Несмотря на многократные заявления, что социализм является обществом, где господствует научно-материалистическое мировоззрение, роль религии в жизни советских людей продолжала оставаться весьма значимой. Советское государство и правящая Коммунистическая партия, представлявшие собой фактически единое целое, стремились контролировать данную тенденцию.

Великая Отечественная война способствовала активизации религиозной жизни в СССР, что, в определенной мере, было обусловлено либерализацией государственно-церковных отношений в целом в годы войны.

Для осуществления политики советского государства в отношении религий в 1943 г. был создан Совет по делам русской православной церкви, в 1944 г. – Совет по делам религиозных культов при Совете Министров СССР. Советы осуществляли деятельность на местах через своих уполномоченных. В обязанности уполномоченного Совета по делам религиозных культов входило, главным образом, проведение работы по осуществлению контроля за соблюдением законов о культах, основными направлениями которой являлись «не только не допускать незаконной деятельности церковников, но и исключить возможные случаи неправомерных действий в отношении религиозных общин, духовенства и верующих со стороны отдельных должностных лиц местных организаций и тем самым обеспечить предоставленное законом гражданам право на свободное отправление религиозных обрядов»[1], уполномоченный действовал, в основном, «через председателей и секретарей райисполкомов; через беседы с посетителями – верующими, служителями культов, приходящим по различным вопросам культов, и путем бесед с представителями советских органов и отдельными верующими во время выездов на места»[2].

Однако осознание значимости контроля за деятельностью религиозных формирований не только в теоретическом направлении, но и прикладном, появилось у советских и партийных органов на местах далеко не сразу. В 1945 г. уполномоченный Совета по делам религиозных культов по Пензенской области С. Д. Горбачев в своем Информационном отчете в столицу докладывал: «Работать … приходится в условиях крайне неудовлетворительных, а именно: нет отдельного для работы помещения, нет даже своего рабочего места. Вместе с Уполномоченным Совета по делам Русской православной церкви работаем за одним столом общей канцелярии облисполкома, имеем на двоих один железный ящик для хранения документов. Нет возможности использовать положенную по штату единицу – секретаря-машинистку, т.к. отсутствует рабочее место.

Принимать верующих и духовенство приходится так, что во время приема Уполномоченным Совета по делам Русской православной церкви, мне, как сидящему рядом за одним столом, приходится отходить на почтительное расстояние…» [3]. Хотя властями неоднократно принимались решения о выделении помещений, ни одно из них не было выполнено. Характерно, что столь пренебрежительное отношение руководства облисполкома к уполномоченному Совета по делам религиозных культов расценивалось самим духовенством как «ущемление их законно-правового положения» [4].

Вплоть до середины 1950-х гг. уполномоченный Совета по делам религиозных культов по Пензенской области С. Д. Горбачев испытывал проблемы в общении с работниками облисполкома и райисполкомов, которые расценивали его работу как «ненужную и даже вредную», «не оказывали какой-либо помощи в деле проведения в жизнь стоящих перед ним задач, игнорировали его требования, систематически задерживали исполнение деловых бумаг, нарушали его правовые и материальные права» [5]. Только с конца 1950-х гг. в связи с активизацией антицерковной политики уполномоченный Совета по делам религий по Пензенской области «начал поддерживать тесный контакт с партийно-советскими организациями области» и усиленно информировать их о деятельности мусульманских и не только религиозных общин региона. С этого времени сложилась постоянная практика выступлений уполномоченного Совета по делам религий по Пензенской области перед партийно-советским активом на областных совещаниях ответственных партийных и советских работников «с целью разъяснения … законов и постановлений советского правительства о деятельности религиозных объединений» [6].

Поскольку мусульманский культ являлся вторым по массовости после православного, в Пензенском регионе уполномоченный Совета по области обращал на функционирование мусульманских религиозных объединений особо пристальное внимание.

Во второй половине 1940-х гг. по Пензенскому региону «в деятельности мусульманского духовенства и религиозных обществ … отмечалось некоторое их оживление и активизация в области расширения своего влияния на окружающее население» [7]. Уполномоченный Совета по области подчеркивал в докладе Совету по делам религиозных культов, что практика местных мусульманских общин была «направлена, главным образом, на поддержание религиозных устоев, на регулярное отправление молитвенных собраний, на выполнение всех религиозных обрядов населением,.. на сбор денежных средств для поддержания в порядке молитвенного здания, на большее вовлечение населения в число верующих и особенно молодежи» [8]. Пензенские мусульманские объединения в решении поставленных задач добились значительных успехов.

В послевоенный период мусульмане начинают подавать многочисленные прошения об открытии мечетей в крае. Только в 1946 г. на имя уполномоченного Совета по делам религиозных культов по Пензенской области С. Д. Горбачева поступили ходатайства об открытии мечетей из 17 татарских селений [9]. В столь сложном и щепетильном деле случались и различного рода «недоразумения». Так, в октябре 1945 г. Беднодемьяновский райисполком самовольно без согласования с Советом по делам религиозных культов и его уполномоченным по Пензенской области официально «уведомил верующих об открытии мечети» в с. Тат-Шуриновка, в то время как пензенский облисполком принял решение о передаче молитвенного здания под созданную МТС [10]. После различного рода запросов и объяснений со всех сторон здание все же было отдано станции. Поскольку данное событие было далеко не единичным на территории СССР, Совнарком принял постановление № 232-101/с от 28 января 1946 г., в связи с чем 8 февраля 1946 г. исполком пензенского областного Совета депутатов трудящихся вынес «Решение № 7/с о молитвенных зданиях религиозных обществ»:

«1. Запретить закрытие без разрешения Совета по делам религиозных культов при СНК СССР молитвенных зданий,.. находящихся в пользовании религиозных обществ верующих, и молитвенных домов … в арендуемых помещениях;

2. Запретить переоборудование недействующих молитвенных зданий для других целей без разрешения Совета по делам религиозных культов;

3. Установить, что слом или разборка зданий допускается по распоряжению облисполкома в исключительных случаях (при угрозе обвала и т.п.) … и по заключению уполномоченного Совета по делам религиозных культов по Пензенской области;

4. Установить, что строительство новых молитвенных зданий допускается в отдельных случаях силами и средствами верующих с разрешения Совета по делам религиозных культов…» [11].

Особое внимание в соответствии с центральным циркуляром обращалось на необходимость предусмотреть в планах материально-технического снабжения выделение, безусловно, в пределах разумного и возможного, зарегистрированным религиозным обществам строительных материалов для ремонта молитвенных зданий. Местные власти обязывались впредь не препятствовать «призывам» муэдзинов с крыш мечетей или минаретов.

Тем не менее, основная репрессивная тенденция в политике властей по отношению к религии, в целом, исламу, в частности, сохранялась. На начало 1950-х гг. приходится закрытие 7 мечетей в Пензенской области [12]:

Но даже после прекращения использования мечетей по назначению коренного переоборудования зачастую в них не происходило, как будто, верующие мусульмане надеялись на недолговечность «действий, неугодных Аллаху». Так, в с. Тат-Канадей Кузнецкого района одно из зданий мечети более десяти лет использовалось под школу, тем не менее, оно продолжало сохранять «церковный вид» – на здании сохранялся минарет, внешне больше напоминало не школу, а духовное медресе [13]. Аналогично складывалась ситуация с пустующими зданиями мечетей в с. Тан-Пенделка, Бестянка Кузнецкого района [14].

Однако, действия уполномоченных Совета на местах не всегда были только запретительного характера. В 1946 г. уполномоченный Совета С. Д. Горбачев вмешался в конфликт между Каменским райисполкомом и мусульманами. Как он сообщал в отчете, «имелся факт нарушения советского законодательства Каменским райисполкомом в том, что он допустил слом двух мечетей в селе Кочалейка, одна из этих мечетей была разрешена Советом к открытию. Каменский райисполком умалчивал об этом факте до посылки … извещения верующим об открытии им мечети» [15]. В 1949 г. советские органы Неверкинского района самовольно начали использовать здание функционировавшей мечети с. Демино Неверкинского района под зернохранилище. В результате предпринятых мер со стороны уполномоченного Совета по Пензенской области мечеть была возвращена «в пользование верующих» [16].

Обобщая и анализируя свой опыт по закрытию мечетей, уполномоченный Совета по Пензенской области делал разумные выводы: «Осуществление этих мероприятий, безусловно, должно проводиться продуманно, без какой-либо поспешности и административного нажима и должно повлечь за собой не просто формальное закрытие молитвенного здания, а фактическую ликвидацию религиозной общины и полное прекращение ее деятельности» [17].

Уполномоченный Совета по Пензенской области весьма здраво оценивал общее состояние атеистической работы в регионе: «В целях обеспечения более быстрого отхода татарского населения от религии настоятельно необходимо серьезно улучшить атеистическую работу в татарских селах. Эта работа на местах проводится еще недостаточно. В клубах, библиотеках татарских сел недостает атеистической литературы и наглядной агитации против мусульманства. Наличие густой сети действующих мечетей в области укрепляет позиции религиозников и осложняет проведение атеистической работы среди татарского населения» [18]. Атеистическая работа среди местного татарского населения имела свои специфические черты: наблюдался явный дефицит лекторов-атеистов по проблемам мусульманства; сами татары отказывались выступать с подобными докладами и т.д., несмотря на все призывы партии об усилении атеистической пропаганды и агитации в средствах массовой информации материалов, разоблачающих «реакционную» сущность ислама в пензенских газетах и журналах, практически не встречалось; антирелигиозной литературы на национальном языке в сельских библиотеках и клубах области вообще не было.

Важным направлением деятельности уполномоченного Совета по области было выявление и соответствующая работа с верующими, особенно с комсомольцами и коммунистами. В Информационном отчете председателю Совета по делам религий при Совете Министров СССР В. А. Куроедову уполномоченный по Пензенской области сообщал: «Хуже того среди граждан, совершивших религиозных обряды, иногда оказываются такие представители интеллигенции, которые в силу своих должностных обязанностей занимаются воспитанием населения, в их числе: учителя, культпросветработники, воспитатели детских садов, медицинские работники» [19].

Серьезное значение уполномоченный Совета по Пензенской области придавал приему верующих и по мере возможности устранению «недопонимания» политики государства с их стороны. Следует отметить, что мусульмане отличались активностью в данном направлении; так, из 33 верующих, побывавших на приеме у уполномоченного С. Д. Горбачева, за один квартал 1945 г. 15 человек были последователями ислама: «Беседы … носили справочный характер – об открытии молитвенных зданий, о порядке оформления регистрации религиозных обществ, исполнительного органа и ревизионных комиссий религиозных обществ, а также об оказании помощи в получении железнодорожных билетов (служители религиозных культов)» [20].

Большое внимание уделял уполномоченный исследованию проповеднической деятельности местного исламского духовенства. Пензенские муллы в связи с преклонным возрастом и низким уровнем образования проповеднической деятельностью практически не занимались. Изучение же уполномоченным Совета содержания бесед мусульманского духовенства при чтении Корана на квартирах верующих было затруднено [21].

Власти стремились к максимальному финансовому контролю за деятельностью мусульманских общин, которые представляли собой сложный социальный институт. Мусульманские общины Пензенского края вели активную экономическую, просветительскую и другую деятельность, которая, хотя и принимала религиозную окраску, но не являлась собственно религиозной практикой. Обеспечение своего материального благополучия являлось одним из главных направлений деятельности местных исламских объединений. Определенную роль в материальном укреплении местных мусульманских групп сыграло «Решение № 7/с» Исполкома комитета Пензенского областного Совета депутатов трудящихся от 8 февраля 1946 г. «О молитвенных зданиях религиозных обществ», которое явилось следствием постановления СНК СССР № 232-101/с (28 января 1946 г.). В соответствии с «Решением» религиозным общинам, в том числе мусульманским, предоставлялись ограниченные права юридического лица; им разрешалось приобретение транспортных средств, производство утвари и предметов религиозного культа, продажа их обществам верующих, аренда, строительство и покупка в собственность строений (кроме молитвенных зданий и домов) для нужд органов религиозных культов с санкции Совета по делам религиозных культов; открывать на имя общества текущие счета в Государственном банке и его отделениях «для хранения денежных сумм, поступающих к ним…» [22]. Религиозные общества весьма активно начали пользоваться предоставленными возможностями.

25 февраля 1952 г. состоялось заседание президиума Духовного управления мусульман Европейской части Советского Союза и Сибири, на котором было объявлено о назначении имамам твердого месячного оклада. Имамам вменялось тщательно фиксировать в специальной тетради все ежедневные доходы, включая пожертвования. В конце месяца мулла обязан был сдавать всю наличную сумму в кассу мотавалиата, и затем получать зарплату [23]. Власти надеялись, что введение стабильного оклада будет тормозить религиозную «коммерческую» деятельность служителей мусульманского культа. Однако пензенские сельские муллы довольно часто нарушали данное положение, о чем уполномоченный Совета по Пензенской области информировал местные советские органы власти и органы госбезопасности.

Материальные доходы мечетей были весьма значительны, и складывались они из пожертвований собственно на содержание мечетей и духовенства и жертвоприношений скота. Как правило, сбор денежных средств на содержание мечети проводился два раза в год - по праздникам «Ураза-байрам» и «Курбан-байрам». До начала праздничного богослужения по случаю окончания месячного поста (ураза) верующими было принято раздавать бедным и нищим милостыню (закят аль-фитр). Но поскольку в социалистическом обществе нет бедных и богатых, все трудоспособные имеют работу, а престарелые и инвалиды обеспечены государственными пенсиями, главой Центрального Духовного управления мусульман были даны фетвы [24], в которых указывалось, что милостыни должны вноситься только в кассы мечетей. Кроме денежных средств, в мечети регулярно поступали от верующих одеяла, шкуры от забитого для жертвоприношения скота и т.д. Одеяла в мечетях использовали для постилок на полы, а шкуры были сданы в заготконторы. В дни праздника «Курбан-байрам» в жертвоприношение верующими ежегодно забивалось в среднем от 100 до 200 овец [25]. В послевоенные годы количество жертвоприношений в дни празднования «Курбан-байрам» было гораздо выше, чем в довоенный период. Данное обстоятельство, по мнению уполномоченного Совета по делам религиозных культов Горбачева С.Д., объяснялось тем, что «в период Великой Отечественной войны мусульмане … давали обет приношения специальных жертвоприношений за сохранение здоровья и жизни своим близким, находившимся в рядах Советской Армии, и по возвращении таковых из армии данный ими в свое время обет выполняли…». Хотя согласно мусульманским традициям, шкуры забитых животных верующие должны были отдавать мулле, многие оставляли их у себя на «необходимые расходы», что являлось уже отступлением от прежних правил [26]. В основном жертвоприношение было распространено в сельской местности.

В послевоенный период со стороны мусульманского духовенства наблюдалась финансовая «самодеятельность», что не вызывало поддержки со стороны советских властей. Так, в 1945 г. в фонд Красной Армии и семей военнослужащих было собрано и сдано верующими мусульманами и духовенством 17340 руб. и 150 овчин [27]. В 1946 г. мусульманские общества Кузнецкого района собрали 3600 руб. на помощь инвалидам и сиротам Великой Отечественной войны [28].

Таким образом, деятельность религиозных конфессий, в том числе мусульманской, находилась под пристальным внимание советского государства на всем протяжении его существования. Несмотря на провозглашенный принцип отделения церкви от государства, власть активно вмешивалась в религиозную практику. На местах, в частности, в Пензенской области, по замечанию уполномоченного Совета по делам религиозных культов, «райгорисполкомы используют свое право и разрешают … вопросы, связанные с выдачей разрешений по проведению собраний учредителей общин, на отвод неугодных нам лиц из состава исполнительных органов и ревизионных комиссий и по другим вопросам» [29]. Необходимость контроля за деятельностью мусульманских объединений четко осознавалась уполномоченным Совета по Пензенской области, однако, столкнувшись в реальностью, он объективно отмечал, что в связи с большей религиозностью татарского населения Пензенской области, нежели русского регламентация деятельности мусульманских организаций и сокращение их количества, требуют особых усилий и нестандартных подходов со стороны советского и партийного руководства. Несмотря на «широкомасштабные» усилия со стороны советских и партийных органов, религиозная практика продолжала существовать, принимая различные формы.