Январские казахстанские протесты стали одним из самых крупных социальных выступлений в постсоветской истории. Чтобы узнать об их реальных предпосылках социальном составе и действиях в ходе протестов, предлагаем послушать интервью, взятое сайтом «КЫРГСОЦ» у ветерана казахстанского профсоюзного движения Айнура Курманова. В условиях дефицита информации оно интересно как повод к размышлению о логике развития классовой борьбы в современном Казахстане.
«Слово “левый” стало после событий конца 1960-х гг. очень удобным — оно лишено конкретики и подразумевает лишь очень условную политическую окраску. Вроде бы все знают, кто такие “левые”, но под этим наименованием могут уживаться не просто различные, но прямо противостоящие друг другу феномены. И одно из последствий 1968-го в теории и политике заключается именно в том, что из “левизны” постепенно вымывалось конкретное содержание, что делало её, говоря языком “новых левых”, все более безопасной для Системы».
«Главным теоретическим оружием левых остаётся классовый анализ. Это отнюдь не значит, что можно механически переносить анализ Маркса, Плеханова, Ленина и т.п. на современную ситуацию. Метод необходимо совершенствовать, но принципы остаются неизменными. Зачем нужен классовый анализ в конкретной политической ситуации? Чтобы не вести пропаганду везде, чтобы не рассчитывать переубедить всех подряд, не обращая внимания на коренные различия интересов разных социальных групп. Смысл теории — именно в том, чтобы определить стратегию».
«Ситуация с Навальным, его успехи и неудачи, могут стать той отправной точкой, благодаря которой левое движение в России должно понять, что оно опоздало и на данный момент УЖЕ проиграло ведущуюся борьбу, и дебаты насчёт нашей «уличной» стратегии в период январско-февральских событий (в том виде, в котором они существуют) имеют весьма относительную ценность и должны быть направлены в иное русло. Посему, в таких условиях, главная текущая цель в период протестных акций отнюдь не поспешно, сломя голову, бросаться без всякого понимания ситуации, своих собственных сил, возможностей и стоящих задач прямиком в толпу, или же отсиживаться дома».
«Местным левым нужно поддерживать не государственный капиталистический режим Лукашенко — хотя он и лучше для рабочих, чем диктатура империализма Запада, — а вести революционную борьбу за социализм. Однако с этим в стране катастрофа. Единственное, что смогли сделать местные борющиеся левые в текущих событиях — это Telegram-канал “Забастбел”. Очевидно, для поиска сторонников в лагере оппозиции они использовали в агитации белый и красный цвета, слово «народ» вместо понятия «класс» и т.д. На этом примере видны общие настроения протестующих и сила тех местных левых, которые идут на большой компромисс ради привлечения людей на свою сторону. В стране нет ни одной группы марксистов с серьезными политическими задачами».
«Мы признательны всем, кто откликнулся — и нашим авторам и постоянным читателям, и тем, кто написал нам впервые. Ваши советы и предложения помощи — пришедшие по почте, присланные в соцсетях, высказанные в личных беседах — помогли выбраться из тяжёлого периода и наметить новые пути развития. На данный момент кризис в значительной степени преодолён. Редакция пополнилась новыми товарищами, и мы смогли активизировать работу по долгосрочным темам: концепциям периферийного капитализма и зависимого развития, трансформации современного капитализма и т.д.».
«Безусловно, вести пропаганду против правительственной и либеральной идеологии — это крайне важное дело, однако сейчас, когда число левых столь мало, а уровень их политической сознательности столь низок, не меньшее значение имеет сохранение и развитие марксистской теории, очищенной как от сталинистских, так и от постмодернистских и прочих ненаучных интерпретаций. Для формирования левого движения нужны не академические карьеристы и не уличные активисты, марширующие под ручку с либералами, а люди, способные критически мыслить, работать над собой и вносить реальный вклад в защиту истории народной борьбы и развитие новой революционной идеологии. Для таких людей мы пишем и именно с такими людьми мы готовы находить общий язык, взаимодействовать и сотрудничать».
«“Розовый прилив” опирался на социальную структуру, которая уже была изменена двадцатью годами деиндустриализации и промышленной фрагментации. Это имело два принципиально важных последствия: во-первых, новоизбранные правительства получили гораздо меньше рычагов влияния на правящие классы, чем их предшественники, а во-вторых, они склонялись к клиентелизму, иерархичной модели правления, что, как оказалось, ограничило их возможности. В конечном итоге “Розовый прилив” был уничтожен теми, чьи интересы должен был представлять, в то время как классическое левое движение потерпело поражение от верхов, которые оно пыталось сместить».
«Книга Бориса Ивановича Максимова просто обязательна к прочтению для всех, кто хочет понять современное российское общество, и в особенности для людей левых взглядов. Несмотря на то, что она издана почти пятнадцать лет назад и посвящена в основном периоду 1990-х годов, её нисколько нельзя назвать устаревшей. Во-первых, потому что именно тогда, в девяностые, были заложены основы социально-экономического порядка, который господствует в России по сей день. А во-вторых, то, что мы наблюдаем сегодня — новый виток экономического кризиса и антисоциальных реформ, вдохновлённых идеологией гайдарочубайсовщины, — как бы вновь возвращает нас в те самые девяностые».
«Не секрет, что журнал переживает нелёгкие времена. Более 15 лет являвшийся по-настоящему просветительским и контрпропагандистким ресурсом, последнее время он находится в состоянии кризиса и стагнации. Вы наверняка заметили, что количество материалов резко сократилось, диапазон тем сузился, отсутствует реакция на многие актуальные события. «Скепсис» нуждается в серьёзном – радикальном – обновлении. И редакционного коллектива, и принципов работы. Производить это радикальное обновление мы без связи с вами не можем и не хотим».
«Фетишизм — не обман разума. В этом состояло печальное заблуждение многих марксистов, хороших людей с верными взглядами, которые, однако, с моей точки зрения, в корне не поняли “Капитала”. Полагать, будто фетишизм есть лишь вид иллюзии, идеологический феномен — будто, если мы его исчерпывающе объясним, то тем самым и преодолеем, — критическая ошибка. Это очень наивный взгляд, предшествовавший Марксу и типичный для просвещённых людей европейского XVIII века, согласно которому невежество народа преодолевается хорошим разъяснением, когда учёные — просвещенное меньшинство — растолковывают невежественным массам, как устроен мир, и этим кладут конец фетишизму. Маркс от такого умирал со смеху».
«Помню, как-то раз одна преподавательница режиссерского искусства, человек прекрасный, но очень склонный к академической моде лингвистических и постмодернистских кругов, в течение двух месяцев настаивала, что всё есть нарратив, а истины не существует. Я молча слушал её. Пока однажды не выдержал, не поднял руку и не спросил: “Я хотел бы уточнить, «без вести пропавшие» погибли или гуляют по Парижу? Они исчезли, или это всего лишь нарратив?” Дискуссия сразу закончилась. Женщина моментально признала, что они исчезли, они погибли, и это трагическая, но неопровержимая истина. Признание этой исторической истины, гибели 30 тысяч товарищей, было плодом долгой и упорной общественной борьбы!»
«Уверен, что сейчас главная теоретическая полемика марксистской философии практики ведётся не против диамата, в который уже почти никто не верит, и который достаточно скудно представлен среди левых организаций. Ныне главная задача заключается в полемике с политическими производными постмодернизма и постструктурализма (оба — исключительно европейского, преимущественно французского происхождения), которые в Аргентине обыкновенно принимают более симпатичное название и менее отталкивающую форму “автономизма”. И здесь речь идёт уже о борьбе не столько против правых, сколько внутри собственного лагеря».
«Думаю, нам ещё предстоит сделать анализ советского опыта, причём строго научный. Анализ, свободный от любых признаков сентиментальности или идеологических симпатий, анализ, дающий точный результат. Я не призываю рассматривать эту тему, отказываясь от наших активистских, классовых позиций — это невозможно. Но я призываю попытаться внимательно рассмотреть этот опыт, полностью его обнажить, прослушать и просветить рентгеном — вплоть до последнего, самого тёмного уголка, чтобы понять корни всего, что было сделано хорошо или плохо. Потому что, может быть, этот опыт — в его улучшенной версии — единственная возможность нашего спасения как биологического вида».
«Ничего мы не защитили и ничего не добились. Результат может быть вполне описан словами вождя мирового пролетариата, сказавшего, что если революция назревает, но не происходит — то общество начинает гнить, и это гниение может продолжаться десятилетиями. Формы правления, освоенные нынешними российскими верхами, обрекают Россию не просто на отставание и деградацию, а на уничтожение, на погружение в историческое небытие».
«Закон ослабляет ход обратной передачи общественной собственности муниципалитетам: при распределении бюджетных средств органы местного самоуправления обязаны отдавать приоритет частным компаниям в управлении этими фондами; к тому же он стимулирует распродажу того, что осталось от муниципальной доли. Муниципалитеты, настаивающие на сохранении своих прав на службу водоснабжения, раз в три года обязаны выкладывать сумму денег, равную сумме запланированных инвестиций — нелепое требование в эпоху “жёсткой экономии”. Более того, закон запрещает муниципалитетам использовать доходы от продажи долей в выкупе частных активов с целью возвращения их обратно в муниципальную собственность».
«За эти годы среди чёрных радикалов много кого было. Были серьёзнее, были отчаяннее, были умнее, были многочисленнее, были экзотичнее, были интереснее. Но именно “Чёрные пантеры” остались — вовсе не в политике — в американской культуре, как тревожащий и завораживающий, двусмысленный и суровый, опасный и будоражащий романтический образ человека “решившегося”, “перешагнувшего черту”. Издеваясь над культурными националистами, сами “пантеры”, как ни парадоксально, изменили черную общину именно через создание новой системы ценностей».
«Я не считаю (и никогда не считала) революцией, процесс, возглавленный Уго Чавесом в Венесуэле, а его режим – левым. На мой взгляд, речь идет о разновидности хорошо известного в Латинской Америке ХХ века типа режима – авторитарного популизма. Его главная цель – это власть, очень часто – личная власть лидера, которую он и его окружение стремятся продлить до бесконечности, опираясь при этом на зависимые от государства слои населения».
«Вы говорите “левоцентристская оппозиция”? А почему же тогда её только что избранные депутаты уже потирают руки, предвкушая, причем открыто, говоря об этом перед телевизионными камерами, как они смогут отозвать Закон о справедливых ценах, который определяет пределы прибыли в торговле, или Органический закон о труде, а также как они не позволят принять так называемый Закон о семенах, который ограничивал бы возможности транснациональных компаний в присвоении местных видов семян. Уже слышатся их голоса о приватизации здравоохранения. Законы, которые, по их мнению, новый состав Ассамблеи должен принять как можно скорее, — это законы, цель которых повернуть вспять социальные завоевания этих 17 лет, например, закон, дающий обратный ход экспроприациям латифундий, земля которых не обрабатывалась, в пользу крестьянских хозяйств»
«Народ работает над идеей демократической автономии начиная с 2005 года. И в Турции, и в Иране подобные группы также формируются, и они пытаются запустить тот же процесс. Но в Рожаве эта работа смогла принять совершенно иную форму — отчасти, безусловно, из-за войны. Народ развивает единую программу, пытаясь вписать её в существующие структуры власти. Гражданская война в Сирии дала возможность развивать этот план, но нельзя сказать, что движение хотело этого».
«Переговоры СИРИЗА с “Тройкой” стали поучительным примером: они показали нежелание антидемократических институций уважать демократический выбор суверенных национальных государств. Более того, нежелание “Тройки” взимать выплаты по долгам с растущей, а не угнетённой экономики, демонстрируют, что она осуществляет экономическую стратегию на основе экстремальной неолиберальной парадигмы. Если Греция обанкротится, следствием станет притеснение всех европейских демократических движений. Это станет знаком поражения первого серьёзного демократического вызова неолиберально-технократическому порядку Европы».
«Все, чего мы хотим — это чтобы нас услышали, провели честное, общественное, реальное (а не виртуальное), гласное обсуждение системных проблем московского здравоохранения, с участием руководителей всех уровней, представителей врачебного сообщества и сообщества пациентов, представителей политических партий, представителей прессы, для того, чтобы отныне и впредь вся работа московского здравоохранения строилась на законных научно-обоснованных принципах, дающих возможность врачу не только достойно работать, но и достойно отдыхать, а пациенту получать достойное лечение».
В 2011 году профессор А.И. Воробьёв был уволен с должности директора ГНЦ. Он возглавлял этот институт с 1987 года. Под руководством Андрея Ивановича коллективу института удалось добиться излечения 80% лимфосарком и лифмогранулематоза. Сегодня же все достижения, накопленные за почти вековую историю центра, фактически уничтожаются. Как и многое другое в рамках так называемой «оптимизации» и «модернизации» здравоохранения в Москве и других регионах страны. В своем обращении ученый и врач дал анализ проводимых «реформ» и сделал оценку заявлений московских чиновников.
«На пресс-конференции состоялась презентация общественного доклада о кризисе в столичной медицине “Здравоохранение Москвы — 2014”. Доклад содержит собранные активистами данные о массовых закрытиях медучреждений столицы и сокращениях их сотрудников».
«Чиновники от медицины надеялись тайно и в относительно тихой обстановке провести под видом “реформы” ликвидацию медучреждений с целью коммерческой выгоды. Но после московского митинга 2 ноября, куда пришло 6,5 тысяч человек, после активизации сообщества неравнодушных работников здравоохранения — “реформаторам” пришлось отвечать на вопросы общественности, оправдываться и нападать в СМИ на медработников, которые якобы не желают “оптимизации”. На самом деле это враньё — у медиков есть предложения по реформе, чиновники же просто боятся публичного обсуждения того погрома, который они устраивают».
«Эта “реформа” — результат чиновничьего произвола. Она не имеет ничего общего ни с сохранением здоровья людей, ни с задачами развития здравоохранения, ни с обеспечением нормальных условий работы врачам и другим медработникам. Все действия в ходе «реформы» проводятся втайне, на основе ложной статистики, чиновники регулярно лгут о происходящем, наращивая темпы ликвидации роддомов, поликлиник, больниц, диспансеров и т.д. Чиновники не считаются с мнением медиков-экспертов и не учитывают мировой опыт».
«Проводимые “реформы” антинародны. Ответом на них может быть только сопротивление, иначе у медицинских работников нет шансов сохранить достоинство и работу, а у пациентов нет шансов защитить себя от произвола чиновников. Мы призываем поддержать нас, медиков и пациентов, объединившихся в борьбе против чиновничьего произвола, против уничтожения десятилетиями создававшейся системы медицинской помощи!»
«Мы находимся в самом начале очень долгого пути по созданию настоящего левого движения в странах “новой периферии”. И хотим мы этого или не хотим, наши страны обречены быть в арьергарде революционного движения в странах “третьего мира”. Неприятно, конечно, но, как известно из марксистской классики, нельзя выставлять собственное нетерпение в качестве аргумента».
«Эти интервью делались для того, чтобы еще раз немного рассказать в Латинской Америке о происходящем в Украине, минуя кривые зеркала официальной международной прессы, как западной, так и российской. Это взгляд очевидцев и участников последних драматических событий, разумеется, не отстраненно-“объективный”, а честный; “снизу”, потому что интервьюируемые не имеют ничего общего со властью и “слева”, потому что основным корнем проблем Украины они видят несправедливое социальное устройство нашего общества».
«Казахстанский (постсоветский) капитализм тоже уникальное явление, фактически не имеющее прецедентов в мировой истории. Никогда еще не случалось такого, чтобы страны покинувшие периферию экономической миросистемы (СССР, напомню, именовался “вторым миром”) вновь туда возвращались. Не было случаев, чтобы общества ударными темпами прошедшие столь радикальную модернизацию, также стремительно скатывались бы в архаику и отсталость. До тех пор, пока эти сложные процессы не будут изучены, невозможно говорить о выработке политической стратегии для левого проекта в Казахстане и других государствах центральноазиатского региона».
«Если Майданы в Киеве и на Западной Украине и ДНР являются примерами народных движений, это вряд ли можно сказать о донецком Евромайдане и митингах за единство Украины. Если в контексте ДНР визуально можно говорить о более или менее объективном срезе населения по возрасту и классовой принадлежности, в случае евромайданной публики бросается в глаза узость ее социальной базы. Участники этих митингов представлены преимущественно студентами, интеллигенцией, “средним классом”».
«Пресытившись разговорами о собственной неполноценности, восточный регион восстал. Неповоротливый, тяжёлый на подъём дракон донбасского протеста вышел из своей пещеры и начал расправлять крылья. Жители промышленных городов начали бунт против людей, пришедших во властные кабинеты “на штыках” майдана. Но Янукович и другие деятели свергнутой власти, которую называли едким словечком “донецкие”, вызывают здесь не меньшую ненависть».
«Не думаю, что открою Америку, сказав, что большинство севастопольцев и жителей Крыма не воспринимает Украину как свою Родину. Можно к этому относиться положительно или отрицательно, однако таково положение дел. Для местных Родина — это Севастополь или Крым соответственно. <…>
Такое отношение подкреплялось и действиями киевских властей. По вполне определённым причинам политического толка в Севастополе с самого начала независимости Украины отсутствует выбираемый горожанами мэр или городской голова. <…> Причём народные депутаты однозначно называли причину: Севастополь изберёт себе пророссийски настроенного мэра».
«Люди после 20 лет мирных разрозненных демонстраций поняли, что они ни к чему не приведут; и вдруг запылали здания правительства и парламента, здание прокуратуры Тузлинского кантона оказалось забросано камнями. Хотя, по моему мнению, в поджоге здания парламента не было смысла, потому что у парламента нет полномочий в вопросах, касающихся заводов и рабочих. Это здание стало для людей олицетворением несправедливой власти, поэтому его подожгли. Но люди, стремясь направить свой гнев на властные структуры, всё-таки смогли самоорганизоваться».
«Приватизация приводила к тому, что предприятия попадали в руки людей, заинтересованных в том, чтобы высосать деньги из предприятия, а затем закрыть. Но иногда банкротство происходило из-за бездарности нового хозяина. За последние годы в Тузле закрылось несколько крупных фабрик. Рабочих увольняли. Рабочие пытались устраивать как забастовки против сокращения и невыплат зарплат, увольнений, так и против закрытия заводов. Рабочие приходили под двери администрации каждую неделю, но это ничего не решало. Между тем ситуация с безработицей по всей Боснии постоянно ухудшалась».
«Сторонники Майдана вменяют мне — и всем тем, кто на него не выходит, — трусость, черствость и содействие власти. Но я готова была стоять против многочисленных реформ власти, когда никто из вас не обращал на них внимания. Многим из вас не было дела до свободы мирных собраний, до коммерциализации медицины и приватизации железной дороги, мало кого волновали невыплаченные зарплаты на стройках Киева. Теперь же вы упрекаете меня в том, что я не стою с вами на Майдане и не призываю стоять, гибнуть и убивать там других — за что?»
«Я ненавижу евроидиотов, которые начали всю эту движуху из-за своих евроглюков и культурного шовинизма. Я ненавижу мерзавца, который цеплялся за власть, несмотря на десятки смертей, и теперь хочет вернуться в страну на иностранных танках. Я ненавижу бывшую оппозицию и теперешнюю власть, которая не нашла ничего лучшего, как спасать мову, вводить фашистов в правительство и обещать непопулярные социальные решения».
«Опасность для власти представляют отнюдь не малочисленные, оторванные от масс “гражданские активисты”, вышедшие поддержать заключённых. И, тем более, не схваченные наобум участники шествия 6 мая 2012 года. <…>
Ненависть к бюрократам-паразитам в обществе накапливается — вне идеологий, вне социального протеста, вне политики. И чем меньше в обществе будет навыков самоорганизации и солидарности — тем более жестоким и разрушительным может быть социальный взрыв».
«В левом лагере я восемь лет — фактически с того времени, когда здесь начали проявляться первые признаки жизни. Начиная даже не с нуля, а с отрицательной величины, я был свидетелем и непосредственным участником первых шагов леворадикального движения, когда оно добивалось первых, пусть и скромных, успехов. Сейчас, считаю, настал момент, когда нам нужно максимально критически оценить весь предыдущий опыт. Подумать, что мы делали не так, где прогадали, когда ошиблись».
«Власти всевозможными способами насаждают в обществе идеологические мифы, распространение которых облегчает манипуляцию общественным мнением. Поэтому необходима сознательная борьба против национализма, фашизма, клерикализма и неолиберализма. Необходимо изучать — теоретически и эмпирически — социальные отношения в современном российском обществе, а также в мире; без этого невозможно создание ни тактики, ни стратегии для социалистического движения. Необходимо восстановление и сохранение памяти о революционно-демократической традиции в России и мире, чтобы учиться борьбе на конкретных исторических примерах — и учиться осознавать саму возможность альтернативы».
«Авария на шахте им. Дзержинского унесла жизни двоих горняков. 105 шахтерам удалось самостоятельно выбраться на поверхность. Этот взрыв вряд ли попадет в списки резонансных катастроф. За последние 10 лет в Кузбассе произошло 9 крупных аварий (свыше 5 погибших). Только в них задохнулись, сгорели или были похоронены заживо 346 горнорабочих. В последний раз вопрос об условиях труда горняков всерьез взволновал общественность в 2010 году, когда в результате взрыва на шахте “Распадская” в Междуреченске погиб 91 человек. Тогда шахтеры, возмущенные враньем властей о количестве жертв и, якобы, 80-тысячных зарплатах угольщиков, перекрыли железнодорожную магистраль и вступили в столкновение с ОМОНом. Чиновники, как обычно, рапортовали о принятых “мерах безопасности”, компенсациях семьям погибших и наказании виновных. Рядом с шахтой построили часовню».
«Мобилизация началась с решения правительства Азарова приостановить переговоры о подписании договора об ассоциации с ЕС. Это означало, что надежды очень многих этих проевропейских украинцев, надежды на европейскую утопию. <…> Это создало так называемую “фокальную точку” — событие, в связи с которым возникает массовое представление, что приложив относительно небольшое количество усилий и жертв на протест, можно в результате успеха достичь кардинальных общественных изменений, принципиально меняющих жизнь к лучшему или, наоборот, предотвратить надвигающуюся катастрофу, которая возникла после отказа подписывать соглашение об ассоциации. Это и выводит массы людей, которые раньше в общем-то в политике не участвовали. Эти люди не выходили на социально-политические протесты, не выходили бороться за свои студенческие интересы или против неолиберальных реформ, проводимых правительством Азарова… Но вот то, что оно украло у них “Европу”, вывело их на улицу».
«Работники нефтяной промышленности на западе Казахстана в 2011 году начали одно из самых массовых стачечных движений в постсоветской истории, а после этого пострадали от одной из наиболее жестоких расправ: в Жанаозене 16 декабря 2011 года правоохранители убили не менее 16 человек, и ранили, по крайней мере, 64. Бунт рабочих вызвал такую паранойю среди казахской элиты, что после подавления этого движения правительство прибегло к использованию судов и полиции для беспрецедентного давления на активистов профсоюзов, политическую оппозицию и журналистов».
«Был третий путь между коммунизмом и капитализмом — путь демократизации с одновременным перераспределением богатств страны. И Южная Африка под руководством АНК получила уникальный шанс претворить эту мечту в реальность. К этому народ подталкивало не только бесконечное восхищение Манделой и стремление его поддержать — это было частью борьбы против апартеида в последние годы. В 1980-е годы возникло массовое движение, которое перешагнуло пределы Южной Африки. Его активисты эффективно пользовались таким оружием, как бойкот корпораций, — они отказывались покупать продукты из Южной Африки и товары иностранных фирм, которые имеют дело со страной апартеида. Эта стратегия позволяла достаточно сильно нажать на корпоративный сектор, чтобы он подталкивал не шедшее на компромиссы правительство Южной Африки покончить с апартеидом».
«То, что мы наблюдаем в Киеве — это, скорее, бунт “среднего класса” — бюргеров и их деток — социальной базы нацистов, которая тоже никогда не исчислялась единицами или десятками. И это как раз люди, которые хорошо чувствуют свои классовые интересы — чувствуют и прекрасно сознают (несмотря на то, что они читают и какие фильмы смотрят). Не следует говорить и об “обманутых” — они не обмануты, они как раз проявляют классовую солидарность, только, естественно, свою классовую солидарность».
«Хотя с момента разгрома Фронта прошла уже почти треть века, а существовал он всего три года, с 1976 по 1979 г., особого влияния на политическую обстановку в стране не оказал и серьезного вклада в падение режима Пак Чон Хи не внес, целый ряд моментов в программе Фронта делает его создание водоразделом в истории левого движения Южной Кореи. <…> Фактически в первый раз с середины 1950-х гг., когда уничтожены были последние коммунистические партизанские отряды в горах Чирисан (юго-западная Корея), радикалы брали в перспективе курс на вооруженную борьбу с существующей системой».
«Мужество рабочих, участвовавших в забастовке, не подлежит сомнению — ведь в этот раз борьба была едва ли не острее, чем в 2012 году на “Бентелере”. И это еще раз доказывает, что забастовка в наши дни становится едва ли не единственным аргументом, имеющимся у рабочих для того чтобы остановить произвол иностранных капиталистов, обнаглевших от осознания собственной безнаказанности и своей дружбы с представителями властных структур и сил правопорядка. Классовая борьба возвращается в своей самой что ни на есть классической форме».
«На забастовку на “Антолине” решились в середине октября. Продлилась она три дня и закончилась подписанием рамочного соглашения с работодателем. Тот, во-первых, пообещал не применять санкций к бастовавшим. Во-вторых, провести выборы в «единый представительный орган» работников предприятия. В-третьих, обязался рассмотреть вопрос о повышении зарплаты. По всем трем пунктам тут же начались проблемы. <...> Повторная забастовка стартовала в начале ноября. Ответные действия на нее администрации стали для России чем-то новым и удивили не только профсоюзников, но и вполне лояльную трудовую инспекцию, местного уполномоченного по правам человека и даже городского прокурора Всеволожска».
«Уже не первый год Департамент здравоохранения Москвы “реорганизует” и “реформирует” медучреждения города. Но работа поликлиник не становится лучше, амбулаторная медицинская помощь не становится доступнее. Наоборот – перепрофилирование медучреждений делает их менее доступными для пациентов, ведет к массовым сокращениям медработников, к разрушению сложившихся коллективов и, как следствие, к ухудшению качества медицинской помощи».
«Раньше мы могли следить за режимом труда и отдыха через компьютерную систему “Аккорд”, которая предполагает разные степени допуска. Лётный директор, например, имеет допуск ко всей информации, включая личные данные. Профсоюз же интересовали только график работы и его исполнение: чтобы полётное время не превышало 90 часов в месяц, чтобы соблюдался отдых между сменами, еженедельный отдых, график отпусков. Зачастую у некоторых пилотов не рабочее, а полётное время доходило до 55 часов в неделю. Прибавьте к этому час перед рейсом и полчаса после, а кроме того — тренажёры, резервы, явки, учёбу... Получается, ещё большее превышение. Так в авиации с 2005 г. сбылась мечта Прохорова, когда он говорил о 60 часах рабочего времени в неделю».
«Нарушения, выявленные инспекцией, касались <...> всех пилотов «Аэрофлота». Поэтому 17 января 2013 года Государственная инспекция труда Москвы выдала авиакомпании очередное предписание: доплатить всем, за весь период действия спорного зарплатного приказа. <...> Это означало, что “Аэрофлоту” придется-таки доплатить всем своим пилотам (их больше полутора тысяч) за “вредность и ночь” за 17 месяцев. То есть — отдать работникам больше миллиарда рублей и, кроме того, заплатить десятки миллионов рублей налоговых отчислений».
«Шахтеры в массе своей, оставаясь некомпетентными, по сути, во всей совокупности экономических вопросов, не получив в течение длительного советского периода возможности приобрести опыт классовой борьбы, не получив прививки здорового недоверия к политиканам, оказались на удивление восприимчивыми к лозунгам различного рода политических авантюристов, а также “своих собственных” начальников, многие из которых, к тому же, вышли из шахтерской среды».
«В СИЗО условия хуже, чем в колонии. У нас в камере площадью двадцать метров сидели сорок человек и было только двенадцать коек. Спали по очереди в три смены. Прошел месяц, полтора… Мы вышли во время обхода и отказались возвращаться, пока нормальных условий не будет. Кого-то избили, на других собак спустили, но все-таки требования наши выполнили и по разным камерам нас раскидали, где было получше».
«Скверу у кинотеатра «Высота» на юго-востоке Москвы, в Кузьминках, грозит вырубка. Здесь местные власти – префектура ЮВАО и управа Кузьминок – планируют построить храмовый комплекс на тысячу прихожан, с колокольней, воскресной школой и домом причта. Будут уничтожены тенистые аллеи, вырублены огромные липы и кусты сирени, посаженные первыми жителями района в 1960 году».
«Если прежний мэр Лужков оставил по себе печальную память разрушением исторического облика Москвы, то Собянин, безусловно, войдет в историю города как градоначальник, одаривший москвичей духовностью “шаговой доступности”. Весьма логично, что в городе, ставшем, благодаря нынешним властям, эталоном культуры потребительства, его главе пришла в голову “здравая” мысль сделать сеть по продаже культовых услуг столь же разветвленной и столь же типовой, как супермаркеты вроде “Пятерочки” или “Седьмого континента”».
«Когда Ю.Н. Малышев приехал на депутатские слушания к нам, в Кемеровскую область, он сказал: если вы в городе Прокопьевске все затонете — это будет очень хорошо. Так прямо и сказал. Он тогда был, по-моему, министром угольной промышленности. Мы были все в шоке. Для нас это было потрясением... Во-первых, мы живём в этом городе, мы переживаем за этот город. Практически во всех семьях кто-нибудь работает на этих угольных предприятиях. Для нас это очень важно. Во-вторых, у нас нет таких предприятий, куда бы можно было свободно уйти с шахты и устроиться на работу».
«Чиновники воюют с очередным детским медицинским учреждением. На этот раз очередь дошла до Городского консультативно-диагностического центра по специфической иммунопрофилактике, где лечение проходят преимущественно дети. Его переводят из особняка по адресу Успенский переулок, 16, расположенного в центре города, в район метро “Октябрьское поле” на улицу Маршала Бирюзова, 35. Формальные причины переезда, которые озвучивают чиновники, очень типичны: якобы здание не соответствует требованиям противопожарной безопасности, в нём отсутствуют условия для людей с ограниченными возможностями и не хватает помещений для размещения новых кабинетов специалистов».
«“Заемный” труд с началом нового века стал массово применяться во многих странах, но нигде в мире нет, наверное, такого варварского и бесцеремонного отношения к наемным работникам, как в Южной Корее, названной в свое время за свои экономические успехи “азиатским тигром”. Вот только те, кто употребляет такие эпитеты, почему-то все время забывают упомянуть, что экономическое благополучие этого “тигра” покоится на костях тысяч южнокорейских рабочих».
«Коррумпированные чиновники и олигархи в России и не только, очевидно, боятся независимых профсоюзов. Постепенно законодательно им урезают права и возможности для работы. Вообще, олигархи и прикрывающие их коррумпированные чиновники опасаются солидарности трудящихся, которая проявляется в любой форме, например, в форме социального протеста.<...> Мы должны быть всегда готовы поддержать бастующих рабочих с другого предприятия, с другой части страны. Уверен, что пока рабочие сами не встанут на путь борьбы за свои права, нет смысла надеяться на лучшее».
«Мы рады, что здравый смысл, наконец, возобладал. Однако тот факт, что уступки компании нашли выражение только в приказе, а не в соглашении с профсоюзом, говорит о том, что все слова о социальном партнерстве, которые мы слышали от “Фольксвагена” – это только слова. Мы огорчены этим, однако считаем, что реальная производственная демократия зависит не от красивых фраз, а от соотношения сил. Если большинство рабочих “Фольксвагена” вступит в профсоюз и будет активно его поддерживать, мы сможем добиться еще больших успехов».
«Основной интерес в ликвидации социальной сферы другой, и он заключается в высвобождении рабочей силы. Представители крупного бизнеса хорошо это понимают... Политика государства, зачищающая целые области от бюджетного здравоохранения и образования и ликвидирующая моногорода, создаёт армию людей, вынужденных принимать любые условия работы, готовых восполнить любой дефицит в рабочей силе. Основным источником дешёвой рабочей силы должны стать малые города».
«Несмотря на широкую огласку и негативную реакцию общественности, Минздрав России не собирается отказываться от намеченного курса реформ, направленных на уничтожение социальной сферы, списывая возникающие проблемы на плохую работу региональных чиновников и главврачей конкретных больниц и поликлиник».
«С экранов телевизоров в обществе насаждается миф о благополучии медиков. Власть же заняла по отношению к врачам очень лицемерную позицию: с одной стороны, медикам платят катастрофически мало в надежде, что их “прокормят” пациенты, а с другой стороны — обществу говорят, что зарплаты в здравоохранении постоянно растут.Мы стараемся заявить о проблемах отечественной медицины, и если раньше о них говорили только с точки зрения пациентов, то сейчас всё больше СМИ начинают говорить о проблемах так, как их видят медики».
«Какие же ресурсы важны для того, чтобы протест стал рациональной, оправданной реакцией на проблему? Отнюдь не только и не столько банальные деньги и печально известная “биомасса”. Важно наличие времени — именно поэтому молодые люди чаще приобщаются к социально-политическому активизму <...> Очень важным является культурный ресурс — навыки критического мышления, позволяющего поставить под сомнение выгодное чиновникам оправдание несправедливости; понимание структурных причин социальных проблем, которые не сводятся к недостаткам и интересам конкретных личностей; знание успешных примеров социальной борьбы…»
«Великое начинается с малого. Прогрессивные преобразования в Венесуэле, которые во многом служат примером для нас в России, были бы невозможны без навыков низовой самоорганизации, без традиций солидарности и коллективизма. И сам Чавес без всего этого был бы невозможен. Нисколько не отрицая роль личности в истории, всё-таки стоит отметить, что он смог стать тем, кем он стал и сделать то, что он сделал, именно потому, что на всех важнейших поворотах чувствовал за собой народную поддержку, чувствовал себя голосом народа».
«Нулевая толерантность по отношению к глупости и подлости, солидарность и ответственность (перед собой, перед профессией, перед обществом) — это нормально. Пока преподаватель выражает своё недовольство лишь посредством тихого бурчания на кафедре; пока его мало волнуют проблемы врачей, учителей, работников культуры, рабочих и других уязвимых категорий населения; пока его не задевают публичные проявления невежества, хамства и подлости от власть имущих и “успешных” людей — до этих пор преподаватель будет беззащитен и никому, кроме себя, не нужен».
«Причиной появления письма стала новая фаза многолетней реформы образования. 11 декабря Дума принимает во втором чтении новый Закон об образовании, в котором вообще нет упоминания о гимназиях и лицеях, а поддержка детей с ограниченными возможностями декларируется без какой-либо конкретики. Школы страны перешли на подушевое финансирование, при котором все школы получают поровну денег за каждого ребёнка. В Москве активно идёт процесс слияния школ и детских садов, взят курс на создание безликих “образовательных холдингов” (которые уже прозвали “колхозами”)».
«Участники массовых общенациональных кампаний, даже требуя отставки правительства, импичмента президента и роспуска Верховной Рады, пока не готовы поставить вопрос о системных изменениях общества, скорее ожидая “лучших” политиков, “настоящих” лидеров, “новой элиты”. На этом и строится феномен неожиданно высоких результатов “третьих сил” во время последних выборов — Тигипко и Кличко, в частности. “Свято место пусто не бывает” — в ответ на растущий спрос обязательно появится последовательно социально-ориентированное, хоть и неизбежно персоналистичное, популистское политическое движение. И это вопрос для серьезного анализа и дискуссии — следует ли самым левым его инспирировать и возглавить».
«Нужно помнить, что мы имеем дело не с отдельными ошибками и даже не с извращениями, а с сутью нынешнего государственного и общественного строя; что без ликвидации нынешней системы власти и нынешних отношений собственности, без национализации ключевых отраслей экономики, без установления реального контроля населения страны над её ресурсами нам не спасти ни культуру, ни медицину, ни образование. И из таких митингов, как митинг в защиту здравоохранения, должно вырасти полноценное общественное движение, ставящее целью коренное преобразование России».
«Мы, неравнодушные граждане: больные и здоровые, родители, врачи и медицинские работники, просто жители, собрались на митинг, возмущённые действиями чиновников Минздрава и Департамента здравоохранения Москвы. Чиновники проводят реформы здравоохранения спешно, тайно, без публичного обсуждения среди широкой общественности и врачей. Эти реформы проводятся не в интересах большинства граждан РФ, нарушают право каждого, а значит, они незаконны и несправедливы».
«Развал бюджетной медицины полным ходом идёт во всех регионах России. Чиновники говорят об «оптимизации» медицинской помощи — но налицо только уничтожение жизненно необходимых лечебных центров. Коммерциализация, которую государство навязывает врачам в угоду бизнесу, идет во вред не только доступности, но и качеству медицины. В интересах же большинства населения — сохранение всеобщего доступного и качественного здравоохранения».
«В очередной раз мы смогли убедиться в том, что именно в странах “третьего мира”, обреченных на экономическую зависимость от метрополий, капитализм проявляет свое истинное лицо: совсем недавно мы были свидетелями подлого избиения Дмитрия Кожнева и Ольги Массон на заводе PSA в Калуге охраной предприятия при участии каких-то штрейкбрехеров из “профсоюза” АСМ; у всех свежа в памяти забастовка на “Бентелере”, которую пытались незаконно подавить власти совместно с работодателями, полицией и вертухаями из ЧОПов; мы видим, как рабочие на старых заводах России начинают бороться за сохранение своих предприятий, намеренно обанкрочиваемых собственниками при молчаливом одобрении власти. Теперь мы видим, насколько ситуация в Турции близка нашим реалиям».
«Рост числа забастовок, голодовок и протестов рабочих на сохранившихся с советских времен предприятиях за последние полгода отражается даже буржуазными СМИ. Практически во всех случаях речь идет о сознательной борьбе рабочих за свои места, а зачастую еще и за сохранение (подчас уникального) отечественного производства. Рабочие начинают всерьез воспринимать истинную сущность экономической политики правительства, заключающуюся в ликвидации остатков советской промышленности, не встраивающихся в примитивную „сырьевую“ экономику страны „третьего мира“ (где капитализм обречен быть только дефективным и ущербным), а перспективы дальнейшей деиндустриализации теперь непосредственно угрожают их жизням»
«Когда рассеется эйфория от восстания и достигнутого им освобождения
от ненавистного деспота, политические разногласия выйдут на первый
план, так же, как это было в Египте. Какова самая мощная политическая
сила в сирийской политике? Какая партия займёт больше мест в
парламенте, когда будут проведены свободные выборы? Вероятно,
“Братья-мусульмане”, и это будет важным уроком, ведь турецкая модель,
которую пытаются воспроизвести Мурси и его единомышленники в регионе,
ставит во главу угла неолиберализм и союз с США».
«Вам кажется, что в ответ на идиотизм следует показать язык? Бесспорно, эпатаж возможен в полемике, а иногда просто необходим. Эпатированием либералов и авангардистов была статья Лифшица “Почему я не модернист?” (1966 г.). Но грустная ирония и умный сарказм отличаются от хулиганства, даже эстетизированного, в такой же степени, в какой революция отличается от “холерного бунта”».
«Левые сегодня во главе масс не стоят. Отсюда делается порочный вывод, что стратегия левых должна соответствовать стремлению довести буржуазную революцию до логического конца, то есть до установления буржуазно-демократического режима, и уже после этого предполагается реализация программы-максимум, борьба за социализм. Выбирается подобная тактика во многом потому, что она служит удобным объяснением-оправданием слабости и недееспособности российского левого движения. Данная тактика создает иллюзию рождения силы из бессилия левых, с самого начала обозначая их второстепенное место в сегодняшних протестах».
«Сытые москвичи — это общеизвестно — в массе своей окончательно оторвались от основной части населения России, они давным-давно позабыли и о заводах, и о рабочих, и о производительном труде (разумеется, это не значит, что в столице нет рабочих, инженеров, учителей и вообще небогатых людей, занятых полезным трудом, — но их мало, и как раз они-то по своим взглядам тяготеют к провинции, т.е. типичными москвичами не являются). Тем меньше стоит левым рассчитывать на столичных жителей. Тем больше левым нужно обращать взоры на нищую, угнетенную и подавленную рабочую провинцию».
«Комплекс социальных требований, которые часть расколовшегося оргкомитета митинга решилась, наконец, озвучить, совершенно абсурдно противопоставлять “политическому” антипутинскому набору. Эти требования — свободных профсоюзов, нового КЗоТа, бесплатных медицины и образования, новой демократической конституции взамен ельцинской поделки 1993 года — куда более политические, так как они отвергают всю сложившуюся в России социально-экономическую, а, следовательно, и политическую систему. Если использовать термины — неолиберальную систему полупериферийного капитализма. Если без терминов — систему социального разложения и деградации».
«Это никак не отменяет необходимости для оппонента анализировать все основные тезисы и аргументы, содержащиеся в заметках В. Арсланова и П. Андреева, а не заниматься произвольным выдёргиванием из текстов отдельных цитат, их произвольным же истолкованием и приписыванием своим “противникам” разных благоглупостей. Иначе это никакая не дискуссия, а всего лишь её имитация — в данном случае с активным использованием такого формата, в рамках которого оппонентов выставляют “верблюдами” и провоцируют на то, чтобы они доказывали обратное».
«Беда и лично В. Арсланова, и всего “Болотного движения”, и зюганоидов, и всех прочих — именно в том, что все они категорически отказываются мыслить и рассуждать в рамках классового подхода. Что касается В. Арсланова, то чего только в его текстах мы не видим: тут вам и “режим”, и “гэбисты-приватизаторы”, и “мафия”, и “либералы” — мы не видим только анализа отношений собственности, не видим сути классового господства, не видим того, почему нынешняя власть является властью».
«Для начала скажу, в чем я абсолютно согласен с Сергеем Соловьевым. В том, что у меня, конечно же, нет исчерпывающих ответов на все вопросы — в том числе и на многие из тех, которые неизбежно возникают в связи с “Мировой революцией-2”. Более того, что из предложенного в этой статье перспективно, а что нет, можно выяснить только путем проверки на практике. Но для этого должна быть практика. И те, кто ее будет осуществлять, должны заранее знать, что именно они проверяют».
«Каждый из вопросов, поставленных Тарасовым, нуждается в отдельном исследовании. Это и проблема революционной герильи, и «контр-гражданского» общества, и степени исчерпанности капитализма и т.д. К поднятым Тарасовым вопросам можно отнестись двояким образом. Можно — на основании ряда неувязок и недоговоренностей в статье — просто не принять ее всерьез. А можно воспользоваться поводом и острой постановкой вопросов — и инициировать спор. С теорией, и, соответственно, со стратегией у российских — и не только — левых обстоит не настолько хорошо, чтобы отмахиваться от такого обсуждения».
«“Болотная” проиграла не выборы. “Болотная” проиграла в интеллектуальном соревновании с политтехнологами, ибо она позволила отождествить себя с Немцовым, Касьяновым, Ясиным, Явлинским и Рыжковым. Но, может быть, это действительно ее лидеры, выражающие ее настроения и цели, как утверждают, присоединяясь к либералам в этом отношении, практически все наши марксисты — от радикально-богемного А. Тарасова, умеренного “Скепсиса”, либерально-профессорского марксизма “Альтернатив” до “ортодоксально”-православно-сталинистской КПРФ?»
«На мой взгляд, марксизм, как и всякое настоящее демократическое учение и движение, начинается с готовности пожертвовать всем ради даже не большого, но реального развития способности основной части населения, а не только «“чистого” пролетариата, понимать свои действительные интересы и защищать эти интересы посредством самоорганизации. Вот почему всем нам надо прилагать усилия, чтобы “Болотная” из митинга превращалась в очаги, пусть небольшие, объединения людей».
«Пока люди в столицах выходят на улицы, разговаривают и слушают друг друга, “левым” нужно хвататься за этот удачный момент: обращаться к этим людям, вести агитацию, освещать те проблемы, о которых говорит Скепсис, выдвигать свои требования, пытаться их организовывать, а не рассуждать о том, кто элитарен и годится для революции, а кто нет, кому с барского плеча подавать информацию, а кто ее не достоин, потому что “мальчик-айфончик”, “жертва неолиберального образования” и прочее».
«Классовая эксплуатация и борьба — это не только абстрактные термины высоколобых дискуссий; мы легко можем увидеть их вокруг нас: в реалиях снижения и сдерживания роста зарплат, увеличения рабочего дня, разрушения солидарной пенсионной системы ради увеличения якобы низкой производительности (а в действительности — интенсивности) труда, на которую жалуются капиталисты на страницах бизнес-журналов. Это также и реалии изнурительного физического труда в деградирующей постсоветской промышленности...»
«Вне зависимости от конечного результата иностранному капиталу и его отечественным холопам был дан очень ценный урок: против сознательной классовой борьбы и солидарности рабочих нет универсального средства, их неспособны остановить ни ложь, ни насилие. Отрадная новость: несмотря на потоки неолиберальной пропаганды, рабочие России, похоже, начинают все лучше понимать свои истинные классовые интересы — как это было в начале XX века».
«Хотите бороться за своё здоровье? Прекрасно! Откажитесь от личных автомобилей и, одновременно, боритесь за развитие общественного автотранспорта. Да, и не забудьте бесплатную медицину, “распиленную” нашим “демократическим” правительством. Но об этом почему-то никто не говорит. Узрев корень всех зол в непостроенном заводе, активисты с пеной у рта рассказывают сказки о мутантах и тотальном загрязнении, не смея (да и не умея) посмотреть на проблему системно, не понимая ни корней экологических проблем: покорное интересам бизнеса правительство, идеология общества потребления, иррациональное рыночное хозяйство, — ни возможных способов решения».
«И не скрою, что второй мой совет представляется мне невоплотимым в жизнь: даже если вы, Сергей, действительно захотите это сделать, думаю, ничего у вас не получится. Вы же уже продемонстрировали свое отношение к “аборигенам”. Больше того, я думаю, что в выборе между идентификацией себя как “левого” и идентификацией себя как “фаната” “фанат” победит. После чего вступление в какую-нибудь социал-демократическую организацию к какому-нибудь Гавриилу Попову или Сергею Миронову не станет для вас проблемой».
«Кроме того, меня, как русскоязычного и проживающего в России, интересует: а что делать-то? Я хочу изменений все-таки прежде всего здесь, а не в сельве Амазонки. Нет, я не против сельвы, но все же меня интересует дела поближе. Что делать при таком предложении Александра Николаевича? Ехать на Крайний Север и учить ненецкий, я все правильно понял? Или на Чукотку? А может, в Якутию? Там учить местные языки? И забыть русских и аборигенов (извините, боюсь некорректно) от него отучать? Хотелось бы узнать непосредственный механизм действия».
«Все выборы в Южной Америке XXI века выиграны левыми или левоцентристскими силами. Впервые в истории региона президентами его стран становятся бывший токарь — и индеец. Именно в этой части мира впервые за двадцать лет президент вчерашней капиталистической страны заявляет о “курсе на социализм”. Здесь сегодня максимальный — за всю историю региона — уровень автономии экономической и внешней политики его правительств».
«Итого: борьба широких народных масс “первого мира” под чисто гуманитарными и реформистскими лозунгами — это, по М. Васильеву, и есть подлинно верная, в отличие от предложений А. Тарасова, стратегия и тактика глобальной революции?»
«Бесспорно, навязывание урду и английского было задумано как средство закрепить превосходство элиты. <…> Рабочий, не умеющий читать на урду и английском, не знает, что написано о нём (или против него). Изрядная часть крестьянства не в состоянии понять даже записи о собственных налогах. <…> В результате урду и английский стали средством угнетения значительной части населения Пакистана».
«Капитализм нельзя разрушить извне — в буквальном смысле слова. Для этого надо, чтобы с ним боролись инопланетяне. Даже при выбывании — в результате суперэтатистских революций — из капиталистической экономики одной страны за другой мы все равно будем иметь разрушение капитализма изнутри (просто по частям). Думать иначе — это возвращаться к сталинской имперской, то есть несоциалистической и недиалектической концепции “конфликта двух социальных систем” — концепции, которая уже доказала свою ущербность».
«Как забастовщики в рамках одного предприятия или отрасли принуждают руководителей и владельцев предприятия к выполнению своих требований, отказавшись работать и тем самым отказавшись производить прибавочную стоимость, а соответственно и капиталистический барыш, в условиях международной эксплуатации труда и деления наций на бедные и богатые, эксплуатируемых и эксплуататоров, пролетариев и буржуа рабочие классы наций-пролетариев поднимутся на борьбу и захватят политическую власть в своих странах, отменят частную собственность и подорвут классовое господство буржуазии».
«Активизация рабочих протестов в автомобильной отрасли является вполне закономерной, учитывая следующие обстоятельства: массовый приход на рынок зарубежных предприятий, открывающих тысячи вакансий на фоне продолжающейся деградации остального промышленного комплекса России, создавший условия для развития классового сознания рабочих; характерную для конвейерного производства высокую степень эксплуатации; коррумпированность и зачастую откровенно предательские действия местных и федеральных властей, изо всех сил стремящихся удовлетворить капризы иностранных концернов в ущерб российским трудящимся и национальным интересам в целом»
«Самая большая ошибка левых заключается в том, что они хотят, чтобы все трудящиеся сразу стали марксистами-ленинистами. Это невозможно. Большая часть рабочих достаточно меркантильна. Для начала нужно научить этих людей совместно бороться хотя бы за экономические интересы»
«Я в принципе отрицаю право троцкистов критиковать опыт успешных антибуржуазных революций, совершенных герильерос, потому что такое право есть лишь у тех, кто либо сам совершил успешную антибуржуазную революцию (каким-то другим методом), либо у тех, чьи методы еще не опробованы. Но не у троцкистов, которые за без малого сто лет своего существования не могут похвастаться ни одной успешной революцией.
И уж совсем нелепа защита “антиглобализма” только потому, что “антиглобализм” дал возможность российским левым потусоваться среди левых западных, лично поездить по заграницам. “Свойственные российским левым в 90-е годы” “замкнутость, маргинальность, национализм” от этого никуда не делись, вопреки заявлениям М. Васильева: каждая секта по-прежнему – секта, все вместе по-прежнему – маргиналы, сталинисты по-прежнему – националисты».
«Атакуя современный “альтерглобализм”, тов. Тарасов также не изрекает никаких откровений. Да, безусловно, левые в России, в том числе участники социальных форумов, во многом осознают его, мягко говоря, противоречивую природу. Однако мы далеки от того, чтобы видеть один только негатив в участии российских левых в движении социальных форумов. На наш взгляд, замкнутость, маргинальность, национализм, свойственные российским левым в 90-е годы, таили в себе не меньше опасностей, одна из которых — это соблазн конструирования далеких от действительности и от исторических фактов мифологем. Социальные форумы дали российским активистам невиданные ранее возможности живого общения, возможности своим глазами увидеть спектр мировой левой — от реформистской до радикальной составляющей, а также возможности понять методы работы институтов империализма с левым и протестным движением».
«Быть коммунистом стало считаться неизмеримо худшим, нежели быть евреем или радикальным исламистом. Феминизм получил право на существование лишь при подчеркивании прогрессивной роли ислама в заботе о женщинах. Ну а „аль-Ихван аль-Муслимун“ — „Братья-мусульмане“ — из подпольных фашиствующих маргиналов превратились в респектабельных защитников морали, мучеников за общественную нравственность, скромно взявших под свою опеку государственные телеканалы, судебную систему... и школы».
«Существующий режим и „Братья-мусульмане“ находятся в явном конфликте, но на самом деле это симбиоз. Государство фактически отдало „Братьям-мусульманам“ три главных общественных института: образование, правосудие и государственное телевидение; это очень важные государственные институты. Посредством образования они надели чадры сначала на школьниц, а потом и на женщин в обществе. Посредством правосудия они ввели законы шариата. С помощью средств массовой информации они влияют на общественное мнение. Их руководство всегда состояло из очень богатых и коррумпированным людей. Они постоянно финансировались Саудовской Аравией, читай — Соединенными Штатами».
«Египет — краеугольный камень плана США по получению контроля над планетой. Вашингтон не потерпит попыток Египта выйти из-под абсолютного подчинения США, которое также необходимо Израилю для продолжения колонизации того, что осталось от Палестины. Это единственная цель „участия“ Вашингтона в организации „мягкого перехода“. Только в связи с этим Соединенные Штаты могут согласиться с тем, что Мубарак должен уйти».
«Задача левых должна заключаться именно в том, чтобы связать политический протест с социально-экономическим, чтобы объяснять всеми средствами неполитизированным гражданам, как именно связаны фальсификации выборов, путинская система, немцовско-пархоменская псевдооппозиция — и смерть людей на «Кольской», уничтожение промышленности, систем образования и здравоохранения!»
«Наши отношения с руководителями и активистами Итальянской коммунистической партии, Социалистической партии и профсоюзов складывались из рук вон плохо. ИКП огородилась неприступным валом от новых веяний со стороны студенческого движения и внепарламентских групп. В этом у меня не было сомнений. Идея, за которую мы боролись — создать партию, организацию, способную перехватить у ИКП рабочий класс или хотя бы решающую его часть, — она встречала препятствия повсюду и в конечном итоге провалилась».
«Если мы изменим своим идеалам, люди должны начать другое крантикари андолан (революционное движение) против нас. Если правитель — кем бы он ни был, неважно — становится эксплуататором, тогда людям надо восстать и потребовать свою демократию. У них не должно быть слепой веры в Кишенджи, или в Прачанду, или в Сталина. Если какой-либо нета (политик) или партия отклоняются от своей идеологии, тогда прекращайте верить им и снова восставайте. Народ всегда должен сохранять эту традицию живой».
«Редакция «Скепсиса» также не понимает, что сегодня левому движению по пути со многими «нелевыми», потому что у всех одна цель: разрушить систему власти, которая сегодня существует. И не надо гнушаться этого, надо лишь помнить свои последующие цели в этом движении и, не дискредитируя себя, всячески перехватывать инициативу у либеральных демократов».
«Разумеется, следующим шагом после “умиротворения” Жанаозена станет поиск виноватых. Но не стоит и надеяться, что среди силовиков найдется хоть один козёл отпущения, которого разжалуют в рядовые на радость правозащитникам. Со времен Николая Кровавого буржуазия и бюрократы стали куда циничнее. Виновников бойни найдут, но не в рядах полиции, и не в офисах нефтяных компаний. Их найдут на улицах Жанаозена, среди выживших рабочих, потерявших друзей, родных и близких. Трудовой конфликт будет надолго замят, и нефтяники Западного Казахстана получат хороший урок правовой грамотности».
«Замордованная, ограбленная, брошенная на произвол судьбы, нищая глубинка, та, что вдобавок к сегодняшней катастрофе завтра чудовищно пострадает от вступления России в ВТО, от ликвидации ВПК и моногородов, – вот кто станет следующим противником власти. Кстати, и мальчиков–айфончиков тоже. Не сразу, но станет. Раз Россия превратилась в страну «третьего мира», то и революции в ней будут развиваться так, как они развивались в «третьем мире»: столица падет последней».
«Осознать свои интересы и бороться за них — это не быстро. Это — не просто выйти на один или несколько митингов. Слишком долго в нашей стране отучали людей мыслить и поступать в соответствии со своими интересами. Но это — единственный шанс на самом деле что-то изменить всерьез. Не дайте толкнуть вас на грабли в очередной раз!»
«Инвалидов и ликвидаторов не видно на снимках с зарубежных спутников, и не нужно оправдываться за них перед “заграницей”. Нет человека — нет проблемы. Такое отношение к чернобыльцам со стороны правительства очень ярко демонстрирует общую линию власти по сворачиванию всех социальных программ: и в здравоохранении, и в образовании, и в культуре, и в сфере социальной поддержки. Экономия на самых незащищённых слоях населения, всё новые витки перераспределения прав, возможностей и, конечно, экономических благ в пользу наиболее обеспеченных — признаки усугубляющегося расслоения общества. В этом обществе инвалиду предлагают смириться, помолиться и умереть».
«Но нашим студентам лучше удаётся доносить правду о происходящем вокруг. Они сражаются за то, что знают, за то, что принадлежит им. И мы, преподаватели “Университета Чили”, несмотря на то что мы менее активные и более робкие, должны наконец встать вместе с учениками. <…> Мы будем бороться с этой слепотой. Потому что, говоря словами студентов, образование не принадлежит рынку. Государственные университеты — это не бизнес. Эта страна не принадлежит горстке семей или нескольким компаниям. Она принадлежит каждому чилийцу».
«Когда удача отвернулась от империи, она вынудила средний класс Индии занять своё место. Это происходит и сегодня. Структура национального государства и конституционализм мешают среднему классу Индии рационально осмыслить колонизацию собственного народа. Что делать индийскому среднему классу? Начать новую освободительную борьбу? Сформировать новый общественный договор? Так или иначе, это сложные вопросы. Куда проще заклеймить маоистов, используя империалистические ярлыки типа “войны с терроризмом”, чтобы скрыть собственную неспособность создать новую мечту о национальном государстве».
«В условиях господства неолиберализма нужна идеология для быдла, для тех, кто должен работать, для тех, кто иностранный язык должен знать, как выразился один из наших реформаторов образования, в таком объеме, чтобы объяснить иностранцу, как пройти к вокзалу. Для них — “православие, самодержавие, народность”. А для тех, кто уровнем повыше — собственно неолиберальная модель, “идеология успеха”, идеология, очищенная от некоторых “перегибов”, напоминающих о фашизме, но в целом — идеология социал-дарвинизма. Точка невозврата пройдена, социальное и культурное наследство советского периода уже невосстановимо. Так что здесь — как и в экономике, как и социальной сфере — все надо начинать сначала».
«Первое же серьезное испытание, выпавшее на долю правительства Бурасса в октябре 1970 г., воочию показало его реакционный, антинародный характер и во многом предопределило дальнейшее падение популярности нового режима в Квебеке. В условиях фактического отказа правящих кругов от каких-либо конкретных шагов по решению острой национальной проблемы, /131/ в частности языкового вопроса, нелегальная левоэкстремистская организация Фронт освобождения Квебека (ФЛК), стремясь привлечь канадское и мировое общественное мнение к реально существующей квебекской проблеме, пошла на крайние меры».
«Мои слова были вырваны из контекста и превращены в действительно опасный сплав откровенных нелепостей и абсурда. Иногда я чувствую, что на самом деле веду кампанию против глупости (пустых разговоров!). Если то, что льётся с наших телеэкранов, является мерилом интеллекта нации, то мы оказались в очень тяжёлом состоянии — уровень шума на ток-шоу находится в обратно пропорциональной зависимости от коэффициента интеллекта. К счастью, я много путешествую и разговариваю с людьми из реального мира, чтобы знать, что всё не настолько плохо».
Полная стенограмма выступления Арундати Рой о кашмирской проблеме на конференции «Азади — единственный путь», прошедшей 21 октября 2010 года в Дели, послужившего причиной судебных исков по обвинению в подстрекательстве к мятежу и разжигании классовой ненависти.
«Тем ценнее сейчас здравый смысл — не здравый смысл обывателя, а рациональность, выстроенная на научном понимании окружающего мира. И если ставить вопрос шире: поддержкой “Войны” её сторонники из левого лагеря отказываются от наследия Просвещения, от наследия великих революций XIX–XX веков, и ставят себя в совершенно иной контекст. Надо выбирать: либо Просвещение и марксизм, Троцкий и Чернышевский, либо постмодернизм и “акционизм”, Бодрийяр и группа “Война”. Гибрид, как мы видим, можно попытаться соорудить, но он неминуемо окажется вопиюще эклектичным, противоречивым — и уродливым».
«Силы, противостоящие друг другу в лесу, несоизмеримы и неравны практически во всём. С одной стороны, массовые полувоенные подразделения, имеющие за спиной финансовую мощь, поддержку СМИ и надменность формирующейся супердержавы.
С другой стороны — простые сельские жители, вооруженные традиционным оружием и опирающиеся на хорошо организованных и имеющих чёткую цель партизан-маоистов, обладающих ни с чем не сравнимой бурной историей вооружённого сопротивления. Маоисты и полувоенные формирования — старые противники, они уже несколько раз сражались друг с другом в более ранних воплощениях: в Tелангане — в 50-е, в Западной Бенгалии, Бихаре, Шрикакуламе в Андхра-Прадеше — в конце 60-х и 70-х, затем снова в Андхра-Прадеше, Бихаре и Махараштре — начиная с 80-х и вплоть до наших дней».
«Самое страшное в этой истории вовсе не безразличие руководства к судьбам людей — так себя ведет буржуазия всегда и везде. Страшно то, что рабочие завода безропотно молчали, когда увольняли их товарищей. Не вышли на митинг протеста, не стояли с плакатами в пикете. Да и сами уволенные покорно покинули предприятие, даже голодовку никто не объявил».
«На рассвете 21 апреля 2010 года, в среду, двести студентов <…> подошли к главным воротам, ведущим на территорию старинного кампуса Рио-Пьедрас Университета Пуэрто-Рико, и перекрыли их. <…> Студенты выдвигают три основных требования: аннулировать Сертификат-98, отменяющий разрешение на бесплатное обучение для студентов, имеющих особые заслуги, спортсменов, сотрудников и их семей; остановить рост платы за обучение в летнем семестре; обеспечить финансовую прозрачность».
«Протестующие прямо утверждают, что говорить о каких-то структурных, долгосрочных изменениях в образовании без изменения самого общества невозможно. Вот как об этом написали студенты Загребского университета: “Мы добиваемся свободного, бесплатного, доступного для всех образования, равно как и общества, которое способно обеспечить такое образование”».
«Но венчает эту пирамиду евро, сам находящийся в беде. Вот одна из причин, почему Меркель считает ирландскую модель образцовой. Последняя предоставляет возможность сократить дефицит и поднять валюту без увеличения расходов. Но нет никакой гарантии, что эти меры позволят разрешить кризис, тем более когда они не затрагивают в первую очередь проблемы, которые к нему и привели. Кроме того, сокращения могут даже усугубить кризис — за счёт воздействия на спрос на товары и услуги, который в конечном счёте позволяет капитализму существовать».
«Социальная катастрофа, от которой страдает сегодня греческий народ, является результатом неолиберальной структуры Европейского валютного и финансового союза. Единая валюта без общего бюджета, единый европейский рынок без каких-либо механизмов перераспределения ресурсов от богатых к бедным, Пакт стабилизации, основанный на радикальных неолиберальных догмах, единственная цель которых — получение прибыли, а не улучшение благосостояния людей. Кризис показал, что нельзя больше жить по правилам Маастрихтского договора».
«Низкие, с плоскими вершинами холмы юга Ориссы были домом для племени донгрия конд задолго до того, как возникла страна под названием Индия или её штат Орисса. Эти холмы глядели на кондов. Конды глядели на эти холмы и почитали их как место обитания божеств. Теперь же холмы проданы из-за содержащихся в них бокситов, или алюминиевой руды. Для кондов это равносильно тому, что были проданы их боги. Они спрашивают, за сколько пошли бы боги, если это были бы Рама, Аллах или Иисус Христос?»
«Возможно, сегодня на Западе, где “отчуждениe”, а не бедность является основным мотивом бунтовства, ни одно движение, нe нападающее на систему личных отношений и личной удовлетворенности, не может быть названо революционным. Но сами по себе культурное «повстанчество» и культурное диссиденство являются симптомами, а не революционными силами. В политичeском плане они имеют небольшое значение».
«Сегодня кажется невероятным, что толпы людей на политической сходке могли с энтузиазмом аплодировать философу классической школы, который умел с одинаковой легкостью говорить как о Канте и Гегеле, так и о Марксе, Фаноне или Дучке. Невозможно поверить, что люди не возмущались, когда этот философ советовал им включать мозги, чтобы понять, о чём он говорит с высокой трибуны. Урок, который я вынесла из этих воспоминаний, заключается в том, что нам надо снова учиться доносить свою мысль, сметая барьеры и рамки, созданные для разобщения».
«Повторю то, что только что сказал Карл: “Мы не можем ждать, и мы не будем ждать”. И я сам определенно не могу ждать. Не только из-за моего возраста. Я вообще не считаю, что мы должны чего-то дожидаться. У меня просто нет выбора, потому что далее терпеть положение, когда ничего не меняется, совершенно невозможно. Я задыхаюсь.
Мне хотелось бы сегодня обрисовать, насколько это возможно, реальную ситуацию новых левых. Это требует определенной теоретической рефлексии, за которую, кстати, я не собираюсь извиняться, так как если у левых и есть аллергия на теоретические изыскания, то это означает, что с ними не все в порядке».
«Выступления “антиглобалистов” в Лондоне и Страсбурге показали: руководители и активисты этого движения просто не понимают, что их традиционные методы – уличные шествия, карнавальные представления, митинги, концерты и устраиваемые “чёрным блоком” драки с полицией – давно уже не действуют. Они не понимают и того, что все их красивые лозунги (“Иной мир возможен!”, “Историю делаем мы!”, а теперь и “Мы не будем платить за ваш кризис!”) – ничто против огромных денег и аппарата насилия (армии, полиции, спецслужб) в руках их противников».
«Находившееся у власти почти два десятилетия Правое крыло Партии независимости, в котором состоит Хорде, переориентировало экономику Исландии с рыбной ловли и геотермальной энергии на финансовые операции — за счет отмены регулирования банковского сектора в конце 90-х. Но осенью 2008 года Исландия попала под удар кризиса. Валюта Исландии, крона, рухнула. Задолженности банкам десятикратно превысили ВВП, и те, кто взял ипотечные кредиты в иностранной валюте под низкий процент, теперь не в состоянии по ним расплачиваться. Инфляция уже превысила 20%, а безработица продолжает угрожающе расти».
«Лёгкость включения ФНПР в корпоративную систему обеспечивалась еще и “имущественным вопросом”. Дело в том, что лишь незначительная часть профсоюзной собственности, находившейся в ведении ВЦСПС, числилась по документам принадлежащей профсоюзам. Подавляющее большинство такой собственности считалось “общенародной”, то есть государственной. В 1992 году руководство ФНПР акционировало и приватизировало эту собственность, несмотря на отсутствие соответствующих постановлений правительства Российской Федерации. Так руководство ФНПР стало “коллективным олигархом”».
«Вглядываясь в окружающий меня мир, я уже не в состоянии испытывать восторг по поводу майских событий 1968 года, ставших пиком величайшего подъёма в мировой истории. Когда основной задачей является объединение борцов с расизмом, лозунг на стене театра “Одеон” — “Я принимаю свои мечты за реальность, поскольку верю в их осуществление” — кажется уже далековатым.
Тем, кто бодро кричал “ура!”, а потом в удобный момент свернул с революционного пути, — скатертью дорога. С теми, кто взял передышку и ушёл в тень зализывать раны, мы ещё увидимся. Тем же, кто остался, — виват... мы ещё повоюем. Как поётся в той песенке регги: “Однажды Вавилонская башня рухнет под нашим напором”. В день, когда это произойдёт, мы будем нести в руке знамя мая 1968-го года».
«Да, были беспорядки. Греки протестовали против той власти, что стояла над ними последние 20 лет. Греки протестовали против коррумпированной полиции, которая отличается полным неуважением к основным правам человека и гражданским свободам. Греки протестовали против такой экономической политики, которая порождает все больше и больше неравенства и бедности вместо обещанных благосостояния и комфорта. Беспорядки - это инструмент, к которому прибегают бесправные и негодующие, когда все остальные способы и средства выражения их интересов исчерпаны».
«Схема ясна: правительства, которые отреагировали на кризис созданием идеологии свободного рынка со всё той же дискредитированной программой, не выживут, рассказывая дальше свои сказки. Как скандировали итальянские студенты — “Мы не будем платить за ваш кризис!”».
«Ситуация изменилась: от классового анализа теперь просто так не отмахнуться. Глобализация, обнажив противоречия капитализма, заставила активно говорить о “классовой войне”, о “восстановлении классового влияния” и т.п. А какую метаморфозу претерпел марксизм! Вроде бы навсегда дискредитированное учение вдруг обрело новых сторонников, став даже, по выражению С.Жижека, “безобидной академической модой”. Левые теперь обильно цитируют тезис Сартра о том, что подлинным концом марксизма будет только конец капитализма – похоже, для этого вывода у них есть основания».
«Датой зарождения латиноамериканизма можно считать 1815 г., когда С. Боливар предложил созвать конгресс (он был созван в 1826 г. в Панаме) для объединения молодых республик в федеративное государство. Возможно, провозглашение в 1823 г. северным соседом “доктрины Монро” стало реакцией на эту инициативу. Формула панамериканизма “Америка для американцев”, по словам Х. Марти, на деле является формулой “Америка для североамериканцев”. С тех пор эти две тенденции развиваются параллельно. Панамериканизм достиг апогея на стыке тысячелетий в проекте Зоны свободной торговли двух Америк (АЛКА), который в случае успеха стал бы апогеем неолиберальной политики в регионе. Альтерглобалистское движение объявило “экспансионистскому, аннексионистскому, неоколониальному проекту АЛКА” войну не на жизнь, а на смерть».
«Есть такое народное
“антиглобалистское” наблюдение:
каждый следующий европейский
социальный Форум (ЕСФ)
организован хуже предыдущего.
Париж в подмётки не годился
Флоренции, Лондон был бледен
по сравнению с Парижем, но
Афины, конечно, превзошли
всех, поразив даже видавших
виды “антиглобалистов”.
Однако если бы дело было всего
лишь в организации, об этом не
стоило бы и писать. Безобразная
организация — это свидетельство
более общего процесса: деградации
“антиглобалистского” движения
(во всяком случае, в Европе)».
«На самом деле “антиглобалисты” — это ругательство, ярлык, кличка, придуманная
врагами этих людей. Сами себя они “антиглобалистами” не называли и не называют.
Эти люди называют себя “новым антикорпоративным движением”. Или “новым антикапиталистическим движением”. Или — чаще всего — “движением за глобальную
демократизацию” (ДГД). То есть они не “антиглобалисты”, а самые что ни на есть последовательные глобалисты».
«Кива Львович Майданик сравнивает “левый поворот”в Латинской Америке и фундаментализм в мусульманском мире, как бы однотипные движения, вроде бы, направленные против империализма, финансового капитала, глобализации, но “одно направлено в будущее, другое в прошлое, одно является по природе и целям своим - включающим, составной частью общечеловеческого движения, другое – исключающим, утверждающим исключительность и превосходство одной цивилизации”».
«Отказ от определения образования как рынка товаров-знаний и университетов как национальных центров профессионального предпринимательства является основой критики, вылившейся в 2006 году в студенческие протесты».
«Такого хаоса как в Мальмо не было еще ни на одном подобном мероприятии. В программе были перепутаны адреса и названия мероприятий. Некоторых, причем важнейших, встреч в программе вообще не было. Отсутствовала информация об ораторах. В первый день форума обнаружилось, что в одно и то же время я должен выступать на одном семинаре и вести другой».
«Рассматриваемые раньше как пережиток доиндустриальной эры, крестьяне теперь возглавляют сопротивление капиталистическому индустриальному сельскому хозяйству, которое намерено выбросить их на свалку истории. Они становятся, как писал Карл Маркс, политически сознательным “классом для себя”, опровергая предсказания о своем вымирании».
«В таком обществе, как наше, где богатых мало, бедных много, а средний класс представляет тонкую прослойку между ними, “симметрия” рынка нарушается, превращаясь в собственную противоположность. Производятся вещи, в которых нет необходимости. Вещи, в которых необходимость есть, не производятся. А уже произведенное необходимое, как то уголь и электричество, пропадает впустую, потому что не хватает людей, у которых хватило бы денег, чтобы эти товары купить».
«На самом деле представление ситуационистов о революционном опыте не соответствовало ситуации. Май 1968-го был лишь запятой, а они решили, что это точка: “Мы сделали это! Мы придали революционному процессу его высшую форму!” Они ошиблись».
«История этого несостоявшегося митинга такова. Независимый профсоюз горняков за 13 дней подал заявку на митинг. Но еще раньше на этот же день подал заявку другой профсоюз. Горняки договорились, что примут участие в этом митинге. За несколько дней до 1 мая профсоюз отозвал свою заявку. К подобным провокациям шахтеры уже привыкли. На рожон не полезли».
«Такое трудовое законодательство, которое действует сегодня в России, именуется в мировой практике “репрессивным”. Репрессивное трудовое законодательство присуще диктаторским, авторитарным и открыто реакционным режимам. И мировой опыт говорит, что успешная профсоюзная борьба в рамках репрессивного трудового законодательства невозможна. Успешной может быть либо борьба против этого законодательства — с тем чтобы принудить власть ввести другое, не репрессивное, либо прямо борьба с недемократическим политическим режимом с целью его демократизации или замены другим режимом».
«Нынешняя молодежь из семей так называемых иммигрантов прекрасно говорит по-французски. Они как раз по-арабски в значительной степени не говорят. Есть социологические исследования, которые показывают, из них менее 25% способны свободно говорить на арабском или на языках банту. Точно так же, изучая так называемую исламскую молодежь, французские социологи обнаружили, что мечеть посещают и норм ислама придерживаются лишь 14% этой молодежи».
«В Греции уже проиграли на бирже значительную часть пенсионного фонда.<...> И как назло, в тот самый момент, когда греки бушевали на улицах Афин, российским чиновникам пришла в голову блестящая идея: давайте сделаем как в Греции!»
«Сейчас же избиратели “прокатили” неофранкистов вполне осознанно: радикально ксенофобская, клерикальная, патриархально-антифеминистская и направленная против социального государства позиция Народной партии слишком явно напомнила избирателям о временах диктатуры Франко. А большинство испанцев туда не хотят».
«Политизировалась я, если так можно сказать, в России. Почему? Потому что охватывало настолько отвратительное чувство, когда видишь своими глазами, как рабочие жили, как их унизили. Причем унизили так, что, даже не получая зарплату месяцами, они никаких акций протеста не устраивали и ходили на работу. Налицо была полная оторванность властей от проблем рядовых людей».
«ГКП ссылается на Розу Люксембург и Карла Либкнехта, на Бебеля и Тельмана — не делая между ними никаких различий и не критикуя никого из них — и представляет программное заявление, более всего напоминающее Годесбергскую программу СДПГ. Причем в глаза бросается не недостаток революционных положений, а избыток социал-демократических».
«Уроки шахтерского восстания в Румынии очевидны и хрестоматийны. Переговоры с правительством капиталистов, попавшим в положение “волка на псарне” возможны только в соответствии с известным контекстом басни Ивана Андреевича Крылова. Румынские шахтеры, имея в активе очень многое для победы, не имели главного — революционной идеологии. Выхолощенный во всех постсталинских режимах Восточной Европы декларативный марксизм не давал румынскому рабочему никаких ориентиров».
«Я всегда говорю, извините, что грубо: когда люди в дерьме, каждый пытается выжить, они не занимаются борьбой, тем более коллективной борьбой. Это мы видели очень четко в начале девяностых. Для меня, человека, который приехал из Франции, было удивительно видеть, что здесь люди месяцами могут не получать зарплату — и ходить на завод каждый день».
«Cоциальный кризис в рабочей Караганде достигает
своего апогея. На разных предприятиях разных компаний области активизируются
инициативные группы трудящихся ведущие агитацию за проведение забастовок,
пикетов и акций протеста против деятельности транснациональных корпораций и
местных капиталистов».
«В очередной раз местные власти и руководство
корпорации “Казахмыс” огромными усилиями пытаются потушить «пожар» негодования
простых рабочих гиганта цветной металлургии Казахстана».
«7-го июля мы посетили другую тюрьму, находящуюся в помещении бывшего нацистского концлагеря, где получили много впечатлений, проходя мимо железных клеток с заключенными. Все это напоминало “человеческий зверинец”. Тюремный врач, сопровождавший нас, шептал: “Вам тут нужны психиатры”!».
«Во Франции все время что-то не так. После того как массовые протесты сорвали принятие закона о первом найме, а на референдуме о Европейской конституции провалился неолиберальный проект, все были уверены, что страна поворачивает влево».
«Ну разумеется, преступление — не сбрасывать напалмовые бомбы на женщин, детей и стариков, а протестовать против этого. Преступно не уничтожение посевов — что обрекает миллионы на голодную смерть — а протест против этого. Не разрушение электростанций, лепрозориев, школ и плотин — а протест против этого. Не террор и пытки, применяемые “частями специального назначения” в Южном Вьетнаме — а протест против этого. Недемократичны не подавление свободного волеизъявления в Южном Вьетнаме, запрет газет, преследования буддистов — а протест против этого в «свободной» стране. Считается «дурным тоном» устраивать на вокзалах и уличных перекрестках дискуссии об угнетении вьетнамского народа, а вовсе не колонизировать целый народ под предлогом “борьбы с коммунизмом”».
«Очередной кризис Грузии ненароком раскрыл главный секрет “оранжевых” и прочих цветных революций: их никогда не было. Вернее, они не были революциями».
«Нормальные левый не мог поддержать войну в Ираке — по определению. А Блэр — самый горячий сторонник этой войны. Там нет левых. Европа стала очень консервативной, очень серьезно сдвинувшейся вправо. Именно по экономическим причинам»
«Последняя крупная акция протеста в Дагестане против коррумпированности местных властей произошла в мае 2006 года в населенном кумыками Кумторкалинском районе недалеко от Махачкалы. Они также требовали отставки главы районной администрации, которого подозревали в махинациях с земельными наделами. На помощь главе района прибыла его «крыша» из столицы республики Махачкалы. В завязавшейся драке принимали участие около тысячи человек. В результате ранения и травмы получили 17 человек. В райцентр были введены усиленные спецподразделения МВД».
«Учитывая основные провалы власти и вызванную ими индивидуальную нищету, нет ничего удивительного в том, что в конце десятилетия произошел студенческий взрыв. Но как участнику событий, мне ясно, конечно, что нас также «заводила» и информация студенческих и молодежных газет о студенческих движениях во всем мире. Мы завидовали их свободе сражаться за реальные исторические перемены, и мы вдохновлялись мечтой превзойти их в Югославии».
«Другое дело здесь, что сама мысль, что можно сотрудничать с крайне правыми, вот это новое по сравнению с началом, например, 90-х, когда власть позиционировала себя так: мы против левых, и мы против правых - мы против коммунистов, анархистов и социалистов, но мы и против фашистов, националистов и шовинистов. А вот сейчас одно из этих крыльев уже считается своим. С одними сотрудничают, а других, например, используют как страшилку. Кого-то судят специально показательно. Это, кстати, у них наивные представления, что они власть используют. Ничего подобного, это власть их использует».
«Пока в Таллинне делают политический капитал на костях, в России на тех же
костях просто делают деньги. И не только в подмосковных Химках, где ради
нового строительства ликвидировано захоронение летчиков-героев, но и в
Петербурге, где к ликвидации намечены сразу два мемориала: форт “Красная
Горка” и знаменитое Марсово поле. По сведениям “Новой”, на месте форта
собираются возвести элитный коттеджный поселок, а на Марсовом поле —
оборудовать подземный паркинг для состоятельных автовладельцев».
«В капиталистическом обществе писатель непосредственно зависим не от публики, а от владельцев соответствующих средств массовой коммуникации. Свобода художника, писателя, философа, который должен оглядываться на мнения издателей, продюсеров, редакторов, безусловно ограничена. Но все-таки она неизмеримо больше, чем свобода придворного поэта, ориентирующегося на личный вкус своего господина. Это зависимость уже не от определенного лица, а от господствующего класса».
«Пока студенты социологического факультета высказывают свои частные претензии к декану, их радостно поддерживает либеральная пресса различных оттенков, от прокремлевской до яростно оппозиционной. Но если они перейдут к общим вопросам образования или поставят под сомнение ключевые идеи, на основе которых сегодня реформируются университеты, единодушная поддержка может смениться в лучшем случае безразличным молчанием. Так же, как было в десятках других случаев, со множеством других протестов, не вызвавших ни малейшего сочувствия и интереса прессы».
«29 марта, в Сантьяго и некоторый других городах Чили в большинстве учреждений и фирм сделали сокращенный рабочий день, чтобы все пораньше смогли вернуться домой. На центральных улицах идут столкновения молодежи с карабинерами и карабинеров с молодежью, а когда стемнеет в периферийных кварталах Сантьяго будут гореть баррикады из шин. В этом году в Чили уже почти не осталось цензуры и впервые пресса и правительство называют этот день так же, как и инициаторы протестов и выступлений – "День молодого бойца"».
«Во многих случаях акция получила поддержку и профессорско-преподавательского состава. В Чикагском Университете Брюс Линкольн, профессор истории религии, отменил занятия в знак солидарности с бастующими и уговаривал остальных поступить так же. Преподаватели из Columbia College в Чикаго сами привели своих студентов на митинг. В UCSB кафедра женских исследований была закрыта на целый день».
В Греции начались массовые акции протеста против реформы образования. В Афинах противостояние учителей и правительства переросло в ожесточенные схватки с полицией. В противников государственной программы реформирования вузов стражи порядка пустили слезоточивый газ.
«Таким образом, венгерский опыт доказал, что рабочие советы были способны управлять производством, приступить к осмыслению и введению социалистической коллективной системы самоуправления, однако эта локальная попытка в конкретных политических условиях того времени оказалась недолговременной. Повторим, что ни однопартийная, ни восстановленная 30 лет спустя многопартийная система не проявили терпимости к противовесу, созданному общественной властью».
«Вообще, поведение организаторов и участников РСФ-2 показало, что они настроены на слепое и некритическое копирование опыта западных “антиглобалистов”. И никто из них не задался вопросом: а почему “антиглобалистского” движения нет, например, в Египте? Хотя ответ лежит на поверхности: потому что в Египте, как и в России — управляемая демократия. Режим управляемой демократии и “антиглобализм” несовместимы».
«Неолиберальная политика последних 20 лет оказала огромное влияние на профсоюзное движение. Однако мы должны отличать объективное, так сказать, внутреннее
влияние этой политики, как результат условий и форм занятости, от шагов, сделанных правящим классом и его представителями в парламентах посредством
изменений в законодательстве, направленных непосредственно против рабочих организаций».
«Теперь вернемся к американскому рабочему, каким его так часто изображают, – довольному, одурманенному телевидением, истому буржуа по своим взглядам. Этот облик возник не из общения с самими рабочими – разве что через посредство наемных писак, которых, точно антропологов и энтомологов, посылают “на места”,— он порожден презрением к людям, основанным, вероятно, на презрении к самим себе и на ощущении интеллигенции, будто рабочий обманул ее ожидания».
«Все недовольные ищут оппозиционную власти силу и находят только КПРФ. Вот туда и идут. Но поварившись там некоторое время, они обнаруживают, что это чудовищно тупая, кондовая, антиинтеллектуальная, забюрократизированная донельзя советская контора, которая часто чувствует себя ближе, например, к ФСБ, чем, скажем, к недовольной молодежи».
«А в сознании французского подростка из
культурной семьи, смотревшего “На последнем дыхании” взахлеб и по
несколько раз, намертво закрепился образ абсолютного бунтаря, единственного,
живущего настоящей жизнью в сером мире серых людей-марионеток, которые не
живут, а играют предписанные им роли. Пройдет восемь лет - и эти повзрослевшие
подростки не захотят больше играть в игру под условным названием
“жизнь” по правилам, навязанным им “нормальным миром”
взрослых, - и, вслед за Мишелем, устроят массовое
выламывание из псевдореальности в экзистенцию».
«В России закрытие выставочных залов, музеев, издательств, библиотек давно стало нормой. Но это вовсе не значит, что с этим следует мириться. По-видимому, главной причиной поражения Общества друзей Музея кино явилось непонимание того, что с покушающимися на объекты культуры, а тем более с её разрушителями надо вести войну».
«Что же касается действительной, реальной оппозиции местному чиновничеству, местному официальному, чиновничьему профсоюзу Бориса Пожарского, она как подавлялась, так и подавляется. Самыми грязными, самыми наглыми, самыми противозаконными мерами, причем совершенно ненаказуемо – и все это всячески замалчивается».
«В августе 1991 года у Белого дома собирались вместе люди, которые уже через полтора-два года стреляли друг в друга. Здесь были вместе Борис Ельцин и Руслан Хасбулатов, здесь был и Шамиль Басаев. Однако это единение не вызывает ностальгии. Оно было основано на изначальной лжи».
«Большевики, как мы помним, учили, что революция – это когда пролетариат берет в свои руки средства производства. Сегодняшнему среднему американцу такие “марксистские заморочки” явно не по уму, кажутся слишком сложными и непонятными. Взорвать всё к чертовой матери – вот и будет революция!».
«…Мы отчетливо почувствовали это противостояние, когда еще 15-16-летними школьниками участвовали в демонстрациях (неважно, за школьное самоуправление или против войны во Вьетнаме). В лучшем случае прохожие кричали нам: “Если вам здесь не нравится - убирайтесь в ГДР!” Но нередко мы слышали и другое: “Таких, как вы, при Гитлере мигом отправили бы в печь!” И это были вовсе не отдельные голоса: вокруг таких людей почти всегда собиралось множество их сторонников, и реплики противоположного свойства встречались как исключение».
«Самый большой подарок для любой власти – это превращение оппозиции в балаган. Балаган по определению – нечто яркое и разноцветное, но несерьезное. То есть безопасное. Наша “левая молодежь” такой подарок власти сделала. Только у нас балаган еще и неяркий (хоть и разноцветный, конечно)».
«…Совет Европы считает себя вправе осудить «классовую борьбу». Но существование классов и борьба между ними, это не теория, это факт, который признали с начала 19-го века такие разные, в том числе далекие от коммунизма и революционной практики публицисты, историки, экономисты».
«На полках в американских магазинах можно найти слабительное с шоколадным вкусом, которое рекламируется с предписанием: «У вас запор? Ешьте больше этот шоколад!» — т. е. ешьте больше того, что само по себе вызывает запор. Структуру шоколадного слабительного можно разглядеть по всему сегодняшнему идеологическому ландшафту; она-то и делает фигуру Сороса такой неприятной. Он выступает за безжалостную финансовую эксплуатацию, объединенную с её контрагентом — гуманитарной заботой о катастрофических социальных последствиях разнузданной рыночной экономики. Обыденная повседневность Сороса — это воплощенная ложь: часть его рабочего времени посвящена финансовым спекуляциям, другая часть — «гуманитарной» деятельности (финансированию культурных и демократических действий в посткоммунистических странах, написанию эссе и книг), которая работает против следствий его собственных спекуляций».
«Что бы там ни говорили правые, Франция повела себя в данной ситуации не как “главный больной Европы”, а как страна, достаточно сильная для того, чтобы оказать достойное сопротивление распоясавшимся финансовым институциям. Как нигде в Европе, подавляющее большинство французских наемных работников жестко воспротивилось попыткам правительства решить свои проблемы за их счет и нагреть руки на ничем не сдерживаемой глобализации».
«Граница между протестом и сопротивлением была пройдена — но пройдена неэффективно. И все же то, что случилось, может повториться: соотношение сил не изменилось. Сопротивляться научились. Но позиции власти захвачены не были. Так можно ли поэтому назвать все произошедшее бессмысленным, шапкозакидательским, террористическим, аполитичным, бессильным насилием?»
«В том, что касается внутрироссийских вопросов, Scepsis.ru ведет постоянную борьбу против идущих в национальном образовании реформ, которые, как предполагают их разработчики, имеют целью упростить программы и определить минимальный уровень образовательных услуг. Во имя чего? По мнению авторов сайта, эта реформа направлена на сокращение числа самостоятельно мыслящих граждан и превращения их в машины, лишенные критического отношения к действительности».
«Эбби Хоффман, автор, подстрекавший к кражам своих книг, — из того же времени и из той же серии, трагической серии. Он, подобно многим, стал жертвой новой стратегии уничтожения бунтарей, которая появилась во второй половине XX века — включения их в иконостас масскульта на общих основаниях, наравне с поп-трудягами различных жанров, от эстрады до политики».
«Во время самых массовых “дней действий” – 28 марта и 4 апреля, в так называемые “черные вторники” – по данным профсоюзов, на улицы французских городов вышли 3 миллиона человек. Париж не видел такого с мая 1968 года. Тогда студенты тоже захватывали Сорбонну, на улицах полыхали машины и происходили столкновения с полицией».
«Александр Тарасов называет современных леворадикалов “заигравшимися”. Ну так и что ж, что пользы от этих игр нет никакой? Зато и вреда тоже нет, не так ли? Вот и играя в свои игры, квазиреволюционеры сами того не заметили, как стали частью Системы, против которой якобы борются».
«Большинство идей Хомского воспринято на Западе “антиглобалистским” движением. Поэтому для администрации США он стал головной болью. Теперь Хомский имеет все шансы стать головной болью и для режима Путина».
«Франция в очередной раз привлекает к себе внимание. Сначала её граждане внушительным большинством провалили европейскую конституцию, затем иммигрантская молодежь бунтовала в пригородах, а теперь куда более благополучное студенчество в Сорбонне тоже восстало, да ещё позвало себе на помощь всё тех же молодых людей из пригородов, которых наша пресса ещё несколько месяцев назад объявляла исламскими экстремистами и врагами европейской цивилизации».
«Планомерная реформаторская деятельность французского правительства по изменению трудового законодательства в этом году привела к незапланированным последствиям - массовым манифестациям и захвату университетских зданий студентами».
«68-й с его “студенческой революцией” и “Красным Маем” в Париже вселил в
массовое сознание твердое убеждение, что бунтующий студент — это явление
совершенно нормальное, что так и должно быть. А главное — и сами студенты в это
поверили. И вот теперь мы постоянно видим на телеэкранах толпы
студентов-бунтарей — то в Южной Корее, то в Венесуэле, то в Греции, то в Сербии,
то в Болгарии, то в Молдавии, то в Кении, то в Белоруссии...»
«Фромм говорит, что, подобно чемодану, человек должен быть в моде на рынке, а чтобы быть в моде, он должен знать, какого рода личности пользуются спросом на рынке. То есть происходит полный отказ личности от себя в угоду моде и стремлению себя продать. Иначе говоря, этот человек заявляет: «Я таков, каким вы хотите меня видеть», где «вы» – это покупатели. Этот человек низводит себя до уровня проститутки. Причем отношение к другим у него тоже ничем не отличается от отношения к себе, поскольку другие тоже воспринимаются как товар и они сами выступают не такими, какие они есть сами по себе, а предъявляют ту часть себя, которая пользуется товарным спросом».
«В декабре 1998 г. полностью подконтрольные тогдашнему губернатору Кубани Николаю Кондратенко местные СМИ сообщили о предотвращении террористического акта против “батьки Кондрата”. Теракт, оказывается, пытались провести анархисты, недовольные национальной политикой Кондратенко и его борьбой с “русофобами и сионистами”. К весне 1999 г. прокондратенковские издания обрушили на читателя новый блок информации: оказывается, имел место международный заговор...»
«Антиглобалистские выступления превратили каждое международное сборище элиты в настоящий кошмар. Правда, Давос антиглобалисты пытались штурмовать всего один раз, в 2000 году. Тогда для защиты экономического форума были задействованы силы армии и полиции. Протестующих поливали холодной водой на морозе и арестовывали десятками. Швейцарские бюргеры жаловались, что все дороги были перегорожены бронетехникой».
«Реакция нынешних и будущих студентов острова на “Top-Up Fees Bill” показывает, что они недостаточно ясно представляют себе последствия введения нового закона, то, как этот закон по ним ударит, а также и то, что происходящее – не результат “злой воли” Тони Блэра, а следствие процесса глобализации...»
«Остается только надеяться, что, когда образование станет платным и его качество, как пророчат нам реформаторы, повысится, студенты будут знать больше, в частности, о своих правах. И в том числе о том, что когда-то у них было право на бесплатное образование».
«Неизвестно пока, удалось ли действительно создать эффективную сетевую структуру, или работа против реформы образования будет вялотекуще продолжаться у каждого на своем “болоте”. Но поражает и радует огромная готовность действительно работать одной командой, идти на компромиссы, обсуждать проблемы, забыть про разногласия, которыми, увы, левая среда успела прославиться. Однако результативность Конференции покажет только время. Хотелось бы верить – не слишком долгое».
Как профессиональное учительское сообщество воюет против образовательной реформы? Автор анализирует итоги сбора борцов с реформой образования на форуме «Образование для всех».
25 ноября 2004 года состоялась очередная встреча авторов и экспертов журнала «Свободная мысль-XXI». Повод для обсуждения дала статья содиректора Центра новой социологии и изучения практической политики «Феникс» А. Н. Тарасова «Творчество и революция – строго по Камю: левая молодежь создает свою культуру». В дискуссии приняли участие Н.И. ДЕДКОВ, Б.Ю. КАГАРЛИЦКИЙ, К.Л. МАЙДАНИК, Б.В. МЕЖУЕВ, В.Д. СОЛОВЕЙ, С.М. СОЛОВЬЕВ.
«Это поколение явно отличается от своих предшественников – левой молодежи времен “перестройки” и “постперестройки”. Избалованные советским “социальным государством” времен “застоя”, те оказались
слишком инфантильными, слишком зависимыми от “общества потребления” и слишком трусливыми, чтобы выбрать путь не интеграции в Систему, а путь противостояния ей. Люди “новой контркультуры” взрослели в жестокие годы “дикого” и ”криминального” капитализма, они куда трезвее и самостоятельнее».
«В России все очень плохо представляют себе, что такое “социальный взрыв” – пусть даже локальный. Забастовка (даже всекузбасская) – это еще не социальный взрыв. Последним настоящим социальным взрывом в России была революция 1917 г. С тех пор прошло без малого 80 лет. Посмотрим, удастся ли новым российским властям довести народ до нового социального взрыва».
«Именно на примере левых особенно хорошо видно, что Кремль взялся за молодежь всерьез. Ситуация поистине парадоксальная... При Путине, когда в молодежной среде наблюдается тотальное разочарование в либерализме и огромный интерес к таким фигурам, как Че Гевара, и к соответствующим идеям, когда даже модные молодежные журналы типа “Ом” публикуют статьи о Че и антиглобалистских беспорядках, левые молодежные организации в России оказались в состоянии кризиса и упадка».
«Революции – явления, известные истории многих (если не большинства) стран мира. Для политологов и политиков-практиков особый интерес представляют РЕВОЛЮЦИЯ СОЦИАЛЬНАЯ и РЕВОЛЮЦИЯ ПОЛИТИЧЕСКАЯ».
«То, что студенты МГЛУ все-таки выступили в защиту своих прав – безусловно, радует. То, что студенты не умеют бороться за свои права, то, что они оказались использованы в предвыборной пропагандистской акции – факт. Но так как нынешняя политика «реформирования» образования, скорее всего, будет продолжаться – со временем они бороться научатся. По этому предмету сокращение часов им не грозит».
«...Этот фундамент необходим для того, чтобы потом можно было сказать: да, преподавателям нужно на что-то жить — так пусть они и работают в платных вузах; да, в бюджетных вузах нам не на что покупать дорогие лабораторные установки и чинить отопление в аудиториях; да, платные вузы — это единственный способ поднять российское образование».
«Широко распространено мнение, что студенты в постсоветской России – это исключительно самовлюбленные придурки, способные только пить, курить травку, танцевать и трахаться и совершенно неспособные на организованные действия в защиту своих интересов и прав».
Все права на материалы сайта принадлежат редакции журнала «Скепсис». Копирование публикаций приветствуется при наличии гиперссылки на scepsis.net и гиперссылки на страницу заимствуемой публикации; коммерческое использование возможно только после согласования с Наш e-mail:
