Как известно, князь Владимир Андреевич Оболенский – вполне авторитетный мемуарист. В его книге «Моя жизнь. Мои современники», изданной «YMCA-PRESS» в Париже в 1988 году в серии «Всероссийская мемуарная библиотека», есть характерные строки по интересующей нас теме. Автор в ту пору – земский деятель и начальник санитарного отряда в годы войны. Итак, князь В.А. Оболенский свидетельствует.

«Я долго не мог привыкнуть к этой причудливой комбинации – обычной обывательской жизни с ужасами войны, но в конце концов для меня стало ясно, что степень опасности, грозящей мирным жителям на театре военных действий, значительно меньше, чем та, которая им грозила бы, если бы они бежали с насиженных мест и превратились в голодную, бесприютную толпу беженцев. Большинство населения это понимало и упорно оставалось жить в районе военных действий. Толпы беженцев, запрудившие впоследствии дороги, ведущие с фронта, и растекавшиеся оттуда по России, разнося с собой эпидемические болезни и революционные настроения, созданы были искусственно глупыми мерами военных властей. В период моего пребывания на фронте выселяли из района военных действий не всех жителей, как это делалось впоследствии, а только одних евреев...

Верховное командование понимало опасность настроения, охватившего армию после тяжелых поражений. Нужно было во что бы то ни стало найти виновных. И они были найдены: виноваты евреи, которые, живя на фронте, занимаются шпионством.

И вот последовал приказ очистить полосу фронта от еврейского населения. Армия в своей массе поверила навету на евреев и сочувствовала приказу, который стал приводиться в исполнение, как раз когда наш отряд появился на фронте. Конечно, офицеры, занимавшиеся контрразведочной частью, знали неосновательность огульного обвинения в шпионстве целой национальности, но молчали.

Я как-то спросил одного коменданта корпуса, ведавшего корпусной контрразведкой, – правда ли, что большинство шпионов – евреи? Он мне ответил, что, конечно, среди шпионов попадаются евреи, но по его наблюдениям, шпионов-поляков гораздо больше.

Между тем приказ о еврейском выселении применялся неукоснительно. А это означало, что мелкие польские городки и местечки лишались большей части своего населения, занимавшегося главным образом ремеслами и торговлей, а местная экономическая жизнь, уже сильно подорванная войной, разрушалась окончательно.

Во время своих разъездов по фронту я часто встречал группы этих несчастных бесприютных людей, направлявшихся неизвестно куда и зачем. Одни шли пешком, другие сидели на возах, нагруженных всякой старой, наскоро захваченной рухлядью, из ворохов которой высовывались испуганные курчавые головки грязных ребятишек или торчали бороды древних стариков. Лица у всех были хмурые, многие женщины и некоторые мужчины плакали... »

А вот – другой свидетель и современник, Павел Григорьевич Курлов. Его мемуары: «Гибель императорской России» вышли в свет в издательстве «Современник» в Москве в 1991 году. Автор – в описываемое время – военный генерал-губернатор прибалтийских губерний Российской Империи.

«Я получил приказание Верховного Главнокомандующего выселить из названной (Курляндской. – Г.Н.) губернии всех евреев без различия пола, возраста и занимаемого ими положения... Курляндская губерния входила в черту еврейской оседлости. Снабжение госпиталей и других военных учреждений, а равно и вся торговля были в руках евреев. В местных лазаретах работало значительное количество еврейских врачей. Поголовное выселение вызывало приостановку жизни в губернии... Надо было видеть картину этого нового Переселения народов: шоссе от прусской границы на Шавли (нынешний Шауляй. – Г.Н.) и Ригу, а затем и далее было сплошь запружено беженцами, двигавшимися с семьями и скарбом. Устройство необходимых питательных пунктов вызывало колоссальные расходы и большие затруднения. Такое скопление народа на дорогах препятствовало проходу воинских частей, и военному начальству приходилось для последней цели выбирать и охранять параллельные пути».

По поводу обоснованности объявленных причин высылки Курлов сообщает:

«Вообще нельзя не сказать, что огульное обвинение евреев в шпионаже не имело под собой серьезных оснований. Таких данных не давали мне шпионские дела контрразведовательного отделения Двинского военного округа, по которым процент евреев не превышал процента лиц других национальностей».

