Следите за нашими новостями!
 
 
Наш сайт подключен к Orphus.
Если вы заметили опечатку, выделите слово и нажмите Ctrl+Enter. Спасибо!
 


Предыдущая | Содержание | Следующая

Часть 3

Розга – наш путь к целостному мировоззрению!

В параграфе «Школа - производство человека массы» автор анализирует принципы, согласно которым действует современная «буржуазная школа», и, в очередной раз, пытается свести все это к вселенскому заговору. Оказывается, что:

Добуржуазная школа, основанная на христианской традиции, вышедшая из монастыря и унивеpситета, ставила задачей «воспитание личности» - личности, обращенной к Богу (шиpе - к идеалам). Для нового общества требовался манипулируемый человек массы, сформированный в мозаичной культуре. Чем отличается выросшая из богословия «университетская» школа от школы «мозаичной культуры»? Тем, что она на каждом своем уровне стремится дать целостный свод принципов бытия. Здесь видна связь университета с античной школой, которая особенно сильно выразилась в типе классической гимназии. Спор об этом типе школы, которая ориентировалась на фундаментальные дисциплины, гуманитарное знание и языки, идет давно. Нам много приходилось слышать попреков в адрес советской школы, которая была построена по типу гимназии - за то, что она дает «бесполезное в реальной жизни знание». Эти попреки - часть общемировой кампании, направленной на сокращение числа детей, воспитываемых в лоне «университетской культуры».

Автору следовало бы все-таки сначала внимательнее изучить то, что он идеализирует. Гуманисты, просветители, мыслители 18-19-х веков извели галлоны чернил на обличение школы, «основанной на христианской традиции». Но Сергей Георгиевич ничего этого не видит, он упорно стремится назад в пещеры и волочет за собой немало читателей.

Почему бы Кара-Мурзе не открыть Помяловского, «Очерки бурсы», и не почитать немного о милой «добуржуазной» школе. Ведь Сергей Георгиевич опять утверждает, но не доказывает. Надо взять программы нескольких «добуржуазных» школ и современных «буржуазных», сравнить их. Сравнить относительную эффективность обучения, методы, применяемые учителями (да и уровень подготовки учителей), то, КЕМ становились ученики после церковной школы и после «буржуазной».

Добрая «христианская» школа с помощью розог, тупой долбежки и прочих прелестей давала, видите ли, «целостный свод принципов бытия». А можно сказать по-другому: вдалбливала в головы учеников набор закосневших догм. Человек выходит из школы с «целостной картиной бытия» в голове, которая имеет весьма далекое отношение к реальности. Школа вбивает в его голову абстрактного бога (или не менее абстрактные «идеалы»), и с ними он идет в реальную жизнь, абсолютно к ней не подготовленным (если он, конечно, серьезно воспринял «бога и идеалы», что, кстати, бывает редко, чаще ученик просто становится лицемером).

Получается, что школа формирует не личность, а ходульное существо, самодовольное и ограниченное своим «целостным миропониманием». Лучшее доказательство преимущества так называемой «буржуазной школы» перед «добуржуазной» заключается в том количестве (и качестве) ученых, которых ей удалось подготовить. Думаю, бессмысленно это отрицать, достаточно сравнить количество открытий, совершенных в 19-20-х веках, с Средневековьем с его старыми, добрыми школами, «основанными на христианских традициях». Не стоит и забывать, что впервые в истории «буржуазная школа» стала массовой, и в этом ее громадная заслуга.

В действительности эти попреки - чистая демагогия. Задача школы, конечно, не в том, чтобы дать человеку навыки и информацию для решения частных практических задач, а в том, чтобы «наставить на путь». Те ученые и философы, которые заботились о жизнеспособности Запада, не уставали об этом предупреждать.

На какой путь? Может быть, на путь фашизма, верно? Почему автор упорно говорит или о достоинствах инструмента или о возможных последствиях его использования, но никогда обо всем этом в целом, одновременно? Видимо, ему мила эдакая, «тоталитарная», школа, воспитывающая «единообразных» граждан. Но единообразие ведет к гибели, единообразие – это рубка талантливых, тех, кто выделяется из общей массы. Понимание «пути» у всех разное, и школа может наставлять на него также по-разному.

Давайте тогда введем в современной школе уроки «закона Божия» и будем стричь всех под одну гребенку. А если ребенок не поддается влиянию – введем розги, ведь, главное, «наставить на путь», внушить детям свои, пропахшие нафталином, ценности.

Автор подметил верно: одна из главных задач школы – воспитать из ребенка личность. Но не путем навязывания ему «единственно верной» точки зрения, не методом наставления на «путь истинный». «Буржуазная школа» далека от идеала, очень далека. Говорить о ее недостатках можно очень долго, и многие из них верно подмечены Сергеем Георгиевичем. Но! Ни в коем случае нельзя видеть альтернативу ей в прошлом, среди тотального подавления личности в школах церковного типа, среди розог, тупых невежественных учителей, насильственной загрузки головы кучей ненужной, устаревшей информации.

Капиталистическая школа сделала громадный рывок вперед: она впервые стала массовой, она, в основном, отделила светское воспитание от религиозного, она, практически, отказалась от телесных наказаний, она большее внимания стала уделять гармоничному воспитанию личности (физическое + интеллектуальное), самоуправлению учеников, она допустила большую свободу в трактовке предлагаемого материала.

Это большие достижения по сравнению с «добуржуазной» школой, и глупо обращать свой взгляд в прошлое, надеясь в нем узреть альтернативу. Если бичуете недостатки современной школы – отлично, но не надо уподобляться луддитам и звать «разрушать машины».

И что значит:

Задача школы, конечно, не в том, чтобы дать человеку навыки и информацию для решения частных практических задач.

Может быть, автор хотел сказать: «не ТОЛЬКО в том»? Или он считает, что из школы должны выходить дебилы с просветленными лицами, которые не умеют ни считать, ни писать, ни читать, зато «наставлены на путь»?

Новое, буpжуазное общество нуждалось в школе для «фабpикации субъектов», котоpые должны были заполнить, как обезличенная pабочая сила, фабpики и контоpы. В этой школе Бог был заменен наукой, а в ум и даже в оpганизм ученика внедpялось новое, нужное для фабpики пpедставление о вpемени и пpостpанстве - pазделенных на маленькие, точные и контpолиpуемые кусочки.

Какой ужас, что «Бог был заменен наукой». Это, да, это необходимое условие для «фабрикации субъектов». Вот толпа религиозных фанатиков – это одухотворенные субъекты, не «обезличенные». А человек, который получает в школе научное представление о мире – это «масса», «плебс». Интересно, а как «в организм ученика внедрялось… представление о времени и пространстве»? Киберимплантанты? Очередной злодейский выпад «манипуляторов»? Чипы в голове?

Если на уроке астрономии во французской школе ученику говорят о Большом Взрыве, образовании галактик, происхождении планет и т.д. - это «маленькие, точные и контролируемые кусочки». Целостной картины нет, ведь ученик можем спросить: «А что было до этого?». И всю жизнь вот так вот мучиться от «незавершенной картины мироздания».

А в старой школе, «основанной на христианской традиции», на все вопросы есть ответ: «Бог создал». И не надо думать, в голове «целостная картина». А если усомнишься, то розги быстро наставят тебя на путь. Об этом мечтает Кара-Мурза?

В том-то и большая заслуга «буржуазной школы», что она ставит перед учениками вопросы и не всегда спешит на них отвечать. И из школы выходит человек не с «целостной картиной» в голове, к которой нечего ни прибавить ни убавить, а с сомнениями, с загадками и, если он талантлив и силен, с желанием их решить. Не все, конечно, так гладко, и буржуазная школа несет на себе сильный отпечаток общественного неравенства, и у нее огромное количество недостатков (в том числе сохранилось много пережитков «христианской» школы), но, что касается принципиального подхода, – он изменился в лучшую сторону.

На такие же контpолиpуемые частицы pазделялась масса самих учеников - всем укладом школы, системой оценок и пpемий, поощpяемой конкуpенцией. Школа, «фабpикующая субъектов», не давала человеку целостной системы знания, котоpая учит человека свободно и независимо мыслить.

Интересно, а что предлагает автор ВМЕСТО «системы оценок»? Или такой системы не было в других типах школ? В той же советской? Или системы оценок нет в университетах?

Автор противопоставляет «западной школе» - советскую. Да, во многом она была лучше, ну и говорите о ее конкретных достоинствах. Зачем пытаться искусственно связать советскую школу с «христианской»? Для подтверждения взятой с потолка теории о традиционных типах государств?

Если смотреть беспристрастно, получается, что советская школа точно также не учила «свободно и независимо мыслить», иначе как была осуществлена над жителями СССР такая «манипуляция», о которой столько пишет Кара-Мурза?

Сергей Георгиевич цитирует Ортегу-и-Гассета:

«Специалист служит нам как яpкий, конкpетный пpимеp «нового человека» и позволяет нам pазглядеть весь pадикализм его новизны... Его нельзя назвать обpазованным, так как он полный невежда во всем, что не входит в его специальность; он и не невежда, так как он все таки «человек науки» и знает в совеpшенстве свой кpохотный уголок вселенной. Мы должны были бы назвать его «ученым невеждой», и это очень сеpьезно, это значит, что во всех вопpосах, ему неизвестных, он поведет себя не как человек, незнакомый с делом, но с автоpитетом и амбицией, пpисущими знатоку и специалисту...»

Да, проблема «узких специалистов» в буржуазном обществе является довольно серьезной. Но далеко не такой однозначно-негативной, какой ее пытаются представить. Начнем с того, что «узкий специалист» овладевает главным – методикой, умением мыслить, решать поставленные перед ним вопросы. В данном случае не так уж важен бывает набор знаний, который можно пополнить в зависимости от поставленной задачи. Естественно, что человек, добившийся успеха в одной области, поняв «систему», приобретает самоуверенность и часто оправданную. Ведь, применяя «метод» в другой области деятельности, он часто быстро достигает успеха и в ней. Конечно, не всегда все так просто, проблема «узкой специализации» существует, и, на мой взгляд, совершенно справедливым является утверждения о том, что ребенка необходимо воспитывать гармоничной личностью и давать ему больший объем знаний, а не только то, что понадобится в будущей «узкой деятельности».

В этом отношении подход «буржуазной школы» довольно практичен: не тратятся лишнее время и ресурсы на то, чтобы «обременять» ученика «ненужной» информацией. Расчет идет на то, что тот, кому нужно, самостоятельно приобретет необходимые знания, а кому не нужно – то и не надо загружать. Думаю, что этот подход, несмотря на свою эффективность, себя не совсем оправдывает, и упреки автора во многом справедливы. Но не надо демонизировать «узкую специализацию», а объективно объяснить ее причину, ее достоинства и недостатки, а не огульно отрицать ее, считать ее зловредным изобретением «манипуляторов».

Далее автор говорит о «двух типах школ», о том, что «манипуляторы» выращивают себе смену, давая «избранным» детям университетское образование, и воспитывают «сильные, уважающие себя личности, спаянные коpпоpативным духом». Конечно, никаких конкретных примеров автор не приводит. Что за школы? Какие тайные знания в них дают? Можно ли ознакомиться с их школьными программами и сравнить с программами «обычной» школы? Дать статистику по трудоустройству выпускников таких школ?

Зачем опять искать следы деятельности злодеев там, где сидит обычный буржуа, который ЕСТЕСТВЕННО хочет дать своим детям лучшее образование? Разница в уровне преподавания в первую очередь заключается в ИМУЩЕСТВЕННОМ неравенстве. Частная школа с хорошо оплачиваемыми, квалифицированными учителями (а часто университетскими преподавателями), с хорошей материальной базой, естественно, даст лучшее образование, нежели стандартная госшкола. Уничтожьте эту разницу посредством выведения частного капитала из системы образования, и вам не понадобится искать «заговорщиков» там, где их нет и в помине.

Далее Кара-Мурза пишет о книге фpанцузских социологов обpазования К.Бодло и Р.Эстабль, отмечая при этом, что ее выводы актуальны и сегодня. Посмотрим, что из этого получилось:

О правоте Достоевского, или в чем виноват Лависс?

Еще Достоевский говорил, что надо доходить до последних вопросов. Это значит, надо сразу отвергать предложенную трактовку и начинать ставить вопросы самому, шаг за шагом углубляясь. Тогда быстро приходишь к той сути, от которой как раз тебя отводят пламенные защитники народа - как отводит летчик ракету от самолета, выпуская тепловую ловушку.

С.Г. Кара-Мурза «Манипуляция сознанием»

Кара-Мурза пишет:

Будучи продуктом Великой фpанцузской pеволюции, школа создавалась под лозунгами Свободы, Равенства и Бpатства. Якобинцы быстро разъяснили, что речь шла о pавенстве юpидических пpав, а не pеальных возможностей.

Ну, равенство юридических прав – это уже большой шаг вперед, мы об этом уже говорили. Предвзятой кажется однозначно-негативная оценка автором Великой французской революции, порушившей милую его сердцу монархию, сословность и школу с розгами и «законом божьим».

Интереснее дальше. Давайте проследим за совокупной работой мысли авторов учебника (в изложении Сергея Георгиевича) и Кара-Мурзы. Они утверждают, что «общая масса» учеников разделяется на 2 «коридора». И вот по каким принципам идет это разделение:

Далее автоpы показывают, какими способами пpоизводится pазделение массы школьников [1]. Первый механизм социального разделения - возраст. 63% детей рабочих и 73% детей сельскохозяйственных рабочих (против 23% детей из «хороших семей») на год или больше отстают от «нормального» возраста для перехода в школу второй ступени. Это усугубляется тем, что среди детей рабочих лишь треть успевает на «отлично» и «хорошо», против 62% у детей буржуа. Казалось бы, какое значение имеет в детстве разница в один-два года, потом наверстают. В СССР огромная масса людей пошла через вечерние школы и рабфаки, составила важную часть лучших кадров. Но нет, в западной школе возраст используется как критерий для дискриминации: ребенка отправляют во второй коридор школы, потому что он «слишком стаp, чтобы продолжать школу в своем классе»[2].

То, что дети рабочих на год или два отстают от «нормального возраста» для перехода в школу второй ступени, не УСУГУБЛЯЕТСЯ, а ОБУСЛАВЛИВАЕТСЯ их более низкой успеваемостью. Или Кара-Мурза думает, что возраст детям рабочих считают иначе, чем детям буржуа? Конечно, нет. Они отсеиваются из-за низких учебных показателей. Автор застревает здесь, видит за этим «уши манипуляторов» вместо того, чтобы задать вполне логичный следующий вопрос: «А почему они отстают?».

Отвечая на него, мы и приходим к необходимому объяснению: у детей рабочих ниже уровень жизни, у их родителей ниже уровень образования и ниже уровень культуры (который опять-таки объясняется худшими материальными возможностями, недостатком свободного времени). Дети буржуа имеют возможность заниматься с платными репетиторами. Их амбициозные родители воспитывают их как преемников, будущих руководителей своего бизнеса, или же как ученых, специалистов и т.д. Вне школы они живут в благополучной среде городского центра, их друзья, знакомые принадлежат к привилегированному слою. Их внешкольная среда закладывает в них стремление к успеху (это все не абсолютные правила, конечно же, а основные признаки).

В то время как дети рабочих, в общем-то, более склонны повторить путь своих родителей (как всякие дети), их окружает совершенно другая среда, они воспитываются чаще всего в условиях более низкой культуры, в их среде больше распространена преступность, наркомания, алкоголизм и т.д. Все это во многом обуславливается БОЛЕЕ НИЗКИМ МАТЕРИАЛЬНЫМ ПОЛОЖЕНИЕМ, той частью прибавочной стоимости, которая УКРАДЕНА буржуазией. Вот до чего надо доходить в своем анализе, а не скакать по верхам в поисках зловещих планов.

И достоинства советской системы образования во многом объясняются именно значительно меньшим социальным неравенством (хотя и тогда были школы, в которые ученики попадали в основном «по блату» и т.д.), отсутствием частного капитала в системе образования, его доступностью и бесплатностью.

Но и в советской системе существовали свои значительные недостатки, не надо и ее идеализировать, хотя отметить ее преимущества, конечно, необходимо. Не стоит забывать и о том, что многие дети рабочих САМИ не хотели получать среднего образования и шли в техникумы или на завод. И, кстати, с материальной точки зрения их выбор бывал обоснован: рабочий часто зарабатывал больше, нежели человек с высшим образованием, тот же медик или учитель. Это можно назвать перегибом в другую сторону.

Не надо забывать и о партийной бюрократии, которая, сосредоточив в своих руках РАСПРЕДЕЛЕНИЕ, сформировала новый класс, который также стремился к тому, чтобы дать свои детям лучшее по качеству образование. Все не совсем так просто, как хочется представить Кара-Мурзе.

И большая часть тех ужасов, о которых повествует автор, пересказывая французских социологов, обуславливается именно принципом распределения прибыли, на котором основано капиталистическое общество. Естественно, что неуспевающих не будут обучать по общей программе. Естественно, что программу для них упростят, раз они не справились со стандартной. Это, конечно, не есть хорошо, было бы правильнее стараться их подтянуть, но это наше мнение, а чиновникам в буржуазной стране это надо?

Автоpы показывают, что с самого возникновения «двойной» школы буpжуазного общества школа «втоpого коpидоpа» стpоилась как особый пpодукт культуpы. Это делалось сознательно и целенапpавленно специализиpованным пеpсоналом высочайшего класса, и сpедств на это не жалели: после pеволюции «Республика бесплатно pаздавала миллионы книг нескольким поколениям учителей и учеников. Эти книги стали скелетом новой системы обучения».

Ну вот, значит, то, что Республика уделила внимание образованию населения, да еще сделала это бесплатно, свидетельствует не об их искреннем намерении способствовать их развитию, а о злодейском плане. Доказательства вот такого уровня:

Насколько глубока pазница между двумя типами школы, видно из сpавнения текстов одного и того же автоpа, написанных на одну и ту же тему, но для двух pазных контингентов учеников. В книге пpиведены отpывки из истоpии Фpанции Лависса о пpавлении Людовика ХIV, в двух ваpиантах. Это пpосто потpясает. Один ваpиант - содеpжательное и диалектическое описание, заставляющее pазмышлять. Дpугой - пpимитивный штамп с дешевой моpалью, во многих утвеpждениях пpотивоpечащий пеpвому ваpианту. Пpосто не веpится, что это писал один и тот же автоp.

Вообще-то, было бы правильнее сказать о том, что Эрнест Лависс родился в 1842 году. А то у читателя возникает ощущение, что именно он писал учебники, после революции бесплатно розданные Республикой. Стоит также упомянуть о том, что он выступал против тяжести экзаменов в высшие учебные заведения Франции и был автором неплохих педагогических трудов. Было бы здорово, если бы автор привел нам примеры этих текстов или хотя бы дал на них ссылки, чтобы читатель сам мог сделать вывод. Ну, ладно, перейдем к сути.

Интересно, а Сергей Георгиевич считает, что один и тот же материал в учебнике для третьеклассника и для студента должен преподноситься одинаково? То есть и на природоведении, и на биологии должны говорить то же самое, не изменяя учебный материал в соответствии с уровнем подготовки обучаемого? Очень трудно человеку, читающему по слогам, полуграмотному крестьянину воспринять «содеpжательное и диалектическое описание, заставляющее pазмышлять». Что же, вообще не будем образовывать? Или попробуем постепенно поднять его на ступеньку выше? Подход Лависса, быть может, не совсем оправдан, но зачем сразу записывать его в манипуляторы? А по поводу противоречий, думаю, Сергей Георгиевич в этом отношении даст французскому историку большую фору:

Советский строй сделал огpомный шаг - поpвал с капиталистической школой как «фабpикой субъектов» и веpнулся к доиндустpиальной школе как «воспитанию личности», но уже не с религией как основой обучения, а с наукой. Он пpовозгласил пpинцип единой общеобpазовательной школы. Конечно, от пpовозглашения пpинципа до его полного воплощения далеко. Но важно, куда идти.

Теперь вспоминаем, что он писал до этого:

Будучи продуктом Великой фpанцузской pеволюции, школа создавалась под лозунгами Свободы, Равенства и Бpатства. Якобинцы быстро разъяснили, что речь шла о pавенстве юpидических пpав, а не pеальных возможностей.

То есть, когда мы говорим о ненавистных якобинцах, то

речь шла о pавенстве юpидических пpав, а не pеальных возможностей.

А когда о Советском Союзе, то:

Конечно, от пpовозглашения пpинципа до его полного воплощения далеко. Но важно, куда идти.

Когда о СССР, то положительно:

но уже не с религией как основой обучения, а с наукой

Когда о ненавистной буржуазии:

В этой школе Бог был заменен наукой,

Ну и стоит ли ругать за противоречия историка 19-го века? Или лучше обратить внимание на свое собственное творчество?

Повесть о том, как Ньютон Смиту взаймы давал, и что из этого вышло

Само по себе появление подобных рассуждений на страницах академического журнала - свидетельство моральной деградации нашей гуманитарной интеллигенции.

С.Г. Кара-Мурза «Манипуляция сознанием»

В параграфе «Наука как инструмент манипуляции сознанием» автор подвергает критике науку, проникновение ее в сферу идеологии, политики, общественной жизни. С некоторыми замечаниями автора можно согласиться. Но возникает вопрос, а где же другая сторона? Сергей Георгиевич нападет на идеологии, на их стремление опереться на плечо науки. Но разве это негативное явление? Это даже хорошо, когда какая-то идеология стремится встать на почву законов материального мира, а не витать в идеалистических облаках. Так есть почва для дискуссии, для борьбы идей. Так можно бить врага стоя на твердой земле материализма, фактов, научных выводов, зная, что он тоже стоит на этой почве, а не прячется за всякими туманными словесами, вроде «великорусского духа» и «божественной воли».

Стремление буржуазных идеологов к научному оправданию существующего положения вещей также не надо сразу записывать в разряд действий «манипуляторов». Это значит, что они разумно исходят из реалий окружающей действительности, когда подыскивают ей объяснение. Другое дело, что многое зависит от их субъективного миропонимания: если их вполне устраивает буржуазный общественный уклад, естественно, они будут его защищать (и часто вполне искренне).

Марксизм точно также объяснял современное ему положение вещей, опираясь на капиталистические реалии, он точно также стоял на современной ему научной почве. Но он делал совершенно другие выводы: он призывал не к ПРИМИРЕНИЮ с окружающей действительностью, а к ИЗМЕНЕНИЮ ее. Вот в чем состоит принципиальная разница. И Сергею Георгиевичу надо критиковать не само стремление какой-либо идеологии «опереться на науку» или объяснить окружающий мир исходя из его реалий, а именно выводы, которые делает та или иная идеология и действия, к которым она призывает.

Проблема современного марксизма во многом заключается в том, что он оторвался от изменившихся реалий окружающего мира, в том, что он сильно догматизирован, в том, что он не хочет признавать ошибки, которые были сделаны. Это отталкивает от него сторонников, которые вместе с водой выплескивают и ребенка, забывая о том, что марксизм является не суммой застывших догм и твердокаменных цитат из «отцов-основателей», а МЕТОДОМ. И необходимо применить этот метод к современности, модернизировав его, отказавшись от неверных выводов, но, не нивелируя его сути. Иначе можно скатиться в глубокую идеалистическую яму и нести оттуда чушь о «народном духе» и «национальном разуме».

Кара-Мурза обрушивается на ученых-экспертов. Да, да, они часто врут, они могут быть куплены, некомпетентны и т.д. Но на чьи выводы вы предлагаете ориентироваться? Шамана пригласить? Или монетку бросать? Откуда такая предвзятость в отношении экспертов, они ведь тоже люди, тоже могут ошибаться, вот, например, как Сергей Георгиевич:

Казалось бы, политики могли финансиpовать дополнительные эксперименты и потpебовать от ученых надежного выбоpа из столь pазных моделей. Но оказывается, что это в пpинципе невозможно. Задача по такой пpовеpке была сфоpмулиpована максимально пpостым обpазом: действительно ли увеличение pадиации на 150 миллиpентген увеличивает число мутаций у мышей на 0,5%? (Такое увеличение числа мутаций уже можно считать заметным воздействием на оpганизм). Математическое исследование этой задачи показало, что для надежной экспеpиментальной пpовеpки тpебуется 8 миллиаpдов мышей. Дpугими словами, экспеpиментальный выбоp моделей не возможен, и ни одно из основных пpедположений не может быть отвеpгнуто. Таким обpазом, в силу пpисущих самому научному методу огpаничений, наука не может заменить политическое pешение. И власть (или оппозиция) получает возможность мистификации проблемы под пpикpытием автоpитета науки. Это красноречиво выявилось в связи с катастрофой на Чернобыльской АЭС.

Видимо, Кара-Мурза просто переписал эти данные откуда-то, поверил цифрам без всякой проверки. А зря. Какое же это «заметное воздействие на организм», если для его выявления требуется 8 млрд. мышей? Получается, что оно практически незаметно, что можно не принимать его во внимание. Интересно, а для выявления естественной частоты мутаций у данной популяции, видимо, потребовалось в 200 раз меньшее кол-во мышей – «всего» 40 млн.? Посочувствуем бедным ученым. Видимо, всем им приходилось вместе со студентами дневать и ночевать в вивариях, в окружении десятков миллионов маленьких грызунов…

Можно пояснить подробнее. 0,5 процента – это 1/200 от 100 процентов, каковые являются ЕСТЕСТВЕННОЙ частотой мутации. Если для выявления 0,5 процентного изменения понадобится 8 млрд. мышей, то для выявления естественной частоты (от которой мы отталкиваемся, и которая составляет 100 процентов) понадобится в 200 раз меньшее кол-во мышей, то есть 40 млн.

На самом деле автор, видимо, опять просто перепутал цифры в своем стремлении показать, как ничтожная наука не в состоянии решить проблемы, которые ставит перед ними политика. А может быть, цифры были перепутаны каким-нибудь журналистом, яркие выдумки которого Сергей Георгиевич доверчиво принял за правду.

Кстати, стоит учитывать, что наука не является чем-то целостным, каким-то застывшим общим монументом. Это живая ткань, которую ткут живые люди, в ней существует множество разных школ, в ней существует борьба мнений, авторитетов (в том числе и ложных), она ошибается, падает, встает и идет дальше. И однозначно отвергать ее в целом так же неверно, как и однозначно принимать полностью все ее выводы.

Посмотрим, как дальше Сергей Георгиевич четвертует науку:

Из модели мироздания Ньютона, представившей мир как находящуюся в равновесии машину со всеми ее «сдержками и противовесами», прямо выводились либеральные концепции свобод, прав, разделения властей. «Переводом» этой модели на язык государственного и хозяйственного строительства были, например, Конституция США и политэкономическая теория Адама Смита (вплоть до того, что выражение «невидимая рука рынка» взято Смитом из ньютонианских текстов, только там это «невидимая рука» гравитации). Таким образом, и политический, и экономический порядок буржуазного общества прямо оправдывался законами Ньютона. Против науки не попрешь!

Абсолютно непонятно, почему самому Адаму Смиту, крупнейшему экономисту своего времени, Кара-Мурза отказывает в звании ученого (что понятно из контекста), а политэкономии – в научности? Непонятно, почему это экономический порядок буржуазного общества ОПРАВДЫВАЛСЯ, а не ОБЪЯСНЯЛСЯ. Что, и Адам Смит – манипулятор? Сергею Георгиевичу следовало бы знать, что Адам Смит является не только одним из основателей экономического либерализма (на тот момент передовой экономической теории). Ему принадлежит обоснование важнейшего положения (впрочем, не им первым выдвинутого) о том, что сущностью и природой всех богатств является ТРУД. Это сегодня для нас очевидно, а до Адама Смита большое влияние имела теория меркантилистов, которые были убеждены в том, что только деньги олицетворяют богатство государства, и в качестве одного из основных его источников видели торговлю c другими государствами. Они также поддерживали протекционистские идеи, в частности поддержание низкого уровня заработной платы за счет роста населения.

Необходимо отметить, что большое значение работам Адама Смита придавал Маркс. Можно сказать, что открытие прибавочной стоимости было возможным во многом благодаря трудам буржуазных политэкономистов, которые ИЗУЧАЛИ законы капиталистической экономики, и в которых Сергей Георгиевич видит «идеологов».

Стоит, кстати, вспомнить предупреждение Адама Смита, сделанное им в «Богатстве народов»:

«...хозяева всегда и повсеместно находятся в своего рода молчаливой, но постоянной и единообразной стачке с целью не повышать заработной платы рабочих выше ее существующего размера». (Антология экономической классики. Т. 1, стр. 135, 148)

Но этого Сергей Георгиевич, видимо, не читал или же пропускал, выдирая только то, что ему нужно… Вернемся к истории возникновения «буржуазной идеологии» в изложении Кара-Мурзы. Итак, пришел Ньютон и мир изменился:

Механицизм ньютоновской картины мира дал новую жизнь атомизму - учению о построении материи из механических неизменяемых и неделимых частиц. Но даже раньше, чем в естественные науки, атомизм вошел в идеологию, оправдав от имени науки то разделение человеческой общины, которое в религиозном плане произвела протестантская Реформация

То есть, прямиком из науки, пришел «атомизм» да взял и расколол единую человеческую средневековую общину. Феодалов, крестьян, священников, зажиточных горожан, нищих. Были они ЕДИНЫ, не было между ними никаких классовых противоречий, жили себе поживали, пока Ньютону на голову яблоко не упало… И:

Недавние рыцари, землепашцы и бродячие монахи Европы стали клерками, депутатами и рабочими у конвейера. Мир, бывший для человека Средневековья Храмом, стал Фабрикой - системой машин.

Какой ужас. Был такой замечательный Храм, крестьянин отдавал десятину церкви, феодал насиловал его невесту и забирал чуть не половину урожая, чума (наука в загоне) выкашивала города, инквизиция тысячами жгла ведьм, Европу сотрясали религиозные и обычные войны… Зато Храм, зато романтика. А посмотрите на Европу сейчас да сравните! Фабрики, оболваненная масса под управлением кучки манипуляторов. Тихий ужас.

Вместо того, чтобы, указывая на РЕАЛЬНЫЕ проблемы и противоречия капитализма, вести в БУДУЩЕЕ, автор упорно апеллирует к прошлому. Глубокую, аналитическую критику буржуазного общества автор заменяет вот этими грустными констатациями:

Школа и СМИ оказывались сильнее, нежели традиции, проповеди в церкви и сказки бабушки.

Впрочем, дальше, как всегда, интереснее:

Перенос биологических понятий в общество людей не в качестве метафор, а в качестве рабочих концепций, незаконен. Это - типичный процесс выведения идеологии из науки.

Видимо, идеологию надо высасывать из пальца или выводить из религиозных представлений о мире. Но ни в коем случае не опираться на науку! Перенос биологических концепций, оказывается, незаконен. То есть, если мы утверждаем право каждого на еду, апеллируя к биологической потребности человека в пище, – это незаконно. Инцест запрещается на государственном уровне, видимо, потому, что «это аморально», а не потому, что человечество на основе своего опыта вывело, что дети от таких браков чаще всего оказываются нежизнеспособны (отсюда и взялось, собственно, представление об «аморальности» инцеста). Но это «биология», «наука», вон из дома! Устройство общества видимо должно основываться исключительно на паре стишков о «мистическом русском разуме», пословицах и старых добрых традициях.

Автор набрасывается на Спенсера и «социал-дарвинизм», забывая, что эволюционная этика (наука, объясняющая свод морально-этических правил биологическими законами) с тех пор сделала большой шаг вперед. Что современная социобиология пытается дать (и небезуспешно) биологические обоснования не только эгоизму человека, не только правилу «человек человеку – волк», но и его альтруизму. Таким образом, и самопожертвование, и помощь слабым, и забота о старых трактуются как естественные биологические механизмы. Если один из ученых делает вывод о том, что в основе социального поведения человека лежат исключительно эгоистические мотивы и тем самым оправдывает (или объясняет) капиталистический строй, это еще не значит, что нужно зачеркивать ВСЕ данное научное направление или подвергать критике сам метод. Есть и другие крупные ученые, работающие в этом же направлении и приходящие к другим выводам. Для начала неплохо бы ознакомиться с их трудами.

Еще одно противоречие заключается в том, что сам автор забывает, как на протяжении всего своего труда он постоянно цитирует «выводы социологов», «выводы научного конгресса», пишет: «…как показали исследования ученых» и т.д. Сергей Георгиевич опять близоруко обрушивается на все явление В ЦЕЛОМ (в данном случае, это наука) вместо того, чтобы рассмотреть плюсы и минусы, подойти к проблеме диалектически, НАУЧНО.

И на всех этапах развития буржуазной идеологии, pазными способами создавался и укpеплялся миф о человеке экономическом - homo economicus, - котоpый создал pыночную экономику и счастлив в ней жить. Эта антpопологическая модель легитимиpовала pазpушение старого общества и установление нового очень специфического социального поpядка, пpи котоpом становится товаpом pабочая сила, и каждый человек пpевpащается в собственника и тоpговца.

Не на каждом этапе, сегодня практически невозможно найти ни одного крупного экономиста (кроме совсем уж озверевших «неолибералов»), который бы серьезно воспринимал «экономического человека» и полностью ассоциировал его с реальным потребителем, точно также, как никакой современный физик (ну, за исключением двоечника-старшеклассника), не будет искать в природе «идеальный газ». Так что стоит перенестись из времен Адама Смита в 21-ый век. И, кстати, превращение «рабочей силы в товар» было прогрессивными явлением по сравнению с тем временем, когда крестьянин сам являлся в чем-то товаром (напомню, что еще в 19-ом веке существовала работорговля и что не прошло и 150-и лет, как в России, было отменено крепостное право).

И опять Кара-Мурза пишет, что СОЗДАВАЛСЯ МИФ. Видимо, тот же Адам Смит СОЗДАВАЛ миф. Прекрасно знал о несостоятельности экономического либерализма, «невидимой руки», «экономического человека», все понимал и НАРОЧНО вводил в заблуждение.

Полезно вспомнить, что большое влияние на Дарвина оказали труды Мальтуса - идеологическое учение, объясняющее социальные бедствия, порожденные экономикой свободного предпринимательства. В начале XIX В. Мальтус в Англии был наиболее обсуждаемым автором и выражал «стиль мышления» того времени. Представив как необходимый закон общества борьбу за существование, в которой уничтожаются «бедные и неспособные» и выживают наиболее приспособленные, Мальтус дал Дарвину центральную метафору его теории эволюции - борьбу за существование. Научное понятие, приложенное к дикой природе, пришло из идеологии, оправдывающей поведение людей в обществе. А уже из биологии вернулось в идеологию, снабженное ярлыком научности. Вот это взаимопомощь!

Видимо, Сергей Георгиевич решил плотно пройтись по экономистам, впрочем, не изучив толком их трудов и имея самые смутные представления о выдвинутых ими теориях. Во-первых, не совсем правильно передано то, благодаря чему Мальтус и сегодня считается одним из крупнейших экономистов своего времени наряду с Рикардо (кстати, его другом). Видимо, однозначно отрицательное отношение к Мальтусу у Сергея Георгиевича сформировано благодаря марксизму, из которого он почему-то берет самое худшее и выбрасывает по-настоящему ценное.

Во-вторых, несмотря на то, что основные выводы Мальтуса оказались ошибочными, заслуживает внимания то, что он выдвинул в качестве одной из причин бедности (по Мальтусу это главная причина), а именно: непропорциональность темпа прироста населения по соотношению с темпом прироста жизненных благ. Во многом эта теория стала частью методической базы и Чарльза Дарвина, и Давида Риккардо, и что в этом плохого – абсолютно непонятно. Настоящий ученый должен уметь отделять зерна от плевел, можно совершенно не соглашаться с выводами, которые сделал тот или иной исследователь, но почему не вычленять в его деятельности действительно нужное и правильное?

Интересными и заслуживающими внимания представляются положения Мальтуса о роли «непроизводительных» классов в создании и реализации общественного продукта, о том, что кризисы перепроизводства могут быть не только частными, но и общими. Как признавался один из крупнейших ученых-экономистов 20-го века Дж. М. Кейнс, именно Мальтус вооружил его антикризисными идеями о факторах «эффективного спроса», роли промежуточных слоев общества в потреблении произведенного продукта и др.

Заимствование той или иной методической базы из одной области науки в другую – обычное дело, зачем эти возмущенные крики о «взаимопомощи»? И не надо упорно продолжать называть политэкономию – идеологией, да еще и придавая этому слову такую негативную окраску (хотя, конечно, экономическая наука, как и историческая, довольно тесно связана с политикой и, несомненно, испытывает значительное давление с ее стороны).

Далее автор упоминает, наконец-то, о других представителях «эволюционной этики», в частности о П. А. Кропоткине.

Главный тезис этой «немальтузианской» ветви дарвинизма, связанной прежде всего с именем П.А.Кропоткина, сводится к тому, что возможность выживания живых существ возрастает в той степени, в которой они адаптируются в гармоничной форме друг к другу и к окружающей среде. Не война всех против всех, а взаимопомощь!

Получается, что Кропоткину переносить биологические концепции можно, «законно», а вот всем другим нельзя, ибо их выводы не соответствуют субъективному восприятию автора, а значит – манипуляция!:

Манипуляция заключается в самом переносе механических или биологических понятий на человека как социальное существо.

Хуже того, автор невольно проводит мысль, что «очищение» «дарвинизма» произошло именно на лоне «русской культуры». Прежде, чем делать такие поспешные выводы, следовало бы подробнее ознакомиться с работами Р.Л. Триверса, Э. Уилсона, Ч. Ламсдена, М. Рьюза и некоторых других представителей современной социобилогии. Кстати, если уж говорить о «русской школе», почему бы не упомянуть о генетике В. П. Эфроимсоне, в частности его статье «Родословная альтруизма», в которой он пытается дать (впрочем, не очень успешно) генетическое обоснование альтруизму.

Автор доверчиво внимает Сахлинсу, который пишет (а может, и не пишет – Сергей Георгиевич порой очень неточен в цитатах), что, мол, то, что заложено в социобиологии, есть «занявшая глухую оборону идеология западного общества: гарантия его естественного порядка и утверждение ее неизбежности».

Что ж, посмотрим. Р. Л. Триверс, например, выдвинул концепцию, которая получила название «взаимного альтруизма». Причем здесь «человек человеку – волк»? А Ч. Ламсден, Э. Уилсон, М. Рьюз выдвинули концепцию «эпигенетических правил», попытавшись вырваться из узких рамок генетического детерминизма своих предшественников (Р. Докинза, У.Д. Гамильтона). Согласно этой концепции, и альтруизм, и кооперация обусловлены этими «эпигенетическими правилами», которые в свою очередь зависят от среды, в том числе и социальной. Где здесь Сахлинс (а за ним и Кара-Мурза) увидел оскал идеологии «западного индивидуализма», совершенно непонятно!

Далее автор пишет об интереснейшем эксперименте, поставленном западными учеными. Но! Заранее настраивает читателя на свой, «антизападный» лад:

Впечатляющим свидетельством того, до какой степени западный человек беззащитен перед авторитетом научного титула, стали социально-психологические экспеpименты, пpоведенные в 60-е годы в Йельском унивеpситете (США) - так называемые «экспеpименты Мильгpама».

Почему именно «западный человек»? Автору следовало бы внимательнее проверять приводимую им информацию. Степанов С.С., «Популярная психологическая энциклопедия», М., ”Эксмо”, 2005 г., с. 463.:

Аналогичные эксперименты, проведенные как в США, так и в других странах (Австралия, Иордания, Испания, Германия), позволили утверждать, что выявленная Милгрэмом закономерность носит универсальный характер.

Впрочем, сами результаты эксперимента довольно интересны и впечатляющи. Да, действительно, авторитет ученых сильно возрос за последние столетия (причем небезосновательно). С другой стороны, лучше все-таки подчинение авторитету ученого, нежели священника-инквизитора. Ученые обоснованнее вмешиваются в общественную жизнь, нежели это раньше делали церковники. Участники диалога ведут дискуссию не на уровне цитат из Библии, а пытаются подвести под свои утверждения какую-то доказательную базу, опираясь на данные материального мира. И далеко не всегда это вмешательство является негативным: например этот эксперимент провели именно ученые, так ведь? Так что, отметив негативность этого явления, нужно указать и на его прогрессивные стороны.

Цензура как движущая сила культуры

В параграфе «Цели, образ действия и место в культуре средств массовой информации» Сергей Георгиевич опять обрушивается на «свободу слова». И опять не рассматривает явления в целом, диалектически, с разных сторон, в их развитии, а погуще зачерпывает «белой» краски для изображения старой доброй «тоталитарной этики» и черной - для современной, «либеральной».

Интересно, как он трактует сам термин «свобода слова». В понимании Кара-Мурзы, свобода слова есть освобождение слова от «духовного содержания». В общепринятом понимании, вообще-то, под свободой слова понимается свобода высказывать свои мысли, в частности политические убеждения, не опасаясь преследований со стороны государства, власти, церкви и т.д.

Оказывается, что принятие «идеи гласности», было

культурной и духовной мутацией колоссального значения

Автор, видимо, не очень хорошо знаком с биологией, и вкладывает в понятие «мутации» однозначно негативный смысл. А напрасно, ведь мутация – это одна из основных движущих сил эволюции.

Вопрос свободы слова является одним из сложнейших и важнейших общественных вопросов. Ясно, что ПОЛНАЯ, абсолютная свобода слова пока невозможна. Ясно, что пропаганда взглядов, которые абсолютно не приемлемы для данного общества, будет пресекаться, и не всегда даже для этого понадобится поддержка государства. Причем проповедуемые взгляды могут нести положительный или негативный потенциал.

Ясно, что вывести ЕДИНЫЙ рецепт, создать эдакого общественного демона Максвелла, который будет пропускать «хорошее» и отсекать «плохое», невозможно. Трактовка «хорошего» и «плохого» у многих разная. Точно также, не всегда может работать метод решения большинством голосов.

Видимо, решение этой проблемы (хотя бы частичное) в каком-то разумном балансе между двумя крайностями – абсолютной свободой слова (каковой на практике нигде нет) и абсолютной НЕСВОБОДОЙ. Как попытаться приблизиться к такому балансу – это тема для большой работы, явно некорректным будет коснуться этой темы слегка. Но надо отметить, что позиция автора, с его бросанием в другую крайность, с его идеализацией «тоталитарной этики», также совершенно не приемлема.

Почему бы ему не попробовать приложить принцип подавления свободы слова (только уже буржуазным тоталитарным режимом) на себя и свою деятельность? Почему бы ему не вспомнить старого, доброго Аугусто Пиночета и его «тоталитарную этику» или милашку Пол Пота с его представлениями о том, что правильно, а что нет?

Автор уже доходит до того, что начинает считать цензуру тем, что «позволяет» писателям и художникам «творить», а, мол, без нее они ничего путного и создать не могут. Надо отметить, что в области культуры часто бывает неприемлемым выдавать какие-то готовые рецепты: сделай так и так и выдающихся художников народится груда. Мы с точностью НЕ ЗНАЕМ, КАКИЕ ФАКТОРЫ определяют рождение талантов, и печь гениев, как пирожки, еще, увы, не научились. Можно установить какую-то приблизительную зависимость между экономическим и культурным развитием общества и количеством талантов, но скорее в области науки, а не искусства.

И делать такие беспечные замечания о положительном влиянии цензуры на талантливость не стоит, есть масса обратных примеров, когда талантливейшие произведения создавались в отсутствии цензуры. Стоит вспомнить то, как цензурные запреты калечили стихи и прозу, и многие поколения читателей были лишены возможности ознакомиться с теми или иными замечательными произведениями или получали их исковерканными. Примеров тому, а тем более в области русской литературы, воз и маленькая тележка.

Ну вот, например, всем нам известное стихотворение Некрасова:

Вчерашний день, часу в шестом,
Зашел я на Сенную;
Там били женщину кнутом,
Крестьянку молодую.
Ни звука из ее груди,
Лишь бич свистал, играя…
И Музе я сказал: «Гляди!
Сестра твоя родная!»< ...>

Но, наверное, не все знают, что стихотворение это Некрасов напечатать не мог именно из-за цензуры, что оно 25 лет пролежало среди его бумаг, пока он не вписал его в альбом одной своей знакомой, а увидело оно свет 10 лет спустя, уже после смерти поэта. А сколько замечательных произведений из-за цензуры были искажены, да так, что мы до сих пор не можем их восстановить! По свидетельству Чернышевского, в некрасовском стихотворении «Размышление у парадного подъезда» строчка «Иль судеб повинуясь закону» была вставлена только по цензурным соображениям. Что на самом деле хотел сказать поэт? Неизвестно…

А ода Муравьеву-вешателю, которую вымучил из себя Некрасов, о которой он сожалел, как о самом позорном поступке в своей жизни? Ведь он пошел на это, только пытаясь спасти от закрытия журнал «Современник». Впрочем, это не помогло.

Это ОДИН поэт и это ТРИ случая. На самом деле только о взаимоотношениях Некрасова и цензуры можно было бы написать обширную монографию. А другие писатели, поэты, общественные деятели? А сталинская и постсталинская цензура? А прямые репрессии и физическое уничтожение неугодных? Да трудно найти хоть одного крупного общественного деятеля, писателя или поэта оппозиционного направления (хоть в царское, хоть в советское время), который не испытал бы не себе цензуру, арест или изгнание. Помогло это сохранению царской России или СССР?

Почему в сталинское время было запрещено замечательное произведение Джона Рида «Десять дней, которые потрясли мир»? Надо вам мнение об этой книге Ленина? Ради бога:

Прочитав с громаднейшим интересом и неослабевающим вниманием книгу Джона Рида: «Десять дней, которые потрясли весь мир», я от всей души рекомендую это сочинение рабочим всех стран. Эту книгу я желал бы видеть распространённой в миллионах экземпляров и перевёденной на все языки, так как она даёт правдивое и необыкновенно живо написанное изложение событий, столь важных для понимания того, что такое пролетарская революция, что такое диктатура пролетариата. Эти вопросы подвергаются в настоящее время широкому обсуждению, но прежде чем принять или отвергнуть эти идеи, необходимо понять всё значение принимаемого решения. Книга Джона Рида, без сомнения, поможет выяснить этот вопрос, который является основной проблемой мирового рабочего движения.

Н.Ленин

1920 г.

А было запрещено именно потому, что книга достаточно ПРАВДИВО рассказывала о революции и в ней не было ни слова о «руководящей роли» Сталина и т.д. Две основные фигуры: Ленин и Троцкий. В мифологию сталинского времени Джон Рид не укладывался. Вывод – запретить. Почему Кара-Мурза не пишет об этом? Не знает? Так надо узнать, а потом писать! Все люди, все ошибаются, но когда автор начинает подбирать только те «факты», которые укладываются в его мировоззрение…

Всем любителям ограничить свободу слова надо вначале немного ознакомиться с историей этого вопроса. Не ставить себя и свое мнение в центр вселенной, как единственно правильное, понимать, что развитие возможно только в условиях ДИКУССИИ, РАЗНООБРАЗИЯ ПОЗИЦИЙ.

Призрак манипуляции, или СМИ в разрезе

Теперь посмотрим, как автор подходит к интерпретации статистической информации:

С середины 80-х годов в США телевидение стало основным источником новостей для 62% американцев, газеты - для 56, радио для 13, журналы для 9, а прямое межличностное общение - только для 1% (сумма больше 100%, потому что можно было называть более одного источника, что еще больше снижает значение личного общения).

Впечатление производит? Да, и еще какое! Будем считать, что автор привел верные данные. Теперь попробуем понять, что в этом страшного? Во-первых, тут указан ОСНОВНОЙ ИСТОЧНИК. Теперь себе представим тех людей, для которых межличностное общение является ОСНОВНЫМ ИСТОЧНИКОМ НОВОСТЕЙ. Значит, этот человек ничего не смотрит, не читает, а слушает пересказы всего того же самого в изложении соседей, родственников или знакомых. Сидит эдакий старичок со слуховой трубкой в кресле-качалке… Или греется беспризорник у теплотрассы и слушает рассказы бывалого бомжа. Ну, было бы их больше, ну и что? Это было бы хорошо? Непонятно, к чему автор приводит все эти данные и чему тут удивляться.

А как еще человек может получить, например, информацию о войне в Ираке? Найти того, кто там побывал, расспросить и сделать выводы? Чем раньше-то было лучше, ДО распространения телевидения и газет, например, в Средневековье, когда основным источником информации служили слухи и сплетни «заезжих людей»? Сегодня человек, во всяком случае, может выбирать СМИ, получать какие-то основные факты и их по-своему интерпретировать (не все же бездумно проглатывают мнение телеведущего).

Автор, походя, высказывает интересную мысль:

Таким образом, из процесса получения информации исключается диалог, который создает важнейшую защиту против манипуляции сознанием. Получатели сообщений превращаются в толпу в том смысле, что они могут лишь пассивно воспринимать сигналы от «коммуникатора-суггестора».

Мысль эта интересна не «суггесторами», «толпами» и пр., а именно понятием «диалог». Почему автор не видит, что тот же самый Интернет построен именно на диалоге, на интерактивности? Почему он с тоской смотрит в прошлое, но не замечает, как под носом растет альтернатива стандартным СМИ? Ты прочитал новость – ты можешь тут же ее обсудить, выслушать разные мнения, поделиться своими. Вот тебе и «диалог», вот тебе и «межличностное общение». А если учесть, что в Интернете каждый «сам себе СМИ», то перспективы этой новой платформы распространения информации внушают большие надежды.

И такая демонизация силы «стандартных» СМИ совершенно неуместна:

А.Моль пишет о СМИ: «Они фактически контролируют всю нашу культуру, пропуская ее через свои фильтры, выделяют отдельные элементы из общей массы культурных явлений и придают им особый вес, повышают ценность одной идеи, обесценивают другую, поляризуют таким образом все поле культуры. То, что не попало в каналы массовой коммуникации, в наше время почти не оказывает влияния на развитие общества». Таким образом, современный человек не может уклониться от воздействия СМИ (под культурой А.Моль понимает все стороны организации общественной жизни, которые не даны природой в первозданном виде).

Можно месяцами «раскручивать» определенный бездарный роман или бездарного автора по ТВ, добиться повышения продаж его книг (собственно, так и создается «массовая культура») и т. д., но если автор того не стоит, его произведения скоро будут забыты. Из бездарной поделки можно выжать коммерческую выгоду (да и то не из всякой, сила рекламы не безгранична), но дать ей «пропуск в бессмертие» - невозможно. Так что «все поле» культуры СМИ не контролируется. И абсолютно безответственным является заявление о том, что «…то, что не попало в каналы массовой коммуникации, в наше время почти не оказывает влияния на развитие общества».

Так, например, кому из современников были известны труды Ленина? Очень УЗКОМУ кругу людей. В процентном соотношении просто катастрофически малому. В царские средства массовой коммуникации эти работы не попадали. Но кто сегодня будет отрицать их влияние?

Сам же Сергей Георгиевич заявлял о том, что Солженицын сделал много для разрушения СССР. Можно согласиться с этим, можно не согласиться, но, по логике автора, получается, что и без средств «массовой коммуникации» возможно «влиять на развитие общества».

Призма авторского восприятия (везде манипуляторы!) сильно искажает и его взгляд на какие-то исторические события:

Одно из важнейших правил манипуляции сознанием гласит, что успех зависит от того, насколько полно удалось изолировать адресата от постороннего влияния. Идеальной ситуацией для этого была бы тотальность воздействия - полное отсутствие альтернативных, неконтролируемых источников информации и мнения. Манипуляция несовместима с диалогом и общественными дебатами. Поэтому перестройка в СССР стала беспрецедентной по эффективности программой манипуляции - все средства массовой информации были в руках одного центра и подчинялись единой программе (тоталитарность контроля за прессой в годы перестройки была несравненно полнее, нежели в «годы застоя»).

Вообще ничего непонятно. Как раз таки во время перестройки стали популярны всяческие общественные дебаты и диалоги. И мнение высказывались самые разные. Просто какие-то хотели слушать, какие-то нет. Чаще всего говорилось то, что люди ХОТЕЛИ услышать. И кстати, много говорилось справедливого и верного, другое дело, что из этого часто делали неверные выводы. И почему «тоталитарность» контроля за прессой была полнее в годы перестройки, чем в «застой»?

Автор не объясняет единство позиций СМИ в годы перестройки единством ЭКОНОМИЧЕСКИХ интересов зарождающейся буржуазии и зарождающейся буржуазной интеллигенции, увлекающей за собой значительную часть общества. Он объясняет это ЗАГОВОРОМ. Это то же самое, что объяснять появление пара заговором воды и огня (как, первобытные шаманы) вместо того, чтобы обратить внимание на уже открытые ЕСТЕСТВЕННЫЕ физические законы. Общество развивается по своим законам, которые, конечно, не так очевидны, как физические или химические, но эта неочевидность еще не отменяет их действия.

Позиция поиска ЗАГОВОРА и позиция изучения законов, по которым живет и развивается общество, противоположны и по методу, и по выводам. Искатели «черных кошек» не способны призвать к каким-то действиям (даже если они пишут обратное), потому что в их изощренном, полупараноидальном мире дьяволами-манипуляторами схвачено абсолютно ВСЕ. И все действия, направленные на противодействие им, будут просчитаны, нивелированы, пресечены. Логика такая (даже если не внешняя, так на уровне внутренних ощущений): если уж злодеи западные манипуляторы смогли развалить СССР с его мощной идеологией, КГБ, закрытыми границами, государственным контролем над СМИ и т.д., то что уж делать нам, бедным маленьким «патриотам»? Только «залить уши воском» и «думать», что же еще остается. Или самим организовать «тайное общество» и пытаться освоить «технологию манипуляции» для благих целей.

Но если учесть, что «СМИ решают все», а СМИ в «руках врагов», тогда и сделать ничего не получится. Все, конец света, апокалипсис. Тупик. Ну что вот можно сделать, если перед вами выстраивается такая мрачная картина мира:

Ясно, что в классовом обществе господствующий класс включает в себя прямых владельцев большей части СМИ и осуществляет экономический контроль над остатком. Для правдоподобия наличия свободы слова оставляется небольшой сектор рынка для оппозиционной печати, которую обычно удается зажать в узкие рамки. Как уже было сказано, ей разрешается ругаться последними словами, но не выстраивать целостное, когерентное представление о реальности. Авторы, которые занимаются такой работой, почему-то быстро перестают публиковаться.

Кстати, Сергей Георгиевич, кажется, не перестал публиковаться, напротив, его тиражи растут. Значит, либо у нас в России построена мечта коммунистов – бесклассовое общество, либо он не выстраивает «целостное, когерентное представление о реальности». Одно из двух, если следовать логике Кара-Мурзы.

Зачем так односторонне воспринимать действительность, пусть и буржуазную? В США выходят фильмы, книги, статьи с довольно резкой критикой позиций властей, американской политики, тех же американских СМИ. Все они, видимо, не «целостные и не когерентные». А манипуляторы (все сплошь гении!) имеют ЦЕЛОСТНОЕ, КОГЕРЕНТНОЕ представление, ВСЕ ПОНИМАЮТ, и, эдакие демоны, ВСЕ контролируют. Как увидят талантливого и «когерентного», так сразу его перестают публиковать. И некуда податься, и некуда бежать. Обычная человеческая глупость, корыстные интересы, некомпетентность и пр. выдаются за тонкую и умную игру «манипуляторов». При таком представлении о реальности, действительно, только в Средневековье осталось сбежать.

Причем во многом автор прав, он приводит много интереснейших фактов, но поражает их интерпретация! Когда он возмущается тем, что буржуазная пресса уделяет непропорционально мало внимания убийствам священников, сотрудничавших с латиноамериканскими партизанами, он видит в этом исключительно МАНИПУЛЯЦИЮ. Как будто буржуазные СМИ, которые живут за счет рекламы, ДОЛЖНЫ шибко сочувствовать священникам, поддерживающим промарксистскую РВСКА-АН (колумбийские партизаны). Сам факт, что об этом пишут, да еще с симпатией к убитым священникам, говорит о том, что в тех же капиталистических СМИ есть люди, менее (или вообще не) склонные к защите классовой позиции буржуазии (во всяком случае колумбийской).

Когда осенью перелётные птицы тянутся на юг, это не значит, что ими управляет «манипулятор». Это значит, что действуют естественные биологические законы. Точно также, когда большая часть СМИ вдруг начинают петь «одну песню», это еще не значит, что ими всеми кто-то управляет. Это значит, что их интересы по ключевым позициям СОВПАДАЮТ и во многом ОПРЕДЕЛЯЮТ их отношение к какой-то теме, к какому-то событию.

После 11 сентября американские СМИ не пели хвалебную песнь «храбрым воинам ислама» не потому, что им по факсу пришел приказ от Буша или невидимого «серого кардинала». А потому, что они или искренне не хотели этого делать (да и только не вполне вменяемый человек может такого захотеть, надо сказать), или понимали – разорвут на части. И не невидимые манипуляторы, а соседи по подъезду. В той же Европе, несмотря на провозглашение свободы слова, митинги нацистов все-таки порой приходится охранять цепью полицейских – могут побить. Причем не прохожих, а самих нацистов.

Конечно, «целенаправленный пиар» полностью исключать нельзя. Но как это делается? Известно, что такая-то, такая-то газета «продажная» (а таких громадное большинство). Приходит туда представитель той или иной политической партии, проплачивает определенную сумму, и газета «честно» «пиарит» нужного человечка. Что, кстати, не исключает появления в ней статей честных журналистов, если они не задевают проплаченную тему. Яркий пример (хотя и устаревший) - газета «Завтра» и ее пиар «Родины».

Но что, на каждую тему найдется заказчик? Конечно, нет. Газета живет за счет рекламы, идущей от КАПИТАЛИСТОВ, и будет, В ОСНОВНОМ, защищать их интересы. Ничего странного в более-менее ЕДИНОЙ их позиции по вопросам общественного строя нет.

А что касается массового пиара, например, во время президентских кампаний: во-первых, «покупается» больше СМИ, во-вторых, сами хозяева газет смотрят, кто их больше устраивает, а в-третьих, так ведь сам Сергей Георгиевич приводил пример:

Пригласили меня перед выборами в Думу 1995 г. на круглый стол «Культура, образование, наука» Общественной палаты при Президенте РФ. Видно, плюрализмом решили тряхнуть. Собрался цвет «демократов от культуры», послушать было интересно. Начальница Палаты, драматург, поставила вопрос по-шекспировски: «Если на выборах победят коммунисты, Зюганов, то всех нас поставят к стенке. Хоть это вы все понимаете?». Все закивали головами. Да, это они понимают.

Эту их позицию автор объяснял иррациональным страхом. А следовало бы объяснить ее классовыми интересами. Буржуазная интеллигенция живет за счет оплаты ее услуг БУРЖУАЗИЕЙ. Её это устраивает (мы, опять же, говорим о большинстве, исключения есть и их немало). Несмотря на то, что страх перед Зюгановым, действительно, выглядит смешно, но понять их можно. В их тогдашнем представлении КПРФ – это экспроприация личного имущества, лишение доходов, да еще и «месть за предательство». Почему сам автор этого не видит, а придумывает «иррациональные» объяснения? Обычное, естественное осознание (или «прочувствование») классовых интересов (которые часто принимаются их носителями за ВСЕОБЩИЕ интересы).

Или вот еще один пример от автора, за которым он видит иррациональный страх:

Помимо либеральной интеллигенции на время такой страх овладевал и частью наших «предпринимателей» (впрочем, сильно связанных с интеллигенцией). Когда ГКЧП устроил свой страшный «военный переворот», то уже утром 19 августа жителям Москвы стало ясно, что ни стрелять, ни давить танками военные никого не будут. А после пресс-конференции «хунты» с полной очевидностью выяснилось, что мы - зрители большого спектакля. Тогда назавтра к «Белому дому» было созвано «ополчение» из демократов. Какие же чувства испытывали «ополченцы»?

«Известия» писали: «Многие обратили внимание на то, что в рядах ополченцев немало предпринимателей. Тех самых, чьему бизнесу обещал не мешать Геннадий Янаев во время фарсовой пресс-конференции 19 августа. Из коротких интервью с биржевиками, менеджерами совместных и малых предприятий, акционерных обществ, коммерческих банков становилось понятно, что привело их сюда, что заставило взять в руки стальные пруться, палки, кирпичи. В «программе» самозванного ГКЧП они увидели не только конец демократическим свободам, но и собственный конец».

Что тут иррационального? Буржуазия испугалась за свой кошелек, обычное дело. Какой собственник не будет бояться за свою собственность (исключения редки)? А Сергей Георгиевич усматривает в этом какую-то ИРРАЦИОНАЛЬНОСТЬ, да еще ЗАПАДНУЮ, да еще и МАНИПУЛЯЦИЮ СВЕРХУ. Чем угодно объясняет автор очевидные явления, лишь бы ни слова о «классах», ни слова о «классовой борьбе». Сила, мол, в единстве против Запада, долой капитализм, даешь пещеры. Ответить на это можно, процитировав Ленина, а вернее то, как он перефразировал известную английскую поговорку: «Прежде чем объединиться, надо полностью и окончательно размежеваться». Надо понять, что основой для объединения могут быть только КЛАССОВЫЕ интересы, а не НАЦИОНАЛЬНЫЕ. Вот что необходимо осознать, не абсолютизируя классовую теорию, не допуская перегибов большевиков, но и не нивелируя ее сущность.

Интересно в работе Кара-Мурзы то, что он порой сам дает вполне здравые объяснения чему-то, но очень быстро об этом забывает и продолжает «работать» в рамках своей «основной теории». Хорошо показав, как самостоятельно распространяется по газетам какая-то сенсационная информация, он снова об этом забывает и опять твердит о «манипуляции». Упомянув где-нибудь коротенько о классовых интересах, об экономической зависимости буржуазных СМИ от капиталистов, опять впадает в ошибку и начинает поражать читателя масштабами «манипуляций». Показывая, как люди склонны ошибочно трактовать ту или иную информацию, он почему-то считает это склонностью «конечных потребителей», но никак не тех, кто сам распространяет информацию (впрочем, временами он одумывается, вводя термин «вторичных манипуляторов», но потом снова впадает в поиск «заговорщиков»).

Какие газеты лучше не читать до обеда?

Отдел «Манипулятивная семантика: изменение смысла слов и понятий» параграфа «Средства массовой информации: манипулятивная семантика и риторика» (ух, как сложно!) порадовал. Автору идет, когда он спокойно приводит факты, не пытается абсолютизировать то или иное явление, не выдвигает необоснованных теоретических построений, не пытается поразить сознание читателя яркими, парадоксальными случаями, запихивая их в прокрустово ложе «манипуляции».

Конечно же, на пользу делу пошло бы, если бы автор анализировал СМИ не только «прогнившего Запада», но да ладно, такого рода технические методы читатель сможет обнаружить и самостоятельно, если обратит внимание на СМИ так называемого «традиционного общества».

А вот как Сергей Георгиевич доказывает свои взгляды:

Многократное и настойчивое повторение в СМИ одних и тех же слов, фраз и образов сразу бросалось в глаза, когда из СССР человек попадал на Запад.

Будто бы в СССР не использовались набившие оскомину обороты, фразы и образы. Даже примеров приводить не буду, кому надо – пусть сам открывает газеты и читает новости об урожаях посевных, перевыполнении плана и пр. и пр. Бездарность и «газетный формат» - это болезнь практически любых массовых СМИ (с образцами советских газет вы можете ознакомиться здесь ). С другой стороны, и в советских и в западных СМИ можно было встретить достаточно умные и яркие статьи.

Вообще же, этот параграф, посвященный именно технологиям, довольно интересен. Даже в одном моменте у автора прорывается намек на классовое сознание:

СМИ «конструируют» внешне хаотический поток сообщений таким образом, чтобы создать у читателя или зрителя нужный их владельцам (шире - господствующему классу) ложный образ реальности. Критерии отбора сообщений опираются на достаточно развитые теории и математический аппарат. Для каждого сообщения оценивается уровень трудности и дистанция до индивидуума (при этих расчетах в СМИ различают 4-5 слоев глубины психики человека, на которые должны воздействовать сообщения). Из этих данных сообщению присваивается ранг значимости, исходя из которого формируется газета или программа новостей. Опытные редакторы, конечно, расчетов не ведут, они владеют этими методами интуитивно (но главное, они точно улавливают сигналы, идущие от «хозяев»).

Вот-вот, улавливают. И не ведут расчетов. Вот ЭТО важно понять. Буржуазная интеллигенция чаще всего именно УЛАВЛИВАЕТ классовые интересы буржуазии, часто бессознательно, и делает это потому, что эти интересы у них, в основном, СОВПАДАЮТ.

Телевидение создает мощный и очень символичный образ этого времени: вчера сенсационной темой была Сомали, сегодня о Сомали вообще не упоминают; если взорвется Россия, к чему, похоже, идет дело, то поговорят два дня о России, а потом забудут о ней. Сегодня ничему не придается действительно высокого смысла, это вечное настоящее представляет собой суп-пюре, в котором все растерто и доведено до одного и того же уровня важности и смысла».

Почему это происходит? Потому что публике НАДОЕДАЕТ эта тема. Падают рейтинги, публика хочет НОВОГО, это новое ей и подается, на тарелочке. Прямая экономическая выгода, а не заговор. Вот это надо БИЧЕВАТЬ, вот куда ЦЕЛИТЬ. Ситуация похожа на вот что: какой-то чиновник – вор, и его надо сместить. А мы говорим, что он не вор, а гомосексуалист, и тоже предлагаем его сместить. Вроде бы, какая разница? А очень большая. То, что он гомосексуалист – прямого отношения к его государственной деятельности не имеет. Пусть в глазах общественности это отвратительно, но это не повод смещать его, если он честный человек. А вот то, что он – вор, это принципиально важно, и необходимо акцентировать внимание именно на этом факте.

Обвинять буржуазию можно во всех грехах. Но если не говорить о главном – о ее роли в изъятии прибавочной стоимости, о ее роли в распределении общественного продукта – мы никуда далеко не уйдем.

Рассуждения типа: «Пусть буржуазия такая-сякая, но наша, русская, мы вместе против Запада», – являются глубоко ошибочными. Мы не вместе. Угнетенным плохо, в основном, не из-за Запада, который не является чем-то единым. А именно потому, что НАШ олигарх уворовывает ОБЩУЮ нефть, содержа при этом массу наемных управляющих, прессу и пр. Плохо именно потому, что НАШ фабрикант ВОРУЕТ прибавочную стоимость у рабочих. Именно потому, что НАШ чиновничий аппарат помогает и потворствует этому, получая свою долю прибыли и крадя бюджетные, ОБЩИЕ деньги. Интересы рабочих, бедных наемных служащих, им сочувствующих интеллигентов любых национальностей, любых стран – общие. Точно так же, как общими являются интересы буржуазии разных стран (когда дело касается противоборству интересам угнетенных). И надо это чётко и ясно осознавать, выстраивая линию противостояния, неся идеи в массы.

Остановим заэкранных наркобаронов!

В главе «Телевидение» автор приравнивает телевидение к наркотикам и приводит множество ярких примеров того, как в капиталистическом обществе эфирное время, телевизионная информация становятся товаром. Надо сказать, что проводить аналогии с наркотическими средствами и на основании этого требовать всестороннего контроля за телевидением со стороны государства, не совсем верно. Проблема намного шире и глубже, чем это представляется автору. Так, например, многие недостатки телевидения объясняются природой его отношений с обществом, его коммерческим характером.

Но на примере советского телевидения мы можем видеть, что и всесторонний контроль государства не является панацеей. Задуматься стоит не над тем, что лучше – контроль над телевидением государства или коммерческих структур. Задуматься стоит над тем, каким образом осуществить народный контроль над ним, контроль демократический. Как осуществить свободу ВЫБОРА? Предоставить конечному потребителю право выбирать между чисто государственным телевидением, телевидением, программа вещания которого определяется, например, интернет-голосованием, и чисто коммерческим ТВ? Впрочем, пока это все утопические предположения. Ясно одно, что ни политика тотального контроля со стороны государства, ни политика полной буржуазной свободы не подходят для регулирования деятельности такой важнейшей области СМИ, как телевидение.

Кстати, сам автор приводит данные, на основании которых можно сделать вывод (он, впрочем, его не делает) о том, что влияние телевидение снижается:

К концу 90-х годов привязанность американцев, особенно детей, несколько снизилась, но остается очень высокой (дети США проводят у телевизора в среднем 21 час 38 мин в неделю).

А вот такого рода умственные построения неточно отражают суть происходящих явлений:

Государство обязано, защищая свободу потребителя, накладывать на этот рынок ограничения, попросту говоря, цензуру. Если оно этого не делает, то оно по какой-то причине становится соучастником одной стороны, что, по определению, является коррупцией. Обычно суть этой коррупции в том, что ТВ «платит» государству своей поддержкой с помощью доступной ему манипуляции общественным сознанием.

Это хорошо, когда в идеале эдакое мудрое, замечательное государство использует цензуру, вырезая из телеэфира рекламу и порнографию, глупые сериалы и идиотов-ведущих, а взамен дает населению перлы культуры и научно-познавательные телепередачи. Но на самом деле-то происходит не совсем так. Да, советское телевидение по многим параметрам превосходило буржуазное, в частности по интеллектуальности, культурному уровню, уровню научно-технических передач (то есть в области более-менее «нейтральных тем»).

Но там, где дело касалось именно политических, некоторых исторических тем, когда речь шла о многочисленных общественных проблемах, телевидение многое замалчивало, и пространство для дискуссий и свободы мнений оставалось крайне узким. Контроль со стороны государства совсем не исключал ни управляемости тележурналистов, ни их бездарности (скорее наоборот). Прошу заметить, что современное российское телевидение, особенно в самой его отвратительной форме начала 90-х, прямиком вышло из телевидения советского, в котором, в общем-то, разрешалось иметь собственное мнение только, если оно укладывалось в определенные идеологические рамки. Таким образом, независимый, свободно мыслящий журналист должен был «прогнуться», «принять условия игры». А приняв единожды правило «применительно к подлости», уже совсем не трудно и в дальнейшем при смене линии менять направление своих передач. Наблюдателями чего мы и были.

Кстати, на продажном российском ТВ тому же Сергею Георгиевичу все-таки нет-нет да и предоставляют эфирное время. А попробовал бы он вылезти на советское телевидение со своими «традиционными типами общества» и «критикой» марксизма.

Надо помнить то, что даже, когда совершенно правильные вещи НАВЯЗЫВАЮТСЯ сверху в отсутствии альтернативы, они часто вызывают отторжение. Если вы предлагаете людям рай, надо непременно дать реальный альтернативный ад. Тогда появятся какие-то критерии, по которым можно понять, что рай – это рай.

И стоит учесть, что и государственное телевидение в присутствии альтернативных каналов вещания будет вынуждено существовать в условиях конкуренции, критики, дискуссии и, волей-неволей, повышать качество своих передач, допускать большую свободу мнений.

Ошибка Сергея Георгиевича заключается в том, что он видит альтернативу в прошлом, забывая о том, что оно было полно ДРУГИХ недостатков. А выбирать из двух зол меньшее можно до бесконечности. Нужно ориентироваться не на «меньшее зло», а искать новые ЛУЧШИЕ варианты. Которые, несомненно, возможны.

Рассуждения Кара-Мурзы о «коррупции» во многом спекулятивны. Коррупция, как и плата за нее, возникает там, где нарушается ЗАКОНОДАТЕЛЬСТВО, а не внутренние понятия автора о том, «как должно быть». «Государство должно контролировать телевидение», а раз оно этого не делает, то, значит, «куплено». Но закона соответствующего, касающегося именно телевидения, нет? Нет. Значит в рамках буржуазного права нет и правонарушения, а следовательно, нет и «коррупции». Несомненно, в капиталистическом обществе телевидение часто оказывает поддержку государству как защитнику их общих буржуазных интересов, но значительно меньшую, чем, например, советское. Не стоит забывать и о том, что нередко оно подвергает довольно жесткой критике и отдельные аспекты жизни в этом государстве, а порой сами его устои. И, напротив, государственный контроль тоже может быть разным, его может осуществлять какой-нибудь Пиночет.

Сергей Георгиевич вполне справедливо говорит об «общественном контроле» за ТВ. Но забывает о том, что «государственный контроль» и «общественный контроль» это совсем не одно и то же. Государство, как правило, в большей степени (но не полностью) контролируется представителями «правящего класса»: либо того, который владеет средствами производства (буржуазное общество), либо сосредоточившего в своих руках основные функции распределения («социалистические страны»).

Общество же осуществляет пассивный «общественный контроль», пользуясь правом НЕ смотреть телевизор или смотреть определенные каналы. Дело в том, каким образом сделать этот контроль АКТИВНЫМ, привлечь общество к прямому участию в формировании программы, хотя бы части каналов. Кстати, одним из примеров «общественного контроля» является такой замечательный Интернет-проект, как «Википедия» (http://ru.wikipedia.org/wiki/).

Вот в каком направлении надо двигаться, а не призывать опять сделать все телевидение государственным и «скучным»:

«Скучное» ТВ (каким и было оно в советское время) тем и хоpошо, что человек потpебляет его не больше, чем ему действительно надо для получения инфоpмации, знаний или pазвлечения.

А кто знает, сколько ему действительно надо? Не информационным ли голодом было вызвано такое чрезмерное доверие населения к средствам ТВ в конце 80-х начале 90-х? Не тоской ли по правде и накопившейся ненавистью к «слушали-постановили»? И что, Сергей Георгиевич опять предлагает повторить то же самое?

Еще одна проблема заключается в том, что автор пытается изобразить дело так: люди сами страдают от ТВ, сознают его вредоносность и надо их силой «избавить» от наркотика. Если бы все было так просто. Человеку-то часто НРАВЯТСЯ боевики. Домохозяйки обожают сериалы (да и не всегда это бывает так плохо). Попробуйте их НАСИЛЬНО переключить на «скучное», но «правильное» советское ТВ. Важно дать АЛЬТЕРНАТИВУ. Чтобы на каком-то канале человек (ну, пока он такой несовершенный, что сделаешь?) мог удовлетворить свою потребность к «низкому жанру», на каком-то приобщиться к «высоким ценностям», где-то получить «официальную точку зрения», где-то выслушать «альтернативную».

Хотя, повторюсь, многими этими чертами (включая контроль общественности) обладает Интернет, который чем дальше, тем больше будет вытеснять (во всяком случае в «развитых» странах) стандартное телевидение.

Насилие на экране и в жизни

В параграфе «Телевидение как технология разрушения сознания» автор трактует современное телевидение и его работников следующим образом:

Так небольшая профессиональная группа - творческие работники телевидения превращаются в организацию, в особую спецслужбу, ведущую войну против сознания и мышления всей массы своих соотечественников.

Здесь автор уже привычно подпадает под влияние своих же теорий. Что значит «всей массы своих соотечественников»? Какая «масса»? Рабочий и учитель в этой «массе» получаются плотно спрессоваными в одно целое и с капиталистами, и с чиновниками, и с буржуазной интеллигенцией, и вообще со всеми теми, кто живет эксплуатацией или доходами с нее. Это ошибка, но мы о ней уже достаточно много говорили.

И «войну» они ведут, в первую очередь, за свой собственный карман. Говорят чаще всего то, что им прикажет руководство канала, которое озабочено не тем, как бы им побыстрее «угробить Россию» по заказу «американцев», а своей собственной прибылью, своими рейтингам. В том-то и дело, что стремление к извлечению ПРИБЫЛИ сегодня вступает в непримиримое противоречие с развитием производительных, культурных и других сил общества. Вот в чем причина отвратительных реалити-шоу ТНТ. Они рассчитаны на извлечение прибыли, и достигают этого удовлетворением низменных инстинктов потребителя (в данном случае «подглядывание»). Смешно, что сам автор это «понимает»:

Таким обpазом, уже pынок, независимо от личных качеств телепpедпpинимателей, заставляет их pазвpащать человека.

но только «время от времени», потом снова забывает и продолжает повествовать о «манипуляциях».

Пресеките возможность ТВ к извлечению прибыли, и вы получите «скучное», но более «правильное» советское ТВ. Установите активный общественный контроль и принцип альтернативы (разные каналы с разным подходом к управлению и финансированию) – и получите ТВ будущего, которое, несмотря на свою удаленность от идеала, будет более гармонично содействовать культурному и интеллектуальному развитию общества и при этом не давить на него отсутствием выбора.

Что же касается политики «западного телевидения», то, в изложении автора, она кажется довольно странной. То оно отгораживает обывателя от страданий и ужасов «третьего мира», убаюкивает его «National Geographic» - и это «манипуляция», то, напротив, показывает слишком много ужасов о бедствиях сомалийцев - и это тоже «манипуляция»! Было бы неплохо, если бы автор дал какие-то свои критерии отбора видеоматериалов. Потому что вот такие эмоциональные спекуляции автора (сделанные, впрочем, из самых лучших побуждений) особо не убеждают:

Но пpедставим, что умиpает pебенок у евpопейца. И врываются, отталкивая отца, деловые юноши с телевидения, со своими камерами и лампами, жуя pезинку. Записывают зрелище агонии. А назавтра где-нибудь в баpе, какой-то толстяк будет комментиpовать пеpед телевизоpом, пpихлебывая пиво: «Гляди, гляди, как откидывает копыта, постpеленок. Как у него тpясутся pучонки».

Как будто бы, если «какой-то толстяк» вот так вот скажет о сомалийском ребенке, то большинством людей «западного» общества это будет воспринято нормально! Зачем эти яркие образные передергивания! Напомню, что в далеко «не западных» странах (мусульманских например), наблюдались празднования по поводу успешного теракта 11 сентября (да и в России находились люди, вопившие: «Так им и надо!»). Ну и что, объявлять теперь такую реакцию признаком ВСЕГО мусульманского мира? Конечно, нет! В каждом обществе можно найти людей, не вполне адекватно воспринимающих реальность, но нельзя делать выводы, ориентируясь только на них.

Так, например, американец, зашедший на российский форум после событий 11 сентября и увидевший запись вроде: «Получили, пиндосы, чего хотели!», - должен теперь возненавидеть всю страну и всех ее жителей?

Изображение сцен насилия - точно такая же неоднозначная проблема. Иногда не удается добиться художественной выразительности фильма, если тупо вырезать из него сцены насилия. Например, что останется от того же «Механического апельсина» Стэнли Кубрика, который несколько раз приводил в пример Сергей Георгиевич? Что будет, если вырезать страшные и реалистичные сцены насилия из романа «Тихий Дон» (здесь мы переходим к литературе)? Насилие существует в огромных масштабах в ЖИЗНИ, и если произведение реалистичное, то оно не может совсем его обойти. Другое дело, какую задачу ставит перед собой художник: изображение насилия ради него самого, ради того, чтобы «пощекотать нервы» зрителя, или насилие служит ему в качестве необходимого элемента, который может в зависимости от целей и способностей художника ОТВРАТИТЬ от неоправданного насилия, сделать прививку от него.

Говоря о «потреблении образов», Сергей Георгиевич проводит смелые параллели между свингерами и любителями видеопыток. Люди, которые покупают садистские кассеты, если следовать его логике, - следующий этап «развития» пресытившихся свингеров. Стоит отметить, что довольно опасно делать такие выводы, не заручившись надежными статистическими данными. Ведь можно сказать, что раз сигарета – легкий наркотик, то следующая ступень «развития» курильщика – употребление героина. Не стоит вот так вот драматизировать и записывать большую часть членов «общества потребления» в любителей такого рода «образов». Стоит отметить, что многие люди очень четко ощущают грань между обычным порно и детским.

У нас в России, например, борьба с детским порно на государственном уровне практически не ведется. И все же увлечение им не стало массовым. Слишком много людей относятся к этому РЕЗКО отрицательно и пользуются всеми возможностями, чтобы пресекать распространение информации о нем (в виде объявлений на форумах, ссылок и т.д.). И это свидетельство существования мощного инструмента общественного саморегулирования. К сожалению, эта деятельность ограничена возможностями виртуального пространства (многие сайты, «засевшие» в доменах com и пр., трудно закрыть), не распространяется на реальный мир, и проблема съемок детского порно остается довольно острой.

А вот такая критика:

Запад втягивается в то, что философы уже окpестили как «молекуляpная гражданская война» - множественное и внешне бессмысленное насилие на всех уровнях, от семьи и школы до веpхушки государства.

неконструктивна по своей сути. Ибо автор просто-напросто забывает масштабы насилия, царившего «на всех уровнях, от семьи и школы до верхушки государства» (кстати, на какой-такой «верхушке»)? в так называемых «традиционных» обществах, даже в том же самом СССР (хотя и в меньших масштабах). Вспомните школьные разборки, насилие в тюрьмах, проблемы с дедовщиной в армии и т.д.

В чем виноваты «Черепашки-ниндзя» и зачем нам показывают верблюдов?

В параграфе «Телевидение и создание реальности» автор говорит о том, что современное ТВ создает новую реальность, в частности реальность насилия. Причем делает однозначный, не допускающий иных толкований вывод:

Если телевидение не отражает, а создает реальность, значит, его никак нельзя сравнивать с безобидным зеркалом, на которое неча пенять.

Это не совсем так. Можно сказать, что телевидение искажает реальность, часто выражает классовые интересы хозяев, часто лжет, но, заявлять, что оно только СОЗДАЕТ реальность, и ничуть ее не отображает – это неверно. Во-первых, ТВ – это только технический инструмент. Если дикарь безжалостно терзает струны скрипки работы Страдивари, и оттого она издает совершенно дикий визг, то виновата не скрипка, а «музыкант». Автор забывает об огромной просветительской роли ТВ, которое распахнуло «окна в мир» перед миллионами. Мы же не демонизируем книгопечатание только потому, что теперь издаются маринины и прочие корецкие. Всякое явление, в том числе и современное, необходимо рассматривать в его историческом контексте, в контексте того общественно-политического строя, в котором оно существует.

Автор приводит различные случаи вредного влияния телевидения:

Осло. Группа 5-6-летних детей на лужайке недалеко от дома забила насмерть одну из подружек. Она в игре представляла ту черепашку-ниндзя, которую в последней передаче все били.

Валенсия. 20-летний юноша, переодевшись черепашкой-ниндзя, ворвался в соседний дом и зарезал супружескую пару и их дочь.

Нью-Йорк. Малолетние приятели, посмотрев вместе средний боевик, наказали такого же малолетнего сына хозяев квартиры за то, что он отказался стащить для них конфеты из шкафа. Они подержали его за руки за окном 12-го этажа, требуя уступить. Поскольку он не отвечал (наверное, был уже в шоке), они разжали руки

Таких сообщений поступает все больше и больше. И во всех случаях идет речь о совершенно нормальных детях из среднего класса. Они просто уже живут в «обществе спектакля» и не могут отличить жизни от того, что видят на телеэкране.

Можно взять практически любое общественное явление и привести какие-то подобные случаи. Например, вспомнить роман «Страдания юного Вертера», после которого Гёте обвинили в том, что он «спровоцировал эпидемию самоубийств». Можно вспомнить христианство и миллионы людей, которые отрешились от земного и занимались «истязанием плоти» (кстати, вполне взрослые люди). Да и сегодня вполне хватает самых разных тоталитарных сект, основанных именно на вере в Христа. Вспомните, как извратили того же Ницше нацисты. Можно привести намного большее количество примеров того, как дети, практически никогда не смотревшие телевизор, дети-беспризорники, совершали страшнейшие зверские убийства (они-то ведь живут не в «обществе спектакля», а в самой настоящей реальности).

Вряд ли такое поведение можно назвать «стандартом», назвать таких детей «совершенно нормальными» (особенно юношу, который переоделся «черепашкой»). Такие случаи скорее исключение, нежели правило. Повторюсь, почти за любым крупным культурно-общественным явлением можно найти жертв. Подростки иногда совершают убийства под влиянием книг, фильмов, компьютерных игр, музыки и т.д. Но эта причина, лежащая на поверхности, вряд ли является единственной (если вообще является причиной, а не внешним толчком, в качестве которого мог выступить и какой-то другой фактор). И обрушиваться в таких случаях именно на нее, не совсем разумно, как мне кажется.

С автором можно согласиться в том, что ТВ не должно быть полностью общим для детей и взрослых (также, впрочем, как и Интернет-зоны), что должна осуществляться какая-то фильтрация информации по возрастному принципу. Причем инструменты этой фильтрации есть, но использование их зависит, в основном, от самих родителей. А равнять все ТВ под «одну гребенку» - это значит ориентироваться на самый медленный корабль в эскадре, заставлять взрослых смотреть только то, что можно без опасения показать ребенку. Правильно ли это? Сомнительно.

Далее автор упоминает об одном моменте, принципиально неважном, но довольно интересном. Речь идет о видеоряде, который не соответствует или мало соответствует тексту. Автор объясняет это «проверкой нас» со стороны работников телевидения:

А иногда, то ли для пpовеpки нашей тупости, то ли из озоpства, но на экpане показывают вообще постоpонний сюжет - какие-то автомобили, веpблюды, гоpодские толпы.

Автор глубоко ошибается. Иногда, возможно, несоответствие видеоряда призвано сформировать у зрителя ту или иную точку зрения. Но чаще всего ТВ-компания просто не смогла получить актуальные кадры: корреспондентов во все страны и города не разошлешь, а покупать видео у информагентств тоже довольно-таки дорого, да и не всегда оно есть. Практически всегда в запасе у телевизионщиков есть какие-то «нейтральные кадры», эдакие «затычки», которые время от времени используются в случаях, когда показывать нечего, а надо. Например, в выпуске новостей говорится об очередном открытии в области компьютерных технологий, сделанных учеными американского университета. Ну что, ТВ-компания будет ради 40-секудного ролика посылать операторов и журналистов колесить по США и делать эксклюзивный репортаж? Нет, просто берется «затычка», в которой ходят серьезные ребята в белых халатах, паяют микросхемы, на мониторах горят какие-то непонятные графики и т.д. Если тщательно и часто смотреть выпуски теленовостей, то вы легко вспомните, что вот, полгода или год назад, ту же самую «затычку» вам показывали в связи с другой новостью. Чем беднее телеканал, тем чаще на нем мелькают одни и те же видеосюжеты с разными текстами.

Автор пишет о «сатанинском начале» ТВ, о том что:

Беззащитным оказался человек перед экраном телевизора. Уже сегодня, на памяти последних лет с его помощью множество людей и целых народов заставили совершить чудовищные по своим последствиям действия.

Хотелось бы отметить, что и без ТВ были способы «заставить» целые народы совершать чудовищные по своим последствиям действия. Вроде бы Гитлер прекрасно обходился без телевидения. Да и другие ужасы в мировой истории свершались не в «обществе спектакля». И вот такие выводы автора кажутся, по меньшей мере, скоротечными и необоснованными:

«Странные» войны 90-х годов приводят к еще более тяжелому выводу: многие кровавые спектакли изначально ставятся как телевизионные. Ни «Буря в пустыне», ни убийство африканеров в ЮАР, ни полет ракеты «Томагавк» к сербскому мосту через Дунай были бы не нужны, если бы они не могли быть показаны по телевидению.

Вопрос, почему не была нужна «Буря в пустыне»? Или в отсутствии телевидения вдруг стала неинтересна кувейтская нефть? Сомнительно, если честно…

Политика и ТВ

Параграф «Телевидение и манипуляция сознанием в политике»:

Почему телевидение в политике оказалось средством внушения гораздо более эффективным, нежели печать и радио? Потому что была обнаружена, хотя и не вполне еще объяснена удивительная способность телеэкрана «стирать» различие между правдой и ложью. Даже явная ложь, представленная через телеэкран, не вызывает у телезрителя автоматического сигнала тревоги - его психологическая защита отключена.

