Если отношение левой среды к украинскому парламенту в его нынешнем виде однозначно и единогласно — он воспринимается не иначе как инструмент господства буржуазии, — то восприятие парламентаризма как такового и возможной будущей роли Верховной Рады в левой политике различаются. В разговоре накануне последних украинских выборов в Верховную Раду три участника «Спільного» попытались ясно сформулировать противоположные позиции. На вопросы Алексея Ведрова отвечают Вадим Гудыма и Денис Горбач, а промежуточный итог дискуссии подводит Владимир Ищенко.

Вадим Гудыма («Левая оппозиция»), pro

Зачем левым вообще интересоваться парламентскими выборами или отличиями между конкретными партиями и депутатами, если исключительно буржуазный характер украинского парламента очевиден?

Здесь скрыты одновременно два вопроса.

Во-первых, этот парламент является исключительно буржуазным в частности потому, что левые (я говорю о настоящих левых, а не об откровенно олигархическом политпроекте КПУ или их аналогах) стыдливо не хотят даже подумать о возможности использовать потенциал политических выборов. Я не говорю даже о победе — об этом говорить как минимум преждевременно, и вопросы об участии или неучастии левых в парламентских выборах в ближайшее время являются не более чем пустыми спекуляциями. Мы еще слишком слабы, разобщены и неопытны, чтобы проводить эффективные пропагандистские кампании, необходимые для заметного результата на выборах любого уровня.

Но в целом, выборы, по крайней мере, дают возможность заявить о своей платформе, хотя бы немножко сместить влево повестку дня в то время, когда общество особенно чувствительно к политическим альтернативам. Кроме того, имея своих членов или хотя бы сторонников в представительных органах власти, мы можем получить доступ к серьезным информационным и юридическим ресурсам, заблаговременно узнать о планах принять тот или иной антисоциальный закон, о проведении очередного грабительского приватизационного конкурса или лоббирования разрешения на еще одну «уплотнительную» застройку. Также для избранных на выборах представителей обычно значительно проще доступ к буржуазным СМИ — конечно, их сообщения вряд ли пройдут в эфир в неизвращенном виде, но это лучше, чем ничего. Я уже не говорю о том, что освобождать активистов из СИЗО или требовать выплаты зарплат на бастующих предприятиях значительно проще и эффективнее, имея депутатскую «корочку», чем без нее.

Правые это понимают и не стесняются участвовать в выборах и использовать эти инструменты не только для собственного коррупционного обогащения (а этим они не отличаются от других партий), но и для продвижения своих идей и защиты своих «собратьев».

Также выборы полезны для самой левой политической организации, ведь они являются прекрасной пробой сил: сколько активистов мы сможем привлечь не к эпизодическим акциям протеста, а к постоянной, монотонной, изнурительной ежедневной работе по округам, сколько у нас есть реальных сторонников и симпатизирующих, которые готовы поддержать нас хотя бы голосованием, воспринимаются ли наши обращения обществом, в чем их слабость — в идеях или в способах их донесения.

Так, фактический провал кандидатов от авторитарной «Боротьбы» на выборах является хорошим уроком для этой протопартии, показавшим ее слабые места и организационные недостатки, сложности с привлечением активистов со стороны и т.д.

С другой стороны, ее кандидаты стали хоть сколько-нибудь узнаваемыми в своем округе, да и не только там — можно вспомнить последнее интервью Киричука для «Большой Идеи», среди других «молодых» политиков, которые якобы предлагают какую-то политическую альтернативу господствующей сегодня властной элите. Теперь в поиске материала о «новых левых» многие редакторы будут, как это ни смешно, обращаться за комментариями к «Боротьбе», а не к «Прямому действию» или «Левой оппозиции».

С другой стороны, говорить об участии в парламентских или местных выборах без построения реальной действенной структуры на местах не стоит. Такие попытки приведут или к бездарной растрате человеческих и финансовых ресурсов на заведомо проигрышную борьбу, или к превращению в очередной финансируемый олигархами политпроект. Без уже построенной сети сторонников и симпатизирующих, без активных региональных организаций, опыта побед в локальных классовых конфликтах, без налаженной сети контактов в СМИ и среди общественных организаций говорить о каком-то результативном участии независимых левых в выборах просто бессмысленно.

Относительно второго вопроса — зачем интересоваться особенностями нынешних буржуазных партий и депутатов, — ответ будет очень простой: чем лучше ты знаешь своего врага, тем проще с ним бороться.

Значительно эффективнее, например, дебатировать с нардепом, когда ты не просто выставляешь его абстрактным «вором» и «убийцей», а знаешь и озвучиваешь конкретные факты злоупотреблений и хищений, совершенных его партией и им лично. Так же и в случае трудового конфликта, если ты знаешь, какому из олигархов принадлежит то или иное предприятие, как оно было им получено, какая в целом структура его собственности, то тебе значительно проще спрогнозировать его действия и организовать эффективное давление для победы в локальном классовом конфликте.

Зачем в Украине идут в Верховную Раду? Изменился ли как-нибудь социальный портрет «среднего» кандидата в депутаты по сравнению с нынешним составом ВР?

В определенной степени да, изменился. Это, в частности, связано и с изменением избирательной системы с пропорциональной на смешанную. То есть сейчас в ВР идут, в частности, журналисты и общественные активисты, не связанные изначально с теми или иными партиями или олигархическими группами. Впрочем, общая картина неутешительна. Основная масса «проходных» кандитатов — это либо сами олигархи, или юристы и менеджеры предприятий этих олигархов, или, «в лучшем случае», партийные функционеры. Хотя последних по сравнению с прошлым созывом значительно меньше, за исключением «новых» партий вроде УДАР или «Свободы», в которых количество олигархов разного масштаба примерно равно количеству функционеров. Что, впрочем, не делает их структурно лучше — все равно они слишком зависимы от помощи «внешних спонсоров». Я уже не говорю о списках «регионалов» или «оппозиции». Также забавно на фоне внешне антиолигархической кампании КПУ видеть в их списках представителей российского магната Григоришина.

Если говорить о мажоритарке, то общая картина такова: в некоторых округах идет соревнование между осаждаемыми средним бизнесом и «оранжевой» номенклатурой, с одной стороны, и представителями власти и кандидатами от близких к власти ФПГ — с другой. Но кандидаты ФПГ соревнуются также между собой.

Когда-то Ющенко обещал разделить близнецов — политику и бизнес. Вместо этого они срослись еще больше. Есть ли в Украине независимая от бизнеса политика?

Если мы говорим о нынешнем парламенте — однозначно нет. Как я уже говорил, даже партии, которые якобы предлагают альтернативу нынешнему режиму, очень зависимы от финансирования со стороны финансово-промышленных групп, и в новом парламенте будут вынуждены защищать прежде всего их интересы, а не интересы избирателей. Впрочем, появляются проблески «новой» политики. Это уже упомянутые независимые общественные активисты, финансирование кампаний которых слишком диверсифицировано, чтобы серьезно влиять на их ангажированность. Также интересной является попытка консервативного (в украинских условиях фактически право-либерального) «Демократического альянса» собрать средства на залог для участия в выборах. Хотя им и не удалось получить нужную сумму (почти полмиллиона из нужных полтора), но это точно интересный опыт для других политических организаций, которые хотят защищать интересы общества, а не только и исключительно бизнес-структур.

Есть ли в Украине случаи, когда капитал чувствует себя комфортно, не имея прямого влияния на политику? Какие формы взаимодействия с политикой у крупного, среднего, мелкого капитала, какая разница между ними?

Случаи такие есть, но это скорее исключения, чем правило. Общая тенденция такова: для того, чтобы защитить и, что важнее, расширить свой бизнес, рано или поздно капиталисту придется идти в политику. Что мы наблюдаем нового на этих выборах, так это то, что крупный капитал начал «раскладывать яйца по разным корзинам». Представителей ключевых ФПГ, за исключением разве что «семьи» Януковича и Иванющенко, можно найти в большинстве проходных партий и на мажоритарке. Даже Пинчук, который после падения режима Кучмы якобы удалился из политики, сейчас ведет в парламент своих мажоритарщиков.

Основное, что отличало и отличает малый и средний бизнес от большого — это то, что небольшой капитал инвестирует финансовый и человеческий ресурс преимущественно в оппозиционные партии — «цена вхождения» там просто-напросто ниже.

Все это в любом случае упирается в отсутствие в Украине сильных политических организаций, независимых от финансирования теми или иными капиталистами и способных защищать интересы социальных групп, которых они представляют, а не ситуативных «спонсоров».

В Украине и предложение большой политики, и спрос на нее формулируются исключительно в нравственных и личностных категориях «честности», «новых лиц» и т.д. Почему «честным» политикам не обязательно иметь разумную программу или вообще никакой программы? Почему, например, «Честно» не включило соблюдение программных пунктов, предвыборных обещаний в список «добродетелей» политиков?

В Украине давно есть спрос на любую альтернативу господствующему политическому режиму. Под ним я имею в виду и власть, и так называемую оппозицию. Любой человек, еще не успевший замазаться в коррупции или правонарушениях, сразу воспринимается как глоток свежего воздуха для нашей политики. Часто публика не имеет времени разбираться, кто в действительности стоит за этим политиком, и голосует за него в надежде на хоть какие-нибудь изменения. Для протестного же голосования потребности разбираться в программах нет.

Давайте говорить прямо — спрос на идеологическую политику не появляется сам по себе, он должен создаваться качественным политическим предложением, которое должно включать в себя не только куски идеологем, а целостное видение будущего с пошаговой программой изменений для его достижения. А такого нет практически ни у кого из нынешних политических сил. И именно на этом поле левые могут получить значительное преимущество. Вместо необоснованного ни экономически, ни институционально популизма левые могут представить свою повестку дня, которая позволит объединить разрозненные эпизодические протесты в одну четкую программу социально-экономических преобразований и предложит конкретные шаги по реализации этой программы. Причем не преобразований в светлом далеком коммунистическом будущем, а здесь и сейчас, чего и требуют трудящиеся.

С другой стороны, даже личностные качества наших политиков оставляют желать лучшего. За последние годы граница приемлемого и нормального в публичной политике сильно сместилась. Если раньше быть откровенным бандитом или рейдером было хотя бы как-то неудобно, то сейчас это норма. То же касается избиений, отмазывания родственников, непотизма, масштабной и откровенной коррупции. Такие движения, как «Честно», пытаются эту границу вернуть к позиции если не среднего европейского государства, то хотя бы к «послеоранжевому» 2005 году. Есть шансы, что это позволит преодолеть абсурдную ситуацию, когда, например, в парламентском комитете по борьбе с коррупцией и организованной преступностью большинство составляют всем известные преступники и коррупционеры. То есть сейчас речь идет о выработке минимального качества, приемлемого для публичного политика, а не о соперничестве программ и взглядов. Это уже следующий шаг.

С другой стороны, существуют такие проекты, как «Владометр» («Властемер»), которые как раз занимаются анализом выполнения политиками обещаний. Возможно, следовало бы каким-то образом объединить эти две инициативы — создание публичной базы данных о сомнительном прошлом политиков, и одновременно для сбора и мониторинга выполнения ими обещаний.

Вообще, левые по инерции недооценивают влияние и возможности третьего сектора. За последние несколько лет в Украине сформировались действенные общественные организации, которые имеют хорошие связи с медиа и умеют сравнительно эффективно публично продвигать собственную, преимущественно либеральную (в политическом смысле) повестку дня на законодательном уровне. И здесь левые вместо того, чтобы воспользоваться общественными кампаниями как удобной площадкой для создания публичной узнаваемости своих организаций и своих спикеров, отдают это поле нацдемам и либералам, что только способствует общему поправению общественного дискурса. Многие утверждают, что следует сосредоточиться на естественной нише левых — социально-экономической борьбе. А мне, наоборот, кажется, что без успешной общедемократической борьбы серьезных побед в социально-экономических конфликтах достичь невозможно.

Часто говорят о том, что картина отношений между властью и оппозицией, которую подают СМИ, является гораздо более напряженной и конфликтной, чем реальные отношения между реальными депутатами; что в столовой ВР царит полный мир и взаимопонимание. Иными словами, украинская буржуазия прекрасно понимает общность своих интересов и готова сотрудничать ради их продвижения. Насколько это соответствует действительности?

В зависимости от того, о чем мы говорим. Следует понимать, что противоречия существуют как внутри власти, так и внутри оппозиции, так же как у представителей различных политических сил имеются общие бизнес-интересы. Часто те или иные антисоциальные инициативы правительства или отдельных парламентских групп тормозятся их же однопартийцами из соображений повышения собственного личного рейтинга или недопущения конкурентов к финансовым потокам. Это хорошо заметно как в истории министерского законопроекта о высшем образовании, так и в недавней истории с Жилищным кодексом.

