«Скепсис» предлагает читателям интервью одного из лидеров индийских маоистов товарища Азада, заочно (так как он находился на нелегальном положении) данное влиятельной в этой стране газете «Хинду». Он объясняет тактику и стратегию движения, полемизирует с индийским государством, обличает его антинародную сущность и отвечает на стандартную критику своих политических оппонентов. Особое значение этому тексту придаёт то, что Азад, уполномоченный партией вести переговоры с правительством, был подло убит полицией всего через месяц после ответов на вопросы журналиста.
Своим молчанием и неведением мы поддерживаем транснациональные корпорации и индийский истеблишмент, развязавших против своего народа необъявленную гражданскую войну в самом сердце страны. В этом конфликте каждый должен занять сознательную позицию, и публикуемое нами интервью поможет читателю разобраться в ситуации.
За последние несколько недель мы услышали заявления как индийского правительства, так и руководства Коммунистической партии Индии (маоистской) — о том, что они поддерживают идею диалога и хотели бы начать переговоры. Но, кажется, каждой из сторон не хватает серьёзности в этом вопросе. В заявлениях, которыми обменялись в СМИ Кишенджи[1] и Чидамбарам[2], присутствовал элемент драмы или, точнее, театральной постановки. Отсюда наш первый вопрос: можно ли рассматривать заявления Кишенджи как соответствующие национальной стратегии ЦК КПИ (маоистской) и отражающие её? Или же это тактические заявления, связанные лишь со спецификой ситуации в Бенгалии[3]?
Действительно, руководство нашей партии периодически комментирует лицемерные предложения правительства начать переговоры. Но было бы неверным говорить об отсутствии у обеих сторон серьёзных намерений. Конечно, для стороннего наблюдателя обмен заявлениями в СМИ выглядит немного театрально. При этом пресса смакует именно эту внешнюю театральность, не обращая внимания на более серьёзные вещи. Но очевидно, отсутствие серьёзных намерений тут демонстрирует именно правительство, прежде всего — министр внутренних дел Чидамбарам. На протяжении последних четырёх месяцев господин Чидамбарам разыгрывал драму, апогеем которой стал его забавный ультиматум КПИ (маоисткой) с требованием прекратить насилие в 72 часа, прозвучавший в его интервью журналу «Техелка» в ноябре прошлого года. Что же касается заявлений товарища Кишенджи, мы не должны относиться к ним цинично. Хотя наш Центральный Комитет формально не обсуждал какую-либо стратегию переговоров с правительством, товарищ Кишенджи, как член Политбюро, взял на себя ответственность и выдвинул конкретное предложение о прекращении огня. Здесь не имеет смысла обсуждать, был ли он уполномочен делать такие заявления. То, как отнеслось к этому правительство, куда важнее. Наш Центральный Комитет не возражал против предложения о прекращении огня. Но по вопросу о переговорах партия остаётся на позиции, выработанной на IX Объединённом съезде, состоявшемся в начале 2007 года.
И правительство, и маоисты выдвигают свои условия для начала переговоров. Так, Чидамбарам заявляет: «Маоисты должны отречься от насилия, тем самым подтвердив, что они готовы к переговорам... Здесь нет места для всяких “если”, “но” и прочих отговорок». Фраза «отречься от насилия» в сегодняшних условиях может иметь различные значения: 1) объявить перемирие, 2) отказаться от вооружённой борьбы как метода для достижения своих целей, 3) вообще осудить вооружённую борьбу. Как Вы понимаете формулировку господина Чидамбарама? И как Вы думаете, что последует за принятием маоистами его условий?
Это хороший вопрос. В действительности никто не понимает, что именно господин Чидамбарам хочет выразить своими столь часто повторяемыми туманными заявлениями по поводу «отказа от насилия». Так что Ваше замешательство, связанное с попыткой разобраться в его высказываниях, вполне закономерно. Не только Вы, но и все СМИ оказались тут в растерянности. Даже его собственные партийные боссы находятся в таком же замешательстве, как и простые смертные. Некоторые воспринимают заявление господина Чидамбарама как призыв сложить оружие, обращённый к маоистам. Другие говорят, что он требует от маоистов сложить оружие в одностороннем порядке. Но третьи утверждают, что оно может означать прекращение огня обеими воюющими сторонами при отсутствии каких-либо предварительных условий.
Действительно бывает весьма трудно понять, что же хочет выразить господин Чидамбарам. Кажется, проблемы с выражением мыслей — это его характерная черта. Она проявилась и в его заявлениях по поводу Теланганы, которые пресса мягко назвала «кувырканием». Их с одинаковым успехом можно было посчитать и про-, и анти-теланганскими — в зависимости от позиции цитировавших эти заявления СМИ[4]. Её же мы видим на примере операции «Зелёная охота», которую он продолжает называть «мифом, выдуманным СМИ», в то время как влиятельные политические круги и полиция, да и вся пресса детально описывают успехи, достигнутые в ходе этой операции, а также называют количество мобилизованных для неё сил безопасности. И, наконец, эту же позицию Чидамбарам продемонстрировал в своём отношении к меморандумам, подписанным различными ТНК и индийскими корпорациями с правительствами Чхаттисгарха, Джаркханда, Ориссы, Западной Бенгалии и других штатов[5].
Министр внутренних дел продемонстрировал настоящее раздвоение личности: он сам не знает, чего хочет, когда заявляет, что маоисты должны «отречься от насилия». Для человека, далёкого от этой ситуации, такая фраза, вероятно, должна значить, что и государство, в свою очередь, прекратит бесчеловечные злодеяния в отношении адиваси, маоистских революционеров и им сочувствующих. Да, так может показаться человеку со стороны, но не нашему министру!
Мы можем так ответить на вопрос о нашем понимании формулировки господина Чидамбарама: нам ясно, что его риторика скрывает не стремление к взаимному прекращению огня, как в ситуации с Национальным социалистическим советом Нагаленда, а абсурдное требование к маоистам односторонне прекратить вооружённую борьбу. Любой человек, у которого есть хоть капля здравого смысла, поймёт неадекватность предложений министра внутренних дел.
Нельзя сказать, что нашим хвалёным аналитикам и прочим фигурам, мелькающим на телевизионных каналах или в печати, не хватает здравого смысла. Но корыстный интерес не даёт им задать министру очевидный вопрос. Если бы не их ангажированность, они спокойно могли бы просто спросить, почему правительство не прекратит свои зверства и не начнёт строго придерживаться индийской конституции, положив конец культивируемым полицией «случайным столкновениям», похищениям, изнасилованиям, пыткам, уничтожению имущества, ложным обвинениям и неописуемым издевательствам над народом и маоистами? Так что Чидамбараму очень уютно в студиях и на пресс-конференциях в компании говорящих на английском телеведущих и корреспондентов, но он ни за что не смог бы ответить на вопросы неграмотных адиваси. Поэтому он проигнорировал Джан сунвааю в Дантеваде в прошлом декабре. Да, театральная постановка и реальная жизнь имеют очень мало общего.
Всем очевидно, чего именно Чидамбарам хочет от маоистов. Он хочет, чтобы маоисты сдались. А иначе боевая машина полувоенных формирований раздавит своими гусеницами простых людей вместе с маоистами. Вот это была бы безоговорочная капитуляция, всё ясно и просто. Твердя, что он никогда не призывал маоистов сложить оружие — как будто это небывалая уступка! — Чидамбарам на деле выдвигает гораздо более жёсткое требование: маоисты должны отречься от насилия, пока созданные им беззаконные силы продолжают своё неистовство, продолжают создавать новые гачампалли, гомпады, сингамадугу, палачелимы, догпаду, палоды, тетемадугу, такилоду, онгары[6] и так далее. Он ни слова не говорит о бесчеловечных зверствах своих сил, описанных в журналах «Техелка» и «Аутлук», на куче сайтов и даже в таких газетах, как ваша. Что это, если не явное лицемерие со стороны министра внутренних дел: требовать от маоистов сложить оружие — в то время, как его полувоенные формирования занимаются преступлениями каждый день, каждый час, массово нарушая конституцию, которой он присягал?
Как уже было сказано, у маоистов также есть свои условия для переговоров. В недавнем интервью Гаутаму Навлакху[7] и Яну Мюрдалю[8] товарищ Ганапати[9] сформулировал их следующим образом:
«вот основные требования для начала переговоров, которые партия поставила перед правительством Индии:
1. Война, ведущаяся всеми средствами, должна быть прекращена.
2. Запрет на деятельность партий и массовых организаций должен быть снят, им должны быть разрешены все виды демократической деятельности.
3. Незаконные аресты и пытки должны быть прекращены, а все задержанные — немедленно освобождены.
Если эти условия будут удовлетворены, тогда те же самые товарищи, которых освободят из тюрем, представят партию на переговорах».
Мой вопрос таков: насколько реалистично выполнение таких условий? К примеру, первым пунктом вы требуете, чтобы «война всеми средствами» была прекращена, но не логичнее ли для начала потребовать приостановления военных действий, то есть объявить перемирие? Призываете ли вы к прекращению огня или к чему-то большему?
Во втором пункте вы хотите, чтобы запрет вашей деятельности был снят, а ваши товарищи освобождены. Но во всём мире в переговорах между правительством и повстанцами снятие запрета является скорее предметом переговоров, а не их предпосылкой, и освобождение политических заключённых становится промежуточным шагом. Не ставит ли маоистская партия телегу впереди лошади, требуя в качестве отправной точки то, чего правительство заведомо не примет? Не лучше ли сделать такое требование конечной целью диалога?
Я согласен с логикой ваших рассуждений. То, что такие вопросы стоит решать в ходе самих переговоров, а не выдвигать в качестве их предпосылки — это логически верно. Но прежде всего необходимо понять дух слов товарища Ганапати, сказанных им товарищам Яну Мюрдалю и Гаутаму Навлакху. И тут требуются некоторые разъяснения, так что постараюсь передать Вам, что имел в виду товарищ Ганапати.
Начнём с того, что под прекращением войны «всеми средствами» он подразумевал именно взаимное прекращение огня. Хотелось бы избежать здесь путаницы. Чидамбарам требует от маоистов прекращения огня в одностороннем порядке, в то время как государство, с его точки зрения, может продолжать свою жестокую кампанию террора. Напротив, КПИ (маоистская) хочет прекращения огня обеими сторонами. Вот что мы понимаем под первым пунктом. Прекращение огня обеими сторонами не может быть названо условием для начала переговоров. Оно подтверждает готовность обеих воюющих сторон создать благоприятную атмосферу для следующего этапа диалога.
Далее. Если, по логике правозащитников, маоисты должны заниматься только легальной борьбой, то необходимой предпосылкой этому явилась бы отмена запрета на деятельность партии. Как организовать легальную борьбу партии и её массовых организаций, проводить митинги и прочие акции под своим именем без снятия этого запрета? Сейчас партия не может позволить себе такие мероприятия, потому что их назовут незаконными. По нашему мнению, запрет сам по себе является авторитарным и недемократическим, более того — фашистским действием. Следовательно, отмена запрета — вполне законное требование, и его исполнение даёт дорогу открытым формам демократической борьбы и созданию благоприятной для диалога атмосферы.
Наконец, товарищ Ганапати потребовал, чтобы правительство Индии придерживалось индийской конституции. Нужно положить конец незаконным убийствам, стыдливо называемым «случайными столкновениями», прекратить пытки и аресты. Во всех этих случаях необходимо применять {юридическое} определение «убийство». В обращённом к правительству требовании соблюдать конституцию нет ничего необычного или необоснованного. Освобождение политических заключённых также может стать промежуточным шагом в достижении поставленных целей. Однако для проведения переговоров необходимо, чтобы правительство освободило некоторых наших руководителей. Иначе не с кем будет вести переговоры: так как партия находится вне закона, мы не можем позволить себе вывести из подполья кого-то из руководства ради участия в переговорах.
Готовы ли маоисты подтвердить свои честные намерения относительно переговоров, объявив одностороннее прекращение огня или по крайней мере прекратив боевые действия после какой-то определённой даты, и тем самым облегчить процесс диалога?
Довольно странно, что такие интеллектуалы, как Вы, призывают маоистов прекратить огонь в одностороннем порядке, когда вооружённые до зубов силы безопасности индийского государства продолжают своё жестокое наступление и контрреволюционную войну. Разве честность и готовность к переговорам можно подтвердить только путём одностороннего отказа от огня или прекращения боевых действий после некой даты? С какой целью нас вынуждают это сделать? Мне непонятно, почему нас просят проявить такое «благородство» по отношению к врагу — ведь он меньше всего озабочен благополучием простых людей. Более того, этот противник впадает чуть ли не в религиозный экстаз во время хладнокровных убийств, изнасилований, похищений, пыток и всякого рода злодеяний, которые только можно вообразить. Даже если мы проявим такой «благородный гандизм», разве он будет способствовать диалогу с помешавшимися на мании величия людьми из Министерства внутренних дел, не пощадившими мирных, действовавших исключительно гандийскими методами социальных активистов из Дантевады и других мест?
Чего именно вы хотите достичь путём переговоров? Вы хотите лишь выиграть время для перегруппировки сил? Правительство заявило, что вы так уже делали — сорвав переговоры в штате Андхра-Прадеш[10]. Или переговоры — это отражение более широкой переоценки политической стратегии партии, которая может таким образом выйти из подполья, заняться открытой правозащитной деятельностью и, возможно, даже прямо или косвенно поучаствовать в выборах различного уровня в условиях той многопартийной конкуренции, которая, как заявляет Прачанда, необходима для коммунистического движения? Когда вы говорите о своём желании заставить правительство снять запрет на деятельность вашей партии, подразумеваете ли вы отказ от тех методов (в том числе — вооружённой борьбы), которые к нему привели? В Индии есть множество маоистских и коммунистических революционных партий, которые стремятся мобилизовать рабочих и крестьян, но при этом никогда не были запрещены. Почему КПИ (маоистская) не верит в легитимные формы борьбы? Несмотря на крайне жестокое отношение к активистам «Хуррията», правительство не запретило эту выступающую за независимость Кашмира организацию. Означает ли это, что в системе существует некое пространство, в котором маоисты могут добиться выполнения своих требований мирными методами?
Ваш вопрос — или, вернее, даже ряд вопросов — требует обстоятельного разъяснения. Боюсь, что мой ответ вышел слишком объёмным, но сократить его без потери смысла не представляется мне возможным. Прежде чем продолжить, я хотел бы уточнить, что предложение переговоров — это не уловка с целью выиграть время для перегруппировки сил. И оно не связано ни с каким общим пересмотром политической стратегии партии, который заставил бы её выйти из подполья, ввязаться в предвыборную драку и межпартийную конкуренцию, как в Непале. Наш ЦК уже подробно излагал своё видение вопроса о возможности участия в многопартийной борьбе, подняв эту тему в Открытом письме к КПН (м), а также в различных статьях и интервью наших партийных руководителей. Так что я не буду сейчас подробно на этом останавливаться.
Теперь же позвольте мне рассмотреть каждый пункт, которого Вы коснулись в своём вопросе.
Во-первых, Вы спрашиваете, чего мы хотим добиться с помощью переговоров. Вот мой сжатый ответ: мы хотим сделать всё возможное для улучшения жизни людей, не поступаясь при этом идеалами нашей новой демократической революции и стратегией затяжной народной войны. У людей должно быть право на всё, что гарантирует индийская конституция, пусть пока эти гарантии по большей части эфемерны. Так что правительство обязано соблюдать конституцию. Мы надеемся, что в ходе переговоров возрастёт сознательность угнетённых, и они сплотятся для борьбы за свои права. Кроме того, переговоры разоблачат лицемерие правительства, его авторитарность и неконституционность. Таким образом, переговоры продемонстрируют отношение правительства к людям и одновременно могут придать импульс переменам, какими бы ограниченными они не были.
Есть ещё одна важная причина начать переговоры: они дадут некоторую передышку тем, кто прижат к земле фашистским сапогом индийского государства и его карманных террористических организаций: Салва Джудум, Маа Дантешвари, Свабхиман Манч, Сендра, Нагарик Суракша Самити, Шанти Сена, Хармад-бахини и т. д. Не выходящие из телестудий и хорошо охраняемых квартир «эксперты» делают прогнозы о том, что маоисты будут использовать эту передышку для перегруппировки сил — и что с того? Эти аналитики никогда не поймут ни азов революционной деятельности, ни проблем простых людей. На самом деле в их предположении нет ничего нового. Что, разве правительство не использует переговоры в своих интересах? За время шестимесячного перемирия в Андхра-Прадеше в 2004 году оно создало обширную сеть своих агентов. Шпионы являлись на любое открытое мероприятие маоистов и снимали людей на видео, чтобы затем с лёгкостью с ними разобраться. Да, маоисты расширили свою массовую базу — но и враг не отставал.
Не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы понять, что обе стороны будут использовать ситуацию прекращения огня в своих интересах. Так можно ли назвать это аргументом? Эти циники, или, как я предпочёл бы их называть, жаждущие крови ястребы, испытывают жгучее желание умыть в крови маоистов и их сторонников, не останавливаясь даже перед настоящим геноцидом. Им не важно, что при этом неизбежно погибнут тысячи полицейских и парамилитарес — ибо в глазах этих господ они всего лишь пушечное мясо.
Так что позвольте мне выразиться предельно чётко: эти переговоры нужны не для выигрыша времени и не для перегруппировки сил; они нужны, чтобы дать передышку тому огромному большинству людей, которое вынуждено жить в условиях постоянного государственного террора и бесчисленных лишений. Многие ли из наших соотечественников знают, что 3 лакха (300 тысяч — прим. пер.) адиваси были изгнаны из своих домов? Что половина адиваси нашей страны находится в условиях хронического голода, а оставшуюся половину подталкивают к этой пропасти? И почему? Всему виной алчность корпоративных акул, которые раздувают костёр войны, услужливо разведённый Чидамбарамом и его многочисленными помощниками: Раманом Сингхом в Чхаттисгархе[11], Навиной Патнаиком[12] в Ориссе, Буббхадебой в Западной Бенгалии[13], Шибу Сореной[14] в Джаркханде и так далее. Тот, кого хоть сколько-то заботит благо масс — какова бы ни была его идеология — должен, конечно, волноваться о судьбе адиваси, оказавшихся на грани уничтожения. Но те, в чьих мыслях лишь максимизирование прибыли своего крошечного паразитического класса, выдвигают самые немыслимые аргументы, пытаясь запутать людей. Они изображают маоистов террористами, создавая у среднего класса настоящую истерию: «маоисты скоро придут в города и нарушат вашу безопасную жизнь!», «к середине этого века они возьмут власть в стране в свои руки!» — тут можно перечислить много подобных баек, не имеющих ничего общего с действительностью. С помощью такой истерии, разжигаемой всеми имеющимися средствами, правители оправдывают жестокую войну с народом, а массовые депортации, нанесение увечий, бойни, изнасилования и прочие зверства представляют как побочный «ущерб», с которым страна должна смириться ради благородной цели: достижения всеобщего мира, прогресса и процветания.
Вопрос о пересмотре политической стратегии КПИ (маоистской), требовании снять запрет с её деятельности и проблема легитимности открытых форм борьбы.
Здесь обозначено сразу большое количество вопросов. И с ними связано такое количество заблуждений, что без подробного разъяснения тут не обойтись.
Во-первых, Вы не правы, когда утверждаете, что именно форма деятельности партии (вооружённая борьба) привела к её запрету. Наоборот: это введение запрета заставило партию и её организации взять в руки оружие. Людей заставили поверить, что насилие маоистов вынудило правительство запретить их организацию. Перед нами классический пример того, как ложь, начавшая распространяться по принципу «слышал звон, да не знает, где он», уже воспринимается как правда после бесконечного её повторения. Если Вы окинете хотя бы беглым взглядом историю революционного движения нашей страны, Вы увидите, что обычно маоистские формы борьбы были адекватным ответом на репрессии государства.
У нас перед глазами есть яркий пример перехода мирного движения к вооружённой борьбе. Массовое движение в Лалгархе началось с простого требования к полицейским чинам — извиниться и прекратить репрессии. Из-за жёсткой кампании подавления, развязанной поддерживаемыми правительством хармад-бахини[15], оно превратилось в революционную вооружённую организацию. То же произошло в Кашмире и различных северо-восточных штатах. Даже в Наксальбари в 1967 году полиция открыла огонь по безоружным женщинам и детям; народ ответил, и это привело к рождению партии, принявшей правильную политическую линию, что и привело к развитию индийской революции. Убитые в Шрикакуламе товарищи Коранна и Манганна стали первыми мучениками движения, и именно эти убийства дали толчок вооружённой борьбе. Даже во время первого великого вооружённого восстания в Телангане, вспыхнувшего во второй половине 1940-х годов, воспламеняющей искрой стало жестокое убийство феодальными землевладельцами руководителя батраков Додди Комарайи.
Если взглянуть на перемены в движении, возглавляемом сначала Группой народной войны и Маоистским коммунистическим центром Индии, а теперь КПИ (маоистской), мы увидим ту же картину. Революционеры идут к угнетённым, помогают осознать причины их страданий и классовые интересы; помогают узнать свои фундаментальные права, объединиться и организоваться, мобилизоваться для мирных видов протеста и сопротивления. А затем приходит государство со своей полицейской дубинкой, которую оно использует для защиты класса крупных землевладельцев, посредников, промышленников, земельной мафии и других властных групп, контролирующих государство и экономику. Мирная борьба жестоко подавляется, целые районы объявляют взбунтовавшимися, а «случайные» столкновения, похищения, исчезновения, изнасилования, поджоги деревень и невыразимые зверства становятся обыденными явлениями.
Индийская конституция отправлена правительством на помойку, она даже не стоит той бумаги, на которой написана. В этот момент любая революционная партия должна быстро перейти к вооружённым методам борьбы, если действительно хочет изменить жизнь народа и остановить репрессии. Альтернатива — отказаться от революционной цели, заключить соглашение с системой и выступить с другими парламентскими партиями, хотя и сохраняя на какое-то время некоторую революционную риторику. Однако это не будет продолжаться долго: превратившись в очередную парламентскую, марксистско-ленинская партия будет для народа неотличима от буржуазно-феодальной. Когда люди сражаются не на жизнь, а на смерть, нельзя бросить их и сбежать с поля боя. Необходимо предложить им подходящие формы борьбы и организации, что наша партия и делала со времён ятры Джагтъял Джайтра[16].
В 1978 году правительство объявило восставшим районом окрестности Джагтъяла и Сирсилла в Каримнагаре, штат Северная Телангана. Но не вооружённая борьба наксалитов напугала правителей: в 1972 году сами маоисты потерпели полное поражение в Наксальбари, Шрикакуламе и других местах, — а мощная волна массовой антифеодальной борьбы, полностью нарушившая феодальный порядок в деревне. Одной из основных её форм был бойкот феодалов и их приспешников, который объединил более 95% жителей большинства деревень. Бойкот нарушил мир и спокойствие феодалов, живших до этого как государство в государстве. Необъявленный запрет на деятельность маоистов, начавшийся с Северной Теланганы, к 1985 году охватил весь штат. Впервые ЦРПС были здесь развёрнуты для подавления мирной массовой кампании против алкоголя. Я помню, как ведущие СМИ страны, такие, как «Индиан экспресс», публиковали истории о том, что полицейские продают араку прямо в участках и заставляют людей её пить — с тем, чтобы сорвать антиалкогольную кампанию революционеров.
Тот же рост сознательности масс мы видим и в городских районах. Трудящиеся шахты Шингарени организовали в 1981 году Шингаренскую рабочую федерацию, но три года она находилась под неофициальным запретом. Такой же запрет был наложен и на студенческие, молодёжные, женские движения, рабочие организации; любая форма мирного демократического протеста жестоко подавлялась. Так что развитие вооружённой борьбы нужно рассматривать в контексте наших полуколониальных и полуфеодальных условий и связанного с ними сужения и без того крайне ограниченного демократического пространства, а также жестокого подавления любого движения вооружёнными силами государства.
Чтобы не вдаваться в излишние подробности, скажу только, что это не партийные формы борьбы и организации привели к запрету, но сам запрет (как объявленный, так и негласный) на все виды открытой легальной деятельности, включая мирные митинги, вынудил революционеров перейти к вооружённой борьбе и стать подпольной организацией. Наша партия призывает всех независимых наблюдателей и представителей СМИ смотреть на это явление исторически и анализировать его беспристрастно. Тогда вы обнаружите, что всё сказанное мною — чистая правда. Мы всегда готовы обсудить развитие руководимого нашей партией революционного движения: как, почему и когда мы обратились к вооружённым формам борьбы.
Мы, революционеры, ничего не скрываем. В этом нет смысла. Мы считаем, что народ должен взять в руки оружие, чтобы захватить власть. Но это не значит, что мы занимаемся лишь вооружённой борьбой в ущерб иным видам деятельности, тем самым побуждая государство развязать против людей жёсткие репрессии. Напротив, только тогда, когда иные виды борьбы не могут достичь цели, потому что даже ростки гибнут под железной пятой государства — только тогда мы прибегаем к вооружённым методам борьбы. Очень важно это понять, так как для некоторых хвалёных аналитиков и представителей правящих классов обычной практикой стало возлагать ответственность за любое проявление насилия на маоистов, оправдывая это тем, что сама идеология наксалитов предполагает вооружённую борьбу. Из этого они делают вывод, что нет смысла идти на переговоры с маоистами. Эти недалёкие люди оперируют методом примитивного редукционизма: а) маоисты верят в насилие и вооружённую борьбу как средства свержения государства; б) поэтому они упиваются бесконечным насилием; в) нет смысла говорить с людьми, чья идеология уходит своими корнями в насилие; г) следовательно, единственный путь — раздавить маоистов всеми имеющимися в распоряжении государства средствами. Такова логика их аргументации. К ней я вернусь немного позже.
Я не совсем понимаю, что Вы имели в виду, приводя пример деятельности других открытых маоистских и коммунистических партий Индии, которые мобилизуют рабочих и крестьян посредством массовых движений. Вы спрашиваете: «Почему КПИ (маоистская) не верит в легитимные формы борьбы?» Но кто вам это сказал? Мы считаем легитимными любые формы борьбы: от бойкота, который мы практиковали в Джагтьяле, или голодовок, которые часто объявляют наши товарищи в тюрьмах, до всевозможных демонстраций. Вооружённая борьба — такая же форма борьбы, как и все остальные, и она во многом зависит от тактических ходов противника. Некоторые так называемые революционеры, ветераны прошлых лет, на удивление легко исключили вооружённую борьбу из методов революционной деятельности и сосредоточились только на мирных формах протеста. Вместо того, чтобы объявлять себя частью марксистско-ленинского движения, они могли бы с тем же успехом присоединиться к гандийским организациям и приступить к борьбе за некоторые реформы. Для кое-кого ярлык марксистов — это просто дань моде. Они хотят добиться не революционного преобразования общества, а всего лишь косметических реформ.
Наложение или снятие запрета на деятельность партии или организации зависит от множества факторов. Было бы слишком большим упрощением считать, что партии запрещают исключительно из-за их приверженности вооружённой борьбе или насильственным действиям, в то время как легальные формы борьбы позволяют избежать такого запрета. Как мы знаем, во время Чрезвычайного положения были запрещены как революционные левые, так и реакционные правые партии. Но даже на пике устроенных индусскими фашистами сектантских столкновений последние легко разгуливали при свете дня. Они открыто носили оружие, угрожали религиозным меньшинствам геноцидом, нападали на мусульман и христиан — и несмотря на всё это считались легальными организациями, поскольку являлись неотъемлемой частью государственного аппарата подавления.
Один день погромов, спланированных и организованных членами ИНК в Андхра-Прадеше, принёс во много раз больше жертв, чем все нападения маоистов, скандал вокруг которых так усердно раскручивали СМИ, за целый год! Наше Министерство внутренних дел всеми силами раздувает кровожадность маоистов и одновременно хранит молчание о погромах и поджогах, ставших делом рук боевиков ИНК. Так что отношение к насилию имеет классовую природу: насилие правящего класса считается законным, в то время как насилие угнетённых масс и представляющей их организации опасно и угрожает безопасности правителей. И так было со времён чарваки[17].
Правительство считает, что маоисты «злоупотребили» переговорами в Андхра-Прадеше; ваша партия, в свою очередь, заявляет, что диалог был подорван властями, которые использовали его только чтобы выявить партийное руководство и уничтожить его. Как же вы намереваетесь решить эту проблему сейчас, когда вам вновь предстоит встретиться с индийским государством?
Попытка диалога с правительством ИНК в Андхра-Прадеше преподала нам важный урок. И мы учтём его в будущих переговорах с правительством эксплуататорских классов. Представлять себе всё так, будто полиция при помощи переговоров сможет идентифицировать и уничтожить руководство партии — это слишком сильное упрощение ситуации. Да, они так делали — так же, как и мы использовали открывшуюся благодаря переговорам возможность для максимально широкого распространения наших взглядов как в штате, так и за его пределами. Неудача, которую мы потерпели в большинстве районов Андхра-Прадеша, произошла не по причине провала переговоров; она объясняется слабостями и недоработками нашей партии в Андхра-Прадеше, так как мы не смогли противостоять тактике врага. Но это совершенно другой вопрос, и к нему можно будет вернуться в следующий раз.
Важно здесь то, что переговоры в Андхра-Прадеше дали нам богатый опыт, и мы извлекли из него важные уроки. Если вновь появится возможность для начала переговоров — что видится крайне маловероятным из-за того давления, которое оказывают на правительство корпорации в надежде получить кусок пожирнее — мы сможем так проинструктировать маоистских руководителей, находящихся в различных тюрьмах, что они должным образом представят партию.
Наш генеральный секретарь объяснил это в своём интервью товарищам Яну Мюрдалю и Гаутаму Навлакху: ошибки, совершённые в ходе переговоров в Андхра-Прадеше, учтены, и мы их не повторим.
Не кажется ли Вам, что предложение переговоров, сделанное недавно товарищем Кишенджи, не согласуется с последовавшей за этим волной маоистского насилия? Министерство внутренних дел составило список нападений наксалитов и распространило его в СМИ. Всем понятно, что и правительство в это время не прекращало наступления, так что по результатам его действий вы могли бы предоставить аналогичный список. Однако некоторые нападения наксалитов явно нельзя назвать «оборонительными» — только «наступательными». Как может предложение переговоров идти рука об руку с усилением наступательной операции?
Всё не так просто, как кажется на первый взгляд. По сути, проблема в следующем: ни маоисты, ни правительство не заявляли о прекращении огня. Мы предложили переговоры, но правительство объявило это предложение уловкой и отклонило. Его отверг сам Чидамбарам, которому нужно не меньше, чем безоговорочная капитуляция, что бы он при этом ни заявлял. Если правительство столь несерьёзно относится к прекращению огня и диалогу, заявляя, что не начнёт переговоры, пока маоисты не откажутся от насилия, но не уточняя, пойдёт ли оно на аналогичные меры — почему же в этой ситуации обвиняют маоистов? Как только появится договорённость о прекращении огня — вооружённые нападения с обеих сторон прекратятся.
Я не собираюсь перечислять здесь бесчисленные зверства полицейских сил и созданных государством вооружённых формирований. Они широко освещались в журналах, таких, как «Тахелка», «Аутлук», а также в нашем Маоистском информационном бюллетене. Заявления и доклады различных правозащитных комиссий и гандийцев, таких, как Химаншу Кумар, красноречиво демонстрируют, каким варварским стало наше государство.
Не меньше отвращения вызывает и список нападений маоистов, который Министерство внутренних дел составило для оправдания своего отказа от предложения наксалитов. Он много говорит о том, что двуличие и ложь ястребов из Министерства внутренних дел — это часть их психологической войны. Такая война нужна, чтобы уничтожить в зародыше органы народной власти, альтернативные модели развития, захватить богатые полезными ископаемыми регионы и использовать эти богатства в интересах крошечного паразитического класса. Я не буду подробно разбирать все перечисленные в правительственном списке случаи.
Самый первый «отвратительный акт насилия», который приводит федеральное Министерство внутренних дел в своём списке, распространённом среди СМИ для формирования позитивного отношения к этой «грязной войне», начинается так:
«Западная Бенгалия (22 февраля 2010 года) — нападение на совместный патруль государственной полиции и Центральных резервных полицейских сил (ЦРПС) в Лалгархе, район Западный Миднапор. В последовавшей перестрелке был убит Лалмохам Туду, председатель “Народного комитета против зверств полиции”».
По поводу этого инцидента сказано, что он произошёл в течение трёх часов после сделанного товарищем Кишенджи предложения о 72-дневном прекращении огня. Сам Чидамбарам несколько раз возвращался к этому сфабрикованному правительством «гнусному нападению», отчаянно пытаясь оправдать свой отказ от предложения маоистов. Ранее Чидамбарам столь же расчётливо обвинял КПИ (маоистскую) в массовом убийстве сельских жителей округа Кхагария.
Но вернёмся к так называемому нападению маоистов на объединённый патруль. Это стопроцентная ложь. Такого нападения попросту не было: спросите любого в деревне Нарча или Канатапахари. Любой селянин, и не только член семьи Шри Туду (Частица «шри» — уважительное обращение — прим. пер.), расскажет вам, как более сотни людей ЦРПС сидели в засаде в его доме в ночь на 22-е число, как они схватили троих человек и хладнокровно их убили. Даже охранявшие лагерь люди из ЦРПС подтвердили, что маоисты не открывали огня.
Первоначально представитель полицейского управления в Пашчим-Мединипуре утверждал, что товарищ Туду был убит людьми ЦРПС во время их «героической» защиты собственного лагеря-крепости в Канатапахари от маоистской атаки. Позже, понимая бездоказательность этой истории и опасаясь, что доверие к ней испарится, подобно каплям росы под первыми лучами солнца, полицейские чины изменили версию и заявили, что Туду и ещё двое мужчин были убиты при нападении партизанского отряда маоистов на патруль ЦРПС. Эта ложь распространяется сознательно и является частью отлично продуманной стратегии по обелению самых бесчеловечных действий наших собственных джорджей бушей и дональдов рамсфилдов.
Журналы «Техелка», «Стар Ананда» и другие медиа-ресурсы сумели вскрыть эту ложь со всей очевидностью.
Теперь давайте остановимся на вопросе о наступательных и оборонительных действиях маоистов. Я хотел бы пояснить любому, кто преисполнен благих намерений остановить насилие наксалитов: граница между наступлением и обороной размывается. Однако наше революционное контрнасилие имеет по большей части оборонительный характер. Это не значит, что мы ответим, только если в нас станут стрелять, а всё остальное время будем молча взирать на то, как правительство, полувоенные банды и тому подобные погромщики развязывают террор и готовятся начать геноцид. Чтобы ситуация стала яснее, давайте рассмотрим её на конкретном примере. Допустим, люди Чидамбарама прочёсывают район. Узнав об этом, мы организуем наступление и уничтожим максимально возможное количество живой силы противника, а также захватим его оружие и боеприпасы. Если появляется возможность — мы берём пленных. Хотя тактически подобные действия принимают форму контрнаступления, на самом деле это часть нашей оборонной стратегии.
Здесь зона военных действий, и если вы не перехватите инициативу — это сделает ваш противник. Чтобы захватить оружие, нам придётся атаковать склады или грузовики с боеприпасами, отнимать его у охранников Национальной корпорации развития горнодобывающей промышленности и служащих Сил железнодорожной охраны, и даже нападать на заставы и полицейские участки, расположенные далеко за пределами нашего региона — как было в Наягархе. Противник хорошо оснащён и численно нас превосходит, у него нет проблем с материальным обеспечением и тыловой поддержкой — а как ещё мы можем получить оружие, если не захватим его у врага?
Зачастую в таких стычках гибнут те, кто не сдаётся сразу. Нам жаль этих людей, но другого пути нет. Чидамбарам может сколько угодно кричать, что мы уничтожили невинных джаванов (пехотинцев — прим. пер.) Центральной группы промышленной безопасности, не посмотрев на то, что они не имели никакого отношения к наступлению государства на маоистов. Но не стоит забывать, что речь идёт о зоне вооружённого конфликта. Война будет вестись всё более и более бесчеловечными методами, её действие распространится на новые сферы общественной жизни и изменит жизнь многих её слоёв. Но это нужно не нам, а правящим кругам. Мы будем уничтожать сеть информаторов нашего врага, его припасы, укрепления, коммуникации и инфраструктуру. Для финансирования революции нам приходится конфисковывать деньги из банков и других источников. Без толку вопить о том, что маоизм — это лишь огонь и разрушение. Мы должны парализовать работу администрации, остановить продвижение войск противника, отрезать его от тыловой поддержки. Бывают такие обстоятельства, в которых мы вынуждены уничтожить даже тех полицейских, которые подбирают трупы своих сослуживцев. Наши люди заложили под трупы взрывчатку — и сразу поднялся шум и крик!
Но к чему эти стенания? Как будто до того война велась строго по правилам! И кто определяет её правила? Если уж мы вспомнили о правилах, то почему «голуби» из Министерства внутренних дел молчат о пытках семидесятилетней Дуде Муйе, которой звери в полицейской форме перед смертью отрезали грудь, о том, что с августа 2009 года в Дантеваде, Биджапуре, Канкере и Нараянпуре были хладнокровно убиты более ста двадцати адиваси? Почему эти звери до сих спокойно разгуливают на свободе и продолжают свои злодеяния? Чидамбараму, Пиллай[18], Раману Сингху и им подобным следует сперва выработать правила ведения боевых действий, и вот тогда и только тогда у них появится право говорить об их нарушении. Уверен, они никогда не осмелятся наказать собственных солдат и полицейских — но при это заводят никому не нужные проповеди о маоистских «злодеяниях».
Мы обращаемся ко всем мирным, демократически настроенным организациям и общественным деятелям с просьбой задуматься над этим и оказать давление на правительство, чтобы оно придерживалось Женевской конвенции и наказало организаторов террора во многих гомпадах, гачампалли, сингамадугу, палачелимах, тетемадугу, такилоду, догпаду, палодах и других деревнях, «прославившихся» массовой резнёй. Кто хочет войны, тот её получит, но государство должно чётко заявить, собирается ли оно соблюдать собственную конституцию и международные конвенции по ведению боевых действий.
Маоисты не просто участвуют в вооружённой борьбе, но и без колебания применяют насилие и в отношении некомбатантов. Страну потрясло обезглавливание в маоистском плену полицейского Френсиса Индувара, ставшее примером вопиющего нарушения всех цивилизованных норм и международных гуманитарных соглашений, которые маоисты, как и правительство, обязаны соблюдать. Если гражданское общество осуждает силы безопасности за убийства гражданских лиц, к примеру, в деревне Гомпад в Чхаттисгархе, и требует совершения правосудия и наказания виновных, у него есть точно такое же право осуждать за подобные преступления маоистов. Были сообщения о том, что ЦК принёс свои извинения за эту казнь, но какие конкретно шаги вы совершили, чтобы наказать виновных? И что предприняли, чтобы подобное не повторялось? Если Вы ответите, что государство также не наказывает тех, кто сражается в его рядах, то разве тем самым Вы не признаете, что ваша политическая культура и нравственные принципы ничем не отличаются от государственных, которые вы осуждаете как незаконные?
Я уже отчасти ответил на этот вопрос. Мы всегда будем бороться с теми, кто ведёт против нас войну. При этом мы стараемся не нападать на некомбатантов. Но как поступать с оперативниками контрразведки и полицейскими информаторами, собирающими сведения о передвижениях маоистов, причиняя тем самым нам огромный ущерб? Действительно, большинство из них не носит оружия открыто или даже вовсе его не имеет. Что с ними делать? Если их не остановить, они так и будут причинять вред партии и движению. Но когда мы воздаём им по заслугам, СМИ и «гражданское общество» устраивают из этого шумиху. То есть мы оказываемся между молотом и наковальней! В таких случаях мы обычно устраиваем народный суд — если это возможно — и потом приводим его решение в исполнение. Там, где из-за интенсивности репрессий собрать народный суд невозможно, мы проводим расследование, спрашиваем мнения людей и осуществляем соответствующее деянию наказание.
Согласен: при исполнении приговора не должно быть места жестокости. И я уже подчеркивал эту мысль в одном из интервью, которые дал как раз по случаю казни Фрэнсиса Индувара. Однако СМИ раздули тему его казни, умолчав о том, что за последние пять лет полицейские и головорезы Салвы Джудум отрубили тысячи голов. Вы говорите, что сам факт обезглавливания Индувара стал вопиющим нарушением цивилизованных норм и норм международного права, а их обязаны придерживаться обе воюющие стороны. Но неужели Вы и впрямь верите, что правительство придерживается закона? Разве СМИ осмелились спросить Чидамбарама, почему государство не соблюдает нормы международного права или хотя бы собственную конституцию — как в зоне боевых действий, так и в любой другой части страны? С похищения и хладнокровного убийства наших партийных лидеров — товарищей Шакхамури Аппа Рао и Кондала Редди — прошло всего десять дней. Это преступление в городах Ченнаи и Пуни совершили, соответственно, Специальное разведывательное бюро Андхра-Прадеша и агенты спецслужб. И никто никогда не узнает, каким жестоким пыткам их подвергли перед смертью; головорезы, служащие индийскому государству, не подчиняются закону... Я могу привести тысячу подобных примеров: все последние пять лет наших товарищей хладнокровно убивают сразу после задержания. Все эти убийства СМИ обошли молчанием, но обезглавливание Индувара вызвало шквал критики. Разве гражданское общество сделало хоть что-нибудь, чтобы предотвратить все эти казни после ареста?! Почему один-единственный случай отрубания головы Индувару вспоминают всякий раз, когда нужно заклеймить маоистов?
Когда наши товарищи слышат о хладнокровных убийствах, организованных Специальным разведывательным бюро Андхра-Прадеша или другими спецслужбами, их кровь вскипает. Так что они не станут раздумывать, если любой из виновных в совершении этих бесчеловечных преступлений, скажем, человек из Специального разведывательного бюро Андхра-Прадеша или отряда «Гончих», попадёт им в руки — они просто разорвут его на части. На войне чувства достигают такого накала, который просто невозможно представить в мирное время или вне зоны боевых действий. Может ли человек, видевший, как в Дантеваде и Биджапуре насилуют женщин, разрубают детей и стариков на куски, сбрасывая тела в общие могилы, поверить в существование этих «международных законов»? (Я не случайно сомневаюсь в том, что люди в них верят: никто из комбатантов не знает, что это такое. Кто же станет соблюдать конвенции, столкнувшись с похищениями и бессудными казнями, организованными индийским государством?) Еле сдерживаемая ненависть масс настолько сильна, что даже генеральный секретарь партии, вероятно, не сможет контролировать ярость простых адиваси, если мучители окажутся в их руках. Маоисты вовсе не выступают за пещерное правосудие, как некоторым хотелось бы это представить. Маоистские партизаны — это не бандиты и не наёмники, в отличие от тех, кто совершает ужасные, нечеловеческие преступления, прикрываясь «демократией» и «верховенством закона». Маоисты очень уважают человеческую жизнь. Демократические ценности и нормы — составная часть социалистической и коммунистической идеологии. Но при этом мы считаем, что ради сохранения урожая ядовитые сорняки нужно вырывать с корнем.
Ещё раз попрошу Вас и читателей подумать, представив свои действия, когда ваших матерей, сестёр и дочерей насилуют на ваших глазах, а отцов, братьев и сыновей разрубают на куски. Мало того, что не к кому обратиться с просьбой защитить «верховенство закона» — любой пожаловавшийся на беззаконие бесследно исчезает! Если мы не понимаем чувства пострадавших, стоит поставить себя на их место. Это может приблизить нас к истине.
Верховный суд попросил заявителей, подавших иск по защите общественных интересов против зверств Салвы Джудум, составить план по реабилитации лиц, пострадавших от насилия боевиков, сил безопасности и маоистов, совершённого в Чхаттисгархе. Готова ли КПИ (маоистская) взять на себя обязательства не препятствовать осуществлению плана восстановления школ и создания базовой инфраструктуры (здравоохранение, анганвади[19], система общественного распределения и т. д.), который помог бы развитию пострадавших от конфликта племён? Согласитесь ли вы не нападать на государственных служащих и должностных лиц, предоставляющих местному населению образовательные или медицинские услуги?
Вы не находите это странным — просить маоистов взять на себя такое обязательство в контролируемых ими районах? Главная цель революционеров-маоистов — благополучие масс. Вам стоит попросить у Чидамбарама разрешения посетить районы Дандакараньи, Джаркханда, Ориссы или деревни Джангалмахала, чтобы он предоставил Вам иммунитет от нападений его полувоенных формирований, особых полицейских уполномоченных, Салвы Джудум, Шанти Сены, Нагарик Суракша Самити и хармад-бахини. Тогда Вы увидите собственными глазами тщательно скрываемое положение дел: государство и поддерживаемые им террористы не позволяют адиваси жить нормальной жизнью.
Вы бы обнаружили, что школьные здания по полгода заняты силами безопасности, но если они и «защищают» детей, то только от продолжения учёбы. Вы бы также выяснили, что адиваси не могут купить всё необходимое на еженедельных рынках: те в большинстве своём закрыты из-за угроз и запугиваний, применённых силами «безопасности». Кто на самом деле не даёт адиваси развиваться, кто мешаем им жить нормальной жизнью: обрабатывать поля, пасти скот, собирать мелкую лесную продукцию или листья тенду — это станет ясно как день, как только Вы посетите их отдалённые деревни. Именно поэтому правительство, его силы «безопасности» и погромщики сделают всё, чтобы не допустить в эти районы независимых наблюдателей и следственные комиссии.
Стоит иметь в виду, что вовсе не отсутствие развития стало проблемой в сельских районах, особенно — населённых адиваси. Напротив, продиктованная империализмом антинародная модель развития приводит к изгнанию племён из родных мест, к лишениям, нищете и смерти, заставляет существовать на грани отчаяния. Едва ли есть сомнения, что несчастные адиваси были гораздо счастливее, пока нога головорезов, «цивилизующих» их в интересах корпораций, не ступила на их землю. Модель развития, реализуемая правящими классами, изгнала адиваси и сделала их чужими на родной земле.
Упоминаемое Вами «развитие» — это то же «развитие», которое Индия видела от британских колонизаторов. Ведутся разговоры о прокладывании дорог в отдалённые районы. Но ради кого их строят? Не во благо людей, лишённых пищи и воды, а только лишь ради более быстрого вывоза сырья из внутренних районов в крупные города, чтобы помочь акулам горнодобывающего бизнеса экспортировать природные богатства и лесную продукцию. И, конечно, чтобы бросить государственные войска на подавление любой вооружённой борьбы против хищнического разграбления народных богатств, которое осуществляет крошечный паразитический класс кровососущих пиявок. Весь мир знал, что Джордж Буш вторгся в Ирак ради нефти — даже когда американские СМИ заливались трелями о несуществующем оружии массового поражения Саддама Хусейна. Точно так же вся Индия знает, что у правящей верхушки и стервятников, которые представляют её интересы, руки чешутся захватить железную руду, уголь, олово, бокситы, доломиты, известняк и другие полезные ископаемые Чхаттисгарха, Джаркханда, Ориссы и других штатов, на территории которых они и начали операцию «Зелёная охота».
Приравнять маоистов к государству и его погромщикам, приравнять наше революционное насилие в интересах защиты прав народа к контрреволюционному насилию государства и бандами вроде Салвы Джудум — это жалкий трюк правящей элиты и так называемых демократических сил, чтобы скрыть суровую реальность жестокого насилия государства и спонсируемых им террористов. Я могу с полной уверенностью заявить, что революционное насилие маоистов вообще не приводит к изгнанию невиновных людей. В результате классовой борьбы из деревень бежала лишь горстка антинародных эксплуататоров, племенных вождей и помещиков.
Многие, однако, сдались в руки народа, исправили своё поведение и продолжили жить в деревнях наравне с другими.
Верховный суд должен бы знать, что изгнание адиваси производилось в соответствии с заранее разработанным планом по ликвидации поселений и перемещению их жителей в «стратегические деревни», по типу созданных во время войны во Вьетнаме. И что эта политика была продолжена правительством Индийской народной партии в Чхаттисгархе при полной поддержке центрального Правительства ИНК. Верховный суд, если он действительно озабочен проблемой перемещения адиваси, должен в первую очередь распорядиться, чтобы центральное правительство и правительство штата немедленно прекратили жестокое вооружённое наступление на деревни адиваси, приводящее к массовому бегству людей, которое с тех пор, как началась нынешняя жестокая война под названием «Зелёная охота», оценивается примерно в три лакха (300 тысяч — прим. пер.).
Правозащитники осудили силы безопасности и маоистов за неуважение к праву детей на получение образования: силы безопасности занимают школы и превращают их в казармы; маоисты же виновны в уничтожении зданий школ и их инфраструктуры. Не думаете ли Вы, что даже в отсутствие диалога или прекращения огня обе стороны конфликта должны прийти к пониманию, что школы и дети не могут быть мишенями на этой войне?
Сейчас среди правозащитников и медиа-комментаторов стало модным вести себя, как рефери. Они воображают, что выглядят беспристрастными, критикуя в равной степени обе стороны. Но если бы кто-то заявил, что индийцы и британцы в одинаковой степени ответственны за два столетия колониального гнёта — что бы Вы на это сказали? Или что иракцы и американские оккупанты в равной степени несут ответственность за насилие в Ираке? Любой свободолюбивый человек однозначно ответит, что это английские колонизаторы вызвали в Индии кровопролитие и американские агрессоры являются причиной бесконечного насилия в Ираке.
В равной степени критикуя за нарушение неприкосновенности школ как силы «правопорядка», так и маоистов, правозащитники мнят себя нейтральными и беспристрастными. Но на самом деле они не видят причинно-следственной связи событий. Они даже не в состоянии задать себе простой вопрос: зачем маоистам понадобилось бы уничтожать школьные здания, если бы их не занимала полиция и полувоенные формирования? Знаете ли Вы, что на самом деле во многих селениях школы разрушили вовсе не маоисты, а местные жители, которые не хотели, чтобы силы безопасности превратили их деревни в небезопасное место? Как можно просить маоистов и народ гарантировать соблюдение неприкосновенности школ: ведь люди знают, что здания школ зачастую заняты их мучителями — или это может произойти в любой момент.
Хотелось бы попросить независимые СМИ, такие, как Ваш журнал: пожалуйста, не обманывайтесь внешней стороной событий — тем, как это произошло — но копайте глубже и рассказывайте, почему это произошло. Только тогда Вы получите правду.
При этом мы согласны с Вашим утверждением, что даже в отсутствие договорённости относительно прекращения огня или начала диалога, обе стороны конфликта должны прийти к пониманию, что школы и дети не могут быть мишенями на этой войне. Используя предоставившуюся возможность, мы хотим передать правительству Индии, что оно должно немедленно освободить школьные здания от своих войск и прекратить вербовку школьников в особые полицейские уполномоченные или информаторы. Если они выведут войска и оставят здания школ, то и наша партия воздержится от нападения на них. И если правительство прекратит вербовать детей в особые полицейские уполномоченные и информаторы, то не будет и оснований для их преследования.
Однако есть куда более серьёзный вопрос и более обширная проблема: могут ли школы работать, когда здания целы, но родители школьников убиты, изнасилованы, похищены, подверглись пыткам и вынуждены были бежать? Что можно сказать детям тех трёх лакхов людей, которые вынуждены были покинуть свои деревни в результате операций «Зелёная охота-1» и «Зелёная охота-2»? Кому в опустевших деревнях нужны школы или громкие слова об их неприкосновенности? Более разумным было бы обеспечить возвращение сельских жителей в деревни, восстановив их дома, а так же гарантировав прекращение злодеяний со стороны полиции и полувоенных формирований. Вот что является самым важным, и вот что должно стать приоритетом на театре военных действий во всей Индии, и в том числе в Дандакаранье.
Не оказывают ли давление на партийное руководство аресты столь высокопоставленных деятелей, как Кобад Ганди? Не становится ли проблемой неспособность партийного руководства привлечь на свою сторону интеллигенцию?
Я не совсем понимаю, в чём Вы видите здесь давление.
Вы считаете, что это должно подтолкнуть нас к прекращению огня и началу переговоров? Если так, то Вы весьма далеки от истины. Ни переговорами, ни прекращением огня давления не преодолеть. В действительности во время войны численность партии и её руководства быстро растёт. Прямо сейчас в борьбе выковываются новые лидеры. Война рождает новых генералов и командиров, которые не появились бы в мирное время. Для подготовки руководителя аналогичного уровня в обычное время нужно несколько лет; во время войны такие вещи происходят гораздо быстрее.
Сегодня мы столкнулись с тем, что даже дети становятся сознательными в более раннем возрасте. Война трансформирует мировоззрение неграмотных людей, рождает у них понимание классовой природы государства и различных его инструментов, а также понимание того, как можно избавиться от них и создать свои органы власти. На собственном опыте люди начинают понимать то, о чём говорил товарищ Ленин в работе «Государство и революция». Эти перемены в мировоззрении способствовали появлению новых руководителей на всех уровнях. Да, на уровне центрального руководства есть некоторые проблемы, хотя и не столь острые, как Вы говорите. И их причиной действительно стали потери последних двух лет.
В целом же было бы ошибкой считать, что снижение привлекательности партии для интеллигенции влечёт за собой глубокий кризис маоистского руководства. Вы удивитесь, но — что бы ни говорили различные аналитики и сотрудники СМИ — на самом деле поддержка интеллигенцией маоистского движения сильно возросла. И именно этот факт потрясает правителей и их глашатаев из СМИ. Всё больше угроз и нападок обрушиваются на интеллигенцию. Кроме того, набирает обороты стремление изолировать тех её представителей, которые симпатизируют маоистам. Чем выше популярность маоистов и их взглядов, тем громче звучит нестройный хор голосов, кричащих о распаде массовой базы движения, особенно в интеллектуальной среде.
Вам стоит посмотреть на картину с другой точки зрения, вместо того, чтобы заключать, что отсутствие интеллигенции создаёт кризис руководства. На самом деле массовая база маоистов становится устойчивее, несмотря на попытки правителей разрушить её грубой силой. Чем сильнее удар, тем значительнее ему противодействие. Руководство нашей партии — это в основном выходцы из угнетённых классов: адиваси, далитов, кули (батраков) и беднейших крестьян. Именно это делает движение наксалитов непобедимым. Интеллигенция — хорошее подспорье для партии, но представители подчинённых классов — вот её живая кровь. Именно они составляют в партии большинство.
В интервью Яну Мюрдалю и Гаутаму Навлакху товарищ Ганапати заявил:
«Я снова подчёркиваю, что сегодня не существует ни одной партии или организации, способной стать центром притяжения всех революционных, демократических, прогрессивных и патриотических сил. Следовательно, на данном этапе наша партия может сыграть значительную роль в их сплочении».
Это предполагает, что вы видите маоистское движение частью более широкого движения прогрессивных и патриотических сил. Кого ещё вы считаете частью этих сил? Какие организации и движения вы считаете прогрессивными и патриотическими? Включаете ли вы в них КПИ и КПИ (марксистскую)? И если да, то почему тогда в Бенгалии маоисты участвовали в вооружённых столкновениях с членами других коммунистических партий, таких, как КПИ (марксистская)?
Не только сейчас, но и всегда мы видели себя неотделимой частью более широкого фронта революционных, демократических и патриотических народных движений. Во-первых, мы лишь один из отрядов мирового пролетариата, и мы видим себя частью всемирного антиимпериалистического фронта. Наши массовые организации входят в Международную лигу народной борьбы, и мы находимся в авангарде сопротивления американскому империализму.
Что касается Индии, наша партия родилась в самый разгар борьбы 60-х годов, во время героического восстания в Наксальбари — следовательно, мы неотделимы от общего революционного течения, которое существует в национальной политике нашей страны, противостоя феодальному и буржуазному направлениям. Мы — наследники великого крестьянского восстания в Телангане (1946-1951), восстания движения тебхага в 1946 году и всех тех сражений, которые вела Коммунистическая партия Индии с момента своего появления в 1921 году, даже несмотря на предательства руководства, совершённые им в ключевые моменты революционной политической истории нашей страны.
Во-вторых, и это в большей степени касается Вашего вопроса, революционеры-коммунисты политически (то есть с точки зрения программы) — это часть более широкого демократического течения Индии, состоящего из антифеодальных и антиимпериалистических сил. В этом состоит суть нашей программы новой демократической революции, которая направлена на то, чтобы объединить в один широкий фронт всех, кто выступает против империализма, феодализма, компрадорского бюрократического капитализма и ставит своей целью их свержение и создание правительства — союза четырёх классов: пролетариата, крестьянства, городской мелкой буржуазии и национальной буржуазии. Как только Вы осознаете политическую основу нашей новой демократической революции, нетрудно будет понять, почему мы пытаемся сформировать из многочисленных тактических фронтов один общий фронт, объединённый стратегической задачей — как в различных штатах, так и на уровне всей страны.
Для выявления организаций и партий, которые можно назвать прогрессивными (хотя использование термина «демократические» представляется мне здесь более уместным) и патриотическими, нужно учитывать не только антиимпериалистический, анитифеодальный и антигосударственный или антиавторитарный характер их политических программ, но и их реальную практику. Мы рассматриваем большинство марксистско-ленинских организаций как часть этого фронта.
Мы видим национально-освободительные организации — такие, как Национальный социалистический совет Нагаленда, Объединённый фронт освобождения Ассама, Народная освободительная армия Манипура, Фронт освобождения Джамму и Кашмира — частью широкого спектра демократических сил, сражающихся с индийским государством. В качестве своих союзников по этому широкому внепарламентарному демократическому фронту мы рассматриваем также: профсоюзы; организации религиозных меньшинств, подвергающихся преследованиям со стороны хиндуистских фашистов; организации далитов и представителей других низших каст, адиваси и женщин; организации, требующие автономии или признания независимости Теланганы, Горкхаланда, Видарбхи, Бунделкханда и других областей; организации, борющиеся против специальных экономических зон, горнодобывающих проектов и так называемых «планов по развитию», приводящих к массовому перемещению людей; организации, противостоящие политике либерализации/ приватизации/ глобализации, проводимой реакционными правителями — одним словом, всех тех, кто сопротивляется растущему авторитаризму и необузданным государственным репрессиям («случайным» столкновениям, массовым казням, нарушениям всех основных прав людей и пр).
Многие представители интеллигенции и демократической общественности также всерьёз обеспокоены будущим нашей родины и участью подавляющего большинства её народа, а не крошечного паразитического класса, правящего при помощи ведущих парламентских партий — вот почему мы считаем интеллигенцию подлинно патриотической силой.
Я намеренно избегал упоминания конкретных организаций или людей, которые, по нашему мнению, способны сыграть решающую роль в революционном преобразовании страны в превратить Индию в независимое и истинно демократическое общество. Сегодня мы переживаем период индийского маккартизма, который клеймит любую форму инакомыслия, и каждого, кто смеет возражать авторитарному индийскому государству, оно объявляет маоистом, дабы узаконить свою охоту на ведьм и жестокие репрессии.
Сегодняшний день открывает перед нами широкие возможности для быстрого развёртывания в Индии революционной войны, и задача революционной партии заключается в том, чтобы умело и успешно использовать нынешнюю ситуацию для сплочения всех жертв антинародной, продиктованной империализмом политики компрадорско-феодальных сил, правящих в нашей стране, и положить начало созданию широкого единого фронта всех пострадавших слоёв нашего общества, а также всех демократических и патриотических сил страны. Эта задача может быть достигнута при условии победы в охватившей всю страну жестокой и всесторонней войне, развязанной реакционными правящими классами Индии при поддержке империалистов, в частности — североамериканских.
Если же нам не удастся создать из этих сил широкую коалицию, то это поражение будет иметь катастрофические последствия для всей Индии, так как целью вооружённого насилия со стороны государства является не подавление маоисткого движения, но подавление любой формы демократического инакомыслия и борьбы народа с авторитарной, феодально-самодержавной структурой индийского государства и его социально-политической системой. Как сказал по этому поводу наш генеральный секретарь, товарищ Ганапати, в том самом недавнем интервью:
«Хотя эта война и направлена в первую очередь против маоистов, её цели не ограничиваются лишь нашим движением. Война ведётся ради истребления всех революционных, демократических, прогрессивных и патриотических движений, включая и движения угнетаемых общин, в том числе подавляемых народностей. На данном этапе все эти силы должны совместно решить, как противостоять столь могущественному врагу и как объединиться, чтобы получить возможность двигаться дальше».
Теперь вернёмся к Вашему вопросу о том, являются ли с нашей точки зрения КПИ и КПИ (марксистская) частью широких демократических сил. Я бы ответил так: и да, и нет. Рядовые члены этих партий всё ещё проявляют искренность и усердие в своей работе на благо народа. Но их руководство полностью капитулировало перед эксплуататорскими правящими классами и проводит в жизнь только реформистскую линию для сохранения статус-кво. И здесь проходит грань между КПИ и КПИ (марксистской). Руководство КПИ выступает с критикой КПИ (марксистской), оно последовательно выступало против таких банд, как Салва Джудум, опирающихся на поддержку центрального правительства и правительства штата, против операции «Зелёная охота», развёрнутой центральным правительством.
Реакционную, антинародную сущность политики КПИ (марксисткой) легче всего увидеть в тех штатах, где она находится у власти: Сингур, Нандиграм, Лалгарх и множество других областей и населённых пунктов сорвали с КПИ (м) её маску борца с империализмом и неолиберлизмом. Никому и в голову не может прийти посчитать КПИ (марксисткую) коммунистической партией, но более того — её нельзя назвать даже радикальной демократической силой. Тем не менее, мы готовы объединить усилия даже с этими ревизионистами, если они обратятся к внепарламентской борьбе за основные требования народа и к защите основных базовых ценностей.
Было бы ошибкой сказать, что мы уничтожали рядовых членов КПИ (марксистской). Мы встретили сопротивлением вооружённый натиск таких штурмовиков, как хармад-бахини[20], и других вооружённых людей, подготовленных их партийными лидерами. Борьба против КПИ (марксистской) — это часть классовой борьбы народа против эксплуатации и угнетения. Мы призываем её к открытой дискуссии по любому вопросу. Несмотря на уклончивую и оппортунистическую позицию, состоящую в том, что их борьба с маоистами главным образом носит политический характер, они находятся на переднем крае войны, развязанной против маоистов правящими классами Индии. Будучи не в состоянии противостоять нам идеологически или политически, лидеры и представители КПИ (марксистской) развязали против маоистов кампанию откровенной лжи и клеветы.
Мы призываем рядовых членов КПИ (марксистской) и других так называемых левых партий объединиться с прочими силами, борющимися против катастрофической политики центрального правительства и правительств штатов, объединиться с теми, кто противостоит жестокой войне, развязанной реакционными правителями под руководством американских империалистов против движения маоистов и всех форм демократического инакомыслия. Мы готовы объединиться со всеми искренними силами, которые есть в этих партиях, с каждым, кто принимает сторону широких народных масс.
Почему КПИ (маоистская) решила обратиться к читателям именно со страниц «Хинду»? Чтобы использовать это издание для разъяснения своей позиции вашему противнику, федеральному правительству?
Среди ежедневных газет «Хинду» имеет репутацию издания, печатающего серьёзные новости и сократившего до минимума поток «сенсационных» материалов, ставший в наши дни основным жанром для большинства СМИ. Наше партийное руководство и раньше давало интервью этой газете: можно вспомнить моё интервью о событиях в Непале. Но говоря проще, я думаю, что эти высказывания напрямую дойдут до нашего сегодняшнего врага № 1, господина Чидамбарама.
Кроме того, СМИ могут сыграть свою роль в том, чтобы донести взгляды запрещённой партии до правительства и народа в целом, особенно когда факты, касающиеся нашей партии, планомерно и неприкрыто искажаются, неверно истолковываются и тщательно запутываются. И когда правящие классы отказались от самой возможности диалога ради приведения в жизнь вооружённого решения, спланированного ещё год назад — мы считаем целесообразным обратиться через СМИ к широким массам.
Наконец, я хотел бы поблагодарить «Хинду» за продуманные и острые вопросы, которые она поставила перед нашей партией. Мы с нетерпением ждём более тесного взаимодействия со СМИ в будущем. От имени нашего ЦК и партии в целом я приветствую любые вопросы, связанные с нашей идеологией, политической программой, стратегией, тактикой и практикой. Также хотелось бы выразить надежду, что с помощью постоянного и активного взаимодействия между СМИ и такими запрещёнными правительством организациями, как наша партия, у народа появится возможность сделать верные выводы и дойти до сути вещей. Ведь несомненно, что именно правда пала первой жертвой в мире, где господствуют корпоративные акулы, контролирующие практически каждый источник информации, представляемый на суд народа.
14 апреля 2010
Примечания