Мы об этом уже говорили. Дело в том, что ТВ является более технологичным и, следовательно, более сильным информационным источником. К тому же ТВ – сравнительно «новый формат» передачи информации, по мере «привыкания» и вступления на сцену более технологичных источников (к тому же интерактивных) сила его воздействия заметно снижается (вспомните, «силу воздействия» радио во времена его появления и сравните с его современной нишей). Еще один плюс в пользу ТВ – его аудитория, те способности, которые необходимы, чтобы «использовать» этот источник. Если для чтения, необходимо, как минимум, быть грамотным, иметь склонность к чтению и прилагать какие-то усилия, то ТВ от конечного потребителя практически ничего не требует, кроме наличия зрения и слуха. Следует иметь в виду, что при чтении мы обрабатываем только визуальную информацию, когда слушаем радио – только аудио. А при просмотре ТВ – и видео, и аудио, что не может не оказывать воздействия на способность к аналитическому восприятию информации.

Вызывает сомнение доверие автора к выводам западных исследователей о том, что Интернет «разобщает людей» и что в Интернете преобладает «демократия шума с малой дозой рефлексии и диалога». Выводы эти фактически ни на чем не основываются, во всяком случае в изложении Сергея Георгиевича. Любой пользователь Интернета может из своего личного опыта сделать вывод о том, какое место занимает во всемирной сети «диалог», начиная от форумов, чатов, комментариев под статьями и заканчивая специальными программами, вроде ICQ, MIRC и т.д. Это общение сокращает личные контакты? Возможно. Но с другой стороны исключение из общения личных контактов здорово расширяет его круг. Вы можете общаться с сотнями самых различных людей, ориентируясь на настоящую близость мыслей, чувств, миропонимания, а не на общее географическое местоположение.

Общение через Интернет не учитывает внешность и общественное положение человека, и они не служат препятствием для выражения мыслей. Конечно, все не так однозначно положительно, у Интернета существует и масса недостатков, но нужно быть слепым, чтобы не видеть его громадного прогрессивного значения, чтобы не оценить его громадных потенциальных возможностей. Впрочем, разговор об Интернете - это, повторюсь, отдельная и очень большая тема. Идем дальше:

Глубина изменений и общества, и типа власти видна из того, что из общественной жизни была устранена сама проблема политического выбора через столкновение идей. Если раньше политика предполагала наличие программы, постановку проблем, изложение альтернатив их решения и обращение к интересам и разуму граждан, то теперь все это заменено конкуренцией образов, имиджей политиков, причем эти имиджи создаются по законам рекламного бизнеса

Вопрос к автору: когда РАНЬШЕ? При царе Горохе? Видимо, раздача хлеба и гладиаторские игры, которые проводились политиками Древнего Рима, следует трактовать как «политический выбор через борьбу идей». Но ведь была и настоящая борьба идей, были, например, братья Гракхи, погибшие за права плебса. Так же, как и в совсем недавние времена в Чили вряд ли можно было наблюдать конкуренцию «имиджей» Пиночета и Альенде. Не стоит путать вещи, относящиеся к разным категориям. Так называемая «конкуренция образов» может вполне себе замечательно совмещаться с борьбой идей. Думаю, что многие известные исторические личности не могли бы реализовать свои идеи, не обладай они определенными личностными качествами, например обаянием, ораторским талантом, умением привлечь к себе людей. Нужно отделять зерна от плевел, иначе нам только и останется вздыхать: «Ах, что за времена, а вот раньше…». И раньше полным полно хватало людей, которые занимались политикой и создавали себе определенный образ ради собственного кошелька.

Другое дело, что Сергей Георгиевич справедливо подметил, что современная публичная политика в массе своей является бизнесом, но причина этого не в таинственных манипуляторах, а в самой природе капиталистического общества. Естественно, что демократия – это замечательное (хотя пока и несовершенное) достижение человечества используется часто в целях получения выгоды, как, впрочем и многие другие достижения, такие, как искусство, наука и т.д. Но не надо теперь обрушиваться только на них, надо выявлять объективные причины, задавать вопросы, ПОЧЕМУ происходит так-то и так-то. И не придумывать «злую волю», а раскрывать сущность общественных законов, отталкиваться от экономического базиса на котором стоит общество. Если главной целью данного общества является извлечение прибыли, если оно делится на эксплуататоров и эксплуатируемых, разве может это не повлиять на публичную политику этого общества? Разве не будут какие-то классы отстаивать свои интересы посредством политической деятельности? Разве не будут с помощью денег «создаваться» политики, часто ничтожные фигуры, которые будут защищать интересы определенного класса, но при этом делать вид, что радеют об общем благе?

Нужно идти до конца в своем анализе, а не ограничиваться поверхностными заявлениями и заявлениями вроде «А вот раньше-то…». А раньше часто было еще хуже. Просто тогда политик-дворянин был откровеннее, чем сегодня, потому что у него были ОСОБЫЕ права. И то, что сегодня политика ВЫНУЖДЕНА чаще всего позиционировать себя как «народных радетелей», говорит не о силе господствующих классов, а о их слабости. Раньше, когда дворянство было вынуждено потесниться и пустить в свои ряды «торгашей», оно сделало это потому, что ОСЛАБЛО. Потому что реальная власть, реальная сила, сила экономическая оказалась в других руках. В современном мире буржуазные политики, защищающие, в основном, интересы господствующего класса, уже не могут действовать так откровенно, как раньше, они, загнанные в «рамки демократии», вынуждены изворачиваться, «манипулировать», и это сильнее всего свидетельствует об их слабости.

Те права человека, все эти «Свобода, Равенство, Братство», на волне которых выплывали буржуазные революции, чтобы потом эти самые слова и права втоптать в землю, поднимались из пыли, утверждались в обществе, набирали силу, обрастали реальным содержанием и теперь вступают в непримиримое противоречие с самим капиталистическим производством, часто регулируя его во благо общества. Переоценивать влияние класса буржуазии не стоит, сегодня мы становимся свидетелями того, как в эпоху его, казалось бы, расцвета, он все больше и больше начинает выпускать из рук рычаги управления. Так, например, как ни борются медиакомпании с файлообменными сетями, по которым совершенно бесплатно (социализм!) распространяются музыкальные и видео файлы, но и они, со всем их влиянием, со всеми их капиталами, не могут добиться от того же буржуазного американского суда решения, по которому бы Интернет-провайдер раскрыл имя пользователя (по предоставленному IP-адресу), нарушившего закон (по нормам буржуазного права – вора).

Впрочем, не стоит и самообольщаться насчет слабости буржуазии, потому что там, где речь начинает идти об основе ее существования, например об обобществлении средств производства, она довольно быстро готова забыть о правах человека, конституции и воле народа, перейдя к решительным действиям, и к этому нужно быть готовым.

А репризы автора, вроде:

Таким образом, телевидение на Западе устранило демократию как таковую, ибо демократия означает осмысление проблемы и разумный выбор в виде политических идей

можно отнести скорее к разделу «поэтических преувеличений». Кстати, демократия, в общепринятом понимании, это – власть народа, а не «осмысление проблемы и разумный выбор». И осуществляться она тоже может совершенно по-разному. Такой демократии, какой представляет ее себе автор, пожалуй, никогда еще и не было, а значит, и ТВ не могло ее «устранить». Автор опять видит ужасы в самом обычном публичном лицемерии, когда политика подлаживается к аудитории, вместо того чтобы уничтожать несогласных:

Телевидение превратило политический язык (дискурс) из конфликтного в соглашательский - политик, создавая свой имидж, всегда обещает «сотрудничать со всеми здоровыми силами».

Нет, видимо, политику надо пообещать перестрелять всех недовольных. Ясно, что он будет лгать, но что вы предлагаете с ним сделать в рамках данного буржуазного общества? Кстати, можно найти и политиков-клоунов, вроде Жириновского, которые не обещают «сотрудничать со всеми здоровыми силами», ну и что? Обидно, что автор превращает свою критику, часто довольно острую и интересную, в какое-то брюзжащее недовольство буквально всем, что он видит в современном обществе. И вместо инструмента борьбы она превращается в страшилку-почиталку какого-нибудь «патриота», который потом сидит в болоте и ищет «манипуляторов», которые запускают к нему комаров. И вместо осушения этого болота, мечтает о налаживании массового производства кремов типа «Тайга».

Поражает, с какой легкостью Кара-Мурза строит подобные логические цепочки, «все объясняющие» (причем каждый раз – разные!): ТВ принесло «особый язык», который привел к «глубокому кризису самой категории ценностей в политике». И в качестве доказательства:

Сегодня на Западе для среднего университетского профессора совершенно недоступен тот политический язык, которым владел грамотный рабочий начала ХХ века.

Комментарии, мне кажется, излишни. Стоит просто напомнить автору, что как раз таки в его рассуждениях нет ни грамма диалектики. Раз для среднего университетского профессора на Западе не доступен тот «простой» язык, которым владел «грамотный рабочий начала 20 века», может быть, в этом виновно не одно только ТВ? Может быть, профессор сегодня не использует в своей речи сочетания вроде «диктатура пролетариата», потому что исторический опыт показал, что в реальности, в общем-то, это словосочетание оказалось фикцией, превратившись в диктатуру партии и ее руководителя?

Может быть, «университетский профессор» не говорит о скорой пролетарской революции в Англии или США (как «грамотный рабочий начала 20-го века»), потому что таковой революции в «развитых странах» не случилось, а произошла она, в основном, в «крестьянских странах» с сильными пережитками феодализма? Может быть, все-таки как-то изменились политические реалии, и конец 20-го века довольно сильно отличается от начала? А может ли при этом остаться неизменным политический язык, политические понятия?

Да и много ли было их, «грамотных рабочих»? И почему у людей, принадлежащих к разным классам и разным эпохам, должен быть одинаковый «политический язык»? Наоборот, если бы они мыслили в одних категориях, на одном языке – вот это было бы странно!

Автор приводит примеры из своего собственного опыта:

Затем в течение десяти лет я наблюдаю деградацию политического языка и содержания. Самым популярным политиком в середине 90-х годов был секретарь компартии Хулио Ангита, бывший учитель. Меня поразил тип его речи, который очень ценился в Испании. Ангита говорил, как заботливый педагог объясняет урок детям-олигофренам. Как-то я имел об этом разговор с видным интеллектуалом и социал-демократом. Он сказал мне: «Ангита вынужден в своем языке откатиться на уровень анархо-синдикалистов конца XIX века, говорить о «богатых и бедных», «добрых и злых». Если бы он стал говорить хотя бы на уровне 30-х годов, его бы никто в Испании не понял».

Значит, когда комиссары-большевики шли в народ и были вынуждены упрощать свою речь, то это потому, что русский крестьянин был «испорчен» ТВ? В 30-х годах, в Испании, грамотных людей было тоже не так уже много. «Видный интеллектуал» судит, наверное, по газетам (и, видимо, по лучшим статьям, дошедшим до нас), забывая о том, что значительная часть населения их не читала. ТВ рассчитано на всех, оно не дифференцирует зрителя (как газеты начала 20-го века), и естественно, что эскадра (выступающий) часто ориентируется на самый медленный корабль.

Нужен колоссальный ораторский талант, чтобы в своей речи не ориентироваться на определенную аудиторию, чтобы покорить людей, относящихся к разным культурным группам. Когда средний оратор пытается на одном и том же языке говорить и перед интеллигенцией и перед рабочими - его неизбежно ждет крах. И чтобы избежать этого, опытный оратор неизбежно будет подлаживаться к аудитории, говорить с ней на ее языке. Если мы выступаем на ТВ, то перед нами оказывается разношерстная публика. И в условиях отсутствия большого ораторского дарования приходится выбирать ту аудиторию, которую мы хотим «зацепить» больше всего. Агнита, видимо, ориентировался на самый «медленный корабль». Но это не значит еще, что все корабли таковы. И это еще не значит, что нужно ТАК строить свою ораторскую политику.

Низкий уровень ТВ во многом объясняется и не слишком высоким уровнем самой аудитории. Ведь если смотрят – значит, нравится? А зачем ТВ повышать свой уровень, если и так нравится (главное-то в капиталистическом обществе – рейтинги, от них зависит цена рекламы)? Не надо забывать, что система ТВ-народ двухсторонняя и человек, смотря ТВ, ПАССИВНО его поддерживает, а ТВ (мы говорим о коммерческом), в основном, ориентируется на массовые вкусы публики, одновременно и формируя их. Но не надо забывать, что сформировать оно может их, идя в том направлении, в каком это возможно, по пути меньшего сопротивления (чтобы идти по другому пути - нужны большой талант и самоотверженность, а не желание получить выгоду).

Заявлять, как Сергей Георгиевич, что, мол, приходит демоническое ТВ и подчиняет, оглупляет и прочее – по меньшей мере, безответственно. Явление надо рассматривать в его полноте, с разных сторон, в развитии, в историческом и экономическом контексте, а не как некие сатанинские силы, как случайности. Не бывает случайностей, которые способны перевернуть жизнь человечества. Если же все дело так и выглядит – значит, была основа для того, чтобы эти случайности подействовали, и эту основу нужно «раскапывать» в своем анализе. Виновата в лавине не только и не столько птичка, случайно севшая на снежный наст, а те условия, которые сложились. Не птичка - так камушек, не камушек - так беспечный турист. Важно, что созрели условия для лавины, и поэтому она мчится вниз. А брать какое-то отдельное явление и объявлять его ПЕРВОПРИЧИНОЙ, как минимум, несерьезно. Также, впрочем, как и путать причину со следствием и заявлять, что ветер дует, потому что деревья качаются.

Вот опять автор мельком упоминает о международной «информационной войне» и о продаже телепродукции США в другие страны:

Пользуясь этим, США добиваются заключения соглашений, по которым экспортируемая из США телепродукция идет «в пакете» - без права отбора. Таким образом, страны-импортеры лишаются возможности отсеивать сообщения с сильным манипулятивным воздействием.

И здесь мерещится «манипуляция». Во-первых, «в пакете» телепередачи продаются с целью извлечения максимальной коммерческой выгоды, когда к одному очень успешному проекту «прицепляют» пару поплоше, хуже продаваемых (на первом месте – выгода!). Во-вторых, никто не заставляет транслировать «сообщения с сильным манипулятивным воздействием». Можешь показывать только одну передачу из купленных (если денег не жалко), если хочешь, можешь при желании сокращать. Другое дело, что авторские права часто запрещают сокращать то или иное произведение (в том числе и телепередачи) без согласования с автором, но это нормальное явление, и относится оно скорее к юриспруденции, а не «манипуляции».

А вот параграф «Сопротивление общества» является довольно интересным. Жаль только, что автор так фрагментарно мыслит. Сначала он рисует апокалипсическую, совершенно безнадежную картину, потом спохватывается, вспоминает, что не учел каких-то других факторов и начинает упоминать о них. В результате получается, что автор не ДИАЛЕКТИЧЕСКИ рассматривает вопрос, а ПРОТИВОРЕЧИТ сам себе (в эту крайность очень легко свалиться, если хвататься за внешние признаки, давая им поверхностное, неглубокое объяснение).

