Матильда фон Бюлоф (Mathilde Von Bulow), исследователь университета Ноттингема (Великобритания), специализируется на истории французской разведки времени Алжирской войны (1954-1962). В декабре прошлого года в респектабельном журнале о спецслужбах «Intelligence and National Security» вышла ее статья о действиях французских эскадронов смерти в Германии "Myth or Reality? The Red Hand and French Covert Action in Federal Germany during the Algerian War, 1956-61".

В период 1956-61 гг. в ФРГ прокатилась волна убийств и подрывов. Первая бомба взорвалась 28 сентября 1956 года в офисе бизнесмена Отто Шлютера в Гамбурге. Шлютер отделался ранением, его помощник был убит. Через год, в июне 1957 года, Шлютеру удалось выжить при еще одной попытке покушения – на этот раз бомба взорвалась в его мерседесе, убив его мать и серьезно ранив дочь. В октябре 1958 года в порту Гамбурга был взорван грузовой корабль Atlas. Потом было обстреляно здание посольства Туниса в Бонне, за этим последовал подрыв во Франкфурте автомобиля Георга Пухерта, владельца экспортно-импортной компании в Танжере. Это далеко не полный список жертв, ответственность за которые вскоре стали приписывать таинственной организации «Красная рука» - группе французских поселенцев в Северной Африке, которая взялась таким образом за решение алжирского вопроса. Дело в том, что все жертвы имели прямое отношение к торговле оружием – а Германия во время алжирской войны оказалась основным поставщиком оружия для повстанцев из FLN (Front de Libération Nationale).

По данным Матильды фон Бюлоф, на самом деле эти ликвидации проводила не «Красная рука», а штатные подразделения французской разведки Service de Documentation Exteґrieure et de Contre-Espionnage (SDECE), которым было удобно прятаться за красивым и устрашающим именем. Кроме того, фон Бюлоф утверждает, что деятельность эскадронов смерти была не инициативой спецслужбы, а вполне продуманной тактикой тогдашнего руководства Французской республики.

Слухи о том, что за убийствами стоит одна организация, стали циркулировать после первого же подрыва. К 1959 году основным подозреваемым для немецкой прессы стала группа la Main Rouge («Красная рука»). На пресс-конференции 16 апреля 1959 года прокурор Франкфурта Хейнц Вольф заявил, что полиция хотела бы допросить трех человек в связи со смертью Пухерта: все трое, по мнению Вольфа, входили в организацию «Красная рука».

Дело в том, что в марте того же года Вольф получил анонимный телефонный звонок от предполагаемого члена «Красной руки», который заявил, что Пухерт был лишь последней жертвой в общей сложности десяти атак, проведенных организацией с сентября 1956 года. Информатор сообщил, что лидером группы является бывший полицейский из Марокко Жан Виари, которому помогает в Германии в том числе полковник Мерсье, официальный представитель SDECE при BND. Три месяца спустя полиция Германии стала расследовать заявления, которые сделал Алэн Рой, редактор международного отдела консервативной французской газеты l’Aurore, утверждавший, что на самом деле эти ликвидации не работа «Красной руки», а еще более секретной группы Catena. Еще через несколько месяцев, в ноябре 1959 года, один из предполагаемых членов «Красной руки» Дюрье дал сенсационное интервью Daily Mail, где признал преступления группы за рубежом. Интервью вызвало скандал в Германии и парламентский запрос от оппозиции. Однако когда Дюрье был арестован в феврале 1960 года на немецкой границе, он опроверг все свои заявления, сообщив, что газета неправильно интерпретировала его слова.

Между тем, к тому времени в недрах французской разведки SDECE окончательно оформились два типа операций для предотвращения поставок оружия в Алжир извне.

Первый был назван операции Arma или «armaments». Такие операции должны были с помощью саботажа разрушать каналы поддержки FLN и запугивать бизнесменов, работающих с алжирцами. Для этого подразделения Service Action физически уничтожали суда, перевозящие оружие. В июле 1957 года подводные диверсанты SDECE взорвали два судна в порту Танжера, принадлежавших компании Георга Пухерта. Та же техника была применена против кораблей Atlas и Marmara. Французская разведка расценивала такие акты саботажа как достаточно эффективные. Судя по воспоминаниям Константина Мельника, только в 1961 году так были уничтожены по крайней мере семь судов. Был и второй тип операций, с кодовым именем Homo – «homicide», для ликвидаций. Тот же Мельник писал, что в 1961 году Service Action «уничтожила» 103 продавца оружия и агента FLN. Большая часть этих убийств пришлась на Северную Африку и Ближний Восток. Однако под удар попали и немецкие продавцы вооружений. Дело в том, что арабские режимы были расположены к немцам еще со времен Первой и Второй мировых войн и считали их естественными союзниками. Немцы, в свою очередь, быстро отстроили индустрию вооружений после поражения во Второй мировой, а правила для экспорта оружия в Германии были достаточно либеральны.

Любопытно, что тактика спецопераций в Германии не спасла Францию от потери Алжира, но привела к любопытным последствиям во французско-немецких отношениях: ФРГ не только не порвала отношений с Францией, а, наоборот, стала ее крупнейшим экономическим партнером.

Как мы знаем, опыт такой политики не был утерян, и через двадцать лет был повторен испанскими спецслужбами, которые использовали киллеров для уничтожения членов террористической организации ЭТА на территории Франции.

Матильда фон Бюлоф рассказала Андрею Солдатову о том, кто на самом деле стоял за ликвидациями на территории Западной Германии:

— Как вы думаете, почему французские власти выбрали столь жесткую тактику для действий в Германии?

— Было несколько факторов, которые привели к этому решению. Прежде всего, это контекст деколонизации. Между 1954 и 1963 гг. французская армия участвовала в жесткой войне против Front de Libération Nationale (FLN – National Liberation Front), задачей которого было освободить Алжир после около века французского доминирования.

Учитывая значимость Алжира для Франции (эта территория конституционно была признана частью Французской Республики, там жили около 1 млн. европейских поселенцев) и последующую потерю Индокитая, армейские круги и многие политики вместе с правительством были крайне заинтересованы в том, чтобы Алжир оставался французским.

Когда война с инсургентами FLN была ограничена территорией Алжира, французская армия была достаточно успешна (часто благодаря использованию жестокой и безжалостной тактики не только против инсургентов, но и против населения). Когда же конфликт вышел на международный уровень, ситуация для французов стала осложняться. Ведь армия не могла просто маршировать по чужой территории. К тому времени именно международные связи и контакты FLN рассматривались как наиболее угрожающие для Франции. В большинстве своем французские военные и политики пришли к выводу, что только международная поддержка помогает держаться партизанам FLN. В результате, чтобы покончить с инсургентами, Франция должна была отрезать FLN от их зарубежных источников поддержки, особенно тех, кто снабжал партизан оружием и амуницией.

Чтобы выполнить эту задачу, французские власти использовали разные средства, включая патрулирование алжирских границ, борьбу с теми, кто ищет средства для партизан, дипломатическое давление на те страны, из которых идет наибольший поток помощи повстанцам.

В определенных случаях, когда французы считали, что другие средства не дают желательных результатов и что риски прямого вмешательства относительно низки, тогда власти санкционировали использование большего количества тайных операций, включая убийства (в основном дилеров оружия или агентов FLN).

— Как позднее испанцы в войне против ЭТА во Франции, так и французские власти решили использовать не ультрасекретные отделы для убийств (как КГБ), а группы со специально придуманными именами. Испанцы использовали GAL, французы – группу «Красная рука». В обоих случаях это выглядело как специальная пропагандистская тактика: GAL заявили о себе с помощью листовок, «Красная рука» - через СМИ. В чем причина такой публичности?

— Я пишу в своей статье, что «Красная рука» на самом деле лишь сформировала миф. Эта предполагаемая контртеррористическая организация не была замешана в убийствах и актах саботажа, которые проводились французами во время Алжирской войны, или ответственна за них. Она не могла этого делать просто потому, что тогда она не существовала (по крайней мере в таком виде). Эти операции проводились французской разведывательной службой (SDECE) или ее департаментом по специальным операциями, Service Action.

Сложно сказать, насколько миф о «Красной руке» был придуман SDECE специально, чтобы переключить внимание вовне от деятельности Service Action, или этот миф был первоначально создан СМИ, а потом эксплуатировался SDECE и французским государством. В любом случае, миф о «Красной Руке» был очень полезен для французских властей.

Во-первых и прежде всего, миф позволил придумать отличную тактику ухода от ответственности, дал возможность правительству утверждать, что это не его секретные службы несут ответственность за тайные операции. В конце концов, как случалось с очень многими мифами, этот также опирался на кусочек правды. Группа, созданная реакционными французскими поселенцами и назвавшаяся «Красной рукой», действительно была активна в короткий период на территории французского протектората в Тунисе в начале 1950-х. И не было секретом, что многие из алжирских поселенцев были крайне отрицательно настроены к возможной независимости Алжира и тоже имели большое желание взять ситуацию в свои руки, если она для них ухудшится. Так что это было достаточно удобно, что такая предполагаемая группа обозленных поселенцев могла существовать. Уже сам миф о «Красной руке» был полезен французам. Публичность, которую вызвали убийства, предположительно организованные «Красной рукой», распространилась по Западной Европе и помогла передать предупреждение всем, кто еще был в бизнесе с FLN. Месседж был прост: перестаньте продавать повстанцам оружие или будет хуже...

— В отличие от испанской тактики, во Франции эти операции были под контролем разведки, а не полиции. Испанские власти использовали полицию как организаторов, так как эти структуры прямо отвечали за контртерроризм и имели связи в криминальных кругах, где вербовались наемники. Почему французы решили использовать разведку, а не полицию?

— Тайные и специальные операции такого рода были в зоне ответственности Service Action, который был департаментом внутри SDECE. В то же время, эти операции проходили за иностранной территории, так что имело смысл опираться на SDECE/Service Action, чьи оперативники были обучены действовать именно там. Кроме того, планирование и исполнение операций Service Action были прямо связаны с разведывательной информацией, добываемой SDECE. Французская полиция и местные службы безопасности могли собирать информацию на внутреннем фронте (к которым относился и Алжир), но не за рубежом.

— Кто служил в этих отрядах: агенты SDECE, наемники, уголовники, поселенцы?

— По моим данным, это были действующие сотрудники и резервисты SDECE, департамента Service Action, а также таких оперативных подразделений, как 11eme Choc (подразделение военного спецназа). Но фактически мы знаем очень мало о структуре и членстве Service Action.

— Одновременно в Германии действовали советские киллеры. Но немецкие власти более терпимо отнеслись к французам. В чем причина?

— Ну, мы говорим о событиях во время самого «горячего» периода холодной войны. Советы были главным противником Бонна, в то время как французы – ближайшими союзниками.

Кроме того, обстоятельства вокруг советских убийств в Западной Германии были другими. Например, агенты КГБ Николай Хохов и Вольганг Вилдпретт оба перебежали в ФРГ в 1954-м и 1955-м соответственно, и они тогда публично заявили, что были засланы в Германию с заданием убить видных диссидентов, таким образом ввергнув КГБ в большой скандал. Суд над убийцей КГБ Богданом Сташинским в 1962 году был еще более сенсационным, поскольку он назвал число убийств, организованных СССР до его бегства в 1961 году.

Так что если советские агенты были в распоряжении немецкой полиции, то ни один француз не был задержан, и ни один не вышел на публику с признаниями.

Это не значит, что немецкие власти позволяли или санкционировали деятельность Service Action. По некоторым политическим и дипломатическим причинам для Бонна было удобнее держаться подальше от любых обвинений французских спецслужб в отсутствие прямых доказательств. В свете холодной войны (а второй Берлинский кризис случился между 1958 и 1962 гг.) и учитывая, насколько французы нервно реагировали на алжирскую проблему, казалось нецелесообразным восстанавливать против себя Париж. Но немецкие полицейские работали и пытались расследовать эти случаи. Но учитывая характер жертв (дилеры оружия и люди, замешанные в контрабанду различных видов), никогда нельзя было окончательно утверждать, что убийства были политически мотивированы. И опять, здесь концепция перекладывания ответственности была очень удобна. Она работала на французов, но не работала на Советы.

— Насколько известно, главной задачей операций GAL было изменить политику Франции в отношении ЭТА. И эта тактика была успешна. Как вы думаете, изменила ли тактика «Красной руки» политику ФРГ в отношении Алжира?

Надо отделять официальную политику по поводу Алжира и мнение отдельных лиц. Официально правительство в Бонне старалось оставаться нейтральным к Алжирской войне. Это расценивалось как внутреннее дело Франции, и Германия таким образом не имела права комментировать конфликт или вмешиваться в него. Конечно, Бонн не считал нужным помогать FLN каким-либо образом, хотя это движение никогда не считалось в ФРГ террористической организаций (хотя были попытки назвать ее преступной).

Неофициально, я думаю, что акции «Красной руки» действительно помогли надавить на немецкие власти в сторону ужесточения правил для торговли оружием.

Также вероятно, что довольно сенсационная цепь убийств и попыток убийств помогла отговорить немецких дилеров оружия от ведения торговли с FLN и его союзниками. В этом смысле я сказала бы, что французские тайные операции имели успех в краткосрочной перспективе, но не долгосрочной.

Таким образом, это усложнило получение FLN оружия через ФРГ и заставило повстанцев просто ближе сойтись с Восточным блоком, чему противостоять оказалось намного труднее, поскольку тут пришлось иметь дело не с отдельными личностями, а с правительственными структурами. Более важно, что убийства создали плохое паблисити для французского Алжира. Были ли эти спецоперации организованы «Красной рукой» или Service Action, убийства и саботаж были незаконны и аморальны, они показали СМИ и обществу, насколько грязной стала война в Алжире. С моральной и даже политической точки зрения независимость Алжира теперь рассматривалась как желательная и даже неизбежная возможность.

— Насколько я понимаю, основное различие между испанской и французской тактикой использования эскадронов смерти состоит в том, что испанцы уничтожали своих собственных граждан во Франции, а французы в Германии - немцев. Почему немецкое общество и правительство столь спокойно отнеслись к убийствам своих граждан французскими спецгруппами?

— Я не могу говорить об испанском опыте – я никогда не занималась глубоко этой темой. Что касается Западной Германии, то я могу сказать, что общественное мнение и общество никогда не были толерантны к убийствам, организованным французами на их территории. На самом деле пресса и даже парламентская оппозиция протестовала против этих нарушений немецкого суверенитета. Полиция также активно расследовала эти преступления. Проблема была в том, что полиция находила только обрубленные концы.

Все показывало на французов, но не было доказательств. Как я говорила раньше, в отсутствие прямых улик немецкому правительству было очень сложно обвинить французские власти. Я предполагаю, что личности жертв также могли объяснить это умалчивание со стороны немецких властей. Да, мы имеем дело здесь главным образом с немецкими подданными, но они были людьми, вовлеченными в очень теневую торговую специализацию, они часто имели многократные контакты с преступным миром. Это мешало на уровне расследования исключать возможность, что их убийство или предпринятое убийство были связаны с преступной конкуренцией или местью. Я думаю, справедливо сказать, что немцы, конечно, были озабочены этими событиями и многие так или иначе обвиняли французов; но что-то с этим поделать было очень сложно. В конце концов, однако, использование этих незаконных и сильных мер оказалось более вредным для французской армии, даже если немецкое правительство сделало очень немного, чтобы предотвратить их.