Следите за нашими новостями!
 
 
Наш сайт подключен к Orphus.
Если вы заметили опечатку, выделите слово и нажмите Ctrl+Enter. Спасибо!
 


Кто находится между молотом и наковальней?

От редакции «Скепсиса»:

Социальные проблемы современной Индии — одна из важнейших для «Скепсиса» тем. Ей посвящён ряд статей знаменитой индийской писательницы и публицистки Арундати Рой, размещённых на нашем сайте. Рой показала, как индуистская элита присваивает ресурсы всей страны, отнимая у племён Центральной Индии единственное, что у них есть — землю.

На этот раз мы публикуем текст, который показывает проблему с другой стороны. Его автор – левый либерал, представитель индийского среднего класса. Как и все индийское общество, он поставлен в рамки дилеммы, навязанной капиталистическим государством: или неолиберальное развитие, торжество ТНК и обнищание абсолютного большинства населения — или погружение в «анархию» и «террор», как называет официальная пропаганда любую попытку сопротивления. Данная статья превосходно демонстрирует, что даже среди индийского среднего класса далеко не все принимают столь жёсткую политику властей и не все предпочитают молчать о положении беднейшей части населения. Эта заочная дискуссия с государством говорит об остроте проблемы для всей Индии.

Так как автор занимает в целом либеральную позицию, он ничего не пишет о единственной реальной возможности для развития индийских племён и всего общества — антикапиталистическом пути. Для племенных «меньшинств» лишь этот путь означает выживание. И лишь вооруженное сопротивление сегодня — надежда на осуществление этого пути. Другое дело, что адиваси знают только одну антикапиталистическую стратегию -— вариант партизан-маоистов, потому что это фактически единственная политическая сила, которую действительно заботит их судьба.

Теория «молота и наковальни»

Когда я впервые услышала от делийских студентов фразу «между молотом и наковальней», она меня задела. Речь шла о позиции индийского среднего класса в споре о деятельности Салва Джудум в Чхаттисгархе и операции «Зеленая охота»[1]. Эта теория, если её можно так назвать, заключается в том, что адиваси и беднейшие крестьяне оказались меж двух огней: с одной стороны — вооруженные маоистские «террористы», с другой — милитаризированное индийское государство (см, к примеру, отчет правозащитной организации «Независимая Гражданская Инициатива» о событиях в Чхаттисгархе). В соответствии с теорией «молота и наковальни», «спасти» от воюющих сторон несчастных адиваси и беднейших крестьян — это обязанность индийского среднего класса. У обеих сторон есть скрытые интересы: маоисты стремятся взять власть вооружённым путём, а индийское государство — захватить земли адиваси с их природными ресурсами и передать корпорациям: как иностранным, так и национальным. Таким образом, теория «молота и наковальни» представляет средний класс Индии спасителем нации, как это и предусмотрено конституцией страны. Эта теория многих привлекает своей псевдо-нейтральностью. В то же время, она вызывает большие сомнения, и не в последнюю очередь — потому, что сводит вопрос к дилемме «насилие или ненасилие», вынуждая тем самым отвечать на него односложно и не оставляя возможности для его обсуждения. Особый социальный статус сторонников этой теории, а также положение, которое они занимают в научном сообществе, СМИ, государственных учреждениях, заставляют усомниться в обоснованности привилегий среднего класса, разросшихся за годы, прошедшие после обретения независимости. Хотя неприятие Салвы Джудум и операции «Зеленая охота» широко распространено, индийский средний класс всё же разделился на их сторонников и противников. Так что «теория молота и наковальни» заслуживает подробного рассмотрения.

Демократические ценности и «теория молота и наковальни»

Средний класс Индии ценит демократию, и большинство его представителей согласится, что она, по сути своей, требует уважения к каждому мужчине, женщине и ребёнку, бедному или богатому, горожанину или сельскому жителю, любой касты и национальности. Уважение ко всем подразумевает признание за каждым некой разумности уже в силу его принадлежности к человеческому роду. Демократия основывается на убеждении, что все люди способны определять свою судьбу. Если это так, то «теория молота и наковальни» по сути своей анти-демократична.

Сегодня большая часть среднего класса Индии, кажется, согласна с тем, что у адиваси и беднейшего крестьянства есть бесспорные и обоснованные претензии к экономической политике сменяющих друг друга правительств. По мнению сторонников «теории молота и наковальни», маоисты используют эти претензии для достижения собственных целей. Таким образом, отрицается возможность того, что хоть какая-то часть адиваси и сельской бедноты могла бы сознательно присоединиться к маоистам. Подобный подход отказывает адиваси и крестьянам в дееспособности, в умении самостоятельно определять, что для них хорошо и что плохо, в минимальной разумности, позволяющей решать, кого и почему они хотят поддерживать. Такой подход, неявно присущий «теории молота и наковальни», маскирует авторитаризм, скрывающийся за фасадом сострадания к бедным. Конечно, адиваси и сельские бедняки не формулируют свою политическую позицию на языке учёных из Гарварда и Оксфорда, Индийского технологического института и Университета Джавахарлала Неру или в терминах теорий демократического развития, гражданского общества, пост-коммунизма или пост-марксизма, но всё же их нельзя назвать безвольными жертвами, неспособными сделать собственный выбор. Изображая их марионетками — в руках как маоистов, так и государства — средний класс Индии может и далее не рассматривать адиваси и беднейшего крестьянства в качестве равноправной политической силы.

Впрочем, выставлять адиваси и сельскую бедноту безмолвными жертвами — это старый приём. Такое представление о них развивалось и оттачивалось в Индии по крайней мере со времен обретения независимости. Обсуждение вопросов развития после окончания двух мировых войн концентрировалось вокруг проблемы «бедности». Сырая, грубая концепция, неточный, приблизительный термин! Вскоре стало очевидно, что, подобно «невидимой руке рынка», непостижимые пути развития обогатили меньшинство, доведя до нищеты несравнимо больше людей. По мере того, как росло разочарование в подобном развитии, понятие «бедные» было заменено более тонким и менее привычным термином «подчинённый»[2]. «Подчинённые» — это те, кого не коснулась современность, кто находится вне гражданского общества, кто наивен и невежественен; это идея, крайне близкая представлению о «благородных дикарях» во взглядах колониальных мыслителей. «Подчинённые» — это те, чьи чаяния невозможно понять без посредничества среднего класса Индии. От «подчинённого» до жертвы — один шаг. Пока адиваси и сельская беднота остаются жертвами, среднему классу Индии не обязательно говорить от собственного имени, о собственных интересах и устремлениях, вполне достаточно «переводить» за «них». Но насколько правдива картина, представляющая адиваси и беднейшее крестьянство жертвами, «зажатыми» «в тиски» между воюющими сторонами в операции «Зелёная охота»?

Кто именно находится «между молотом и наковальней»?

Со времён колонизации на арене индийской истории шло противоборство двух сил. В колониальную эпоху и во времена независимости мятежи племён и «крестьянские восстания» были теми вулканами, извержения которых периодически сотрясали здание государственной власти. Когда же восстания и мятежи стихали, продолжалось подземное бурление, образовавшее тектонический разлом, над которым было выстроено индийское общество. Со своей стороны, адиваси демонстрировали завидную последовательность во взглядах. Их требования были неизменны: «джал, джангал, джамин» (воды, леса, земли). Бедные крестьяне вторили этим требованиям с тем же постоянством. Стоит, кстати, отметить, что коренное население во всех уголках мира стоит на том же: «джал, джангал, джамин».

Не менее последовательным было и правительство в своём ответе на эти требования. Оно отвечало винтовками и штыками, мобилизовало всю мощь государственной машины, бросало в тюрьмы, пытало, насиловало и разоряло адиваси и сельскую бедноту, приговаривало многих к смерти. Возьмите Кисту Гоуда и Бхумию, память о которых жива и сейчас[3]. Так же последовательно было государство в своих требованиях: больше земли, больше ресурсов, больше дешёвого труда. Необычайная последовательность обеих воюющих сторон периодически повергала в смятение того, кто оказывался между ними — индийский средний класс. Некоторые недвусмысленно заняли сторону адиваси и беднейших крестьян. Их заклеймили как экстремистов, бунтовщиков и террористов, и они разделили судьбу адиваси. Другие столь же недвусмысленно заняли сторону государства, колониального или национального, и активно участвовали в мобилизации государственной машины против экстремистов, бунтовщиков и террористов. Третьи почувствовали себя окруженными и зажатыми между воюющими сторонами. Так что именно средний класс Индии оказался «между молотом и наковальней».

