Не существует ни одной западноевропейской страны, в которой труд иммигрантов был бы незначительным фактором или хотя бы маргинальным отклонением, полностью зависящим от экономической конъюнктуры. Трудовые иммигранты нигде не служат простым «регулятором» занятости или только инструментом, с помощью которого буржуазия может увеличить «резервную армию труда». В Германии и Великобритании они составляют 6% трудоспособного населения и почти 14% разнорабочих; в Бельгии — 10% трудоспособного населения и 20-25% промышленных рабочих (включая строительную и добывающую отрасли). Во Франции доля иммигрантов насчитывает 11% трудоспособного населения (т.е. более 2 миллионов человек) и превышает 25% в промышленности; в Швейцарии — 26% трудоспособного населения и 35% занятых в индустриальном секторе.

Функции, выполняемые иммигрантами, и выгоды, которые они приносят классу капиталистов, двух видов: политические и экономические.

Политические выгоды. Они, безусловно, самые важные, поскольку повсеместная опора на труд иммигрантов открывает возможность для искусственных изменений фундамента социальной и политической структуры коренного населения. Привлечение иностранных рабочих приводит, в частности, к тому, что значительная часть пролетариата исключается из профсоюзного движения; существенно уменьшается политический и избирательный вес рабочего класса; еще сильнее ослабляется его идеологическое влияние и единство. Одним словом, происходит «денационализация» значительных секторов рабочего класса — путем замещения местного пролетариата импортируемым, который ведет маргинальное и культурно изолированное существование и лишен политических, профсоюзных и гражданских прав.

Опору на рабочих-иммигрантов нельзя сводить просто к политической нейтрализации целых секторов рабочего класса — тех секторов, что могли бы в противном случае проявить большую боевитость, как это было в Италии, где внутренняя миграция с юга на север страны заменила собой миграцию внешнюю. Другой стороной уменьшения числа местных рабочих, занятых физическим трудом, является перемещение их в иные сферы деятельности. Сократить «национальный» рабочий класс на 20% означает «продвинуть» это число рабочих в сферу высоких технологий или сферу услуг; это снижает социальную и экономическую ценность физического труда и занятых им людей в целом; это углубляет разрыв между ручным трудом и высокотехнологичным, интеллектуальным трудом, работой в сфере услуг; соответственно, раздувается представление об общественно-политической важности средних слоев, а расистская и шовинистическая пропаганда поощряет отсталые элементы «национального» рабочего класса идеологически идентифицировать себя с мелкой буржуазией.

Политические выгоды, несомненно, превосходят по важности выгоды экономические, которые буржуазия извлекает из опоры на труд иммигрантов. Эти последние, конечно же, изучены гораздо лучше.

Экономические выгоды. Импорт уже готовых рабочих экономит принимающей стране от 8 до 16 тысяч фунтов стерлингов на одного работника-иммигранта, если учесть, что социальные затраты на воспитание и образование восемнадцатилетнего человека в западноевропейских странах приблизительно равны 5—10-летнему периоду его трудового вклада. Будущая экономия на иммигрантах для принимающей страны обусловлена тем, что подобно тому как ей не пришлось оплачивать детство и юношество гастарбайтеров, так нет у неё и необходимости поддерживать их в старости (это ни в коем случае не означает, что иммигранты освобождены от уплаты страховых пенсионных взносов). То обстоятельство, что большая часть трудящихся-иммигрантов (90% в Германии и Швейцарии) приезжает без семей, обеспечивает принимающей стране дополнительную значительную экономию на социальных расходах (строительство жилья, школ, больниц, транспорт и прочая инфраструктура). По одним только этим причинам, не говоря уже о низкой оплате труда иммигрантов, иностранные рабочие подвергаются сверхэксплуатации со стороны класса капиталистов (то есть являются источником дополнительной прибавочной стоимости).

Тот факт, что развитые капиталистические страны избегают целого ряда различных социальных издержек и перекладывают бремя этих расходов на менее развитые страны, вынуждая последних субсидировать свое монополистическое развитие, имеет важное экономическое значение. Однако трудно превратить все это в факторы мобилизации для политического и идеологического обучения «национального» рабочего класса. Доводы «тьермондистов» чаще всего становятся палкой о двух концах и порождают идеологические недоразумения. Хотя и неоспоримо, что сверхэксплуатация трудящихся-иммигрантов — обязательное следствие неравномерности развития [при капитализме] и является формой грабежа стран «третьего мира», будет неверно и политически недальновидно считать, что эта сверхэксплуатация и грабеж служат источником обогащения населения европейских метрополий в целом — включая рабочий класс, а потому необходимы для поддержания его привычного уровня жизни.