Соратник и биограф генерала А.И. Деникина Д. Лехович в известной книге своих воспоминаний «Белые против красных» констатирует:

«Еврейская беднота в Галиции и в юго-западном крае мечтала лишь о том, чтоб ее оставили в покое, чтобы война возможно меньше ее коснулась...»

Граф Иван Иванович Толстой, недолговременный министр просвещения в правительстве С.Ю. Витте, в описываемое время – петроградский городской голова, в своем «Дневнике», переизданном в Петербурге в 1997 году, о том периоде войны писал следующее.

«Свечин (генерал-лейтенант, главный инспектор лазаретов) сообщил мне еще одну характерную новость: заявив, что он решительный и убежденный антисемит, он нашел несправедливой практику, на основании которой в Петрограде не допускались к больным и даже умирающим солдатам-евреям родственники, не имеющие права жительства вне черты оседлости».

Немало подобных и еще более ужасающих свидетельств о положении евреев в полосе военных действий содержится в дневниках Льва Войтоловского, в период первой мировой войны – военного врача артиллерийского парка. Откроем хотя бы его дневник того периода, также недавно вышедший в свет в Москве, в «Военном издательстве», в 1998 году, в серии «Редкая книга» – «Всходил кровавый Марс». Судя по записям автора, сделанным по свежим следам событий, кроме депортации всех евреев из полосы военных действий, Янушкевич и его хозяин широко практиковали заложничество. В качестве заложников использовали раввинов, еврейскую интеллигенцию, местных богатеев.

Вот как об этом свидетельствует сам Войтоловский.

«Неожиданно появляется странная процессия. Впереди стражник с винтовкой. За ним четыре старых еврея. Шествие замыкают два конных стражника. У евреев усталый забитый вид. Они еле ковыляют, подгоняемые охраной.

– Шпионов гонят! – весело улыбается Кузнецов.

– Не шпионы, – поясняет адъютант. – Шпионов казаки гонят. Это заложники.

– Какие заложники?

– Есть такой приказ: при отступлении брать заложников-евреев в обеспечение наших местных шпионов. За каждого расстрелянного австрийцами русского шпиона будут повешены два еврея».

Тот же Войтоловский добросовестно приводит в своих записях и ряд приказов, касающихся евреев, рассылавшихся по фронтовым частям.

«Телеграмма начальнику штаба двадцать пятого корпуса.

Ввиду развившегося шпионажа евреев и немецких колонистов и пришельцев, командующий армией приказал: ни тех, ни других, кроме особо надежных поставщиков, к войскам не допускать; при встречах на пути принимать меры к тому, чтобы эти лица не могли просчитывать количество войск и обозов или узнать название частей. При попытках же сопротивления или побега действовать без промедления оружием решительно. Вблизи расположения войск воспретить жителям зажигание огней в сторону неприятеля, разведение костров, звон колоколов, вывешивание флагов, взлезание на колокольни, крыши, деревья, а без особого разрешения также выезд и выход из городов и селений. С неповинующимися указанным требованиям поступать по силе законов военного времени».

«Приказ. “Весьма секретно”: Генерал-квартирмейстер штаба главнокомандующего армиями Юго-Западного фронта. Двадцатого марта тысяча девятьсот пятнадцатого года. Копия с копии. Весьма секретно. Генерал-квартирмейстеру штаба третьей армии.

Главное управление генерального штаба сообщает, что за последнее время замечено усиление шпионской работы со стороны населения в занятых нашими войсками неприятельских областях. Среди жителей указанных районов, как поляков, так в особенности польских евреев, находятся предатели, которые не останавливаются перед самыми гнусными поступками.

Так, было крайне гнусно поведение сына арендатора имения Тарноватки Гижицкого, двадцатилетнего юноши, который добровольно занимался шпионажем в пользу австрийцев и всячески натравливал местное население против представителей нашей власти. Означенным Гижицким делались неоднократные попытки сжечь в окрестностях несколько мельниц, дабы затруднить продовольствие русских войск.

Гнусное поведение еврейских шпионов принимает еще более злостный характер. Так, среди еврейского населения указанных местностей занимаются шпионажем в пользу враждебной нам стороны не только лица мужского пола, но также многие женщины. В деревне Майден Криницкий был сожжен зажигательным снарядом противника наблюдательный пост нашей батареи по указанию еврейки-шпионки, имя которой осталось невыясненным.

