Следите за нашими новостями!
 
 
Наш сайт подключен к Orphus.
Если вы заметили опечатку, выделите слово и нажмите Ctrl+Enter. Спасибо!
 


Предыдущая | Содержание | Следующая

Рой Шмидт. Мусорщик

— Мы зовемся загрузчиками дробилок — это профсоюз настоял. А мы просто чернорабочие, вот что мы такое. Какая тут, к черту, романтика! Знай ворочай тяжелые баки весь день напролет. Я муниципалитету за его деньги отрабатываю сполна. Я человек самостоятельный. Работай я не тут, а где-нибудь еще, так все равно бы свое отрабатывал. Мы собираем мусорные баки и ссыпаем содержимое в дробилку — короче говоря, выполняем все ручные операции. Ничего сложного.

Ему пятьдесят восемь лет. Его напарникам — пятьдесят и шестьдесят девять. В отделе уборки улиц он служит семь лет. «Два года я работал на товарной станции. Работа там ночная. И я выматывался не знаю как. К концу недели у меня все в голове мешалось. Я начал подыскивать дневную работу и устроился сюда».

— В этом районе ребятишки уж больно нахальные. Пораспускали их. Не следят за ними, как следовало бы. Порядку тут маловато становится. Я сам здесь живу, ну и приходится терпеть. Ездишь из проулка в проулок, а они орут: «Помойщик! Помойщик!» Малыши, те машут руками, радуются, ну и помашешь им в ответ. А чуть подрастут, так тебя кроют, что только держись. (Смеется.) Глупы они еще, чтобы понимать, какая это нужная работа.

Я так семь лет езжу и чувствую себя куда свободнее. Возвращаюсь домой, а работа остается за порогом. Когда я работал в конторе, жена все время спрашивала: «Что это с тобой было ночью? Лежишь и барабанишь пальцами пo матрасу». Я тогда в конторе работал счетоводом, и нервы у меня начали сдавать. Нет, уж лучше быть чернорабочим, только не счетоводом. Начать с того, что счетоводу платят гроши. В конторе я был самым низкооплачиваемым из служащих.

Правда, в доме от меня толку было больше. Теперь я так устаю, что ничего тяжелого делать не в силах. Подстриг газон, поднялся к себе, посмотрел по телевизору программу-другую — и на боковую. Зимой хуже. За день намерзнешься, а как войдешь в теплый дом, то и опомниться не успеешь, уже захрапел. (Смеется.) Водителю еще ничего, он в кабине. А мы всё время на холоде.

Больше всего на плечах и руках сказывается. Там болит, тут болит. Года четыре назад меня радикулит скрутил. Ну, положили меня на неделю в больницу за счет муниципалитета. В тот год это со мной два раза было — оттого, что все время поднимаю тяжести. Один доктор мне так объяснил: я месяц работаю, и вроде бы ничего, а он уже начался. И вдруг как вступит в спину — ни встать, ни сесть, ни пошевелиться.

Я ношу пояс, бандаж такой. Они во всех ортопедических магазинах продаются. Больше как напоминание. Этот доктор мне сказал, что у меня ноги длинные, и я перенапрягаюсь. Мои напарники среднего роста, а во мне шесть футов три дюйма. Когда я служил в армии, я был на дюйм выше, и выходит, что с тех пор я немножко осел. Сам виноват. Наверное, поднимаю я не так, как следует, ну и порчу себе все дело. Последние четыре года я берегусь. И ни одного дня из-за него не пропустил. Второй раз пройти через такое я не хочу, можете мне поверить.

Поднимаешь бак емкостью в пятьдесят галлонов. А весить он может от восьмидесяти фунтов до нескольких сотен — это уж зависит от того, что туда напихали. За день мы поднимаем около двухсот баков. Считать я их ни разу не пробовал. А иной раз устроят тебе сюрпризик, набьют бак чем-нибудь тяжелым, вроде штукатурки. (Смеется.)

