Согласно утверждениям эстонских историков, после начала войны репрессии советских «оккупационных властей» резко активизировались, приобрели еще более массовый и зверский характер. Март Лаар и авторы «Белой книги» определяют общее число убитых в 179 казнённых по приговору военных трибуналов и 2199 «убитых без суда».[131]
Кроме того, эстонские историки характеризуют как преступления проводившиеся советскими войсками в Эстонии мобилизацию и эвакуацию, в ходе которых в тыл было вывезено соответственно 33 и 25 тысяч человек.[132]
Эти цифры, однако, вызывают серьезные сомнения. Как признает сам Лаар, они восходят к «данным», собранным пропагандистской комиссией ZEV во время немецкой оккупации.[133] Однако хорошо известно, что немецкие пропагандисты записывали в «жертвы большевизма» не только погибших во время военных действий, но и убитых самими нацистами.
Например, в июле 1941 года в белорусском Пинске немецкие солдаты расстреляли 15 молодых евреев. Когда родственники убитых обратились к немецким властям с просьбой отдать им тела для захоронения, немцы потребовали от них подписей, подтверждающих, что их детей застрелили отступающие русские. «Понятно, что требуемые подписи были получены, – писал впоследствии один из очевидцев. – Немцы сфотографировали родителей рядом с жертвами и использовали этот снимок для лживой пропаганды против Советского Союза».[134]
Документально подтверждены случаи, когда в Латвии в число «расстрелянных большевиками» записывали живых людей.[135]
Нет никаких оснований предполагать, что в Эстонии немецкие пропагандисты действовали иначе, чем в Латвии и Белоруссии.
Все это само по себе ставит под вопрос достоверность приводимых эстонскими историками цифр. Однако существует еще одно крайне любопытное обстоятельство. Дело в том, что впервые цифра в 179 казненных по приговору военных трибуналов и 2199 убитых без суда появилась в изданной в 1996 году в Стокгольме книге «Красный террор». Эстонский историк Айги Рахи (кстати говоря, одна из авторов «Белой книги») пишет об этой работе следующее: «Предварительные списки казненных в Эстонии в 1940–1941 годах как по приговору суда (179 человек), так и без оного (2199 человек) были опубликованы в книге «Красный террор».[136]
Таким образом, эстонские историки никак не могут определиться, относятся ли приводимые ими цифры в 2199 и 179 человек ко всей «первой советской оккупации» или только к ее военному периоду.
Упомянутая нами Айги Рахи в опубликованной в 2003 году статье «Текущее состояние исследований советских и нацистских репрессий в Эстонии» пишет о том, что эти цифры охватывают весь период «первой советской оккупации».[137] Однако в изданной год спустя «Белой книге» она же совершенно бестрепетно утверждает, что эти цифры относятся лишь к военному времени.[138]
Столь явная манипуляция цифрами (к тому же восходящими к нацистской пропаганде) дает все основания не верить им вообще. Попробуем разобраться, что имело место на самом деле.
Обстанвока в Эстонии летом 1941 года
Прежде всего, нам следует рассмотреть обстановку, в которой осуществлялась репрессивная политика советских властей.
С первых же дней войны на территории Эстонии широкий размах приобрела деятельность антисоветских вооруженных формирований.
В Государственном архиве РФ хранится перевод «Отчета о деятельности "Омакайтсе" в 1941 году», составленного эстонскими коллаборационистами в первые месяцы 1942 года. Согласно этому документу, в Эстонии действовало более 300 отрядов и групп «лесных братьев», в том числе в уезде Выру – 150, в уезде Виру – 70, в уезде Ляэне – 48 и в уезде Вильянди – от 30 до 40.[139]. Некоторые из отрядов насчитывали несколько сотен человек – как, например, отряд бывшего командира полка «Кайселийта» майора Лиллехта, действовавший в районе Киллинге–Нымме.[140]
Вот как описывали свои действия сами «лесные братья»: «В меру имеющихся возможностей старались дезорганизовать тыл фронта Красной армии: разрушали линии связи, мосты, обстреливали и нападали на группы двигающихся по дорогам команд Красной Армии, милиции и истребительных батальонов, мешали движению автомобилей на шоссе, арестовывали местных волостных исполкомов и препятствовали функционированию коммунистической власти. В то же самое время ободряли и привлекали к себе в лес подлежащих призыву и мобилизации, препятствовали исполнению приказаний по реквизиции лошадей и скота и отдаче обязательных норм… Также выступали силой против групп истребительных батальонов и Красной Армии, являвшихся на места для совершения истреблений или облав на лесных братьев. Так, произошли во многих уездах столкновения лесных братьев, из которых некоторые развились в продолжительные бои…
Партизанская деятельность лесных братьев стала с приближением фронта все обширнее и смелее, главным образом в Южной Эстонии, откуда регулярные части Красной Армии быстро отступали и обороны не организовывали… Уже в первые дни июля месяца, больше всего в промежутке времени от 3-го до 6-го июля, в уездах Вырумаа, Валгамаа, Тартумаа, Вильяндимаа и Пьярнумаа совершили захваты зданий волостных управлений и аресты да истребления членов исполкомов».[141]
Всего, по данным «Отчета о деятельности "Омакайтсе"», «лесными братьями» было убито 946, ранено 146 и захвачено 287 советских солдат и бойцов истребительных батальонов.[142] Возможно, эти данные несколько завышены, однако они прекрасно отражают размах развернувшейся в тылу Красной Армии вооруженной борьбы эстонских националистов на стороне фашистской Германии.
Захваченные впоследствии советскими органами безопасности документы свидетельствуют, что свою деятельность «лесные братья» проводили в координации с немецкими диверсионными группами, а впоследствии – с немецкими войсками. Так, например, «лесные братья» волости Тали 6 июля установили связь с немецкими войсками в северной Латвии и получали от них вооружение. В свою очередь, «лесные братья» осуществляли разведывательно-диверсионную работу в интересах немецких войск и помогали сбитым немецким летчикам переходить линию фронта.[143]
Когда линия фронта непосредственно приближалась к территории, на которой действовали отряды и группы «лесных братьев», наиболее боеспособные формирования продолжали вести боевые действия вместе с немецкими частями. Отдельные «лесные братья» вступали в ряды германской армии.[144]
В городах действовали подпольные антисоветские организации, осуществлявшие разведывательную и диверсионную работу, а при приближении немецких войск переходившие к открытым вооруженным выступлениям. Подобные выступления, в частности, имели место в городах Вильянди и Тарту.[145]
Не лучше обстояли дела и в подразделениях 22-го Эстонского стрелкового корпуса РККА. В первые же недели войны обнаружилось, что эти подразделения крайне неустойчивы. «Значительная часть командиров и красноармейцев эстонцев перешла на сторону немцев.
Среди бойцов царит вражда и недоверие к эстонцам», – докладывал 14 июля 1941 года прикомандированный к разведотделу штаба Северо-Западного фронта майор Шепелев.[146] Речь шла о 180-й дивизии 22-го стрелкового корпуса. Находившиеся при этой же дивизии уполномоченные Военного совета фронта капитан Баркунов и военинженер 3-го ранга Буссаров описывали сложившуюся ситуацию следующим образом: «В дивизии имеет место переход на сторону врага части командного и рядового состава эстонцев, что затрудняет выяснение точных потерь в дивизии».[147]
В результате уже 27 июня начальник Генштаба Жуков приказал командующему Северо-Западным фронтом 22-й Эстонский и 24-й
Латышский стрелковые корпуса «в полном составе отвести в район Боровичи, Порхов, Дно на переформирование и дообучение».[148] Как явствует из документов, из корпусов предполагалось изъять ненужный элемент, пополнить и переформировать.[149]
Насколько можно понять, этот приказ не был своевременно выполнен. И пока одни эстонцы в составе Красной Армии сражались против нацистских войск, другие дезертировали и перебегали на сторону противника. Современные эстонские историки оценивают общее число перебежчиков примерно в 4,5 тысячи человек.[150]
Ситуация была усугублена быстрым продвижением немецких войск. Оборонявшим Эстонию войскам 8-й армии лишь в середине июля удалось задержать противника на рубеже Пярну–Тарту, а к 7 августа подразделения вермахта вышли на побережье Финского залива в районе Кунда, тем самым окружив Таллин и защищавшие его советские войска. Оборона Таллина, тем не менее, продолжалась вплоть до 27–28 августа.
Таким образом, обстановка в Эстонии была крайне напряженной. Перед советскими и военными властями республики встала задача пресечь активную деятельность националистического подполья и формирований «лесных братьев». Поскольку эстонские националисты действовали в интересах противника, борьба с ними была обоснованной и необходимой.
Деятельность военных трибуналов
Описав обстановку, в которой проводились репрессии военного времени, перейдем теперь к разбору конкретных форм репрессий.
Прежде всего, следует рассмотреть деятельность военных трибуналов. В «Белой книге» и работах М. Лаара утверждается, что общая численность осужденных к ВМН советскими военными трибуналами с 22 июня по октябрь 1941 года составляет 179 человек. При этом Лаар дает понять, что приговоры были необоснованными: «В Эстонии начали действовать военные трибуналы, закрывавшие многие залежавшиеся судебные процессы смертными приговорами».[151]
Оба этих утверждения не соответствуют действительности. Как мы помним, в приложениях к сборнику «Эстония 1941–1945» опубликованы поименные данные на людей, осужденных к смертной казни приговорами военных трибуналов. Эти данные основаны на внушительном комплексе архивных документов, и усомниться в них проблематично.