Лица, обслуживающие противника своей шпионской работой, по сведениям, полученным от наших агентов, имеют секретные приметы нижеследующего характера.

Еврейские девушки, занимающиеся шпионажем в пользу противника, снабжены шифрованными документами австрийского штаба, по большей части зашитыми в подвязку, и носят шелковые чулки со стрелками.

Мужчины хранят документы, полученные от австрийского штаба, в пальто, под подкладкой воротника, и в качестве опознавательной приметы вшивают вместе с документами (под вешалкой) золотую монету пятирублевого достоинства чеканки 1909 года.

Сообщается для сведения и соответствующего распоряжения. Подлинное за надлежащею подписью».

«Копия с копии. Секретно. Главный начальник снабжения армии Юго-Западного фронта. 22 апреля 1915 г. Люблин. Командующему 3-й армией.

По имеющимся сведениям, благодаря обилию в обозных и тыловых учреждениях лиц иудейского вероисповедания и общению их с галицийскими местными единоверцами австрийские шпионы получают сведения о жизни тыла и фронта, черпая их либо от галицийских евреев, либо от русских евреев нижних чинов. Кроме того, пользуясь под предлогом служебных надобностей правом свободного проезда в Россию, русские нижние чины евреи провозят письма, чем устраняют цензуру.

Во избежание сего нежелательного явления главнокомандующий приказал: всех без изъятия евреев нижних чинов, находящихся ныне в тыловых учреждениях, немедленно перевести в запасные батальоны, в коих выдержать их для обучения шесть недель, после чего отправить в полки, где иметь под особым наблюдением.

Об изложенном сообщается для зависящих распоряжений. Подлинное за надлежащими подписями. Верно. Старший адъютант подпоручик Кронковский. Белгорай. 3 мая 1915 г.»

«Копия с копии. Секретно. Генерал-квартирмейстер штаба 3-й армии. Отделение разведывательное. 3 мая 1915 г. Начальнику штаба 14-го армейского корпуса.

По показанию задержанного и сознавшегося в шпионстве Стефана Канацкого при второй австрийской армии состоят в качестве разведчиков лица иудейского исповедания. Ввиду сего в случае появления в районе расположения войск подозрительных евреев таковых без промедления задерживать и при краткой записке с описанием обстоятельств задержания препровождать в штаб армии для подробного опроса их. Подлинное за надлежащими подписями. С подлинным верно: обер-офицер для поручений Бородин».

«Копия с копии. Секретно. В дополнение к приказу от 30 апреля 1915 г. Главный начальник снабжения армии Юго-Западного фронта. 2 мая 1915 г. Г. Люблин. Командующему 3-й армии.

По полученным дополнительным сведениям, нижние чины евреи, находящиеся в обозах и в тыловых учреждениях и пользующиеся под предлогом служебных надобностей правом свободного проезда в Россию, провозят не только письма, но и посылки, чем устраняют просмотр оных.

Во избежание сего крайне нежелательного и политически вредного явления, вновь подтверждается приказание главнокомандующего о немедленном переводе всех без изъятия евреев нижних чинов, годных к строевой службе и находящихся ныне в тыловых учреждениях, в запасные батальоны, в коих выдержать их для обучения 6 недель, после чего отправить в полки, где иметь под особым наблюдением.

Об изложенном сообщается для зависящих распоряжений. Подлинное за надлежащими подписями. Старший адъютант подпоручик Кронковский».

«При переездах с места на место евреи-шпионы прибегают к содействию наших казаков, платя им по 5 рублей за телегу. Таким образом, шпионы переезжают под прикрытием наших же солдат…

Замечено, что австрийские шпионы – преимущественно евреи, действующие в тылу нашей армии, в переписке именуют Россию “тетей Рузей”, а Австрию “сестрой Эстер”. Указывая, где наши войска и сколько их, они пишут: тетя Рузя живет теперь там-то и живется ей хорошо, если сил много, или здоровье ее плоховато, если сил мало».

К слову, подобные сведения почерпнуты, возможно косвенным образом, из Шолом-Алейхема. Ну, например, хоть из его популярного рассказа «Будь я Ротшильд…»

«В районе расположения наших войск бродит еврей, торгующий якобы мелочью в разнос и вступающий в разговоры с солдатами… Приметы еврея: лет 35, рыжеватая борода, одет в долгополое платье, на голове черная польская шапочка, на ногах старые и дырявые сапоги».

