Толкование текстов Г.Э. Говорухина — чрезвычайно сложная задача не только из-за проблем с языком и стилем изложения. Есть еще одна трудность, о которой необходимо сказать отдельно. Она заключается в том, что автор имеет довольно своеобразное представление о логике. /52/
Обратимся к подлинному высказыванию Г.Э. Говорухина, взятому в качестве эпиграфа к настоящей работе. В нем утверждается, что вахтовый метод освоения Дальневосточного региона является одновременно оптимальным и тупиковым. Мы с нетерпением ожидаем мудреца, который смог бы объяснить, каким образом тупиковый путь может быть наилучшим.
Далее. Ключевым понятием теоретической конструкции, сооруженной Г.Э. Говорухиным, является «пространство». Что это такое? Проанализируем высказывания автора по интересующему нас вопросу. На с. 90 Д1 написано: «Пространство, в том числе и географическое пространство власти — это символическая реальность, в пределах которой властные отношения могут быть приняты легитимными». (Пунктуация сохранена.) Итак, автор выдвигает три тезиса: 1) пространство — символическая реальность, 2) географическое пространство власти — тоже символическая реальность, 3) второе относится к первому как часть к целому. Всё понятно.
Читаем дальше: «Являясь частью символической реальности конкретного пространства, система властных отношений осуществляет процесс адаптации человека к территории» (с. 90—91). Здесь утверждается следующее: 1) существует «система властных отношений», 2) она является частью «символической реальности конкретного пространства». Но ведь в предыдущей фразе утверждалось, что пространство — это и есть символическая реальность. Получается, таким образом, что система властных отношений — это часть символической реальности символической реальности. А вот это понять уже невозможно. Пропускаем одну фразу. Читаем: «Более того, власть, наряду с иными формами социального взаимодействия, осуществляет процесс символизации пространства» (с. 91). Но ведь пространство, как мы помним, является символической реальностью по определению!
Через несколько страниц обнаруживаем следующее суждение: «Серьезным испытанием на пути создания символического пространства территории является слабая интегрированность населения в схему осваиваемого пространства» (с. 97). Понятие «символическое пространство территории» в свете данного Г.Э. Говорухиным определения серьезно озадачивает.
Оказывается, наряду с пространством, существует еще символическое пространство, которое само является символической реальностью. При этом сия символическая в квадрате /53/
реальность обладает территорией. Территория измеряется в квадратных метрах, километрах и т.п. По указанной причине в созданном воображением Г.Э. Говорухина мире имеют смысл выражения типа «сто гектаров символической в квадрате реальности» или «двести квадратных километров символической в квадрате реальности». Наше недоумение еще более возрастет, когда мы дойдем до страницы 144 первой монографии, где встретим понятие «территориальное пространство». Выражение «пространство территории» имеет следующий смысл: у территории есть признак, именуемый пространством. Понятие «территориальное пространство» содержит уже другой смысл: у пространства есть признак территориальности. Встает закономерный вопрос: так как же соотносятся между собой понятия пространства и территории? Г.Э. Говорухин запутывается здесь в неразрешимых противоречиях, которые усугублены к тому же совершенно ложным и искусственным определением пространства как символической (а не объективной) реальности.
Но ведь и это еще далеко не все. На с. 229 Д2 написано: «Освоение территории (пространства) становится формой включения этой территории-пространства в реестр четких правил того государства, силами которого идет освоение». Получается, таким образом, что понятия «территория» и «пространство» тождественны. Итак, нам предлагается три версии соотношения понятий «территория» и «пространство»: 1) пространство — свойство территории, 2) территория — свойство пространства, 3) территория и пространство — одно и то же.
Но ведь и это не предел. Кроме пространства, так сказать, самого по себе, Г.Э. Говорухин постулирует существование социального пространства (с. 151 Д1). Читатель ждет ответа на вопрос, как эти пространства соотносятся, но так и остается в неведении. Автор дал повод думать, что социальное пространство не является символическим, иначе не было бы смысла использовать два понятия. Но тогда получается, что символ не обладает качеством социальности. Символы в такой системе координат оказываются чем-то вроде природных примет: сгустились тучи — жди грозы. Тогда какой смысл символизировать (т.е. наполнять такими символами) пространство? На той же странице автор заявляет, что социальное пространство существует «отдельно от географии». Вероятно, он хотел сказать: отдельно от географического пространства. У читателя возникает вполне /54/ закономерный вопрос: а как обстоит дело с символическим пространством? Ответа на этот вопрос мы не находим. Зато находим на с. 249 Д2 совершенно неожиданный тезис о существовании, наряду с символическим, демографического, административного и экономического пространства. Изумлению читателя нет предела: он еще не уяснил, каково же соотношение социального и символического пространства, а ему предлагается новая теория. Причем это делается мимоходом, как бы между прочим; автор сообщает свою сногсшибательную новость так, словно речь идет о чем-то всем хорошо известном, о какой-то банальности. На с. 247 читателя поджидает еще одно пространство — на этот раз семиотическое. И о нем сообщается вскользь, никаких разъяснений не дается, нам остается только гадать: что это за сущность такая — семиотическое пространство? А есть еще, между прочим, и «игровое пространство» (с. 228). В общем, Г.Э. Говорухин имеет в своем распоряжении роскошный букет самых разных пространств, читателю остается только застыть в немом восхищении.
Но сюрпризы на этом далеко не заканчиваются. Открыв Д2 на с. 206, читатель найдет там понятие «символьная реальность». Чем символьная реальность отличается от символической, автор не посчитал нужным нам поведать.
Немало загадок таит в себе и теория освоения, излагаемая Г.Э. Говорухиным. Изложим ее словами автора.
«Собственно освоение, — утверждает он, — является синонимом “описания” или “прописывания”. Осваивая территорию, человек осуществляет процесс осмысления неизвестного (в данном случае, именно географического) пространства подобно тому, как осуществляется прописывание или проговаривание явлений, находящихся на уровне ощущений. Человек прописывает то, что находится пока только в его образном представлении. В противном случае, если что-то и без того известно, нет необходимости это вербализовать»
(с. 228). (Пунктуация сохранена.) Во-первых, невозможно понять, что такое образное представление. А разве бывает какое-то другое представление? Разве может существовать представление, не содержащее в себе образа какой-то реальности? И что значит «пока»? Что происходит потом, после «пока»? Нет ответа. Но есть ряд отождествлений, которые выглядят не слишком убедительно. Освоение, по Г.Э. Говорухину, тождественно описанию. Описание почему-то отождествляется с прописыванием. Вообще-то описание и /55/ прописывание — довольно разные действия, язык это чутко улавливает. Так, доктор пациенту лекарства прописывает, а болезнь в соответствующих документах описывает. Было бы крайне странно, если бы врач поступал наоборот. В процессе освоения, согласно этой теории, происходит осмысление пространства. Но освоение, как мы помним, — это описание (т.е. прописывание). Получается, таким образом, что человек (обыватель, в терминологии Г.Э. Говорухина) сначала описывает неизвестное пространство, а потом — осмысливает. Но как можно описать предмет, не осмыслив его? Может ли врач описать болезнь, не понимая, хотя бы в общих чертах, хотя бы в первом приближении, в чем она состоит?
Уяснив, что освоение и описание — одно и то же, мы вдруг узнаем, что это все-таки разные вещи. Как иначе можно толковать следующую фразу: «Освоение и описание географических объектов дает четкую картину реальности пространства и позволяет получить объективное знание о его границах» (с. 228—229). Выражение «освоение и описание» допускает только одну интерпретацию: освоение — это не описание. На с. 230 нас ждет новый сюрприз. Нас только что убеждали, что освоение — это описание, в ходе которого происходит осмысление пространства. И вдруг мы наталкиваемся на такое утверждение: «В процессе освоения пространства, в ходе практической хозяйственной деятельности человека происходит закрепление той территории, которая первоначально ему не принадлежала». Здесь автор совершенно определенно покидает свой идеалистический редут и переходит на позицию материализма, от которого он всячески пытается откреститься. Оказывается, освоение — это не что иное, как «практическая хозяйственная деятельность человека».
В общем, мысль автора нечетка, расплывчата, движется вперед судорожными рывками, он забывает то, что писал прежде, на каждом шагу противоречит сам себе, не дает себе труда согласовать одно утверждение с другим. Как вести полемику на концептуальном уровне, если вместо концепции — рыхлый набор не связанных между собой и противоречащих друг другу утверждений?