Вот и здесь автор пишет:

Когда разрушительное воздействие на сознание превысило некоторый предел, западное общество стало его ограничивать (способность довольно быстро вырабатывать механизмы самозащиты - важное свойство гражданского общества). Возник явный конфликт общества с его собственной идеологией.

Это объяснение, ухватывающее только внешнюю суть явления. Надо делать шаг дальше и спрашивать, а ПОЧЕМУ так произошло? Из-за таинственного свойства «гражданского общества» «вырабатывать» не менее «таинственные механизмы самозащиты»? Нет, неверно. Дело в том, что культурные (в данном случае) запросы общества переросли возможности капиталистической системы к их удовлетворению, вступили с ними в противоречие. Буржуазные СМИ построены на принципах извлечения ВЫГОДЫ, естественно, что именно этим будет В ОСНОВНОМ определятся их содержание (к слову сказать, в извращенной форме с тем же мы сталкивались и в СССР – журналист боялся потерять место (выгоду) и поэтому вынужден был оглядываться на власть). А содержание этих СМИ уже НЕ УДОВЛЕТВОРЯЕТ то же американское общество, если верить данным, приведенным Сергеем Георгиевичем. Вот где конфликт, вот на что необходимо указывать.

Если ТВ постоянно крутит эротические фильмы, а то и порно, то это делается не потому, что оно СПЕЦИАЛЬНО развращает зрителей, а потому, что ему нужны рейтинги, потому что иначе оно может проиграть в конкурентной борьбе (вспомните о борьбе «Пентхауз» и «Плэйбой», которые в битве за читателя все больше и больше оголяли своих «звезд»). Если это не нравится значительной части общества – значит, их ИНТЕРЕСЫ в ДАННОЙ области конфликтуют с самой ЭКОНОМИЧЕСКОЙ основой – с капитализмом. Вот в чем соль и суть, и не надо выдумывать каких-то замудреных концепций для объяснения очевидных вещей.

Далее, когда автор говорит о тех нормах, которые действуют в «западном» обществе, о тех законодательных шагах, которые были предприняты для ограничения ТВ-лжи, он невольно ставит крест почти на всем том, о чем говорилось в этой его главе, посвященной телевидению и «манипуляции» (да и во многих предыдущих главах).

Но не стоит слишком переоценивать силы «сопротивления гражданского общества». Разумеется, они способны на многое, но они всегда будут ограничены рамками экономической структуры буржуазного общества. И состояние КОНФЛИКТА между развитием сил общества (как экономических, так и культурных) и капиталистическим способом производства будет неизбежно нарастать. Как в свое время нарастали противоречия при феодализме, который так же сдерживал развитие общества. Несмотря на те многочисленные уступки, которые были сделаны феодалами, уступки, свидетельствовавшие об их слабости, оставался окончательный, ПРАВОВОЙ шаг, и сделать его можно было только революционным путем, через обострение КЛАССОВОЙ борьбы.

Точно также буржуазия сегодня пятится перед потребностями ОБЩЕСТВА, перед потребностями БОЛЬШИНСТВА, делая реверансы, уступая, проигрывая (экономически!) на территории своей страны и разворачивая производство в странах «третьего мира». Действуя в рамках буржуазного общества, можно добиться значительных успехов в вытеснении капитала с занимаемых им позиций, в его ограничении и т.д. Но изменить экономическую основу общества может только революция. Буржуазия добровольно не откажется от своих прав на общественные средства производства, даже если эти права вступают в непримиримый конфликт с развитием производительных и культурных сил общества. К этому надо быть готовым.

Здравый смысл или метафизика?

Обширный раздел «Манипуляция сознанием в ходе разрушения советского строя» посвящен рассмотрению причин гибели СССР, каковая представлена в виде успешной «вражеской» операции по «манипуляции сознанием». Несмотря на неверность трактовки автором тех или иных событий и явлений, некоторые детали он подмечает верно, и с некоторыми его частными выводами можно согласиться. Беда в том, что часто эти выводы противоречат его основной «концепции». Ну вот, например:

Важным условием успеха был также тот факт, что в СССР не было гражданского общества и соответствующих ему демократических механизмов, так что противники перестройки и не могли организовать общественный диалог и хотя бы минимальное сопротивление манипуляции сознанием масс. Тоталитаризм государственной власти в советской системе в большой степени способствовал ее гибели.

Верно? Верно. А почему об это не говорилось раньше? Почему раньше автор безусловно атаковал демократию, не говоря о ее преимуществах? Почему раньше он писал о том, что все западное общество построено на «манипуляции сознанием», чему только содействовали демократические механизмы?

Далее автор пишет:

Другим важнейшим условием успеха манипуляции были культурные особенности советского человека, предопределенные и типом общества, и историческим развитием. Достаточно сказать о той непонятной для Запада доверчивости советского человека, которая вытекала из подспудной веры в святость Слова. В предыдущей истории русский человек не сталкивался с Макиавелли. И церковь, и царь, и КПСС, конечно, говорили неправду, но это была неправда ритуала, своего рода этикет. Она сознание людей не деформировала и здравого смысла не лишала. В годы перестройки люди столкнулись с незнакомой им ложью - такой, что не распознавалась и в то же время разрушала ориентиры.

О доверчивости советского человека мы уже писали. И ничего непонятного в этом нет. Доверчивость возникла не из веры «в святость Слова», а из довольно простой связки: полное доверие к официальным советским СМИ у одной части населения, которое воспитывалось советской властью, действовавшей более или менее репрессивно, и такое же тотальное недоверие к ней у другой части, вызванное многочисленными замалчиваниями и ложью. И та и другая позиции были одинаково неверны и неполноценны. Когда «занавес рухнул», одна часть аудитории некритически стала воспринимать хлынувшую на них информации («по ТВ не могут врать») и другая часть (в основном интеллигенция) – так же некритично и бурно приветствовать «борцов за правду» (впрочем, часто эти позиции совпадали). Причем, действительно, довольно много правдивой информации всплыло в это время, стали печататься ценные книги, возникло пространство для дискуссии.

Сейчас задним числом винить тех людей довольно легко, многие из них в наши дни осуждают сами себя – «ах, какой я был дурак!». От таких признаний толку немного, тем более, если совершаешь другую глупость, впав в другую, «тоталитарную» крайность, загораживаясь от реальности ярлыками, вроде – «все было хорошо», «нами сманипулировали», «Сталина на вас нет», «либеральная пропаганда» и пр.

Требуется мужество, для того чтобы отделить зерна от плевел и признать те прогрессивные черты, которые принесла с собой перестройка, в итоге оказавшаяся «сносом». Впрочем, сам же автор позже об этом упоминает («не придется ломать старое»). Свобода слова – ценнейшее достижение, и небрежно отбрасывать его в сторону - признак кратковременной памяти. Многие быстро забыли о том, как они действительно страдали в СССР от того, что приходились лицемерить, от «казенщины», от несоответствия проповедуемых ценностей и реальности.

Но вернемся к Сергею Георгиевичу.

И церковь, и царь, и КПСС, конечно, говорили неправду, но это была неправда ритуала, своего рода этикет. Она сознание людей не деформировала и здравого смысла не лишала.

Вот это абсолютно непонятные рассуждения. То есть, как не деформировала? Когда умный, аналитически мыслящий человек читает, например, «Государство и революция» Ленина, в котором изложены явно утопические (на тот исторический момент) взгляды на постреволюционное устройство общества, и когда он видит, что постулат «все должны быть бюрократами, и поэтому никто не будет бюрократом», совершенно не выполняется – это не деформировало сознание?

Когда секретарь горкома, коммунист, который должен бороться за всеобщее равенство, который должен быть аскетом, идеалом человека, ездит на «Волге» и занят, в основном, благоустройством своего садового участка – это не деформировало сознание?

Да что там говорить, можно вспомнить детство, прием в пионеры, когда говорятся официальные речи, даются клятвы и т.д., а потом только что принятый пионер погружается в уличный мир с совсем другими ценностями и понятиями. У него не деформируется сознание?

Видите ли, КПСС лгала, но это был этикет, эдакое милое, невинное вранье, не лишающее «здравого смысла». А тех, кто не соглашался с этим враньем всего лишь мило сажали (при Сталине) или зажимали рот. А при царизме? Почитали в кружке Петрашевского письмо Белинского к Гоголю, и «традиционная» царская власть приговорила всех к смертной казни (и Достоевского в том числе) с заменой на каторгу. Подумаешь, какая ерунда. Зато здравый смысл на месте, и сознание не деформировано.

В годы перестройки люди столкнулись с незнакомой им ложью - такой, что не распознавалась и в то же время разрушала ориентиры.

Так не распознавалась-то почему? Потому что при СССР, увы, было мало информации, не было простора для критики. Теплица разбита, растения мерзнут. А как иначе?

Были разрушены ориентиры? А что вы хотели, если ориентиры не соответствовали действительности. Вместо социалистической демократии – власть партии, которая, чем дальше, тем больше занималась построением своего собственного благополучия. В осуществление коммунизма уже мало кто верил. К марксизму особо серьезно не относились и сами официальные марксисты. Философия борьбы была выхолощена и превращена в пособие по оправданию партии (задним числом). Тут сделали так – и были правы, тут эдак – и снова правы. Условия уже сто раз успели измениться – ан, нет, догматы не трогай. Наша сила – в том, что мы не ошибаемся.

Современное общество, из которого устранена критика, устранены механизмы общественного воздействия, неминуемо останавливается в своем развитии. Система, при котором лицемерие становится обязательной частью, как выразился Сергей Георгиевич, ЭТИКЕТА, обречена на застой и разрушение. Не надо принципы бытового этикета полностью накладывать на историческую, политическую, общественную дискуссию. Можно промолчать, когда уличишь своего знакомого в невинной лжи, но нельзя молчать, когда ложь эта касается принципиальных вещей, когда она распространяется на всю страну, утверждается путем насилия, принуждения.

Автор говорит о распаде «целостного сознания». Эта целостность – часто всего лишь признак недиалектичности ума, его косности, эмоциональности, признак «черно-белого» мышления, для которого на все заготовлены определения, типа плохой-хороший. Такую «целостность» не просто надо, а НЕОБХОДИМО разрушать. Говорят человеку о зверствах сталинских «органов» (причем правду)... и готово: он кричит, что все надо ломать! Все большевики – гады! СССР – империя зла!

Потом очухался, посмотрел на результаты, почитал про 93-ий, наслушался «патриотов» и так же истово начинает орать: все, что про Сталина сказали, – вранье! Лаврентий Павлович – святой человек! Долой «демшизу», это все манипуляция!

Еще какой-нибудь доброхот «откроет ему глаза», подсунув номерок «Дуэли», и начинается известное нытье про то, отчего в кранах русских нет воды. И снова – все возражения отметаются, явление рассматривается исключительно метафизически, механистически, по-детски. Не может человек понять, что категорически, эмоционально отвергать или принимать то или иное явление, рассматривать его в застывшем виде, без анализа причин, без анализа условий, без анализа противоположностей, в нем заложенных, – просто-напросто глупо.

Целостная картина, о которой твердит Кара-Мурза, чаще всего и есть такая застывшая, метафизичная модель мира. Автор часто апеллирует к здравому смыслу:

Говоря в одной фразе, перестройка сумела оторвать сознание граждан СССР от здравого смысла и житейской мудрости, заставила их поверить в химеры, зачастую противоречащие очевидным фактам и элементарному знанию.

Здравый смысл – это тоже понятие растяжимое и неоднозначное. Думаю, уместно будет привести обширную цитату из Энгельса:

Для метафизика вещи и их мысленные отражения, понятия - суть отдельные, неизменные, застывшие раз и навсегда данные предметы, подлежащие исследованию один после другого и один независимо от другого. Он мыслит сплошными неопосредствованными противоположностями; речь его состоит из: «да – да, нет – нет; что сверх того, то от лукавого». Для него вещь или существует или не существует, и точно так же вещь не может быть собой и в то же время иной. Положительное и отрицательное абсолютно исключают друг друга; причина и следствие по отношению друг к другу тоже находятся в застывшей противоположности. Этот способ мышления кажется нам на первый взгляд совершенно очевидным потому, что он присущ так называемому здравому человеческому рассудку. Но здравый человеческий рассудок, весьма почтенный спутник в четырех стенах своего домашнего обихода, переживает самые удивительные приключения, лишь только он отважится выйти на широкий простор исследования. Метафизический способ понимания, хотя и является правомерным и даже необходимым в известных областях, более или менее обширных, смотря по характеру предмета, рано или поздно достигает каждый раз того предела, за которым он становится односторонним, ограниченным, абстрактным и запутывается в неразрешимых противоречиях, потому что за отдельными вещами он не видит их взаимной связи, за их бытием – их возникновения и исчезновения, из-за их покоя забывает их движение, за деревьями не видит леса. (Ф. Энгельс, «Развитие социализма от утопии к науке», К. Маркс, Ф. Энгельс, Избранные сочинения, М., 1986, т.5, стр. 316).

Трудно сказать лучше. Человек, окрашивающий какое-то явление в одни цвета – метафизик, вне зависимости от того, как он себя назовет – коммунистом, марксистом или диалектиком. Любой, кто однозначно (и неважно, положительно или отрицательно) оценивает, например, сталинский период, будь он «демократом» или «патриотом-державником» по своему типу мышления, является метафизиком. Который не способен верно оценить то или иное историческое явление, проанализировать его и, соответственно, выработать верную стратегию действий на будущее. При своем анализе тех или иных работ надо всегда обращать внимание на подход, на что больше опирается автор: на диалектику или на метафизику (собственно, элементы метафизического мышления есть у всех авторов, даже у тех, кто его критикует; нужно обращать внимание именно на соотношение).

1Кстати, точные данные сpазу pазоблачают миф о высоком обpазовательном уpовне типичного западного человека. Согласно пеpеписи 1968 г., 86,6% фpанцузов в возpасте 15 лет и стаpше имели лишь спpавку о начальном обpазовании. 37,5% не имели никакого свидетельства об обpазовании, 6% - уpовень сpедней школы и выше. Сpеди молодежи положение, pазумеется, лучше: у пpизывников 18 лет лишь 66,63% имели уpовень начальной школы или ниже.

2В СССР уже в начальной школе и учителя, и лучшие ученики пpилагали большие усилия, чтобы помочь «отстающим», особенно пеpеpосткам, догнать класс. Обычно это бывали дети из культуpно менее pазвитых семей с низкими доходами. Учителя и школа как система не поддавались соблазну «отсеять» их. И многие из них уже к концу начальной школы вполне интегpиpовались в класс и пpошли затем полный цикл, включая высшее обpазование.

Предыдущая | Содержание | Следующая

Спецпроекты
Варлам Шаламов
Хиросима
 
 
«Валерий Легасов: Высвечено Чернобылем. История Чернобыльской катастрофы в записях академика Легасова и современной интерпретации» (М.: АСТ, 2020)
Александр Воронский
«За живой и мёртвой водой»
«“Закон сопротивления распаду”». Сборник шаламовской конференции — 2017