К сему резолюция генерала Белова: «Представлять и задерживать не только этого, но и всякого любопытствующего еврея».

С подачи того же Янушкевича в части рассылались анкеты с – мягко говоря – «наводящими» вопросами о качествах солдат-евреев, дававшими простор для «творчества» младших офицеров, желающих уловить умонастроения начальства.

В книге Войтоловского приводится на этот счет такая анкета.

«Циркулярно. Секретно. Начальник штаба 14-го армейского корпуса. Отделение строевое. 24 августа 1915 г. Начальникам 18-й, 70-й дивизий. Инспектору артиллерии, 23-му Донскому полку и корпусному интенданту.

Препровождая в дополнение бывших ранее запросов перечень и копию письма начальника штаба верховного главнокомандующего от 5 сего августа об отношении евреев к настоящей войне и приказание командира корпуса, прошу весь собранный материал по тому поводу препроводить не позже 20 сентября сего года в штаб корпуса для представления в штаб армии. Подлинное подписал и. д. начальника штаба генерал-майор Гурко. Скрепил старший адъютант капитан Соколов.

Начальник штаба верховного главнокомандующего. 5 августа 1915 г. Секретно.

Милостивый государь Михаил Васильевич! (Генерал Алексеев, тогда – главнокомандующий Юго-Западным фронтом. – Г.Н.) В дополнение к телеграммам от 26 марта и от 22 апреля, препровождаю при сем вашему высокопревосходительству полученный от начальника штаба перечень вопросов об отношении евреев к теперешней войне, – с просьбой: не отказать в распоряжении разослать этот перечень в части фронта, и затем направить весь собранный материал в главное управление генерального штаба (по мобилизационному отделу).

Несомненно, что после окончания войны придется самым серьезным образом обсудить вопрос о возможности дальнейшего оставления евреев в рядах армии, почему представляется крайне желательным иметь к тому времени систематизированный материал, собранный по отзывам и указаниям участников войны и войсковых частей, кои испытали на себе весь вред пребывания евреев в их среде.

Прошу принять уверение в совершенном моем уважении и преданности.

Н.Янушкевич».

«Перечень вопросов об отношении евреев к настоящей войне, составленный по рубрикам.

Нравственные качества солдат-евреев:

а) случаи нарушения солдатами-евреями долга службы и верности присяге; случаи измены и несоблюдения ими установившегося понятия о чести воина и человека;

б) случаи уклонения солдат-евреев от службы или стремления солдат-евреев перечислиться в нестроевые, мастеровые, денщики;

в) случаи симуляции или болезней и случаи членовредительства или пособничества в этом отношении другим;

г) побеги солдат-евреев из части;

д) случаи выражения солдатами-евреями сочувствия противнику и желания быть ему полезными в чем-либо; участие солдат-евреев в шпионаже;

е) случаи недоброжелательного отношения солдат-евреев к нашим солдатам-неевреям и вообще к нашим войскам;

ж) случаи вредного влияния отрицательных нравственных сторон солдат-евреев на прочих солдат части;

з) случаи сочувственного отношения солдат-евреев к местному еврейскому населению на неприятельской территории.

Боевые качества солдат-евреев:

а) случаи бегства солдат-евреев в бою и особенно случаи, оказавшие в этом отношении заражающее влияние на других солдат части;

б) случаи проявления солдатами-евреями паники во время боевых действий;

в) случаи сдачи солдат-евреев в плен;

г) отзывы о поведении солдат-евреев в плену по рассказам тех, кому удалось вернуться из плена;

д) характерные случаи слабосилия и меньшей выносливости солдат-евреев во время военных и боевых действий;

е) физические качества солдат-евреев.

Отношение местного еврейского населения к настоящей войне:

а) случаи, характеризующие отрицательное отношение местного населения к нашим войскам и сочувственное к противнику;

б) случаи, характеризующие отношение местного еврейского населения к солдатам-евреям и солдатам-неевреям;

в) случаи выражения местным еврейским населением желания быть полезным в чем-либо противнику;

г) случаи участия местного еврейского населения в шпионаже;

д) случаи измены местного еврейского населения долгу верноподданного и человека.

