К сожалению, многие из тех, кто берется теоретизировать по поводу отношений между полами, не имеют ни малейшего представления об истории семьи, которая является базой для понимания этих самых отношений. Этологические умствования — ярчайший тому пример.

Журнал «Химия и жизнь» напечатал в 1995 г. статью профессора, члена-корреспондента РАЕН В.Р. Дольника «Жизнь — разгадка пола или пол — разгадка жизни?» Сейчас эта статья украшает собой многие сайты по этологии. Та ее часть, где рассуждается о брачных отношениях между людьми — проявление крайней безответственности, для ученого совершенно недопустимой.

«Мыслители XIX века полагали, что изначально у первобытного человека существовал промискуитет — беспорядочное спаривание всех со всеми. Теперь мы знаем, что это неверно. Во-первых, у ребенка ярко выражена инстинктивная потребность иметь не только мать, но и отца; значит, какой-то отец всегда был. Во-вторых, человек — очень ревнивое существо, и инстинкт тот явно древний; при промискуитете мужчины постоянно бы дрались, женщины тоже конфликтовали бы, да и между полами наблюдалось бы больше стычек, чем любви. В-третьих, при промискуитете мать выращивает детей одна, без помощи мужчины, а это первобытной женщине, жившей собирательством, было бы непосильно.

Исторический период застал человечество с четырьмя системами брачных отношений: групповым браком, полигинией (один мужчина и несколько женщин), полиандрией (одна женщина и несколько мужчин; большая редкость, существовавшая у одного из народов Индокитая) и моногамией (один мужчина и одна женщина), причем в двух формах — пожизненной и допускающей развод. Одиночная семья (мать с детьми без отца) встречалась лишь как вкрапление в общества с иными системами, если не верить мифам об амазонках. К нашему времени полиандрия исчезла …».[1]

Начнем. Откуда становится ясно, что мыслители XIX-го века заблуждались и никакого промискуитета не было? Где об этом написано и кем доказано? В рассматриваемом вопросе несомненным авторитетом является Ю.И. Семенов, автор солидной монографии «Происхождение брака и семьи». Шестая глава его книги озаглавлена: «От промискуитета к групповому дуально-родовому строю». Из самого названия совершенно ясно, что насчет существования периода неупорядоченных половых отношений у Семенова никаких сомнений не имеется.

Да, некоторые ученые высказывают сомнения по поводу промискуитета: на том основании, что воочию его ни у одного народа не наблюдали. Но, во-первых, сомневаться, было или не было, и доказать, что не было — все же разные вещи, а во-вторых, промискуитет, хоть он и не наблюдался, вполне надежно реконструируется, причем с двух сторон: по данным этнографии и по исследованиям поведения наших ближайших родственников в животном мире.

Понятно, что свои аргументы в пользу отсутствия промискуитета Дольник считает доказательствами. Однако для того чтобы быть таковыми его доводы слишком умозрительны, не говоря уже о том, что они не опираются хоть на какие-то факты. Во-первых, автор совершенно не различает отцовство биологическое и социальное и не знает, что вплоть до возникновения моногамии биологическому отцовству люди ни малейшего значения не придавали и во многих случаях даже не догадывались о его существовании. Во-вторых, утверждения об изначальной ревнивости человека не имеют никакой ценности, поскольку ревность появилась по историческим масштабам совсем недавно: вместе с моногамией или незадолго до нее. Появилась, а не повсеместно утвердилась. Литературы, живописующей полнейшую свободу половых отношений в период парного брака, море. В книге Ю.И. Семенова четверть страницы мельчайшим шрифтом занимает только перечисление названий племен, у которых отмечена свобода нравов, не оставляющая никакого места для ревности. В-третьих, женщина никогда не выращивала детей одна: вначале ей — как и всем остальным — помогал род, а потом к ней и к ее детям прикрепили мужчину из другого рода: так возникла семья.

«…на каком-то этапе эволюции предки человека от моногамии свернули к групповому браку».[2] «…групповому браку предшествовал моногамный»[3] — утверждает Дольник.

Как он мог предшествовать, если повсеместно наблюдается и в наши дни, — загадка. И если моногамный брак возник по причине накопления богатств в руках мужчины, — вторая загадка.

К тому же вследствие того, что профессору недосуг заглянуть в энциклопедию, перечисляя «системы брачных отношений», с которыми «исторический период застал человечество», парный брак он каким-то образом пропустил. Хотя тот существовал у многих хорошо изученных народов еще и в XX веке. При этом Дольник не понимает различия между браком и семьей и не знает, что ни полигамия, ни полиандрия самостоятельными формами брака не являются. Парный брак, соответствующий родовому строю, чаще всего представляет собой сожительство одного мужчины и одной женщины. Но он отнюдь не исключает сожительства одного мужчины с несколькими женщинами или одной женщины с несколькими мужчинами. При этом упомянутые варианты сожительства не создают новой формы брака: просто мужчина или женщина состоят в нескольких браках одновременно.

Очень похоже, что с групповым браком профессор знакомился не по научной литературе, поскольку он явно путает его с групповым сексом. Иначе он понимал бы, что в период господства этой формы брака «мать с детьми без отца» — не «вкрапления в общество с иными системами», а норма: все жили так и только так.

Еще смешнее следующий пассаж:

«А предки человека пошли несколько другим путем — к групповому браку с усилением участия самцов в заботе о самках и детях».[4] О своих детях, заметьте! Ибо «Групповой брак приводит к близкородственному скрещиванию и через несколько поколений делает всех членов группы близкими по набору генов».[5]

Здесь все поставлено с ног на голову. При групповом браке добывание еды, взаимопомощь, воспитание детей сосредотачивались внутри рода, а половые связи — исключительно вне его. Под страхом смерти. Так что самец никак не мог усилить свое участие в заботе о самках и детях. По той простой причине, что он сам и произведенное им потомство обязательно принадлежали к разным родам. По той же причине групповой брак не приводит к близкородственному скрещиванию, поскольку половые контакты с любым, даже самым отдаленным, родственником по линии матери полностью исключаются, а по линии биологического отца становятся маловероятны.

За свои слова надо отвечать. Особенно если они — теории, отрицающие общепризнанные научные истины. Если Дольник утверждает, будто полиандрия есть «большая редкость, существовавшая у одного из народов Индокитая», не худо было бы сперва проверить это. Тогда, заглянув в энциклопедию, он добавил бы к этому единственному (не названному им) народу еще и алеутов с эскимосами,[6] а почитав Семенова, узнал бы о полиандрии у индейцев плато и Большого бассейна Северной Америки, полинезийцев Маркизских островов, тода (Южная Индия), шерпов (Непал)[7]. К ним, возможно, стоило бы причислить также гавайцев, у которых дочерям вождей разрешалось иметь несколько мужей, и гиляков (Южный Сахалин).

У шерпов полиандрия прекрасно существовала еще в середине 70-х годов XX-го столетия. Шерпы — народ, находящийся в поле зрения досужей прессы. Потому что именно они таскают на себе пожитки альпинистов, карабкающихся на Эверест (Джомолунгму). В 1975 году в еженедельнике «Неделя» была опубликована заметка, в которой шерп объяснял польскому журналисту преимущества брака, где одна жена и два брата:

«Но ведь это очень удобно. Более высокий жизненный уровень, потому что работают два мужа, а не один. Когда один из них куда-нибудь уезжает, при ней остается второй. Для братьев это идеальная ситуация, поскольку не надо делить семейное имущество. И вообще втроем веселее…»[8]

***

Как-то само собой предполагается, что если историк или антрополог вздумают осчастливить биологию собственными изысканиями, то они обязаны вначале хотя бы полистать учебники, усвоить основные понятия и термины и использовать их впоследствии именно в том значении, в каком они определены в энциклопедиях и словарях. А не вкладывать в привычные слова свой собственный, особый смысл. Такого теоретика биологи высекут. И правильно сделают. Не сомневаюсь, что каждый биолог или этолог охотно подпишется под этими разумными и справедливыми требованиями.

Однако Дольник, описывая сексуальные отношения у обезьян и других животных, упорно именует их брачными. Брак и семья возникают в человеческом обществе, а потому имеют социальное происхождение. Дольник же относит эти термины к обезьянам, у которых никаких социальных отношений быть не может. Тем самым в термины, вполне ясно определенные в общественных науках, он вкладывает собственный смысл. Ход его мысли следующий. У людей мужчину и женщину, состоящих в постоянных половых отношениях, называют семьей, а их союз — браком. Следовательно, если две обезьяны постоянно спариваются друг с другом, у них тоже семья и тоже брак. В результате получается нелепый вывод, что брак и семья в человеческом обществе тоже имеет биологическое происхождение.

Применим эту методу к другим отношениям. Стая павианов с вожаком впереди отправляется в набег на огороды. Замечаем много сходного между павианами и людским войском. И там, и там существует весьма жесткая иерархия: самый главный, среднее звено и рядовые. Нижний чин — что у обезьян, что в армии — подчиняется вышестоящему и принимает перед ним позу подчинения. А за то, что не принял — наказание. Причем, опять же одинаковое: у обезьян — трепка, у мыслящих людей — кулаком по вместилищу мыслей. Ввиду обнаруженного полного сходства назовем стадо обезьян отрядом, вожака — офицером, а отношения в стае — дисциплиной и субординацией. И сделаем глубокомысленный вывод о том, что воинская дисциплина и субординация имеют биологическое происхождение. Этологам — это относится не к одному Дольнику, поскольку такой способ «фактического» подтверждения широко применяется в соответствующей литературе — не приходит в голову, что доказательство на основании только лишь внешней аналогии — в лучшем случае художественный прием, но уж никак не научный метод.

Эта словесная эквилибристика далеко не безобидна. Она сильно мешает ученым, работающим в других областях знания, весьма далеких от биологии и этологии. Особенно в исторических. Пример. В древние времена, когда сражались толпой, ни воинской дисциплины в нашем понимании, ни субординации не существовало. Они появились, когда возникло оружие, армия, тактика боя. Допустим, историк напечатал книгу, где проследил линию происхождения одного из другого. После чего обнаруживается: тот, кто начитался ученых трудов, где отношения между обезьянами описываются военными терминами, ввиду полного хаоса в голове ничего в исторических изысканиях не поймет: какое там возникновение и развитие, причем тут строй, тактика и оружие, если все то же самое и у обезьян! А хуже всего, если и историк, прежде чем взяться за исследование, начитался тех же этологических трудов: тогда он просто не в состоянии ничего написать, ибо развития не увидит.

Этологи руководствуются догмой: если поведение у людей и животных сходно, значит, в основе его лежат одни и те же биологические механизмы. Они почему-то упорно не хотят понять, что одно и то же поведение в человеческом обществе и в стаде животных может порождаться совершенно различными причинами, иметь совершенно различный смысл и содержание. Обезьяна отгоняет от куста с лакомыми плодами другую обезьяну. Человек отгоняет от малинового куста в своем саду другого человека. Внешне — ни малейшего различия. Но в первом случае мы имеем доминирование, то есть чисто биологическое явление, во втором — защиту собственности, явление социальное. Хотя бы поэтому простая аналогия неприемлема в качестве метода научного обоснования.

Насытившись, обезьяна отойдет от куста и больше пальцем не пошевелит. Человек же будет биться за свою малину и тогда, когда он сыт, и тогда, когда он голоден, и тогда, когда ягоды ему вовсе не нужны: пусть сгниют, но даром никому не достанутся. Если, следуя этологам, считать, что одинаковое поведение порождается одним и тем же, придется признать: либо у обезьян имеются представления о собственности, либо отношения людей базируются на доминировании. Многие из этологов, в общем-то, так и делают — как правило, те, кто не может дать ни четкого определения собственности, которое было бы одинаково справедливо и для людей, и для приматов, — ни объяснения очевидных отличий «доминирования» у людей от доминирования у животных.

***

Попробуем теперь провести эксперимент: возьмем биологический термин и применим его где-нибудь в общественных науках, вложив в него потихоньку новое содержание. То есть, последуем примеру этологов. Например, напишем в педагогическом журнале: «В подростковой компании доминантные девочки часто подвергаются агрессивным выходкам со стороны мальчиков. Причем, у наших человекообразных предков доминируют самцы, а не самки. Из этого можно сделать вывод, что феминистки правы, и женщины идут по пути развития впереди мужчин».

— Что за чушь?! — завопит возмущенный биолог, — Доминирование — это подавление более сильным животным своих более слабых сородичей. Какие могут быть агрессивные выходки по отношению к доминантному животному? Да еще часто? И какие могут быть умозаключения относительно феминизма, то есть, общественного движения, если «доминирование» — вполне определенный термин, относящийся к животным в стаде? — Ах, вы об этом? Ну, какие пустяки! Ведь часто пишут, что в вопросах учебы девочки доминируют над мальчиками. И это правда. Вот я и имею в виду: доминирующая девочка — та, которая учится лучше всех. А отношения доминирования, соответственно, — сравнение полученных оценок.

С точки зрения биолога фразы о «доминировании» девочек — нагромождение слов, достойное идиота. Ему придется долго распространятся насчет отношений в стаде животных и объяснять недопустимость использования строго определенных терминов не там где надо и не в том смысле. Точно так же этнограф и антрополог воспринимают «брак» у обезьян.

Ю.И. Семенов в своей книге отмечает, что даже в период промискуитета, еще до группового брака, вполне могли существовать более или менее постоянные парочки. Многие поспешили бы назвать их отношения браком, семьей или любовью. Но поскольку они основывались исключительно на личных привязанностях и, в отличие от брака, не санкционировались обществом, поскольку они совершенно спокойно допускали половые связи и с другими лицами, Семенов избегает называть их привычными словами и вводит специальный термин: парование. Иначе приходим к невообразимой путанице с происхождением брака. В то же время безответственный профессор от биологии, не моргнув глазом, называет браком отношения не только у обезьян, но и у низших животных. Хотя тоже мог бы придумать для них особый термин и не путать с человеческими отношениями. Или, на крайний случай, описывая «брак» и «семью» у обезьян, взять их в кавычки. Но чтобы объяснить это людям, не знающим истории первобытного общества, приходится долго распространяться насчет происхождения и развития брака и семьи.

По этой теме читайте также: