Закончились выпускные в школах. С будущего года, после восьми лет эксперимента, вся страна перейдет на систему Единого государственного экзамена. Почему в последние годы если говорят об образовании, то исключительно в связи с ЕГЭ? Ответ прост: это единственное пока зримое воплощение того, что называется «реформой образования». По тому, как и на каком материале проводится ЕГЭ, можно судить о том, по какому пути будет двигаться российская школа. Если ничего не изменится, с 2009 года выпускники будут сдавать пять предметов в форме ЕГЭ. Между тем итоги эксперимента не подведены, не проанализированы его плюсы и минусы. По сути дела, в течение восьми лет опыты ставились на «живых детях». И нельзя сказать, что никто не пострадал.

Результаты ЕГЭ непоказательны

С одной стороны, результаты ЕГЭ этого года ужасают: 11,2% выпускников получили двойки по русскому языку и 23,5% - по математике. Мы не говорим о 25,3% ребят, заработавших «неуд» по литературе: в отличие от первых двух школьных предметов, литературу сдавали всего в двадцати трех субъектах Федерации.

Мы говорим о фактических двойках. Потому что в этом году «неуды» не ставили - действовала система «плюс один балл». А потому многие сдавали пустой бланк на экзамене, и им все равно шла тройка в аттестат. А что будет в следующем? До сих пор не решено, что делать с тысячами подростков, которые получат по ЕГЭ двойки, - давать им аттестат зрелости или только справку о «прохождении школьного курса»? В этом случае такие дети будут лишены возможности когда-либо поступить в вуз. А Пушкин, если бы он сдавал ЕГЭ, имевший, кажется, «кол» по геометрии, никогда не закончил бы Лицея.

Впрочем, на самом деле количество двоек по ЕГЭ не отражает реальную картину с образованием в стране. По словам директора Московского центра непрерывного математического образования Ивана Ященко, в Москве по математике детям давали неравноценные по сложности варианты. А потому по одним из них - 16% двоек, а по другим - 25%. Наполовину успех зависел от везения: одним, например, доставалась задача, в которой двое рабочих что-то делали (уравнение с двумя переменными), а другим - трое (с тремя).

Ничего не измеряют не только двойки, но и пятерки, полученные на этом экзамене. До сих пор вершинным достижением среди школьников считалась победа на Всероссийской предметной олимпиаде. Чиновники полагают, что победитель такой олимпиады уж точно легко наберет 100 баллов по ЕГЭ. Так вот, из-за мелких ошибок и погрешностей 100 баллов на ЕГЭ не набрал ни один из пяти обладателей диплома первой степени знаменитой высоким уровнем знаний и мерами информационной безопасности Московской математической олимпиады. Среди семнадцати обладателей дипломов второй степени это удалось сделать только одному, а среди девяносто шести дипломов третьей степени - четверым.

Многие победители Московской математической олимпиады потеряли один-два балла на более простой, тестовой части. При полностью решенной - самой трудной - части «С». Потому что в ситуации цейтнота детей нужно специально тренировать на решение более простых заданий (чтобы не ошибиться). А это совсем другие знания и умения.

Зато шесть «стобалльников» решили на олимпиаде не более одной задачи, а еще семеро вообще не участвовали в городском этапе олимпиады.

Соображалка и личное мнение никому не нужны

В этом году ЕГЭ впервые стал еще одной важной протестной темой для молодежи. В нескольких регионах состоялись пикеты против массового обязательного ЕГЭ. А в самой популярной молодежной социальной сети "www.vkontakte.ru" было создано более двадцати групп, объединяющих десятки тысяч пользователей по всей стране: «Клуб ненавистников ЕГЭ», «Для тех, кто пойдет на все, чтоб это вселенское зло отменили» и т.д.

Создателем одной из групп «Новокузнецк против ЕГЭ» и инициатором пикетов был 11-классник из этого города Сергей Николаев (интервью с ним было опубликовано в «РЖ»). С тех пор Сергей сам сдал ЕГЭ и рассказал о своих впечатлениях на «круглом столе», проходившем на прошлой неделе в Госдуме. За эссе по русскому языку ему поставили всего 10 из 20 баллов. «И все потому, что я просто не собирался писать сочинение по шаблону, а писал так, как я думаю, - говорит парень. - Здесь, по-моему, в первую очередь нужны соображалка и личное мнение». Но на апелляции в Кемерово, куда он поехал, ему объяснили: «Нам нужно от вас не творческое задание, а шаблонное сочинение». А вот еще за что ему снизили баллы: «Они придрались к моим словам “безэмоциональный” и “крайне неинтересный”. Первого слова, оказывается, нет в словаре русского языка, и надо писать “неэмоциональный”. А о словосочетании “крайне неинтересный”, которое я употребил, мне было сказано: “Надо писать “очень неинтересный”».

Катя К., медалистка одной из московских английских школ, рассказала, что ее класс сдал ЕГЭ очень плохо: «Мальчик, который занимался, как и весь класс, с репетиторами по всем экзаменационным предметам и поступает в Финансовую академию, получил “3” на ЕГЭ по математике, потому что даже не приступал к заданиям “С”. Мы таких задач никогда не встречали. Их не было даже в тренировочных сборниках ФИПИ (Федерального института педагогических измерений). Нам в начале года сразу сказали в школе: кому нужно “5”, идите на курсы в вуз».

По мнению выпускника школы №1 подмосковного Протвино Ильи Бекбулатова, найдется немного школ, которые подготовят своих учеников к тому, чтобы они хорошо сдали ЕГЭ. (Его класс тоже поголовно занимался с репетиторами, чтобы сдать ЕГЭ.) К тому же это весьма специфическая подготовка: «В критериях оценки позиции ученика, сдающего экзамен, по умолчанию значится, что он должен согласиться с автором текста, по которому пишет это эссе. Возможно, это нормально для того, чтобы оценить среднего человека, но, я думаю, такая форма обучения не даст стимула людям, которые хотели бы заниматься наукой, в которых есть хороший потенциал».

Собственно, этим же озабочены и педагоги. Знаменитый Лев Айзерман, учитель литературы московской школы №303, говорит: «Я теперь не учу, а провожу тренаж к ЕГЭ, я называю это дрессировкой». По его мнению, объективной картины современный ЕГЭ по русскому языку не дает: «Я уже не говорю о том, что туда включены вопросы, которые в школьную программу не входят. Например, “парцелляция”, о которой даже в Литературной энциклопедии написано, что это малоизвестный термин. Или: зачем нормальному культурному человеку знать, какая гласная - мягкая, а какая твердая?

Все, что происходит в последние годы в школе, я бы охарактеризовал как массовое оболванивание учеников и учителя. Потому что система ЕГЭ требует одного: всех привести к общему знаменателю. И когда мальчик, поступивший в МГУ по творческому конкурсу, получает на ЕГЭ минимум баллов, это говорит не о мальчике, а о системе критериев».

Лев Айзерман рассказал, как он отстаивал интересы своей ученицы в комиссии по апелляциям: «Я попросил показать, какие к работе претензии. Они говорят: рецензенты написали, что она нелогична. Я прошу: покажите, где эта нелогичность. И знаете, что мне отвечают? Тут должно быть семь красных строк, а у нее только шесть. То есть нужно, чтобы у всех было одинаково. И учитель обязан натаскивать на это. И когда я, провожая своих учеников на ЕГЭ, все-таки сказал им: “Ребята, пишите все, что вы думаете, они ответили: “Нет, мы будем писать то, что они хотят, чтобы мы думали”».

А вот что говорят математики. По данным Московского института открытого образования, из трехсот ведущих учителей Москвы, входивших в комиссию по проверке пробного ЕГЭ по математике, три четверти заявили, что ЕГЭ в его нынешнем виде проверяет натасканность на конкретные факты и формулы, но не проверяет умения мыслить. Кроме того, подавляющее число опрошенных считают, что содержание экзамена не соотносится со школьной программой и для успешной сдачи ЕГЭ требуется не менее тридцати часов целенаправленной подготовки без основной программы по математике.

Ужасы апелляции

Отчасти именно из-за того, что этих тридцати часов не было, а еще из-за того, что ЕГЭ попросту не соотносится со школьной программой, школьники так плохо сдали математику. В Москве, где семьдесят тысяч выпускников, с апелляцией по математике обратились четыре тысячи человек. Она длилась пять дней. Система оценки ЕГЭ настолько закрытая, что выпускники бежали туда, где кто-то «живой» мог хоть что-нибудь объяснить.

По рассказам Андрея Семенова, зампредседателя предметной комиссии по математике, сначала эксперты предметной группы показывали всем желающим работы и объясняли, за что какие баллы поставлены. Говорили, есть ли возможность для апелляции, а после этого, если люди на нее шли, конфликтная комиссия либо соглашалась с предметниками, либо нет. Были и случаи понижения баллов.

Семенов сказал, что существует еще и высшая инстанция - Федеральная конфликтная комиссия. Никто не знает, кто в нее входит. Она может не утвердить региональные апелляции, а кроме того - выборочно проверить «стобалльников».

Известно, что части «А» и «Б» проверяются машиной. (Для справки: часть «А» - тестовая, там нужно поставить галочку в нужном квадрате; в части «Б» требуется написать короткий ответ, а часть «С» - самая трудная. В случае с русским языком это эссе, а на математике нужно решить несколько задач повышенной сложности.) Так вот, примерно половина апелляций была по частям «А» и «Б». «Мы сравнивали то, что отметил в бланке выпускник, с тем, что считала машина, - говорит Андрей Семенов. - И могли лишь удостовериться в том, что ребенок написал не так, как в трафарете. Допустим, он написал цифру “7” так, что машина ее считала как “1”. Это так называемая техническая сверка. Но люди-то не понимали, что больше мы ничего сделать не можем: у нас нет ни условий заданий, ни ответов. Поэтому, когда нам говорили: я точно знаю, что я прав, а машина - нет, нам нечего было им ответить. Если учесть, что задания “А” и “Б” мог решить средний и хороший школьник и получить тройку или четверку, не приступая к “С”, то этой категории школьников мы не могли ничего сказать».

На вопрос «РЖ», как нужно проводить апелляцию по частям «А» и «Б», чтобы она была содержательной, Андрей Семенов пояснил: «Когда результаты становятся известны, нужно публиковать номера всех вариантов с заданиями. Тогда о чем-то можно говорить».

Что касается части «С», которую проверяли эксперты, задачей комиссии было разобраться в том, насколько правильно в соответствии с критериями были выставлены баллы. Ошибок экспертов было немного. На апелляциях иногда повышали баллы за то, что ребенок, который на ЕГЭ не смог четко записать свое решение, устно делал это правильно. Повышений было немного: не более 10%. По Москве удовлетворили около 400 апелляций.

Занятно, что чиновники Рособрнадзора, явно предвидя плачевные результаты ЕГЭ, издали хитрый приказ №36 от 25 февраля 2008 года, где в пункте 37 сказано: при расхождении экзаменационной и годовой оценки в один балл ставится большая, а при расхождении более чем в один балл ставится среднее арифметическое и округляется до целого в сторону увеличения. Таким образом, если у тебя годовая «5», а на экзамене ты получил «2», в аттестате нарисуют «4». Аттестат выходит хорошим независимо от того, что ты получаешь на экзамене.

Идеологи ЕГЭ признались в поражении

На диспуте «Станет ли российское образование доступнее и качественнее с введением ЕГЭ», который неделю назад проводился Ассоциацией независимых центров экономики анализа (АНЦЭА), можно было услышать ошеломительное признание в провальности всей реформы образования, высказанное одной из тех, кто был среди ее идеологов, - ныне директором Центра экономики непрерывного образования Академии народного хозяйства при правительстве РФ Татьяной Клячко.

Она произносила такие фразы: «Мне кажется, что беда ЕГЭ состоит в том, что его восприятие подменило собой всю реформу образования. А на самом деле ЕГЭ был одним из элементов реформы. Сейчас никто не вспоминает, что был широкомасштабный эксперимент по структуре и содержанию общего образования, по введению профильной старшей школы, по подушевому финансированию, образовательному кредиту; еще куча всяких вещей было понаписано как реформа. А почему-то воспринимается обществом единственный элемент - ЕГЭ».

О том, что ЕГЭ не решил проблемы академической мобильности, а следовательно - доступности образования, говорят такие фразы Клячко: «Получилось, что нехватка общежитий, низкие стипендии, отсутствие образовательного кредита и кредита на проживание и других форм поддержки нуждающихся студентов, растущие расходы на транспорт, на поездки домой и очень высокая стоимость проживания в столицах и в крупных городах привели к тому результату, что сейчас 86% собираются учиться в своем городе и только 11% - как получится. И 2-3% тех, кто собирается учиться в других городах. Это обследование по четырем регионам, и ситуация очень похожа в других регионах (кроме Москвы и Петербурга)».

Проблема коррупции тоже не решена: «Вузы приспособились. Коррупция приобрела иные формы».

