Марксистскому определению фашизма как террористической диктатуры, установленной в интересах монополистического капитала, в ФРГ противопоставляют суждение, согласно которому организованное массовое убийство евреев в лагерях уничтожения, совершенно непостижимая по бесчеловечности, бессмысленности и безумию акция германских фашистов, не могло иметь ничего общего с интересами капитала, которые обычно основаны на трезвом расчете. Утверждается что, поступая так, политические властители нацистского режима проявляли «самостоятельность», действовали независимо от интересов германского монополистического капитала, осуществляя собственные «идеологические» цели. Словом, если верить этим утверждениям, налицо великолепный пример триумфа «политики» над «экономикой»!

«Очищенная от врага сфера господства»

Однако такие суждения игнорируют документы, относящиеся еще к тому времени, когда ни один из будущих нацистских главарей и не помышлял о предстоявшей им карьере.

Из этих документов следует, что задолго до первой мировой войны крупный капитал проявлял (органически присущее ему) стремление изгнать из страны определенные группы людей и что изгнание евреев было частью его программы. Вступив в империалистическую стадию, германский крупный капитал (и «Пангерманский союз» в качестве рупора его агрессивных фракций) стал добиваться не только политического господства над Европой и расширения Германской империи до пределов «Великогерманского рейха». Он стремился к тому, чтобы вся захваченная им европейская территория была превращена в пространство, /156/ «очищенное от врага», способного чинить трудности германскому господству. Все аннексированные рейхом области должны были беспрекословно подчиняться руководству империи. Если же население этих областей не проявит абсолютной готовности к повиновению, эти пространства надлежит «обезлюдить».

Еще в 1912 г. Генрих Класс писал:

«Если мы победим и добьемся аннексий чужих территорий, то получим области, населенные французами или русскими, словом, людьми, которые нам враждебны. Тогда возникнет вопрос, улучшит ли такое приращение территории наше положение... Особое положение немецкого народа состоит в том, что внутри Европы он как бы стянут узами, которые ему столь тесны, что при определенных условиях при дальнейшем значительном росте он может задохнуться в них, если не получит притока воздуха. А потому приходится признать: может возникнуть такая ситуация, когда нам придется потребовать от побежденного на Западе или Востоке противника, чтобы он очистил для нас землю от своих людей»[1].

В отношении России автор (а следовательно «Пангерманский союз») выдвигал это требование совершенно определенно:

«...Мы потребуем таких уступок территорий, которые обеспечат нам лучшую границу и вместе с тем землю для поселения; при этом без выселения (коренного населения. – P.O.) не обойтись»[2].

С началом первой мировой войны подобные заявления стали более четкими, а в предвкушении победы – и более масштабными. В сентябре 1914 г. в пространной памятной записке о военных целях Германии Генрих Класс без обиняков писал: после военного разгрома Франции у нее следует отнять столько земли, сколько необходимо для «нашей окончательной безопасности». Эту территорию следует передать Германии без населения. При этом Германия должна «игнорировать принципы так называемого международного права» и делать то, что считает необходимым. Нужда заставит пойти на все... Государственные дела – занятие не для слабонервных и впечатлительных, они – дело суровое, их надо вести так, чтобы было как можно лучше собственному народу»[3]. Россию надлежит оттеснить до Днепра, чтобы тем самым «утолить земельный голод немецкого народа»[4]. Однако утолить этот голод простым «онемечиванием» населения захваченных Германией земель нельзя; надо искать иное решение.

Класс предлагал сделать это по «фёлькишскому» образцу: /158/ посредством «полного превращения государств, возможно, в национально-гомогенные». Иначе говоря, он считал необходимым обеспечить господство германского империализма, раздробив по национальному признаку страны восточноевропейского региона на множество мелких государств[5] . Еще в 1908 г. такую идею отстаивал Пауль Рорбах, сформулировавший так называемую «теорию апельсина»: согласно этой теории Россия должна быть «разъята» по национальностям, как апельсин по долькам[6]. При этом не следует пугаться огромной, рассчитанной на многие годы организационной задачи по «перемещению людских масс»[7], ибо только расщепленный на зависимые от Германии малые государства восточный регион может надежно управляться ею.

В качестве специфической группы, с которой придется иметь дело на Востоке, Класс называет евреев: они создадут Германии «особенные трудности», ибо «их там огромное количество». Оставить их на прежних местах, а тем более «дать им хлынуть в Германию» – невозможно; пребывать на предполагаемой вновь созданной германской земле на Востоке они не должны, ибо это поставило бы под крайнюю угрозу ее развитие»[8]. Единственное приемлемое пока решение – обязать Россию по мирному договору вывезти евреев на свою территорию.

Однако в ходе войны приобрело перспективные формы второе решение. Его начинают поддерживать в своих меморандумах все «пангерманцы». Это решение таково: в случае победы поддержать «фёлькишское» движение самих евреев, т. е. сионизм; с этой целью Германии и Австрии следует потребовать от Турции передачи Палестины евреям, куда затем можно будет выселить всех евреев Европы[9].

Из предыстории второй мировой войны мы выделим лишь одну линию развития, важную для нашей темы.

Основным положением концепции, которую отстаивала группировка Тиссена–Кирдорфа, как показано выше, было то, что война против Советского Союза, а также (непосредственно до или после нее) против Франции не может быть выиграна при конфронтации с Англией и поддерживающими ее Соединенными Штатами Америки. Поэтому надо предпринять все, чтобы добиться от них нейтралитета или же лучше всего сделать своими союзниками. К тому же начинать войну можно при условии предварительного обеспечения себя необходимыми ресурсами, особенно запасами сырья и источниками снабжения им. /158/

Из противоположной посылки исходило крыло «ИГ Фарбениндустри»: военные цели, преследуемые Германией, считало оно, в любом случае побудят Англию и США вступить в войну, поэтому ограничить военные действия Европейским континентом невозможно. Следовательно, с самого начала надо рассчитывать на войну против почти всех остальных держав земного шара. При такой перспективе рассуждения о запасах сырья небеспочвенны; выиграть войну можно лишь одним путем: нанеся серию внезапных молниеносных ударов, захватить источники сырья и в то же время развернуть производство синтетического (бензина и каучука), чтобы обеспечить себе независимость от импорта. Опираясь на эту концепцию, концерн «ИГ Фарбен» (добившись монополии в деле производства синтетического бензина и каучука) получил руководящую роль в военной экономике (а значит, и в подготовке войны). В 1936 г., когда политика Шахта из-за нехватки продовольствия и недостатка валюты потерпела крах, крыло «ИГ Фарбен» вытеснило с руководящих позиций крыло Шахта–Тиссена. В 1936 г. Карл Краух, один из заправил концерна, в своем проекте «четырехлетнего плана» сформулировал в качестве концептуального требования «стратегию блицкрига»[10].

Однако в результате этой переориентации обострились и все проблемы устойчивого обеспечения надежной безопасности подлежащего захвату «крупного пространства». И тут концепция глобальной войны сразу против всех великих держав слилась со специфически пангерманско-«фёлькишской» традицией, предусматривающей систематическую расовую селекцию и создание очищенного от населения пространства, предназначенного исключительно для немцев, с одной стороны; стратегическое господство над остатками расово-«чужеродных» народов путем их раскола на мелкие группы, а также депортацию (а в перспективе и уничтожение) всех подозреваемых в непокорности национальных и иных групп, с другой.

Исходная идея этой концепции – не только эффективное подавление сопротивления в данный момент (хотя это, естественно, рассматривалось как первоочередная задача), а старое, постоянное, вновь и вновь возрождаемое «пангерманцами» стремление подорвать национальное здоровье и жизненную силу народов России. Его движущую силу составляет страх перед их численностью, значительно превосходящей численность немцев, призванных господствовать над народами России, и вообще немцев в целом. Отcюда /159/ обусловленная взглядами германского империализма непосредственная связь между приказом Гитлера о поголовном уничтожении комиссаров «холокостом» {Holocaust (англ.) – всеобщее уничтожение, истребление, апокалипсис. – Прим. ред.} (то есть истреблением 3 млн. советских военнопленных – этим величайшим наряду с убийством миллионов евреев массовым преступлением), с одной стороны, и политикой депортации и лагерей уничтожения, с другой.

По своим масштабам фашистские планы «нового порядка» распространялись на всю Европу, разделенную на «Великогерманский рейх» и протектораты, населенные народами-рабами. Эти народы, согласно нацистским планам, должны были быть лишены возможности получить образование; их биологическая способность к воспроизведению рода была должна систематически ослабляться; все выдающиеся и способные к созданию нового национального руководства группы подлежали целенаправленному уничтожению. Организационное решение этой задачи было передано рейхсфюреру СС Гиммлеру, а также формированиям и органам СС, службе безопасности (СД) {Аббревиатура от: der Sicherheitsdienst (SD). – Прим. перев.} и Главному управлению имперской безопасности (РСХА) {Аббревиатура от: das Reichssicherheitshauptamt (RSHA). – Прим. перев.}, а также специально созданному «Имперскому комиссариату по укреплению германской народности».

Экономические задачи «нового порядка» в Европе изложены в пространных меморандумах о военных целях, составленных германскими концернами и промышленными «имперскими группами»; памятных записках «ИГ Фарбен индустри», «Объединения металлургической промышленности» концерна Цейсса, целевых разработках «Дойче Рейхсбанк», различных институтов экономических исследований и т. п.[11]

Старая пангерманская политика, сформулированная Классом, начала безотлагательно, продуманно и планомерно осуществляться на оккупированных территориях не с сентября 1939 г., а еще со времени ввода немецких войск в Чехословакию. Ставший затем наиболее известным документ – памятная записка Гиммлера от 15 мая 1940 г., озаглавленная «Некоторые мысли об обращении с чужеродными народами на Востоке».

«Хочу сказать, –

писал /160/ рейхсфюрер СС, –

что более всего мы заинтересованы в том, чтобы не только никоим образом не сохранить население на Востоке единым, а, наоборот, раздробить его на как можно большее число частей и осколков... Для населения, не представляющего немцев на Востоке, не должно существовать никаких учебных заведений, за исключением четырехклассной начальной школы. Ее задача – научить считать не более чем до 500 и писать свою фамилию, а также преподать учение, которое должно служить для него божественной заповедью,– повиноваться немцам, быть честным, прилежным, работящим. Умение читать, я полагаю, им не нужно... Это население будет находиться в нашем распоряжении как народ рабов и ежегодно поставлять Германии мигрирующих рабочих, а также рабочую силу для особых работ (дороги, каменоломни, строительство)»[12].

Аналогичным образом высказывался и Гитлер[13]:

«При заселении нами русского пространства “имперский строитель” должен жить в прекрасных поселках. Пусть германские органы власти и учреждения имеют чудесные здания, а губернаторы – дворцы. Вокруг официальных резиденций следует построить все необходимое для жизни. Города будут окружены кольцом прелестных деревень и связаны между собой самыми лучшими дорогами. А все остальное – это совсем другой мир, в котором мы позволим русским жить, как они хотят. Но только при условии, что мы господствуем над ними. Ну а в случае какой-нибудь революции нам достаточно сбросить несколько бомб на тот или иной город, и делу конец»[14].

Особого внимания заслуживает памятная записка правительственного советника в «Имперском министерстве по делам оккупированных восточных областей» некоего д-ра Ветцеля, приложенная к «Генеральному плану “Ост”». Она составлена узким кругом лиц, проводивших политику уничтожения на Востоке, и ясно показывает, что «расовое учение» было сугубо практическим делом, осуществляемым в совершенно определенных целях, и ни в коей мере – «чистой идеологией».

С чего начинается документ? С критики цифровых данных «Генерального плана “Ост”». Его составители исходили из того, что в завоеванных восточных областях в ближайшие десятилетия 8 миллионам немцев будут противостоять 45 миллионов людей чужой расы. В действительности же, утверждает д-р Ветцель, их намного больше, /161/ а именно 51 миллион (и это при том, что евреи уже уничтожены, т.е. «ликвидированы еще при депортации»). Затем автор записки озабоченно вопрошал: «Может ли вообще германское господство существовать длительное время, если принять во внимание биологическую силу русского народа?» Специалист по расовым проблемам профессор Абель после проведенных по заданию министерства исследований настойчиво предупреждал: недооценивать жизнеспособность русского народа ни в коем случае нельзя. На этой основе им был сформулирован вывод: ввиду биологической способности русских к возрождению имеются лишь два пути решения вопроса. Это – или поголовное «истребление русского народа», или его полное «расовое истощение», т. е. сохранение в живых только примитивных и недееспособных элементов. Автор записки выдвигает конкретные предложения, подразделяя их на три группы:

1. Раздробление русской территории на множество политических административных округов, подчиненных германскому генеральному комиссару, и целенаправленная последовательная политика отчуждения населения этих округов друг от друга.

2. Расовое истощение. При проведении этой политики группы народа, наиболее схожие с немцами, следует считать самыми опасными: их необходимо территориально изолировать от остальных и по возможности вообще вывести из восточного пространства.

3. Уничтожение биологической силы восточных народов путем негативной демографической политики (пропаганда против рождаемости, запрещение родовспоможения и охраны здоровья новорожденных и т. п.) Ее цель – изменить в перспективе количественное соотношение между чужеродными народами и немцами в пользу последних и таким образом уменьшить трудности, возникающие при господстве над ними[15].

В целом дело сводилось к сокращению численности угрожающего германскому господству слишком большого населения, в том числе путем его прямой ликвидации. Таково было следствие идеи создания «очищенной от врага сферы господства», пропагандировавшейся германским монополистическим капиталом еще с 1900 г. /162/

Политика германского фашизма в «еврейском вопросе»

«Фёлькишско»-антисемитская демагогия, направленная против рабочего движения, политических сил и идей, препятствующих развязыванию войны германским империализмом, еще за четыре десятилетия до прихода фашистов к власти заклеймила евреев как «смертельных расовых врагов» немецкого народа в его «борьбе за существование». В рамках этой демагогии лицам еврейской национальности отводилась роль общего врага, олицетворения всех внутренних и внешних противников, а также в перспективе – жертвы агрессии германского монополистического капитала. Это делалось в духе одобренного потом Гитлером основного принципа нацистской пропаганды: незачем сбивать народ с толку сложной борьбой на много фронтов, ему всегда надо указывать на одного-единственного врага.

В результате подобной, продолжавшейся 40 лет обще-«фёлькишской», а к 1933 г. уже 14-летней нацистской антисемитской пропаганды, призванной мобилизовать всю нацию, евреи превратились для высших национал-социалистских и эсэсовских «фюреров» (которые на самом деле хладнокровно и расчетливо мыслили категориями «жизненного пространства» и обеспечения его безопасности, что с точки зрения внутренней стабилизации включало прежде всего полицейские методы) во враждебный политический потенциал, просто-таки необходимый национал-социализму для осуществления своих целей.

С 30 января 1933 г. начал действовать закон развития, по которому порожденная такими средствами пропагандистской мобилизации партия или «движение» в момент достижения диктаторской власти неизбежно должны перейти к разгрому тех государственных структур, которые еще оставляли определенное поле деятельности для рабочего движения и всех демократических сил. Поэтому первоочередным актом этой диктаторской власти и должен был явиться удар по находящемуся внутри страны реальному субстрату демагогической персонификации, олицетворяющему образ всех политических врагов, т. е. по евреям, проживающим в Германии, а также по рабочему движению и прежней системе партий. Эти удары по мнимым «губителям» немецкой нации наносились в духе специфической демагогии, призванной мобилизовать обманутые массы и сплотить все реакционные силы, ибо иначе /163/ диктаторская власть дезавуировала бы самое себя.

Обусловленная этой мобилизацией необходимость демонстративных действий против евреев вызывала эскалацию политической враждебности к ним; этим же в свою очередь объяснялось и то, что органы СС и службы безопасности отнесли евреев к категории врагов, считая их наиболее опасной группой населения. Притом назначение этого антисемитизма отнюдь не состояло (как зачастую ему приписывается) в отвлечении «народного гнева» от правителей на национальное «меньшинство». Нет, данный антисемитизм имел двойное, специфически империалистическое назначение. С одной стороны, он должен был послужить пропагандистским «прикрытием» предпринимаемого по инициативе правящих сил удара против большинства народа – рабочего класса, а с другой – положить начало осуществлению (включающей также и евреев) программы создания очищенной от врагов империи будущего.

Расистский антисемитизм, обусловленный общеимперскими функциями, был изначально нацелен на полное устранение евреев из «расового чистого рейха». Кстати, это целиком и полностью соответствовало и тому еще националистическому, но уже граничившему с расизмом обоснованию, которое в 1853 г. дал Поль де Лагард – провозвестник германской «поселенческой» и «колонизаторской» политики в Восточной и Юго-Восточной Европе. Заявляя, что «невозможно терпеть нацию внутри нации»[16], он требовал «германизации» всех евреев между Вислой и Дунаем.

Именно этой целью об «избавленном от евреев» имперском пространстве порожденные «фёлькишским» антисемитизмом и ставшие фашистским достоянием антиеврейские эксцессы (начиная с факельных шествий в ночь с 30 января 1933 г.) принципиально отличались от погромов, которые были известны истории раньше. Главным для понимания присущей германскому фашизму взаимосвязи политики по «еврейскому вопросу» с интересами крупного капитала является то, что демагогический антисемитизм, направленный против рабочего движения, соединялся в нем с «трезвым» (во всяком случае, уже не являющимся функцией демагогической подмены guid pro quo) {Одно вместо другого (лат.)} /164/ отношением к евреям как к реальному врагу великогерманских экспансионистских амбиций[17].

Что же являлось тем общим знаменателем, к которому приводилась демагогия в духе воинствующего антисемитизма, направленная на политическую мобилизацию масс: внутри страны с целью разгрома социалистического движения, а за ее пределами – на оккупацию захваченных территорий?

Только с помощью этого общего знаменателя можно понять, почему планомерная, целенаправленная дискриминация и преследование евреев внутри рейха в последние пять лет фашистского господства достигли такой эскалации, почему они привели к лишенной уже даже малейшего социал-демагогического налета и, напротив, проводившейся в строжайшей тайне программе поголовного уничтожения евреев во всех странах, куда дотянулся своей мертвой хваткой германский фашизм.

Ведь этим общим знаменателем была отнюдь не вера нацистских и эсэсовских главарей в их собственную расово-идеологическую пропаганду (что им приписывают те, кто хотел бы видеть в программе уничтожения евреев на заключительной фазе господства германского фашизма лишь некий триумф «идеологии» его главарей над интересами германского монополистического капитала). Нет, этот общий знаменатель был заложен в самом германском монополистическом капитале, в его имевшем давнюю традицию мышлении категориями «жизненного пространства».

Политика германского фашизма в «еврейском вопросе» прошла различные фазы. Они отличались друг от друга тем, что действительно различные и лишь объединяемые идеей обеспечения «жизненного пространства» функции, которым служила антисемитская пропаганда, с различной силой выходили на первый план в качестве функций, отвечающих данной фазе практической политики. Правда, для всех этих фаз характерно имевшее различную окраску мульти-функциональное применение антисемитизма. Становятся понятными и причины, по которым эти фазы быстро сменяли друг друга, а также то, чем в действительности, когда фашизм оказался в практически безвыходной ситуации, было вызвано «решение о холокосте» (аргумент насчет «нехватки товарных вагонов» для депортации евреев, которым пользуются некоторые историки в ФРГ, может вызвать только улыбку)[18]. Германский фашизм как таковой /165/ был порожден стремлением германского монополистического капитала к экспансии, являясь чистейшим политическим продуктом последнего. Его «третий рейх» был единственным в своем роде институтом идеологического воспитания целого народа в духе готовности идти на жертвы во имя господства над другими народами и относиться к ним как народ «господ», лишенный человеческого сострадания, чуждый «сентиментальным гуманным соображениям». Фашизм был для германских империалистов апробированным подручным в реализации их экспансионистских устремлений, а потому ему была присуща решимость беспощадно истребить всех, кто хотя бы потенциально представлял опасность для господства германского монополистического капитала. Именно это и объясняет ту специфическую крайнюю жестокость, которая отличала нацизм от всех дотоле известных партий и политических течений буржуазии.

Но рассматривая пребывание германского фашизма у власти с этой точки зрения (поскольку только она дает возможность объяснить его сущность), мы тем самым лишаем «холокост», осуществлявшийся в отношении евреев, характера якобы единственного преступления фашизма. В действительности «холокост» вписывается в контекст отнюдь не ограничивавшейся лишь евреями политики уничтожения целых народов и других преступлений германского фашизма. Тем самым он теряет зловеще-мистическую видимость явления, не поддающегося рациональному обоснованию и недоступного объяснению.

Теперь становится ясно: безбрежные экспансионистские цели германского монополистического капитала, его намерение закабалить захваченные территории требовали в первую очередь проведения чрезвычайных мер по обеспечению безопасности, создания необходимых исходных позиций в самом рейхе. Именно с этой целью фашизм и был приведен к власти германским империализмом.

Становится ясным и то, что политическое осуществление этих целей делало необходимым максимальное институциональное укрепление фашистской диктатуры. С этой целью фашисты объявили вне закона и разгромили коммунистическую партию, профсоюзы и социал-демократию, отстранили от рычагов власти, лишив законной основы, буржуазные партии и тем самым окончательно покончили с веймарской партийной системой. В то же время в борьбе за власть и укрепление господства вопрос о евреях не играл /166/ для фашистов первостепенной роли.

Вот почему первые месяцы после 30 января 1933 г. в заблаговременно составленных списках опасных и подлежащих аресту лиц соблюдалась такая очередность: коммунисты, профсоюзы, социал-демократы, неугодная пресса (несмотря на многолетние утверждения нацистской пропаганды, что главный враг и основное зло – это евреи).

Тем не менее антиеврейские акции нарастали. Между 30 января и 14 июля 1933 г., когда был завершен самороспуск последних буржуазных партий и опубликован «Закон против воссоздания партий», прошли три волны антисемитских уличных погромов, учиненных штурмовиками и эсэсовцами: эксцессы в ночь с 30 на 31 января 1933 г., налеты в дни «мартовского террора», направленные как против функционеров рабочих партий и организаций и левых литераторов, так и против евреев, бойкот еврейских лавок и магазинов 1 апреля 1933 г., объявленный на всей территории рейха. Их цель заключалась в том, чтобы придать видимость законности положениям, которые были записаны в программе нацистской партии, и дать возможность пришедшему к власти фашизму воплотить свою демагогию в жизнь.

Назначение «диких» террористических акций первых месяцев 1933 г. (сознательно инсценированных предназначенными для ведения гражданской войны военными формированиями, преимущественно CA), которые выдавались за вспышки «народного недовольства», заключалось в следующем[19]. Они должны были скрыть противоречие, состоявшее в том, что, несмотря на оголтелую антисемитскую пропаганду в период становления и подъема НСДАП, нацисты, получив власть, прежде всего нанесли удар не по евреям, а по оппозиции, по правам рабочих и политической свободе немецкого народа. Поскольку они не хотели, чтобы это противоречие стало ясно, террористические акты (и в этом их второе назначение) служили пропагандистской психологической подготовке населения к намеченному систематическому законодательному и административному лишению евреев всех прав.

Волна террора должна была превентивно запугать всех, кто мог протестовать против таких мер. Это подтверждала подстрекательская антисемитская речь Геринга 11 марта 1933 г. в Эссене. В угрожающем и злобном тоне он следующим образом прокомментировал атаки штурмовиков на еврейские универмаги:

«...Я категорически против того, /167/ чтобы полиция защищала еврейские универмаги. Надо наконец покончить с таким безобразием, когда каждый плут взывает к ней о помощи. Полиция существует не для того, чтобы охранять мошенников, жулье, ростовщиков и предателей. Когда вы говорите, что тут или там забрали кого-то из них и дурно обошлись с ним, я отвечу: лес рубят, щепки летят. Мы много лет тому назад провозгласили, что сведем счеты с предателями. Не кричите так много о справедливости, ведь может быть и такая справедливость, которая предопределена судьбой, а не вашими параграфами»[20].

Не вызывает сомнений, что с 30 января 1933 г. нацисты возглавили правительство фашистской диктатуры с твердым намерением осуществить давние программные требования «пангерманцев» о выселении всех евреев из Германии в захваченные в ходе войны и включенные в сферу ее господства области. Следуя логике этой идеи, они намеревались выселить всех евреев из самого рейха, который должен был стать ядром будущей «расовой» всемирной германской империи.

4 января 1933 г. в доме банкира Курта фон Шрёдера в Кёльне фракции германского монополистического капитала, до тех пор боровшиеся за установление своего варианта диктатуры, пришли к согласию поставить 30 января 1933 г. у власти правительство Гитлера – Папена. По более поздним признаниям самого Шрёдера, они одобрили и поддержали выдвинутый там, по меньшей мере Гитлером, программный пункт: устранить с руководящих постов в Германии не только всех коммунистов и социал-демократов, но и всех евреев[21].

Чтобы осуществить это старое, «пангерманское» требование, необходимо было победить в предстоящей войне и силой заставить другие государства согласиться на принудительный вывоз евреев за пределы проектируемой новой сферы германского господства. Начав подготовку захватнической войны и ориентируя все общество на нее, поставленная у власти фашистская клика заранее рассматривала евреев как группу, обреченную на такую судьбу уже в ходе успешной войны или после победы. (При этом не упускалась из виду возможность возникновения где-либо в мире монолитного враждебного еврейского государства, а потому предпочтение отдавалось физическому уничтожению всех евреев.)

Поскольку эта этническая группа сознательно исключалась из принудительной интеграции всех немцев в /168/ стремящееся к войне агрессивное «боевое содружество», в глазах нацистских «фюреров» она сразу же превращалась в угрожающий «народной общности» политический потенциал. Следовательно, ее надо было подвергнуть строжайшей изоляции от остального населения как на основании закона, так и путем эффективного психологического воздействия.

Предусматривалось с началом войны, в первые же дни вступления германских войск на захваченные территории, приступить не только к депортации еврейского населения, но и к физическому уничтожению национальной элиты оккупированных стран (в том числе, разумеется, и евреев) специально направленными туда командами СС и СД. Поскольку такая политика неизбежно вызвала бы самое активное сопротивление и превратила бы евреев, живущих в Германии, во внутреннего врага ведущего войну рейха, нацисты сочли необходимым заранее обращаться с ними как с таковыми.

Уже в апреле 1933 г. было начато систематическое устранение евреев из всех государственных и общественных учреждений, предназначенных формировать сознание населения в духе милитаристской идеологии и будущей германизации Европы.

Мы не имеем возможности подробно рассказать об антисемитском терроре и всех этапах фашистского законодательства, направленных против евреев (1935 г. – Закон об «охране чистоты крови» и «имперском гражданстве», следующий качественно новый этап – поджог синагог и связанные с этим массовые убийства, а затем первая массовая депортация евреев в концентрационные лагеря 9–11 ноября 1938 г.)[22]. Следует заметить: весь этот процесс в гораздо большей степени объяснялся интересами внутренней политики и полицейского контроля над германской и подлежащей захвату территории, а также нагнетания военной истерии, нежели «расово-идеологической» логикой.

Сначала вышли законы об устранении евреев из государственного аппарата и органов юстиции (закон о профессиональном чиновничестве от 7 апреля 1933 г.; об адвокатах от 17 апреля 1933 г.; служащих и рабочих учреждений от 4 апреля 1933 г.; закон о супругах чиновников от 30 июня 1933 г.). Затем были изданы имевшие решающее значение для фашистской унификации законы и распоряжения: о студентах – 25 апреля 1933 г., о /169/ профессорах – 6 мая 1933 г., о создании имперских палат по вопросам культуры – 22 сентября 1933 г., о редакторах – 4 октября 1933 г., осуществлено сожжение книг 10 мая 1933 г. Евреям было запрещено заниматься медицинскими и сельскохозяйственными профессиями (закон о врачах больничных касс от 22 апреля 1933 г., о зубных врачах от 2 июня 1933 г., запрет совместной врачебной практики арийцев и неарийцев – июнь 1933 г., запрет для евреев работать в сельском хозяйстве и животноводстве (Закон о наследственных крестьянских дворах) – сентябрь 1933 г. Евреи были выдворены из вооруженных сил – закон о воинской повинности от мая–июня 1935 г. и об «имперской трудовой повинности» (июнь 1933 г.).

Вскоре последовали проводившие жесткое размежевание между евреями и неевреями антисемитские Нюрнбергские расовые законы. В сентябре 1935 г. было введено положение о двух неравноценных гражданствах. В результате евреи стали де-факто беззащитной добычей для полиции и органов государственной безопасности. Затем их лишили и избирательных прав (ноябрь 1935 г.)[23].

Наряду с этим (за исключением еврейских магазинов) находившиеся в руках евреев динамично развивавшиеся в области хозяйства до декабря 1937 г. (когда Геринг начал первые меры по «аризации» экономики) законодательно дискриминировались сравнительно мало.

Нацистам было ясно, что в области торговли и экономики, где продолжают сказываться законы рыночного хозяйства, деятельность евреев менее всего может помешать воспитанию народа в военном духе, и потому не спешили с ее ликвидацией.

О том, сколь цинично руководящие круги германского монополистического капитала и нацистские главари использовали при этом официальный антисемитизм в качестве инструмента внутренней борьбы за власть, наиболее ярко свидетельствует следующий пример. 1 апреля 1933 г., в день официально объявленного общеимперского бойкота еврейских торговых заведений штурмовиками и эсэсовцами, отряд CA ворвался в помещение «Имперского союза германской промышленности» в Берлине. Штурмовики потребовали немедленного изгнания всех евреев – членов президиума этого союза, и в первую очередь управляющего его делами д-ра Людвига Кастля – представителя концерна семейства Ганиель. Что же стояло за этой акцией? Именно в эти дни разгорелась ожесточенная борьба за /170/ власть между Фрицем Тиссеном и сторонниками Геринга в НСДАП, с одной стороны, и Круппом, который пользовался поддержкой «Отдела экономической политики» имперского руководства НСДАП во главе с Отто Вагенером, – с другой. Они столкнулись по вопросу о запланированной реорганизации германской промышленности.

Поскольку реорганизация промышленности на принципах «самоуправления» должна была осуществляться ею самой, ключевым стал вопрос о том, кто именно будет возглавлять «Имперский союз германской промышленности». Как раз в этот день, 1 апреля 1933 г., Крупп, действуя от имени большинства членов президиума союза, добился у Гитлера аудиенции. Крыло Геринга–Тиссена опасалось, что в ходе этой аудиенции пушечному королю удастся побудить «фюрера» принять окончательное решение в пользу стоящих за ним промышленных кругов.

Именно поэтому в тот самый момент, когда Крупп, тогдашний председатель «Имперского союза германской промышленности», на аудиенции добивался от Гитлера нужного решения, в здании президиума союза появляется хорошо проинструктированный отряд штурмовиков. Прекрасно зная, что среди находившихся тогда в меньшинстве сторонников Тиссена–Шахта не было ни одного еврея, он требует отставки Кастля. Таким образом, должен был быть нанесен удар по Круппу и связанной с ним химической и элетропромышленности. Не будь акция связана с борьбой за власть в руководстве союза, никто бы не посмел воспротивиться требованию штурмовиков. Но тут, на удивление всем, в правлении союза появляется собственной персоной не кто иной, как противник Геринга в этой борьбе Отто Вагенер. Его сопровождают личный адъютант фон Люкке и доверенный человек Гугенберга в области экономической политики, председатель «Союза национального хозяйства и производственных содружеств» Альфред Мёллер. Его появление путает карты штурмовиков, поскольку наряду с устранением евреев он требует включения в состав президиума союза, как «доверенных лиц национального движения», обоих своих спутников.

Это вызывает взрыв гнева и яростный, но тщетный протест Тиссена. На следующем заседании президиума союза 6 апреля 1933 г. между ним и Круппом происходит драматический конфликт. Крупп горячо выступает за включение фон Люкке и Альфреда Мёллера в состав президиума. В свою очередь Тиссен – член НСДАП и в течение /171/ ряда лет самый фанатичный нацист среди промышленников – категорически заявляет, что Вагенер (официальный выразитель точки зрения фашистской партии) не имеет ни малейшего права вмешиваться в дела союза. Разумеется, Тиссен знал, что оба названные Вагенером деятеля были сторонниками Круппа в вопросе о реорганизации промышленности и о руководстве союзом и что Вагенер своим шахматным ходом (появлением в правлении союза в день проведения антисемитских акций) решил использовать действия CA против их инициатора, то есть самого Тиссена. Это сразу же стало ясно в конце заседания, когда большинство президиума союза своим решением лишило Тиссена результатов его усилий, передав требуемые им полномочия для реорганизации промышленности Круппу. Тем самым первый раунд борьбы монополистических групп за руководство экономикой при фашизме был проигран крылом Шахта–Тиссена (хотя обе группы воспользовались в этой борьбе волной антисемитизма)[24].

Дальнейшие этапы борьбы за власть внутри монополистического капитала также сопровождались синхронизированными антисемитскими кампаниями. Достигнув кульминационной точки, она велась уже более или менее открыто.

В первой половине 1934 г., когда соперничество монополистических групп дошло до предела (и привело к кровавой бане 30 июня 1934 г.), Геббельс, провоцируя CA на новые антиеврейские эксцессы и крайне непопулярные среди населения уличные беспорядки, организовал антисемитскую, но внешне выглядевшую как направленную против «нытиков и критиканов» шумную агитационную кампанию. Она должна была подготовить население к удару, который Геринг нанес по CA: пусть штурмовики покажут себя как распущенная банда черни и забулдыг, обуздание которой благоразумными нацистскими «фюрерами» любой жаждущий покоя и порядка бюргер должен воспринимать с облегчением.

Год 1937-й и затем проведенная в ноябре 1938 г. в общеимперском масштабе операция «Хрустальная ночь» возвестили о новой фазе фашистского господства. Они стали переломным моментом в дальнейшей эскалации антисемитизма, подспудной причиной которого явилось установление нацистским руководством примерной даты начала войны. Согласно пропагандистским установкам германского /172/ фашизма, вторая мировая война должна была быть преподнесена немецкому народу как война против «всемирного еврейства». Поэтому массовые антисемитские сборища служили средством моральной мобилизации населения на осуществление военных целей. Одновременно тем самым подготавливалась постановка вопроса о дальнейшем пребывании евреев в стране и обращении с ними внутри рейха, а затем в намеченных для захвата областях.

5 ноября 1937 г. Гитлер сообщил командующим тремя видами вооруженных сил (армии, военно-морского флота и военной авиации), а также министру иностранных дел фон Нейрату решение о предстоящем в 1938 г. аншлюсе Австрии и оккупации всей Чехословакии. Уже в середине 1937 г. началась кампания запугивания «скрытых внутренних врагов» (в органах юстиции, церкви, государственном аппарате, прессе, среди интеллигенции), было увеличено число концентрационных лагерей, ускорено создание вооруженных соединений СС. В декабре 1937 г. по Германии прокатывается гигантская волна антисемитской пропаганды, Геринг требует, чтобы к марту 1938 г. экономика была очищена от евреев, а Юлиус Штрейхер – проведения на Рождество в Баварии, наиболее близко расположенной к намеченной для оккупации территории, нового бойкота еврейских торговых заведений, дабы «подпортить им рождественскую торговлю».

Когда в марте 1938 г. фашистские войска вступили в Австрию, а затем 1 октября 1938 г. в соответствии с Мюнхенским соглашением – и в Судетскую область Чехословакии, смысл этой предварительной антисемитской кампании внутри Германии стал очевиден. «Эйнзацгруппы» {специально созданные оперативные карательные формирования.– Прим. перев.} службы безопасности (СД) немедленно начали в Австрии и Судетской области «акции чистки» от евреев и погромы. Чтобы удержать население самого рейха от критики этих действий, на него обрушили серию мощных террористических антисемитских кампаний. С августа 1938 г. евреи, проживавшие в Германии, были обязаны прибавлять к своему действительному имени для опознания национальности имя Израиль или Сара, а с октября 1938 г. в их заграничных паспортах стал проставляться опознавательный знак – буква «J», т. е. «еврей».

21 октября 1938 г. Гитлер издал секретную директиву об отказе от Мюнхенского соглашения с целью «покончить с оставшейся частью Чехословакии», а также о предстоящей /173/ войне с Польшей, а 8–11 ноября 1938 г. в рейхе происходят антиеврейские массовые погромы и поджоги синагог. Их назначение – придать антисемитизму еще более демонстративный характер.

Подобно тому как поджог рейхстага был задуман для того, чтобы узаконить разгром КПГ, покушение польского еврея Гершеля Гриншпана на германского посла в Париже теперь подается как символический акт «всемирного врага – еврейства» и используется, чтобы настроить немцев к I войне против него, к захватнической, грабительской войне за «жизненное пространство»[25].

Итак, первая функция антиеврейского террора штурмовиков в ноябрьские дни 1938 г.– психологическая подготовка мировой войны, обработка немцев в духе ее оправдания как борьбы против заклятого «всемирного врага».

С началом войны наступил час захвата будущих германских протекторатов и генерал-губернаторств. Эти области не включались в состав рейха, а обрекались на «особое» обращение. Население этих областей должно было подвергнуться «пересортировке». Соответственно его ожидала, различная судьба: от привлечения к зависимому от Германии «самоопределению», перемещения на другие территории, до низведения до рабского уровня и уничтожения. В число предназначенных к уничтожению политических, религиозных и национальных групп входили евреи.

После геростратовских акций и убийств, совершенных штурмовиками в ноябрьские дни 1938 г., последовали правительственные распоряжения, узаконившие обращение с евреями как со смертельными врагами. 12 ноября – распоряжение об окончательном вытеснении евреев из экономики; 15 ноября – запрет на посещение еврейскими детьми государственных школ; 28 ноября – ограничение свободы передвижения и размеров жилой площади; 3 декабря – конфискация имущества евреев; 6 декабря – фактически объявление евреев вне закона (запрет на появление на определенных улицах и площадях, на пользование отелями, ресторанами, садовыми скамьями, спальными местами в поездах и т. п.); 8 декабря – окончательное исключение еврейских студентов из университетов; 28 декабря – начало строительства гетто, лишение евреев водительских прав, запрещение врачебной практики еврейским врачам и т. п.

В дни поджога синагог проявилась и вторая функция антисемитского террора: психологическая подготовка населения /174/ к предстоящему шквалу антиеврейских законов и преследования их внутри страны, к массовым убийствам евреев за пределами рейха, свидетелем которых вскоре стал весь мир, воспитание немцев в духе безжалостности, подавление чувства солидарности с жертвами террора, в духе тупого восприятия событий, конформизма и активного соучастия в предстоящих акциях. Одновременно антисемитские бесчинства служили наглядным кровавым предостережением всем проживающим в Германии евреям. Итак, антисемитизм как пропаганда террора с целью воспитания населения Германии в духе провозглашенной Ницше морали «господ и рабов», как способ превращения нееврейской части немецкого народа в не знающих сострадания «белокурых бестий», а немецких евреев – в безвольных рабов.

Но была еще и третья функция, которую можно назвать вторичной, так сказать, паразитической функцией антисемитизма. Под предводительством Геринга начинается присвоение всей еврейской собственности (что непосредственно было связано с концентрацией экономики в военных целях). В отсвете пылающих синагог подготавливается закон об «аризации экономики», оправдывающий и прославляющий эти действия. Вдобавок ко всему Геринг отдает распоряжение, согласно которому «еврейское хозяйство» должно возместить причиненный ему же ущерб, уплатив миллиард рейхсмарок. Владельцев разгромленных еврейских предприятий и домов «распоряжением о восстановлении нормального облика улиц» под страхом наказания обязывают немедленно, за собственный счет, устранить повреждения, нанесенные их помещениям.

24 января 1939 г. (за два месяца до захвата оставшейся части Чехословакии и за восемь месяцев до нападения на Польшу) Геринг поручает Гейдриху подготовить «решение еврейского вопроса» путем «эмиграции или эвакуации»[26]. Под началом Гейдриха создается «Имперский центр по еврейской эмиграции», а затем в июле в Праге под руководством Эйхмана – «Центральное бюро по еврейской эмиграции». В сентябре учреждается Главное управление имперской безопасности (РСХА) во главе с Гейдрихом. Уже 30 января 1939 г. Гитлер заявляет в рейхстаге о предстоящем «уничтожении еврейской расы в Европе»[27].

То, что было предпринято сразу же после оккупации Польши, отвечало «конечной и вечной цели», а именно созданию «свободного от евреев» пространства германского /175/ господства в Европе, а также крючкотворно-педантичному мышлению фанатиков этой политики в нацистской верхушке СС и СД. Польских евреев начали загонять в гетто. Эта акция сопровождалась их массовым уничтожением. В октябре 1939 г. приступили к депортации евреев из Австрии и бывшей ЧСР на территорию первого захваченного пространства – будущего «генерал-губернаторства», в декабре того же года – из аннексированной Западной Польши – «Вартеланда», а в феврале 1940 г.– из самой Германии. Еще до нападения на Польшу, в октябре 1938 г., нацисты осуществили демонстративную акцию: 15000 польских евреев были насильно отправлены из Германии на германо-польскую границу[28]. Одновременно подчиненные Гейдриху и Эйхману органы, ведающие решением «еврейского вопроса», начали зловещее вымогательство: они разрешили зарубежным родственникам, живущим за пределами рейха, еврейским объединениям или прочим благотворительным организациям за огромные суммы «выкупить» любое количество евреев, за которые те могли заплатить.

Вплоть до 1939 г. нацистское руководство и главари СС в сотрудничестве с «Хаганой» – тайной организацией службы безопасности сионистов – проводили беспрецедентную в отношении евреев по цинизму, изощренности и жестокости политику. Создавая невыносимые условия для жизни в Германии, она практически вынуждала тысячи евреев нелегально эмигрировать в Палестину[29].

В комментариях сионистской печати по поводу прихода нацистов к власти проскальзывало явное удовлетворение, что резко контрастировало с тоном остальной еврейской прессы. Сионисты рассчитывали, что разгул антисемитизма в Германии поможет национальному самоопределению евреев.

В рамках эсэсовской иерархии, в духе высказываний ставшего теперь членом НСДАП Генриха Класса, по приказу Гиммлера в середине 30-х годов в Главном управлении СД был создан специальный «еврейский отдел». Сначала им руководил унтерштурмфюрер СС Леопольд фон Мильденштайн, а затем Герберт Хаген. Этот отдел путем ужесточения дискриминационного антиеврейского законодательства и террористической травли вынуждал евреев эмигрировать в Палестину и тем самым целеустремленно содействовал созданию пропагандируемого сионистской пропагандой государства Израиль.

26 февраля 1937 г. был установлен первый прямой контакт СС с «Хаганой» и началось сотрудничество с нею. В Берлине произошла встреча прибывшего из Палестины представителя руководства «Хаганы» с Адольфом Эйхманом. По утверждению Ганса Хёне, некий высокий чин «Хаганы» сообщил Эйхману, что его организация заинтересована в усилении еврейской эмиграции в Палестину, «дабы евреи приобрели на своей родине перевес над арабами», и что «Хагана» в случае содействия гитлеровской Германии выезду евреев в Палестину «энергично поддержит германские внешнеполитические интересы на Переднем Востоке»[30]. Для СС, германского фашизма и германского монополистического капитала эта сделка была вдвойне выгодна: они не только избавлялись от большого количества евреев, но и на основании тайного соглашения с «Хаганой» приобретали в лице будущего еврейского государства внешнеполитический форпост в столь стратегически важном, богатом нефтью арабском регионе. В любом случае они создавали объединенный ударный отряд для борьбы против британского господства в Палестине и английского присутствия в арабском регионе.

Результатом торга на берлинской встрече (закончившейся приглашением Эйхману и Хагену со стороны «Хаганы» посетить Палестину, что и произошло в сентябре 1937 г.[31]) и было создание Эйхманом после аншлюса Австрии в Вене по указанию Гиммлера и Гейдриха «Центрального бюро по еврейской эмиграции». Оно вынуждало австрийских евреев за свой счет эмигрировать в Палестину, требовало от австрийских еврейских организаций все новых и новых списков эмигрантов, вследствие чего в течение короткого срока (с марта до поздней осени 1938 г.) в Палестину выехало 45 000 человек. В это же время от еврейских организаций в Германии требовали обязать всех эмигрирующих из рейха евреев отправляться исключительно в Палестину.

Антибританская направленность этих действий побудила Англию ввести въездные квоты и тем самым остановить скачкообразный рост еврейской эмиграции в Палестину. Когда же созданная «Хаганой» тайная организация «Моссад» вместе с СД Гейдриха начала отправлять еврейских эмигрантов в Палестину на кораблях, британские власти ответили на это усилением флота, предназначенного для охраны побережья. Все это носило характер скрытой германо-британской войны, в которой сионистская «Хагана» выступала против Англии на стороне фашистской Германии[32]. /177/ Поэтому вполне логично, что после официального объявления войны Германии англичане стали рассматривать дальнейшие попытки высадки эмигрантов-евреев на палестинское побережье как вражеское вторжение и пресекать их.

Кстати, это послужило главной причиной того, что палестинский проект продолжал вызывать споры внутри нацистского руководства, а его главным защитником был не столько скептически относившийся к нему Гитлер, сколько Гиммлер. Ведь проанглийская концепция, к которой тяготели Гитлер, Гесс, Риббентроп и другие (все еще надеявшиеся, что Англия «образумится» и согласится на совместный с Германией раздел мира), противоречила вызову, который бросался Англии в Палестине. Вместе с тем палестинский проект не противоречил политике кругов германского монополистического капитала, делавших ставку на войну с Англией, которую поддерживал Гиммлер.

Уже через несколько недель после нападения на Польшу, 30 октября 1939 г., Гиммлер приказал выслать в польское «генерал-губернаторство» всех евреев из подлежащих включению в рейх «провинций и областей» Западной и Северной Польши, а также всех проживающих в Данциге и Западной Пруссии поляков и точно не определенную группу «особо враждебного польского населения»[33]. В предназначенный для этого район концентрации – вокруг города Низко, юго-западнее Люблина, уже с начала октября 1939 г., на основании приказа Гейдриха от 21 сентября того же года, стали прибывать транспорты СД с евреями из различных оккупированных областей, в том числе из Австрии и Чехословакии. Под руководством Главного управления имперской безопасности (Эйхман) этот район превращался в одно гигантское гетто, в единый лагерь принудительных работ. Многим участвовавшим в этой акции фашистским учреждениям, а возможно, и самому Эйхману, первоначально казалось, что здесь, в «генерал-губернаторстве», не предназначенном для включения в рейх, возникнет «резервация» для всех европейских евреев.

В действительности же это было место, где на практике, осуществлялся принцип «уничтожения трудом»; гетто принудительного труда играли роль «промежуточного этапа», действующего до того момента, когда будут захвачены территории, лежащие за пределами Европы. «Генерал-губернаторство», докладывал генерал-губернатор Ганс Франк 30 мая 1940 г. на совещании высших полицейских чинов, станет /178/ одной из важнейших областей будущего всемирного рейха немцев» и частью «огромного моста на Восток, конец которого еще не виден», а потому призвано лишь временно служить резервуаром для поляков, цыган и евреев.

В результате оккупации Дании, Норвегии, Бельгии, Голландии и Люксембурга, вторжения вермахта во Францию «еврейский вопрос» приобрел такие масштабы, которые далеко превосходили возможности района гетто в «генерал-губернаторстве». Обязательная, согласно приказу, отправка всех евреев из аннексированных западных областей Польши из-за нехватки лагерных бараков (строительство которых, включая сооружения для обеспечения безопасности, достигло предела) потребовала изменений. Теперь евреев из всех новых «имперских гау» стали попросту сгонять в города, превращенные в гетто (в частности, в Лодзь)[34], а Ганс Франк, ссылаясь на критическое экономическое положение и трудности со снабжением «генерал-губернаторства», отказался принимать транспорты с евреями без предварительного уведомления и своего согласия.

Практиковавшийся в предвоенное время метод принуждения евреев к «эмиграции», писал Гейдрих Риббентропу 24 июня 1940 г., уже не может решить «всей проблемы в целом», ибо речь идет теперь примерно о 3 ? миллиона евреев, находящихся ныне под германским владычеством; отсюда он делал вывод: необходимо «окончательное территориальное решение» «еврейского вопроса».

Поскольку ввиду огромных масштабов намеченного «перемещения» решение могло быть только «территориальным», обычная эмиграция отошла на задний план, а «генерал-губернаторство» в принципе не предназначалось для размещения евреев, то встал вопрос о территориях вне Европы. В этих условиях Главное управление имперской безопасности и «еврейский отдел» министерства иностранных дел в момент, когда быстрая победа над Францией, казалось, открывала возможность в ближайшее время приступить к захвату ее заморских территорий, а разгром Англии в опьянении военными успехами казался делом всего нескольких месяцев, приступили к конкретной разработке такого решения.

В июле и августе 1940 г. был разработан в духе СС «Мадагаскарский план». (Для лучшего понимания временных обстоятельств напомним: 22 июня 1940 г. Франция подписала соглашение о перемирии. В это же время планировалась операция «Морской лев» – захват Британских островов. /179/ Подготовка нападения на Советский Союз еще была строжайшей тайной.)

Автором «Мадагаскарского плана» был сотрудник «еврейского отдела» министерства иностранных дел Франц Радемахер. Риббентроп одобрил этот план и познакомил с ним Главное управление имперской безопасности. Там он был «воспринят с восторгом», и эсэсовцы объявили его своим.

Согласно плану, после считавшегося близким заключения мирного договора с Францией у нее должен был быть отобран Мадагаскар. Его предполагалось превратить в гигантский, управляемый эсэсовским «полицай-губернатором» концентрационный лагерь для всех евреев Европы и одновременно в базу германского военно-морского флота и военно-воздушных сил. Такое «решение» в РСХА считали «наиболее предпочтительным»[35]. Его преимущество видели в том, что депортированные на этот остров подвергнутся не только беспощадной эксплуатации и воздействию неблагоприятных климатических условий, эпидемиям (что приведет к естественному сокращению их численности), но и станут заложниками по отношению к евреям в США, постоянным фактором давления на американскую политику.

15 августа 1940 г. одобренный Гиммлером «Мадагаскарский план» был разослан Главным управлением имперской безопасности всем фашистским руководящим органам. Но еще 31 июля начальник полиции безопасности «генерал-губернаторства» Бруно Штреккенбах на совещании с Франком, гауляйтером «Вартеланда» Грайзером и несколькими высшими чинами СС и полиции высказался в том смысле, что «когда» и «как» будет осуществлен этот план, зависит от заключения мира: лишь в этом случае можно будет определить, действительно ли евреи должны быть отправлены на Мадагаскар.

Как известно, заключения мира не последовало, так же как не осуществилось и предварительное условие проведения этого плана в жизнь: ликвидация превосходства британского флота на морях. Поэтому с момента, когда спала пелена секретности с готовящегося нападения на Советский Союз и «план Барбаросса» стал реальностью, взоры нацистских главарей вновь обратились к втайне всегда предпочитавшемуся Гитлером предложению пангерманца Класса о депортации всех евреев Европы после победы Германии над Россией в резервацию за Уралом.

«Война против Советского Союза дает возможность получить в наше распоряжение /180/ другие территории для окончательного решения еврейского вопроса. В соответствии с этим фюрер решил: евреи должны быть высланы не на Мадагаскар, а на Восток»,

– писал Радемахер в письме 10 февраля 1942 г.[36]

Однако после 5–6 декабря 1941 г., когда началось советское зимнее наступление, остановившее продвижение фашистского вермахта у ворот Москвы, нанесшее ему первые тяжелые удары, причинившие большие людские потери и заставившие Гитлера отдать приказ об отступлении на «зимние квартиры», перспективы осуществления этого плана сильно уменьшились.

Именно отсюда берет начало одна из самых разработанных на Западе персоналистских «теорий», объясняющих решение германских фашистов «окончательно решить» «еврейский вопрос» путем массового уничтожения. Она содержится, в частности, в широко расхваленной книге Себастиана Хаффнера «Примечания к Гитлеру»[37]{В ФРГ книга выдержала 12 изданий. – Прим. ред.}. В ней Хаффнер изображает Гитлера человеком, в душе которого издавна противоборствовали тщеславное желание стать спасителем Германии и, следовательно, политиком, с изначально заложенным инстинктом преступника, тяготеющего к массовым убийствам. Отсюда Хаффнер делает вывод, что в декабре 1941 г., уже предвидя конец, Гитлер отказывается от роли политика, чтобы в оставшийся срок, отбросив прочь все, столь долго ограничиваемые и вынуждавшиеся к маскировке политические соображения, не сдерживать другого инстинкта – инстинкта к массовым уничтожениям. Поэтому он-де отдал приказ о «холокосте» в отношении евреев и объявил войну США. Ведь его прежняя сдержанность в проявлении садистского влечения к массовым убийствам евреев диктовалась соображениями о возможном компромиссном мире с Англией после впечатляющей победы над Советской Россией. Поскольку же с крахом перспектив на победу над Советским Союзом перспективы на соглашение с Англией исчезли, он, мол, не смог отказать себе в удовольствии по собственной инициативе, вопреки рассудку, объявить войну Рузвельту, которого и без того было невозможно удержать от вмешательства во вторую мировую войну на стороне Англии. Короче: в декабре 1941 г. «Гитлер-политик» уступил место «Гитлеру – массовому убийце».

Утверждение, будто этот поворот военного счастья привел нацистское руководство, или пусть только Гитлера, к выводу, /181/ что война проиграна, и сломил их волю к победе, ничем не обосновано. Ведь именно теперь нацистское руководство с безудержным фанатизмом потребовало от армии и населения огромного напряжения всех сил, затем началось наступление на Сталинград с целью захвата нефтяных промыслов Кавказа, была провозглашена «тотальная война» и т. п. Но в декабре 1941 г. – и это было ясно нацистскому руководству и нацистской военщине – потерпела окончательный крах стратегия «блицкрига» против России. Теперь, перед лицом мощи советского зимнего наступления, выяснилось; в любом случае следует делать ставку на более длительную и куда более трудную войну против России. И это изменило фашистские расчеты. Но одно в них осталось неизменным – «создание очищенного от врага пространства».

Очищение от врага будущей сферы германского господства путем уничтожения целых групп населения было незамедлительно начато уже при вторжении в Польшу, а затем целенаправленно и систематически продолжено после нападения на Советский Союз. С началом польской кампании Гитлер отдал секретный приказ о ликвидации польских руководящих групп и 30 мая 1940 г. потребовал от фашистского генерал-губернатора Польши Ганса Франка его пунктуальнейшего выполнения, разъяснив концептуальный смысл этого приказа в следующих словах:

«Тот руководящий слой в Польше, наличие которого мы констатируем на сегодняшний день, подлежит ликвидации; от того, который вырастет вновь, мы должны себя обезопасить и через определенный промежуток времени – уничтожить»[38].

Хаффнер считает, что из 6 миллионов человек (в том числе 3 миллиона евреев), которых Польша потеряла за время фашистской оккупации, более миллиона уничтожено согласно этому приказу, включавшему людей всех профессий[39]. Это был (после последовательно осуществлявшегося террора внутри страны, направленного на истребление руководящих кадров германского рабочего движения; затем, с сентября 1939 г., против больных, ввиду их негодности к военной службе, объявленных «бесполезными едоками»; потом против гомосексуалистов и с 1941 г. – против цыган, жертвами которого стали несколько сот тысяч человек[40],) первый фашистский «холокост» на чужой территории, если под этим словом подразумевать планомерное уничтожение целых групп населения.

Уже за три месяца до нападения на Советский Союз, в марте 1941 г., германские фашисты сформулировали два /182/ следующих приказа о «холокосте». Первый – это «приказ о комиссарах», который обязывал командующих войсками вермахта немедленно расстреливать на месте попавшего в плен офицера – политработника Красной Армии или сотрудника органов государственной безопасности СССР (то есть охватывал целую профессиональную группу[41]) .Второй – далеко выходивший за рамки ограниченного армией круга – приказ об истреблении «еврейско-большевистского руководящего слоя»[42].

Самым ранним свидетельством существования этих приказов являются продиктованные Гитлером 3 марта 1941 г. генерал-полковнику Йодлю «директивы» о предстоящей войне против Советского Союза. В них говорилось: «Еврейско-большевистская интеллигенция как нынешний угнетатель народа должна быть ликвидирована». Уничтожению подлежат прежде всего «большевистские главари и комиссары», причем по возможности еще в районе боевых действий наступающих войск[43].

Этот практиковавшийся с июня 1941 г. второй «холокост», осуществлявшийся на чужой территории, был лишь частью намеченного в целом на будущее, включая всех советских евреев[44].

Только принимая во внимание этот (предшествовавший Ванзейскому совещанию 20 января 1942 г.) проектировавшийся в расчете на молниеносную победу над Советским Союзом и уже начатый на территории России всеобщий «холокост» и его обоснование нацистскими руководителями, можно понять, почему осуществлявшийся с первого же дня военного нападения на Советский Союз[45] террор в отношении евреев в городах-гетто, лагерях принудительного труда и в процессе планомерных массовых убийств на советской земле, практиковавшийся как «промежуточное решение», с конца 1941 г. переходит в стадию «упорядоченного» коллективного и по своей цели поголовного уничтожения евреев в специально созданных лагерях.

Второй частью «холокоста» в России, охватывавшей гораздо большие круги советского населения и стоившей жизни 3 миллионам человек, стало планомерное уничтожение советских военнопленных посредством предписанной приказом организации невыносимых условий голода и запрета на санитарную и медицинскую помощь[46]. Это преступление эсэсовцы обосновывали необходимостью компенсировать численное несоответствие и неодинаковую биологическую «способность к размножению» немцев, предназначенных /183/ в будущем господствовать в восточном пространстве, и населяющих это пространство славянских народов[47].

Резкое сокращение общей численности населения восточного пространства посредством целенаправленного уничтожения, подразделенного по степени опасности уничтожаемых, вошло в «Генеральный план “Ост”»[48], а критерием оценки «опасности» той или иной национальности служила ее исторически доказанная «способность к господству». Среди всех наций Советского Союза наиболее опасной, а следовательно, подлежащей самому беспощадному численному сокращению, считалась русская[49].

С точки зрения социал-дарвинистской теории борьбы за существование, разделявшейся германскими фашистами, «цветом нации» являлись солдаты, ибо они представляли собой боеспособную силу и, кроме того, в большей мере олицетворяли способность славянских народов к возрождению. Уже по одному этому они считались заведомо опасными. Поскольку в отношении советских военнопленных политика уничтожения путем создания условий для «естественной смерти» руководствовалась теми же принципами, что и в отношении евреев, помещенных в гетто и концентрационные лагеря, можно предположить, что она с самого начала была в отношении советских военнопленных (которых явно не предполагалось вывозить за пределы Европы) точно такой же, как ее сформулировал Гейдрих на Ванзейском совещании:

«В процессе трудового использования на Востоке большая часть... вне всякого сомнения, выпадает в результате естественного уменьшения... Возможный оставшийся контингент, поскольку здесь, несомненно, речь идет о части с наибольшей сопротивляемостью, должен подвергаться соответствующему обращению, ибо он, будучи продуктом естественного отбора, при своем освобождении сможет послужить зародышем нового... возрождения» (о чем говорит опыт истории)[50].

В этой цитате мы заменили отточием опущенное нами слово «еврейского», чтобы читатель сам мог заменить его на «русского», «чешского», «польского» и т. п. Лежащая в основе высказываний Гейдриха дьявольская логика, по которой те, кто выстоит, несмотря на все истязания, и именно этим докажет свою наибольшую опасность, будут подвергнуты «особому обращению», то есть ликвидации, применялась и в отношении советских военнопленных. Это дает нам полное право утверждать: в случае «конечной победы» германского фашизма, по всей вероятности, ни один советский /184/ военнопленный не вернулся бы домой из германских лагерей.

Этими же мотивами «очищения» и удержания захваченного пространства на Востоке фашисты руководствовались, когда в конце 1941 г. начали умерщвлять людей, отравляя их в газовых камерах. После того как в ноябре 1941 г. 1200 заключенных Бухенвальда были в «экспериментальных целях» удушены газом в Институте эвтаназии {Эвтаназия – облегчение умирания обезболивающими средствами. – Прим. ред.} в Бернбурге[51], 8 декабря того же года, в Польше, в районе Хелмно, начали умерщвлять евреев выхлопным газом, вывозя их в лес в наглухо закрытых грузовых автомашинах («газвагенах», или, иначе, «душегубках»)». До 28 февраля 1942 г. в Хелмно, в созданном на основе этих первых «удачных» опытов лагере смерти, который ко дню Ванзейского совещания действовал уже шесть недель, было удушено газом более 13 тыс. евреев. В это же время был спешно построен еще ряд таких лагерей, представлявших собой своего рода цепь фабрик смерти. Первые из них – Бельцек, Собибор, Треблинка. Они были созданы для выполнения программы, предусматривавшей в перспективе, кроме уничтожения всех евреев Европы (численность которых Гейдрих на Ванзейском совещании определил в 11 миллионов[52]), также и уцелевшего после войны в результате «естественного отбора» остаточного контингента военнопленных.

Движущей силой этих преступлений было обеспечение «очищенного пространства», в котором никто не будет способен на сопротивление. Это видно из приказа «фюрера», переданного Гейдрихом: считать «коммунистических функционеров и активистов, евреев, цыган, саботажников и агентов» в принципе «теми элементами, существование которых угрожает безопасности войск, а потому подлежащими казни без какого-либо судопроизводства»[53].

Достаточно бросить взгляд на события 1941 г. (будь то в Югославии или Восточной Польше, в оккупированной западной части Советского Союза или во Франции), чтобы увидеть: в этом перечне евреи поставлены сразу же за коммунистами отнюдь не из демагогических соображений. Нацистам пришлось внести коррективы в представление о евреях как о трусливых и не способных на борьбу людях, которое они вбивали в головы немцев. По всей Европе тысячи евреев сражались в партизанских армиях и вооруженных /185/ отрядах Сопротивления на территории Югославии, Польши, оккупированных областей Советского Союза, в Бельгии и Франции, а нередко, спасаясь в лесах от нацистских войск, сами создавали партизанские группы. Впоследствии это имело место во всех других оккупированных странах, а также в Италии. Поэтому ввиду невероятной чувствительности фашистов в отношении угрозы их господству слова Гейдриха при оглашении приказа Гитлера об уничтожении на Востоке всех евреев отвечали действительной оценке положения. В обоснование этого приказа Гейдрих сказал: «Восточные евреи – это резервуар большевизма, а потому, по мнению фюрера, их следует уничтожить»[54].

В течение десятилетий нацисты боролись против марксизма, демагогически объявляя его «еврейским» движением. Теперь при все разраставшемся преследовании евреев это ударило по тем, кто эту ложь породил. Защита евреями своего физического существования стала возможна лишь в группах Сопротивления и партизанских отрядах только вместе с коммунистами[55]. В оккупированных нацистами областях все большее число евреев, понимая, что они обречены на гибель, предпочитали смерть в бою смерти без боя.

О том, что евреи вступают в ряды партизан, нацисты знали от своей службы безопасности, которая располагала самой точной информацией. В 1940 г. и в течение 1941 г. нацисты еще могли рассчитывать на то, что смогут сконцентрировать евреев и сократить их численность и в «генерал-губернаторстве», и в различных местах оккупированной Европы. Те, кто после всех истязаний и убийств останется в живых после войны, будут депортированы за пределы Европейского континента в специально созданное государство-протекторат с лагерями уничтожения, достигаемого посредством невыносимого принудительного труда. Но после 5 декабря 1941 г., то есть после провала концепции «блицкрига», акцент в представлении нацистов об «окончательном решении еврейского вопроса» стал все быстрее и решительнее смещаться (лиянием выдвинувшихся на передний план непосредственных высших целей) от неопределенного во времени расплывчатого «территориального» решения к более надежному «решению путем уничтожения».

С декабря 1941 г. нацисты были вынуждены перестраиваться на противоречившую их планам, тяжелую, долговременную, намного превосходящую по своей суровости их ожидания войну, которая к тому же в результате нападения Японии на США (Пёрл-Харбор, 7 декабря 1941 г.) и вступления /186/ последних в нее {11 декабря 1941 г. – Прим. ред.} стала глобальной. Евреи же, покуда они не были полностью уничтожены в Европе, представляли для фашистов радикализирующийся в критических ситуациях войны потенциал беспокойства и угрозы. После всех преследований, которым они подвергались, не вызывало сомнений, что при любом неблагоприятной для их мучителей повороте в ходе войны активность евреев будет усиливать тенденцию к «демократизации» и настроения протеста в самой сфере фашистского господства. Ни при каких условиях не допустить на сей раз нового «ноября 1918 г.», «крушения тыла» было одним из самых старых и твердых намерений нацистских главарей.

Вот почему уже 20 января 1942 г. в двойном решении Ванзейского совещания, которое предусматривало как использование евреев в качестве рабочей силы, так и их уничтожение, акцент был окончательно перенесен исключительно на уничтожение. В той формулировке, в которой Геринг 31 июля 1941 г. передал Гейдриху задание о подготовке «окончательного решения» или же «благоприятного» промежуточного решения еврейского вопроса «в форме эмиграции или эвакуации», ударение еще делалось на «эвакуации... на Восток». Это была утвержденная «фюрером» еще одна «возможность маневра» в преддверии «окончательного решения в будущем»[56] . Однако в действительности слова об «эвакуации на Восток» должны были прикрыть намерение отправить всех евреев с оккупированных территорий на смерть в газовые камеры и душегубки. Одна из целей Ванзейского совещания и состояла в том, чтобы организовать такое умерщвление в гигантских масштабах и обучить методам его осуществления соответствующие службы.

Нельзя исключать, что в июле 1941 г. Геринг, употребляя слово «эвакуация», еще не имел в виду проект создания за Уралом специального района концлагерей, чему, как известно, отнюдь не противоречили массовые убийства, осуществлявшиеся «эйнзацгруппами». Но поворот в ходе войны на советско-германском фронте зимой 1941/42 г. придал «территориальным» решениям черты нереальности и отодвинул их на неопределенный срок. Ведь осуществление «зауральского проекта» требовало победы над Советским Союзом, а мадагаскарского – ухода английского военно-морского флота с путей, ведущих в Индийский океан, то есть победы над Великобританией. Без победы над нею не мог быть осуществлен и палестинский проект. Но теперь, после /187/ краха всех спекулятивных расчетов на молниеносный уничтожающий удар по Советскому Союзу, в результате которого, по фашистским расчетам, Англия должна была пойти на компромисс с Германией, а также после вступления в войну США, эта победа сразу стала еще менее вероятной, чем прежде. Вместе с тем стала вырисовываться возможность и такого исхода войны, который если и не приведет к полному поражению фашистской Германии, то исключит создание внеевропейских резерваций и практику массовых убийств на европейской территории. А это значило, что ко дню заключения такого мира избавиться от еще проживающих в Европе евреев не удастся. Таким образом, одна из важнейших для Германии целей войны – создание в ходе нее «очищенного» от врагов и евреев «жизненного пространства» в Европе – окажется недостижимой.

Чем тяжелее становилось положение фашистской Германии на фронтах и уплывала «тотальная» конечная победа, тем лихорадочнее были попытки реализации этой ее цели: ведь пока война не кончилась, можно было беспрепятственно осуществлять массовое умерщвление. Именно этим объясняется рост темпов уничтожения и резкий скачок числа умерщвленных в лагерях смерти. Как только перспективы на победу стали таять, нацистский рейх начал дьявольский бег наперегонки со временем.

К чему массовое уничтожение даже в последние месяцы войны?

И все-таки вопрос о причине массового уничтожения людей на последнем этапе войны требует более точного ответа. Он имеет важнейшее значение для всех теорий формирования германского фашизма, а для осмысления его политики массового уничтожения, по всей вероятности, является самым главным.

Возможно, что у ответственных за войну руководителей германского фашизма субъективная уверенность в победе в январе 1942 г., когда состоялось Ванзейское совещание, не была столь поколеблена, как это считает Хаффнер. Но все же в дальнейшем (скажем, после Сталинграда, но никак не позднее 1944 г.) стало ясно, что война идет к поражению и в любом случае, даже если она не закончится полным разгромом, ее результатом не будет простирающийся на всю Европу «великий германский рейх», ради создания которого были истреблены целые группы гражданского /188/ населения, и особенно евреи Европы. Но именно в 1944 г. день и ночь дымились трубы крематориев гиммлеровских лагерей смерти, а число уничтоженных достигло наивысших показателей.

Тот, кто имеет о германском фашизме и его истории персонифицированное представление, считая его единоличным делом Адольфа Гитлера и, пожалуй, еще нескольких представителей клики нацистских главарей, оказывается перед неразрешимой загадкой. Если рассматривать германский фашизм с этой точки зрения, то теперь для нацистских руководителей самым необходимым было выиграть войну любой ценой или как можно дольше оттянуть поражение, чтобы тем самым продлить свое существование. Но этому никак не способствовали продолжавшиеся массовые удушения газом в лагерях смерти – они ни на один день не могли отсрочить военного поражения, падения и гибели нацистского режима. При таком подходе организация уничтожения евреев, требовавшая материальных средств, наносила явный ущерб ведению войны (например, потребность в большом вагонном парке для депортации, использование охранных частей СС и т. п.)[57].

Мнимая «иррациональность» подобных действий служит обычно коронным доказательством тезиса об «иррациональной идеологии», об «отчуждении» «политики» нацистских руководителей от политики монополистического капитала и его «рациональных» интересов.

В действительности же на поставленный вопрос есть единственный ответ, и он гласит: нацистские главари были в состоянии предвидеть то, что произойдет после их поражения, и заранее принимали меры, чтобы обеспечить интересы тех, кто привел их к власти и в чьих интересах они вели эту войну.

К числу этих мер относится проведенная ими с августа 1944 г. под кодовым наименованием «Решетка» серия арестов и казней функционеров КПГ, СДПГ и профсоюзов, а также бывших членов рейхстага от буржуазных партий. Начало ей было положено решением об умерщвлении Эрнста Тельмана, принятым 14 августа 1944 г. и осуществленным в ночь с 17 на 18 августа в концлагере Бухенвальд. Эта акция преследовала цель не допустить в Германии повторения в момент военной капитуляции и краха гитлеровского режима ситуации Ноябрьской революции 1918 г. путем предварительной ликвидации ее предполагаемых руководителей. Предвосхищая будущий ход событий, фашистские главари /189/ стремились, насколько это возможно, обезглавить и ослабить прогрессивные силы немецкого народа. Нацисты действовали по старому принципу: «Лишить республику ее голов».

В случае сепаратного мира с западными державами они планировали (об этом, в частности, шла речь в секретном кругу имперского министерства экономики) будущий «европейский порядок» и состав правительства, которое придет им на смену[58]. В Главном управлении имперской безопасности в предвидении полного поражения был разработан план сохранения и продолжения деятельности НСДАП («Генеральный план 1945»), важная часть которого в виде приложений была обнаружена после войны в архивах правительства Денница[59].

Эти документы высших нацистских руководителей и предусмотренные в них действия ни в коем случае не ослабляли решимости продолжать войну в абсолютно бесперспективной и, с военной точки зрения, абсурднейшей ситуации. Ведь в то же самое время (кроме приказов «держаться до последнего» и формирования «фольксштурма») имелся проект создания «Альпийской крепости», т. е. закрепления в Австрии или в «протекторате Богемия и Моравия»[60] в случае потери центральной части Германии.

Когда 4 апреля 1945 г. американские войска вошли в тюрингский населенный пункт Ордурф (в свое время Эпп формировал в нем «добровольческий корпус» и здесь же начинались биографии многих нацистов), в трудовом лагере которого только за три месяца до этого были убиты 4000 человек, а накануне вступления американцев были расстреляны еще сотни, они захватили там подземный радиотелефонный узел, предназначенный для того, чтобы в случае отступления из Берлина ставки вермахта продолжать отсюда руководить военными действиями.

Фанатичное стремление продолжать войну даже после того, как половина территории рейха была потеряна, основывалось на спекулятивных расчетах, что позднее, с вступлением Красной Армии в ту часть Германии, которая составляла ядро германского рейха, а тем самым и «сердце» Европы, американцы и британцы «одумаются» и переменят фронт. Нацисты надеялись, что отошедшие во время войны на второй план противоречия между державами антигитлеровской коалиции, обусловленные различиями в общественных системах, все-таки возьмут верх и окажутся для США и Англии важнее их союзнических обязательств. Вот /190/ тогда-то с помощью оставшихся боеспособными частей нацистского вермахта советские войска будут вытеснены из «Срединной Европы», и западные союзники сочтут это более целесообразным, чем окончательный разгром уже побежденной фашистской армии. Тогда и осуществится столь желанное свержение советской системы в России, и последним, конечным итогом войны явится совместный с Англией уничтожающий удар по «большевизму».

Нацистские главари и германский монополистический капитал были твердо убеждены (и в этом состоял реализм, а потому и опасность их спекуляций), что противоречия между союзниками по антигитлеровской коалиции вскоре перерастут в конфликт и приведут к борьбе за Европу. По мнению нацистов, все зависело от того, произойдет ли это еще до их полной капитуляции или сразу же после нее. Надо, считали они, держаться как можно дольше, чтобы разрыв между союзниками произошел до военной капитуляции, что сразу даст возможность отыграться. Ставка на это делала для них «осмысленным» («рациональным») столь бессмысленное, с точки зрения положения на фронтах, продолжение войны и принесение ей в жертву солдат и гражданского населения.

Тайными причинами спекулятивных расчетов на то, что западные союзники сменят фронт (история этих расчетов описывает дугу от заговора против Гитлера 20 июля 1944 г. к действиям Геринга и Дёница в самом конце войны), можно объяснить и фанатичное массовое уничтожение людей в последние месяцы войны.

Уже с начала 1943 г. хозяин всех лагерей смерти Генрих Гиммлер через Главное управление имперской безопасности установил с имевшим свою резиденцию в Швейцарии шефом американской секретной службы (Управление стратегических служб (УСС)) Алленом Даллесом тайные контакты, чтобы начать зондаж вокруг своего предложения о капитуляции гитлеровской Германии на Западном фронте и заключении с западными державами сепаратного мира с целью совместного продолжения войны против Советского Союза[61].

Первым известным по документам эмиссаром Гиммлера, который 15 января 1943 г. под псевдонимом «Паульс» вступил с Алленом Даллесом в переговоры подобного рода, был работавший на РСХА принц Максимилиан Эгон Гогенлоэ. За ним уже в феврале 1943 г. последовал один из опытнейших агентов эсэсовской службы безопасности, /191/ заместитель начальника отдела Юго-Восточной Европы в РСХА штурмбанфюрер СС Вильгелм Хёттль. Лица, участвовавшие в этих переговорах и представлявшие американские круги, стоявшие за Даллесом, обсуждали возможность разрыва военных соглашений с Советским Союзом и войны против него. Но никто из них не дал понять эсэсовским эмиссарам, что предварительным условием любых переговоров должно быть немедленное прекращение массовых убийств в лагерях уничтожения. В то время как Даллес в продолжавшихся месяцами беседах с посланцами Гиммлера и Кальтенбруннера восторженно говорил о «гениальной личности» Гитлера и его «историческом значении», дневная «производительность» газовых камер достигла рекордных показателей, причем англо-американские бомбардировщики загадочным образом щадили эти сооружения.

Предпринятые СС чистки от «большевиков» и уничтожение «избытка» населения (пока все это записывалось на текущий счет германского фашизма, и, кроме него, никто этим скомпрометирован не был) американцы не считали препятствием для переговоров с эсэсовцами о сотрудничестве и совместных действиях для окончательного уничтожения «большевизма».

Но для Главного управления имперской безопасности, возглавляемого Гиммлером и Кальтенбруннером, перспектива смены Соединенными Штатами своего союзника в случае дальнейших военных неудач германского фашизма на Востоке могла означать лишь одно: даже при неизбежной сдаче захваченных ранее областей на Востоке ликвидация угнанной из них в лагеря смерти части населения, и особенно евреев, не только не теряет своего «смысла», то и настоятельно рекомендуется. Ведь они, нацисты, пусть и в несколько другом варианте, скоро вернутся, а тогда те, кто сейчас согнан в лагеря со всей Европы, оказавшись на свободе и возвратившись в свои страны, будут бороться против их возвращения, будут способствовать мобилизации всех сил, чтобы воспротивиться ему. Это на долгие времена создало бы поистине интернациональную когорту врагов из числа тех, кто уцелел в лагерях смерти. Они стали бы самыми решительными противниками предпринятой в ходе войны или после нее попытки создания «Великогермании» или находящегося под германским господством «восточного пространства». И чем большее число их – пока это позволяет война и расстановка сил в лагере союзников – /192/ будет превращено в пепел, тем меньше их останется, чтобы мешать борьбе за «рейх» и осуществление «германской миссии» в «восточном пространстве».

Аллен Даллес еще в феврале 1943 г., во время первых бесед с германскими контрагентами, дал ясно понять: для того чтобы США в ходе войны перед лицом мирового общественного мнения смогли так круто изменить свою позицию – пойти на союз с Германией против своего союзника Советского Союза, – в составе германского правительства, с которым американцы заключат договор, по меньшей мере не должно быть Гитлера. Но Гитлер был в курсе переговоров с Даллесом. И хотя на них обсуждался выход из потерпевшей крах в 1941 г. у стен Москвы войны германского империализма и было высказано требование, чтобы Гитлер отказался от своей роли фюрера, он, несмотря на ухудшающееся положение на фронтах, все сильнее надеялся на ее успех и из этих надежд черпал энергию для своего фанатичного намерения «держаться до конца». Даже 18 апреля 1945 г. (хотя и до этого Гитлеру было известно, что США не изменят своего условия о его уходе с политической арены), когда в высших кругах СС после встречи ближайшего доверенного Гиммлера генерала СС Карла Вольфа с Алленом Даллесом (15 апреля 1945 г.) уже открыто высказывались о создании приемлемого для США правительства без Гитлера (однако с Карлом Вольфом в качестве министра внутренних дел!), Гитлер приказал последнему (после того как тот представил ему подробнейший отчет о своей беседе) продолжать переговоры с американцами.

Таким образом, продолжавшееся в 1944 г. безумие массового уничтожения людей и военное безумие довести «борьбу до конца» преследовали одну цель – оставить Гитлера у власти, и это действительно было лишено всякого «рационализма». Но зато и то и другое отвечало империалистическому «рационализму» – подготовке к будущей войне. /193/

Примечания