И наоборот — если те или иные депутаты из разных фракций могут получить выгоду от того или иного законопроекта, то они совместно работают над его лоббированием, или хотя бы не будут блокировать принятие такого нормативного акта. Поэтому здесь скорее работает не классовый, а личный интерес.

Что же делается в столовой ВР — не знаю, не заглядывал.

Что в личных историях депутатов привлекает особое внимание украинских СМИ, а что (справедливо или нет) игнорируется? Стоит ли обратить внимание на то, о чем мы редко читаем в «Украинской правде»?

На самом деле наши медиа слишком сосредоточились на расследованиях деятельности властной верхушки и забывают о так называемых «рядовых» депутатах и кандидатах. Истории из их «веселого» прошлого выплывают преимущественно благодаря усилиям общественных активистов только в каких-то особо вопиющих случаях или во время поливания грязью оппонента, как это было в 2007 году во время противостояния Ющенко-Тимошенко.

Это касается и кандидатов в народные депутаты. Как сказал Евгений Глибовицкий, успех «Свободы» — это поражение центральных украинских СМИ. Если бы они раньше заинтересовались валом коррупционных скандалов, сопровождавших их пребывание у власти в трех галицких областях, то неонацисты сейчас бы не имели шансов на прохождение в парламент. Зато даже лучшие наши СМИ сосредоточены, прежде всего, на освещении событий на центральном уровне. Нам очень не хватает качественных журналистских расследований в регионах.

Денис Горбач (Автономный союз трудящихся), contra

Ты состоишь в Автономном союзе трудящихся, который предлагает идею бойкота выборов. Как бойкот выборов поможет преодолению социальной несправедливости или пробуждению протестной активности? Не является ли неучастие в голосовании одним из многих зол — может, чуть хуже, может, немного лучше — чем голосование за какую-либо партию или кандидата?

Да, большинство членов АСТ участвуют в антивыборной кампании. Мы доносим идею о бессодержательности участия в выборах и о том, что бойкот является единственным рациональным выбором для гражданина, который относится к трудящимся классам. В отличие от либерально настроенной интеллигенции, которая в 2009 г. отказалась поддерживать какого-либо из кандидатов в президенты и получила прозвище «противсехи», мы считаем так не потому, что нам не нравится ассортимент кандидатов и партий — мы хотим закрыть всю лавочку, независимо от того, какой товар туда завезли. Продолжая леворадикальную традицию, мы выступаем против представительной демократии как таковой, взамен предлагая механизмы прямой демократии (систему советов, фабзавкомов, ассамблей и т.п.), которые действительно смогут обеспечить участие широких масс трудящихся в принятии решений.

Все это вещи не новые и хорошо известные, но о них стоит напомнить в то время, когда большая часть «леворадикальных» активистов увлеклась парламентаризмом. Кто-то баллотируется сам, причем вместо обещанной «пропаганды социализма» в кампании таких кандидатов мы видим обычный популизм, который не отличается от того, что говорят их конкуренты. Другие болеют за товарищей или, во всяком случае, мечтают о том, чтобы однажды появилась политическая сила, за которую все-таки не будет стыдно голосовать. То есть, даже в леворадикальной среде нормой становится участие в электоральных ритуалах, вот и ты формулируешь вопрос так, что я должен доказывать, чем бойкот лучше голосования. Вместо этого бремя доказательства в этом случае должно лежать на том, кто защищает участие в голосовании. Мой тезис состоит в том, что в данных условиях ни участие в выборах, ни бойкот никак не помогут «преодолеть социальную несправедливость» или «пробудить протестную активность». Поход на избирательный участок только подтвердит выполнение бессмысленного «гражданского долга» и поддержку парламентской системы. Не использование ее в своих целях (какие цели могут быть у пролетария на выборах 2012 г. — увеличить капитализацию какого-либо Кличко, что ли?), а именно законопослушную поддержку, потому что «а как же иначе?». Действие, примерно настолько же лишенное смысла, насколько и, скажем, пение государственного гимна каждое утро. Вреда от этого особой нет, как и пользы — но зачем? Впрочем, у каждого, конечно, свой фетиш.

Опасности эпидемии парламентского кретинизма отмечал еще Маркс в «18 брюмера...»: по его словам, эта болезнь «поражённых им держит в плену воображаемого мира и лишает всякого рассудка, всякой памяти, всякого понимания грубого внешнего мира». Особенно комично, когда эта эпидемия распространяется в Украине в то же время, когда вся Европа охвачена противоположными настроениями: «оккупаи», «индигнадос» и другие выступают против представительной демократии, против парламентаризма, за демократию прямую. И у нас на самом деле, согласно опросам, более половины населения не верят в выборы и не доверяют парламенту, а еще больше людей заявляет, что ни одна парламентская партия не представляет их интересов. То есть «страшно далеки от народа» не бойкотисты, а как раз новообращенные приверженцы парламентаризма.

Теоретически я лично не имею ничего против использования механизмов представительной демократии в утилитарных целях. Например, иногда любят вспоминать, как синдикалистский союз IWW поддерживал социалиста Юджина Дебса на президентских выборах 1908 г. (правда, впоследствии воббли более решительно отмежевались от представительских механизмов, Соцпартия с синдикалистами разорвала все отношения и вследствие этого потеряла почти половину членства). Когда существует реальная возможность достичь каких-то радикальных изменений к лучшему или (чаще) опасность, которую можно устранить через парламентские выборы — возможно, есть смысл голосовать. Но неужели у нас сейчас на повестке дня стоит прохождение в Верховную Раду хотя бы одного революционного социалиста? К тому же, стоит упомянуть, что идею перехода к социализму парламентским путем активно пропагандировала в начале ХХ века немецкая социал-демократическая партия — с известным результатом. А межвоенные «народные фронты» не стоили бы выеденного яйца, если бы представляли собой исключительно электоральную машину без массовых забастовок, демонстраций и прямого действия. То же самое касается достижений послевоенной социал-демократии. То есть, даже если ваша цель — просто сделать капитализм получше (насколько это реалистично сегодня — другой вопрос), ее невозможно достичь регулярным хождением на выборы. Придется организовывать забастовки, пикеты, вести пропаганду и выполнять другие скучные и сложные движения. Гораздо более утомительное занятие, чем голосовать за тех или иных хозяев, но и более многообещающе.

Зачем в Украине идут в Верховную Раду? Каков социальный портрет «среднего» кандидата в депутаты, изменился ли он по сравнению с нынешним составом ВР?

«Зачем идут в ВР» — это некий риторический вопрос, на который даже как-то неудобно отвечать. У меня под рукой сейчас нет точных данных, но известно, что стоимость предвыборной кампании одного кандидата в Киеве составляет сейчас в среднем 5 миллионов долларов. Известны также примерные расценки на те или иные действия уже избранного депутата — голосование за нужный закон, представление законопроекта, переход в другую фракцию. Наконец, есть депутатская неприкосновенность, которая является прекрасным механизмом для защиты капиталиста от преследований за неправомерную хозяйственную деятельность. Говоря языком политэкономии, баллотироваться в ВР — это пример инвестиций в непродуктивный сектор. Когда вкладывать деньги в строительство нового завода невыгодно или рискованно, буржуа инвестирует их, например, в произведения искусства, или в финансовый сектор, или вкладывает их в избирательную кампанию. В случае успеха такой инвестиционной деятельности миллионер вполне может рассчитывать на то, чтобы стать миллиардером — не производя при этом никакой избыточной стоимости. Хотя, конечно, на практике деятельность в «реальном секторе» продолжается, и депутатский мандат ей очень помогает.

Сейчас много говорят о том, что на этих выборах, мол, среди кандидатов по спискам и по округам практически нет олигархов. Об этом украинские чиновники с гордостью сообщили наблюдателям из Европарламента, как о большом достижении украинской демократии. В определенном смысле это действительно демократическое преобразование: богатейшие люди страны уступают депутатские кресла тем, кому они нужнее. Многие из «олигархов» регионального масштаба имеют шансы выйти на общенациональный уровень. При этом, конечно, интересы олигархической буржуазии будут соблюдены, даже если ее представители не будут отныне непосредственно присутствовать в парламенте. Украинская буржуазная демократия эволюционирует в направлении западных образцов и становится действительно представительной: она представляет интересы олигархов, тогда как ранее для них была «прямая демократия». Что это значит для нас с вами? Просто интересный факт, не более.

Когда-то Ющенко обещал разделить близнецов — политику и бизнес. Вместо этого они срослись еще больше. Есть ли в Украине независимая от бизнеса политика? Может ли она существовать в принципе?

Не просто может существовать, а есть. Политика — это уличные акции протеста, меры прямого действия, оккупация фабрик и заводов, формулирование требований и ультиматумов правящему классу, организация профсоюзов и политических организаций, проведение забастовок, пропаганда левых идей. В отличие от того, что происходит на телешоу, это и есть политика. И она как раз-таки независима от бизнеса — более того, направлена против него. Есть и политическая деятельность другого лагеря — это продвижение Трудового кодекса, пенсионной и других «деформаций», экономия бюджетных средств и повышение частных доходов за счет снижения доходов трудящихся. Это тоже политика, но она не то чтобы зависима от бизнеса, она им самим и проводится. Политическая борьба — это классовая борьба, то есть прежде всего борьба между классами. А не мелкие споры между отдельными представителями и представительницами патрициев, которые периодически просят поддержки у плебса.

Есть ли в Украине случаи, когда капитал чувствует себя комфортно, не имея прямого влияния на политику? Какие формы взаимодействия с политикой у крупного, среднего, малого капитала, какая разница между ними?

Опять-таки, это зависит от понимания термина «политика». Дмитрий Фирташ не имеет депутатского значка, и правящая партия в основном проигнорировала его предложения при составлении избирательного списка. Но сам Дмитрий Васильевич возглавляет Федерацию работодателей Украины и Общий представительский орган профсоюзов и работодателей — какая должность может быть более политической? Конечно, без дружеских отношений с государственным руководством бизнесу никак не обойтись, особенно крупному. Но пока ни для одной из крупных ФПГ это не является проблемой. Средняя буржуазия, в свою очередь, стремится заручиться тесными связями с властью на региональном и местном уровне, а еще лучше — стать этой властью. В меру своих возможностей тем же занимается и малый бизнес. То есть государство, как ему и положено, на всех уровнях надежно сращено с капиталом. Представители капитала, если их спросить, с этим будут радикально не согласны, но сравни, какое влияние имеет на политику государства заводской рабочий, крестьянин, офисный работник, домохозяйка — и владелец сети киосков, директор рынка, гендиректор завода, банкир, владелец холдинга?

В Украине и предложение большой политики, и спрос на нее формулируются исключительно в нравственных и личностных категориях «честности», «новых лиц» и т.д. Почему «честным» политикам не обязательно иметь разумную программу или вообще никакой программы? Почему, например, «Честно» не включило соблюдение программных пунктов, предвыборных обещаний в список «добродетелей» политиков?

Ну, интереснее будет, если на этот вопрос ответит кто-нибудь из «Честно». Я лишь могу прокомментировать это с «исследовательской» точки зрения: то, что называют в быту «политикой», полно подобных странных критериев, на которые отвлекается все внимание и вокруг которых в результате и структурируется вся «политическая» дискуссия в мейнстримных каналах коммуникации. То есть речь идет не о том, к какому классу принадлежит кандидат, чьи интересы он выражает, какими будут последствия его деятельности в парламенте для трудящегося большинства населения. Главное — это быть «новым лицом», желательно принадлежать к «молодежи» или «молодым профессионалам». Если не повезло, то будь хотя бы «проверенным опытным хозяйственником» или «известным реформатором». Ну, или каким-нибудь «озимым поколением». Короче говоря, вместо политики господствуют политтехнологии — тезис столь же древний, сколь и банальный, хотя за много лет он не потерял актуальности. Самое смешное смотреть, как это популистское политтехнологическое сознание работает на уровне мажоритарных округов: все эти кандидаты, которые рекламируют свою «деловитость» или принадлежность к «настоящим дарничанам». Или просто универсальный билборд, который я увидел во Львове: под лицом кандидата — его имя и надпись: «Молодежь — за развитие Львовщины». Ну, кто же против молодежи? И тем более, кто может выступать против развития Львовщины?

Такое же мышление доминирует и среди многочисленных разоблачителей и обличителей из рядов «гражданского общества». Они просто не могут придумать ничего лучшего, чем обвинить политика в нечестности. А волков бы они бичевали, если бы выяснили, что те едят маленьких зверушек. Моралистический слепой подход, который высмеивали еще классики марксизма, но он до сих пор вполне живой. Было бы хуже без подобных инициатив — вопрос непростой. С одной стороны, они все же делают полезную работу, хотя бы в том смысле, что находят интересные факты — фрагменты к коллективному портрету правящего класса. С другой стороны, они легитимируют саму систему (и тех политиков, которые прошли их контроль — например, кандидаты от ВО «Свобода», как выяснилось, почти полностью соответствуют идеалам молодых либералов).

Часто говорят о том, что картина отношений между властью и оппозицией, которую подают СМИ, является гораздо более напряженной и конфликтной, чем реальные отношения между реальными депутатами; что в столовой ВР царит полный мир и взаимопонимание. Иными словами, украинская буржуазия прекрасно понимает общность своих интересов и готова сотрудничать ради их продвижения. Насколько это соответствует действительности? Каково соотношение конкурентных отношений и общих интересов в украинской буржуазии?

Могу рассказать случай, который когда-то наблюдал воочию: в разгар президентской кампании осенью 2004 г. (более «напряженных и конфликтных» отношений между различными политическими лагерями, чем тогда, кажется, в новейшей истории Украины не было) происходит какая-то история, связанная со студенческим общежитием, которое граничило с помещением штаба «Нашей Украины». Кажется, студентки пожаловались на какие-то неудобства от соседства политиков — сути я не помню, но это был медиа-повод для обоих лагерей, или, выражаясь языком оппозиции, «очередная провокация власти». На место происшествия оперативно прибыл представитель «нашеукраинского» штаба (кажется, это был будущий львовский губернатор Олийнык, но я не поручусь сейчас, что именно он) и представитель «кровавого режима» Нестор Шуфрич, а также несколько телеканалов. Каждый из них по очереди выступил перед камерами: один рассказал, как власть устраивает бессовестные провокации и цинично впутывает в это детей, другой возмутился безнравственностью и коварством оппозиции. После чего съемочные группы начали разъезжаться, а политики пожали друг другу руки, перекинулись парой теплых шуток и тоже разбежались. Даже для меня, тогда абстрактно осознававшего, что «все они одинаковые», это было очень сильным зрелищем. Что сказали бы те, кто «стоял на Майдане»?

Впрочем, сейчас это уже действительно широко известный факт, который был неоднократно доказан наиболее неожиданными перестановками и путешествиями депутатов из одной политической партии в другую. Действительно, это все мелкие недоразумения, которые не могут помешать реализации важных общих интересов, объединяющих правящий класс. При этом буржуазия, конечно, не является монолитной, она делится на много конкурентных групп, но идея классового единства там намного больше осознается, чем в среде пролетариата.

Что «мажоритарка» меняет с точки зрения возможности влияния избирателей на депутатов? Изменяет ли она хоть как-то баланс сил между буржуазией и пролетариатом? Свидетельствует ли «мажоритарка» в целом или же программы конкретных кандидатов по мажоритарным округам о новых стратегии буржуазии?

Единственное, что она меняет для пролетариата — дает ему возможность заработать на работе в предвыборных штабах. Было открыто тысячи новых, хоть и временных, рабочих мест, полиграфические предприятия были загружены заказами, к тому же были отремонтированы сотни лавочек, подъездов и детских площадок, розданы (или проданы по льготной цене) центнеры продовольствия — за это авторам нового закона о выборах низкий поклон от трудящихся слоев. Что касается влияния избирателей на депутатов, я даже не вижу теоретически, как бы он мог усилиться. Так же как и баланс сил между классами. Пролетариат не имеет никаких возможностей участвовать в выборах и прекрасно это осознает, поэтому вполне рационально пытается урвать себе хотя бы небольшие куски с барского стола, пользуясь моментом. Нельзя говорить и о выдвижении каких-либо требований со стороны избирателей, которые, мол, выберут только такого кандидата, который будет отвечать их интересам. Исходя из этой же паразитической установки, люди даже не могут подумать, что на выборах они выбирают своих представителей, а не хозяев. Я недавно почти побывал на одной встрече кандидата с избирателями: избиратели обсуждали его достоинства и недостатки, и главное для них было то, чем он может помочь (лавочки-подъезды), можно ли будет к нему обратиться с какой-нибудь личной просьбой, когда он уже попадет в парламент — собственно, будет ли он хорошим хозяином этого округа.

Новых стратегий буржуазии я, соответственно, тоже не вижу. Просто возродились те приемы, которые использовались на выборах 2002 г. За десять лет выросло поколение политиков, которые не очень в этом ориентируются, для них это что-то новое. В целом же — ничего необычного.

В этой кампании партии меньше, чем раньше, используют «бигморды» (лицо на бигбордах) и фамилии, зато больше прибегают к использованию программных лозунгов. Как это объяснить?