Правда, главная мысль Татьяны Клячко заключается в том, что «реформы в образовании во многом дискредитированы их некомплексностью, непоследовательностью и, главное, - затянутостью. Когда хочется уже какого-то конца, а он все не наступает и не наступает».

А еще «виновата» российская специфика: «Черномырдин со своей фразой “хотели, как лучше, а получилось, как всегда” стал бессмертным. Она применима ко всем ситуациям. В 2002 году руководитель одного крупного региона в присутствии министра образования сказала: “Господин Филиппов, мы сделаем все, чтобы наша республика на ЕГЭ не выглядела хуже, чем остальные”. И я поняла, что понеслось. Эта ситуация мне представляется опасной. Дело не в том, плох или хорош ЕГЭ, а в том, что был достаточно четкий управленческий инструмент, с которым можно было как-то работать. Общество подумало, что можно без вранья, а опять началось вранье. Родители каких-то детей начали верить, что их дети теперь смогут поступить в хорошие вузы. На практике же они убедились, что ничего не изменилось и они никуда не поступят, а что опять поступят только те, которые должны были поступить. А в 2003 году начальники муниципалитетов топали на меня ногами и говорили: все хорошие дети уедут к вам, а нам останутся самые слабые? Теперь, когда 90% москвичей говорят, что они будут учиться в Москве, а еще 5% - что в Петербурге, ясно, что этого главного перемешивания не произошло. И в этом смысле мне кажется, что, если мы хотим внести в систему некоторый модернизационный импульс, мы должны подумать, что нам снова делать с ЕГЭ».

Впрочем, все это было сказано для «своих». А на «круглом столе» в Госдуме Татьяна Клячко, так же как и глава Рособрнадзора Любовь Глебова, говорила примерно следующее: закон о ЕГЭ принят, и его нужно выполнять.

Нужен закон о добровольности ЕГЭ

Группа депутатов Госдумы, в числе которых спикер верхней палаты парламента Сергей Миронов и зампредседателя думского Комитета по образованию Олег Смолин, исходит из того, что, если закон плох, его можно хотя бы модернизировать. Они предлагают рассмотреть законопроект о добровольности ЕГЭ. Или, в крайнем случае, об отсрочке введения ЕГЭ в действие до 2011 года. В законопроекте также существует статья об отмене Единого экзамена по литературе, истории и обществознанию. А еще Олег Смолин настаивает на создании независимой комиссии по результатам ЕГЭ.

Они это предлагают потому, что ЕГЭ не соответствует ни одному из заявленных чиновниками принципов: он не дает достоверной информации о качестве образования в регионах, по которой могли бы приниматься правильные управленческие решения; не решает проблему доступности высшего образования для детей из отдаленных районов (ехать сдавать вступительный в Москву не нужно, но на какие деньги в ней потом жить - непонятно); подготовка к ЕГЭ превращается в натаскивание на задания сомнительного качества, что не способствует развитию творческих способностей и любви к предмету. К тому же половины того, что есть в контрольно-измерительных материалах, в школе просто не проходят. И, наконец, ЕГЭ не решает проблему коррупции: по словам зампредседателя Комитета по образованию Госдумы Олега Смолина, хороший ЕГЭ в одной из республик сегодня стоит 60 тысяч рублей, а в одном из сибирских городов - 30 тысяч.

Выступивший на «круглом столе» в Госдуме ректор Московского института открытого образования Алексей Семенов рассказал о выводах, к которым пришли участники другого «круглого стола» - московские ректоры, руководители департаментов образования и учителя. Выводы основаны на анализе обязательных экзаменов по математике: ЕГЭ не должен проводиться как узковедомственное, внутрикорпоративное мероприятие. Это плохо, потому что результаты будут такие, которые нужны ведомству. Экзамен должен быть прозрачен и понятен обществу, а не только специалистам. Одна из основных проблем в том, что люди не понимают ни как пересчитываются баллы, ни как решаются задачи. Это приводит к дискредитации идеи.

Общая концепция ЕГЭ и конкретные предметные материалы должны проходить через экспертизу Российской академии наук и Академии образования, как это сделано с учебниками.

И самое главное: при сохранении ЕГЭ необходимо введение двух уровней экзаменов - базового и профильного. При этом базовый уровень, включающий и математику начальной школы, должен быть понятен любому гражданину страны.

По этой теме читайте также