«Слово “левый” стало после событий конца 1960-х гг. очень удобным — оно лишено конкретики и подразумевает лишь очень условную политическую окраску. Вроде бы все знают, кто такие “левые”, но под этим наименованием могут уживаться не просто различные, но прямо противостоящие друг другу феномены. И одно из последствий 1968-го в теории и политике заключается именно в том, что из “левизны” постепенно вымывалось конкретное содержание, что делало её, говоря языком “новых левых”, все более безопасной для Системы».
«Помня, что кубинская система пережила испытания, которые привели к краху моделей социализма в Европе, и будучи знакомым со многими кубинскими исследованиями причин крушения Союза (думаю, что на Кубе их больше, чем в бывшем СССР, и многие из них точно куда основательнее), я не перестаю думать о рисках, соблазнах, опасностях и чаяниях, что сосуществуют и сталкиваются на Острове, до сих пор задающего миру столько вопросов. Этот Остров отказывается быть карикатурой на прошлый век и остается важнейшим эпицентром борьбы, надежд, побед и поражений новейшей истории. Наш разговор с кубинским адвокатом и историком Хулио Сесаром Гуанче — результат дружеской договоренности с российскими, украинскими и чилийскими товарищами».
«В зависимой экономике <...> возможность снижения заработной платы рабочего не имеет ограничений, накладываемых необходимостью реализации продукта, т.к. он предназначен для экспорта; потребление рабочего теперь не имеет отношения к реализации продукта. Следовательно, характер, который принимает оборот капитала в экономике такого типа, не создаёт никаких препятствий для эксплуатации рабочего, а напротив, принимает форму сверхэксплуатации. Концепция сверхэксплуатации труда необходима, и здесь мы должны смело браться за теорию, если желаем оставаться настоящими марксистами».
«Недавние демонстрации правых в Бразилии вызвали такое изумление, будто они перенеслись к нам из другого времени и места как обломок тёмных времён, которые, казалось, остались позади. Изумление испытывают и те, кто считает подобное явление совершенно новым — отсюда такие определения, как “новые правые”, “консервативная волна” и проч. Мы же, напротив, не считаем консерватизм, проявляющийся в политических акциях правых, ни обломком прошлого, возвращающимся в виде анахронизма, ни чем-то новым, возникающим из ничего. Консерватизм у нас был всегда, он здравствует и никуда не пропадал. Очевидно, что с ним боролись не так, как надо, и следует задать вопрос: почему?»
«Какие бы накопления ни были созданы в экономике, они в основном выводятся за пределы страны или тратятся на потребление, вместо того чтобы быть направленными на производственные цели. Большая часть национального дохода, остающегося внутри страны, уходит на оплату труда тех, кто не вовлечён напрямую в производство благ, и лишь выполняет вспомогательные задачи: чиновников, торговцев, солдат, представителей сферы развлечений. Ситуацию ухудшает то, что всё больше людей занимаются именно такой работой, а не по-настоящему нужной для обеспечения эффективного удовлетворения общественных потребностей. В довершение всего эти люди не вкладываются в сельское хозяйство или производство. Они растрачивают блага, созданные крестьянами и рабочими, на авто, виски и парфюм».
«Только следуя за Марини по пути марксизации теории зависимости можно выстроить последовательную критику, основанную на глубоком понимании обширной исторической перспективы и способную, несмотря на все трудности, вывести за пределы не только господствующей ныне идеологии неолиберализма, но и зависимого периферийного капитализма в его неолиберальной фазе. Напротив, две преобладающие точки зрения — неодевелопментализм, с одной стороны, и постмодернизм и его побочные продукты, с другой — явно или скрыто озабочены дальнейшим сохранением зависимого неолиберального капитализма при помощи структурных реформ, а также альянсов с государством и правящими классами».
«Изучение современной мир-системы позволяет понять, что наши рабочие и наёмные работники вообще оказываются отнюдь не в худшем положении, да ещё и полученном не в результате сознательной борьбы. Поэтому возлагать революционные ожидания на всех них скопом чересчур оптимистично. Для начала нам необходимо изучить эти слои, увидеть, что нет просто рабочих и некоего пролетарского единства между ними, что в разных отраслях у них разные условия труда и перспективы сопротивления капиталу. По образцу “третьего мира” нам стоит искать формы объединения (помимо профсоюзов) и организации борьбы широко распространённого неформального труда, который в большей мере может обладать революционным потенциалом».
«Наш выбор заключался в том, чтобы стать шестерёнкой в другой борьбе, всемирной борьбе против угнетения и эксплуатации в колониях и диктатурах Третьего мира. Мы сделали конкретный политический и моральный выбор, который будет на нашей совести, пока мы живы. Палестинцы с 1949 г. находятся в ситуации, схожей с датским движением сопротивления. Они оккупированы, сопротивление оккупантам — это их и наше право».
«У работы Лауэсена есть одно безусловное достоинство. Помимо того, что эта работа представляет собой самый масштабный пример тьермондистского взгляда на проблемы политической стратегии в условиях кризиса неолиберализма, она еще является и, пожалуй, лучшей книгой для знакомства с современным состоянием теории зависимости как способа понимания капитализма – по крайней мере, если говорить о работах авторов из Западной Европы и Северной Америки».
«Только в мае этого года в Колумбии уже уничтожены около двадцати крестьянских и индейских лидеров, правозащитников, деятелей культуры и разоружившихся партизан. Среди них — известный кинорежиссер Маурисио Лисама, экс-команданте повстанцев ФАРК Вильсон Сааведра и один из лучших антропологов страны Луис Саламанка».
Статья Мишеля Пабло в первую очередь интересна не тем, какие рецепты он
предлагал левым для конструктивного использования югославского конфликта, а
содержащимся в ней анализом роли сталинизма. На примере отношения Кремля к
Югославии и другим «странам народной демократии», к революции в Греции, автор
показывает, какую политику избрала сталинистская ВКП(б) — политику закулисных
переговоров с капиталистическим лагерем, в которых разменной монетой оказались
судьбы компартий, партизанских движений, революций других стран; политику
удушения инициативы и безжалостного подчинения других стран государственным
интересам СССР. <…> Автор показывает, что сталинизм несёт не меньшую, а может, и большую ответственность за провал антикапиталистической борьбы в ХХ веке, чем страны
капиталистического лагеря.
«“Розовый прилив” опирался на социальную структуру, которая уже была изменена двадцатью годами деиндустриализации и промышленной фрагментации. Это имело два принципиально важных последствия: во-первых, новоизбранные правительства получили гораздо меньше рычагов влияния на правящие классы, чем их предшественники, а во-вторых, они склонялись к клиентелизму, иерархичной модели правления, что, как оказалось, ограничило их возможности. В конечном итоге “Розовый прилив” был уничтожен теми, чьи интересы должен был представлять, в то время как классическое левое движение потерпело поражение от верхов, которые оно пыталось сместить».
«Колумбия — единственная страна Латинской Америки, за шесть последних десятилетий не жившая ни одного дня в мире. В 2013 г. была опубликована цифра: 220 000 погибших начиная с 1958 года, подавляющее большинство — гражданские. К этому следует добавить 6 миллионов крестьян, согнанных войной с земли. <...> История разоружения колумбийских партизан — это история геноцида. Главная трагедия явилась следствием первой попытки ФАРК оставить оружие и перейти к легальной политической борьбе путем создания в 1985 году партии Патриотический союз. Цена той надежды составила почти 5000 человек, убитых ультраправыми боевиками и агентами государства. Новая бойня практически неизбежна. Точнее — она уже началась».
«В знаменитом интервью журналисту Жану Даниэлю (июль 1963 года) Че сделал заявление, которое уже было имплицитной критикой “реального социализма”: “Экономический социализм вне коммунистической морали мне не интересен. Мы боремся против нищеты, но в то же время боремся против отчуждения. Маркса волновали не только экономические отношения, но и их отражение в сознании. Он называл это «фактом сознания». Если коммунизм отвлекается от фактов сознания, он может быть методом распределения, но теряет характер революционной морали”».