Подписал: и. д. начальника мобилизационного отдела главного управления генерального штаба генерал-лейтенант Аверьянов, полковник Саттерун.

Начальник штаба Московского военного округа по отделу дежурного генерала 28 июня 1915 г. Москва».

Впрочем, подобные документы можно найти и в приложении к XIX тому «Архива русской революции».

Безусловно, массированная пропаганда оказывала свое влияние на умонастроения войск. Вот что на этот счет прямо и честно записывает в своем дневнике в те дни тот же Войтоловский:

«Здесь, на войне, ненавидят только евреев. Начальства боятся, неприятеля убивают, поляков ругают, а евреев преследуют с беспощадной ненавистью. Любое еврейское местечко, в котором расположились солдаты, – это воистину город проклятых. Кто видал эти худые фигуры, эти приниженные лица, полные ужаса глаза, тот знает подлинный ад со всеми его муками».

Несмотря на нужду в кадрах евреям, сколь бы грамотными и храбрыми они себя ни показали, производство в офицеры было полностью заказано.

Еще в 80-е годы XIX века Н.С. Лесков со всей объективностью большого и совестливого художника писал:

«Не обидно ли, что когда русскому солдату напоминают пословицу, что “только плохой солдат не надеется быть генералом”, то рядом с ним стоящему в строю солдату-еврею прибавляют: “а ты, брат, жид, – до тебя это не касается...” И затем, после такого военного красноречия, ведут рядом в огонь битвы обнадеженного русского и обезнадеженного еврея...»

Со времен Лескова ситуация только ухудшилась. Процесс шел дальше, касаясь не только аутентичных, но и крещеных евреев.

Протопресвитер русской армии и флота о. Георгий Шавельский описывает случай, когда его прихожанам, юношам, происходившим от отца – крещеного еврея, дослужившегося до чина статского советника, и русской матери, отказали в приеме в военно-медицинскую академию, причем, именно из-за их происхождения. Шавельский ходатайствовал за них перед царем.

Современные историки

А что же современные историки? Как ни странно, однако приходится признать нелицеприятный факт – большинство авторов исторических сочинений о первой мировой войне вообще не затрагивают эту тему. Из тех же, что затрагивают, могу предложить только следующую, извините, «сладкую парочку».

Советский историк (полагаю, он и сейчас не отказался от этого звания), известный большинству читателей своими поношениями Елены Боннер, жены академика А.Д. Сахарова и схлопотавший от последнего прилюдно пощечину, Н.Н. Яковлев, пишет:

«Из 25 миллионов жителей в областях, охваченных эвакуациями, снялось с мест 3 миллиона. Они уходили не столько под давлением военных властей, сколько по собственному выбору, наслышавшись о немецких зверствах. Слов нет, эвакуация была организована из рук вон плохо, но в тыл устремился поток обездоленных, отнюдь не “Тамерлановы полчища” (словечко, как помните, брошенное Кривошеиным. – Г.Н.)».

Это – цитата из книги: Н. Яковлев. «1 августа 1914».

Очевидно, сведения министра внутренних дел Щербатова, как, впрочем, и личные наблюдения генерал-губернатора Прибалтики Курлова Яковлев, сей советский доктор исторических наук, попросту счел не заслуживающими внимания. Национальный же аспект, как то и положено благовоспитанному советскому историку, профессор Н.Н. Яковлев… игнорирует полностью.

Другой и не менее «большой ученый» – М.В. Назаров. Этого «товарища» вообще трудно классифицировать. Советских послесталинских времен невозвращенец, эмигрант третьей волны, он сделался на Западе ярым монархистом, историком и идеологом (не знаю, насколько признанным) эмиграции первой волны в ее крайне правом варианте. Вот что он инсинуирует по интересующему нас вопросу. «О том, как финансовое господство еврейства проявилось в Первой Мировой войне – дает представление изданная И.В. Гессеном в “Архиве русской революции” стенограмма обсуждения русским правительством в августе 1915 г. еврейского ультиматума об отмене ограничений евреям».

Это – цитата из книги: М. Назаров. «Миссия русской эмиграции». Опус вышел в свет в Ставрополе, в издательстве «Кавказский край» в 1992 году.

Убедительно? По-моему, не очень. Но это – интересная иллюстрация к строчкам Булата Окуджавы из романса о том, как «исторический роман сочинялся понемногу». Напомню, что в том романсе повторяется рефреном:

Каждый пишет, как он слышит.
Каждый слышит, как он дышит.

Правда, это свое сочинение сам автор – «романсослагатель» Назаров вряд ли склонен рассматривать, как опус в жанре «исторического романа».

Сто двадцать лет вместе

Следует сказать кое-что и о первом томе книги А.И. Солженицына «Двести лет вместе (1795–1995)», увидевшей свет в Москве в 2001 году в издательстве «Русский путь».

Ровно в том самом приснопамятном военном 1915 году совместному сосуществованию русских и евреев исполнилось по солженицынскому счету сто двадцать лет. По Торе это – оптимальный срок земной жизни праведного человека.

В главе, посвященной событиям первой мировой войны, автор называет выселение евреев из прифронтовой полосы «суматошным, безразборным и массовым». Янушкевича он именует ничтожным, административным генералом (Янушкевич читал курс «Военной администрации» в академии).

Делает Солженицын также сознательно еще и вполне прозрачный намек на то, что огульные обвинения евреев в шпионаже инспирировались германским генштабом и «польской интригой», как выражались во времена М.Е. Салтыкова-Щедрина. Упоминается, кстати, и о польском происхождении самого Янушкевича, по вероисповеданию – православного. Хотя, следует заметить, великий князь Николай Николаевич числился записным антисемитом еще задолго до того, как стал верховным главнокомандующим и принял полного тезку в свою свиту.

Вообще же, сочинение Солженицына я назвал бы «кисло-сладким». Подобно этой моей статье, оно построено чуть ли не исключительно на одних цитатах, однако не всегда удается уловить, согласен ли сам автор с тем, что выражено цитируемым конкретным источником. Вот и приходится ориентироваться буквально на интонацию. Представляю проблемы тех, кто возьмется переводить эту книгу на иностранные языки.

Так, упоминая о заседании бюро Прогрессивного блока, где говорилось о «непатриотизме» евреев, Солженицын поясняет:

«В Германии и Австро-Венгрии евреи могли занимать видные государственные посты, не меняя при этом религии, в Австро-Венгрии – также и посты в армии. В российской же армии еврею, не перешедшему в христианство, не было хода стать офицером, и евреи чаще отбывали службу рядовыми».

А позвольте задать вопрос: бывало ли такое, чтобы евреи в российской армии отбывали службу в каком-либо ином качестве, нежели рядовыми? Итак, конкретно, хотя бы один пример, что бывало реже, наш скрупулезный автор приводит? Нет? Ну что же, тогда и получается, что Солженицын присоединяется к мнению о еврейском непатриотизме, однако все-таки «благородно» находит для неблаговидного сего качества «смягчающие обстоятельства».

Говоря далее о «еврейском шпионаже», Солженицын пишет:

«…Неубедительно и не реально было бы заключить, что все обвинения – сплошь выдумки».

Вот-вот, говоря, так сказать, вообще, и я тоже полагаю, что могли быть и, скорее всего, были евреи-шпионы. Но подкрепляет Солженицын свое утверждение не цитатой из абсолютно точно читанных им, столь скрупулезным исследователем-историком, Оболенского или Курлова. Оттого ли, что оба этих автора отнеслись к подобным вещам вполне взвешенно?

Между прочим, к слову, уж Курлов-то в филосемитах, надо сказать, отнюдь не числился, право же! Скорее напротив: так, например, его обвиняли в организации или, по меньшей мере, – в попустительстве погрому в Минске. Да и дело Богрова, еврея, застрелившего царского министра Столыпина, подорвавшее Курлову карьеру, вряд ли прибавило ему любви к евреям.

Не свидетельства этих исторических личностей цитирует в своем труде Солженицын, а приводит фразы из уже упоминавшегося Шавельского. Приведу их и я (прямо из Солженицына), дабы не быть обвиненным в необъективности.

«Вопрос этот слишком широк и сложен… не могу, однако, не сказать, что в поводах к обвинению евреев в то время не было недостатка… В мирное время их терпели на разных нестроевых должностях; в военное время… евреи наполнили строевые ряды армии… При наступлениях они часто бывали позади, при отступлениях оказывались впереди. Паника в боевых частях не раз была обязана им… Отрицать нередкие случаи шпионства, перебежек к неприятелю… со стороны евреев тоже не приходится… Не могла не казаться подозрительной и поразительная осведомленность евреев о ходе дел на фронте. “Пантофельная почта” действовала иногда быстрее и точнее всяких штабных телефонов… В еврейском местечке Барановичах, рядом со Ставкой, события на фронте подчас становились известными раньше, чем узнавал о них сам Верховный со своим начальником штаба».