Реакция на «противсехов», апатию и циничное отношение к личностям политиков. Если нет «новых лиц», приходится дифференцироваться за счет пустых «программных» лозунгов. На этом поле все еще проще убедить избирателя, чем доказывать ему, что вот этот человек в действительности не такой, каким вы его себе представляете. Выгоднее сместить акценты.

Владимир Ищенко

Представленные выше взгляды выражают, вероятно, крайние позиции по отношению к выборам: участие в любых либеральных институтах и инициативах vs безусловный бойкот. Позиции большинства редакции «Спільного» и, пожалуй, большинства новых левых активистов лежат где-то посередине, скорее всего, или вообще в другой плоскости. Тем не менее, для «Спільного» важно вынести эту дискуссию из рассылок и социальных сетей в публичное поле и попытаться поднять ее от ритуального обмена шаблонными аргументами к подлинно научному анализу.

Очевидно, что отсылки к дискуссиям начала прошлого века и позапрошлого века, опыту Народных фронтов и революционных синдикалистов, малоубедительны. Для этих движений позиция в дискуссии о парламентаризме могла иметь значимые практические последствия. В том числе и для существования парламентаризма как такового.

Однако перед украинским левым движением сейчас стоят принципиально отличные задачи. «Бойкот Предпарламента, всю власть Советам!» — увы, это не про нас и не про нашу объективную ситуацию. Объективное состояние нового левого движения сейчас таково, что даже не обязательно успешная предвыборная кампания, но даже кампания с заметным электоральным результатом будет способствовать демаргинализации левых, росту нашей известности и узнаваемости, а также внимания к нашим идеям.

Приведет ли участие в парламентской политике к еще большей дискредитации левого движения? Нет, вряд ли. Отсылка к всплеску движений по образцу occupy и indignados в Западной Европе и Северной Америке сомнительны по двум причинам. Во-первых, причины распространенного недоверия к политикам и партиям в Украине не являются следствием высокого классового сознания и твердого понимания ограниченности представительной демократии. Скорее, наоборот, это следствие неолиберальной атомизации 90-х годов, одно из проявлений недоверия к публичной сфере в принципе, неверия в возможность социальных изменений, когда остается только бороться за выживание и благосостояние лично себя и своей семьи, а солидарное коллективное действие — это для «лохов», в том числе и любая политика. Такие настроения не имеют ничего общего с идеями и мотивами возмущенной западноевропейской молодежи. Во-вторых, не упоминается полная политическая импотенция occupy и indignados, по сравнению с которыми даже относительно слабые и нерадикальные (не в украинских, а глобальных масштабах) кампании мелких предпринимателей/самозанятых, льготников, студентов последних лет были более успешными, добивались вполне ощутимых уступок от украинского правительства. Так чему нам стоит учиться у западных мобилизаций?

При этом участники массовых общенациональных кампаний, даже требуя отставки правительства, импичмента президента и роспуска Верховной Рады, пока не готовы поставить вопрос о системных изменениях общества, скорее ожидая «лучших» политиков, «настоящих» лидеров, «новой элиты». На этом и строится феномен неожиданно высоких результатов «третьих сил» во время последних выборов — Тигипко и Кличко, в частности. «Свято место пусто не бывает» — в ответ на растущий спрос обязательно появится последовательно социально-ориентированное, хоть и неизбежно персоналистичное, популистское политическое движение. И это вопрос для серьезного анализа и дискуссии — следует ли самым левым его инспирировать и возглавить.

Ведь существует и другая сторона проблемы. Демаргинализация сама по себе ничего не стоит. Важна демаргинализация правильных идей и полезных организационных структур. Можем ли мы сейчас предложить действительно глубокую научную теорию ключевых проблем украинского общества и развития его противоречий, которая была бы достойна широкой пропаганды? Можем ли мы сейчас указать на действительно эффективные структуры защиты коренных интересов эксплуатируемых и угнетенных, которые требовали бы политического представительства? Решение этих проблем принципиальней электоральной и околоэлекторальной активности. Способствует ли этому участие в либеральных инициативах без реальной возможности включить социалистические критерии оценки качества политики? Общедемократическая борьба не является предпосылкой успешной социально-экономической борьбы, как раз наоборот — успех в социально-экономической борьбе подталкивает и общую демократизацию.

Мы надеемся на продолжение и углубление этой дискуссии, а также публикацию анализа парламентаризма и конкретных результатов прошедших предвыборных кампаний левых кандидатов с альтернативных позиций.

Примечания