не согласен с теми гуманистами, которые
ставили античность выше современности. Он доказывает, что, наоборот,
Западная Европа в его время ушла намного вперед по сравнению с древностью.
Появился компас, о пользе которого древние ничего не знали. Если древние
жили постоянно на своих территориях и плавали в своем внутреннем бассейне,
то современные путешественники за несколько лет многократно пересекли всю
Землю и проложили путь колонистам в другие миры. Получила необычайное
развитие международная торговля, позволившая связать все человечество в
действительно единое целое. Все народы, писал Ж. Боден, «неожиданно
оказались работающими совместно в едином мировом государстве, словно в
одном городе».[279] Было изобретено новое, ранее
невиданное оружие — огнестрельное, получило развитие ремесло и
ткачество, возникло книгопечатание. Вся работа Ж. Бодена пронизана верой в
поступательное, восходящее развитие человечества, хотя сама идея прогресса
не нашла в ней сколько-нибудь четкой формулировки.
2.13.3. Л. Леруа
Ж. Боден был не одинок. Сходные идеи развивал его современник Луи Леруа
(1510 — 1577) в книге «О коловращении или разнообразии вещей во
вселенной» (1575). По его мнению, развитие человечества шло от примитивной
грубости и простоты к упорядоченному обществу. Обозревая историю египтян,
ассирийцев, персов, греков, римлян, сарацин и народов современности, Л.
Леруа делает вывод о том, что искусства ведения войны, красноречия,
философии, математики, наконец, искусства, которые называют прекрасными,
много раз проходили один и тот же цикл: начало, совершенствование,
разложение и конец.
Но у разных народов и в разных частях света это происходило не
одновременно. В одно время процветали одни народы или группы народов, затем
происходил их закат и на арену выходили другие, к которым и переходило
господство. Вчера на первом плане была, например, Азия, сегодня —
Европа, а затем может наступить время для Африки. Так происходила смена
великих периодов, для каждого из которых было характерно выдвижение на
авансцену истории определенных народов, живших на той или иной территории.
Возникали и перемещались центры высокого развития. Все эти сменяющиеся
империи наследовали друг другу. От одной страны к другой переходили
добродетели и пороки, знания и невежество. Достижения архитектуры Европы
базировались на наследии Азии. Письменность из Эфиопии и Египта
распространилась на север.
Современное состояние Западной Европы не только равно наиболее блестящим
эпохам прошлого, но в ряде отношений выше их. Все эти достижения стали
возможными потому, что было усвоено наследие ушедших народов и прошедших
веков. Овладев им, современные европейцы смогли намного продвинуться
вперед. Почти все гуманитарные и механические искусства, которые были
потеряны 1200 лет тому назад, теперь восстановлены, и к ним добавились
новые изобретения — прежде всего книгопечатание и компас. Изобретены
пушки, хотя, по мнению Л. Леруа, этим вряд ли можно гордиться, ибо они
служат скорее погибели, чем созиданию. В области астрономии и космографии
превзойдены все достижения древних. Теперь стал известен весь мир и все
живущие в нем расы. Торговля связала всех живущих на земле людей, которые
стали тем самым подобны обитателям одного города, или одного
мира-государства.
Л. Леруа допускает возможность того, что вслед за процветанием нашей
культуры наступит ее упадок, в результате которого знание сменится
невежеством, и произойдет возвращение к дикости и грубости. Не исключает он
и нашествия народов, которые могут все уничтожить. Но считая это
нежелательным, он надеется, что современная ему эпоха будет исключением из
правила. В целом же знание неистощимо, и прогрессу его нет конца.
2.13.4. Дж. Хейквилл и У. Темпл
В 1627 г. вышла в свет книга англичанина Джорджа Хейквилла (1578 —
1649) «Апология или декларация силы и провидения Бога в управлении миром,
состоящая в исследовании и осуждении общих обычных ошибок, etc.». В ней
дана резкая критика современных автору концепций деградации
человечества.
Дж. Хейквилл рассматривает историю знаний и искусств как «своеобразный
вид кругового (циклического) прогресса». Знания и искусства возникают,
растут, цветут, слабеют, вянут, а затем воскресают и расцветают вновь. При
этом способе прогресса светоч знания переходит от одного народа к другому.
Вначале он перешел от народов Востока (халдеев и египтян) к грекам, затем
почти погасший в Греции светильник заново засиял в Риме. После тысячи лет
варварства он был вновь зажжен Петраркой и его современниками.
Сходные мысли развивал английский мыслитель Уильям Темпл (1628
—1699) в работе «Очерк древнего и современного образования» (1692).
«Наука, искусства и ремесла, писал он, — проходят свои циклы и имеют
свои периоды в нескольких частях мира: как все согласны, они держат свой
курс с Востока на Запад, возникнув в Халдее и Египте, они были оттуда
пересажены в Грецию, из Греции в Рим, затонув, они после многих веков
восстали из пепла, а затем расцвели в Италии и других западных областях
Европы. Когда Халдея и Египет были образованными и цивилизованными, Греция
и Рим были грубыми и варварскими, какими являются сейчас Египет и Сирия.
Когда Греция и Рим достигли вершины в ремеслах и науке, Галлия, Германия,
Британия были столь невежественными и варварскими, как многие части Греции
и Турции сейчас».[280]
2.13.5. Ж. Тюрго, Г. Мабли, Г. Рейналь, И. Гердер, И.
Кант, И. Фихте, Вольней
В XVIII в. идея исторической эстафеты встречается в труде А.Р.Ж. Тюрго
«Последовательные успехи человеческого разума» (1750; русск. перевод:
Избранные философские произведения. М., 1937). «Мы видим, — писал он,
— как зарождаются общества, как образуются нации, которые поочередно
господствуют и и подчиняются другим. Империи возникают и падают; законы,
формы правления следуют друг за другом; искусства и науки изобретаются и
совершенствуются. Попеременно то задерживаемые, то ускоряемые в своем
поступательном развитии, они переходят из одной страны в другую».[281]
Сходные взгляды излагал Г.Б. де Мабли в книге «Об изучении истории»
(1755; русск. перевод: М., 1993). «Именно в Азии, которая заложила первые
основы общества, — писал он, — законы с самого начала принесли
безопасность и спокойствие. Вы видите, как возникают в одно и то же время
могущественные империи Ассирии, Вавилона и Египта, между тем как остальная
земля еще пребывает в варварстве. Наконец цивилизация переносится в Европу
и вскоре населяются средиземноморские берега Африки».[282] Идея исторической эстафеты присутствует в уже упоминавшемся труде
Г.Т.Ф. Рейналя «Философская и политическая история учреждений и торговли
европейцев в обеих Индиях» (1770;1780).
Глобально-стадиальный подход к всемирной истории довольно четко
проступает в труде Иоганна Готфрида Гердера (1744 — 1803) «Идеи к
философии истории человечества», который выходил отдельными частями с 1784
по 1791 годы (русск. перевод: М., 1977). И. Гердер рассматривал
человечество как единое целое, но состоящее из множества частей. Эти части
— нации или народы, каждый из которых обладает особым, только ему
присущим характером. Идея единства человечества органически сочеталась у
него с идеей единства мировой истории, которую он рассматривал как процесс
восходящего, поступательного развития.
Самые древние государства мира сложились у подножья великих гор Азии.
Историю Востока И. Гердер начинает с Китая, который в то время считался
первым очагом цивилизации. За ним идут страны Индокитая, Корея, Япония,
Тибет и, наконец, Индия. Затем наступает очередь государств и народов
Ближнего Востока: Вавилона, Ассирии, Халдейского царства, индийцев, персов,
Финикии и Карфагена. Завершается этот обзор Египтом.
От Востока И. Гердер переходит к Греции, за которой следует Рим. Подводя
после этого предварительные итоги своему обозрению всемирной истории, И.
Гердер пишет: «...Одна цепь культуры соединяет своей кривой и все время
отклоняющейся в сторону линией все рассмотренные у нас нации, а также все,
которые только предстоит рассмотреть».[283]
В последующих разделах он рассматривает народы Западной и Восточной
Европы, варварские королевства, возникшие на развалинах Западной Римской
империи, арабские государства, и, наконец, снова обращается к истории
Западной Европы в средние века. Произведение И. Гердера обрывается на 20
книге. Завершить его автору помешала смерть. До нас дошел лишь план
следующих пяти книг, которые должны были составить пятую часть работы.
К глобально-стадиальному пониманию истории склонялся и великий немецкий
философ Иммануил Кант (1724—1804). В своей небольшой работе «Идея
всеобщей истории во всемирно-гражданском плане» (1784; русск. перевод: Соч.
в 6-ти т. Т. 6. М., 1966) он отстаивает взгляд на историю человечества как
единый процесс поступательного, восходящего развития. Отмечая, что Рим
поглотил греческое государство, а затем сам погиб под натиском варваров, И.
Кант в то же время особо подчеркивает, что греки оказали огромное влияние
на римлян, а те в свою очередь на варваров. По его мнению, если все это
учесть, то «будет открыт закономерный ход улучшения государственного
устройства».[284]
«Далее, — пишет он, — если только повсеместно обращать
внимание на гражданское устройство, на его законы и внешние политические
отношения, поскольку они благодаря тому доброму, что содержалось в них, в
течение долгого времени способствовали возвышению и прославлению народов (и
вместе с ними также наук и искусств), в то время как то порочное, что было
им присуще, приводило эти народы к упадку, однако же так, что всегда
оставался зародыш просвещения, который развиваясь все больше после каждого
переворота, подготовлял более высокую ступень совершенствования, —
то, я полагаю, будет найдена путеводная нить, способная послужить не только
для объяснения столь запутанного клубка человеческих дел... но и для
открытия утешительных перспектив на будущее...».[285]
Глобально-стадиальный подход к истории совершенно отчетливо проявляется
в работе другого крупного немецкого философа Иоганна Готлиба Фихте (1762
— 1814) «Основные черты современной эпохи» (1806; русск. перевод;
СПб., 1906; Соч. в 2-х т. Т. 2. СПб., 1993; И. Г. Фихте. Несколько лекций о
назначении ученого. Назначение человека. Основные черты современной эпохи.
Минск, 1998).
В 1791 г. в Париже французский просветитель и ориенталист Константен
Франсуа Шосбеф, более известный под псевдонимом Вольней (1757 —
1820), опубликовал работу «Руины, или размышления о расцвете и упадке
империй» (русск. перевод: Вольней. Избранные атеистические произведения.
М., 1962) Назвать концепцию Вольнея глобально-стадиальной нельзя. Но идея
исторической эстафеты в его работе не только присутствует, но и сочетается
с глубоким убеждением в том, что постоянные взлеты и падения империй
нисколько не исключают восходящего в целом развития человечества. «Моя
мысль, — писал Вольней, — следовала за изменчивым ходом
истории, которая поочередно передавала скипетр власти над миром различным
народам, так отличавшимся один от другого своими религиозными верованиями и
нравами, начиная от народов древней Азии до новейших народов
Европы».[286]
В работе немецкого философа, критика, языковеда Фридриха Шлегеля (1772
— 1829) «Философия истории» (1829; на русск. языке опубликован лишь
небольшой фрагмент в книге: Шлегель Ф. Эстетика. Философия. Критика. Т. 2.
М., 1983) тоже присутствует идея эстафетности. Но отнести его концепцию к
числу глобально-стадиальных, или даже эстафетно-стадиальных вряд ли
возможно. По крайней мере в современную эпоху человеческое общество по
Шлегелю скорее регрессирует, чем прогрессирует. В поэзии, например,
наблюдается полный «упадок вкуса». Поэтому сейчас философия истории, по
Шлегелю, есть «род социальной патологии, которая рассматривает человечество
как опасного больного, состояние которого делается с каждым днем все хуже и
хуже».[287]
2.13.6. Г.В.Ф. Гегель
Огромный вклад в разработку глобально-стадиального понимания истории
внес великий немецкий философ Георг Вильгельм Фридрих Гегель
(1770—1831). К общим проблемам всемирной истории он обращался во
многих своих работах, в частности в «Феноменологии духа» (1807), в
«Философии духа» (1817), «Философии права» (1820). В 1822 — 1831 гг.
Г. Гегель пять раз читал для студентов курс лекций по философии истории,
причем каждый раз по-новому. После смерти философа его ученик и
последователь Эдуард Ганс (1798—1839) на основе рукописных материалов
Г. Гегеля и записей его лекций студентами создал первый вариант книги,
получившей название «Лекций по философии истории». Она вышла в 1837 г. в
свет в качестве 9-го тома первого собрания сочинений великого мыслителя.
При подготовке второго издания этого собрания сын философа Карл Гегель
(1813 — 1901), сам посещавший и записывавший лекции отца, внес в
книгу некоторые добавления, в результате которых объем книги увеличился с
446 до 547 с. Этот вариант был опубликован в 1840 г. и на долгие годы стал
классическим. С него был сделан русский перевод. У нас эта книга была
опубликована трижды, один раз под названием «Философия истории» (Соч. в
14-тит. Т. 8. М.-Л., 1935), второй — под заглавием «Лекции по
философии истории» (СПб., 1993; 2000).
Но на издании 1840 г. история книги не закончилась. В начале XX в.
Георгом Лассоном было подготовлено новое, значительно расширенное ее
издание. В нем были использованы различного рода рукописные материалы,
которые ранее не были приняты во внимание. Было существенно дополнено и
доработано «Введение», которое получило название «Разум в истории. Введение
в философию всемирной истории». Его объем увеличился почти в два раза (с
133 с. в варианте К. Гегеля до 257). Значительно расширился раздел
«Восточный мир» (с 136 до 248 с.). Удвоился «Греческий мир» (с 66 до 132
с.). В целом объем нового варианта вырос до 907 с.
Он был опубликован в 1917 — 1920 гг. в четырех томах под заглавием
«Лекции по философии всемирной истории». Одновременно этот вариант вошел в
состав нового (не доведенного до конца) издания сочинений Г. Гегеля в
качестве состоявшего из двух полутомов восьмого тома (1917, 1919) и
девятого тома (1919). В первом полутоме восьмого тома и девятом томе работа
именуется «Философия всемирной истории», во втором полутоме восьмого тома
даются два названия: «Философия всемирной истории» и «Лекции по философии
всемирной истории».
В 1955 г. Иоганном Хофмейстером был создан еще один вариант «Введения»,
отличный от трех предшествующих, включая и лассоновского. Он был
опубликован и отдельной книгой под названием «Разум в истории» (1955; англ.
перевод: 1975), и в качестве первой части работы в целом, сохранившей
данное Г.Ласоном заглавие «Лекции по философии всемирной истории». Все
остальные части «Лекций по философии всемирной истории» — «Восточный
мир», «Греческий мир», «Римский мир» и «Германский мир» были приведены в
лассоновском варианте. На русский язык ни вариант Г. Лассона, ни вариант
Лассона-Хофмейстера до сих пор не переведены.
Г. Гегель попытался дать законченную картину всемирной истории. Она
предстает в его труде как единый закономерный процесс движения от низших
форм к высшим, более совершенным. В основе его, по Гегелю, лежит развитие
абсолютного духа. Конкретизируя это понятие, Г. Гегель говорит о народном
духе, который воплощает в себе единство законов, государственных
учреждений, религии, философии, искусства у того или иного конкретного
народа.
Прогресс во всемирной истории каждый раз осуществляется одним
определенным народом, дух которого является на данном этапе носителем
мирового духа. Другие народы к этому времени либо исчерпали себя, либо еще
не дошли до необходимой ступени развития. Имеются и такие народы, дух
которых никогда не был и не станет воплощением мирового духа. Это —
неисторические народы.
Подъем человечества как целого на новую, более высокую ступень развития
предполагает смену народа — носителя абсолютного духа. Мировой дух,
развиваясь, перемещается. Движение всемирной истории происходит не только
во времени, но и в пространстве. «Всемирная история, — говорит Г.
Гегель, — направляется с Востока на Запад, так как Европа есть
безусловный конец всемирной истории, а Азия ее начало».[288]
Именно поэтому последовательно сменяющиеся стадии в истории человечества
выступают у него не столько как временные эпохи, сколько как «миры»,
которые имеют либо территориальное обозначение («восточный мир»), либо
называются по имени народа — носителя мирового духа («греческий мир»,
«римский мир», «германский мир»).
Критерием поступательного развития является степень осознания свободы.
«Всемирная история, — провозглашал Г. Гегель, — есть прогресс в
сознании свободы, который мы должны познать в его необходимости».[289]
Всемирную историю Г. Гегель начинал с возникновения государства.
Первобытное состояние человечества, «распространение языка и формирование
племен лежат за пределами истории».[290] Впервые
государство возникло на Востоке. Поэтому началом истории является
«восточный мир». Тремя его основными отделениями являются истории Китая,
Индии и Персии. В «восточном мире» люди еще не осознали, что свобода
составляет их сущность. Поэтому все они здесь — рабы, исключая
верховного правителя — деспота. Но его свобода есть произвол.
С Востока мировой дух переместился в «греческий мир», а затем в «римский
мир». Но хотя каждому из этих двух миров посвящен отдельный раздел, Г.
Гегель иногда говорит не о «греческом мире» и «римском мире», а о
«греческом и римском мире» (не мирах!). В этих двух крайне близких друг к
другу мирах часть людей осознала, что свобода представляет их сущность. Они
стали свободными в отличие от тех, которые этого не осознали и потому
остались рабами.
Под «германским миром» Г. Гегель понимает не только Германию, но также и
все те области Западной Римской империи и были в эпоху Великого переселения
народов завоеваны германцами: Испанию, Португалию, Францию, Италию,
Британию. Германские народы, приняв христианство, осознали, что человек
свободен как таковой. Но для того, чтобы этот принцип был воплощен в жизнь,
нужно было время.
Г. Гегель не отказывается от выделения периодов средних веков и нового
времени. Но ту эпоху, которую в исторической науке принято именовать
средневековьем, он подразделяет на два периода: один — от Великого
переселения народов до падения империи Каролингов, другой — от
крушения этой державы до начала Реформации. Название «средние века» он
употребляет только по отношению ко второму. С Реформации, по Гегелю,
начинается новая история. В результате в истории «германского мира» он
выделяет три отдела: элементы христианско-германского мира, средние века и
новое время.
2.13.7. В. Кузен, Ж. Мишле, П. Балланш
Разработанная Г. Гегелем глобально-стадиальная концепция истории была
усвоена целым рядом французских философов и историков. Первым среди них
должен быть назван Виктор Кузен (1792 — 1867), который во время
своего путешествия в Германию в 1817 г. познакомился с самим Г.
Гегелем.
В сочинении «Курс истории философии. Введение в историю философии»,
опубликованном в 1828 г. в виде нескольких выпусков, В. Кузен изложил свой
вариант эстафетно-стадиального понимания истории. Он выделяет три идеи,
последовательно сменившиеся в человеческом сознании. Каждая из этих идей
была воплощена в определенном регионе земного шара и осуществлена в
определенную эпоху всемирной истории. Первая эпоха реализовала идею
бесконечного, воплощенную в Востоке, вторая — идею конечного,
воплощенную в классической древности, третья — эпоха нового времени -
идею отношения бесконечного и конечного, воплощаемую в современной
Европе.
Каждая смена эпох представляет собой революцию. «История разнообразна,
— писал В. Кузен, — так как эпохи следуют одна за другой в
последовательном порядке. Различие эпох — это их противоречие,
борьба, война. Отжившая свое время эпоха не уйдет со сцены добровольно,
следующая за за нею должна устранить ее насильственным путем. Цель подобных
революций — полное развитие цивилизации, и в этой цели их оправдание.
Каждая эпоха вместе с предыдущей и последующей содействует полному
осуществлению человеческой природы».[291] Так
В. Кузен в эпоху Реставрации обосновывал необходимость и оправдывал Великую
французскую революцию.
Крупнейший французский историк Жюль Мишле (1798 — 1874) пытался в
свой философии истории соединить идеи Г. Гегеля и В. Кузена с идеями Дж
Вико. В работе «Введение во всеобщую историю» (1831) он утверждал, что
содержанием мировой истории является развитие идеи свободы. В Индии —
колыбели человечества господствовала необходимость. Затем история
человечества, следуя солнцу, движется с Востока на Запад. Первые проблески
свободы, зародившиеся еще в Индии, прослеживаются в Египте. В Персии и
Иудее свобода могла уже остановиться и отдохнуть. Дальнейшее развитие
свобода получает в Европе, где ее носителями поочередно становятся Греция,
Рим и Франция.
В работе уже упоминавшегося выше Пьера Симона Балланша (1776 —
1847) «Опыты социальной социальной полигенезии» (1827), важной категорией
является впервые введенное им в труде «Старик и юноша» (1820) понятие
отдельной, конкретной цивилизации. Различные цивилизации выступают у пего
как стадии некоего идеального, общего для всех народов исторического
развития. Смена цивилизаций происходит болезненно. Отжившие цивилизации
погибают. Но из огня социальных катастроф, из пепла старых форм
человечество как птица Феникс возрождается к новой жизни. Впрочем, старые
цивилизации не обязательно гибнут. Одни народы идут дальше, другие остаются
на ранних стадиях. Цивилизации, уже пройденные европейскими народами, все
еще сохраняются в Азии.
2.13.8. Н.М. Карамзин и русские мыслители
30—60-х годов XIX века (П.Я. Чаадаев, И.В. Киреевский, В.Ф.
Одоевский, A.C. Хомяков, А.И. Герцен, П.Л. Лавров, Т.Н.
Грановский)
В истории русской общественной мысли идея исторической эстафеты,
по-видимому, впервые встречается, хотя и в не в самой четкой форме, в
«Записках русского путешественника» (первые неполн. публикации — 1791
— 1792, 1794 — 1795; первое отд. изд. — 1797 —
1801; послед прижизн. изд. — 1820) Николай Михайлович Карамзина (1766
— 1826). «Наблюдайте движение Природы, читайте историю народов;
поезжайте в Сирию, в Египет, в Греции, — писал будущий историк,
— и скажите, чего ожидать не возможно? Все возвышается или упадает:
народы земные подобны цветам весенним; они увядают в свое время —
придет странник, который удивлялся некогда красоте их; придет на то место,
где цвели они... и печальный мох представится глазам его... Одно утешает
меня — то, что с падением народов не упадает весь род человеческий:
одни уступают место другим, и если запустеет Европа, то в средине Африки
или в Канаде процветут новые политические общества, процветут науки,
искусства и художества».[292] Навеяно это рассуждение было уже
упоминавшейся книгой Вольнея «Руины, или размышления о расцвете и упадке
империй», которую Н.М. Карамзин высоко ценил и рекомендовал русскими
читателям в одной из своих работ, опубликованной в 1792 г.
В последующем идея исторической эстафеты получила развитие в трудах
русских мыслителей 30—60-х годов XIX в., обращавшихся к проблемам
философии истории. Как уже отмечалось, они, с одной стороны, отмечали
существование в истории человечества циклов, а с другой, рассматривали ее
как единый процесс. (2.5.3) И согласовать эти
положения можно было только путем принятия идеи исторической эста феты.
Разработка проблемы исторической эстафеты занимала в трудах этих мыслителей
заметное место. Это было связано и с тем, что многими из них эта идея
использовалась для обоснования будущего места России в мировой истории.
«Когда азийские царства, которых имена, как грозные привидения, являются
нам на страницах истории, в кровавой борьбе спорили о первенстве мира,
— писал В.Ф. Одоевский, — свет истины тихо возрастал в пустыне
евреев; когда науки и искусство Египта погасли в разврате, — Греция
обновила их силу в своих объятиях; когда дух отчаяния заразил все
общественные стихии гордого Рима, — христиане, этот народ народов,
спасли человечество от гибели; когда в конце средних веков ослабевшая
деятельность духа готова поглотить сама себя, новые части света дали новую
пищу и новые силы ослабевшему старцу и продлили его искусственную
жизнь».[293]
Сейчас, когда Европа одряхлела и идет к гибели, с неизбежностью появится
новый, свежий, молодой народ, который, усвоив достижения Европы, обеспечит
дальнейший прогресс. И этот молодой народ — русские. «Велико наше
звание и труден подвиг! — продолжает В.Ф. Одоевский, — Все
должно оживить мы! Наш дух вписать в историю ума человеческого, как имя
наше вписано на скрижалях победы. Другая высшая победа — победа
искусства, науки и веры — ожидает нас на развалинах дряхлой
Европы».[294]
Идею исторической эстафеты мы находим и у П.Я. Чаадаева. «Первым
выступил Восток, — писал он, — и излил на землю потоки света из
глубины своего уединенного созерцания; затем пришел Запад со своей
всеобъемлющей деятельностью, своим живым словом и всемогущим анализом,
овладел его трудами, кончил начатое Востоком и, наконец, поглотил его в
своем широком обхвате».[295] Пишет он и об эстафетном характере перехода от античности к
средним векам.[296] И, наконец, в «Апологии сумасшедшего» он выражает надежду на
великую будущую роль России.[297]
«Просвещение человечества, — писал И.В. Киреевский, — как
мысль, как наука развивается постепенно, последовательно. Каждая эпоха
человеческого бытия имеет своих представителей в тех народах, где
образованность процветает полнее других. Но эти народы до тех пор служат
представителями своей эпохи, покуда ее господствующий характер совпадает с
господствующим характером их просвещения. Когда же просвещение
человечества, довершив известный период своего развития, идет далее и,
следовательно, изменяет характер свой, тогда и народы, выражавшие сей
характер своей образованностью, перестают быть представителями Всемирной
Истории. Их место заступают другие, коих особенность все более согласуется
с наступающей эпохой. Эти новые представители человечества продолжают
начатое их предшественниками дело, наследуют все плоды их образованности и
извлекают из них семена нового развития».[298]
A.C. Хомяков писал об утрате Востоком своего превосходства и переходе
первенства к народам Европы.[299] Что же касается грядущего, то в
стихотворении «Россия» (1839) он писал:
И станешь в славе ты чудесной
Превыше всех земных сынов,
Как этот синий свод небесный —
Прозрачный вышнего покров!.[300]
В стихотворении «Раскаявшаяся Россия» (1854) A.C. Хомяков вновь
обратился к родине:
Иди! тебя зовут народы!
И, совершив свой бранный пир,
Даруй им дар святой свободы,
Дай мысли жизнь, дай жизни мир!
