С передачей в июне 1908 г. законопроектов в Думу наступил последний этап их превращения в законы. Он стал самым длинным. Российские капиталисты оказали им столь ожесточенное сопротивление, что дело затянулось на несколько лет. В ход были пущены саботаж, закулисные влияния, формальные предлоги, кампания в печати и т. д. Совет съездов торговли и промышленности сразу же создал специальную комиссию под председательством Федорова «для выработки объединенного взгляда представителей торговли и промышленности на основные проблемы рабочего законодательства, и в частности на страхование от болезней и несчастных случаев». Работа комиссии продолжалась восемь месяцев. В циркуляре от 25 февраля 1909 г. сообщалось, что
«Совет съездов на основании работы комиссии Федорова и обширного материала, полученного от различных районных торгово-промышленных организаций, при широком участии представителей промышленности и торговли... детально рассмотрел и внес в законопроекты Министерства торговли и промышленности ряд /122/ постатейных, подробно мотивированных изменений»[1].
Изменения оказались настолько подробными, что представляли собой, по сути, другие законопроекты.
Сопротивление было настолько очевидным, что официоз Министерства торговли и промышленности еще в апреле 1908 г. вынужден был заявить, что промышленники выступают против законопроектов. Еще с началом работы совещания Остроградского «совпало очередное заявление представителей Общества петербургских фабрикантов и заводчиков о том, что настоящий момент представляется крайне неблагоприятным для проведения в жизнь указанных мероприятий. Мы назвали это заявление «очередным», но еще вернее было бы назвать его «обычным». Перечислив факты этого «обычного» сопротивления, начиная с комиссии Коковцова, максимально подчеркнув, что законопроекты вырабатывались с максимальным учетом мнений представителей промышленности, газета констатировала:
«Казалось, что при таких условиях проекты не должны были встретить противодействия со стороны промышленников... Но так только казалось».
Теперь они снова заговорили о «несвоевременности», но уже под предлогом «полнейшего разорения и упадка» отечественной промышленности, о невозможности обременять ее новыми расходами. «Достойно удивления», отмечала в связи с этим передовая, что это заявляет прежде всего текстильная промышленность Северного и Центрального районов, которая «в настоящее время находится в особо благоприятных условиях»[2]. Аналогичную статью опубликовала и «Россия»[3].
Даже Федоров был вынужден согласиться со справедливостью этих упреков. В статье «Не бесполезный урок (ответ на передовую Т[оргово]-п[ромышленной] газеты от 20 апреля 1908 г.)» он просвещал промышленников:
нельзя стоять на «узкоклассовой» позиции. Надо действовать «на солидарности интересов всех групп (буржуазии. — А.А.)... От точки зрения, проводимой Обществом петербургских фабрикантов, не только должно, но и выгодно откачаться. На ней только будут играть те, кому нужно прикрыть собственные прорехи (т. е. правительство. — А.А.), и фактически она может дать только минус»[4].
Но призыв одного из руководителей прогрессизма и буржуазии понять, что общеклассовые интересы важнее и выгоднее интересов минуты и отдельных групп, оказался гласом вопиющего а пустыне. Председатель /123/ общества Глезмер снова повторил категорический клич: чем позже, тем лучше[5]. Спустя полгода, по случаю своего переизбрания на тот же пост, он выступил с докладом, заключительная фраза которого гласила:
«А следовательно, и на этот раз еще, “чем позже, тем лучше”»[6].
Столь же отрицательно отнеслась к внесенным в Думу страховым законопроектам торгово-промышленная группа, называвшая себя «Совещанием членов Государственного совета и Государственной думы, интересующихся работами обеих палат в области промышленности и финансов». Она оформилась в ноябре 1907 г. и в подавляющем большинстве состояла из правых и октябристских депутатов обеих палат. С обширным докладом на заседании группы, посвященным страховым законопроектам, выступил все тот же вездесущий Глезмер (который был также членом Государственного совета).
Еще одной силой, вставшей на пути страховых законопроектов, стала думская комиссия по рабочему вопросу во главе с бароном Е.Е. Тизенгаузеном, директором фабрики Коншина в Серпухове, фигурой достаточно одиозной. Начать с того, что он публично объявил себя противником страховых законопроектов. Спустя почти год после внесения страховых законопроектов в Думу он выступил со статьей под названием «Законы о государственном страховании и народная душа», в которой доказывал, что «законы эти служат источником нравственного падения масс, они развращают народную душу». Вывод, который он делал из этой посылки, гласил:
«Беречь самобытность, беречь «народную душу» и не навязывать ей чуждых настроений должно быть лозунгом работников на этой ниве»[7].
Позже некий Наумов в статье «Законодательная обструкция», в которой речь шла о саботаже страховых законопроектов обеими палатами, писал:
«Председателем комиссии... состоит московский промышленник барон Тизенгаузен, неоднократными выступлениями в печати и на собраниях выказавший себя принципиальным противником самой идеи страхования рабочих»[8].
Лишь в конце апреля 1909 г., т. е. спустя почти год после того, как страховые законопроекты были внесены в Думу, рабочая комиссия приступила к постатейному обсуждению законопроекта о страховании рабочих от несчастных случаев. Постатейное обсуждение главного законопроекта — о врачебной помощи — комиссия затянула еще на полгода — до 20 ноября. Свою речь по этому /124/ поводу Тизенгаузен, как гласит журнал заседания комиссии, и «заканчивает... указанием на то, что вопрос об обеспечении врачебной помощи разрешен в известном смысле голосами «безответственной» оппозиции, той, для которой лозунгом служит борьба... с буржуазией и капиталистическим строем и которой важен мгновенный успех, хотя бы за счет будущего — в конце концов, чем хуже, тем лучше»[9]. В действительности, как мы видели, дело обстояло как раз наоборот — «мгновенный успех» интересовал буржуазию гораздо больше, чем призывы Федорова и других к борьбе за долгосрочные общеклассовые интересы.
При первом постатейном обсуждении Тизенгаузену и другим представителям буржуазии в комиссии не удалось изменить основную, 6-ю статью законопроекта, возлагавшую лечение рабочих на предпринимателей. Но при втором обсуждении они добились своего. Была принята поправка правого депутата Воейкова, заменявшая слова «за счет владельца предприятия» словами за «счет больничных касс»[10]. В декабре 1910 г. комиссия наконец закончила свою работу, но лишь в апреле 1911 г. страховые законопроекты попали на повестку дня Думы.
Без излишней скромности Тизенгаузен провозгласил, что законопроекты имеют «мировое значение» и введением их в жизнь предрешается «ход исторического развития нашей государственности». Более того, он объявил, имея в виду думских социал-демократов, «верхом цинизма и политической близорукости ставить решение вопроса по страхованию рабочих в зависимость от эгоистических и узких интересов классов». Но, помимо этого, в докладе Тизенгаузена содержался новый и весьма важный момент: он полностью поддержал полицейские новеллы, введенные по настоянию Гурлянда и др. Таким образом, то, что буржуазия считала главным пунктом своего расхождения с правительством несколько лет назад, Тизенгаузен выдал за неоценимое благо.
«К сожалению, — доказывал он, — практика Запада не дает нам права надеяться на идиллии, и такое чисто техническое учреждение (страховые присутствия. — А.А.), как его проектировало Министерство (торговли и промышленности. — А.А.), могло бы оказаться не обладающим ни достаточной осведомленностью, ни полнотой власти». Второй, и окончательный, проект устраняет этот недостаток. «Нельзя предполагать, что такая реформа... у нас протечет как нечто мирное, как явление чисто /125/ экономического характера. Поэтому мы думаем, что новая конструкция правительственного проекта... свидетельствует о правильном понимании истинного социального значения реформы и не закрывает глаза на могущие оказаться при проведении реформы трения... Приходится признать, что предлагаемая нам конструкция органов высшего надзора находит достаточно оправдания в особенностях нашего строя, нашей действительности и нашего быта»[11].
Правые и националисты — фракции помещиков — на этот раз выразили такое трогательное единодушие с буржуазией, что поддержали даже вопреки воле правительства ее главное требование о том, что лечить рабочих должны не владельцы предприятий, а сами рабочие. Тот же Воейков 2-й от имени обеих фракций заявил, что они смотрят на себя как на «умиротворителей сталкивающихся интересов» рабочих и владельцев предприятий и что, согласно этой линии, они выступают за передачу лечения рабочих в больничные кассы.
«В этом отношении, — заявил он, — мы разошлись с тем планом, который нам представило правительство»[12].
Октябрист барон А.Ф. Мейендорф взял под защиту октябриста Тизенгаузена, доказывая, что упреки, «будто бы он отстаивал чрезвычайно узкие интересы» за счет рабочих, несправедливы. Рисковать в деле страхования нельзя — это шаг рискованный, необходимо проявлять «осторожность», начинать с малого, и именно так мудро поступила комиссия во главе с ее председателем[13].
Прогрессисты с незначительными оговорками выступили в поддержку законопроектов. Позиция кадетов в силу их обычного стремления занять промежуточную позицию между реакцией и демократией была сложнее. Их позицию очень наглядно выразили два оратора — В.А. Степанов и Н.Н. Щепкин. Степанов предлагал принять законопроекты в том виде, в каком они были до вмешательства Гурлянда и Ко.
«То, что предполагается правительством, — говорил он, — представляет собой шаг вперед, шаг весьма робкий, но все-таки шаг вперед, а не назад»[14].
Речь Щепкина выглядела как поучение, обращенное к буржуазии, целью которого было объяснить российским Кит Китычам, что умная защита общеклассовых — «государственных» — интересов намного выгоднее для них, чем узкий эгоизм и крохоборство. В трудовом законодательстве надо руководствоваться «социальной /126/ справедливостью и государственной необходимостью». В противном случае вы «заставите идти трудящихся на катаклизмы», и, следовательно, «собственные интересы командующего класса... диктуют необходимость заняться положением трудящихся в этой области».
Эту идею Щепкин развивал очень подробно и варьировал на разные лады.
«Представьте себе, — объяснял он «командующим классам», т. е. октябристам и правым, — что трудящиеся массы вдруг придут к заключению, что им не следует идти за командующим классом; ведь тогда командующим классам ничего поделать не придется, одни они не в состоянии что-нибудь сделать, ведь это небольшая кучка по отношению ко всему 150000000-ному народу. Что же они будут делать, если эти классы не пойдут за ними?»
Именно с этой позиции он и критиковал страховые законопроекты, отлично, однако, отдавая себе отчет в том, что его призывы не находят и не найдут отклика в буржуазном «командующем классе». Еще в начале своей речи он назвал себя «вопиющим в пустыне» перед некультурной русской буржуазией, которой доказать, что «белое бело, пока невозможно»[15].
Только трудовики и социал-демократы выступили с критикой страховых законопроектов с подлинно демократических позиций.
«Народ видит, — закончил свою речь трудовик И.С. Томилов, — что от вас, избранных по закону 3 июня, ничего не дождаться, и, когда снова наступит положение 1905 г., тогда только законодательство направится в пользу народных масс»[16].
Заявив, что страховые законопроекты являются «простым обманом», социал-демократ депутат И.П. Покровский закончил свою речь следующими словами:
«Мы прямо горячие, убежденные и последовательные противники этих законопроектов и будем голосовать против них... в той надежде, что рабочий класс в самом ближайшем времени соберет свои силы и завоюет себе условия для свободной классовой борьбы, а тогда все вопросы социального законодательства могут быть, должны и будут поставлены на надлежащую здоровую почву»[17].
К маю 1911 г. страховые законопроекты были закончены только в первом обсуждении, а второе и третье обсуждения правооктябристское большинство перенесло на последнюю, пятую сессию, т. е. на осень 1911 г., не подозревая, что им придется это делать тогда, когда вдохновителя этих законопроектов, Столыпина, уже не /127/ будет в живых. Вместо него защищать 6-ю статью о лечении рабочих в Думу приедут Тимашев и новый председатель Совета министров Коковцов. Уже сам этот факт свидетельствует о том, что правительство заняло здесь твердую позицию. И тот и другой потребовали восстановления 6-й статьи в правительственной редакции. Октябристы, от которых зависела судьба голосования, уступая нажиму, согласились. Но Тизенгаузен не хотел сдаваться:
«Защищаемый нашим правительством проект... вполне отвечает планам социал-демократии… в этом вопросе, — под смех слева и голоса справа «правильно» негодовал он, — и наше правительство, и социал-демократия... идут рука об руку к одной цели»[18].
10 — 11 января 1912 г. оба страховых законопроекта были окончательно приняты Думой[19] и переданы в Государственный совет. Последний принял их 2 мая[20], а 23 июня по утверждении царем они стали законами.
Страховые законопроекты в конечном итоге явились одной из причин, обостривших отношения между правыми и октябристами, помещиками и буржуазией.
В декабре 1910 г. «Новое время» опубликовало две статьи Наумова, в которых думская рабочая комиссия во главе с Тизенгаузеном и представители буржуазии в Государственном совете в лице Глезмера и Триполитова в связи с позицией по отношению к страховым законопроектам подверглись самой резкой критике. Первая статья называлась «Законодательная обструкция».
Труды рабочей комиссии, в которой промышленники играют «доминирующую роль», писал Наумов, «можно резюмировать весьма кратко: гг. промышленники окончательно оправились от испуга. В 1905 г. фабриканты и заводчики готовы были выполнить три четверти социалистической программы. Теперь они резонно соображают: благо в данную минуту нет угрозы массовых забастовок, нельзя ли отделаться копеечной подачкой? Более того, в расчете спрятаться в случае чего опять за спину правительства, архилиберальные во всех прочих отношениях промышленники считают себя даже оскорбленными, если так можно выразиться, до глубины кармана предложениями того же правительства понести известные жертвы ради улучшения быта рабочего класса»[21]. Вторая статья заканчивалась словами: «Если эти господа желают быть защитниками интересов ситценабивных и мануфактурных фабрик, а не представителями народных и государственных нужд, то пусть лучше сложат с себя то /128/ высокое звание, которым облечены теперь, и не компрометируют более идею народного представительства в России. Да будет им стыдно!»[22].
Статьи Наумова вызвали весьма жалкий ответ Глезмера в журнале «Промышленность и торговля». Затем появились другие статьи с жалобами на «проявляемое Гос. думой безразличное и в общем неблагосклонное отношение к интересам торговли и промышленности...» с уверениями, что отношение «объединенной промышленности» к страховым законопроектам является «вполне сочувственным», с упреками к несправедливому общественному мнению и т. д.[23]
Особого накала нападки правых в Думе достигли в связи с запросами о Ленском расстреле. Марков 2-й, Г.Г. Замысловский и другие обрушили громовые выпады на буржуазию, клеймя ее ненасытность. Их поддерживала суворинская газета. Заголовки и выражения вроде «Зарвавшиеся монополисты», «Круговая кабала», «Господство монополистов, потерявших меру в своих притязаниях и не боящихся для защиты своих привилегий проливать кровь рабочих, создающих им их колоссальное богатство»[24] сыпались один за другим. Это свидетельствовало о провале столыпинской рабочей политики. Ответом на нее со стороны рабочего класса был новый революционный подъем.