По сути, подобные утверждения начинаются с «допущения», что империалистические метрополии в изобилии располагают как средствами производства, так и рынками сбыта своей продукции, но испытывают недостаток в рабочей силе. Потому под угрозой резкого падения уровня жизни стремление опереться на труд иммигрантов — в общих интересах рабочего класса и буржуазии империалистических метрополий. Ложность подобных рассуждений в том, что они исходят из допущения, будто социальная структура и разделение труда являются неизменяющейся данностью, в то время как они сформированы и закреплены именно путем повсеместной опоры на труд иммигрантов. Если изъять из метрополий импортированную и маргинализованную массу пролетариата — то не просто развалится производство и упадет уровень жизни. Весь образ жизни, вся структура общества, весь баланс политических сил в этих странах кардинально изменятся.

Чтобы оценить последствия этого, достаточно задаться вопросом, каким образом смогут империалистические страны существовать без труда иммигрантов, которые сейчас составляют больше 20% от общего числа рабочих, занятых физическим трудом (то есть эта цифра примерно равна доле черного населения в пролетариате Соединенных Штатов). Это вынудит переместить значительную часть неактивного (женщины, подростки и дети), занятого в сфере услуг и прямо паразитического населения в сферу физического труда. Демографически — то есть пока речь идет о физических возможностях потенциальных трудовых ресурсов — это перемещение не представляет собой проблемы. Тем не менее часть неактивного и непроизводящего, хотя и трудоспособного, населения сможет выполнять изнуряющую, грязную и вызывающую отвращение работу, сейчас остающуюся за иммигрантами, лишь при определенных условиях. Рабочее время, условия труда, основы трудового процесса придется радикально изменить к лучшему. Этому труду придется назначить новую стоимость — в соответствии с его действительной общественной полезностью. Кроме того, он должен будет оплачиваться еще и согласно исторически сложившейся стоимости рабочей силы, занятой таким трудом. Это и была бы та заработная плата, которая позволила бы работникам физического труда удовлетворить конкретно-исторические потребности француза или англичанина (или немца, швейцарца, шведа) существующие на 1970 год, а также компенсировала бы тяжелый, грязный, вредный и неприятный характер их труда.

Такая зарплата была бы очень высокой; возможно, значительно выше той, что выплачивается в современной капиталистической цивилизации за работу, которая предполагает высокую квалификацию, но которая — из-за своей привлекательности, комфортности и предоставляемого «социального статуса» — гораздо более востребована, чем профессии строителя, каменщика, чернорабочего или литейщика. Другими словами, плата за физический труд по его исторической стоимости — цена которого была бы наиболее привлекательной на рынке труда, если бы официально провозглашаемые критерии капиталистического общества действительно выполнялись — структурно невозможна в этом обществе. Поддержание социальной иерархии, шкала ценностей капиталистической цивилизации и, таким образом, само существование буржуазного общества и его система господства зависят от возможности исключения из этой цивилизации и ее рынка труда значительной части рабочего класса.

Это и есть корень противоречий, обнаруживаемый постоянным присутствием в капиталистических обществах трудящихся-иммигрантов, представляющих 20% промышленной рабочей силы. Это фундаментальное противоречие демонстрирует неестественный характер не только уровня жизни населения империалистических стран, но и способа существования, цивилизации и культуры этих обществ.

«Национальный» рабочий класс не только не получает прямой выгоды от сверхэксплуатации рабочих-иммигрантов — напротив, присутствие последних наносит ему ущерб. Невозможно рассчитывать, что в отсутствие иммигрантов класс капиталистов будет вынужден нанять вместо них местных рабочих, оплачивая их труд по исторической стоимости их рабочей силы — и таким образом весьма ощутимо увеличить уровень оплаты физического труда. Подобное перераспределение структурно невозможно в условиях капиталистической системы. Оно несовместимо с существующими моделями потребления, порождаемым этими моделями экономическим, социальным и политическим равновесием и наличной шкалой идеологических ценностей. Изъятие из метрополии рабочих-иммигрантов не просто привело бы к росту заработной платы и политического веса «национального» рабочего класса, но и спровоцировало бы глобальный кризис капиталистического общества на всех его уровнях, изменив весь набор исторических условий, на основе которых определяется стоимость рабочей силы и устанавливается структура заработной платы.

Таким образом, политическая защита иностранных рабочих не может быть сведена к требованиям «более достойной» зарплаты и условий жизни для них. Эта защита неизбежно влечет за собой тотальный вызов той социальной иерархии и тому типу цивилизации, появление которых стало возможно лишь за счет сверхэксплуатации иммигрантов. Неслучайно, что в мае 1968 года, когда такой тотальный вызов был брошен французскими массами, между «национальными» и «иностранными» трудящимися спонтанно возникло единство.