Согласно этому списку с 22 июня по 12 августа 1941 года военными трибуналами к ВМН было осуждено 140 человек, 19 из которых (13,5%) были русскими.[152] Этот список неполон; по данным эстонских историков, от 100 до 180 человек были осуждены к ВМН Военным трибуналом пограничных войск Прибалтийского особого военного округа.[153] Если эти данные соответствуют действительности (а проверить мы их, к сожалению, не можем), то общее число граждан Эстонии, казнённых по приговорам военных трибуналов за три военных месяца, составляет от 240 до 320 человек. Говорить о том, что военные трибуналы массово штамповали приговоры, как видим, не приходится.
Приведенные в приложениях к сборнику «Эстония 1940–1945» данные также не позволяют утверждать о необоснованности приговоров военных трибуналов (табл. 13).
Подавляющая часть казнённых была осуждена за принадлежность к антисоветским подпольным организациям и формированиям «лесных братьев»; по сравнению с довоенным периодом резко уменьшилось количество осужденных за «старые грехи».
Выявленные в Государственном архиве РФ документы свидетельствуют, о том, что военные трибуналы подходили к вынесению смертных приговоров крайне осторожно. Например, летом 1941 года из Красной Армии дезертировал Кристиан Паусалу. До присоединения Эстонии к Советскому Союзу он работал тюремщиком и был уличен в жестоком обращении с заключенными. Как тюремщик, на которого имелся компромат, он в соответствии с постановлением ЦК ВКП(б) и СНК СССР от 16 мая 1941 года должен был быть депортирован. Однако Паусалу не только не подвергся высылке и аресту, но даже был призван в армию, откуда вскоре дезертировал. Военный трибунал приговорил Паусалу к ВМН – расстрелу, с заменой на 10 лет лишения свободы с направлением на фронт. Однако в октябре Паусалу вторично дезертировал и перешел на сторону немцев вместе с 60 эстонцами красноармейцами.[154]
Таблица 13. Состав преступления осужденных к ВМН граждан Эстонии, 22.06.1941–12.08.1941 года[
155]
За что осуждены |
Кол-во осужденных к ВМН |
В % к общему числуосужденных к ВМН |
Военные преступления в годы Гражданской
войны |
6 |
4,3 |
Шпионаж против СССР до 1940 года |
11 |
7,9 |
Аресты и казни коммунистов в независимой
Эстонии, провокатор. деятельность |
9 |
6,4 |
Участие в белогвард. организациях
|
8 |
5,7 |
Бегство из СССР до 1940 г. |
1 |
0,7 |
Участие в антисов. организациях |
46 |
33 |
«Лесные братья» |
27 |
19 |
Антисоветская агитация |
10 |
7 |
Дезертирство из РККА |
5 |
3,6 |
Причина не указана |
20 |
14,3 |
Военные трибуналы выносили не только смертные приговоры; часть арестованных отправлялась в лагеря и колонии ГУЛАГа. В первой главе (п. 1.4) мы подробно рассматривали движение эстонцев-заключенных ГУЛАГа в 1941 году. В общей сложности в течение года было осуждено около 4,5 тысячи эстонцев, в том числе 3,2 тысячи – в рамках депортации 14 июня, около 1000 – до начала войны и около 300 – после.
Расстрелы в тюрьмах
Однако не все арестованные летом 1941 года в Эстонии были приговорены к ВМН или заключению в лагеря. Часть из них была расстреляна в тюрьмах без суда при приближении немецких войск.
Эстонские историки заявляют, что расстрелы заключенных в тюрьмах были массовыми, однако избегают называть общие цифры.
Из упоминаемых ими случаев можно понять, что расстрелы имели место в пяти тюрьмах. В тюрьме города Тарту было расстреляно 192 человека, в Лихула – 6, в Хаапсалу – 11, в Вильянди – 11, в Печорах – 6 человек.[156] В этот же ряд эстонские историки пытаются включить состоявшиеся в сентябре расстрелы в Курессааресском замке на о. Саарема. Однако подобная «добавка» неправомочна: если расстрелы заключенных в тюрьмах Тарту, Вильянди, Лихула и Хаапсалу проводились без судебного решения, то на Саареме расстрелы были приведением в исполнение смертных приговоров, вынесенных военным трибуналом.[157]
Таким образом, в общей сложности в эстонских тюрьмах было расстреляно 226 человек. Важным обстоятельством является то, что эти расстрелы были проведены 8–9 июля. К этому времени немецкие войска заняли южную часть Эстонии и продолжали наступление. Удастся ли частям Красной Армии сдержать наступление противника, было неизвестно. Пока советские войска обороняли подступы к Вильянди и Тарту, в этих городах начались организованные нацистским подпольем вооруженные выступления; на улицах шли бои истребительных батальонов и групп эстонских националистов.[158]
В этой напряженной обстановке возник вопрос о том, что следует делать с находящимися в городских тюрьмах заключенными. Все эти люди были арестованы уже во время войны, о чем, в частности, свидетельствует Март Лаар. «2 июля все заключенные Тартуской тюрьмы были отправлены в Сибирь, однако за следующую неделю тюрьма была снова переполнена. Сюда были переведены заключенные из других мест заключений Южной Эстонии, а также люди, задержанные ополченцами истребительных батальонов».[159] Содержавшиеся в тюрьмах заключенные подозревались в активной антисоветской деятельности; учитывая сложившуюся в Эстонии обстановку, эти подозрения были в большинстве случаев обоснованными.
Отпустить их было нельзя, а на эвакуацию в глубь СССР не оставалось времени. Решение местных властей было вполне предсказуемым. «За два дня до отступления советских властей из Тарту на заседании местного комитета ЭКП(б) по требованию председателя Тартуского отделения НКВД П. Афанасьева и секретаря ЦК ЭКП(б) Абронова было принято решение расстрелять заключенных. По распоряжению П. Афанасьева решение было приведено в исполнение в ночь с 8 на 9 июля».[160]
При этом расстрелу подлежали не все заключенные, а только те, кто содержался под стражей по обвинению в опасных преступлениях; так, например, из 223 заключенных, находившихся в Тартуской тюрьме, было расстреляно 192.[161]
Решение о расстреле заключенных в тюрьмах, безусловно, было внесудебным. Однако необходимо принимать во внимание, что заключенных расстреливали только тогда, когда создавалась угроза освобождения их немецкими войсками. Это была общая, а не специальная для Эстонии практика войны.[162]
Здесь следует упомянуть еще об одном важном обстоятельстве.
Некоторые эстонские историки пишут, что расстрелы заключенных проводились в соответствии с распоряжением Москвы. Однако документы опровергают это заявление. Соответствующее решение действительно было принято, но достаточно поздно. Лишь 4 июля начальником тюремного отдела НКВД Никольским была подготовлена докладная записка на имя наркома внутренних дел СССР Берии. Вот часть текста этого документа:
«Дальнейший вывоз заключенных из тюрем прифронтовой полосы, как вновь арестованных после проведенной эвакуации тюрем, так и в порядке расширения зоны эвакуации считаем нецелесообразным, ввиду крайнего переполнения тыловых тюрем и трудностей с вагонами.
Необходимо предоставить начальникам УНКГБ и УНКВД, в каждом отдельном случае, по согласованию с военным командованием решать вопрос о разгрузке тюрьмы от заключенных в следующем порядке:
1. Вывозу в тыл подлежат только подследственные заключенные, в отношении которых дальнейшее следствие необходимо для раскрытия диверсионных, шпионских и террористических организаций и агентуры врага.
2. Женщин с детьми при них, беременных и несовершеннолетних, за исключением диверсантов, шпионов, бандитов и т.п. – освобождать.
3. Всех заключенных по Указам Президиума Верховного Совета СССР от 26.6, 10.8 и 28.12 – 1940 г. и 9.4 с.г., а также осужденных за бытовые, служебные и другие маловажные преступления, или подследственных по делам о таких преступлениях, которые не являются социально опасными, использовать организованно на работах оборонного характера по указанию военного командования, с досрочным освобождением в момент эвакуации охраны тюрьмы.
4. Ко всем остальным заключенным (в том числе дезертирам) применять ВМН – расстрел.
Просим ваших указаний».[163]
К настоящему моменту точная дата утверждения предложения Никольского остается неизвестной; однако, как мы помним, расстрелы 8–9 июля в Тартуской тюрьме проводились не на основании директивы НКВД СССР, а на основании решения уездного комитета КП(б) Эстонии.[164]
Результаты борьбы с «лесными братьями»
Эстонские историки утверждают, что среди 2199 «убитых без суда» было около 100 «лесных братьев» – членов вооруженных антисоветских формирований.[165] На самом деле деятельность эстонских «лесных братьев» летом 1941 года была более чем масштабной, и потери антисоветских вооруженных формирований значительно превышали 100 человек. Об этом однозначно свидетельствуют документы как самих «лесных братьев», так и советских органов внутренних дел и государственной безопасности.
В уже упоминавшемся «Отчете о деятельности "Омакайтсе" в 1941 году» мы находим следующие данные о потерях «лесных братьев»: 111 убитых в бою, 1 умерший от ран, 58 раненых и 40 без вести пропавших, «из которых многих позднее нашли убитыми».[166] Получается, что общее число уничтоженных «лесных братьев» – около 150 человек.
Однако авторы «Отчета» специально оговариваются, что эти данные не полны: точных сводок пока не имеется.[167]
Сохранившиеся документы истребительных батальонов НКВД ЭССР ясно свидетельствуют, что на самом деле число убитых «лесных братьев» значительно больше. Вот один из этих документов: «В конце июля 1941 года на территории Эстонской ССР оперировала крупная банда из дезертиров и кулаков. На ликвидацию этой банды были направлены два истребительных батальона. При столкновении с бандитами группой бойцов истребительных батальонов под командой капитана Пастернак 1 августа было убито 46 бандитов, в том числе финский офицер и унтер-офицер. Захвачена мелкокалиберная пушка».[168]
Как мы видим, при ликвидации лишь одной банды было уничтожено 46 «лесных братьев».
8 июля тот же самый истребительный батальон капитана Пастернака вел настоящие бои с антисоветскими формированиями в городе Вильянди, на который наступали немцы. В отчете о боевых действиях оборонявшего Вильянди 5-го мотострелкового полка 22-й мотострелковой дивизии сообщается следующее: «Город горел, на улицах шел бой между истребительным батальоном т. Пастернака и пятой колонной, валялись убитые и раненые».[169] Едва ли нацистская «пятая колонна» обошлась в этом бою без серьезных потерь.
Бои между советскими частями и антисоветскими эстонскими формированиями численностью около 300 человек также имели место в городе Тарту[170], а действовавший в районе Киллинге–Нымме крупный отряд «лесных братьев» под командованием майора Лиллехта был разбит советскими частями и распался на отдельные группы, что само по себе свидетельствует о значительности потерь.[171]
К сожалению, общая статистика по борьбе истребительных батальонов с формированиям «лесных братьев» была утрачена во время отступлений летом и осенью 1941 года; в документах штаба истребительных батальонов НКВД СССР по Эстонии по этому вопросу имеется лишь отрывочная и неполная информация. Согласно этим данным в Эстонии было задержано и/или уничтожено не менее 422 бандитов и бандпособников.[172]
Однако кроме истребительных батальонов борьбу с вооруженными отрядами «лесных братьев» вели подразделения Особых отделов 8-й армии и Краснознаменного Балтийского флота, а также части пограничных войск. Только за пять дней с 16 по 20 июля 1941 года бойцами Особого отдела 8-й армии было уничтожено 7 бандитов, арестовано 13 бандитов и бандпособников.[173] 9 июля группой 6-го пограничного отряда было убито 3 и захвачено 8 бандитов.[174]
Кроме того, с 22 июня по 12 августа 1941 года по приговорам военных трибуналов было казнено как минимум 27 «лесных братьев» (см. табл. 13).
Советские данные находят подтверждение в документах, составленных эстонскими националистами. Так, в отчете «Омакайтсе» уезда Пярну за 1941 год числится 53 убитых в боях с «Советами».[175] И это – только по одному уезду, в котором, кстати говоря, деятельность «лесных братьев» была не особо активной.
Американский исследователь А. Штромас оценивал общие потери эстонских «лесных братьев» в 541 человека.[176] Эту цифру следует рассматривать как минимальную; перечисленные выше факты свидетельствует о том, что потери националистических вооруженных формирований могли оказаться больше и достигнуть 1000 человек.
Обвинения в издевательствах и пытках
В работах эстонских историков можно встретить неоднократные упоминания о том, что репрессии военного времени сопровождались насилием и пытками населения – преимущественно со стороны бойцов истребительных батальонов. Значительную часть своей книги «Красный террор» Март Лаар уделяет описаниям зверств, якобы совершенных над мирными эстонцами. В этом списке фигурируют насилие над женщинами, выкалывание глаз, отрезание носов и ушей - словом, все то, о чем в свое время писали немецкие пропагандисты.[177]
Нет сомнений, что в ходе ожесточенной борьбы, которую истребительные батальоны вели с «лесными братьями», имела место гибель местных жителей. Это неизбежно в любой войне – например, в войне в Ираке, в которой сегодня принимает участие Эстония. Однако следует учитывать тот факт, что с самого начала своей деятельности формирования «лесных братьев» совершали убийства мирных граждан: и сочувствовавших советской власти, и просто невинных. Одна из первых касающихся эстонских «лесных братьев» записей в журнале учета боевых действий пограничных войск НКВД Ленинградского военного округа гласит: «Участились случаи налета бандитских контрреволюционных шаек на мирное население».[178] Упоминания о расстрелах, естественно, «сочувствующих советской власти» мы находим и в документах самих «лесных братьев».[179]
Так, например, отряд «лесных братьев» под командованием бывшего фабриканта Хермана Юсаара летом 1941 года арестовал и расстрелял более 50 коммунистов и активистов в волостях Тихуметса и Тали. Группа «лесных братьев» в Тартуском уезде расстреляла около 35 коммунистов и представителей советских властей, а в районе города Каллисте националисты захватили председателя местного горсовета Маркела Феклистова, которому «рвали нос железными крючками, простреливали плечо, а на второй день полуживого закопали в землю».[180]
Жестокость вызывала жестокость; летом 1941 года на территории Эстонии фактически шла гражданская война, в которой эстонцы из формирований «лесных братьев» сражались с эстонцами из истребительных батальонов. Как и всякая гражданская война, она не обошлась без невинных жертв. Однако правомерно ли обвинять бойцов истребительных батальонов в изуверских пытках, со вкусом описываемых Мартом Лааром?
Сравнительно недавно выявленный в Центральном архиве ФСБ документ позволяет отвергнуть эти обвинения. Это подписанная наркомом государственной безопасности СССР Меркуловым служебная записка, датирующаяся апрелем – маем 1945 года. Записка носит внутренний характер и сомневаться в ее достоверности не приходится. К настоящему времени этот документ уже опубликован, однако в связи с важностью записки мы приведем ее здесь с незначительными сокращениями[181].
Едва ли нацистские пропагандисты действовали в Эстонии иначе, чем в Латвии; таким образом, мы имеем основание утверждать, что приводимые Мартом Лааром «данные» являются всего лишь измышлениями нацистской пропаганды. Впрочем, Лаар не одинок в использовании заведомо фальсифицированных источников; так, например, упоминающаяся в записке Меркулова пропагандистская книга «Год ужаса» до сих пор используется латвийскими историками в качестве не подлежащего сомнению источника. Более того, она переиздана, а фотографии изуродованных нацистами трупов выложены в Интернете и по сей день используются для разжигания ненависти к России.
Служебная записка НГКБ СССР о фальсификации гестапо
«большевистских зверств» в Прибалтике
В 1941 году, после оккупации Латвии, немецким командованием в гор. Риге был создан т.н. «Организационный центр», который в конце 1941 года был
переименован в «Директорию».
По заданию гестапо председателем организационного центра КРЕПШМАНИСОМ (бежал с немцами) была создана «Комиссия по расследованию зверств большевиков в Латвии»…
Вскоре после создания этой «Комиссии», работавшей под руководством начальника пропаганды рейхскомиссариата Латвии ДРЕСЛЕРА и начальника рижского гестапо ЛАНГЕ, она через печать и радио широко оповестила население о том, что в гор. Риге и его окрестностях обнаружены массовые могилы латышей, «зверски замученных чека».
Показаниями арестованных членов «Комиссии» ПУКИТИСА и ГРУЗИСА и допрошенных свидетелей установлено, что в распоряжении ЗУТИСА находилась специальная команда в количестве 40 человек, которая занималась специальной «обработкой» трупов, всячески их уродуя, а члены «Комиссии» на этом основании составляли и подписывали фиктивные акты о «зверствах» большевиков.
Изуродованные трупы выставлялись для широкого обозрения населения и опознания их родственниками.
Чтобы скрыть факт умышленного изуродования трупов, предназначавшихся для широкой демонстрации населению в качестве доказательств «большевистских зверств», немцы расстреляли и закопали в местечке «Болтозер» [Балтэзерс] близ Риги 10 евреек, взятых ими из гетто для работы в специальной команде ЗУТИСА.
Немецкая пропаганда активно использовала «материалы» указанной комиссии для клеветнической антисоветской кампании по всей Прибалтике. Организовывались торжественные похороны «жертв большевизма», проводились антисоветские митинги, публиковались статьи в газетах и журналах, были изданы книги под названием «Год ужаса» и «Обвинительные доказательства» и выпущен «документальный» фильм «Красный туман», который с некоторыми изменениями был также сделан для Эстонии и Литвы.
В ходе следствия НКГБ ЛССР задокументирован фальсификаторский характер немецкой пропаганды о «зверствах большевиков». В частности, документально и показаниями свидетелей установлено, что основные кадры «документального» фильма «Красный туман» были сделаны лабораторным путем, для чего на трюковом столе кинолаборатории из фотоснимков отдельных трупов фабриковались кадры «массовых жертв большевиков», а «камера смертников в тюрьме НКВД с надписями осужденных» была бутафорно сооружена и заснята в Рижской киностудии.
Установлено, что в книге «Обвинительные доказательства» была помещена статья, описывающая подробности ареста и «расстрела большевиками» латышского музыканта Рейтгарса А.Э. Фактически Рейтгарс А.Э. в 1941 году был осужден народным судом г. Риги за хулиганство к одному году тюремного заключения, этапирован в Печерский лагерь НКВД, и после отбытия наказания Рейтгарс находился на службе в Красной Армии в запасном латышском полку.
В настоящее время Рейтгарс вернулся в г. Ригу и работает в Республиканском Радиокомитете в должности концертмейстера…
Народный комиссар
государственной безопасности СССР
МЕРКУЛОВ
Эвакуация летом 1941 года
Летом 1941 года из Эстонии, как и из остальных прифронтовых территорий СССР, проводилась эвакуация населения. В Таллине эту эвакуацию описывают достаточно странно. «Примерно 25 000 человек, в основном граждан Эстонской Республики, были эвакуированы в Россию летом 1941 года, – читаем мы в «Рапортах» Эстонской международной комиссии по расследованию преступлений против человечности. – Промышленные предприятия, общественные организации и государственные учреждения, сельскохозяйственные предприятия, транспортные предприятия и т.п. эвакуировались в СССР вместе с оборудованием, имуществом и персоналом. Многие из эвакуированных ехали в СССР добровольно (члены партии, так называемые «активисты» и члены их семей). Также от немцев в СССР бежали примерно 2000 эстонских евреев. Тысячи людей эвакуировались насильно, под страхом ареста и расстрела».[182]
При этом остается совершенно непонятным, зачем советским властям требовалось эвакуировать кого бы то ни было насильно – ведь хорошо известно, что многие тысячи лояльных советской власти людей не смогли эвакуироваться из Эстонии и впоследствии были уничтожены нацистами и их пособниками.
На самом деле рассматривать эвакуацию как репрессию невозможно – это эстонским историкам приходится признать. Однако в общее число «потерь населения Эстонии», за которые планируется предъявить претензии России, эвакуированных все равно включают.[183] Просто так, без всяких обоснований.
Мобилизация и трудовые батальоны
В качестве жертв советских репрессий военного времени эстонские историки называют эстонцев, мобилизованных в Красную Армию. «Как своеобразную дополнительную депортацию можно рассматривать и проведенную в Эстонии летом 1941 года принудительную мобилизацию в Советскую Армию, в результате которой было отправлено в Россию 33 000 мужчин», – пишет Март Лаар. – В августе 1941 года мобилизованных и оставшихся в живых ополченцев как «неблагонадежных» поселили в военные лагеря, находящиеся в системе ГУЛАГ НКВД. По господствующим там условиям, они практически не отличались от тюремных лагерей. Зимой 1941 года в бесчеловечных условиях так называемых трудовых батальонов погибло около 8000 эстонцев. Остальных спасло от смерти формирование стрелкового корпуса, в составе которого эстонцы сражались до конца войны».[184]
В изданном в 1991 году «Отчете» комиссии АН ЭССР утверждалось, что число погибших в трудовых батальонах составило не 8, а 12 тысяч человек.[185] Авторы «Белой книги» отмечают, что эта цифра не подтверждена архивными источниками, однако именно ее называют в качестве итоговой.[186] Называют они и еще одну цифру погибших в трудовых батальонах – 10 440 человек.[187] С этой цифрой согласны авторы «Обзора». «Около 10000 человек из тех, кто попал в трудовые батальоны, умерло к весне 1942 года», – утверждают они.[188] Комиссия историков при президенте Эстонии в своих «Рапортах» благоразумно обходит стороной вопрос о численности мобилизованных, погибших в трудовых батальонах.
Таким образом, эстонские историки называют крайне противоречивые цифры погибших – от 8 до 12 тысяч человек; при этом, как обычно, никаких ссылок на архивные документы ими не предъявляется.
Попробуем внести ясность в эту проблему.
Прежде всего, отметим, что идея об отождествлении мобилизации и депортации родилась у сотрудников организованной нацистскими оккупантами комиссии ZEV.[189] Повторение подобных измышлений в наше время выглядит как минимум странно. Очевидно, что мобилизация в армию не может расцениваться как репрессия. В качестве репрессии может, при определенных условиях, рассматриваться лишь отправка мобилизованных в трудовые батальоны, да и в этом случае грань между трудовым использованием граждан воюющей страны и интернированных по гражданскому или этническому признаку и репрессиями вполне очевидна.
Нет необходимости говорить о том, что в трудовых батальонах были вовсе не курортные условия. Даже в советское время никто не отрицал, что у эстонцев, переданных в 1942 году из трудовых батальонов на формирование эстонского стрелкового корпуса, были проблемы со здоровьем.[190] Но проблемы со здоровьем – это одно, а массовая смертность – совсем другое. Действительно ли в трудовых батальонах умерло от четверти до трети направленных туда эстонцев?
Основанная на документах статистика смертности эстонцев в трудовых батальонах к настоящему времени не обнародована. Однако одновременно с эстонцами в трудовые батальоны направляли советских граждан немецкой национальности – как служивших в Красной Армии, так и военнообязанных. Этот сюжет детально исследован российскими и немецкими историками, которые, в частности, ввели в научный оборот детальные данные о смертности немцев в трудовых батальонах.
Например, по данным Вятского ИТЛ, с февраля 1942 по 1 июля 1944 года в распоряжение руководства лагеря поступило 8207 немцев-«трудоармейцев». За это же время убыло 5283 человека, в том числе умерли – 1428, осуждены – 365, этапированы в другие ИТЛ – 823, демобилизованы – 1581, бежали – 7, находились в отпуске для лечения или по семейным обстоятельствам 1079 человек.[191]
Таким образом, в процентном отношении смертность среди немцев-«трудармейцев» Вятского ИТЛ за 2,5 года составила 17,4%.[192] Эстонцы находились в трудовых колониях и трудовых батальонах гораздо меньше времени, чем немцы, – с осени 1941-го до весны 1942 года. К тому же на рубеже 1941–1942 годов «мужчин более ранних годов призыва (родившихся в 1896–1906 годах) и более благонадежный элемент (членов истребительных батальонов, работников милиции и др.) стали перемещать в колхозы или на предприятия».[193] Очевидно, что эта мера должна была существенно снизить смертность.
Однако, согласно данным эстонских историков, за эти 6–8 месяцев смертность эстонцев была значительно выше, чем общая смертность советских немцев за 29 месяцев – от 25% (8 из 33 тысяч) до 36% (12 из 33 тысяч). Столь значительное расхождение явно свидетельствует о том, что «данные» эстонских историков не соответствуют действительности. Ложность утверждений эстонских историков может быть доказана и другим путем.
Уже в начале 1942 года, в соответствии с решением Государственного комитета обороны СССР, началось формирование эстонских национальных дивизий – сначала 7-й стрелковой, а затем 249-й стрелковой, на основе которых в мае 1942 года был создан 8-й Эстонский стрелковый корпус.
К ноябрю 1942 года численность военнослужащих эстонских соединений корпуса составляла 27 331 человек, 88,5% из которых – эстонцы. Всего за время войны в корпусе воевало около 70 тысяч человек, количество эстонцев среди которых оставалось на уровне 80% (табл. 14). При этом более 80% воевавших в корпусе эстонцев до войны проживало в Эстонии.[194]
Таблица 14. Национальный состав 8-го Эстонского
стрелкового корпуса,
1942–1944 годы[
195]
Национальн. |
15.05.1942 |
15.12.1942 |
30.06.1943 |
11.07.194 4 |
Эстонцы |
88,8% |
88,5% |
75,6% |
80,55% |
Русские |
9,9% |
10,2% |
- |
18,22% |
Другие |
1,3% |
1,3% |
- |
1,3% |
Таким образом, за все время войны в 8-м Эстонском стрелковом корпусе сражалось в общей сложности около 45 тысяч бывших граждан Эстонии. Сопоставление этой цифры с данными эстонских историков о количестве мобилизованных (33 тысячи человек) и эвакуированных (около 25 тысяч человек, включая женщин и детей) ясно свидетельствует об отсутствии массовой смертности в трудовых батальонах.[196]
Мобилизованные в 1941 году эстонцы не были замучены в трудовых батальонах, как утверждают сегодня в Таллине. Они сражались в рядах Красной Армии, гибли под Великими Луками, шли по улицам освобожденного Таллина, бились в Курляндии. Среди них – несколько эстонцев – Героев Советского Союза, включая ныне живущего Арнольда Мери, получившего «золотую звезду» еще в 1941 году. Уже в наше время, на открытии мемориала эстонским эсэсовцам в Синимяэ, вице-спикер Эстонского парламента Туне Келлам скажет, указывая на заросшую кустарником линию окопов героического 8-го эстонского стрелкового корпуса Красной Армии: «Там могилы наших врагов». Неужели и он «заботится об истине»?
Выводы
Исследование репрессий военного времени требует крайней осторожности. Война неизбежно связана с гибелью гражданского населения: во время бомбардировок и артобстрелов, во время боев в городах и поселках. Это трагично, но не имеет никакого отношения к репрессиям.
Мы уже имели возможность неоднократно убедиться, что при описании советских репрессий эстонские историки охотно пользуются изготовленными нацистскими пропагандистами фальшивками. «Данные» комиссии ZEV, изданные немцами пропагандистские книги «Год страданий эстонского народа» и «Советский Союз и балтийские государства» занимают видное место среди используемых эстонскими историками «источников».
Это особенно заметно при описании эстонскими историками репрессий военного времени. Именно к измышлениям немецких пропагандистов восходят регулярно повторяемые сегодня в Таллине рассказы о садистских убийствах мирных эстонцев бойцами Красной Армии и истребительных батальонов и о насильственном угоне эстонцев в Сибирь под видом эвакуации и мобилизации.
Недостаточность источниковой базы не дает нам возможности привести точные данные о советских репрессиях в Эстонии в начале войны. Однако даже имеющаяся информация противоречит «данным» эстонских историков. На самом деле в июне – октябре 1941 года советскими военными трибуналами было вынесено от 240 до 320 смертных приговоров. Кроме этого при приближении немецких войск в эстонских тюрьмах было расстреляно 226 заключенных, содержавшихся там по обвинению в антисоветской деятельности. Около 300 граждан Эстонии было осуждено к заключению в лагеря и колонии ГУЛАГа. От 550 до 1000 боевиков пронацистских формирований «лесных братьев» уничтожено в ходе боевых действий. Но этих последних ни у кого из чтящих память воинов антигитлеровской коалиции не повернется язык назвать «жертвами репрессий».
Предыдущая |
Содержание |
Следующая