События в Калинганагаре, или Сингуре, или Нандиграме, или Лалгархе, или сейчас в Нараянпатне, развиваются по знакомому сценарию, но средний класс Индии не решается называть происходящее «мятежами племён» или «крестьянскими восстаниями». Нынешние дебаты повторяют полемику, аналогичную спорам времён борьбы за независимость: дискуссии Менабендры Роя с Лениным[4], повороту Ауробиндо от насилия к ненасилию[5], дискуссии по поводу Бхагата Сингха[6] и Чаури-Чауры[7] т. д. Теоретики «молота и наковальни» удивительно неисторичны в своём подходе к текущему моменту. Многие соглашаются с заявлениями государства о том, что маоистское движение началось только в 2004 году — утверждением, основанном на преобразованиях, произошедших внутри движения. Всем известно, что, несмотря на периоды подъема и спада, маоистское движение имеет гораздо более долгую историю. Тем не менее, существует важное различие между положением, в котором находится индийский средний класс сегодня, и ситуацией, в которой он находился во времена борьбы за независимость и после её обретения. Эта разница заключается в «глобализации».

Средний класс Индии и борьба за независимость

Англо-бурские войны, схватка за Африку и другие колониальные конфликты вылились в мировые войны империалистических держав, главной из которых была Британия. Борьба за освобождение от британского ига шла в то время, когда она ещё оставалась могущественной военной державой, но ее экономика уже переживала упадок. К борьбе за независимость присоединились широкие слои индийского общества: различные классы, общины, национальности, касты — со своими требованиями и собственными устремлениями. Период между мировыми войнами был отмечен высокими темпами промышленного развития. Возникший тогда класс промышленников, извлёкший выгоду из войн и устремившийся к политической власти, также присоединился к борьбе за независимость. Дискуссии о насилии и ненасилии, экстремизме и либеральной демократии, социальной справедливости и верховенстве закона и так далее, были частью более широкого процесса формирования общественного договора между разнообразными классами, общинами, кастами, племенами, национальностями, религиями, языковыми группами. Позже, когда Индия стала республикой, общественный договор нашёл своё воплощение в конституции.

Договор был основан на мечте об индийском национальном государстве. Это была мечта, разделяемая всеми и начинавшаяся со слов: «Мы, народ…». Она обещала всем «справедливость: социальную, экономическую и политическую»; она обещала адиваси защиту их вод, лесов и земель; земельную реформу бедным крестьянам; предоставляла особый статус различным народностям: в Ассаме, Мегхалае, Мизораме, Кашмире; давала работу и право на коллективный договор для городских рабочих; реорганизацию штатов по языковому принципу; верховенство закона и конституционную демократию; и, самое главное, провозглашало лозунг: «Сатьямева джаяте» (Лишь истина побеждает). Эта мечта о национальном государстве лежит в основе дилеммы, с которой столкнулся средний класс Индии сегодня.

Когда была провозглашена независимость Индии, страна оказалась разделена на две части, а в её сердце вспыхнуло Теланганское восстание[8]. Восстание в Телангане, как и другие выступления адиваси и крестьян, было подавлено индийской армией; многие подверглись пыткам, были брошены в тюрьмы и казнены. В то же время индийский средний класс пребывал в уверенности, что с провозглашением новой конституции причины племенных мятежей и крестьянских восстаний уйдут в прошлое. Коммунистическая партия Индии, самая крупная оппозиционная партия в Конституционной ассамблее Индии, выработавшей конституцию страны, оставила заметный след в общественном договоре. Средний класс Индии верил в свою мечту о нации. Нужно только время, и Индия станет национальным государством, основанным на социальной справедливости, равенстве и отсутствии дискриминации.

Когда два десятилетия спустя вспыхнули восстания в Наксальбари и Шрикакуламе, стало ясно, что с этой мечтой что-то не так; а общественный договор, на котором основывалась современная Индия, был злонамеренно нарушен. Когда полиция и армия с присущей им жестокостью подавляли восстания в Наксальбари и Шрикакуламе, государство занималось их оправданием — в точности так же, как сейчас. В спорах о выборе между насилием и ненасилием государство заявляло, что борьба идёт не против племён и крестьян, а против вооружённых повстанцев-маоистов. Но индийский средний класс тогда отказался находиться «между молотом и наковальней». Тысячи студентов и молодых людей присоединились к племенам и крестьянам в Наксальбари и Шрикакуламе. Их похищали, бросали в тюрьмы, пытали, убивали, в результате этих событий индийский английский обогатился новым значением слова «случайность» после якобы «случайных» убийств[9]. Даже те, кто выступал против маоистской идеологии и методов, отказывались находиться «между молотом и наковальней». Такие фигуры как Джаяпракаш Нараян [10], Витхал Махадео Таркунде[11], Сатьяранджан Сате[12], Самар Сен[13] и многие другие настаивали на том, что маоисты — это идеалисты, которые просто нетерпеливы или ошибаются в идеологических вопросах — в общем, маоисты кто угодно, но только не преступники и не террористы. Важно, чтобы принцип «верховенства закона» применялся к маоистам так же, как и ко всем прочим, утверждали они. Так что никто не обвинял их в симпатии к террористам, даже государство. После Наксальбари средний класс Индии был напуган, удручен, разозлен государством и разочарован в нём из-за того, что оно нарушило общественный договор. Они всё ещё верили в ту мечту о нации, которая была выкована в борьбе за свободу, хотя эта мечта уже ускользала. «Это не та Индия, за которую боролись наши отцы и деды», — казалось, говорило поколение, выросшее после обретения независимости.

С тех пор возникло множество движений за социальную справедливость. Движение за демократические права в современной Индии росло и расширялось по мере того, как всё больше людей были «случайно» убиты. Движения настаивали на том, что суды как гаранты конституции обязаны обеспечивать её выполнение по отношению ко всем сторонам общественного договора. «Закон находится на испытательном сроке», - предупредил судья Бхагвати, бывший главный судья Индии, в своей речи, произнесённой в День конституции. Была введена инновационная юридическая практика, получившая название «эпистолярного правосудия». Любой человек без средств мог отправить в Верховный Суд письмо с жалобой на нарушение его конституционных прав — и быть услышанным. Парадоксально, но это нововведение лишь усугубило систематическую дискриминацию и недопущение адиваси и беднейшего крестьянства в святая святых конституционной демократии — судебную систему.

Подобные изменения, предпринятые индийским средним классом, основывались на представлении, что адиваси и беднейшее крестьянство недееспособно. Это несчастные жертвы, безгласые «подчинённые», поэтому «мы», спасители нации, должны были что-то предпринять и, конечно же, могли доказать, что верховенство закона и конституцию можно заставить работать на «их» благо. Рассмотрим, например, судебные процессы по защите общественных интересов[14]. Суды выписывали одно предписание за другим, чтобы обеспечить выполнение обычного права. Петиции призывали государство ввести законы о минимальной заработной плате, охране труда, против кабального и детского труда, о переселении и реабилитации перемещённых лиц. Суды брали на себя функции исполнительной власти и охраны правопорядка, но редко наказывали государственных чиновников за неисполнение установленных законом и конституцией обязанностей. По мере того, как стиралась грань между судебной и исполнительной властью, ход процессов по защите общественных интересов всё более ясно давал понять, что государственным чиновникам может сойти с рук неисполнение их обязанностей.

Но судебные процессы по защите общественных интересов не защищали интересы «подчинённых», чьи воды, леса и земли требовались для построения современной Индии, осуществляемого такими компаниями государственного сектора, как Национальная теплоэнергетическая корпорация, ГЭС на реке Нармаде или Конканская железная дорога. Вместе с тем процессы установили прецедент одностороннего судебного вмешательства. Стало ясно, что судебная система не будет препятствием на пути того представления о развитии страны, которое лишает будущего половину населения.

Возьмем, например, «лок адалат»[15], идею, выдвинутую средним классом Индии и позже закреплённую законодательно. Суды «лок адалат» отказались от процессуальных норм свидетельствования, гражданских и уголовных судебных процедур в случаях, которые касались бедняков — якобы для того, чтобы уменьшить задержки в рассмотрении дел и ускорить правосудие для бедных. На самом же деле это закрепило систему, в которой для богатых и для бедных применяются различные процедуры. Богатые получат надлежащие судебные слушания, в соответствии с правилами свидетельствования, гражданскими и уголовными судебными процедурами; для бедных все процессуальные нормы будут отброшены. В конце концов, в делах бедняков речь идёт о смешных суммах. Неважно, что для бедных смешные суммы значат немало. Вот оно, равенство перед законом!

В период, последовавший за восстанием в Наксальбари, и после Чрезвычайного положения[16], появилось огромное количество неправительственных, добровольных и прочих организаций «гражданского общества» - одновременно с растущей криминализацией политики. По данным таких гражданских групп как «National Election Watch» (Наблюдение за национальными выборами) и «Association of Democratic Reforms» (Ассоциация за демократические реформы), около 40% членов Индийского парламента и депутатов законодательного собрания были судимы, в том числе за такие серьёзные преступления, как убийства, вымогательства, похищения людей и изнасилования. «Лишь истина побеждает»? Политическое пространство адиваси и бедных крестьян узурпировано криминалитетом, возражали неправительственные и добровольные организации. Средний класс Индии выступил с замечательным предложением: вся политика направлена против бедных, коррумпирована и криминализирована, значит, мы можем быть демократией без политики. А поскольку адиваси и сельские бедняки, будучи «подчинёнными», не могут говорить за себя, эта обязанность ложиться на плечи неправительственных организаций и групп добровольцев.

Пока средний класс Индии отчаянно старался спасти сформировавшуюся во время борьбы за независимость мечту о нации, пала Берлинская стена, журнал «Тайм» заявил на обложке, что «коммунизм умер», а Фукуяма провозгласил, что и сама история закончилась.

Изобретая нацию в «глобализированном» мире

И вновь Индия находится в ситуации, сравнимой с началом прошлого столетия. Как и Британия начала XX века, США, ставшие после Второй мировой войны ведущей империалистической державой, экономически ослабли и делают ставку на милитаризм, который с трудом могут себе позволить. И вновь, по мере того, как сильнейший империалист ослабляет поводья, индийские промышленники и финансисты получают большую свободу действий. Приманка в виде десятипроцентного роста ВВП, рождающегося из множества новых атомных электростанций, горнодобывающих корпораций, заводов, специальных экономических зон и спекулятивных вложений, обещает им целый новый мир, нужно лишь осмелиться покорить его. Этот дивный новый мир требует подавления адиваси и беднейших крестьян. Что остаётся делать последним? А как же хвалёный «общественный договор»? Эти вопросы вполне очевидны даже для среднего класса Индии.

Однако глобализация размывает идею национального государства. Более того, она строится на том, что такие государства больше не имеют значения, а если и имеют, то только при условии утраты всех различий и приспособления к глобальному рынку. В Индии больше нет «элиты» из крупных собственников промышленности, которая стремилась бы объединиться со средним классом ради создания «сильного государства», способного бросить вызов империалистам и занять часть их рынка. Передел сфер влияния переместился на международную арену; теперь он происходит в ООН, ВТО, на саммитах Большой Восьмерки и Международных экономических форумах. А надоедливые адиваси упорствуют в своём «джал, джангал, джамин». Приняв «неизбежность» глобализации, средний класс Индии остался без интеллектуальных инструментов для рождения новой мечты о нации, для воплощения идеи самоопределения. Как должна выглядеть Индия его мечты? И какой «первоначальный взнос», говоря словами торговых посредников из ВТО, он готовы сделать, чтобы её защитить?

Поворотным моментом был Всемирный саммит по соцразвитию, состоявшийся в Копенгагене в 1995 году. Альберт Гор, бывший тогда вице-президентом США, провозгласил на нём, что поддержка стран «третьего мира» и помощь им в развитии будут впредь осуществляться через неправительственные организации и иметь целью «эффективное управление». Это «эффективное управление» перекликается с «ответственным правительством» колониальной эпохи. Какое место отвели адиваси и беднейшим крестьянам Альберт Гор и «Копенгагенская декларация о социальном развитии»?

С тех пор язык дискуссий в индийском обществе изменился. Индийские неправительственные и добровольные организации получили огромные средства. Но что ещё более важно, их вооружили новыми идеологическими и теоретическими инструментами, разработанными международными организациями: концепциями «расширения полномочий», «демократического развития», «эффективного управления», «участия гражданского общества» и так далее. Справедливости ради необходимо отметить, что многие применили их в качестве средства для спасения общественного договора. Но он никогда не имел отношения к «демократическому развитию», «расширению полномочий» и «эффективному управлению». Общественный договор не имел отношения к экономической и политической «прозрачности», как это пытаются представить сейчас. Он подразумевал самоопределение, равенство, справедливое перераспределение, разделение властей и беспристрастность; «правду, которая побеждает».

Увеличение финансирования негосударственного сектора, рост числа неправительственных и общественных организаций, а также программ «расширения полномочий» и «эффективного управления» вовсе не означает большей защиты интересов адиваси и беднейшего крестьянства. Более того, дело обстоит прямо противоположным образом: чем больше финансирования получали неправительственные и добровольные организации, тем больше росло влияние маоистов. Но до сих пор не существует ни социальных теорий, ни количественных или качественных методов исследования, которые могут установить какую-либо корреляцию между этими явлениями.

Неправительственные организации и группы добровольцев поднимали все те проблемы, которые волновали адиваси и беднейшее крестьянство: модели развития традиционных водных систем, распределения земли, сохранения лесов, коррупции и криминализации политики. Они уклонялись только от одного ключевого вопроса: вопроса о политической власти. Это был единственный вопрос, который подняли маоисты. Средний класс Индии хотел бы, чтобы адиваси и беднейшее крестьянство верили на слово в декларируемую солидарность с ними. Но как адиваси и бедные крестьяне могут в неё верить, если их низвели до уровня безгласых «подчинённых», которые более не являются дееспособными субъектами политики? Кроме того, если нет мечты о единой нации, то безоговорочной веры в неё нет и у самого среднего класса Индии.

Средний класс Индии под перекрёстным огнём?

Индийское государство использовало привычную формулировку, подав проблему как вопрос о выборе между насилием и ненасилием. В глобализированном, приватизированном мире, полном неправительственных организаций, индийскому государству нет нужды прибегать к пропаганде через Дурдаршан (государственная телекомпания), чтобы иметь собственный рупор. В приватизированном, глобализованном мире государственные претензии предъявляются посредством частных политических агентов, приверженных глобализации. Теория «молота и наковальни» здесь очень показательна. Её продвигали множество неправительственных и частных организаций. К примеру, в январе 2005 года Исследовательский фонд «Обзервер» в рамках Международной программы по наблюдению за террористической активностью провел двухдневный семинар, посвященный «наксалитской проблеме». Попечители этого фонда — выдающиеся журналисты, которые в разное время были членами правительств Индийского национального Конгресса и Народной партии Индии. На основе материалов семинара они опубликовали книгу под названием «Вызов наксалитов: причины, связи и политические альтернативы». Редактор издания, работающий в Институте оборонных исследований и анализа, специализируется на наксалитах — этой теме посвящена рубрика «Терроризм и внутренняя безопасность». Аннотация книги написана бывшим губернатором Джаркханда и главой штаба армии. Вопрос о том, считать ли маоистов террористами, вообще остался за рамками обсуждения.

Хорошо финансируемые организации делают предположения, ложащиеся в основу полемики, вырабатывают определения, которыми должен пользоваться индийский средний класс — потому что его засыпают исследованиями, публикациями, авторитетными мнениями в СМИ, и всё это основано на тех же предположениях, сделанных «мозговыми центрами». Отчет «Независимой гражданской инициативы» по деятельности Салваы Джудум, написанный уважаемыми гражданами, ряд которых близок к власть имущим, озвучивает позицию, весьма близкую теории «молота и наковальни». Она несопоставима со взглядами Джаяпракаша Нараяна или В.М. Таркунде. Что касается последних, их подход — отрицание ненасилия — проистекает из мечты о национальном государстве, основанном на общественном договоре времен борьбы за независимость; он касается маоистов так же, как и адиваси. Сегодня же позиция против ненасилия базируется на представлении об иной Индии: растущей мировой державе, которая должна придать глобализации «человеческие» черты.

Добавьте к этому многочисленные гранты на исследования, финансирование проектов и зарубежную поддержку, которые предоставляются неправительственным организациям, вкупе с требованием подстраиваться под нормы и представления либеральной демократии, парламентского процесса и юридических норм. Исчезло пространство для критического анализа, в котором можно было бы прямо сказать, что все эти процессы пытались внедрять, снова и снова, на протяжении шести десятилетий, но они завершались неудачей, а парламент, судебная система и исполнительная власть предпочли забыть об общественном договоре в интересах глобализации. Какое после этого новое видение национального государства может сформировать средний класс Индии?

Адиваси и беднейшие крестьяне продолжают настаивать на том, что это вопрос «джал, джангал, джамин». Маоисты, каковы бы ни были их идеологические мотивы и невзирая на их многочисленные политические и военные недостатки (см. дискуссию между Сумантой Банерджи[17] и маоистом из КПИ в «Экономическом и политическом еженедельнике» (Ecomonic & Political Weekly, 2.09.09, 19.09.09, 14.11.09), однозначно находятся на стороне адиваси и сельской бедноты. А средний класс Индии упорствует в том, что глобализации можно придать человеческие черты. Тем не менее, новая волна борьбы в Калинганагаре, Сингуре, Нандиграме, Лалгархе, ставит их перед необходимостью заново обсудить общественный договор, и эта необходимость требует возобновления борьбы за свободу, заключения новых союзов и новых теорий развития и деколонизации. «Мы тоже боролись за свободу», — говорит один сантал в недавнем фильме, посвященном Лалгарху. И они действительно это делают. Как мы ответим на этот вопрос? Скажем, что маоисты — плохие парни? Скажем, что санталы — «подчинённые», и за них должен говорить средний класс Индии?

Тектонический разлом в фундаменте Индии?

Общественный договор, выкованный во время борьбы за независимость, основывался на ложном посыле — вере в возможность построить современное либерально-демократическое капиталистическое национальное государство без колоний. Никогда не было и не может быть капитализма без колоний, пусть их формы и изменились с того рокового дня, когда Колумб отправился в плавание в поисках «сокровищ Индии». Глобализация вынуждает средний класс Индии колонизировать свой собственный народ. В этом нет ничего нового. Это происходило и под британским господством. Со времен Сираджа уд-Даулы[18] различные навабы[19] и раджи, часть индийской элиты, неизменно стояли на стороне империалистов, помогали им управлять империями и наживались на этом сами. Ещё Джон Стюарт Милль отмечал, что Индия стала огромной экспериментальной лабораторией Британской империи. Когда удача отвернулась от империи, она вынудила средний класс Индии занять своё место. Это происходит и сегодня. Структура национального государства и конституционализм мешают среднему классу Индии рационально осмыслить колонизацию собственного народа. Что делать индийскому среднему классу? Начать новую освободительную борьбу? Сформировать новый общественный договор? Так или иначе, это сложные вопросы. Куда проще заклеймить маоистов, используя империалистические ярлыки типа «войны с терроризмом», чтобы скрыть собственную неспособность создать новую мечту о национальном государстве. Куда проще оседлать волну восторгов по поводу глобализации с моральной высоты гандийского ненасилия. Средний класс Индии находится в глубоких раздумьях. Если бы только разлом, на котором основана современная Индия, исчез; если бы только адиваси перестали настаивать на своих «джал, джангал, джамин».

Текст публикуется с незначительными сокращениями.

Перевод с английского Виктории Слинявчук; редакция и примечания Елены Бучкиной.

[Оригинал статьи]



По этой теме читайте также:


Примечания

1. Подробнее об операции «Зелёная охота» см. статью Арундати Рой «Война господина Чадамбарама».

2. Англ. «subaltern»; данный термин в значении «более низкий по положению» использовался Антонио Грамши относительно общественных групп, являвшихся объектами гегемонии правящих классов. Термин был воспринят постколониальной теорией из трудов так называемой Группы исследований угнетения (Subaltern Studies Group) — историков, поставивших своей целью содействовать организации систематической дискуссии по проблемам угнетения и угнетенных при изучении южной Азии (примечание переводчика).

3. Киста Гоуд и Джангам Бхумия — члены Коммунистической партии Индии (марксистско-ленинской), крестьяне из Андхра-Прадеша, тайно казнённые во время «Чрезвычайного положения» 1 декабря 1975 года за участие в вооружённой борьбе, что стало первой со времён обретения независимости казнью по политическим мотивам.

4. Марабендра Рой — выдающийся индийский революционер и мыслитель, основатель Коммунистической партии Индии, деятель Коминтерна, позднее отошедший и критиковавший коммунизм сталинского толка. Полемика Роя с Лениным велась вокруг вопроса о том, чьи интересы представляет Ганди: крестьянства, мелкой буржуазии или индийской национальной буржуазии.

5. Шри Аурубиндо — индийский философ, поэт и деятель национально-освободительного движения; пережив в тюрьме «духовное озарение», отошёл от активной политической деятельности и сосредоточился на «духовной работе».

6. Бхагат Сингх — выдающийся индийский революционер-социалист, участник национально-освободительной антиколониальной борьбы и яркий критик гандистского пацифизма; казнён британцами.

7. События, произошедшие 2 февраля 1922 года в деревне Чаури-Чауре, положили конец Движению несотрудничества. Разгоняя антибритански настроенную толпу, полиция применила оружие, чем спровоцировала агрессию митингующих: полицейских загнали в участок и сожгли. После карательных акций Британии Ганди взял на себя всю ответственность и заявил, что индийцы ещё не готовы к независимости.

8. Вскоре после провозглашения независимости Коммунистическая партия Индии возглавила масштабное национально-освободительное восстание в Телангане — исторической области в современном штате Андхра-Прадеш.

9. Имеется в виду распространённая тактика сил безопасности: скрывать убийства невиновных гражданских лиц, оправдывая их «боевыми столкновениями с бандформированиями».

10. Джаяпракаш Нараян — видный деятель индийского национально-освободительного движения, основатель Народной партии, движений Граждан за демократию и Народного союза за гражданские права и глава оппозиции правительству Индиры Ганди в 1970-х годах.

11. Витхал Махадео Таркунде — индийский юрист, известен как «отец» индийского движения за гражданские права.

12. Сатьяранджан Сате — выдающийся индийский юрист и педагог, внёсших весомый вклад в развитие правоведения в стране; участник множества социальных движений.

13. Самар Сен — знаменитый бенгальский поэт-модернист, журналист и переводчик, главный редактор известного марксистского журнала «Frontier».

14. Судебные процессы по защите общественных интересов — в индийском праве: судебные процессы по искам, которые инициирует не потерпевшая сторона, а сам суд или другие лица. Присутствие потерпевшей стороны в суде не обязательно.

15. Лок адалат — «народные суды», решающие спорные вопросы путём примирения и компромисса.

16. Чрезвычайное положение — период с 25 июня 1975 года по 21 марта 1977 года, когда на территории Индии по совету премьер-министра Индиры Ганди президентом Фахруддином Али Ахмедом было введено чрезвычайное положение. Необходимость применения таких мер была вызвана массовым недовольством коррупцией и некомпетентностью чиновников и подтасовками результатов голосования. Протест вылился в массовые акции гражданского неповиновения с требованием вынести правительству вотум недоверия. Чрезвычайное положение было прекращено оппозицией, получившей на выборах абсолютное большинство голосов.

17. Сумантра Банерджи — индийский историк и журналист, специалист по народной культуре. Автор книги «Пробуждение Наксальбари. История движения наксалитов».

18. Сирадж уд-Даула — последний независимый наваб Бенгалии, Бихара и Ориссы, находился у власти в 1756—1757 годах; его поражение и казнь ознаменовали начало правления Британской Ост-Индской компании в Бенгалии.

19. Наваб — титул правителей в некоторых восточных провинциях в империи Моголов.

Имя
Email
Отзыв
 
Спецпроекты
Варлам Шаламов
Хиросима
 
 
«Валерий Легасов: Высвечено Чернобылем. История Чернобыльской катастрофы в записях академика Легасова и современной интерпретации» (М.: АСТ, 2020)
Александр Воронский
«За живой и мёртвой водой»
«“Закон сопротивления распаду”». Сборник шаламовской конференции — 2017