Иди! светла твоя дорога:
В душе — любовь, в деснице — гром,
Грозна, прекрасна, — ангел бога
С огнесверкающим челом!.[301]
Об эстафетно-стадиальном характере всемирной истории и о будущей роли
России говорил А.И. Герцен.[302] В приведенном ранее
стихотворении «Отзыв на манифест» П.Л. Лавров после слов о возможной гибели
Европы писал:
Быть может, суждено славянским поколеньям
Наследье славное принять,
Народам светлый луч гражданства, просвещенья
Возобновленный передать.[303]
Известный русский историк Тимофей Николаевич Грановский (1813 —
1855), не будучи последователем Г. Гегеля, в то же время принимал развитую
им идею единства истории и исторической эстафеты. «И в истории
человечества, — говорил он в курсе, прочитанном им в 1843— 1844
гг., — совершается тот же великий процесс развития, вследствие тех же
законов, которым подвержены растение, человек, народ. Дело в том, что в
отношении всеобщей истории народы играют ту же роль, какую в отношении к
истории народной играют лица и поколения. Один народ сменяет другой на
поприще всемирно-исторической жизни, делаясь наследником всех умственных
сокровищ, накопленных предшествовавшими поколениями. Эти сокровища
умственные становятся семенами новой цивилизации, которую народ должен
развить и в свою очередь передать поколениям грядущим».[304]
2.13.9. Современность
На Западе в середине XIX в. идею исторической эстафеты мы находим у
известного бельгийского астронома, математика, статистика и социолога
Ламбера Адольфа Кетле (1796— 1874). Он писал в книге «Социальная
система и законы ею управляющие» (1848; русск. перевод: СПб., 1866) : «Но
как распространялась по земному шару великое движение цивилизации и откуда
родилась она? Движение ее в первобытные времена покрыто густым мраком;
однако все заставляет полагать, что цивилизация родилась на Востоке и
оттуда, позднее, перешла в Египет. Утвердившись затем в Греции, она
блистала там ярким светом, пока, оставив побежденных, она последовала за
победоносными орлами римского народа, который сначала как бы хотел задушить
ее в избранном ею убежище, и потом сам сделался ее данником. После долгой
борьбы с северными варварами, она проявилась с новой силой и направилась к
северу, к тем самым странам, которые чуть не прекратили ее существования.
Этот громадный поток мог иногда останавливаться перед сильными преградами,
но никогда не обращался назад, к своей исходной точке».[305]
Начиная с 70-х годов XIX в. глобально-стадиальное понимание истории
оказалось в пренебрежении. Философы его почти совсем забыли. Не часто
обращались к нему и историки. Только у немногих из них встречается чаще
всего не столько собственно глобально-стадиальное понимание истории,
сколько идея исторической эстафеты.
В.О. Ключевский в «Методологии русской истории» в качестве одного из
трех моментов общего исторического процесса называет историческую
передачу. «Вы легко догадаетесь, — писал он, — какие
процессы я разумею. Культура эллинов, какой мы ее знаем на высшей ступени
ее развития, завязалась под влиянием, шедшим с Востока, а потом оказала
могущественное обратное воздействие на свою родоначальницу — культуру
Востока. Таким образом замечаем двоякое течение в общем историческом
процессе; он не остается на одних и тех же пунктах, только расширяясь;
расширяясь, он передвигается исторически. В известное время общая жизнь
сосредоточивается в передней Азии, и постепенно захватывает
южно-европейские острова; а потом эта общая жизнь сосредоточивается на этих
островах, распространяясь на среднюю Европу, но уже не все части передней
Азии входят в круг союзов, живущих общей жизнью... Так исторический процесс
обнаруживается в географическом перемещении. Вместе с тем мы
замечаем последовательное изменение форм и начал общежития, совершающееся
при этом географическом передвижении... Мы имеем определенное представление
о культуре античной, и черты этой культуры мы встречаем на той территории,
где некогда росла культура Востока; но сравните обе: это не только две
местные формации общежития, но они — последовательные ступени
человеческого развития. Итак вместе с географическим перемещением процесса
мы замечаем и историческое движение».[306]
Если глобально-стадиальное понимание истории в целом было не в слишком
большом почете, то идея передачи исторической эстафеты от мира Древнего
Востока к античному получила достаточно широкое распространение. Она
присутствовала в большинстве курсов всемирной истории. Выдающийся русский
востоковед академик Борис Александрович Тураев (1868— 1920) в своем
труде «История Древнего Востока» (Ч. 1 — 2. СПб., 1911; 1913; 1936)
писал: «История Древнего Востока — первая глава истории цивилизаций,
генетически предшествовавшая эллинству и христианству... Огромное влияние
цивилизаций, развившихся в восточном углу Средиземноморского мира, на весь
примыкающий район и на все протекавшие истории, до нашего времени
включительно, не может подлежать сомнению».[307]
И оно действительно долгое время никем не ставилась под сомнение. Лишь в
60-х годах XX в. крупный антиковед Елена Михайловна Штаерман
(1914—1991) не просто усомнилась, а категорически заявила: «Античное
общество возникло на основе разложения первобытно-общинного строя, а не в
результате эволюции более ранних классовых обществ древневосточного типа и
не может по отношению к ним считаться ни высшей или вообще какой бы то ни
было стадией их развития».[308]
Идея исторической эстафеты легла в основу построения уже упоминавшейся
выше знаменитой пятитомной «Истории древнего мира» Э. Мейера. Рисуя картину
движения культуры от центров Древнего Востока к различным областям
Средиземноморского бассейна, Э. Мейер писал: «Сначала греки, потом италики,
затем народы Запада и Севера».[309] Если не об исторической
эстафете, то о перемещении «культурно-географических центров» говорит Р.Ю.
Виппер в книге «Очерки теории исторического познания» (М., 1911). Это
перемещение он кладет в основу периодизации всемирной истории: 1) древний,
или нильско-евфратский период, 2) средний, или средиземноморский, и 3)
новый, среднеевропейский. О переходе первенства от одних конкретных обществ
и групп обществ к другим много писал выдающийся русский востоковед Василий
Владимирович Бартольд (1869—1930).[310]
Лучше обстояло дело с идеей исторической эстафеты в поэзии. Она,
например, нашла необычайно яркое выражение в творчестве В.Я. Брюсова,
который не только хорошо знал историю, но и глубоко чувствовал и понимал
ее. Достаточно назвать такие его произведениях, как «Светоч мысли. Венок
сонетов», «Мировой кинематограф», «Магистраль», «В разрушенном Мемфисе».
Вот что он писал в последнем стихотворении:
Как царственно в разрушенном Мемфисе,
Когда луна, тысячелетий глаз,
Глядит печально из померкшей выси
На город, на развалины, на нас. <...>
Я — скромный гость из молодой Эллады,
И, в тихий час таинственных планет,
Обломки громкого былого — рады
Шепнуть пришельцу горестный привет:
«Ты, странник из земли любимой небом,
Сын племени, идущего к лучам, —
Пусть ты клянешься Тотом или Фебом,
Внимай, внимай, о чужестранец, нам!
Мы были горды, высились высоко,
И сердцем мира были мы в веках, —
Но час настал, и вот, под волей Рока,
Прогнулись мы и полегли во прах.
В твоей стране такие же колонны,
Как стебли, капителью расцветут,
Падет пред ними путник удивленный,
Их чудом света люди назовут.
Но и твои поникнут в прах твердыни,
Чтоб после путники иной страны,
Останки храмов видя средь пустыни,
Дивились им, величьем смущены.
Быть может, в землях их восстанут тоже
Дворцы царей и капища богов, —
Но будут некогда и те похожи
На мой скелет, простертый средь песков.
Поочередно скиптр вселенской славы
Град граду уступает. Не гордись,
Пришлец. В мире все на время правы,
Но вечно прав лишь тот, кто держит высь».[311]
В числе других мыслителей прошли мимо глобально-стадиального подхода и
сторонники материалистического понимания истории. Созданная К. Марксом и Ф.
Энгельсом теория общественно-экономических формаций почти всеми марксистами
практически понималась как линейно-стадиальная, что давало основания для
достаточно убедительной ее критики.
К выводу о том, что эту теорию необходимо преобразовать в
глобально-стадиальную, я пришел еще в 60 —70-х годах. В период с 1970
г. по 1980 г. мною было опубликовано несколько работ, в которых давалась
эстафетная интерпретация смены ряда общественно-экономических
формаций.[312] Почтивсеонибылипереведеныза рубежом.[313] Но наша
философская и историческая научная общественность на эти работы никак не
отреагировала.
Откликнулись на них лишь западные ученые. Высокая оценка концепции
всемирной истории, изложенной в этих статьях, была дана известным
английским философом и этнологом Эрнестом Геллнером [314] в статье «Русская марксистская философия истории»
(1980. Была переиздана в 1988 г.
под названием «Один главный путь или много?»).[315] Он в высшей степени образно охарактеризовал ее
как теорию передачи факела (светоча) от одних народов к другим, как
эстафетную теорию всемирной истории. Как писал он, суть этой теории
заключается в том, что «факел лидерства переходит в течение человеческой
истории от одного региона к другому и от одной социальной системы к
другой».[316]
В более ранних работах я называл данное понимание истории
эстафетно-стадиальным. Сейчас я пришел к выводу, что точнее всего его нужно
называть глобально-стадиальным.