Не могу удержаться от искушения процитировать к месту фразу из рассказа классика Марка Твена «Моя автобиография». Повествуя о своих якобы предках из рода Твенов, он пишет:

«Это были достойные, неустрашимые молодцы, которые шли в бой с песнями позади всех и бежали с поля битвы с воплями в первых рядах».

Правда, похоже?

Но вернемся к Солженицыну. Он в данном месте своего исследования, похоже, чуть ли не абсолютно вполне соглашается с характеристикой, данной солдатам-евреям отцом-протопресвитером. Забыты при этом и немецкая, и польская интриги. Для вящей же убедительности в скобках вставляется фраза:

«Лемке (тоже мемуарист. – Г.Н.) отмечает еврейское происхождение самого Шавельского».

Дескать, Шавельский сам – еврей и зря на своих клепать не будет, таким вот старым проверенным способом сам Солженицын «косвенно» и вполне явственно предоставляет читателю делать выводы.

Вообще, этаких вот «евреев», как Шавельский, в обширнейшей мемуарной и квазиисторической литературе бытует великое множество. Так, например, из тех же времен и далеко ходить не приходится: еврейское происхождение приписывалось и сменившему того же Янушкевича на посту начальника штаба Верховного Главнокомандующего генералу Алексееву и близкому к царю генералу Иванову. Да, впрочем, уместно вспомнить, что самого же Солженицына во время óно не без подмоги «бдящих органов» перекрещивали в Солженицера, вполне прозрачно – и многозначительно! – подмаргивая на его отчество, как, к слову, и на «порочащие связи».

Однако продолжим цитировать этого автора.

«10–11 мая 1915 был издан приказ остановить выселения, и они прекратились».

Так! – пишет Солженицын. Мы видели, однако, что господа министры обсуждали эту проблему и в июле, и в августе. Неужели же правительство императорской России действительно было настолько оторвано от жизни, что продолжало пережевывать информацию трехмесячной давности?! Вот уж, поистине, «королевский жираф»!

Заключает тему выселений Солженицын следующим историософским рассуждением.

«…Не жест ли Истории, что это массовое выселение – и само оно, и возмущенная на него реакция – послужили реальному и желанному уничтожению черты оседлости?»

Так вот и ждешь, что буквально вослед за этим риторическим вопросом последует другой, мучивший в популярном романе одного из героев, «тоже ковырявшегося в истории», – Васисуалия Лоханкина:

«А может быть, в этом и есть великая сермяжная правда?»

Неутешительные итоги

Содержание яхонтовских протоколов никем из историков не подвергалось сомнению. Даже наш малоприятный ученый знакомец Н.Н. Яковлев, использовавший их весьма своеобразно, даже и не усомнился в их достоверности. К тому же, несмотря на конфиденциальный характер проводившихся совещаний, соображения, высказывавшиеся на них, весьма тривиальны. Своеобразный table-talk господ царских министров. И мемуары немногих из достаточно компетентных современников всё, в общем-то, подтверждают.

Мемуаристы противоречат друг другу в вопросе, чье влияние было сильнее. Так, П.Н. Милюков, скажем, без обиняков писал, что Верховный Главнокомандующий был «в кармане» у своего начальника штаба. А тот же Курлов считает единственным (!) недостатком Янушкевича «страх перед великим князем». Но, пожалуй, можно согласиться, что оба Николая Николаевича – что называется – «два сапога – пара».

Шавельский, близко знакомый с обстановкой в Ставке, писал о великом князе и его штабе, что их влияние на ход боевых действий не превышает возможностей помещика, проживающего за границей, влиять на управление своим имением.

Недалеко от Ставки ушел в своих возможностях и кабинет министров. Какие евреи, какие «масоны» были еще нужны для того, чтобы этот государственный строй, справедливо, хотя и не доказательно характеризуемый вчерашними историками как «прогнивший», рухнул?! <…>

---

По этой теме читайте также: