Столыпин был убежденным и последовательным националистом. Слова о «великой России» являлись не просто красивой фразой, а программным лозунгом, которому он придавал такое же ключевое значение, как и своему аграрному курсу. Именно на этих двух «китах» он и намеревался построить «новую» Россию, «Россию для русских» — боевой клич всех русских шовинистов, начиная с крайних правых и кончая октябристами.
Широкое национально-освободительное движение, охватившее в годы первой русской революции Финляндию, Польшу, Прибалтику, Украину, Кавказ, крайне обострило национальный вопрос. Одним из результатов этого явилась активизация всех правых сил, потерявших веру в способность режима справиться с национально-освободительным движением, сохранить Российскую империю с ее главными атрибутами — «неделимостью» и «главенством русской нации». Поэтому уже в ходе революции началась широкая мобилизация и консолидация всех националистических сил.
В 1906 г. в Петербурге была основана еженедельная газета Окраины России», вокруг которой группировались такие соратники знаменитого генерала Н.И. Бобонкова по удушению Финляндии, как В.Ф. Дейтрих и М.М. Бородкин, националист профессора Н.А. Зверев, А.М. Золотарев и П.А. Кулаковский (издатель), П.Г. Бывалькесич (редактор), Ф.Д. Самарич, князь А.А. Ширинский-Шихматов, В.М. Якунчиков. По заявлению самой газеты, она возникла «в самый разгар смут, охвативших всю Россию», когда «с особою силою проявился сепаратизм окраин... Проповедь обособления окраин и расчленения России раздастся еще и ныне», поэтому «кто исповедует начало единства, нераздельности и /130/ целости России... тот не может не страшиться за ее будущность»[1].
Спустя два года после своего появления газега выступила инициатором создания «Русского окраинного общества». 30 марта 1908 г. состоялось первое собрание учредителей общества, на котором был окончательно утвержден устав и избран руководящий орган — Совет общества. В Совет вошли: члены Государственного совета Дейтрих, Д.И. Пихно, Н.Д. Сергиевский (председатель), А.А. Ширинский-Шихматов, член Думы С.Н. Алексеев, сенатор Зверев, А.М. Золотарев (товарищ председателя), Позднеев (секретарь), Кулаковский, академик А.И. Соболевский, исполняющий должность статс-секретаря Государственного совета В.М. Якунчиков, А.А. Тарасов (казначей)[2].
Объясняя цели и задачи общества, газета-учредитель, ставшая его органом, писала следующее:
до последних лет «забота о целости России... ложилась целиком на плечи правительства... Теперь наступило другое время... теперь все мы ответственны за будущность нашего Русского государства... А в наши дни «освободительной» вакханалии... эта ответственность еще усугубляется». В деле управления окраинами мы видим «шатания власти». Поэтому, «очевидно, задача русских людей сводится к тому, чтобы бодрствовать и содействовать власти держаться ясного и определенного пути»[3].
Точно так же мотивировали свою русификаторскую пропаганду и Совет объединенного дворянства, и черносотенные «Союзы русского народа», возглавляемые А.И. Дубровиным, Марковым 2-м, Пуришкевичем и др., и провинциальные националистические и черносотенные организации, и правые газеты, субсидируемые правительством. Таким образом, национализм, как и черносотенство, было неким движением «снизу», ставившим целью помощь правительству одновременно с контролем над ним. В третьеиюньский период проповедь и политика национализма достигли кульминации. Один из его главных «теоретиков» — М.О. Меньшиков в статье «Чье государство Россия?» отвечал на этот вопрос вполне определенно: русское государство — это государство русских. Тезис, что «инородцы» — такие же граждане, как и русские, неприемлем в принципе: «Конечно, не такие и не Должны быть такими»[4].
Меньшиков же выступил идеологом и глашатаем создания единой партии националистов. /131/ С февраля 1908 и по октябрь 1909 г., т. е. вплоть до окончательного оформления партии, он опубликовал на эту тему десятки статей, в которых давал советы, формулировал программные установки, мирил партнеров по переговорам, сам принимал в них непосредственное участие и т. д. Первоначально эта идея вызвала у думских умеренно-правых и националистов, к которым в первую очередь и обращался Меньшиков, лишь теоретическое сочувствие. Дело не двигалось. Положение изменилось, когда за дело взялся сам Столыпин, который и стал главным создателем и хозяином партии националистов. Под его прямым воздействием фракцией умеренно-правых была учреждена также и партия умеренно-правых. 19 апреля 1909 г. состоялось учредительное собрание, на котором присутствовало около 70 человек. Был избран комитет партии во главе с лидером фракции П.Н. Балашовым, который в своей речи заявил, что целью партии является слияние с националистами в единую фракцию и партию[5]. Начались переговоры, которые длились довольно долго: утрясались, по выражению Меньшикова, «мизерные самолюбия», вырабатывались программа, устав и пр. Главный спор шел вокруг вопроса о том, кто будет лидером будущей партии. Каждая из сторон настаивала на своей кандидатуре. В конце концов победил Балашов; умеренных, во-первых, было больше, а во-вторых, и это оказалось решающим, глава умеренно-правых обещал быть «щедрым», т. е. содержать партию на свой счет. Позже правый депутат крестьянин Гулькин выразил эту ситуацию в следующих словах: П.Н. Балашов стал лидером потому, что «кормил свою партию компотом». Балашов мог себе это позволить — он был богатейшим помещиком Подольской губернии, и «кормить» свою крайне малочисленную партию ему было не так уж накладно.
В октябре — ноябре переговоры вступили в завершающую стадию. 19 ноября на совместном заседании президиумов обеих фракций был решен вопрос о слиянии их в единую думскую фракцию «русских националистов». При обсуждении главного программного лозунга «Россия для русских» выявилась одинаковость понимания. Не договорились пока лишь о фракционной дисциплине: националисты настаивали на свободном голосовании, умеренно-правые — на строгой дисциплине[6]. 23 октября была принята программа из 13 тезисов. 25 октября умеренные и националисты окончательно /132/ слились в одну фракцию[7]. 29 октября состоялось первое заседание объединенной фракции, председателем был избран Балашов, секретарем — Д.Н. Чихачев, членами бюро — Ветчинин, А.А. Мотовилов, фон Гюббенет, профессор Богданов, П.Н. Крупенский, А.А. Потоцкий, епископ Евлогий, А.В. Половцев и Ананьев. Приняли предложение Крупенского открыть в ближайшем будущем политический «Национальный клуб»[8]. Спустя примерно месяц был поставлен вопрос о слиянии уже в единую партию националистов. Состоялось совместное заседание Всероссийского национального союза, на которое в полном составе явилось бюро партии умеренно-правых. Вопрос о слиянии был решен положительно. Для выработки условий слияния, а также проекта программы объединенной партии избрали особую комиссию из лидеров обеих партий[9]. «Надо спешить», объяснял Меньшиков, у Столыпина добрые намерения, но у него нет базы. Надо эту базу создать как можно скорее[10]. 29 ноября был основан «Национальный клуб», а 31 января 1910 г. в Александровском зале городской думы, где собралось примерно 300 человек, произошло окончательное слияние Всероссийского национального союза с партией умеренно-правых[11].
Программа партии, изложенная в упомянутых 13 тезисах, сводилась к следующему: «Россия для русских», неделимость империи, равноправие недопустимо, предоставление «инородцам хозяйственного самоопределения при условии ограждения интересов местного русского населения и общегосударственных интересов», неприкосновенность частной собственности. Далее шли пункты в духе столыпинского «реформизма»: страхование трудящихся, упорядочение переселения, уничтожение чересполосицы, наделение крестьян свободными землями, уравнение их в правах с остальными категориями населения, обеспечение духовенства, упорядочение судопроизводства, всеобщее обучение и т. д.[12]
Аналогичный характер имел и устав Всероссийского национального союза. Первый его параграф гласил:
«Союз имеет целью содействовать: а) господству русской народности, б) укреплению сознания русского народного единства, в) устройству бытовой самопомощи и развитию русской культуры, г) упрочению русской государственности на началах самодержавной власти царя в единении с законодательным народным представительством»[13].
«Отпор “инородческому засилью”» — таков /133/ боевой клич союза. После того как партия националистов была фактически создана, ее лидер П.Н. Балашов в интервью одному из нововременских журналистов охарактеризовал основную задачу национализма как противопоставление националистического мировоззрения социалистическому. Когда на Западе, вещал он, вступят в эру социалистических опытов, а «русский национализм разовьется и расцветет, тогда России предстоит великая первенствующая роль в решении судеб человечества»[14].
За мышиной возней создания партии умеренно-правых, их поэтапного объединения с националистами стоял факт капитуляции Столыпина перед Дурново и Ко. Не успев начать «реформы», он заявил, что время их еще не приспело, а центр тяжести должен быть перенесен на «национальные задачи», т. е. на политику воинствующего национализма. Это не значит, что эту политику навязали ему против воли. Наоборот, он был ее творцом. Если ранее он рассчитывал осуществлять оба курса более или менее одновременно, даже с некоторым приоритетом «реформ», теперь этому параллелизму было объявлено решительное «нет». В плане бонапартистских комбинаций в Думе это означало перенесение любви и благосклонности с октябристов на умеренно-правых и националистов. Октябристский «центр» задвигался на второй план, на авансцену выдвигался другой «центр» — националистов. В этом состояли подоплека и цель объединения двух правых фракций.
Уже в начале 1909 г. в столице, как писал Изгоев, со ссылкой на все знавшего, что происходило в «верхах», редактора «Гражданина» князя В.П. Мещерского, «пронеслось «веяние», свидетельствующее о крушении одной партии и о восхождении новой»[15]. Прогрессистская газета в одной из передовых констатировала:
«Бюрократизирование гг. октябристов и дружба с премьером ни к чему не привели; эту позицию заняли по праву гг. умеренно-правые, а разношерстное октябристское большинство вдруг очутилось при пиковом интересе»[16].
Более того, официальная «Россия» в передовой от 12 марта с потугами на дипломатию, но все же достаточно ясно дала понять, что только что образовавшейся партии умеренно-правых готовится роль правительственной партии взамен партии октябристов. Комментируя это, «Слово» резюмировало: «Г. Гучков сменяется г. Балашовым»[17].
Спустя несколько месяцев уже сам Столыпин выступил с заявлением, смысл которого всеми думскими /134/ фракциями и цензовой «общественностью» был истолкован совершенно однозначно: центр тяжести премьер действительно переносит с Гучкова на Балашова, с «реформ» на национализм. Сделал он это в форме интервью редактору газеты «Волга» Гарвею в сентябре 1909 г. Об этом говорил уже сам выбор интервьюера. «Волга» была провинциальной газетой, издававшейся в Саратове. Содержалась она, как и подобные ей черносотенные листки, исключительно на казенные субсидии. Ее амплуа состояло в критике правительства за то, что оно предало забвению свой главный оплот — самобытную, со здоровыми корнями провинцию, главную носительницу и хранительницу национального русского начала.
Интервью Столыпина и явилось признанием справедливости этого упрека.
«Задача провинциальной печати, — подчеркнул он, — верно и точно выражать настроение страны, ибо столичные газеты слишком много отдают места вопросам так называемой высокой политики и партийного политиканства, руководимого весьма часто закулисными интригами. Сколько времени, например, было потрачено, да и до сих пор тратится, на бесплодные споры о том, самодержавие у нас или конституция. Как будто дело в словах, как будто трудно понять, что манифестом 17 октября с высоты престола предуказано развитие чисто русского, отвечающего народному духу и историческим преданиям государственного устройства. Государю угодно было призвать народных представителей к себе в сотрудники. Можно ли после того говорить, что народное представительство что-либо урвало от царской власти?»
Это был тяжелый удар по октябристам, нанесенный человеком, на которого они возложили все свои «конституционные» надежды. Теперь во всеуслышание «конституционный» премьер заявил, что царь как был, так и остался самодержавным, манифест 17 октября здесь ровным счетом ничего не изменил, т. е. сказал то, что денно и нощно твердили Марков 2-й и Пуришкевич.
Далее говорилось, что никаких «реформ» в ближайшем будущем не будет. В провинции, продолжал премьер, наблюдается бурный оптимизм в связи с проведением земельной реформы. И на этом пока ставим точку: «Когда эта задача будет осуществлена, гражданственность сама воцарится на Руси. Сперва гражданин, а потом гражданственность. А у нас обыкновенно проповедуют наоборот». Земельная реформа — наш надежнейший оплот, а потому «не могла быть выдумана чиновниками». /135/ Кстати, и чиновник у нас не плох. «Чиновники и землевладельцы — часто одни и те же лица. Сегодня он помещик, завтра — чиновник». В своем законопроекте земской реформы правительство хочет осуществить следующую основную задачу: земство «должно перестать быть сословным, но землевладельцы должны сохранить в нем свое влияние». Интервью завершалось фразой, которая вошла в арсенал крылатых фраз Столыпина. Прежде всего, еще раз подчеркнул он, здоровыми должны быть корни.
«Дайте государству 20 лет покоя, внутреннего и внешнего, и вы не узнаете нынешней России»[18].
Даже самые крайние правые, считавшие Столыпина недостаточно правым, пришли от интервью в восторг. «Он с нами, но мы еще не с ним» — так расценил их реакцию кадетский официоз[19]. «Непреложным остается один факт: грубым пинком сзади октябризм выкинут с нашей политической сцены», — оценивал смысл поворота Столыпина в сторону «здоровой» провинции журнал, издаваемый Струве[20]. Это было преувеличением, но передача третьеиюньской эстафетной палочки от октябристов к националистам, от «реформ» к воинствующему национализму не вызывала сомнений. Результаты не замедлили себя ждать.