Я вот всегда говорю: по мусорному баку можно точно определить, как человек живет. В нашем районе, например, наблюдается это самое мексиканское и пуэрториканское движение. Ну, а в баках много рису и порядком оберток от всяких готовых блюд. Они себя стряпней вроде бы не слишком утруждают. Я не говорю, что у них каждая семья такая. Я рядом с ними не жил.

Поверх этого костюма я ношу фартук. Два-три дня — и всю одежду пора перестирывать. Когда работаешь позади дробилки, в любую минуту из нее в тебя все что хочешь полететь может — жижа какая-нибудь, стекло или пластмасса. Никаких предохранительных устройств на ней нет. Из-под ножей куски летят — что твои пули. Два года назад мне в лицо щепка врезалась. Рассадила бровь и разбила очки. Доктор мне шов наложил. Синяк у меня был — залюбуешься. (Смеется.) Опасная штука, по правде говоря. Представить себе невозможно, чего только люди не выкидывают. Я даже бутылки с кислотой видел.

По инструкции, стоять позади дробилки, когда ножи работают, строго воспрещается. Только если это соблюдать, так за день слишком много времени даром потеряешь. Ножи работают, а ты уже следующий бак подготовил.

Разговаривать мы не разговариваем. Ну, разве из бака что-нибудь такое особенное вывалится или просто перебросишься парой-другой слов. А то заедем в проулок и устроим перекур минут на пять. Тут уж мы обо всем на свете покалякать успеваем — текущие события, кто кого убил (смеется), сенсации всякие. А то кто-нибудь прочтет статью про то, что в Европе делается. Ну, иногда и про войну говорим. Только я таких разговоров никогда не любил.

К концу работы я еле на ногах держусь. Иной раз и пожалуешься, если день выдался особенно тяжелый. А жена говорит: «Так подыщи себе что-нибудь другое». Только где ж это человек в моем возрасте найдет себе что-нибудь другое? Новых мест для меня не напасено.

Она говорит, чтобы я вышел на пенсию, когда мне шестьдесят два стукнет. Кое-что мне по социальному обеспечению положено, а муниципальная пенсия будет совсем маленькая. Стаж-то у меня не такой уж большой. Через четыре года он составит одиннадцать лет, и права на полную муниципальную пенсию мне это еще не даст.

Надо жить нынешним днем, а вперед не заглядывать. Что о будущем думать — только себя расстраивать. У нас вот есть выражение — «вредный простой». Это когда весь проулок нужно расчищать от мусора. Так чего заранее из-за него себе настроение портить? Да к черту. Пока здоровье позволяет, я хочу работать.

У меня дочка колледж кончает. Если все пойдет гладко, то в июне получит диплом. Она медицину изучает. И либо преподавать пойдет, либо в лабораторию — наукой заниматься. А пока будет преподавать, сможет работать над диссертацией. Она так далеко от меня ушла, что мне уж...

Я свою работу унизительной не считаю. И себя презирать не думаю. Она мне больше по нутру, чем сидение в конторе. Я теперь куда свободнее. Ну, и еще одно — от нее обществу большая польза. (Смеется.)

Один доктор рассказал мне вот какую историю. Давным-давно во Франции были у ниx всякие принцы, герцоги и прочие тому подобные. И как кто попадал в немилость к королю, поручали ему самую низкую работу — очистку парижских улиц, а они-то в те времена, наверное, в хорошеньком были виде. Один герцог что-то там натворил, ну и поставили его на эту должность. А он такой порядок навел, что его даже наградили. Самая скверная работа во всем французском королевстве, а его за нее по головке погладили. В первый раз мне довелось услышать историю, как за мусор уважать начинают.

Через несколько месяцев после этого разговора я получил от него открытку: «Мы с Пиком еще работаем, только для меня проулки становятся все шире, а баки все тяжелее. Старею».

Предыдущая | Содержание | Следующая

Спецпроекты
Варлам Шаламов
Хиросима
 
 
«Валерий Легасов: Высвечено Чернобылем. История Чернобыльской катастрофы в записях академика Легасова и современной интерпретации» (М.: АСТ, 2020)
Александр Воронский
«За живой и мёртвой водой»
«“Закон сопротивления распаду”». Сборник шаламовской конференции — 2017