«В этом специфическом политическом контексте, где борьба между перезапущенной и обновлённой гегемонией капитала и контргегемонией народных масс до предела натягивает струну социального конфликта, снова возникает фигура Че Гевары. Старый насмешливый и мятежный призрак. Несмотря на то, что он был столько раз отвергнут, проигнорирован, опорочен, сегодня его ироничная улыбка снова мелькает среди полицейских щитов, автозаков сил по борьбе с беспорядками, в гуще протестов. Он, упрямый и своенравный, противостоит любым попыткам инкорпорации, навязывания роли украшения салонов традиционной политики. Каждый раз Че возникает в условиях яростного спора».
«Фетишизм — не обман разума. В этом состояло печальное заблуждение многих марксистов, хороших людей с верными взглядами, которые, однако, с моей точки зрения, в корне не поняли “Капитала”. Полагать, будто фетишизм есть лишь вид иллюзии, идеологический феномен — будто, если мы его исчерпывающе объясним, то тем самым и преодолеем, — критическая ошибка. Это очень наивный взгляд, предшествовавший Марксу и типичный для просвещённых людей европейского XVIII века, согласно которому невежество народа преодолевается хорошим разъяснением, когда учёные — просвещенное меньшинство — растолковывают невежественным массам, как устроен мир, и этим кладут конец фетишизму. Маркс от такого умирал со смеху».
«Помню, как-то раз одна преподавательница режиссерского искусства, человек прекрасный, но очень склонный к академической моде лингвистических и постмодернистских кругов, в течение двух месяцев настаивала, что всё есть нарратив, а истины не существует. Я молча слушал её. Пока однажды не выдержал, не поднял руку и не спросил: “Я хотел бы уточнить, «без вести пропавшие» погибли или гуляют по Парижу? Они исчезли, или это всего лишь нарратив?” Дискуссия сразу закончилась. Женщина моментально признала, что они исчезли, они погибли, и это трагическая, но неопровержимая истина. Признание этой исторической истины, гибели 30 тысяч товарищей, было плодом долгой и упорной общественной борьбы!»
«Уверен, что сейчас главная теоретическая полемика марксистской философии практики ведётся не против диамата, в который уже почти никто не верит, и который достаточно скудно представлен среди левых организаций. Ныне главная задача заключается в полемике с политическими производными постмодернизма и постструктурализма (оба — исключительно европейского, преимущественно французского происхождения), которые в Аргентине обыкновенно принимают более симпатичное название и менее отталкивающую форму “автономизма”. И здесь речь идёт уже о борьбе не столько против правых, сколько внутри собственного лагеря».
«Сегодня опубликованы документы, в которых есть данные о том, что в целях моего убийства ЦРУ пошло на соглашение с американской мафией. Огласке преданы и детали операции “Хаос”, проводившейся с 1969 года в течение по крайней мере семи лет. Для ее осуществления ЦРУ создало специальный «эскадрон», сотрудники которого проникали в группы пацифистов и изучали международную деятельность радикальных элементов и членов негритянских организаций. Центральное разведуправление составило список, в который вошли более 300 000 американских граждан и организаций, и завело подробные досье на 7200 человек».
«Предупреждаю вас, что я только начал говорить. Если в ваших сердцах осталась хоть крупица любви к родине, любви к человечеству, к справедливости, выслушайте меня со вниманием. Я знаю, что меня заставят молчать в течение многих лет; я знаю, что всеми возможными способами будут пытаться скрыть правду; я знаю, что против меня будет организован заговор забвения. Но мой голос не смолкнет из-за этого; он набирает в моей груди тем большую силу, чем более одиноким я себя чувствую, и я хочу, чтобы он был полон того пыла, в котором ему отказывают трусливые души».
«Думаю, нам ещё предстоит сделать анализ советского опыта, причём строго научный. Анализ, свободный от любых признаков сентиментальности или идеологических симпатий, анализ, дающий точный результат. Я не призываю рассматривать эту тему, отказываясь от наших активистских, классовых позиций — это невозможно. Но я призываю попытаться внимательно рассмотреть этот опыт, полностью его обнажить, прослушать и просветить рентгеном — вплоть до последнего, самого тёмного уголка, чтобы понять корни всего, что было сделано хорошо или плохо. Потому что, может быть, этот опыт — в его улучшенной версии — единственная возможность нашего спасения как биологического вида».
«Но тем более я никогда не присоединю свой голос к официальной прессе, которая систематически врет, клевещет и демонизирует этих мужчин и женщин, которые уже больше пяти десятилетий, совершенно одни и в самых неравных условиях борются и умирают за идеалы, которые мы, несомненно, разделяем. Сегодня они приняли мужественное решение продолжить эту борьбу без оружия. Они знают, что это будет стоить им многих жизней и что строительство мира станет делом порой более трудным и опасным, чем продолжение войны. Они заслуживают нашего уважения и поддержки. И более того, наш долг — предоставить им всю возможную человеческую и политическую поддержку, причем немедленно и без каких бы то ни было предварительных условий».
«В заключение хочу сказать, что сравнивать современную Венесуэлу с СССР 1936 года, говоря о конституциях этих стран, просто неэтично, так как рассчитано на то, что люди неосведомленные сразу начнут сравнивать их руководителей. Это прием, я считаю, ниже пояса. Тем более, что венесуэльская конституция была принята после настоящего всенародного обсуждения, что безусловно было абсолютно немыслимо для СССР в 1936 году. Это мое мнение как человека, который живет в стране, для которой вы желаете нео-либерального правительства, прекрасно зная, как специалист, чем это чревато, а я, в свою очередь хотела бы донести до российского читателя другую правду о ситуации в Венесуэле, ту, о которой мировая пресса обычно молчит».
«Я не считаю (и никогда не считала) революцией, процесс, возглавленный Уго Чавесом в Венесуэле, а его режим – левым. На мой взгляд, речь идет о разновидности хорошо известного в Латинской Америке ХХ века типа режима – авторитарного популизма. Его главная цель – это власть, очень часто – личная власть лидера, которую он и его окружение стремятся продлить до бесконечности, опираясь при этом на зависимые от государства слои населения».
«Народ работает над идеей демократической автономии начиная с 2005 года. И в Турции, и в Иране подобные группы также формируются, и они пытаются запустить тот же процесс. Но в Рожаве эта работа смогла принять совершенно иную форму — отчасти, безусловно, из-за войны. Народ развивает единую программу, пытаясь вписать её в существующие структуры власти. Гражданская война в Сирии дала возможность развивать этот план, но нельзя сказать, что движение хотело этого».
«4 мая 1927 г. в Никарагуа под руководством Сандино возникает народное движение, с ярко выраженным классовым характером, которое отвергало буржуазную идеологию и выступало против господствовавших в то время в стране социальных и политических условий. Большой заслугой Сандино в политическом плане является то, что он не слепо следовал позиции националистического либерализма, его взгляды в ходе самой борьбы приобретали все более радикальный характер. Он завещал нам основы теории и практики, которыми предстояло вооружить движение за национальное освобождение, вспыхнувшее позже с новой силой».
«И хотя народное сопротивление никогда пе прекращалось на протяжении всего длительного периода господства тирании, после 21 февраля не удается восстановить даже в минимальной степени тот организационный уровень, который был свойствен антиимпериалистическим выступлениям сторонников Сандино. Этот вывод заставляет еще больше оценить заслуги тех, кто продолжил дело Сандино в горах. В течение нескольких лет после ночи 21 февраля, “под чудовищно беззащитным прикрытием банановых деревьев” сражались и гибли от пуль врага видные ветераны партизанской армии. Продолжительное время не было возможности восстановить организационную народную силу, но Аугусто Сесар Сандино остается в сердцах угнетенных никарагуанцев».
«Национальное освобождение Никарагуа будет достигнуто в результате вооруженной борьбы, поддержанной народными массами и основанной на самых передовых революционных принципах. Вражеские маневры потерпят провал, если они повторятся сегодня. В настоящее время против империализма янки выступили народы многих стран, их борьба направлена на разгром армии доллара. Вьетнам, Куба, находящиеся на различных точках планеты, — это яркие примеры нынешней решимости народов сражаться до конца. В этом новом сражении молодое поколение никарагуанцев, верное заветам Аугусто Сесара Сандино, ценой своей жизни доказывает, что оно стоит в первых рядах борцов».
«Адиваси — просто банк, нужный лишь для подготовки леса и земли к тому, чтобы предприниматели извлекали из них выгоду, и для приумножения голосов, поданных на выборах за тех или иных политических вождей. Правительство, возлагающее все надежды на поддержку со стороны 80 миллионов адиваси, сейчас блюдёт интересы одних лишь промышленников, поддерживает крупные предприятия. <…> Америка ведь ради индустриализации точно таким же образом изгнала своих аборигенов. Неужели у индийского правительства те же намерения?».
«Мы находимся в самом начале очень долгого пути по созданию настоящего левого движения в странах “новой периферии”. И хотим мы этого или не хотим, наши страны обречены быть в арьергарде революционного движения в странах “третьего мира”. Неприятно, конечно, но, как известно из марксистской классики, нельзя выставлять собственное нетерпение в качестве аргумента».
«Благодаря Шестой декларации мы нашли наконец тех, кто смотрит нам прямо в глаза, кто приветствует и обнимает нас вот так, на равных… Благодаря Шестой декларации мы нашли наконец вас. Наконец мы нашли тех, кто понял, что мы никогда не искали ни поводырей, чтобы вести нас за собой, ни стада, которое мы должны вести к земле обетованной. Ни хозяев, ни рабов. Ни каудильо, ни безголовых масс. Но оставалось увидеть, готовы ли они увидеть и услышать нас таковыми, какие мы есть на самом деле. Здесь, внутри, развитие наших общин было просто впечатляющим.
Поэтому возник этот школьный курс “Свобода согласно сапатистам”.
Очень быстро мы поняли, что уже появилось поколение, способное смотреть нам в глаза, слушать и говорить с нами, не ожидая, что мы кого-то “направим” или “возглавим”, и не претендуя на руководство нами или подчинение нас себе. И Маркос как персонаж перестал быть необходим».
«Люди после 20 лет мирных разрозненных демонстраций поняли, что они ни к чему не приведут; и вдруг запылали здания правительства и парламента, здание прокуратуры Тузлинского кантона оказалось забросано камнями. Хотя, по моему мнению, в поджоге здания парламента не было смысла, потому что у парламента нет полномочий в вопросах, касающихся заводов и рабочих. Это здание стало для людей олицетворением несправедливой власти, поэтому его подожгли. Но люди, стремясь направить свой гнев на властные структуры, всё-таки смогли самоорганизоваться».
«Приватизация приводила к тому, что предприятия попадали в руки людей, заинтересованных в том, чтобы высосать деньги из предприятия, а затем закрыть. Но иногда банкротство происходило из-за бездарности нового хозяина. За последние годы в Тузле закрылось несколько крупных фабрик. Рабочих увольняли. Рабочие пытались устраивать как забастовки против сокращения и невыплат зарплат, увольнений, так и против закрытия заводов. Рабочие приходили под двери администрации каждую неделю, но это ничего не решало. Между тем ситуация с безработицей по всей Боснии постоянно ухудшалась».
«Хотя с момента разгрома Фронта прошла уже почти треть века, а существовал он всего три года, с 1976 по 1979 г., особого влияния на политическую обстановку в стране не оказал и серьезного вклада в падение режима Пак Чон Хи не внес, целый ряд моментов в программе Фронта делает его создание водоразделом в истории левого движения Южной Кореи. <…> Фактически в первый раз с середины 1950-х гг., когда уничтожены были последние коммунистические партизанские отряды в горах Чирисан (юго-западная Корея), радикалы брали в перспективе курс на вооруженную борьбу с существующей системой».
«Махендра Карма мёртв. И я не собираюсь писать о нём панегирик.
Может показаться неделикатным — так жёстко писать о человеке, убитом в южных лесах Чхаттисгарха в результате беспощадной атаки маоистов. Эта атака привела к смерти не только самого Кармы, но и других людей — непричастных, в отличие от Махендры, к бесчисленным преступлениям против человечности. Но я хочу сказать прямо: Карму никак нельзя назвать человеком чести. “Верный солдат” партии Индийского национального конгресса в Бастаре, прозванный “бастарским тигром”, Карма походил скорее на шакала, охотившегося в южном Чхаттисгархе на местных жителей, в том числе и на своих соплеменников».
«25 мая 2013 года отряд Партизанской армии народного освобождения атаковал колонну партии Индийского национального конгресса, состоявшую из 20 с лишним бронированных автомобилей. В результате этого нападения были уничтожены более 27 полицейских, руководителей и членов ИНК, в том числе Махендра Карма, заклятый враг угнетённого народа Бастара, а также Нанд Кумар Патель, глава Партии конгресса в штате».
«Один из президентов Гватемалы сказал в 1970-х годах, что для полного подавления герильи ему нужно “превратить всю страну в большое кладбище”. Его рецепт практически осуществил за короткий период правления генерал Эфроин Риос Монтт. <...> На момент подписания мирного договора между правительством и левыми партизанами в 1996-м году в стране были убиты, по меньшей мере, 200 000 человек – и более 90% из них были убиты правительственными силами. Более 100 000 женщин и девушек подверглись сексуальному насилию, а около миллиона человек были изгнаны из своих домов».
«В Латинской Америке уже более 10 лет идет процесс, который принято называть “Левым поворотом”. То есть в большинстве стран региона за это время конституционным путем к власти пришли левые или левоцентристские правительства. <...> Никогда раньше такой ситуации с доминированием левых и левоцентристских правительств в регионе не было».
«Мы противостояли “холодной” войне и новорожденной неоконсервативной контрреволюции с ее остервенелым милитаризмом. Помимо прочего, мы довольно четко поняли, насколько сильно империалистическая агрессия против арабских стран и безнаказанность государства Израиль опираются на военизированное умиротворение населения в метрополиях. Здесь они держали свои базы для атаки и вынашивали идеологические концепции нового “республиканского” колониализма (“чистая” война, право на вмешательство, защита “цивилизованных” колонистов, криминализация любых повстанцев). Настолько, насколько мы смогли, мы попытались сломать их монополию на насилие».
«Боевой опыт и идейное наследие АД лишний раз доказывают нам, что даже в условиях глобального неолиберального наступления, массового предательства большинством левых в метрополии своих идей и безнадежности положения тех немногих, кто остался им верен, даже несмотря на огромные технические возможности буржуазии “первого мира” по подавлению опасных для нее противников и перспективы неизбежной гибели многих революционеров, взявшихся за оружие, борьба против капитализма и в пользу всех угнетенных возможна и необходима на любой территории».
«Под антиимпериалистической борьбой мы понимали не какие-то общие принципы или дискуссии по поводу пустых деклараций, или позицию, состоящую исключительно в поддержке чужой борьбы. Мы решили бороться не только против империалистической политики нашей собственной буржуазии в метрополии, но и прямо выступить на стороне революционеров “третьего мира” и совместными усилиями действовать против общего врага – международного капитала».
«Самой парадигмальной фигурой, порожденной Кубинской революцией, был Эрнесто Че Гевара. После того, как он посвятил себя шахтерам медных рудников в Чили, прокаженным в Перу, делу демократии в Гватемале, он нашел убежище в Мексике, а после помог превратить Кубу в социалистическое общество. Он был прав перед лицом истории. Те, кто его критиковал, могли упрекнуть его лишь за то, что он рисковал собой, поскольку мечтал о власти.
Неожиданным и поразительным для всех стал жест Че, когда он отказался от власти и, не открывая имени, отправился в джунгли Конго и сразу после этого — в Боливию. Таким образом он доказал свое бескорыстие, способность полностью отдать себя делу борьбы за освобождение Латинской Америки».
«Для начала скажу, в чем я абсолютно согласен с Сергеем Соловьевым. В том, что у меня, конечно же, нет исчерпывающих ответов на все вопросы — в том числе и на многие из тех, которые неизбежно возникают в связи с “Мировой революцией-2”. Более того, что из предложенного в этой статье перспективно, а что нет, можно выяснить только путем проверки на практике. Но для этого должна быть практика. И те, кто ее будет осуществлять, должны заранее знать, что именно они проверяют».
«Каждый из вопросов, поставленных Тарасовым, нуждается в отдельном исследовании. Это и проблема революционной герильи, и «контр-гражданского» общества, и степени исчерпанности капитализма и т.д. К поднятым Тарасовым вопросам можно отнестись двояким образом. Можно — на основании ряда неувязок и недоговоренностей в статье — просто не принять ее всерьез. А можно воспользоваться поводом и острой постановкой вопросов — и инициировать спор. С теорией, и, соответственно, со стратегией у российских — и не только — левых обстоит не настолько хорошо, чтобы отмахиваться от такого обсуждения».
«И не скрою, что второй мой совет представляется мне невоплотимым в жизнь: даже если вы, Сергей, действительно захотите это сделать, думаю, ничего у вас не получится. Вы же уже продемонстрировали свое отношение к “аборигенам”. Больше того, я думаю, что в выборе между идентификацией себя как “левого” и идентификацией себя как “фаната” “фанат” победит. После чего вступление в какую-нибудь социал-демократическую организацию к какому-нибудь Гавриилу Попову или Сергею Миронову не станет для вас проблемой».
«Кроме того, меня, как русскоязычного и проживающего в России, интересует: а что делать-то? Я хочу изменений все-таки прежде всего здесь, а не в сельве Амазонки. Нет, я не против сельвы, но все же меня интересует дела поближе. Что делать при таком предложении Александра Николаевича? Ехать на Крайний Север и учить ненецкий, я все правильно понял? Или на Чукотку? А может, в Якутию? Там учить местные языки? И забыть русских и аборигенов (извините, боюсь некорректно) от него отучать? Хотелось бы узнать непосредственный механизм действия».
«Все выборы в Южной Америке XXI века выиграны левыми или левоцентристскими силами. Впервые в истории региона президентами его стран становятся бывший токарь — и индеец. Именно в этой части мира впервые за двадцать лет президент вчерашней капиталистической страны заявляет о “курсе на социализм”. Здесь сегодня максимальный — за всю историю региона — уровень автономии экономической и внешней политики его правительств».
«Итого: борьба широких народных масс “первого мира” под чисто гуманитарными и реформистскими лозунгами — это, по М. Васильеву, и есть подлинно верная, в отличие от предложений А. Тарасова, стратегия и тактика глобальной революции?»
«Мы исследуем подвиги революционеров, их самоотверженность, логику борьбы, но отчего же вне поля зрения остаются такие моральные категории, как любовь, честность, уважение к чувству другого? Может быть, это столь же важно для человечества, как и сражение против зла и социальной несправедливости? Когда появляется плесень ханжества? Кто благословляет ее, отбрасывая в прошлое то, что рождалось вместе с крушением рабства, абсолютизма диктатуры? Чем объяснить то, что революция, свергшая Бурбонов, так покорно благословила новую монархию Бонапарта?»
«Капитализм нельзя разрушить извне — в буквальном смысле слова. Для этого надо, чтобы с ним боролись инопланетяне. Даже при выбывании — в результате суперэтатистских революций — из капиталистической экономики одной страны за другой мы все равно будем иметь разрушение капитализма изнутри (просто по частям). Думать иначе — это возвращаться к сталинской имперской, то есть несоциалистической и недиалектической концепции “конфликта двух социальных систем” — концепции, которая уже доказала свою ущербность».
«Как забастовщики в рамках одного предприятия или отрасли принуждают руководителей и владельцев предприятия к выполнению своих требований, отказавшись работать и тем самым отказавшись производить прибавочную стоимость, а соответственно и капиталистический барыш, в условиях международной эксплуатации труда и деления наций на бедные и богатые, эксплуатируемых и эксплуататоров, пролетариев и буржуа рабочие классы наций-пролетариев поднимутся на борьбу и захватят политическую власть в своих странах, отменят частную собственность и подорвут классовое господство буржуазии».
«Я в принципе отрицаю право троцкистов критиковать опыт успешных антибуржуазных революций, совершенных герильерос, потому что такое право есть лишь у тех, кто либо сам совершил успешную антибуржуазную революцию (каким-то другим методом), либо у тех, чьи методы еще не опробованы. Но не у троцкистов, которые за без малого сто лет своего существования не могут похвастаться ни одной успешной революцией.
И уж совсем нелепа защита “антиглобализма” только потому, что “антиглобализм” дал возможность российским левым потусоваться среди левых западных, лично поездить по заграницам. “Свойственные российским левым в 90-е годы” “замкнутость, маргинальность, национализм” от этого никуда не делись, вопреки заявлениям М. Васильева: каждая секта по-прежнему – секта, все вместе по-прежнему – маргиналы, сталинисты по-прежнему – националисты».
«Атакуя современный “альтерглобализм”, тов. Тарасов также не изрекает никаких откровений. Да, безусловно, левые в России, в том числе участники социальных форумов, во многом осознают его, мягко говоря, противоречивую природу. Однако мы далеки от того, чтобы видеть один только негатив в участии российских левых в движении социальных форумов. На наш взгляд, замкнутость, маргинальность, национализм, свойственные российским левым в 90-е годы, таили в себе не меньше опасностей, одна из которых — это соблазн конструирования далеких от действительности и от исторических фактов мифологем. Социальные форумы дали российским активистам невиданные ранее возможности живого общения, возможности своим глазами увидеть спектр мировой левой — от реформистской до радикальной составляющей, а также возможности понять методы работы институтов империализма с левым и протестным движением».
«Если мы изменим своим идеалам, люди должны начать другое крантикари андолан (революционное движение) против нас. Если правитель — кем бы он ни был, неважно — становится эксплуататором, тогда людям надо восстать и потребовать свою демократию. У них не должно быть слепой веры в Кишенджи, или в Прачанду, или в Сталина. Если какой-либо нета (политик) или партия отклоняются от своей идеологии, тогда прекращайте верить им и снова восставайте. Народ всегда должен сохранять эту традицию живой».
«Не впервые угнетенные и эксплуатируемые Колумбии оплакивают одного из своих значимых руководителей. Не впервые на его место встанут другие люди, но с теми же мужеством и глубокой уверенностью в победе. Мир в Колумбии может быть достигнут не демобилизацией партизан, но лишь тогда, когда будут уничтожены сами причины, заставляющие народ браться за оружие. А до тех пор мы будем придерживаться своей политической линии».
«Война будет вестись всё более и более бесчеловечными методами, её действие распространится на новые сферы общественной жизни и изменит жизнь многих её слоёв. Но это нужно не нам, а правящим кругам. Мы будем уничтожать сеть информаторов нашего врага, его припасы, укрепления, коммуникации и инфраструктуру. Для финансирования революции нам приходится конфисковывать деньги из банков и других источников. Без толку вопить о том, что маоизм – это лишь огонь и разрушение. Мы должны парализовать работу администрации, остановить продвижение войск противника, отрезать его от тыловой поддержки. Бывают такие обстоятельства, в которых мы вынуждены уничтожить даже тех полицейских, которые подбирают трупы своих сослуживцев».
«Ранним утром 2 июля 2010 года в далёких лесах Адилабада полицейские штата Андхра-Прадеш застрелили человека по имени Черукури Раджкумар, известного среди своих товарищей как Азад. Азад был членом Политбюро запрещённой Коммунистической партии Индии (маоистской) и главным посредником в мирных переговорах, предложенных наксалитами правительству Индии. Зачем полицейские хладнокровно расстреляли его в упор, оставив при этом красноречивые улики, когда могли бы так легко скрыть свои следы? Ошибка ли это или же недвусмысленное послание?»
«Кроме того, Перера высказался в поддержку действий Израиля против палестинцев, сравнив “Хамас” с ТОТИ. Комментируя недавнее нападение вооружённых сил Израиля на следовавшие в сектор Газа турецкие корабли, он заявил: “Как военный человек я согласен с тем, что Израиль должен был защищать себя...”»
«Когда удача отвернулась от империи, она вынудила средний класс Индии занять своё место. Это происходит и сегодня. Структура национального государства и конституционализм мешают среднему классу Индии рационально осмыслить колонизацию собственного народа. Что делать индийскому среднему классу? Начать новую освободительную борьбу? Сформировать новый общественный договор? Так или иначе, это сложные вопросы. Куда проще заклеймить маоистов, используя империалистические ярлыки типа “войны с терроризмом”, чтобы скрыть собственную неспособность создать новую мечту о национальном государстве».
«Объективно сегодня нет условий для совершения социалистической революции: нигде в мире производительные силы не развились настолько, чтобы выйти за пределы экономической формации и индустриального способа производства.<...> Следовательно, необходимо развести понятия революции антибуржуазной и революции социалистической — чтобы не обманываться самим и не обманывать других. Грядущие антибуржуазные революции будут вынужденно суперэтатистскими, и общества, порожденные этими революциями, будут обществами крайне несовершенными, суперэтатистскими, все оправдание существования которых будет в том, что они станут зонами социально-экономических и культурных антикапиталистических экспериментов <...> и послужат плацдармом для революций в других странах, революций, цепь которых в конце концов покончит с мировым капитализмом».
«Мои слова были вырваны из контекста и превращены в действительно опасный сплав откровенных нелепостей и абсурда. Иногда я чувствую, что на самом деле веду кампанию против глупости (пустых разговоров!). Если то, что льётся с наших телеэкранов, является мерилом интеллекта нации, то мы оказались в очень тяжёлом состоянии — уровень шума на ток-шоу находится в обратно пропорциональной зависимости от коэффициента интеллекта. К счастью, я много путешествую и разговариваю с людьми из реального мира, чтобы знать, что всё не настолько плохо».
Полная стенограмма выступления Арундати Рой о кашмирской проблеме на конференции «Азади — единственный путь», прошедшей 21 октября 2010 года в Дели, послужившего причиной судебных исков по обвинению в подстрекательстве к мятежу и разжигании классовой ненависти.
«Нельзя забывать, что до тех пор, пока сохраняются социальные, экономические и политические условия, которые вынуждают людей защищать себя, а партизан — сражаться с оружием в руках <…>, никакие фосфорные бомбы не в состоянии предотвратить появление нового Моно Хохоя, восставшего против несправедливости в Колумбии. Поэтому повстанцы имеют неоспоримое право на использование оружия и на применение партизанских методов, и никто не может отнять у них это право. <…> Непростая и трагическая судьба ждёт Колумбию, если этот конфликт не прекратится. И наша прямая обязанность — внимательно и пристально следить за ситуацией, чтобы в нужный момент прийти на помощь народу, ведущему борьбу за свое освобождение».
«Силы, противостоящие друг другу в лесу, несоизмеримы и неравны практически во всём. С одной стороны, массовые полувоенные подразделения, имеющие за спиной финансовую мощь, поддержку СМИ и надменность формирующейся супердержавы.
С другой стороны — простые сельские жители, вооруженные традиционным оружием и опирающиеся на хорошо организованных и имеющих чёткую цель партизан-маоистов, обладающих ни с чем не сравнимой бурной историей вооружённого сопротивления. Маоисты и полувоенные формирования — старые противники, они уже несколько раз сражались друг с другом в более ранних воплощениях: в Tелангане — в 50-е, в Западной Бенгалии, Бихаре, Шрикакуламе в Андхра-Прадеше — в конце 60-х и 70-х, затем снова в Андхра-Прадеше, Бихаре и Махараштре — начиная с 80-х и вплоть до наших дней».
«Однако нет ни малейшего доказательства того, что между трагедиями в Като-Манор и Шарпевиле существовала какая-то прямая связь. Хотя, с другой стороны, косвенно они связаны друг с другом общим происхождением, в том смысле, что обе эти трагедии были порождением политики, проводившейся в жизнь на протяжении предыдущих десяти лет власть имущими, которые сделали все возможное, чтобы принудительная сегрегация сковала жизнь миллионов африканцев подобно смирительной рубашке».
«Общеизвестно, что нельзя победить в битвах или революциях, постоянно находясь в обороне. Закономерно прибегать к обороне, чтобы выиграть время или удержать позиции в одном месте, атакуя в другом. Но все время находиться в обороне — значит отдать инициативу в руки противника, предоставить ему возможность решать, когда, где и как вести сражение. В значительной степени именно это и произошло в Чили. А противник, который с самого начала был сильнее, ждал своего часа, готовился, изучал различные варианты наступления и только потом нанес удар».
«С середины 80-х картели более активно стали сотрудничать с неправительственными ультраправыми вооруженными группировками, так называемыми «парамилитарес». Первые «отряды самообороны» были созданы при активной правительственной поддержке еще в 70-х для борьбы с партизанами. <...> «парамилитарес» обучались и вооружались на деньги картелей, правительства и крупных землевладельцев, которым требовалась превентивная защита от «революционных мероприятий» повстанцев. Причастность армейских офицеров к противоправной деятельности и вооружённым расправам «парамилитарес» была хорошо известна. высшие армейские круги, «парамилитарес», крупные землевладельцы, правительственные чиновники и наркокартели волею судьбы оказались по одну сторону баррикад».
«Низкие, с плоскими вершинами холмы юга Ориссы были домом для племени донгрия конд задолго до того, как возникла страна под названием Индия или её штат Орисса. Эти холмы глядели на кондов. Конды глядели на эти холмы и почитали их как место обитания божеств. Теперь же холмы проданы из-за содержащихся в них бокситов, или алюминиевой руды. Для кондов это равносильно тому, что были проданы их боги. Они спрашивают, за сколько пошли бы боги, если это были бы Рама, Аллах или Иисус Христос?»
«После выборов в Конституционную Ассамблею, когда наша партия проявила себя крупнейшей силой, и мы свергли монархию, народные массы восприняли это с огромным энтузиазмом. Мы заняли места во временном правительстве, потому что посредством участия в его работе полагали проникнуть в бюрократический аппарат, армию, полицию и судебную систему с тем, чтобы обеспечить себе базовую поддержку в этих структурах, которая помогла бы нам в будущих революционных действиях. Исходя из этого замысла, мы работали в коалиционном правительстве. После свержения монархии, когда на первый план выступили наши разногласия с буржуазно-демократическими партиями, борьба вышла на новый виток развития».
«Нет никакого сомнения в том, что на всем гондурасском перевороте, который был осуществлен 28 июня нынешнего года, имеются отпечатки пальцев Вашингтона – многие аналитики, писатели, активисты и даже президенты уже заявили об этой роли. Тем не менее, большинство предпочитает думать, что администрация Обамы не замешана в гондурасском путче, и привычно обвиняет во всем остатки администарции Буша-Чейни, их ястребов, которые все еще топчут паркет Белого Дома. Те, кто не раз дестабилизировал обстановку в Латинской Америке, засветились и в гондурасском путче, однако существует множество неопровержимых доказательств тому факту, что новая администрация Вашингтона принимала самое непосредственное участие в событии»
«Я убеждён, что в результате восстаний добиваются очень многого, даже если они терпят поражение. Так, несмотря на то что тактически восстание в Кванджу потерпело поражение 27 мая 1980 года, оно одержало стратегическую победу в дальнейшем».
«Переворот в Гондурасе поддерживают правые и крайне правые силы в мире. Именно им он выгоден и нужен для того, стереть с лица земли современные левые силы не только в Латинской Америке, но и в других регионах. Случайно ли переворот произошел в день парламентских выборов в Аргентине, на которых победила правая оппозиция, возглавляемая колумбийским мультимиллионером с двойным гражданством? Случайно ли колумбийский президент Урибе, кстати, готовящий вопреки оппозиции Конгресса референдум о своем праве переизбираться на третий срок, начал именно сейчас обсуждать соглашение о военном сотрудничестве с США? Случайно ли именно сейчас иранская и китайская оппозиция, опирающаяся на поддержку США и ЕС, бросает на улицах вызов властям? И случайно ли именно в эти дни европейские правые провели в ОБСЕ резолюцию, приравнивающую СССР к гитлеровской Германии и создающую прецедент для запрета любой коммунистической и вообще левой организации?»
«Мир в Непале - это заслуга революционеров, и крах заговора только поспособствовал его укреплению. Партия ОКПН(м) пользуется поддержкой широких слоёв населения, и её главная задача - сохранять дисциплину, что ей неизменно удавалось с момента начала мирного процесса»
«Мы преимущественно ориентировались на объективные проблемы: в Никарагуа необходимо провести реконструкцию таких-то и таких-то областей, по таким-то и таким-то причинам необходимо национальное единство. С другой стороны, было важно заручиться поддержкой не только левых сил. Сандинистский фронт стремился организовать базу солидарности в каждой стране, ища в первую очередь поддержки тех, кто нас понимал. Перейти от сочувственного отношения к материальной поддержке значит совершить прыжок. Кто окажет материальную помощь? Тот, кто хочет этого, не идя на политические компромиссы и не отказываясь от своих принципов».
«...Комендант тюрьмы Типитапа радостно зашел в нашу маленькую камеру с номером “Новедадес” в руках, чтобы сообщить: умер Карлос Фонсека. Помолчав несколько секунд, мы ответили: ”Вы ошибаетесь, полковник, Карлос Фонсека из тех мертвых, которые никогда не умирают”. Полковник сказал нам: “Вы поистине непостижимы”».
«Революционер никогда не забывает звания, которым гордятся бойцы-сандинисты: БРАТ. Оно не противоречит проявлению энергии и твердости, столь необходимых в условиях тяжелой партизанской и подпольной борьбы. Речь идет о том, чтобы быть энергичным и строгим, не забывая об УВАЖЕНИИ, ЧЕСТНОСТИ и БРАТСТВЕ».
«Бразильскую элиту устраивает, когда люди организуются, чтобы выпрашивать подачки или отдавать ей голоса. То, чего она боится - это бедных, действующих во имя собственных идей. Если безземельные не организуются сами, никто не решит их проблем, даже левое крыло правительства».
«Эта война изменила саму репутацию страны – ее идентичность. Это была очень отсталая, бедная, нищая страна. Но сейчас это – страна героев, героев-пролетариев. И теперь на самом высоком пике мира, Эвересте развевается красный флаг. И это видно всему миру. Люди скажут: что это за страна – Непал? Это страна, где находится самый высокий пик в мире. И что там? Там – героическая пролетарская революция, там – народная война. Это будет замечено».
«Завоевание власти маоистами произошло в условиях кастовой системы. Сам председатель Прачанда и многие члены КПН (м.) являются представителями высших каст – брахманов и кшатриев. Интересно при этом, что основная масса их сторонников – представители низшей касты – неприкасаемых (далитов). Поражает именно эта крепкая боевая спайка немногих блестящих интеллектуалов из высших слоев общества (таких как ближайший сподвижник Прачанды, доктор философских наук Бабурам Бхаттарай) и огромной массы невежественных (практически на уровне Средневековья) крестьян. И это заставляет более пристально присмотреться к новейшей истории Непала и поискать некоторые аналогии».
«Тяжелое экономическое положение вместе с социальным угнетением и политическими репрессиями вызывало массовое недовольство рабочего класса и всего населения. В ответ на наступление реакции в апреле – мае 1969 г. по стране прокатилась волна забастовок и стачек. Их кульминационным моментом стала всеобщая забастовка 30 мая, вошедшая в историю под названием “Кордобасо”. Если раньше народные выступления были оборонительными, то с мая 1969 г. они приобрели наступательный характер и оказали решающее влияние на последующий ход событий».
«29 мая рабочие фактически овладели городом, и полиция была бессильна помешать им. Правительство бросило на подавление “беспорядков” войска. В Кордову был введен 3-й армейский пехотный корпус и воздушно-десантный полк. В городе началась перестрелка между восставшими и войсками, взрывы и пожары. И хотя армии удалось вытеснить рабочих и студентов из центра, столкновения продолжались до самого утра 30 мая. Было сожжено и разрушено много торговых заведений, захвачено и разграблено два оружейных арсенала и т.д. Имелись убитые и десятки раненых, было арестовано свыше 100 человек».
«Датой зарождения латиноамериканизма можно считать 1815 г., когда С. Боливар предложил созвать конгресс (он был созван в 1826 г. в Панаме) для объединения молодых республик в федеративное государство. Возможно, провозглашение в 1823 г. северным соседом “доктрины Монро” стало реакцией на эту инициативу. Формула панамериканизма “Америка для американцев”, по словам Х. Марти, на деле является формулой “Америка для североамериканцев”. С тех пор эти две тенденции развиваются параллельно. Панамериканизм достиг апогея на стыке тысячелетий в проекте Зоны свободной торговли двух Америк (АЛКА), который в случае успеха стал бы апогеем неолиберальной политики в регионе. Альтерглобалистское движение объявило “экспансионистскому, аннексионистскому, неоколониальному проекту АЛКА” войну не на жизнь, а на смерть».
«Боливия балансирует на грани гражданской войны, однако президент Эво Моралес упорно придерживается своих обязательств по созданию народной демократии в рамках тех государственных институтов, что привели его к власти, в то время как правые силы сбрасывают маски. Действие разворачивается на фоне 35-й годовщины свержения Сальвадора Альенде, героической (если не трагической) фигуры – президента Чили, который верил в возможность мирного перехода от унаследованного им формально демократического буржуазного государства к социалистическому обществу».
«Когда избрали Моралеса, основным вопросом было, сможет ли он продержаться на посту или боливийские правые, возможно в сговоре с вооруженными силами, его свергнут. И сейчас стало очевидно, что смог».
«После победы Эво Моралеса на августовском референдуме ситуация в стране резко обострилась. Убедившись в невозможности конституционного свержения президента, “гражданские оппозиционеры” взяли курс на насильственное свержение Эво и начали организацию погромов и захватов государственных учреждений и центров коммуникаций на востоке страны. В крайнем северном департаменте страны Пандо, являющемся естественным путём трафика перуанского кокаина в Бразилию, в группы фашистских штурмовиков влились наёмники и наркотрафиканты из соседних Бразилии и Перу, финансируемые из бюджета восставших префектур».
«Истоки герильи уходят глубоко в историю, к тем временам, когда низшие классы общества впервые осмелились дать отпор богатым и могущественным. С колониальных времен народные протесты и бунты неизменно заканчивались кровопролитием».
«И теперешние диктаторы отличаются от прежних. Они не столь живописные, что ли. С одной стороны, они более механичны, более организованны, более технологичны, как, скажем, Пиночет, с другой стороны, они более примитивны и серы, как, скажем, Сомоса. Тем не менее мне кажется, что уже начался процесс упадка диктатур. Уровень репрессий, которые они применяют, говорит о том, что сопротивление народов гораздо сильнее, чем в прежние времена. Эти репрессии дошли уже до такой степени, что становятся экономически невыгодными. Я думаю, что в том числе и из-за недостатка средств на полицейский аппарат диктатуры идут к упадку. Я абсолютно уверен, что кривая уже ползет вниз».
«Примерно в те же дни я снова приехал в Гавану и уже в аэропорту почувствовал, что за год, который я не был на Кубе, в жизни кубинцев произошло нечто очень серьезное. <...> Самое же интересное впечатление: возвратившиеся из Анголы, похоже, считали, что они способствовали изменению хода мировой истории. Но вели себя с простотой и достоинством людей, всего лишь выполнивших свой долг».
«Здесь мы хорошо видим один из самых главных вопросов, стоящих перед венесуэльской революцией. Старый госаппарат, созданный более 200 лет назад, отвечает интересам правящего класса, хотя и ослабленного революцией, но все еще очень сильным и не разрушенным, и этот госаппарат все еще пытается служить своим старым хозяевам».
«Если в сказку о том, что в хижине, насквозь изрешеченной сначала осколками, сохранились ноутбуки с жесткими дисками, дожидавшиеся, пока солдаты их унесут, еще кто-то может поверить, то версия о том, что на них партизаны со скурпулезностью банковских клерков, долгие годы сохраняли в сельве копии платежек перечислений от Уго Чавеса, говорит только о полном идиотизме придворных сценаристов Урибе».
«Нужно вспомнить, что Чьяпас — беднейший штат Мексики. Население его состоит преимущественно из так называемых коренных жителей Америки. Первым католическим епископом Чьяпаса был Бартоломе да Лас Касас, доминиканский священник, живший в XVI веке и всю свою жизнь посвятивший попыткам добиться (от испанской монархии и церкви) равных прав для индейцев. И с того времени вплоть до 1994 года права эти никогда признаны не были. САНО решила прибегнуть к другим методам. Явились ли они удачными? Мы должны рассмотреть, как разворачивалось движение на трех уровнях: на политической арене в Мексике, в мировой системе в целом и в теоретической области антиглобалистского движения».
«Предложив радикальную централизацию власти в качестве стратегического ответа на кризис революции, Чавес не просто совершил ошибку – он совершил ошибку, которая была очевидна всем его искренним сторонникам. По существу, он предпочел поддержку бюрократии поддержке масс, благодаря которой сумел удержаться у власти во время переворота 2002 года. Логика президента понятна – это логика, которой склонны следовать очень многие политики, оказавшиеся заложниками обстоятельств: надо успокоить аппарат, заручиться его лояльностью. А народ нас и так поддерживает. Куда же он денется?»
«Одним словом, историю “короткого двадцатого века” нельзя понять без русской революции и ее прямых и косвенных последствий. Фактически она явилась спасительницей либерального капитализма, дав возможность Западу выиграть Вторую мировую войну против гитлеровской Германии, дав капитализму стимул к самореформированию, а также поколебав веру в незыблемость свободного рынка благодаря явной невосприимчивости Советского Союза к Великой депрессии».
«Если нам, всем, кто в крошечных точках на карте мира исполняет свой долг и отдает борьбе то немногое, что мы можем отдать – наши жизни, наше самопожертвование, – придется в ближайшее время пасть на земле, орошенной нашей кровью и ставшей поэтому нашей, знайте: мы осознаем масштаб наших действий и рассматриваем себя лишь как частичку великой армии пролетариата – и при этом гордимся тем, что восприняли основной урок Кубинской революции и ее главного лидера, урок, вытекающий из положения, которое они занимают в этой части планеты: “Что значит опасность, угрожающая одному человеку или даже целому народу, что значат их жертвы, когда на кону судьба человечества?”»
«В Гватемале то и дело генералы и полковники сменяют друг друга у власти. Началось это в 1954 году, когда ЦРУ организовало свержение законно избранного президента Хакобо Арбенса, посчитав его слишком прогрессивным. С тех пор вот уже двадцать восемь лет генералы и полковники непрестанно воюют с гватемальским народом. Как они это делают, рассказывает индейская крестьянка Ригоберта Менчу; ради кого, в чьих интересах они истребляют мужчин, женщин, детей, рассказывает американская журналистка Джулия Престон».
«…Печальная необходимость заставляет меня выступить с этой трибуны с заявлением о том, что моя страна стала жертвой жестокой агрессии. Мы предвидели, что при осуществлении нашего процесса преобразований, в особенности при национализации наших естественных ресурсов, нас ожидают трудности и сопротивление внешних сил. История империализма и его жестокости в Латинской Америке продолжительна и зловеща. Перед нами драматический и героический пример Кубы, а также Перу, которой пришлось столкнуться с трудностями в связи с принятыми решениями суверенно распоряжаться собственной нефтью».
«Мне кажется, сапатизм здоров изнутри, потому что он допускает большую терпимость и проявляет солидарность, создавая совместные организации с группами, которые не являются индейскими по происхождению, и объединяет конфликтовавшие ранее индейские народности. Все это более или менее ассоциируется с образом субкоманданте Маркоса в качестве посредника, когда только одно его существование подразумевает принятие того, что в других странах Америки вряд ли бы допустилось».
«В предлагаемой читателю книге известного кубинского журналиста и общественного деятеля Лисандро Отеро на основе подлинных фактов ярко и убедительно рассказывается о деятельности правительства Народного единства Чили, возглавляемого президентом Сальвадором Альенде»
«Мне вспоминается один эпизод, который наглядно показывает боевой дух Повстанческой армии в эти последние дни борьбы. Я стал отчитывать одного бойца за то, что он заснул в разгар боя. Оправдываясь, боец заявил, что его разоружили, поскольку он случайно выстрелил из своей винтовки. Сдержав себя, я ответил ему: “Если ты мужчина, иди безоружным на передний край и добудь себе там оружие”».
«Первое официальное заявление Соединенных Штатов, в котором упоминается о присутствии кубинских войск в Анголе, относится к концу ноября 1975 года. Несколько недель спустя Генри Киссинджер сказал в частном порядке: “Подумать только, насколько хуже стали работать наши разведывательные службы! Мы узнали, что кубинцы собираются в Анголу, только тогда, когда они уже были там”».
«Мало знает этот век исторических деятелей, которым были бы до такой степени чужды риторика, напыщенность, самолюбование, так органически претило бы славословие в свой адрес, которые столь иронично и беспощадно относились бы к себе, как Че Гевара. Именно поэтому не хочется писать о Че “высоким штилем” А избежать этого невозможно».
«В 1976 году Пиночет вынужден был закрыть некоторые лагеря. Это было сделано под давлением мировой общественности. В прессе было объявлено, что в Чили нет политических заключенных, но закрыли только самые известные лагеря. Большинство освобожденных в те дни, как оказалось, не были осуждены официально. Людей хватали на улице “именем закона о государственной безопасности”. Мануэль Гереро, рядовой политзаключенный (один из тысяч), знает, как проводится в жизнь этот бесчеловечный закон. Из “Трес аламос” его перевели в “Пучункави”, новый концлагерь... Потом в форт “Сильва Пальма”, в Вальпараисо, старинную тюрьму, памятник колониальных времен. Фашисты превращали в концлагеря памятники старины и стадионы».
«Продрогшие, мокрые, мы стучались в крестьянские дома, пропахшие дымом, жженым сахаром и мате — напитком бедных,— его пили, чтобы согреться и заглушить голод. Надо было видеть эти огрубелые крестьянские лица, освещенные радостной улыбкой, чтобы понять, как нужна им была наша газета. Выставлялось на стол бесхитростное угощение — нас, почтальонов надежды, встречали как дорогих гостей».
«Дискуссия продолжалась, а я сидел в углу и чувствовал себя счастливейшим человеком на земле. Ибо есть ли большее счастье, чем видеть, как работает революция, как она раскрепощает людей, причем людей абсолютно конкретных, имеющих свое к ней отношение и свои в ней интересы. Эти женщины впервые в своей жизни (после сорока лет диктатуры) начинали учиться начальным правилам демократии, и эта учеба давалась им нелегко. Через год дело пойдет у них уже лучше, и такие проблемы, как покупка средства от москитов, они будут сметать со стола за пять минут. Сейчас им на это понадобился час. Мадемуазель Гонсалес соберет деньги, а мама Эреро купит снадобье. Оказалось, что они обе знали “сколько”».
«Сандино, напротив, гордился своей внешностью и своим происхождением. “Я никарагуанец и горжусь тем, что в моих жилах течет кровь американских индейцев”, – писал он в 1927 году в “Политическом манифесте”. В том же “Манифесте” были еще более удивительные и смелые для тогдашней Никарагуа строки: “Я городской рабочий, ремесленник, но мои стремления общенациональны, мой идеал – обладать правом на свободу и правом требовать справедливости, даже если для завоевания этого потребуется пролить и свою и чужую кровь. Олигархия, эти гуси из грязной лужи, скажут, что я плебей. И пусть. Я горжусь тем, что вышел из среды угнетенных, ведь именно они – душа и честь нашего народа”».
«Никарагуа находится на распутье. С одной стороны, у администрации Ортеги перед глазами респектабельные образцы “умеренных левых”, благополучно управляющих в Бразилии, Чили и Уругвае. С другой стороны – революционные примеры Венесуэлы и Боливии. Какой курс будет избран?»
«Народ должен защищаться, но не приносить себя в жертву. Народ не должен позволить, чтобы его подавили или изрешетили пулями, но он не может также допустить, чтобы его унижали».
«Автор “Ома” просто не может себе представить, что кто-то способен читать книги не потому, что они “модные” и не потому, что их написал “культовый автор”, а по иным причинам!»
«Эво Моралес — первый в истории Боливии, коренное население которой составляет более половины от общего числа жителей, президент-индеец. И еще он, первый боливийский президент, вспомнивший о Че. В своей инагурационной речи 22 января этого года он в самом ее начале назвал Эрнесто Гевару в числе героев, павших за пять веков индейской и народной борьбы и попросил почтить память павших минутой молчания».
«Политики, подобные Чавесу и Моралесу, у нас вряд ли появятся: культура другая. Но породившее их общество может нас многому научить. Жители обнищавших тропических фавел обладают гораздо большим достоинством и гражданским самосознанием, чем жильцы наших пятиэтажек. Народы Латинской Америки воспитаны многолетней открытой политической борьбой. Они действительно верят, что сами делают свою историю».
«Другими словами, если смотреть сверху, мир съеживается, и в нем нет места ни для чего, кроме несправедливости. А если смотреть снизу, мир огромен - в нем хватит места для веселья, музыки, песен, танцев, честного труда, справедливости, в нем ценится мнение и мысли каждого, пусть даже все они очень разные, если внизу они такие, какие есть».
«Нельзя восстановить ни мир, ни общество, ни национальные государства, разрушенные сегодня, если исходить из вопроса, кто на этот раз навяжет свою гегемонию обществу. Мир, и в этом случае Мексика, состоит из разных людей и групп, и отношения, которые нужно построить между этими разными группами и людьми, должны опираться на уважении и терпимости».
«С другой стороны — предыдущие инициативы сапатистов по созданию широких непартийных движений, направленных на изменение нынешней политической системы, в силу разных причин, потерпели неудачу. Несмотря на все симпатии и огромный моральный авторитет сапатистов в Мексике и мире, все попытки по созданию единого фронта левых сил в Мексике, до сих пор проваливались. Левые силы остаются разобщены и в лучшем случае способны лишь к краткосрочным совместным акциям для решения коньюктурных вопросов».
«Это наши простые слова, чтобы объяснить всем, чьи сердца честны и благородны, чего мы хотим для Мексики и для мира. Это наши простые слова, потому что мы хотим обратиться к другим, таким же, как и мы, и присоединиться к ним, где бы они ни жили и ни боролись».
«Для неолиберализма все является товаром, все продается и эксплуатируется. А эти индейцы смеют говорить «нет», потому что земля — это мать, потому что она хранит их культуру, потому что в ней живет их история и потому что в ней живут их мертвые. Сплошной абсурд, который не вмещается ни в один из компьютеров и не котируется ни на одной из бирж».
«Если Третья мировая война проходила между капитализмом и социализмом (возглавлявшихся, соответственно, Соединенными Штатами и СССР) и шла по разным сценариям и с различной степенью интенсивности, то Четвертая мировая война ведется сейчас между крупными финансовыми центрами по одному и тому же сценарию и интенсивность ее велика и постоянна».
«В новогоднюю ночь сотни индейцев в масках и вооруженные, в большинстве своем, старыми карабинами и деревянными муляжами винтовок, заняли Сан-Кристобаль-де-Лас-Касас. С захваченного телеграфа представились миру как Сапатистская Армия Национального Освобождения, объявили войну федеральному правительству, обязались соблюдать законы Женевской конвенции о ведении военных действий и заявили о своих планах продолжать наступление вплоть до Мехико».
«И, наконец, Че опасен как теоретик преодоления мелкобуржуазного, потребительского, мещанского сознания (неизбежно разлагающего любой социалистический эксперимент) посредством революционного аскетизма , революционного самопожертвования, иной морали. Опасность «новой революционной морали» Че для Запада в том, что Че взял за основу этой морали мораль первоначального христинства, выбивая тем самым почву из-под ног у своих противников».
«Примеры прикрытия грязных дел исламскими лозунгами можно продолжить Не секрет, что мусульманский экстремизм албанских группировок искусно поддерживается и направляется в сторону соседних с Албанией стран после народного антикапиталистического восстания 1997 охватившего весь юг страны, а за спинами полевых командиров Ичкерии нет-нет да проглядывают представители нефтяного консорциума Голдсмита».
«Нас, не признающих ни бога, ни господ, ни идолов, в личности Че, метеором сверкнувшей на небосклоне новейшей истории, интересует просто характер этого человека-борца, с его силой и слабостью, человека, жизнь и деятельность которого отразили великие надежды и разочарования уходящего столетия».
Годовщине «оранжевой революции» посвящается: «Применительно к странам зависимой периферии задача Запада заключается в увеличении степени их зависимости от него, в приведении там к власти полных его марионеток. Именно в этом заключается сущность происходящих на Украине событий — США стремятся привести там к власти таких политических деятелей, которые были бы их покорными слугами. Попутно решается ещё одна задача — ослабление позиций России».
«Все это поистине удивительно, поскольку объективная реальность вроде бы говорила, что куда логичней было обличать не евреев и бехаитов, а американцев. Американцы в Иране с 13 октября 1964 г. пользовались правом экстерриториальности – все американцы, а не только дипломаты. Что бы они ни совершили, их нельзя было судить по иранским законам. В Иране находилось около 30 тыс. американских военных советников, а всего около 60 тыс. американцев».
«В России все очень плохо представляют себе, что такое “социальный взрыв” – пусть даже локальный. Забастовка (даже всекузбасская) – это еще не социальный взрыв. Последним настоящим социальным взрывом в России была революция 1917 г. С тех пор прошло без малого 80 лет. Посмотрим, удастся ли новым российским властям довести народ до нового социального взрыва».
Все права на материалы сайта принадлежат редакции журнала «Скепсис». Копирование публикаций приветствуется при наличии гиперссылки на scepsis.net и гиперссылки на страницу заимствуемой публикации; коммерческое использование возможно только после согласования с Наш e-mail:
