Как только началась война против короля, в парламенте и вне его возникли разногласия о способе ее ведения. Кавалеры, как стали называться войска роялистского дворянства, имели некоторые военные преимущества. Круглоголовые (насмешливое прозвище, но имеющее социальный смысл) были сильнее всего в городах, а горожане, хотя и жертвовали на борьбу свои богатства, не были вначале опытными бойцами. Кавалеры же опирались главным образом на экономически отсталые и плохо управляемые северные и западные области Англии. Зато сами они, их держатели и вассалы привыкли к вооруженной борьбе.
Все же долгое время парламент пытался бороться с кавалерами их собственным оружием. Он собирал в верных ему графствах феодальную милицию и опирался в ведении войны на старый финансовый и административный аппарат графств. Но главными ресурсами парламента были огромные богатства Лондона, административные способности буржуазии и, особенно, инициатива и находчивость масс простых людей, которые стойко поддерживали дело революции, но встречали помехи в кастовой офицерской системе милиции и в ее местных связях. Лишь упорное сопротивление трех крупных портов, Гулля, Плимута и Глостера, а также доблестная оборона лондонских граждан у Тэрнхэм Грин в 1643 г. и их смелый поход на помощь Глостеру остановили наступление роялистов на Лондон. Но эти стихийные усилия не были достаточно согласованы.
Оливер Кромвель прежде всего проявил свой гений, преодолев эти трудности и доказав, что революционная война должна быть организована по-революционному. В его войске — в восточных графствах — людей выдвигали не по рождению, а по заслугам. «Я предпочитаю простого капитана в одежде из домотканного сукна, — говорил Кромвель, — который знает, за что он сражается, и любит то, что знает, чем такого, которого называют «джентльменом» и который больше ничего собой не
представляет»[22].
Кромвель требовал, чтобы его бойцы проникали в «суть дела». По второстепенным вопросам он поощрял свободное обсуждение различных точек зрения. Кромвелю пришлось бороться с теми из своих военных начальников, кто не желал принять демократический способ вербовки и организации войск, преимущества которого он доказал. (Конфликт этот обычно описывается в английских учебниках истории как конфликт между «пресвитерианами» и «индепендентами». Эти термины полезно будет сохранить, но религия имела мало отношения к делу, разве только постольку, поскольку Кромвель защищал свободу собраний и выступлений на них, т.e. стоял за «религиозную терпимость». Действительные разногласия имели место между партией, стремившейся выиграть войну, и сторонниками компромисса. Это был, по сути дела, классовый раскол между крупной, торговой буржуазией и той частью аристократии и крупных землевладельцев, чьи интересы были связаны с ней, - «пресвитерианами»; и «прогрессивным» мелким дворянством, йоменами, буржуазией, сторонницей свободной торговли, которых поддерживали массы мелких крестьян и ремесленников - «индепендентами» и «сектантами».) Многие из крупных «пресвитерианских» командиров не желали полного разгрома короля. «Если мы девяносто девять раз разобьем короля, он все же останется королем», — заявил один из генералов Кромвеля граф Манчестер. «Милорд, — ответил Кромвель, — если так, то зачем мы с самого начала взялись за оружие?» [23]
«Пресвитериане» боялись радикальной демократии, которая могла бы обрушить на них прямой призыв к народу против короля. Самому Кромвелю приписывали следующие слова: «Англия никогда не будет жить хорошо, пока мы не справимся с лордами». Безусловно, в его войсках многие думали так. Индепендентские и сектантские конгрегации были в те дни средством, при мощи которого простые люди организовывались с целью избавиться от пропаганды государственной церкви и обсуждать по-своему то, что их интересовало. Пресвитерианин Эдвардс считал одной из сектантских «ересей» тот взгляд, что «по естественному рождению все люди обладают одинаковым правом на собственность, вольности и
свободу». [24]
Сектанты были простые люди, умственный кругозор не был ограничен тревогой за их собственное имущество.
В армии они были неоценимы по энтузиазму, мужеству и моральной стойкости, но от них исходили опасные, по мнению оплачивавших их людей, социальные идеи.
Таковы были трудности, испытывавшиеся буржуазией уже в самом начале ее пути. Ей нужен был народ, но она боялась его и хотела сохранить монархию как узду для демократии, — если бы только Карл I поступал по ее воле, как впоследствии поступал Карл II.
«Пресвитериане» хотели возложить главное бремя войны на профессиональную шотландскую армию. Но после крупной победы у Мэрстон Мура, одержанной в 1644 г. гением Кромвеля и дисциплиной его йоменской конницы, сам Кромвель поставил вопрос ребром. «Настало время либо говорить, либо замолчать навсегда», — заявил он в парламенте. Для победы над более опытными войсками роялистов была необходима демократическая реорганизация армии, а налогоплательщиков раздражала медлительная тактика аристократических «пресвитерианских» командиров, увеличивавшая издержки войны.
Под влиянием этих соображений победила точка зрения Кромвеля, и в апреле 1645 г., по «Биллю о самоотречении», все члены парламента должны были сложить с себя командование. Это ударило главным образом по пэрам, и лишение их традиционного права командовать вооруженными силами страны само по себе было небольшой социальной революцией. Образовалась «Армия Нового Образца», организованная в национальном масштабе, финансируемая при помощи нового национального налога, армия, в которой талантам был открыт путь.
Это, в свою очередь, привело к соответствующим переменам в государственном аппарате. После уничтожения королевской бюрократии осталась пустота, которую в конечном счете предстояло заполнить новому буржуазному чиновничеству. Пока же для решения насущных задач революций на местах возник ряд революционных комитетов. «У нас здесь существовал так называемый Комитет, — писал один объятый трепетом джентльмен с острова Уайт, — и он распоряжался командующими милицией, а также мировыми судьями. В него входили такие люди: коробейник Рингвуд из Ньюпорта, аптекарь Мейнард, пекарь Мэтьюз, фермеры Уэйвелл и Легг и бедняк Бэкстер из Хэрст Касл. Они управляли всем островом и делали все, что считали
правильным». [25]
Эти комитеты были организованы, централизованы и объединены под контролем крупных комитетов парламента, которые, в сущности, и руководили гражданской войной, — Комитета обоих королевств, Комитета по денежным ассигнованиям, Комитета по погашению
долгов [26]
и т. д. Старая государственная система была разрушена, хоть и не целиком, а частично, и под давлением событий строилась новая государственная система.
Война превращалась в народную войну.
В военном смысле войну выиграла йоменская конница Кромвеля. Кавалеры во главе с принцем Рупертом нападали на противника энергично и отчаянно, но они были совершенно недисциплинированны и после первой же атаки рассеивались, чтобы грабить. Как в военное, так и в мирное время феодальное дворянство никак не могло устоять перед соблазном добычи. Но скромные всадники Кромвеля подчинялись дисциплине, которой невозможно было противиться, так как она была добровольной. Благодаря существовавшей в армии полной свободе дискуссии они «знали, за что сражаются, и любили то, что знали». И они дружно шли в атаку, не стреляя до последней минуты, лотом перегруппировывались и шли в атаку вновь и вновь, пока враг не оказывался разбитым. Парламент побеждал в битвах благодаря дисциплине, единству и высокой политической сознательности сражавшихся за него масс.
Хорошо организованная, получающая регулярную плату, с умелым интендантским и техническим персоналом, Армия Нового Образца, во главе со своим вновь назначенным непременным руководителем. Кромвелем быстро шла к победе, и при Нэзби (в 1645 г.) роялисты были разбиты наголову, После этого война окончилась. Один роялистский командир, сдаваясь, сказал: «Вы сделали свое дело и можете отдыхать, — если не поссоритесь между собою».
В этом и была опасность. Ибо как только кончилась борьба, в парламенте и вне его стали вновь поднимать голову «пресвитерианские» соглашатели. В 1646 г. Карл сдался шотландской армии, которая продала его английскому парламенту. Тогда «пресвитериане» начали переговоры с пленным королем. Они намеревались избавиться от победоносной армии без уплаты жалованья, послав ее завоевывать Ирландию. Они не произвели никаких социальных реформ, не объявили даже амнистии за действия, совершенные во время войны, так что многие солдаты были привлечены к суду за то, что они делали, служа парламенту.
Но, как и предвидели противники Армии Нового Образца, не так легко было обмануть народ, получивший оружие и возможность организации. Главное препятствие, мешающее крестьянскому и ремесленному населению проявить свою волю, — это трудность организации мелкой буржуазии. Но центром такой организации послужила армия, и в Лондоне возникла политическая партия, представлявшая взгляды мелких производителей, на которых оказала воздействие армейская агитация. Это были левеллеры.
Кульминационным пунктом волнений в армии явилось лето 1647 г., когда была произведена попытка распустить старые полки и сформировать новые для службы в Ирландии. По инициативе йоменской конницы рядовые солдаты организовались, назначили в центральный совет депутатов от каждого полка (их назвали «агитаторами») и обязались держаться заодно и не расходиться до удовлетворения их требований. Степень организации была высокая — имелись партийная касса, сбор членских взносов, печатный станок, были налажены связи с Лондоном, с другими армиями и гарнизонами, с флотом. Представляется несомненным, что инициатива этого массового движения исходила от рядовых бойцов, хотя с самого начала в нем с энтузиазмом участвовали многие низшие офицеры. Высшие офицеры, («гранды», как называли их левеллеры) некоторое время колебались и пытались посредничать между «пресвитерианским» большинством парламента и рядовыми солдатами. Затем, увидев, что последние решились идти своим путем, они приняли участие в движении и постарались направить его энергию в нужное им русло. Они стремились главным образом ограничить солдатскую программу профессиональными и политическими требованиями и свести к минимуму социальную и экономическую программу, которую левеллеры старались привить движению солдатских низов.
Теперь армия и парламент существовали бок о бок как соперничающие власти в государстве. На общем собрании в июне 1647 г. вся армия приняла торжественное «обязательство» не расходиться, пока не будут обеспечены свободы Англии. Был организован Армейский совет, в котором избранные рядовыми солдатами представители заседали рядом с офицерами, решая политические вопросы. В течение следующих шести месяцев в армии был установлен такой демократический контроль, какого Англия никогда в дальнейшем не знала. Чтобы помешать «пресвитерианам» в парламенте прийти к соглашению с королем за спиной армии, агитаторы (вероятно, при участии Кромвеля) послали корнета Джойса захватить Карла. Затем, используя в переговорах своего пленника как главный козырь, армия двинулась на Лондон. Главные «пресвитерианские» лидеры ушли из палаты общин, предоставив Кромвелю и «индепендентам» господствовать в ней, а армии — полностью владеть реальной политической властью.
Большего джентльмены-«индепенденты» и не хотели. Они отстранили своих соперников от власти и были совершенно удовлетворены старой системой (с королем или без него). Они не желали изменять эту систему далее, поскольку сами управляли ею. Но мелкая буржуазия, чьи интересы все в большей степени выражали левеллеры, хотела крупных перемен. А влияние левеллеров в армии быстро росло. Они хотели полной свободы торговли для мелких производителей, а также свободы крупных торговых компаний от монополий, которые парламент уже отменил; уничтожения государственной церкви и отмены десятины, безопасности для мелкой собственности и реформы закона о должниках. А для того чтобы обеспечить все это, они хотели расширения прав и привилегий парламента, избирательного права для всех домовладельцев.
Таковы были вопросы, поставленные на Совете армии в Петни в августе и сентябре 1647 г., посвященном обсуждению проекта левеллерской конституции — «Народного соглашения». Левеллер Рейнсборо требовал всеобщего избирательного права, считая, что «беднейший человек в Англии имеет право на такую же жизнь, как и
знатнейший» [27]
Взгляды грандов подытожил Айртон, зять Кромвеля, сказав: «Нельзя вообще предоставить свободу и одновременно сохранить
собственность». [28]
В ноябре 1647 г. в Уэре гранды подавили попытку армейских левеллеров восстать. Это привело к роспуску Армейского совета и положило конец армейской демократии. Но в том же месяце король бежал из плена, а в мае следующего года опять вспыхнула гражданская война, и это вновь объединило армию вокруг Кромвеля.
После победы армии во второй гражданской войне гранды и левеллеры объединились, чтобы изгнать соглашателей из парламента (Прайдова чистка) и привлечь короля к суду. 31 января 1649 г., после непродолжительного суда, король был казнен как «враг всех добрых людей этой нации». Монархия была объявлена «излишней, обременительной и опасной для свободы, безопасности и общественных интересов народа» и упразднена. Палата лордов, признанная только «бесполезной и опасной», тоже была упразднена. 19 мая 1649 г. была провозглашена республика. Но «Народное соглашение», расширение избирательного права, экономические и социальные требования левеллеров были так же далеки от осуществления, как и прежде. Левеллеры почувствовали что их предали. Грандам удалось спровоцировать их на неудачное восстание. Оно было изолировано и подавлено, а руководители его были расстреляны в Бэрфорде в мае 1649 г.
Неудачу левеллеров не трудно объяснить. Их требования были требованиями мелкой буржуазии, класса, который вследствие своей экономической и идеологической зависимости от крупной буржуазии всегда неустойчив и трудно поддается организации (сравните бессилие нынешних либеральных моралистов контролировать быстро изменяющийся мир). Кроме того, в XVII в. мелкая буржуазия переживала процесс расслоения. Ибо если некоторые из зажиточных йоменов и ремесленников преуспевали и пробивались в ряды буржуазии и джентри, то гораздо большее число людей из этих слоев низводилось до уровня безземельных сельскохозяйственных рабочих. События гражданской войны ускорили этот процесс. Многие из наиболее преуспевающих и влиятельных мелких буржуа, подобно кулакам в русской революции, обнаружили, что у них есть общие с буржуазией интересы. И те и другие, например, приветствовали огораживания и рыночное производство. В результате этот слой покинул левеллерское движение, как только оно перестало быть лишь самым революционным крылом буржуазии и начало само нападать на крупную буржуазию. Тот слой, который скатывался вниз по общественной лестнице, терял устойчивость, впадал в отчаяние и пораженчество. Идеалом левеллеров было наличие мелких производителей в экономике и мелкобуржуазная демократия в политике. Несмотря на наличие объединяющего центра, которым служила армия, левеллеры никогда не представляли достаточно однородного класса, который мог бы достигнуть своих целей. Полное осуществление демократических задач даже буржуазной революции невозможно без рабочего класса, могущего разрешить их. Самые радикальные достижения английской буржуазной революции (упразднение монархии, конфискация земель церкви, короны и аристократии) были осуществлены, по выражению Энгельса, «плебейскими методами» левеллеров и «индепендентов». Но организованного рабочего движения, которое предвидело бы иную форму общественного порядка, имело бы революционную научную теорию и могло повести мелкую буржуазию во фронтальную атаку на власть капитала, — такого рабочего движения в Англии не было. После бэрфордских расстрелов левеллерское движение стало вырождаться. Многие его руководители сделали карьеру или занялись земельными спекуляциями, другие прибегли к террору, иногда даже в согласии с роялистами. Еще больше левеллеров приняло участие в радикальном религиозном движении, берущем начало в этом периоде, - пацифистском движении квакеров, анархистском движении анабаптистов и движении людей «пятой монархии».
Из всех течений английской буржуазной революции ближе всего к самостоятельной пролетарской борьбе подошло движение диггеров. Это была попытка обезземеленных сельских пролетариев путем прямого действия приблизиться к некоей форме аграрного коммунизма. Диггеры доказывали, что владельцы маноров разбиты, как и король, и что победа народа освободила землю Англии, которую теперь можно свободно обрабатывать.
Переводя лозунг Рейнсборо из области политики в область экономики, Уинстенли писал: «Самый бедный человек имеет такое же истинное и справедливое право на землю, как и самый богатый
человек». [29]
Весной 1649 г. группа диггеров стала вскапывать пустырь на холме Сент-Джордж в Серри. Возмущенные местные фригольдеры и священники вызвали солдат, и в конце концов коммунистическая колония была разогнана. Такие же попытки имели место в Кенте, Бэкингемпшире и Нортгемптоншире, но больших размеров движение не приняло, так как его движущей силой был хоть и растущий, но пока еще малочисленный класс. О слабости его свидетельствуют проповедовавшиеся его руководителями пацифизм и пассивное сопротивление.
Тем не менее, в теоретическом учении Джерарда Уинстенли многое является очень интересным предвидением исторического материализма и научного коммунизма.
Ясные и простые утверждения Уинстенли звучат по-современному. «Вот рабство, на которое жалуются бедняки, — их братья, держат их в бедности, когда в стране такое изобилие благ для
всех» [30]
к «Все говорят о свободе, но мало людей, действующих ради свободы, а тех, кто действует ради свободы, угнетают те, кто говорит о свободе и проповедует ее на словах». Ибо «ясно видно, что если нам позволят говорить, мы разобьем на куски все старые законы и докажем, что хранители их — лицемеры и изменники нашей республики
Англии» [31].
На диггеров оказывали большое влияние воспоминания о феодальном и дофеодальном прошлом, но у Уинстенли встречаются отдельные мысли о будущем, в котором «где бы ни жил народ, объединенный общностью средств к жизни в одно целое, его страна будет сильнейшей в мире, ибо он станет, как один человек, защищать свое
наследие» [32].
***
Историю английской революции от 1649 до 1660 г. можно передать вкратце» Расстрел Кромвелем левеллеров в Бэрфорде сделал неизбежным, в конечном счете, восстановление монархии и феодалов, ибо разрыв крупной буржуазии и дворянства с народными силами означал, что правительство имущих классов можно сохранить либо при помощи армии (которая, в конце концов, оказалась невероятно дорогой и которую трудно было держать в руках), либо при помощи компромисса с уцелевшими представителями старого порядка. Но сначала армия еще должна была выполнить некоторые задачи.
1) Завоевание Ирландии, экспроприация землевладельцев и крестьянства — первое крупное торжество британского империализма и первое крупное поражение английской демократии. Ибо несмотря на предостережения многих вождей левеллеров, мелкая буржуазия армии допустила, чтобы ее отвлекли от установления свободы в Англии, и, введенная в заблуждение религиозными лозунгами, уничтожила свободу ирландцев. Многие представители мелкой буржуазия осели в Ирландии в качестве землевладельцев (восстание левеллеров в 1649 г. было вызвано отказом многих рядовых солдат отправиться в Ирландию, ибо это означало нарушение их «Обязательства» от 1647 г. не расходиться, пока свобода Англии не будет обеспечена).
2) Завоевание Шотландии, необходимое для предотвращения реставрации феодализма, которая могла исходить оттуда.
В результате завоевания Шотландию получили английские торговцы.
3) Навигационный акт 1651 г. положил начало активной торговой политике, которая легла в основу торгового процветания Англии в следующем столетии. Эта политика имела целью обеспечить за английскими судами европейские товарные перевозки и отстранить всех соперников от торговли с английскими колониями. Она привела к войне с голландцами, которые в первой половине XVII в. монополизировали мировые товарные перевозки. Ибо в тот период королевская политика расстраивала все попытки торговых классов использовать ресурсы Англии в активной борьбе за эти перевозки. В войне с Голландией Англия победила благодаря флоту Блэка и той экономической мощи, которую сумело мобилизовать республиканское правительство.
4) Для империалистической политики был нужен сильный флот, которого не сумел создать Карл, и при Блэке республика начала не без успеха править морями. Война против Испании в союзе с Францией дала Англии Ямайку и Дюнкерк.
5) Посредством сноса крепостей, разоружения кавалеров и обложения их разорительными налогами — так что многие из них были вынуждены продать свои поместья и таким образом отказаться от притязаний на общественный престиж и политическую власть — была исключена насильственная реставрация старого порядка в стране. Ибо для огромного количества владельцев плохо обрабатываемых земель (а они уже были по уши в долгу) период республики повлек за собой массовую потерю закладных. Капитал получал, наконец, свое—за счет непредусмотрительных лендлордов, которых защищал старый закон.
6) Наконец, для финансирования всех этих мероприятий земли Церкви, короны и многих видных роялистов были распроданы спекулянтам. Более мелким роялистам, чьи поместья были предназначены к конфискации, позволено было «рассчитаться» за них, уплатив штраф, равный стоимости значительной части поместья (они были тоже таким образом вынуждены продать часть своей земли, чтобы сохранить остальное).
Если помнить эти пункты, то нет нужды подробно заниматься политическими переворотами следующих одиннадцати лет. В 1653 г. Кромвель разогнал Долгий парламент и созвал собрание своих приверженцев (Бербонский парламент), в котором воскресли социальные и экономические требования мелкой буржуазии и который пришлось поспешно распустить. Тогда (в 1653 г.) Кромвель был провозглашен протектором в соответствии с конституцией («Орудие правления»), сфабрикованной, чтобы скрыть диктатуру офицеров армии. Согласно этой конституции, Кромвель созвал парламент нa основе имущественного избирательного ценза в 200 фунтов стерлингов, который допускал туда богачей и изгонял мелких йоменов. Но парламент и армия рассорились, парламент был распущен, и последовал период обнаженной военной диктатуры генерал-майоров, в течение которого кавалеры были окончательно разоружены. Наконец, Кромвель и его придворный круг (представлявший главным образом новое чиновничество) осознали, под давлением Сити, что армия сделала свое дело и что теперь ее содержание падет на страну разорительным налоговым бременем, которое не будет компенсироваться никакими выгодами.
Более того, несмотря на неоднократные чистки политически подозрительных элементов (отправленных на войну в Ирландию, Фландрию, на Ямайку), в армии были сильны левеллерские и демократические традиции. В результате этого Кромвель в 1657 г. уступил своему второму парламенту и принял новую парламентскую конституцию. Эта конституция («Смиренное прошение и совет») отняла исполнительную власть у совета, представлявшего армейских грандов, и передала ее совету, находившемуся под парламентским контролем. Она поставила армию под финансовый контроль парламента и подчинила парламенту протектора, причем протекторат был сделан наследственным. Новая конституция была предложена представителем Сити сэром Кристофером Пэк, который (знаменательно!) был во время реставрации произведен в пэры. Лишь массовый протест армии помешал Оливеру принять корону и стать королем. Грандов подкупили тем, что предоставили им места в новой второй палате.
Но Кромвель умер в 1658 г. прежде чем конституция начала действовать сколько-нибудь удовлетворительно. Его сын и преемник Ричард Кромвель не имел в армии такого влияния, как отец, а конституция «Прошение и совет» так походила на монархическую, что буржуазия явно, охотно приняла бы Карла II, если бы он признал ее и если бы можно было справиться с армией. Когда гранды, совершив дворцовую революцию, низложили Ричарда Кромвеля и захватили власть, произошел переворот. Английская оккупационная армия в Шотландии, которой командовал бывший роялистский авантюрист генерал Монк, до тех пор не принимала участия в английских политических интригах. Монк занимался чисткой своей армии от левых элементов и насаждением «дисциплины». Теперь он стал надеждой консервативных классов государства, напуганных радикализмом английской армии. Монк сумел воспользоваться создавшимся положением. С одобрения и при финансовой поддержке шотландского, джентри он во главе очищенной и дисциплинированной армии двинулся из Шотландии и Англию и под аплодисменты буржуазии провозгласил свободный парламент, образованный на основе старого избирательного права. Все знали, что «свободный» парламент означает господство землевладельческих классов. «Свобода» — понятие относительное. Этот парламент в мае 1660 г. призвал Карла II.
Вот, вкратце, что произошло. Теперь по-пытаемся понять, почему так произошло. Самой выдающейся чертой 50-х гг. является растущий консерватизм «индепендентских» лидеров, их страх перед социальной революцией, возраставшей по мере того, как сами они удовлетворяли свои интересы и вновь сближались с «пресвитерианами». Это особенно видно на примере классового раскола в армии, которая в 1647—1648 гг. была так сильна своим единством. После разрыва с левеллерами раскол углубился вследствие борьбы за конфискованные земли, так как офицеры приобретали эти земли на «обязательства» (обязательства заплатить жалованье)! купленные со скидкой у солдат. Солдаты, получившие клочок бумаги вместо жалованья за то, что рисковали жизнью в борьбе за парламент, могли считать себя счастливыми, ведь получали по этим клочкам бумаги 7 шиллингов 6 пенсов за 1 фунт. Многие получали гораздо меньше - 1 шиллинг 6 пенсов или 2 шиллинга. Но для тех, кто был достаточно богат, чтобы иметь возможность ждать, «обязательства» оказались выгодным делом. После 1657 г. низшие офицеры тоже поняли, что гранды, продавшиеся за места в новой верхней палате, предали их. Страх перед возможностью нового политического союза между низшими офицерами и рядовыми солдатами частично объясняет ту поспешность, с какой был привезен на родину Карл II.
Ибо к 1654 г. распродажа земель была закончена. Появился новый класс землевладельцев, который хотел мира и порядка для преумножения своего имущества. «Индепендентское» дворянство, класс Оливера Кромвеля, было передовым отрядом революции, потому что он хотел отменить монополию социальных и политических привилегий, связанных с феодальным землевладением, и расширить эти привилегии к выгоде своего класса. Оно не желало ликвидировать крупную земельную собственность как таковую, и когда «индепендентское» джентри заняло место старого правящего класса, левые партии, проповедовавшие такую ликвидацию, перестали быть для него полезными союзниками и превратились в опасных врагов. Наступление на десятину заставило владельцев
импроприаций [33]
обнаружить неожиданные достоинства даже в этом старом церковном установлении, а «излишества» демократических сект - квакеров и им подобных - пробудили у сквайров тоску по единообразной, дисциплинированной и недемократической государственной церкви..
Что касается промышленности, то здесь в период междуцарствия наблюдались попытки организовать мелких производителей ("йоменри") против власти купеческого капитала. Благодаря жестокой классовой борьбе была повышена заработная плата. Прибавьте к этому финансовые затруднения, незаконные налоги, которые правительство вынуждено было взимать после истощения земельного фонда (так как парламент не желал вотировать налоги на содержание армии), — и мы поймем готовность нового правящего класса пойти на компромисс со старым, согласиться на восстановление старого права для обеспечения нового порядка. Таким образом английская революция не произвела в правовой системе реформы, подобной «Кодексу Наполеона», выработанному французской революцией для защиты мелкой собственности.
Тем не менее Реставрация отнюдь не была реставрацией старого порядка. Она свидетельствует не о слабости буржуазии и джентри, а об их силе. После 1660 г. состав чиновничества, судейского сословия, финансистов, снабжавших правительство деньгами, почти не изменился. Карл II вернулся и делал вид, будто он является королем в силу божественного наследственного права с тех самых пор, как голова его отца упала на эшафот в Уайт-холле. Но он не был поставлен на прежнее отцовское место. Суды, основанные на прерогативе, восстановлены не были, и Карл, следовательно, не имел независимой исполнительной
власти [34].
Обычное право восторжествовало, и после 1701 г. подчинение судей парламенту было включено в конституцию. В местном управлении господствовали джентри в качестве мировых судей. Король не имел независимого от парламента права взимания налогов (хотя, парламент в порыве энтузиазма непредусмотрительно предоставил Карлу пожизненное распоряжение таможенными доходами, а торговля в его царствование так выросла, что к концу его Карл стал почти независимым в финансовом отношении; после 1688 г. это было исправлено). Карла называли королем милостью божией, но в действительности он был королем милостью купцов и сквайров. Он сам признавал это, заявляя, что не хочет еще раз отправиться в путешествие. Яков II был менее мудр, не хотел осознать ограниченность своей власти и был вынужден отправиться в путешествие.
Епископы также возвратились на родину вместе с королем, но к церкви не вернулись ни прежняя независимая власть, ни монополия на фабрикацию общественного мнения. Суд Высокой комиссии не был восстановлен. Низшие церковные суды уже не могли приводить свои приговоры в исполнение.
Конвокация [35]
отказалась от притязании взимать с духовенства налоги независимо от парламента. Англиканская церковь перестала даже претендовать на всеобъемлющий характер и скорее стремилась держать Нонконформистов в подчинении, чем вернуть их в свое лоно. Она уже не была орудием власти и превратилась в критерий респектабельности. Признание нонконформизма ведет свое начало со времен реставрации: тождеству государства и церкви пришел конец. Выросла новая культура низших слоев среднего класса. Англиканская церковь, не являясь более мощным "правительственным органом, находящимся в распоряжении короля, превратилась лишь в самую богатую из многих соперничающих между собою религиозных организаций. И она стала полностью зависеть от парламента. Епископы были самым верным орудием Карла I епископы же руководили оппозицией Якову II.
Некоторым крупным роялистам (их было немного) вернули их имущество, церковь и корона также получили свои земли обратно, но бесконечно большая масса мелких роялистов, которые, разорившись в борьбе, продали свои земли частным образом, никакого возмещения не получила. Даже восстановленные в правах старые землевладельцы возвращались не на старых условиях. Феодальные держания были отменены в 1646 г., и подтверждение этой отмены было первым делом, которым занялся парламент после возвращения короля в 1660 г. Земля стала товаром, ее можно было свободно покупать и продавать. Кроме того, между 1646 и 1660 гг. плохо обрабатывавшиеся земли перешли во владение спекулянтов, главным образом буржуа, которые улучшили их обработку, провели огораживания, повысили ренты — и быстро подняли рентабельность поместья. Вернувшимся роялистам волей-неволей пришлось приспособиться ценовым условиям свободного рынка, т.е. превратиться в капиталистических фермеров своих поместий, — иначе они разорялись в борьбе с конкурентами.
Многие землевладельцы, получившие свои земли обратно в 1660 г., к концу столетия заложили или продали их. В число этих землевладельцев мы должны включить короля, который с тех пор стал, зависеть от парламентского цивильного листа, превратился в чиновника на жалованье, в первого чиновника государства. Король уже не мог «жить на собственный счет», на личный доход от своих поместий и феодальных сборов, и следовательно, навсегда потерял независимость. В XVIII в. он имел влияние, но не самостоятельную власть. С другой стороны, то обстоятельство, что демократическое движение Не сумело добиться полной правовой гарантии держания для мелких крестьян, открыло возможность для безжалостного повышения рент, огораживаний, сгона крестьян с земли, для создания безземельного пролетариата, причем парламент не принимал никаких мер для их защиты, а в судейской системе господствовали одни землевладельческие классы.
Из делового мира навсегда исчезают монополии и королевский контроль над промышленностью и торговлей. Цехи и законы об ученичестве были уничтожены в период междуцарствия, и никакой действенной попытки воскресить их произведено не было. Освобожденные торговля и промышленность быстро развивались. Реставрация не повлекла за собой перелома в торговой политике. Навигационный акт был возобновлен правительством Карла II и стал основой английской политики, средством, при помощи которого английские купцы монополизировали богатства колоний. Привилегированные торговые компании пришли в упадок, за исключением тех случаев, когда особые обстоятельства делали их сохранение необходимым для буржуазии (Ост-Индская компания). Но полное господство торговых интересов было установлена лишь после второй революции 1688 г., когда был образован Английский банк (1694 г.) и появился национальный долг.
1660—1688 гг. представляют собой период экономии, в течение которого накоплялись богатства для финансирования грандиозной империалистической политики, начатой, но не осуществленной, протекторатом. К концу Столетия эта политика была возобновлена, — теперь уж под полным контролем (парламента, который представлял поземельные и денежные интересы, крепко объединенные одинаковым способом производства богатств.
Освобождение науки и толчок, данный революцией свободной мысли и опыту, имели огромное значение для техники. Без политической революции XVII в. был бы невозможен переворот в промышленной и сельскохозяйственной технике, изменивший лицо Англии в XVIII в. А свобода интеллектуальной мысли в Англии конца XVII и качала XVIII вв. оказала огромное влияние на идеи французской революции 1789 г.
В 1660 г. со всех церковных кафедр проповедовалось пассивное послушание. Король возвратился «обильно помазанный миром», потому что это было нужно парламенту и имущим классам, которым грозила социальная революция снизу. Вернувшиеся эмигранты ввели в стране белый террор и попытались изгнать из политической жизни всех, кто не принимал режима реставрации в церкви и государстве (кодекс Кларендона, закон о присяге). Великие завоевания в области просвещения, достигнутые в период междуцарствия, были отвергнуты. Все это сломило революционно-демократическое движение. Один пресвитерианский священник, лишившийся места во время реставрации, изобразил опасения многих почтенных представителей имущих классов в следующих словах:
«Хотя вскоре после умиротворения нации мы оказались презираемой и обманутой стороной... несмотря на все перенесенное мною c тех пор, я смотрю на это, как на нечто меньшее, чем тревога, испытанная мною в то время... ...Тогда мы зависели от милости и прихоти непостоянной, вспыльчивой, кровожадной
толпы»[36].
Многие пресвитериане вернулись в ставшую опять модной англиканскую церковь. Но те же священники и джентри, которые в 1660 г. проповедовали пассивное послушание установленным властям, в 1688 г. объединились, чтобы изгнать Якова II, когда он по ошибке принял эти теории за чистую монету и грозил восстановить старую абсолютистскую монархию. Якова изгнала «славная революция» 1688 г., «славная» потому, что она была бескровной и не принесла с собой никаких общественных потрясений, никакой «анархии», никакой возможности оживления революционно-демократических требований.
С тех пор ортодоксальные историки всячески стараются подчеркнуть «непрерывность» английской истории, сводить к минимуму ее революционные взрывы, делать вид, что «междуцарствие» (само это слово показывает, что они хотят сказать) было несчастной случайностью, что в 1660 г. мы вернулись к нормальному развитию старой конституции, что 1688 г. лишь исправил заблуждения умственно расстроенного короля. В действительности же в период 1640— 1660 гг. произошло разрушение целого общественного строя - феодализма - и было заложено политическое здание, в котором мог свободно развиваться капитализм. По тактическим соображениям правящий класс в 1660 г. делал вид, что лишь восстанавливает старые формы конституции. Но посредством этого восстановления он намеревался освятить и узаконить в социальном отношении новый общественный порядок. Важно то, что этот общественный порядок был новым и не был бы достигнут без революции.
«Если летописи говорят правду, — сказал в 1647 г. левеллер Рейнсборо,— то между честными людьми Англии в теми, кто угнетает их, было много стычек; а если прочесть эти летописи, то окажется, что ни один из тех справедливых законов, на которые английский народ имеет прирожденное право, не свободен от искажений. Но... если на род найдет, что эти законы не пригодны для свободных людей, из которых он состоит, то ничто не помешает мне... всеми средствами Постараться: добиться чего-нибудь такого, что было бы для народа полезнее этого правительства, под властью которого он
живет»[37].
Реформы добываются в борьбе, и только? борьба может сохранить нам свободы, завоеванные для нас предками. А если народ найдет, что правовая система «не пригодна для свободы», то путем объединенного действия ее можно изменить. Таков урок XVII в. для наших дней. Уинстенли думал о нас, когда, начиная один из своих страстных памфлетов, писал следующие строки:: «Когда наши бренные тела будут в могиле и дети займут наше место, они узнают, что мы стояли за мир и свободу в наши дни.» «Свобода, — добавлял он с горечью, порожденной опытом, но также с гордостью и уверенностью, — свобода это человек, который вывернет весь мир наизнанку, поэтому неудивительно, что он имеет
врагов». [38]
А свобода была для Уинстенли не лозунгом дешевого политикана — она требовала борьбы за построение общества, основанного на коллективной собственности, за такое общество, которое простые люди стали бы защищать всеми силами, потому что это их общество. «Истинная свобода заключается в общности духа и общности владения земным
сокровищем»[39].
«Свобода нашей республики объединит сердца всех англичан, так что, если чужеземный враг попытается вторгнуться к нам, мы все с общего согласия поднимемся, чтобы защищать свое наследие, и будем верны друг другу. А теперь бедняки видят, что если они будут сражаться и победят врага, то все же либо они, либо их дети останутся попрежнему рабами, ибо все достанется
дворянству»[40].
«Собственность разделяет весь мир на враждующие стороны и является повсюду причиной всех войн, кровопролитий и раздоров».
«Когда земля вновь станет общей сокровищницей, как и должно быть... тогда эта вражда во всех странах
прекратится». [41]
Нам нужно еще многому поучиться у XVII века.
